Текст книги "Любить не страшно (СИ)"

Автор книги: Ксюша Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Теперь если и прогнать решишь, не уйду.

Шагнул в ее сторону, раскинув руки. И она, улыбнувшись, бросилась навстречу.

15

Легко, будто я ничего не весила, он поднял меня на руки и, сделав несколько шагов, уложил на кровать. Зачем? Кровать-то, вот она! Я и сама могла… Да, только я не спорила. Внимательно следила за ним. А он не спешил раздеваться. Сел рядом, наклонившись над моим лицом. Его ладони обвили мою голову, большие пальцы гладили щеки. Взгляд медленно скользил сверху-вниз. По бровям, ресницам, заглянув на секунду в глаза, потом – к губам. Остановился ненадолго на них. Я видела, как его губы чуть приоткрылись – я отлично понимала, о чем он думает. Я думала о том же. Только, как бы мне этого ни хотелось, я не дождалась поцелуя.

За взглядом его потянулся указательный палец. Медленно провел линию по щеке, обвел вокруг губ, не касаясь, не задевая их. Он, как будто изучал меня, запоминал, раскладывал по полочкам, заставляя трепетать, волноваться и ждать.

– Ли-иза-а, – протянул ласково. – Какая же ты…

Я видела, как его взгляд сосредоточился на моих губах и медленно, так медленно, что мне хотелось вцепиться в черную ткань его футболки и ускорить, Матвей приблизился и поцеловал меня.

Не знаю, какого чуда я ждала от него, только все происходящее сейчас со мной – язык Матвея, ласкающий, обжигающий, подчиняющий мой рот, мои губы, я воспринимала как что-то сказочно-волшебное и никоим образом не имеющее отношение к пошлому слову "секс".

И горячая рука, проникшая под подол моей единственной одежды, легко огладившая живот и замершая над грудью, все еще была чем-то возвышенным.

И только когда сильные, немного шероховатые ладони обхватили обе груди, а пальцы погладили, покружили вокруг сосков и тронули вершинки, я поняла, что это – не одна из моих ночных фантазий об этом мужчине, это на самом деле происходит сейчас.

И то ли от осознания этого, то ли от поцелуя и ласковых прикосновений, внизу моего живота появилось странное ощущение, легкая боль, тянущее чувство, заставляющее меня яростно отвечать на его поцелуи.

Я обхватила голову Матвея, пальцы запустила в волосы, так, как мечтала сделать всегда. Я попыталась притянуть его ближе, не понимая, какого именно эффекта хочу добиться.

– Нет, милая, не спеши, – он отстранился и заглянул в глаза. – Можно я раздену тебя?

Стыдно? Может быть… Нет, совершенно точно, стыдно. И совсем не потому, что впервые в моей жизни меня увидит, совершенно голой, посторонний человек. А потому, что это – Матвей. А он – не просто красивый мужчина, он – моя мечта, тот, кем я восхищалась, тот, лучше которого в мире не было, нет и никогда не будет. А вдруг я не понравлюсь ему? Нелли, его бывшая жена, – потрясающая красавица! На мгновение только захотелось прикрыться руками, одернуть задравшуюся ночную рубашку и спрятаться под спасительное одеяло. Но тут же в голову пришла мысль, что стоит только показать Матвею мою неуверенность, мой страх перед тем, что должно произойти, как он оставит меня, передумает и никогда больше… Так и будет.

– Да, – мой голос сорвался до шепота, я непроизвольно сглотнула. Но сказала, все-таки сказала это!

Я села, чтобы он смог снять с меня мою любимую ночную рубашку, всю в коричневых мишках, держащих в своих мягких лапках подушки. Через мгновение она была где-то далеко, скорее всего, просто на полу. Как жаль, что я не догадалась надеть трусы. Вот так одним движением он лишил меня единственной защиты. Не зная, что делать дальше, я снова легла на подушку, не прикрываясь, хотя руки так и тянулись. Он молча сидел в той же позе и смотрел на меня. Поднять глаза на его лицо и попытаться понять, нравится ли ему то, что он видит, я не могла – слишком стеснялась. Лежала и думала.

