Текст книги "Чёртов мажор (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Верно.
– Ты вроде бы болела.
– Ну, почти, – киваю и усмехаюсь.
К первой беременности мы и правда относились как к болезни. Следующие прошли как по маслу.
– Слушай, поясни мне, ты чего меня за нос водишь? Я когда сюда пришёл в первый раз, думал, что ты та психичка, которая мне ногу отдавила, а потом наболтала родителям, что залетела. Сейчас я понимаю, что это как бы так, но за все эти годы ты стала ещё и моей женой. Так что за концерты тут?
Марк, который выглядит, как мой взрослый муж, говорит, как подросток. Странно и смешно, и я прикрываюсь чашкой, чтобы не выдать улыбку.
– И что не так? Ты расстроился, что я тебе не дала? – я всё-таки смеюсь.
– Я… нет! Блин. Я что, животное? Просто мне показалось или это вчера было вполне обоюдно? А ты сбежала от меня, как от монстра какого-то. Это ненормально.
– Прости.
– И? Что ты тут делаешь? Жена, – он зовёт меня женой с таким сарказмом в голосе, будто вообще в это не верит. Наверняка ему это попросту странно понять. Если бы меня сейчас откатили назад на десяток лет, я бы не поверила, что родила троих детей противному мажору с чёрными, идеально уложенными волосами. – Я, кажется, не очень тебе нравлюсь, – он разводит руками, от чего все его тело приходит в движение. Я цепляюсь взглядом за темный сосок, а на губах Марка немедленно расцветает удовлетворённая улыбка. – Но ты однозначно меня хочешь.
– Я хочу помочь тебе.
– И как? Странный какой-то брак у нас. Муж едва не умер, а жена сидит и лопочет ерунду. А как же броситься на шею? Возрадоваться…
– Что последнее ты помнишь о нас? Расскажи?
– Последнее, что я помню – это сексуальную девицу, которую я искренне захотел вежливо соблазнить и хорошенько трахнуть, а она сбежала. И было это вчера.
– Я сбежала, потому что ты хотел трахнуть хоть какую-то девицу, а не меня. Ты хотел банально мною воспользоваться.
– Тут была только ты! О каких девицах речь?
– Закрыли эту тему. Что последнее ты помнишь до аварии? Расскажи, я хочу понять, на каком месте мы остановились.
– Окей. Как скажешь. Но ты была противной и мерзкой, примерно как сейчас. Приготовься, сейчас тебе будет стыдно.
Я смеюсь, потому что Марк откровенно кривляется, и я не вижу его обиды. Она ушла мгновенно, только непонятно почему. Я порой не могла понять мотивации этого человека и найти объяснений его поступкам. Кажется, сейчас он мне кое-что объяснит. Впервые у меня появился шанс спросить его о чувствах, и я взволнованна от встречи с тем Марком.
– Последнее воспоминание… мы жутко поругались. И до этого было негладко все, но тут просто взрыв мозга. А самое дикое, что за пару минут до этого мы лежали в одной кровати. Это был наш первый секс, твой первый в целом, ну и вроде бы все очень круто. Ты красивая, пи**ец, честно! Я не помню, чтобы у меня была такая девчонка – очень дикая. Ты просто как пороховая бочка была. Не знаю, изменилось ли это сейчас. И вот мы лежим, собираемся встать, чтобы поесть и сходить в душ, ты вся такая милая, а я аж сам не свой – делаю что попало. Смеюсь, потому что все как-то веселит. Хер знает… Я в тот момент был в диком ажиотаже, никогда не оказывался в такой ситуации. Ты оказалась не сумасшедшей, не чокнутой неформалкой, а милой и ранимой. И я не хотел выставить тебя за дверь, уйти и не перезвонить или вроде того. Я не мудак, но вполне мог расстаться после первого секса, особенно если до него не обещал любви до гроба, а тут было ощущение, что это ТЫ опрокинула МЕНЯ. Если честно, не знаю, помнишь ли ты, но я тогда был просто сошедший с ума. Ты прям ну… не умею описывать это словами. Крутая. Я как будто выиграл джек-пот. И тут ты вспоминаешь, что мы вроде как не предохранялись. И у тебя начинается лютая истерика, я просто не знал что делать. Ты накинулась на меня, я пытался как-то тебя успокоить, но на каждую мою попытку ты ещё больше взрывалась. Дичь. Ну все же обошлось, я прав?
