Текст книги "Когда дует северный ветер"

Автор книги: Куанг Нгуен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3

Всякий раз, стоило подумать, что вот настанет день и я возвращусь домой, у меня так прямо мурашки по телу бегали. Представлял себе, как повалюсь навзничь в траву и долго буду глядеть в высокое небо, полной грудью вдыхая воздух, напоенный запахами трав, ароматом лотосов… Как я буду стоять среди поля, с головой утопая в густой траве, и, замирая, прислушиваться к шелесту волн, бегущих по траве и захлестывающих меня, а потом заплачу, заплачу, как ребенок. Ведь прошло двадцать лет! Родная земля! Какое счастье – снова вернуться к тебе…

Но вот теперь, ранним утром, когда я наконец достиг этих мест и ступил на землю, поросшую заветной травой, у меня уже не было сил радоваться по-настоящему. Всю ночь я без отдыха пробирался через заболоченное поле – проклятая топь! – живот сводило от голода, ноги и руки дрожали, я едва переводил дух. Да к тому же, повались я сейчас с восторженным криком на траву, Нам Бо явно решил бы, что я спятил. Но разве возбраняется мечтать? Кто из нас время от времени не предается этому приятному занятию?

Я готов был опуститься на землю где попало и, привалясь спиной к вещмешку, хоть ненадолго дать отдых гудевшим ногам, но Нам Бо уже торопил меня.

– Вперед, быстрее! – Голос его зазвучал сердито. – Почему пистолет ваш болтается в кобуре? Зарядите его и держите в руке.

Он вымотался не меньше, чем я, но шел вперед все тем же ровным шагом; чуть сутулясь, продирался он через травянистое болото, резиновые сандалии крепко держались у него на ногах. В отличие от меня и от кадровых работников одного с ним ранга он не носил пистолета – на боку у него висели три гранаты, и, кроме того, он вооружился автоматом «АК». Он зарядил его и, взяв наперевес, направлял дуло то на высившийся впереди травостой, то на заросли камыша справа и слева, готовый тотчас открыть огонь по вражеской засаде.

Солнце еще не показалось на горизонте, и самолеты не гудели покуда, но я уже разглядел в небе черные точки – это вертолеты кружили над Меконгом; взрывов не было слышно, но я увидел черную полосу дыма, протянувшуюся от одной из точек вниз, – враг обстреливал ракетами какую-то деревню.

Чуть поодаль в небе что-то блеснуло, потом вроде загремел гром, и над разорвавшимися шариковыми бомбами поднялся густой белый дым, похожий на облако.

Я старался не отставать от Нам Бо, но мои сандалии не годились для ходьбы по болоту, задние ремешки то и дело сползали с ног, сандалии застревали в трясине, и мне пришлось почти всю ночь брести босиком по колючим корневищам. Теперь я поспешал следом за Нам Бо с сандалиями в руке.

Наконец мы оставили позади открытое травянистое пространство и ступили на тропинку, петлявшую в зарослях тростника дэ. Здесь было уже безопаснее, и я вознамерился было присесть, снять с плеч вещмешок, развязать стягивавшую его бечевку, открыть жестянку и, доставая руками вареный рис, жевать, жевать и глотать.

– Нет, мы должны во что бы то ни стало найти пункт связи. Слышите? – говорил Нам Бо.

Выбора не было. Нагнувшись, я надел сандалии и зашагал дальше. Солнце встало, но у меня уже не осталось сил любоваться солнечным утром. Я заглянул в одну сторожку на сваях – никого. Все еще стоя у ступеней и не успев повернуть назад, я снова услышал голос Нам Бо:

– Самое главное сейчас – найти пункт связи. Вам ясно это?

Отвечать не хотелось, я встряхнул на спине вещмешок, чтоб пристроить его поудобнее, повернул назад и зашагал вслед за ним в поисках следующей сторожки – а ну как там найдутся связные.

