Текст книги "Чёртов мажор (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Не знаю, – Марк улыбается. Марк смеётся. – Плевать… Честно, давай все эти великосветские разговоры пока исключим, ок?
– Ок. – Молчу, а потом спрашиваю: – Отмотаем немного вперёд время?
– Как скажешь, – он приподнимается на локтях, любуется мной, а потом целует, скользит губами по моим губам, вгрызается в ключицу, в плечо и лопатку.
* * *
Полгода спустя
Зима закручивает, зима всегда спокойна, зимой нет дождя.
Дождь – наша драма, мы его не избежим, кажется, никогда. Но сейчас зима и мы в спячке.
Дом шумит и взрывается, потому что в него принесли ёлку. По дому носится дурниной кошка, орёт, визжит. У Егора на кошку планы. В доме Соня слушает музыку на полную катушку. Но у нас теперь под небольшим запретом её попса, разрешена только моя…
(Ay) Lets not kill the Karma
Не будем портить себе жизнь
(Ay) Lets not start a fight
Не станем затевать вражду
(Ay) Its not worth the drama
Не стоит переживать и жаловаться на судьбу
For a Beautiful Liar
из-за Прекрасного Обманщика
(Oh) could we laugh about it
Мы можем над этим посмеяться
(Oh) its not worth our time
Не стоит тратить время
(Oh) we could live without him
Без него проживём
Just a Beautiful Liar
Он обычный Прекрасный Обманщик
– Мама, эт что-о-о? – воет Соня, пока я танцую перед ёлкой с гирляндой в руках.
– Шакира и Бьёнсе, невежа, – вздыхаю я.
Макс смеётся, сидит на диване с книгой, очки то и дело сползают по носу, он их поправляет и продолжает хохотать, как дурачок.
– Что смеёшься, мелкий? – спрашиваю, подбегаю и щёлкаю сына по носу.
– Просто, мам… музыка у тебя смешная.
– А знаешь, что самое смешное? – спрашиваю, склоняясь к нему.
– Что?
– Вы, мои дети, будете, блин, знать всю классику нулевых. Ясно?
– Не-е-е-е-ет, – стонет Соня.
– Да-а-а-а-а, – отвечаю я.
Трек сменяется на боль души моей «Let`s Go» группы «K-Maro», и я не понимаю, почему, кроме меня, никто этого кайфа не понимает.
Ладно, допустим, жизнь у них своя и вкусы свои… Но в моём доме будет играть плейлист нулевых.
Эпилог первый. Про феминизм
Ника – не феминистка. Она так только думает.
К этой мысли мы пришли пару недель назад, с Софьей Марковной, после того, как решили, что должны навсегда зарыть топор войны. Мы бесконечно долго обсуждали что к чему в этом мире и сошлись на том, что всё… к лучшему. Но самое главное… что вся эта “брехня” – не феминизм, а чушь разбивающая брачные лодки и неокрепшие умы.
Для кого-то может и нет, для нас – да.
Мы поняли, что не готовы запрещать порно, что хотим иногда быть девочками, что будем говорить: “Я не умею!” и позволять всё за нас делать мужчинам, когда это необходимо.
Да, мы будем помнить на подкорке, что сами с усами. Помнить, что да, в состоянии сдвинуть диван и помыть за ним. Да что там, если приспичит и дров нарубим и трактору двигатель переберём, но пока не приспичило… “Сорян. Я не умею!”.
И стоило мне это признать и проговорить, стоило понять, что я всегда была, есть и останусь девочкой, а роль “девочки с яйцами” меня давит и тяготит – и стало легче дышать.
Стало легче делать для Марка какие-то простые и понятные вещи, вроде чая принесённого к компьютеру или массажа после рабочего дня. Стало легче признавать, что он по складу ха-рак-те-ра, но никак не по гендеру, видит дальше меня и спорить порой вовсе необязательно. Стало легче просто расслабиться и перестать бороться за какие-то воздушные замки превращающие меня в мешок противоречий.
Женщин нужно защищать и она должна всё сама?
Ну ок… должна – пусть делает.