Глава 12. Верните мой 2008-й
Не прав. Ты, Марк, вообще не прав.
Я действительно кричала, и действительно была до чертиков напугана. Это и правда случилось в то наше первое утро, когда я отдала тебе себя и даже не усомнилась ни на секунду. Вопрос контрацепции не поднимался, и в голову мне это пришло, только когда пошла в душ и замерла, понимая, что вся выпачкана, и это, блин, твоих рук дело.
– Ты что… не предохранялся?
Я вылетела из душа, так и не смыв с себя следы преступления, и уставилась на тебя. Ты уставился в ответ, явно не понимая, в чем проблема. Только что передо мной стоял самый счастливый парень на свете, и вот он уже растерялся, как школьник.
– Блин, – наконец, протянул ты и хлопнул себя по лбу.
Хлопнул. По лбу.
Да, определенно, лучшая реакция из возможных на новость о том, что ты заправил своей девчонке полный бак. Меня чуть не вывернуло от отвращения. Я «очень сильно в теории» понимала, что делать дальше. Будь близка с мамой – точно бы пошла к ней и спросила, а она бы посоветовала таблетку «Постинора» или типа того. Доверяй я тебе чуть больше, и мы неприметно бы загуглили всё, нашли методы экстренной контрацепции и решили проблему. Но я, увы, начала собирать вещи на выход.
– Стой! Стой, прости! Я слишком… увлёкся.
– Да, я заметила! – мой рык был почти львиным, и ты отступил.
– Не будь дурой, давай спокойно…
– Хрена с два!
Ты снова отступил. Поделом.
– Неля! Это наша общая…
– Ничего подобного!
Перепалка продолжалась недолго, ты просто вышел из себя, а потом первым вышел из квартиры, бросив дополнительный комплект ключей на пол в прихожей.
– Истеричка. Закроешь за собой квартиру, когда свалишь.
– Ключи оставить под ковриком?
– Себе оставь! С тебя станется попасть в передрягу! Пригодится.
И ушёл.
Я сидела и смотрела на ключи, а сердце колотилось от ужаса и нервов. Я до чертиков боялась, что произошедшее навсегда изменит мою жизнь, и хотела от этого избавиться. Хотела, как в Гарри Поттере – достать палочку и убрать это из себя, вернуть все как было, очиститься.
Мне было восемнадцать, и крутой парень всего пару часов назад лишил меня девственности. Это не было отвратно и мерзко, в стиле тех историй, что обсасывались в школе. Меня не увезли на дачу и не трахнули пьяную, как мою одноклассницу Олю. Не соблазнил в какой-то подворотне «восточный» мужчина, как Ленку. Не принудил к сексу взрослый ревнивый парень за то, что пошла без него на дискотеку, как ту же Звягинцеву – её историю обсуждали дольше всего. Нет, у меня все было по взрослому, что ли. И даже то, что ты сейчас ушёл, не казалось странным и мерзким. Ушёл, но оставил ключи.
Но мне было погано и страшно. Я будто уже увидела эти чертовы полоски на тесте. И страшно хотела отмотать время вспять.
Ни Оля, ни Ленка, ни Звягинцева не залетели.
Все они рассказывали про презервативы – дешевые, вонявшие бананом. Я навсегда это запомнила – химический запах банана – и связывала его с пошлым и отвратительным. У девчонок не было шума дождя, красивого парня с чёрной челкой, широкой кровати и даже простыни были не у всех. У девчонок были мудаки, исчезнувшие на следующий день. Олин мудак вообще растрепал всем в подробностях, как это было, а она потом неделю рыдала и не ходила в школу.