Может быть, я должна что-то сделать? Может быть, теперь Я должна его раздевать? Лиза, в своих фантазиях ты всегда была смелой! Он уже здесь. Он с тобой. Сделай так, чтобы он не ушел! Подчиняясь этому мысленному приказу, я снова села и, стараясь не думать об открытой груди, оказавшейся рядом с его плечом, взялась за край футболки и потянула ее вверх. Он поднял руки. Я стащила и бросила, не глядя. И осмелилась посмотреть на его тело.

Я совершенно точно – фетишистка. У меня больная фантазия. Мне нравилось все, что я вижу – красивое мужское тело: не протеинового качка с огромными бицепсами, а мужчины с хорошо развитой мускулатурой, с загорелой кожей, практически без волос на груди, только лишь внизу от пупка небольшая полоска пряталась под резинкой спортивных брюк. Это все было прекрасно, но… Я, как настоящая извращенка, уставилась на татуировки, которые покрывали плечи Матвея. О-о, это, действительно, моя тайная страсть! Всегда хотела потрогать. И сейчас никто не запретит мне это сделать.

Только на секунду я, быстро подняв глаза, встретилась с его карим взглядом. И поцеловала его в правое плечо, туда, где была большая округлая татуировка, непонятная, но очень красивая. Более того, повинуясь своему давнему желанию, я провела по ней языком. Я ждала его удивления и смеха в ответ на этот странный поступок, но неожиданно услышала приглушенный стон, как если бы сделала ему больно. Это было непонятно мне и удивительно. Я отодвинулась, понимая, что сотворила что-то не то.

– Не-е-ет, Лиза, мне нравится… правда, продолжай, – я не узнала его голоса. Хриплый, низкий, словно он месяц не разговаривал и тут вдруг сказал несколько слов.

***

Изначально план моих действий был абсолютно прост: раздеть, поласкать, и, наконец, удовлетворить свое бешеное желание, свою похоть. Но… что-то сбивало с толку. Мне казалось, что я упускаю что-то важное, что обязательно нужно видеть и понимать. Из последних сил я сдерживался и позволял себе только смотреть на эту обнаженную совершенной формы грудь с твердыми бусинами розовых сосков, торчащих дерзко и прямо. Я просто ощущал ее вкус во рту. Я уже знал, что вкус этот будет потрясающим.

Где-то на краешке распаленного страстью сознания мелькала неприятная мысль о том, что Лиза уже видела голых мужиков, возможно, не единожды, и трогала, конечно, тоже, раз уж она с ними спала. Но, когда она взялась за мою одежду и неуверенно потянула вверх, взгляд ее был таким… восхищенным, таким радостным, что я запретил себе спешить.

Она была такой неуверенной, такой по-детски восторженной! Она с такими горящими глазами рассматривала мои татуировки, что странное чувство нереальности происходящего не покидало, а, наоборот, все больше захватывало, поглощало меня. Я не чувствовал в Лизе и грамма искушенной женщины, даже когда она поцеловала, а затем лизнула мое плечо. Но это было так… удивительно сладко, так нежно, что мне хотелось еще и еще.

Я испытал настоящее разочарование, когда она попыталась тут же отстраниться. И мой собственный голос, предавая хозяина, звучал так, будто я пережил сексуальный марафон длиной в ночь, так, будто я пробежал пару километров только что, сию секунду. Да что это со мной? Меня переполняло не обычное и вполне объяснимое сейчас желание банально трахаться, заниматься сексом с женщиной, а какое-то другое, непонятное, необъяснимое чувство. Которое, да, зарождалось где-то внизу, в паху, заставляло мой член рваться из трусов, до боли напрягаться и ждать разрядки, но в то же время оно отдавалось жаром в сердце. И этот мой орган замирал на несколько секунд, а затем с неимоверной силой продолжал гонять кровь, грозящую превратиться в лаву.