Я попробовала и мне не понравилось, я значит не женщина.
Феминим головного мозга не для меня.
Мне придержат дверь, когда буду идти с пакетами из магазина, ну и я придержу кому-то дверь. Я сделаю массаж ног мужу, так и он сделает мне. Ударит Егор девочку – отругаю его, но буду ждать, что когда девочка ударит Егора – отругают её.
Жалеть себя не буду, вот это да. Это я из себя собираюсь извлечь. А вот если другие этого захотят… ну пожалейте, ок, мне не жалко.
Я стала думать, после долгого анализа, что всё-таки плевать мне на женщин и их права. Я сексистка, шовинистка, токсичная женщина, страдаю мезогиний и тэ де. Как я там раньше говорила Марку? Да-да-да…
Сейчас я решила говорить это обществу: да-да-да…
И самое главное… Ника – не феминистка.
Она сама не знает что это и успешно пыталась сделать из меня себе подобную последние девять наивных лет моей жизни.
Ника не понимает.
Она сидит напротив и молчит, она не может принять то, что я говорю, будто это заклинание на латыни.
– Ты… он что тебе голову заморочил?
– Нет, Ника. Мне никто ничего не морочил, – кроме тебя.
Но мысленное я не произношу, к чёрту… она не виновата, что я тогда в девятнадцать-двадцать сидела развесив уши.
Что это было?
Ну в двух словах… это была агрессивная давящая поддержка.
Я говорила: “Что делать?”, а Ника говорила: “Будь сильной!”.
Сильной, сильной, сильной. Ещё сильнее! Яйца уже отрасли? Отлично!
Этого мы ждали, детка! Теперь ты готова.
Таких как я у Ники много, она у меня была одна.
Сильная, дерзкая, крутая Ника.
У Ники муж с ней не ругается, от молчит. У Ники дети не воспитанные, они на свободном выпасе, познают мир. Если Никины дети хотят орать на улице – они будут орать.
Но мальчикам девочек бить можно, как и девочкам мальчиков.
Но в розовом могут ходить все. И те и те.
Но гендеров не существует, а если они есть, то не очевидные.
Ника так могла, а я – наверное, нет.
– Неля…
– Что? – я поднимаю на неё взгляд и не чувствую вины.
Ок, ок, ок, Ника. Я не справилась. Я слабачка.
Ок, ок, ок.
– Ты должна быть силь…
– А он? – я спрашиваю это впервые.
– И он! Равнопр..
– Невозможно, – я качаю головой. – Ника, это невозможно. Не для меня. Ну не подхожу я твоим критериям, прости. Я пыталась. Но увы, это не моё.
– Да что не твоё? Неля! Это всё сл…
– Ник, мне пофиг, – я улыбаюсь и она дёргается назад.
Я – Неля, которая любит ужасные патриархальные сериалы.
Я – Неля, которая любит музыку, на которую снимают сексистские клипы.
Я – Неля, которая не понимает или не любит современных умных течений.
Я, оказывается, люблю секс со всеми вытекающими, включая минет. А ещё я, кажется, люблю быть женой, а не партнёром. Ну как-то так…
– Неля, ты что, делаешь из меня врага? – вопрос Ники холодный и суровый, от него веет истерикой, но мне ровно.
– Нет, я вообще ни из кого врага делать не хочу. Ты против Марка меня никогда не настраивала. Ты только хотела, чтобы я “познала себя” и стала “сильной и независимой”. Я перехотела. Мы же в свободной стране? Я думаю, что да. Так вот я хочу быть в этой стране просто женщиной. А ещё, блогеры которых ты читаешь, не феминистки, а черти какие-то. Перечитай понятие на википедии, хоть, не знаю. А то, как по мне, это просто токсичные истерички, которые орут и борются со всем подряд, чтобы с чистой совестью создавать трудности и героически их преодолевать. Прости…
– Кто же такой умный, тебе так широко глаза открыл? – сарказм. Мне Ника не верит, она по уши в блогерах из инсты, в разговорах о “всяком”, и скорее всего даже не понимает о чём я.