Мой «мудак» дал мне ключи от своей квартиры.
Но я все равно сбежала.
* * *
И куда податься? Стояла на остановке и гадала, на какой автобус сесть. К папе – нельзя. К маме – тем более. Подружек близких нет – все разъехались или успели потеряться за год после выпуска. Брат двоюродный?..
Я достала телефон и набрала Кирюхе.
– Ау? – промычал он.
– Кир, ты в городе?
– Пока да, – лениво протянул он.
– Я приеду?
– Приедешь.
Я отключилась и всхлипнула.
Кир был музыкантом, Кир был крутым парнем. У него были русые кудри и хрипловатый волшебный голос. А ещё я знала, что у него есть дочь и очень странные отношения с очень странной девчонкой, что жила когда-то над квартирой бабули.
Я забежала в его дымную темную квартиру и упала на диван, не здороваясь. Кирюха играл на гитаре и пел что-то сырое, подглядывая то и дело в листочек с текстом и иногда останавливаясь. Он пел по-английски, потому что хотел осесть за границей. Он выглядел круто, и я понимала, что весь свой вычурный стиль создала под стать ему.
– Что такое, крошечка? – усмехнулся Кир, ударяя по струнам и глядя на меня.
У него был очень тёплый взгляд, самый тёплый из тех, что я знала. Весь Кир состоял из света и сильной доброй энергии, он будто был вне этого мира, на отдельной волне.
– Ничего.
Я не могла ему рассказать ничего, я хотела быть идеальной и правильной. Мне было страшно, и я понимала девчонок, которые наворотили дел и никому не признались.
Кир кивал и ударял по струнам, а потом вибрирующе пел по-английски.
– Кир, а как твоя дочь?
– Какой интересный, но глупый вопрос, – улыбнулся он. – Зачем тебе ответ?
– Просто интересно…
– Хорошо, весьма. Все, что я знаю, говорит о том, что это самый счастливый ребёнок на свете, которому не мешают жить. Что с тобой?
Кир пересел ко мне на диван, отложил гитару и стал гладить меня по голове, шевеля и перебирая косы.
– Ничего… – снова.
– Ты влюбилась?
– Какой интересный и глупый вопрос… Ты ужасный отец?
– Я НЕ отец, – его улыбка стала ещё шире. – Я просто люблю женщину, которая родила ребёнка, похожего на меня.
– В каком мире это нормально?
– В моем, – и Кир поцеловал меня в щеку.
А я его так и не поняла, увы.
– Я бы не смогла так, как Ася…
– А я готов жить, как только она захочет. Поймёшь однажды, солнышко. Когда очень-очень полюбишь.
– А если не полюблю?
– Ты так жалобно спрашиваешь, будто УЖЕ полюбила. Ну же, крошечка, улыбнись мне. Слушай, песню спою…
Ася Каверина родила Киру ребёнка, и она жила когда-то этажом выше. Ее квартира была однушкой, как и та, где обитал Кир, между ними можно было передвигаться по пожарной лестнице, а ещё там все было оборудовано под ребёнка и собаку. В просторной однушке когда-то жили пёс Луи, маленькая девочка Лера и красивая черноволосая женщина Ася.
Я открыла балконную дверь и вошла в гостиную, оглядываясь и принюхиваясь. Воздух застоялся и раскалился, вода много лет как перекрыта, в холодильнике стояло древнее подсолнечное масло.
– Ты хочешь тут прятаться от своей любви? – спросил Кир, поднимаясь следом.
– Да, можно?
– Можно.
Я испуганно забилась в диван, чтобы просидеть там следующие пару дней с ноутбуком в руках и мыслями о тебе.
Врач смотрела на меня строго. Врач была старой закалки. Врач посоветовала прийти через пару недель и, гаденько улыбаясь, уверила, что все будет хорошо. А я тогда и подумать не могла, что врачи бывают такими неприятными.