Как бы со стороны я видел, как Лиза снова придвинулась в моему плечу, только теперь прижалась губами к шее. И ее грудь толкнулась твердым соском в мою. И все… Крышу сорвало.

Я буквально накинулся на нее. Опрокинул на подушку. Распластал ее тело под собой. И впился губами в сосок, проходя по нему языком, покусывая и удивляясь тому, как неожиданно резко выгнулось ее тело дугой, как судорожно сжались ее пальцы на моих волосах, причиняя легкую боль, которая еще больше распаляла меня, хотя, кажется, больше просто некуда.

Я пробовал на вкус кожу ее живота, подрагивающего и сжимающегося под моими прикосновениями. Знал, чувствовал, что ей нравится, видел, как руки, отпустившие волосы, сжали простыню. Но и сопротивление ощутил в тот момент, когда собрался, раздвинув ей ноги, устроиться между ними, чтобы поласкать там. Она неожиданно попыталась сжаться и оттолкнуть. Что бы это значило?

Я поднял голову и всмотрелся в Лизино лицо – раскрасневшееся, обрамленное разметавшимися по подушке русыми волосами, с горящими глазами… явно испуганное лицо. Что бы это значило… блядь? Хотя, может быть, ей попадались такие партнеры, которые просто, в силу своего молодого возраста, не утруждали себя подобными ласками? И именно это для нее в новинку?

– Лиза? Я хочу поласкать тебя… Позволь мне…

Она, только что сжатая, как пружина, медленно расслабилась в моих руках и сама (!) раздвинула ноги, абсолютно доверяя мне, позволяя делать все, что захочу.

И я, действительно, хотел… Но не только смотреть, хотя ее вид был до безумия возбуждающим – юная, стройная, с широко раскинутыми в разные стороны ногами. Она была красивой везде, и даже между ног… Аккуратно выбритая, маленькая, с сомкнутыми, закрытыми складочками… Мне хотелось, очень хотелось, попробовать ее. Не для того, а точнее, не только для того, чтобы доставить удовольствие ей, а для себя. Я должен был знать, какая она… Никогда раньше с другими даже не думал об этом.

Она дрожала всем телом, когда я раздвигал эти влажные складочки языком, когда трогал чувствительный бугорок клитора. Она что-то прошептала, когда я стал водить языком вдоль всей промежности, чуть вдавливаясь внутрь, потом снова возвращаясь к клитору. Я хотел знать, что именно, но был слишком поглощен своими собственными действиями – не мог оторваться. Она была такой гладкой, упругой и розовой, такой невозможно вкусной, что, если бы я поспешил снять свои штаны раньше, никогда бы не довел ее до оргазма. Просто не сдержался бы. Я получал удовольствие сам. Как это ни странно. Как если бы это она меня сейчас… Нет-нет, не думать, не представлять себе это… иначе, просто не дождусь и кончу в штаны, как подросток.

Когда она стала неловко приподнимать бедра мне навстречу, я понял, что ее разрядка уже близка. Накрыл губами клитор и легко, опасаясь сделать больно, пососал его. Полустоном, шепотом в комнате раздалось мое собственное имя. Она шептала его, как молитву, повторяла снова и снова, пока тело выгиналось в судороге наслаждения. И это жаркое "Матвей… о-о… Матвей" было самым божественным звуком, который я когда-либо слышал во время секса.

Ждать больше не мог. Не отрывая от нее взгляда, быстро стянул штаны до колен, на большее не было сил. Нащупал в кармане приготовленный раньше презерватив. Разорвал упаковку зубами. В долю секунды раскатал по буквально дымящемуся члену.