– Да никто! Просто вспомнила, что счастливой была раньше. Вернулась к заводским настройкам и вот… пробую новую жизнь с чистого листа.
– Рада за тебя, – и Ника встаёт из-за стола.
Она обижается, она считает, что я её предала.
А мне хорошо, будто сбежала от абьюзера и ужасного зверя, хоть это и не так.
Меня никто не угнетал. Я сама создавала себе врагов и врагинь.
Телефон звенит и я мигом беру трубку.
– Да, Марк?
– Пошли в кино?
– А дети? Сами с собой посидят?
– Ага, – он весёлый и мне весело. Мы сто лет не были в кино.
– Пошли! Захвати меня из к… – смотрю вокруг себя, на тощих богатых женщин, что пасутся у фитнес-бара со смузи, и решительно собираюсь на выход. – Из кафе, вышлю геопозицию.
– Ты же в клубе, – озадаченно говорит он.
– Ага, мне просто нужна порция вредного кофейка с плюшкой. Жду короче!
Эпилог второй. Про материнство
Из какой бы вещи ты не вырос… до неё можно и похудеть, если она любимая, верно?
Мы с мамой сидим на диване в гостиной Софьи Марковны и сверлим взглядами проссеко. Я готова уже открыть бутылку и бухнуть, но мама всё ещё не может смириться с тем, где она находится.
– Неля? – истерично завышает ноты, а я сдержанно киваю.
– Нам нужно поговорить, пожалуй, – прошу я, но мама дёргается, будто я подала ей для рукопожатия покрытую слизью руку.
– О ч-чём? о том, как спустя лет ты осознала, что разрушила свою жизнь? А я говорила, что не приду, когда ты попросишь. Я говорила, что так будет! – она “трусит” головой.
Мелко мелко качает ей из стороны в сторону, а глаза сверкают, наливаясь слезами.
– Мам, с моей жизнью всё прекрасно!
– Неля, очнись! – мама театрально шепчет, машет руками. – Очнись, Неля! Трое детей! Муж… в золотой клетке держит! Работа… что за работа? Что за будущее?
Софья Марковна появляется в гостиной с бокалами для проссеко, а я торопливо срываю обёртку и начинаю раскручивать мюзле. С глухим хлопком бутылка открывается и вино шипит в бокалах, а мы с Софьей Марковной делаем по большому глотку.
Мама смотрит с каким-то отвращением и на нас, и на бутылку.
– Мам… я хочу, чтобы мы нормально общались, – прошу я, но перед мамой будто бетонная стена, сквозь которую она ничего не слышит.
Я смотрю на них и сердце кровью обливается: на Софью Марковну в сливочного цвета костюме из лёгкой ткани, и на маму, далёкую от элегантности и будто законсервированную ещё двадцать лет назад.
Смотрю и представляю её молодой, прежней мамой, думаю, как это вернуть. Должна вернуть.
Мне кажется, что я обязана закрыть все гештальты. Обязана по каждому пункту перед собой отчитаться, и мама – один из них, один из моих проблемных якорей в прошлое. Неуютное, страшное прошлое, связанное только с бесконечными слезами и истериками. Несправедливости и ненужности.
– Неля, а я… – начинает мама и берёт, наконец, бокал. Только Софья Марковна не даёт договорить.
– Неля, а как дела у Егора? Как его новый кружок?..
– Студия, – киваю я. – Отлично… он почти убедил нас, что ему это и правда интересно!
– Он такой смешной! Такая развитая фантазия! – и Софья Марковна начинает не прекращая расписывать таланты моего сына.
Мама молчит. Она не знает, что сказать.
Её затворничество, незаинтересованность детьми, сейчас обнажаются, будто крабы после отлива. Мы болтаем, а она молчит, и от каждой новой смешной истории из прошлого, её губы нет-нет, да трогает лёгкая улыбка. Сейчас начнёт сравнивать моих детей с Серёжей, вот сейчас… три… два… один.
– Соня похожа немного на… меня, – тихо говорит мама и делает глоток проссеко. – На мою фотографию в детстве.