С пригорка мы увидали множество этих сторожек; они разбежались по всей долине – сотня, а то и более, все разом и не углядишь. Стоят здесь с давних пор, не поймешь, кто и построил-то их. Торчат небось с незапамятных времен, когда сюда ступила впервые человеческая нога. Построены просто – края двускатных крыш утопают в высокой траве; полы устланы охапками травы, листьями, тростником. Иные будки совсем зарылись в густую траву, а то и вовсе осели или развалились. Каждый год в половодье их уносит течением, сорванные крыши плавают в воде и распадаются на клочья. В сентябре – октябре реки возвращаются в свои русла, начинают дуть северные ветры, земля высыхает, и сторожки снова вырастают то тут, то там, как грибы. Они служат местом отдыха для косарей, ловцов черепах и змей, рыбаков, птицеловов, сборщиков лотоса и просто для тех, кого ночь застигает в поле.

Теперь-то они опустели, и неприятель ежедневно наблюдает за ними с воздуха. Одни давно сожжены ракетами, другие рухнули от вихрей, поднятых винтами вертолетов.

В одной из таких будок размещается пункт связи. Сторожки на сваях! По дороге Нам Бо рассказал мне столько удивительных историй, связанных с ними. Это – места условленных встреч людей, прежде никогда не видавших друг друга, знакомств, свиданий. Привязанности, боевая дружба, даже любовь зарождаются здесь, в сторожках. Бывает, люди исходят всю округу, ища друг дружку, и вдруг повстречаются в одной из будок. А главное, на пункте связи всегда есть девушка-связная, и все они милы и привлекательны – каждая на свой лад.

Как-то ночью один подпольщик сидел в будке, ожидал связного. Ждал он долго, луна стояла уже в зените, подул свежий ветер, но никто не показывался. Поле молчало, с дамбы доносились какие-то шорохи. Услыхав вдруг шум вертолетов, он выглянул и увидел огненные трассы, протянувшиеся к земле. Еженощные обстрелы с воздуха стали уже привычными, но на этот раз подпольщик встревожился. Стая из трех вертолетов, постреляв, удалялась, потом подлетала снова и открывала стрельбу – и так всю ночь.

Никто не приходил. Наверно, что-то помешало, подумал подпольщик. Вдруг он увидел – луна светила довольно ярко – приближавшуюся хрупкую фигурку.

– Кто идет? – спросил он.

– Это я, связная.

– А я тут жду-дожидаюсь.

Связная подошла совсем близко:

– У вас не найдется бинта? И еще бы вату и йод.

– Что с вами?

– Меня ранило.

Подпольщик отправился в будку за вещмешком, развязал его при свете луны и, роясь в мешке, спросил девушку:

– Рана хоть не тяжелая? – В голосе его послышалась тревога, даже испуг.

– Да нет, легкая. Я уж и повязку наложила, только вот боюсь заражения. Можно сказать, повезло – чиркнуло по запястью, – отвечала она спокойно и даже с какой-то приветливостью.

Он увидел: бинт на ее руке весь пропитался кровью. Девушка села на траву, вытянув ноги и положив поперек их карабин; подняла раненую руку, чтобы удобнее было ее перебинтовать. Свободной рукой она придерживала рассыпавшиеся волосы.

– Меня и ранило-то из-за волос.

– Как это?

– Вечером, перед тем как идти сюда, вымыла голову. Когда переходила водоем, с вертолета заметили меня и открыли огонь, пришлось сесть в воду с головой. А вода илистая, мутная, я побоялась запачкать волосы и приподняла их над водою – вот руку и задело пулей.

– Даже такая беда не смогла испортить твои волосы! – тихонько воскликнул он в восхищении и снова взглянул на девушку.

По небу быстро проплывали облака. Ярко светила луна. Он увидел ночное небо в зрачках девушки. В воздухе стоял легкий, едва уловимый запах лотосов. Нет, это был аромат ее волос… Подпольщик этот полюбил девушку и стал писать ей письма. Через год он снова пришел к старой сторожке – на свидание с любимой. Вот такую-то девушку и такую вышку я ищу. Хотя сейчас я, пожалуй, обрадовался бы и старику – окажись только он на пункте связи… И чтоб недалеко от дороги. Устали ведь. Вон та будка будет шестая по счету.

Нам Бо обернулся ко мне и спросил:

– Ну как, ноги еще ходят?

– Все в порядке, – отвечал я.