Провел им несколько раз по влажным от ее выделений и моей слюны складочкам и попытался войти в узенькую щелочку. Но получилось совсем немного и все… Я, в недоумении, остановился, застыл, не решаясь толкнуться сильнее. Что за фигня?

Поцеловал сжатые (от страсти?) губы. Глаза Лизы были крепко зажмурены. Руки вытянуты вдоль тела и ладошки сжаты в кулаки. Почему она…? Я не мог понять, почему она так странно себя ведет сейчас?

И тут неожиданно огромные глаза распахнулись и уставились прямо мне… кажется, в душу. Пальцы разжались. Руки поднялись и легли на мои ягодицы. Она лишь слегка сжала их и чуть надавила. И я, лишившись разума совершенно, сделал сильный толчок внутрь ее тела.

Я сразу понял, что произошло. Я не мог ошибиться. Она была девственницей. Была… И уже слишком поздно.

Оправдав себя этой мыслью, я смог продержаться в одном положении совсем недолго. Тело знало, что делать дальше, хотя мозг и кричал изо всех сил, заставляя меня остановиться. Такая удивительно узкая. Такая тугая. Такая горячая. Что… ну, это было выше моих сил. Прижавшись лбом к ее лбу, целуя ее закрытые глаза, шепча ей что-то, сам не понимая что, я осторожно двигался в ее теле.

Меня накрыло очень быстро. Так быстро, что я даже не успел насладиться до предела. Но успел заметить, что Лиза вновь начала реагировать. Легонько подаваться мне навстречу, прикусив нижнюю губу. Возможно, из-за этого я и кончил так быстро. А за волной дикого, не испытанного никогда ранее удовольствия, меня накрыла волна ужаса от осознания того, что я натворил.

Сволочь, козел! Ты видел только то, что видеть хотел! Ты видел опытную женщину? Когда? В какой момент? И поверил ей! Да, су-ука-а… она же просто влюблена в тебя, идиота! В жертву себя принесла… так что ли?

Я скатился с нее. Хотел уйти совсем, но не смог. Почему? Сам не понимал. Сел на кровать, упер локти в колени и обхватил руками голову.

– Боже мой… Лиза! Что я наделал! Что же я наделал!

Она тут же оказалась рядом, обхватила сзади за плечи, прижалась горячим мягким телом к спине и прошептала на ухо:

– Нет! Ты не виноват! Это все я! Я обманула тебя. Прости, пожалуйста, прости меня! Только не уходи!

Ага, уйдешь от тебя! Чтобы ты одна тут плакала в темноте из-за моей несдержанности? И поздно уже. Все равно, слишком поздно.

Руки сами потянулись к ней. Я усадил ее к себе на колени. Прижал и стал покачивать, как ребенка, гладя по волосам.

– Матвей?

– Что, Лиза?

– Это было потрясающе.

– Что-о?

– Ну, это… секс с тобой.

Это она мне говорит. Не я ей, а она мне! Помимо воли, улыбнулся. Сумасшедшая! Но сказал нарочно грубо:

– Зачем обманула?

Опустила голову, увидела свою обнаженную грудь, засмущалась – я читал ее эмоции, как открытую книгу. Ей бы сейчас в ванную, наверное. Точно! На простыне алело небольшое пятнышко, как доказательство, как насмешка надо мной, идиотом!

– Лиза, давай я тебя в душ отнесу?

– Я сама могу. И, Матвей, я обманула потому, что знала, что никогда бы… ты не тронул бы меня, если бы знал.

– Ты считаешь это объяснением?

Она отрицательно покачала головой.

– Ты хочешь знать правду?

Хм. Хочу ли я? Она же в любви мне признаваться будет! А я? Что-то же нужно будет ответить…

– Нет, не нужно.

Она встала с моих колен. Взяла со стула, стоявшего возле кровати, халат, быстро закуталась в него и пошла прочь из комнаты. Уже в дверном проеме остановилась и спросила:

– Ты не уйдешь?