И все мы знаем, что это не так. Что Соня – копия Марка, что её характер во многом копирует бабушку Марка, что она вообще не пошла в породу Магдалиных, но мы киваем.
– Ещё проссеко? – спрашивает Софья Марковна и не дожидаясь ответа подливает маме вина.
Мы не заключаем ни мир, ни перемирие, но я хочу верить маме. Она мне ничего не обещала, но я хочу верить, что хотела пообещать.
Я уже готова снова стать её дочерью, из роли которой выросла, осталось убедить в этом её.
И как же хорошо, что Софья Марковна такая удивительная мать, и как же плохо, что я не верила Марку все эти годы, отрицая, что она даже просто “хорошая”. Накручивала себя, отвергала её, выдумывала. А свекровь защищалась и порой перегибала палку, провоцируя меня.
Пора нам всем повзрослеть уже…
А то скоро Соне понадобится хороший пример женщины!
Эпилог третий. Про стресс
Мне снова можно уходить в свой мир за пластиковыми капельками наушников.
Я иду по улице, по нашему частному сектору и веду на поводке нового члена семьи – щенка какой-то дворняги, которого было решено для меня приютить.
Марк решил, что я обязана снова гулять. Не для здоровья, а только для того, чтобы уходить в себя и рефлексировать под музыку, потому теперь в доме есть Мордоворот, очаровательный щеночек, пушистый и ушастый, как спаниэль.
Я снова много мечтаю, снимаю мысленно клипы и фильмы, доигрываю на свой вкус сцены из сериалов и танцую танго с Орландо Блумом.
Он… постарел, кстати.
И Кэти Перри… стерва, конечно.
Я снова могу быть одна и не только стоя в слезах под душем. А ещё в наушниках мне можно готовить, убираться и просто сидеть во дворе с книгой. Все эти опции приятны и сильно радуют, потому что мир: “Бом-топ-топ-мааам” – стал существовать за перегородкой, которую я убираю только соскучившись.
О, я люблю своих детей, но я обожаю своё пространство и его стало ровно столько, чтобы не стрессовать. И мне… не стыдно.
Я больше не жалуюсь и не ору, я просто не мешаю детям жить. Они могут орать, они могут топать, они могут играть сами с собой в шахматы, танцевать, петь, скакать на голове, пугать кота, лаять на собаку, прыгать на матрасе. Могут!
Пока я этого не слышу.
И я это обожаю.
К вечеру мои дети такие измотанные, что еле волочат ноги, а я такая спокойная, что меня не раздражает даже недоеденная еда в тарелке и остывший чай.
Кстати… он перестал остывать.
Потому что я пью его одна и не парясь. За пятнадцать минут… никто не помрёт! Кроме моих нервных клеток.
Я снова смотрю сериалы. И сейчас я веду на поводке собаку, зная, что дома у меня переделаны все дела, готов ужин и дети готовы лечь спать – а на ноутбуке есть целый сезон “Большой маленькой лжи”, и я буду его смотреть. А потом посмотрю “Королев крика”, все сезоны “Американской истории ужасов”, “Американскую семейку” от и до. оставлю на сладкое “Бруклин 9–9” и “Воспитывая Хоуп” – потому что могу.
Я имею право на свои маленькие кусочки просвещения.
Пусть по серии в день, пусть не запоем, но мне это нравится. Предвкушение целого часа новой истории.
А завтра я задумаюсь над своим будущим. Мне двадцать восемь, я даже не помню на кого училась и о чём мечтала в восемнадцать, когда заканчивала первый курс.
Завтра я решу, что делать с длиннющим остатком своей жизни.
Я хочу этого для себя, настоящего и правильного. Именно мне интересного будущего.
С Марком, детьми, сериалами, музыкой, домом и кучей странноватых родственников.
И без тупого распиаренного стресса.
Это так модно в наше время… уставать.
Модно говорить, как обожаешь сон и кровать, как вместо крови в твоих венах кофе с молоком, как много дел и мало сил, как ты стар в двадцать, как не видишь света белого и скоро умрёшь. Только сейчас я понимаю, что это не смешно и очень глупо.
Отписалась от всего во всех социальных сетях!
К чёрту!