– Поднатужьтесь еще чуть-чуть. Нам ведь тут без связных – крышка. Неприятель, – пояснил Нам Бо свою мысль, – высадит солдат, а мы и не знаем, по какой дороге бежать. Может случиться, и не враги тебя убьют, на своей же мине подорвешься.

– Ясное дело, связных надо найти во что бы то ни стало, – заявил я. И уж теперь должен был держаться на высоте. Я снова поправил вещмешок – с каждым шагом он становился все тяжелее, – вырвался вперед и пошел впереди Нам Бо.

– Гляньте-ка, свежая тропинка – только что проложена. Давайте свернем, посмотрим… – Он ткнул пальцем в сторону.

Я оставил широкую тропу и свернул туда, не разбирая дороги, шел напролом, топча тростник и высокую траву. Я шагал впереди, Нам Бо сзади, мы продирались сквозь стену травы выше человеческого роста, и вдруг передо мной показалась сторожка на сваях. Я облегченно вздохнул. А ты, сторожка, хитра! Искал я тебя, искал, а ты все пряталась. Вовсе без сил остался – глядь, ты тут как тут. Сторожка под двускатной крышей из скрученных, пожелтевших уже тростниковых листьев стояла над окопом шириной более метра, длиной метра в два, заглубленным на полметра с лишком и устланным сухой травой. Я обернулся и с многозначительным видом прошептал:

– Там почивает фея.

На пункте связи гостей сегодня не было, только связная с карабином под рукой лежала на боку и сладко спала. Парашютная ткань закрывала ее с ног до головы, видны были только длинные волосы, да сквозь тонкую ткань проступали маленькие девичьи пятки.

– Тише, не будем ее будить.

Мы скинули вещмешки, сняли пояса и сложили свое добро в углу.

– Прилягте, а я выйду на минутку. – Нам Бо вышел из будки. Я не знал, куда он направился и зачем, но спрашивать не стал.

Чрезмерный голод, случается, переходит в кажущееся ощущение сытости. Есть я уже не хотел. Выпил глоток крепкого чая из фляги, вытер рот рукавом, прислонился спиной к вещмешку и облегченно вздохнул.

Вот я и на пункте связи! Вышка, затерянная в заросшем сорняками поле, место заранее назначенных встреч между незнакомыми людьми. Что здесь завяжется, что случится со мною, с Нам Бо и с этой молоденькой связной, которая сейчас так сладко спит? Вот о чем размышлял я, искоса поглядывая на девушку. Хорошо бы сейчас поспать, но я знал: стоит лишь мне улечься – сразу захраплю громогласно. Мысли эти перемешались в моем сознании с удивительными историями, рассказанными Нам Бо. Но как бы там ни было, поищу-ка, где бы прилечь. Будка сама, как назло, была очень маленькая, и почти всю ее заняла сама хозяйка. Да и прилично ли мужчине лежать с женщиной в одной будке? Хотя все равно, вдоль тут уже не уляжешься, а поперек – некуда ноги девать.

Я перетащил вещмешки, оружие и все прочее в другой угол и улегся в ногах девушки, изогнувшись, как рак. Уже засыпая, вдруг услышал, вроде кто-то зовет меня по имени. Я покосился на девушку, потрогал свой подбородок, заросший густой щетиной, и совсем было заснул, как вдруг услыхал лязг затвора. Вздрогнул и вскочил, испуганный. Девушка с раскрасневшимся лицом наставила дуло карабина прямо мне в грудь.

– Кто вы такой? – Голос резкий, глаза широко раскрыты.

– Я из Армии освобождения. – Рукой я попытался отстранить ружейный ствол. – Не стреляйте… я…

Не знаю, какой вид был у меня в эту минуту, но девушку явно разбирал смех; однако внешне она ничуть не смягчилась. Хорошо хоть, карабин отвела – это был «СКС»[11]11
  «СКС» – самозарядный карабин Симонова.


[Закрыть]. Снова лязгнул затвор, и на землю упал патрон.

– Как?! – закричал я, изумленный. – Вы дослали патрон?

– Еще бы! Вы кто такой, почему лежите здесь? – Голос ее звучал еще резко, но гнев с лица сошел.

– Я только-только добрался сюда. Искал вас все утро, с ног сбился.

– Связные ничего не передавали мне.

– Решил сам добраться.