– Нет. Не уйду. Может, тебе помочь?

– Вот ещё! Я сама.

Я сдернул испачканную простыню, застелил другую, а эту аккуратно сложил на стуле. Туда же положил свою и Лизину одежду. Потом, немного подумав, все-таки одел трусы – чтобы не наделать еще больших глупостей. Улегся на кровать и стал ждать, когда она вернется.

***

Очень спешила. Очень боялась. Боялась, что Матвей уйдет. Не знаю, почему для меня было так важно, чтобы он остался. Но мылась я со скоростью звука. Между ног саднило, но в целом я чувствовала себя замечательно. Да, что там! Я была счастлива. Немного удивлена, немного ошарашена своим сумасшедшим оргазмом, и безумно счастлива!

Когда я вернулась, в комнате было темно. Не включая свет, наощупь я прошла к кровати. Остановилась рядом, не видя Матвея и не понимая из-за этого, куда мне лечь.

Он с показным недовольным вздохом потянул меня за руку на себя. В полной тишине громом раздался его шепот:

– Долго еще стоять собираешься?

Я-то теперь и не стою совсем и это мне очень даже нравится!

– Ну, если вот так, как сейчас "стоять", то хоть всю жизнь!

Мне было весело, мне было замечательно! Мне хотелось шутить и смеяться над своими собственными шутками.

– Раздавишь меня… – как ни странно, вопреки своим словам, он не спешил переложить, столкнуть, меня на постель, что было бы логично, наоборот, обнял в таком положении.

– Тогда, давай, ты будешь сверху!

– Ну, ты даешь! – он смеялся! Совершенно точно, суровый и вечно хмурый Матвей смеялся – его грудь ходила подо мной ходуном. – Ты хочешь повторить?

– Ну-у, да-а. А ты?

Он немного помолчал, видимо, обдумывая ответ.

– Ты же только полчаса назад смущалась и краснела!

– Ты меня испортил.

– Это точно, – он уже не смеялся. – Испортил. Такая девочка была замечательная – красивая, умная, ласковая, добрая, а теперь пошлячка какая-то! И, раз уж ты такая смелая стала – почему халат не сняла?

Эх, жаль было покидать свое место, но… сняла халат, бросила куда-то в сторону стула и быстро залезла под одеяло, прижимаясь сбоку к нему – горячему, гладкому, так замечательно пахнущему. Он обнял так, чтобы голова моя оказалась у него на плече.

Я уже почти заснула, когда Матвей зачем-то сказал:

– Лиза, прости меня! Я не хотел причинить тебе боль. Мне очень жаль.

– Чего? Моей утраченной девственности? Вот ещё! Я все равно ее другому мужчине отдать не смогла бы – они у меня только отвращение вызывают. Так что, если бы не ты, я обречена была бы всю жизнь такой вот… девственницей жить!

– А я? Не вызываю отвращения?

– Ты? Ну, если только чуть-чуть… Шучу-шучу, нет, ты не вызываешь.

Я, конечно, могла прямо сказать ему, что безумно люблю, что всегда любила, но чувствовала, что рано, что не нужны ему сейчас мои признания.

16

Спал ли я этой ночью? Ну, может быть самую малость, да и то, ближе к утру. Лежал в кровати, обнимал Лизу, которая заснув, свернулась калачиком отодвинувшись от меня, и смотрел в окно. Ветви высокого тополя, растущего в паре десятков метров от дома, качались, двигались, бросая страшные уродливые тени. Кто додумался посадить тополь так близко к дому, да еще в соседстве с соснами, практически в центре соснового леса? Мой дед или прадед? А я? Сын вот у меня есть. Дом, пусть я сам его и не строил, имеется. Дерево нужно посадить. Выполнить, так сказать, свою миссию на земле… Вот о чем думал.