Ты звонил мне снова и снова, а я гипнотизировала телефон и вздыхала. Кир собирался уезжать, квартира Аси Кавериной должна была продаваться, квартира Кира закрыться. Меня никто не прогонял, и казалось, будто брат делает все, чтобы я скорее определилась куда податься.
И вот тогда и встал вопрос: мама или папа. Оба не в состоянии со мной поговорить, оба не ответят на мои вопросы. Нет, старушка-гинеколог меня успокоила, и в тот момент я не переживала, что что-то пойдёт не так. Меня не беспокоили проблемы с “двумя полосками”, хоть я и не была совсем уж безграмотной, меня беспокоили только сердечные дела. Я хотела, чтобы рядом оказался кто-то сильный и мудрый, кто всё за меня решит. Кто пояснит, почему ты такой осёл, кто даст совет и поселит в душе уверенность в завтрашнем дне. Я хотела забыть это лето и приступить к учёбе, забыть тебя, ссору с папенькой – всё это. Хотела смотреть сериалы, пить лимонный сок и есть почти безвкусное бизе. И больше никогда не думать о парнях, как и обещала себе на похоронах брата-которого-нельзя-называть.
Папенькин магазин всегда казался мне настоящим древним ужасом. Ателье было дорогим, и одевались в нем старые богатые люди, которые признавали одежду только на заказ. Эти мужчины и женщины были уверены, что их тела не подходят под общие мерки, а эргономический атлас, составленный ещё в семидесятых, существует в мире каких-то других очень стандартных людей. Папенька сидел на своём троне и с прищуром наблюдал за тем, как портные – исключительно мужчины – снимают мерки. Он с царским видом трогал ткани и кивал. И иногда поглядывал на Маню, сидевшую в «её мастерской» – у Мани была своя швейная машинка и куча обрезков ткани.
– Неля! – взвизгнула Маня, увидев меня, и сорвалась из-за стола, чтобы повиснуть на шее. Это был удивительно нежный ребёнок, и обнимать её было невероятно приятно. Маня будто была готова с ногами забраться на человека, обхватить его, как обезьянка, и прижаться крепко-крепко. – Неля, где ты пропадала? Неля? Ты опять у бабушки? Ты вернёшься? Нель, я скучаю!
– Мария, иди к себе, – папенька вышел, а я вздохнула и подняла на него глаза.
Блудная дочь вернулась. Ругай её, отец.
Папенька смотрел на меня без улыбки и не то чтобы был не рад, нет. Он, скорее, не хотел радоваться. Папенька был готов протянуть ко мне руки, я видела, как он дергается в мою сторону, но… нет. Увы.
– Пап, давай что-то решим? – попросила я.
– Что?
– Это все неправда. Он это придумал, чтобы позлить своих родителей. Просто богатенький мальчик, которому ничего не стоит играть чужими жизнями, ясно? Он не более чем лгун, обманщик и инфантильный дурак, которому до фени и двери, и я, и ты, и всё на свете! Я не уходила к нему, не сбегала и уж точно не беременна! Для него все это только хиханьки и хахоньки, но мы с ним не…
– Неля, – это был не папин голос.
Ты стоял за моей спиной. Ты пришёл помириться.
Райт нау в 2019-м
– Последнее воспоминание, значит… – говорит Марк, сверля меня взглядом. – Ты стоишь и говоришь своему отцу, какой я мудак. А я стою за твоей спиной и слушаю. Ты, блин, спала в моей постели! Буквально несколько дней назад. Ты сама легла, я тебя не насиловал. А теперь стоишь и ноешь родителю, какой я ужасный тип. И почему? Потому что возник микро-шанс, что ты залетела? Какой бред! Мне тогда казалось, что меня использовали! Ты хотела помириться с отцом, смешав с дерьмом меня. Я сел в машину. Поехал. И попал в аварию. И вот я тут.