Разговор разговором, но я следил за каждым ее движением. Она положила «СКС» на травяную подстилку и села, прислонясь к стенке окопа. С виду ей было года двадцать два, кожа ее, когда-то, наверно, белая, загорела и обветрилась. Обыкновенная вроде девушка, ничем не выделяется, но я уже заметил особую ее примету – розовую родинку на шее. Родинка эта мне почему-то понравилась. Она словно высветляла ее лицо. Наверно, поэтому девушка одета была в блузку без ворота с вырезом в виде сердца. У нас начался с нею «мужской» разговор.

– Вы почему документы не предъявили, вошли самовольно?

– Боялся потревожить ваш сон.

– А подложи я мину у входа?

– Что ж, ради вашего сна я бы отдал жизнь, – решил поддразнить я ее для смеха.

Не сдержав улыбки, она отвернулась.

– Вы откуда?

– Из джунглей.

– Что-нибудь ели?

– Голоден смертельно.

– Что за легкомыслие! С дороги-то надо сразу подкрепиться. А ну как враг высадится внезапно и придется принять бой или поскорей уносить ноги?

Она потянулась за маленьким мешком, развязала тесемку, достала пирожок с начинкой из кокоса и протянула мне.

– Вот, съешьте пока.

– Пирожок с кокосом!

– Ну да. Не пойму вашей радости…

Ах, как давно не видал я этих пирожков. Здесь-то их продают на каждом базаре и развешивают гроздьями в маленьких деревенских харчевнях – это любимое лакомство местных ребятишек. И вот он лежит на моей ладони. Тяжеловатый, он пахнет спелым клейким рисом и жирным духом кокосового ореха. Все бы упивался его запахом, но было неловко перед девушкой. Я увидел, как она заморгала изумленно.

– Да вы ешьте, у меня еще есть. Где же вы ночевали, почему только сейчас явились?

– Нигде не ночевал. С вечера и до утра продирался через топкое поле. Вы знаете его?

– Как не знать, вот оно, перед нами – хожено-перехожено.

Мне чудилось уже, будто мы близкие люди, и чертовски подмывало поделиться с нею только что пережитым.

– Боже мой, ну и поле! Кругом сушь, а здесь вода стоит. Если где не увидишь воды, знай: там трясина по колено, даже по пояс. Когда ты при этом в сандалиях, они то и дело увязают в грязи, попробуй найти их и вытащить. Босиком же все ноги обдерешь о колючие корневища. В лесу, бывало, час отшагаешь – тут тебе и привал: десять минут, пятнадцать, двадцать. А здесь – отдыхай стоя. Присядешь на кочку – засосет. Одно слово – «отдых», вся сбруя на тебе, вещмешок, оружие… Да и сам ты – легкая добыча для пиявок и комарья. Нет, уж на ходу легче. Вот и протопал до утра.

– А потом?

– Да все.

– И вы говорите об этом точно о подвиге каком-то.

Девица начинает дерзить, как вам это понравится?

– Вы не плакали, случаем? – спросила она с ехидцей.

– «Плакал», говорите? – Я притворился обиженным.

Она весело рассмеялась, обнажив ровные, как ряды кукурузных зерен, зубы.

– Что ж, вы еще молодец. Я вот знала одного подполковника, он приезжал сюда из штаба изучать обстановку и всякий раз нас спрашивал: «Отсюда до штаба нет другой дороги?» – «Дорог, – отвечали мы, – сколько угодно». Он страшно радовался, расспрашивал, что это за дороги, какие надо иметь при себе документы – он, мол, достанет любые… Мы отвечали: «Лучше всего две дороги – воздушная или подводная». Подполковник смеялся и говорил: он-де и через горы Чыонгшон переходил, но нигде не было так трудно, как на этом заболоченном поле, за одну ночь всех бед нахлебаешься, какие только бывают на свете, – хоть плачь, И добавлял: «Ну а я как-никак подполковник, мне плакать не к лицу! Но всякий раз, как иду через это поле, плачу. Бывает, так ноги о корневища изранишь – и силишься не плакать, а слезы сами льются».