– А вот и вы, привет Мордоворот, – Марк ждёт нас у калитки, щенок бежит к нему виляя задом. – Как погуляли?
– Хорошо, – улыбаюсь я и крепко обнимаю Марка. – Все спят?
– Абсолютно! Мы свободны! Какие планы?
– Ванна с солью? – спрашиваю у него, понимая, что согласится.
– С превеликим удовольствием!
– Ну вот и иди в свою ванну, а я пошла на чердак смотреть “Бруклин”!
Он хохочет, хватает меня поперёк живота и тащит на чердак, где у нас тайное место для сериалов и мини-холодильник с пивом.
“Бруклин” мы смотрим вместе, но помимо этого у каждого есть свой сериал, который личный и только для души.
– А ванна-а-а, – воплю я, падая в кресло-мешок перед телевизором.
– А ванна перед сном, какая там серия?
– Нашёл у кого спросить! Я за сыром, тебе взять?
Эпилог четвёртый. Про чертей
Я наряжаю ёлку и понимаю, что достигла того момента в жизни, когда готова признать себя человеком. Вот прямо сейчас, стоя с игрушкой-шишкой в руке перед ёлкой, глядя на спящего в кресле Егора, который свернулся калачиком, будто кошка. Глядя на свернувшуюся рядом кошку, и тут же развалившегося пса. Глядя на мой дом, в котором подготовка к новому году вылилась не в сказку, а в бардак… я ощущаю себя человеком. Не женой, не мамой, не дочкой, не женщиной, не равной мужчине особью.
Смешно.
А ещё ощущаю себя восемнадцатилетней.
Марк заходит в гостиную и откидывая отросшие волосы со лба, изучает обстановку.
На нём джинсы и футболки с длинным рукавом, он сильно напоминает сейчас того мажора из моей волшебной сказки про любовь. Этот мажор чуть шире в плечах и чуть крепче, а ещё он только что помогал Максиму делать оладьи и потому его чёрная футболка присыпана мукой. Интересно, это добавляет мужикам брутальности?
– Как тут дела?
– Егор спит, – вздыхаю я, вешаю шишку и отхожу в сторону. – Ёлка уродливая такая, да?
– Ага, – хором отвечают Марк, Макс и Соня, а потом смеются.
Только в фильмах ёлка главных героев похожа на сказочную, а в жизни это почти в восьмидесяти процентах из ста лысоватая штука в игрушках и дождике. До дети всё-таки в восторге, а мне нравится запах хвои.
– Ну зато не жалко будет выкидывать!
– Мы не выкинем, – бормочет Егор, который настроен решительно и собирается ёлку посадить в горшок вместо китайской розы, и оставить навсегда.
– Ну что? Все спать?
Соня и Макс начинают выть, а я жму плечами.
– Мне очень жаль… – не жаль. – Но уже поздно… – нормально. – И мы с папой тоже идём сейчас спать! – не спать.
– Я унесу Егора, – кивает Марк и берёт на руки нашего медведя, который даже не просыпается. Поразительный талант к тому, чтобы отрубиться где угодно и намертво – у Егора есть, но вот если его всё-таки разбудить – будет плохо всем. А специально его уторкать – это сразу провальный план.
Спустя пол часа мы сидим за столом и… молчим.
Просто в тишине ловим кайф от того, что наши пальцы переплетены, что за окном снег, шумит ветер, щёлкает переключая режимы гирлянда. Я ложусь грудью на стол, утыкаюсь лбом в сгиб руки.
Хорошо… тихо.
Дом, улица, собака цокает по паркету когтями. Где-то за окном скрипит и стонет чья-то калитка. Свистит ветер, и гирлянда “тык-тык… тык-тык”.
Шумит закипающий чайник. Выключается с щелчком, и продолжает бурлить какое-то время.
Ветер: свистит.
Гирлянда: тык-тык… тык-тык…
Чайник: бурлит
Собака: цок-цок-цок.
Ветер: свистит.
Гирлянда: тык-тык… тык-тык…
Чайник: бурлит
Собака: цок-цок-цок.
Мама: засыпает.