– За весь водительский стаж у тебя всего две аварии, – улыбаюсь Марку. Я помню, что он был зол и что зол сейчас. И я его почти не виню. – В две тысячи восьмом и в две тысячи девятнадцатом. И ты, выходит, забыл все между этими авариями.
И он не знает, что тогда ничего не «обошлось», а микро-шансом на «залёт» воспользовалась Соня.
Марк до сих пор на взводе, а мне смешно. Теперь ясно, почему он не был особенно любезен, кроме тех часов, что пытался соблазнить. А вообще радует, что, очнувшись, он звал меня. Порой казалось, что мы влюбились гораздо позже аварии, а Марк утверждал, что влюбился сразу. Сейчас думаю, что он прав.
Мы молча смотрим друг на друга, и он снова мрачен и молчалив, но встаёт, обходит стол и садится напротив. От ощущения его близости покалывает кожу, но приходится игнорировать это. Между нами пропасть. У меня – развод, у него – крупная ссора с малознакомой девицей. В принципе, мы оба в состоянии войны, только у него первая мировая, а у меня вторая. Бросьте армию Российской Империи к советским войскам – и они наверняка будут бить врага, не разбирая, немец это или француз. Это просто агрессивный дух патриотизма и желание победы. И да, теперь я понимаю, что мы с Марком начали с войны и закончили ею. Мы провели в битвах годы, но сошли на нет солдаты и боеприпасы. Порох промок, отсырел, в пушки залилась дождевая вода.
Сейчас – тишина, темная ночь, до рассвета никто не выстрелит и не прорежет свистом пули пустоту. Не падет вражеский боец на землю от случайного выстрела, потому что мы устали. Я устала, он устал. Я устала от него, а он не понимает, что не так и почему разум и тело говорят разное.
– Кто вмешался в наши отношения? – вопрос повис, и я его глотаю с воздухом, как кальянный отравленный дым.
– Ты считал, что феминизм и мои подруги.
– А как считала ты?
– Твоя работа и твоя усталость. Ты перестал со мной играть, когда я перестала играть с тобой. Мы стали друг к другу слишком добры. А потом безразличны.
– Ты любишь меня?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что мне кажется, что я тебя люблю или любил, – его глаза снова наливаются темнотой, и я понимаю, что должна буду опять держать оборону.
– Почему ты так думаешь? Вчера ты хотел меня просто трахнуть, как любую девчонку ради эксперимента…
– Не совсем. Я так думаю, потому что когда я на тебя смотрю, внутри что-то щёлкает, и я не могу отвести взгляд. Хочется придушить тебя или поцеловать. Я не очень хорошо тебя знаю, но мне кажется, что нам вместе круто. И ты, должно быть, решила, будто я хочу трахнуть тебя просто потому, что могу заодно вспомнить прошлое. Нет. Это не совсем так. Мне кажется, я что-то к тебе испытываю. И да, интерес в том числе. Примитивный. Каюсь. И мне кажется, я тебя хочу. Мне кажется, я знаю, что с тобой делать. Знаю твоё тело. Меня тащит от этого ощущения, будто в голове внутренний голос, направляющий меня. Он диктует каждый шаг. От него невозможно удержаться, если бы ты понимала, о чем я – сразу бы сдалась. Я как будто подсел на что-то, что “толкаешь” только ты.
– Не понимаю… – шепчу.
Не хочу верить в эти слова, потому что это очередная невинная речь, заставляющая меня отложить оружие. Человек, который говорит мне все это – не мой муж. Это странный микс из того молодого моего Марка и нового откровенного Марка. Этот тип выкладывает мне всё как на духу, все, что думает. Этот тип не стесняется говорить о чувствах. Его просто не пугает бремя прожитых лет, его не держат в узде глупости вроде якорей «Не говори то, не говори это». Он и правда правильно смотрит на меня, и я знаю, что будет правильно касаться. При этом он интригующе незнаком, и я для него незнакомка, с которой все ново и остро. Он весел и не заморочен, у него нет в голове работы и быта. И он правда выглядит одержимым.