Поначалу еще мучили угрызения совести по отношению к Лизе. Но какой смысл переживать из-за того, что уже нельзя исправить? И потом… я не готов был отказаться сейчас от нее. Слишком необычно, слишком хорошо мне было с этой девочкой. Руки тянулись к ней. Я время от времени зарывался лицом в ее волосы на затылке и наслаждался их ароматом, гладкостью. Старался гнать от себя мысли о завтрашнем дне. И, особенно, о Марине или Але, о том, как смогу посмотреть в их глаза, после своего отвратительного поступка по отношению к Лизе, которую они обе обожали. Мужики меня хотя бы смогут понять…

И вот утром, когда мой измученный долгим днем и напряженной ночью организм, наконец-то, накрыл сон без сновидений, неожиданно проснулся от ощущения, что меня трогают, причем с вполне определенными намерениями. Меня ласкают женские руки. Губы так и растягивались в улыбку, и я с трудом сдерживался, чтобы не выдать себя. Я-то всю ночь терпел, понимал, что нельзя, что внутри у нее – кровоточащая рана, и ей нужно восстановиться. Но она, эта сумасшедшая девчонка, похоже, об этом не думала совсем! Иначе, как объяснить ее горячие ласковые ладошки, медленно сползавшие все ниже и ниже.

Я лежал спиной к ней, видимо, перевернулся во сне. Она прижималась голым телом сзади. Я чувствовал кожей ее упругую грудь. Неужто и в трусы полезет? Не решалась. Ручка кружилась рядом – по животу, подскакивала вверх – трогала сосок, гладила бок и снова опускалась к резинке. Я ждал. Старался дышать размеренно и тихо, но делать это становилось все труднее и труднее. Хотелось уже просто схватить эту руку и положить туда, куда она сама так стремится. Но Лизина игра заводила куда больше, чем просто женская рука на члене. И я терпел.

Сколько продолжались мои муки, я не знал. Я потерял счет времени. И уже готов был сдаться и, развернувшись, взять инициативу в свои руки. Как вдруг она просунула, наконец, руку под резинку и осторожно подушечками пальцев провела вдоль каменной плоти.

Тело неудержимо дернулось, все-таки не ожидал такой решительности. Но она, похоже, подумала, что это я так во сне реагирую. Пальцы скользили вдоль, легко обводили головку. Безумно хотелось скомандовать ей: "Обхвати и сожми сильнее", но это уже было бы не ее решение, не ее желание.

Кажется, мои притворно зажмуренные глаза распахнулись на несколько секунд раньше, чем раздался грохот. Из моей и Даниной спальни. Я буквально взвился на постели. Но Лиза все же была быстрее. На ходу одевая халат, она первой выбежала из комнаты.

В голове промелькнули все возможные варианты происхождения этого звука – от падения ребенка с кровати на пол до вторжения в дом вчерашних пьяных козлов.

Влетел в спальню следом за Лизой и увидел вполне себе безобидную картину – Даня сидел на полу прямо в пижаме и играл в мозайку, естественно, рассыпанную по всем горизонтальным поверхностям. А грохот издали коробочки и книжечки, стоявшие и лежавшие на полках. Теперь они огромной кучей валялись на полу.

На нас ребенок никак не отреагировал. Я, поняв, что опасности никакой нет, мыслями вернулся в ту самую точку, с которой хотел бы начать этот день и с надеждой посмотрел на Лизу. Она покраснела и тут же отвела взгляд. Та-ак! В чем ещё дело?

Понял не сразу, а когда понял, что именно смутило Лизу, не смог не поддеть ее:

– Да, моя дорогая, это сделала со мной ты.

Конечно, она не могла не заметить мой все еще возбужденный член, распирающий несчастные боксеры. Лиза начала зачем-то собирать коробки и ставить на место.

– Лиза, оставь эту ерунду и иди ко мне! – она сразу же с готовностью шагнула в мои объятья. – Как ты? Ничего не болит?

Она покачала головой и зачем-то поцеловала меня в плечо.