Я смеялся: да-да, все это очень верно. Сам я, правда, не плакал, но разок-другой слезы наворачивались на глаза; напорешься на корневище ступней, а боль в голове отдает. И каждый раз я доходил до того, что сердился на Нам Бо. У него вон и сандалии безотказные, иногда я даже жаждал: пусть, пусть они тоже соскользнут, как мои – где ты, хваленое равенство! – но этого не случалось, сандалии держались у него на ногах как приклеенные.

Я теперь понял: чтобы ходить по болотам, нужно продевать ремешки на сандалиях иначе, чем для хождения по горам и лесам, – делать прорези не поперек, а вдоль подошвы, причем на каждой стороне четыре прорези рядом друг с другом, тогда ремешки будут плотно обтягивать ступни. Перед дорогой Нам Бо проинструктировал меня обо всем, жаль только не сказал насчет сандалий.

– Съешьте наконец пирожок. Что вы им любуетесь?

– Я должен есть один?

– Кушайте, я уже поела. – Девушка как будто вздрогнула и оглянулась туда, где был вход в будку.

– Уж не самолеты ли?

– Это «старая ведьма», пусть летает, – ответил я беззаботно, но на душе у меня заскребли кошки.

– Что за легкомыслие, здесь вам не джунгли. Сложите-ка все вещи к стене, увидят – сразу откроют огонь. Вон они уже близко…

Девушка вскочила, стала на колени и принялась обеими руками отодвигать мешки и вещи в угол.

Разведывательный самолет «Л-19», который мы прозвали «старой ведьмой», приближался, размеренный гул его, напоминавший болезненный стон, становился все громче.

Сомнений не было: самолет летел в нашу сторону.

Девушка встала, схватила «СКС», укутала голову парашютной тканью и, прижавшись к стене, смотрела в небо.

– Слушайте, – сказала она, – если самолет подлетит отсюда, мы прижмемся к этой стене, а если оттуда – к другой. Заметите, что он выключил мотор и пикирует на нас, значит, собрался пустить в нашу сторожку ракету. Тут главное – упредить его, выстрелить по нему первым, пилот испугается, отвернет в сторону, и ракета пройдет мимо. А не то подстрелят нас здесь, как кроликов, ясно?

Видя ее замешательство, я напустил на себя уверенный вид.

– А почему бы не поставить плотные двери и не метаться из стороны в сторону?

– Да что вы понимаете в этом! Увидят двери, сразу сообразят: ага, в будке есть люди, и откроют огонь. Ну чего сидите там, недотепа!

Девушка резко обернулась ко мне, потом снова отвернулась к выходу.

– Возьмите оружие, станьте за моей спиной, сюда. Быстрее!

Это была уже не шутка, крик ее прозвучал как команда. Едва успев схватить автомат, я услышал, как она зарядила свой «СКС».

– Заряжайте! – снова крикнула связная, едва я приткнулся позади нее. «Старая ведьма» летела на бреющем, совсем низко, касаясь высокой травы; я и оглянуться не успел, как она уже проплывала мимо нашей будки. Огромная, черная. Я разглядел голову пилота, круглую, как скорлупа кокосового ореха.

Над джунглями враг никогда не летает так низко. Правда, в Сайгоне в памятные дни лунного Нового года Земли и Обезьяны, в шестьдесят восьмом, я видел, как самолет летел прямо над мостовой, но сделал он это только один раз; а здесь, над злополучным полем, он словно катит по верхушкам деревьев и трав на своих колесах. Тростник, камыш, трава вихрились за ним. «Старая ведьма» развернулась и сделала новый заход. Вот так по нескольку раз она всматривается в каждую вышку. Еще один заход.

– На ту сторону! – Мы оба перепрыгнули в окоп, прильнули к стене. Опять с ревом надвигался самолет – черная громадина, за стеклом круглая голова пилота. На этот раз плоские крылья чуть не коснулись крыши будки, могучий вихрь, обрушившийся на нас, казалось, вот-вот сорвет двускатную кровлю.

– Что он углядел в нашей будке?

– А кто его знает!

Я подумал о Нам Бо – где он, уж не из-за него ли самолет так навязчиво кружит над нами?

Да и сам я хорош… Не вразуми меня связная, не накричи, я так и торчал бы столбом посреди будки, рядом с грудой вещей… И проклятый пилот давно бы заметил меня.