– Поверь, – он приближается и опускает пальцы на мои бедренные косточки. – Я не хочу ничего вспоминать. Мне неважно как мы жили эти годы.
– Но ты вспомнишь…
– Скажи только одну вещь: мы изменяли друг другу?
– Нет.
– Ну вот и хорошо, это все, что мне важно. По какой бы причине я не утратил твоё доверие, я рассчитываю, что верну его. А ты заслужишь моё. Снова.
Его губы касаются моих. Они легкие и неощутимые, но от них тело прошивает теплом и нежностью. И почти сразу без прелюдий язык касается моего. Мы не целуемся, а просто трогаем друг друга, и он морщится, как от электрических разрядов, и иногда отстраняется, чтобы смотреть на меня.
– Мы все испортим, – шепчу я, наслаждаясь забытым чувством волнения. Это снова ощущение первого поцелуя, мне даже чудится, что губы незнакомы.
– Почему?
– Ты не понимаешь, как все сложно.
– Не усложняй.
Его руки и губы порхают по моей коже нежными бабочками, и от их прикосновений, как рябь по воде, расходятся волны нежности. Они захлестывают меня, топят, и приходится глотать воздух, чтобы не задохнуться. Он не даёт и всякий раз перехватывает приоткрытые губы, чтобы целовать. А потом снова и снова, пока поцелуи не становятся укусами и не лишают возможности отступить. Мне почти больно. Мне жарко, немеет кожа, дрожат колени. И это шокирует, как будто ничего подобного раньше не происходило. Но я же помню, что было всё. Может, просто не так? Может, моё сердце тогда было меньше и наивнее? Может, теперь я влюбляюсь по второму кругу, и оттого чувство ярче, как второй слой краски?
Марк сминает меня и утягивает в себя, как в воронку. Прячет в руках и вжимает в грудь, пока мы не срастаемся кожей. Ломает мою шею, челюсти и проглатывает язык. Наматывает на руку косы, чтобы вырвать их вместе с мясом, разрывает меня надвое, чтобы добраться до сердца, которое теперь бьется в его горячих руках, истекая кровью. Это очень страшно и очень красиво, я не успеваю думать о чём-то другом, кроме него, увы.
Наша первая встреча в этом новом странном мире закончилась провалом, с этой такого не происходит, и я не верю, что произойдёт. Меня уже не отпустят.
Глава 13. Райт нау в 2019-м
Мы лежим на кровати рядом и касаемся друг друга только бёдрами и плечами. Мы молчим – и это уже победа, потому что мой голос охрип, а тело содрогается, и я не способна поднимать конечности.
Я поняла природу его взгляда, напугавшего меня в первый раз. Это взгляд озорного мальчишки, который при этом так по-взрослому в себе уверен. И сейчас я уже принимаю это и не думаю, что меня использовали. В конце концов… это я всегда уходила первой. Я ушла от него тогда – после нашего первого раза. Я ушла от него вчера. Я могла бы уйти сейчас, потому что знаю, что он не двинется с места. Он тоже устал и тоже не может пошевелиться.
Я смотрю на его профиль – он спит или делает вид, и хочу наслаждаться этим бесконечно долго. Раньше мне казалось, что того Марка со скулами молодого Джонни Деппа я люблю больше, чем этого с лицом усталого Киану Ривза. Но нет. Сейчас он вовсе не так угрюм, как раньше, и мне это нравится. И я не могу поверить, что самолично превращаю его в ненавистного мне молчуна.
– У меня имена в голове крутятся, – вдруг говорит Марк, и от его тихого голоса по моей коже пробегают мурашки. Он чувствует их и улыбается, а потом поднимает руку и гладит моё бедро.
– Имена?