– Не болит. И я думала, что ты спишь.

– И решила воспользоваться моим беспомощным состоянием?

– Ага. И соблазнить тебя.

– Ого! Мне нравится ход твоих мыслей.

Мне вообще нравилось все в ней и особенно, чего уж скрывать, тот факт, что эту девушку не касались до меня руки других мужиков. Я проснулся в удивительно хорошем настроении. Впервые за долгое время. Единственное объяснение этому – Лиза и то, что произошло сегодня ночью. Я бы с радостью повторил, но куда спешить? По-быстрому в данном случае с именно этой девушкой не прокатит. Да я так и не хочу. Даня уже не спит, поэтому у нас совсем нет времени. Но зато будет ночь…

– Мне очень нравится ход твоих мыслей, но сделаешь это вечером. Нам нужно кормить ребенка.

Мне показалось или она разочарованно вздохнула?

***

Я представляла, что они – моя семья. Даня – мой мальчик, мой маленький сын. А Матвей – любимый муж. Я готовила им завтрак, Матвей убирал разбросанные коробки и книжки, застилал кровати, возился с Даней. Я снова и снова прокручивала в голове, как плёнку в проекторе для диафильмов, прошедшую ночь, мое счастливое утро. Мне хотелось петь! Мне хотелось, чтобы этот день не заканчивался никогда!

Я видела, чувствовала всем сердцем его отклик, его нежность и заботу. Он был совсем не такой, каким пытался казаться в предыдущие дни. Он вошёл в кухню, и я снова почувствовала его запах, не оборачиваясь. Только теперь он не смог уйти, как в предыдущий раз, постояв за спиной. Руки, сильные, крепкие, обвились вокруг меня. Я была прижата к его телу. Сердце, кажется, пропустило удар, я замерла, забыв о пекущемся на сковороде блине.

Приговор несчастному блину подписали последовавший за объятьями поцелуй в шею и шепот на ушко, его обычное протяжное: "Ли-иза…" И совершенно новое и неожиданное: "Меня тянет к тебе как магнитом…"

17

Они пришли после обеда. Мы вместе укладывали спать Даню. Матвей сам позвал меня, хотя я и думала, что буду лишней. Даня лежал между нами на кровати, укрытый тоненькой простыней. Длинные реснички то и дело прикрывали усталые глазки, но он все еще пытался бороться с подступающим сном.

Я наблюдала за ребенком, а Матвей за мной. Смотрел, лёжа на боку и подперев голову рукою. Я чувствовала этот жаркий задумчивый взгляд всей кожей, всем телом… всем сердцем.

Тогда-то и раздался настойчивый стук в дверь. Матвей поднялся с кровати и сказал, кивнув на Даню:

– Ты полежи с ним, он уже скоро…

Он прикрыл дверь в спальню и мне было очень плохо слышно. Я, конечно, прислушивалась изо всех сил – вдруг это Влад с друзьями пришел мстить за вчерашнее унижение.

Но слышала спокойные мужские голоса и такие же ответы Матвея. Выйти я смогла только через пятнадцать-двадцать минут, когда Даня заснул.

На кухне за столом сидели двое мужчин в полицейской форме. Матвей стоял у окна. Они подали заявление на нас! Уроды! Подлецы!

– Здравствуйте! Что случилось?

Тот, который сидел ко мне спиной, обернулся и с улыбкой осмотрел меня с головы до ног.

– Вы – Лиза?

– Елизавета Викторовна Ларионова.

– Хм, Елизавета Викторовна, присаживайтесь, пожалуйста, – он кивнул на третий стул, стоящий у стола. Больше всего на свете я хотела сейчас прижаться к Матвею, чтобы чувствовать его тепло, его защиту. Но на глазах у чужих людей просто физически не могла этого сделать.

Прошла и села, стараясь не подать вида, что испугалась.

– Перьков Игорь Максимович вам знаком?

– Нет.