«Старая ведьма» прилипла как пиявка. Мы то и дело перебегали от стены к стене, прячась от нее, точно цыплята от коршуна. Но вот самолет описал большой круг и стал набирать высоту.

– Внимание! Он может выпустить в нас ракету. Держите его на прицеле, если я выстрелю, вы тоже стреляйте сразу. Расстреляйте весь магазин.

«Старая ведьма» взревела над нашей головой, потом выключила двигатель и стала пикировать, но не на нас.

Раздался грохот, затем шипение и свист. Самолет выпустил ракету. Черная полоса дыма протянулась наискось от него к земле. Сторожка, стоявшая на сваях вдали перед нами, на одной линии с солнцем, вспыхнула, к небу рванулся огромный клуб черного дыма.

– Кто-нибудь есть там? – спросил я.

– Нет, но вокруг той сторожки целая сеть тропинок. Вот он и выстрелил туда.

Наверно, это была та самая большая сторожка, к которой тянулось множество широких троп, – мы с Нам Бо проходили мимо нее. Постреляв, «старая ведьма» покружила еще на бреющем полете и улетела.

Девушка разрядила карабин, уселась на травяную подстилку и с облегчением вздохнула. Я, следуя ее примеру, разрядил автомат и сел, поджав ноги, на траву, только вздыхать не стал, а поглядел на розовую родинку над самым вырезом, открывавшим ее шею.

– Вам в джунглях приходится так же туго?

– Да туго-то везде, но там «старые ведьмы» не смеют хозяйничать. Изредка налетят «Б-52» или «Ф-105».

– Зато здесь полный набор напастей, от «Б-52» до предательской пули в спину. Так что, товарищ из джунглей, будьте всегда начеку. Многие из вас выглядят здесь сущими недотепами. Как вы думаете, стоит предложить командованию – ежели кто погибнет по своему недомыслию, так и писать в похоронках: «Погиб смертью храбрых из-за головотяпства»?

Я от души рассмеялся ее шутке. Она тоже смеялась, прикрыв рот краешком парашютной ткани.

– Вы одна на этом пункте связи?

– Да разве я связная?

– А кто же? – удивился я.

– Я – это я. Добиралась, как и вы, сюда сама всю ночь, устала страшно, дай, думаю, укроюсь в этой будке, передохну.

– Вы правду говорите или шутите?

– Да разве я когда-нибудь шучу? Ну а вы-то один пришли, откуда у вас столько вещей?

– Нет, нас двое.

– Где же второй?

– Сам не знаю, вроде ушел прогуляться.

– О небо и земля! – Теперь уже девушка удивилась мне. – Может, это по нему и стреляли? Экие все вы там, у себя в джунглях, недотепы! Идите ищите его!

– Да он вовсе не такой недотепа, как я. Воевал тут у вас.

– Воевал тут, не воевал – неважно, идите искать его. Я поберегу ваши богатства.

Вдруг в травяных зарослях послышался шорох, рядом, у самой сторожки.

– Вон он возвращается, – сказал я.

Связная обернулась и вскочила, точно подброшенная пружиной.

– Боже мой! Нам Бо! Кто бы подумал!

– Малышка Ба! Ты куда идешь?

Малышка Ба! Я вспомнил, Нам Бо в своих рассказах часто называл это имя.

Он подошел к будке, не сняв темных очков.

– Где вы были, когда самолет прилетал? – спросил я.

– На пункте связи, недалеко отсюда.

Нам Бо пригнулся, вошел в помещение и улыбнулся Малышке Ба.

Она по-прежнему взирала на него с умилением.

– Ты что, все это время в больнице маялся? А теперь куда?.. Почему давно не писал нам? Сам-то хоть получал наши письма? И от моей сестры Шау получил?..

Ба засыпала его вопросами, он не успевал на них отвечать.

– Ну, – вставил он наконец словечко, – а ты куда направляешься?

– Провожаю кадровых работников в провинциальный комитет партии.

– Наши-то как, живы-здоровы?

– Живы-здоровы. Ты вернешься к нам на кордон?

– Мне сперва тоже надо в провинциальный комитет, а там – куда пошлют.

– Хорошо, пойдем вместе, и я не уйду оттуда, пока не упрошу их снова направить тебя к нам.