– Да. Соня, Максим и Егор. Соня – это моя мама. Максим – мой папа. Егор?.. Может, тот парень, что попал в аварию вместе со мной? Его же так зовут?
– Да. Егор, – киваю, но мне безумно хочется рассказать правду. Возможно, Марка и шокирует это, но мне хочется, и останавливает только наш хрупкий мир.
Я нежусь в этом влажном тепле и не хочу вставать и решать что-то, я не хочу ругаться и говорить. Я хочу проснуться завтра утром с полным ощущением, что жива и счастлива. Мне странно и непривычно наслаждаться обществом Марка, особенно после секса, и я понимаю, что мы давно не трахались в кровати. Чаще всего это был душ или кладовка и почему-то почти никогда спальня. Это странно и смешно, я смеюсь, а он вопросительно мычит.
– Мы перестали трахаться в спальне.
– Это как?
– Ну вот так как-то. Перестали.
– А где?
– В ванной, в кладовке, в машине. Но, выходит, что ты помнишь только наш первый раз? – спрашиваю и понимаю, что мне безумно интересно услышать ответ, а потом задать ещё сотню вопросов. Он интересен мне, будто это наше первое свидание или вроде того.
– Да. Потом ты ушла. Через пару дней я нашёл тебя в мастерской.
– А зачем ты туда пошёл?
– Хотел поговорить с твоим отцом по-мужски.
– Как мило…
– Ну да. А ты там изливала душу, какой я мудак, и как-то отпустило. Сел в тачку, поехал и бах – авария. И вот я уже тут, как будто в телепорт въехал, а не в маршрутку.
– Прости… Я тогда сильно обижена была и действительно считала, что ты мудак.
– Но я же звонил!
– Да, но твоя безответственность! Я в шоке, и сколько раз ты забывал о защите до меня? – Наши голоса окрепли, будто где-то открылся источник силы. – Сколько детишек с твоими чёртовыми глазами ходит по свету?
– О-о, да неужели… Тебе эта пластинка за десять лет не надоела?
– А с чего ты взял, что я это припоминала раньше?
– Да так, пальцем в небо ткнул. – Марк садится и смотрит на меня сверху вниз, челюсти крепко сжаты, а шея напряжена. Я засматриваюсь на красные пятна засосов, и уголки губ невольно дрожат в сдерживаемой улыбке.
– Не забывал я до тебя о таком. Но вот беда… доверился дуре. Расслабился. Сейчас ты тоже уйдёшь? Кажется, мы снова не предохранялись.
Он окидывает меня холодным взглядом, и я невольно смотрю на свои ноги. Колени уже не дрожат, а внутренняя сторона бёдер выпачкана. Конечно, сейчас я принимаю таблетки и это нестрашно, но сам факт… Он снова об этом не задумался, не остановился даже на секунду.
– Почему ты так делаешь? – я понижаю голос до шёпота. Мысли роятся в голове от станции “Он так меня любит, что не боится моего залёта” до “Он безответственный дурак, который плевать на меня хотел”.
– Не знаю я. Просто… наслаждаюсь тобой… Не думаю ни о чём, как будто бухой в хламину. Ты сама-то не особо парилась тридцать минут назад.
– Ты прав, не парилась, – киваю. – Потому что на таблетках, и залёт мне не светит. А в первый раз… просто не была достаточно образована. Но Марк… Неужели ты тогда был готов к ребёнку с малолеткой, которую знал всего пару дней? О каком доверии речь?
– Не знаю, – он говорит грубо, почти не разжимая губ, которые будто онемели.
Смотрит не на меня, а в пространство. Без света в полумраке мне не видны его морщины, и он кажется молодым и почти прежним, и я снова переживаю проблемы, которых уже нет.
Соня уже родилась.
Мне уже не о чем переживать.
Но как будто опять мне восемнадцать, а на тесте две полоски, и внутри всё болит и лопается от полнейшего ужаса, потому что кажется, что мир остановился. И единственная мысль в голове: где взять шесть косарей на аборт и как убить старуху-гинеколога, сказавшую, что ничего не будет. Чем она руководствовалась – я не знаю, но, видимо, поднимала рождаемость среди таких необразованных тупиц, как я.
– Мне кажется, я сразу что-то в тебе увидел… – он ложится обратно, и на этот раз мы почти не касаемся друг друга. – Кажется, ты сразу мне показалась ценным приобретением. Знаешь, я на тебя смотрел и сам себе завидовал, что ты в моей постели, что ты на моих коленях, на моём балконе. Я не знаю, что чувствовала ты, но я чувствовал абсолютное счастье. Эйфорию, что ли. Я хотел изучать тебя, как сложный механизм, как современный гаджет с кучей функций. Мне непонятно, почему сейчас у нас всё плохо. Мы завели детей?
Моё сердце падает, и я жую губы в волнении. Врать не хочу и не собираюсь.
– Ты должен сам вспомнить. Мне так сказали. Наш дом, семью, отношения. – Я избегаю прямых ответов на вопрос, а Марк только кивает.
– Уверена?
– Да. Говорят, что да. Может, и дураки эти врачи, но… Даже то, что сейчас произошло – неправильно. Вот так хорошо всё не будет.
– Почему?
– Ты меня разгадаешь, – усмехаюсь я. – Изучишь свой гаджет вдоль и поперёк. Увидишь все его баги и недостатки. Поймёшь, что он не держит батарею. Как это ни прискорбно, я стану только частью нашего дома. А, ну и моя позиция тебе будет не по нраву. Феминизм, сила женщин. Мы станем спорить на эти темы, а потом ты махнёшь рукой и начнёшь соглашаться. “Да, да, да”. Твоё бесячее “да, да, да”. Ещё моя работа, которая совсем не работа. И д… – я замолкаю, потому что сорвалась и почти дошла до детей.
Марк смотрит на меня и ничего не говорит, а потом медленно кивает.
– Интересно, у всех так?
– Не знаю, – шепчу я в ответ. – Я часто об этом думала. Поначалу наши отношения были потрясающими, но очень взрывными. Я не видела в этом проблемы, а потом поняла, что у других всё было милым и простым… И таким и осталось.
– Я не думаю, что мне бы подошла какая-то другая.
– Правда? – снова моя усмешка, а он дёргается и улыбается. – Ты просто забыл самый жир наших отношений, милый. И забыл, как часто хлопал дверью, так, что штукатурка посыпалась.
– Я от тебя ушёл или ты от меня?
– Я написала тебе СМС, чтобы ты убирался вон, – отвечаю и ловлю себя на мысли, что говорю это с улыбкой, будто признаюсь в любви.
– А я?
– А ты был на работе. Приехал, собрал вещи. Отдал Маше своё обручальное кольцо…
– Маша? – он хмурится. – Только не говори, что мы дочь Машей назвали.
– Это моя сестра. Мария Магдалина. Вернее, племянница.
– А, точно, да. Всё. Вспомнил. Дочка брата-гота. Итак, я отдал ей кольцо, собрал вещи и ушёл?
– Да, ушёл.
– М-да… А ты та ещё сука…
– Ну, я была зла. Ты был невыносим. Последние дни ты даже не предупреждал о командировках, а потом твоя мать сказала, что просто оставался иногда у них. Ты много молчал, ни о чём со мной не говорил.
– Может, у меня что-то случилось?
Марк выглядел так, будто мы говорили о ком-то постороннем. Я пожала плечами.
– Мне ты не говорил. Но всё это стало последней каплей. Ну ещё то, что у Маши появилась её большая и чистая любовь. Я сразу вспомнила нас, поняла, что мы не особо счастливы и… решила спровоцировать взрыв на атомной станции своей СМСкой.
– Нам нужно выяснить, что со мной стряслось, – уверенно кивнул Марк и закрыл глаза. – А сейчас давай поспим. Мне что-то нехорошо.