Оба заговорились, позабыв даже о еде, хотя стоять в будке во весь рост было невозможно и приходилось все время нагибаться. Вдруг Нам Бо обернулся ко мне:

– Познакомьтесь, это товарищ Тханг, мой попутчик. А это Малышка Ба, партизанка с кордона.

Тут только я вспомнил: мы с ней наедине успели поговорить о многом, но так и не познакомились. Она теперь не обращала на меня никакого внимания, словно меня и не было в этой тесной будке. Обращалась она только к Нам Бо. Что ж, это было справедливо.

– Вы поели? – спросил он меня.

– Я ждал вас.

– Тогда давайте перекусим, за едой продолжим разговор.

Я достал кусок пластика, заменявший мне дождевик, сложил пополам, разостлал на сухой траве и стал вынимать наши припасы.

– Что тут у вас?

– Мясо…

– Вот придете к нам, попотчуем чем только пожелаете.

– Желаю черепаху, поджаренную с солью, – заявил я, раскладывая рис и банки с мясными консервами.

– Придется потерпеть, черепахи будут, когда высадится вертолетный десант, – сказала девушка.

– Я всерьез, а вы опять со своими шуточками. Стоит только подпалить тростники, и бери черепах голыми руками. Зачем вертолеты ждать?

– И я говорю совершенно серьезно, без шуток. Если сейчас подпалить тростники, налетят вертолеты, перестреляют и сожгут нас самих. Слушай, Нам… – Девушка опять обращалась уже не ко мне, а к Нам Бо. – Как только ты уехал во второй раз, противник немедленно перешел в контратаку…

Я решил, что она просто захотела перевести разговор на другую тему, но девушка продолжала:

– Еще до рассвета они три раза бомбили нас, потом обстреляла артиллерия из Биньдыка, наконец заявились вертолеты прочесывать поле. Всей стаей – двадцать одна машина – кружили и кружили над нами, траву брюхами утюжили. С тех убежищ, что были прикрыты похуже, крыши сорвало от винтов. Камыш, тростник перекрутило, стебли то прижимало ветром к земле, то взметало ввысь; пожухлая трава, сухие листья кружились в воздухе. Черепахи, змеи, кобры – все живое тогда всполошилось. Особенно черепахи. Сколько их повыползало из нор! И вовсе-то они не такие вялые, как мы думаем. Черепахи загребали всеми четырьмя лапами, переваливались через вжавшихся в землю людей, заползали в убежища. Сперва мы все ловили их, не обращая внимания на вертолеты, и бросали в ямы, в траншеи, откуда им было не выбраться. Но потом выбились из сил и оставили – пусть ползут куда хотят. Зато уж после налета карателей в каждом доме ели черепах. Вареных, жаренных с солью, фаршированных… Кое-кому черепашины хватило чуть не на неделю.

Слушая ее, я вспомнил анекдот о черепахах, рассказанный мне доктором Тин Нге, и решил было пересказать ей, но вовремя одумался: небылица эта сейчас оказалась бы неуместной.

– Ну, давайте поедим. Отведаем пока мясо лесных тварей, а потом, после вертолетного десанта, будем есть черепах. – Малышка Ба, улыбнувшись, взглянула на меня и, как благонравная девушка из хорошей семьи, стала оделять нас рисом.

– Расскажи, как там у нас в деревне, – попросил Нам Бо. – Кто жив, кто умер, кто на месте, кто подался на чужбину?

– Ничего тебе не расскажу. Пожалуешь домой, сам все узнаешь. Одно скажу тебе наперед…

– Что же – говори.

– Придется ответ держать – почему не писал моей сестре Шау?

В этот самый момент Нам Бо снял темные очки. Я заметил, как девушка вздрогнула, увидев шрам на его лице. Она растерялась, потом склонила лицо, опустив зажатые в пальцах палочки в чашку с рисом. Словно поперхнулась и больше не в силах есть. Наверно, она поняла, почему Нам Бо не писал ее сестре Шау Линь. Часто заморгав ресницами, она покосилась на меня, но ничего не сказала, и лицо ее стало каким-то замкнутым и печальным.

Я тоже начал понимать, в чем дело.