– А он утверждает, что вчера днем вы вместе с ним и его друзьями отдыхали и занимались распитием спиртных напитков на берегу реки Белой.

– Это – неправда. Я никогда не слышал этого имени. И ничего не распивала вчера ни с ним, ни с кем-то другим.

– А кем вам приходится Аверин Матвей Александрович?

Я неуверенно посмотрела на Матвея. Как ответить? Что сказал им он? Он смотрел мне в глаза так спокойно и уверенно, как будто к нам пришли знакомиться новые соседи, а не полиция по заявлению этих мерзавцев.

– А в чем, собственно, дело? Почему я должна вам что-то объяснять? Мы ничего плохого не сделали совершенно…

– Вы-то, может и не сделали, этого мы пока, повторяю, пока, не знаем, а вот Матвей Александрович сделал. Вчера 14 июля в восемнадцать сорок пять он избил Игоря Максимовича Перькова деревянной битой с особой жестокостью. Побои зафиксированы. И гражданин Перьков написал заявление. Вы присутствовали на месте происшествия?

– Да, я там была. Ваш гражданин Перьков и его друзья приставали ко мне и Дане, сыну Матвея, когда мы гуляли с ребенком здесь, в лесу.

– Что значит "приставали"?

– Они Даню забрали у меня. Мальчик испугался. Его хотели домой отнести и одного оставить. А меня… с собой забрать…

– Они пытались вас изнасиловать?

– Ну-у, они пытались склонить меня… И тащили насильно. Матвей всего лишь защищал нас. Их ведь трое было, а он один!

– То есть, вы подтверждаете, что Аверин избил битой, по сути, ни за что троих человек?

Я запаниковала – получается, я своими словами навредила Матвею, а не помогла. Я растерянно посмотрела на него, не зная, не понимая, что делать дальше. Он едва сдерживался. Руки сжимались в кулаки, на скулах играли желваки. Только бы на полицейских драться не кинулся!

– Послушай, капитан! Что бы ты сделал, если бы твою…, – он запнулся, не зная, видимо, как обозначить мой статус перед ними, но потом продолжил. – Твою девушку толпа мужиков за собой тащила? Если бы твой ребенок кричал от страха на весь лес? Уговаривал бы их?

– Аверин, мы "на ты" не переходили. Не важно, что сделал бы я. Важно, что Перьков – сын главного прокурора нашей области. Это я Тебе, – он особо подчеркнул это слово. – Чисто из сочувствия объясняю.

– Если он сын прокурора, то ему все можно? И какие тяжкие телесные, я его всего один раз навернул.

– Один. Но по голове. У него закрытая черепно-мозговая. Утром припадок какой-то случился. В общем, ты крупно попал. Мой тебе совет, ищи хорошего адвоката. Арестовывать тебя мы не будем, хотя Перьков-старший и настаивал. Но подписочку о невыезде подпишешь.

***

Вечером у меня дома было не протолкнуться. Естественно, явилось все святое семейство – Пылевы в почти полном составе, кроме самого младшего – с бабушкой оставили. Но Димку привезли. Аверины с моими племянниками.

Решалась моя судьба. Решалась она хреново. В том смысле, что ничего хорошего мне не светило. Все было на самом деле так, как сказал капитан, как там его, Беликов, кажется.

Роман ходил по кухне взад-вперед. Алька что-то резала на дощечке – скоро детская орава проголодается. Как говорится, война – войной, а обед по расписанию! Марина варила кашу, судя по мерзкому запаху – манную, которую я ненавидел с детства. Сергей, то и дело, названивал кому-то – искал людей, способных мне помочь.

Я стоял у окна и смотрел на Лизу и детей, которых она вывела поиграть возле дома. Смотрел на Даню, который вроде бы был со всеми ними, но все-таки, сам по себе. Как я оставлю его? Что с ним будет, если, точнее, когда, я сяду? Сердце сжималось от жалости к ребенку.

Как-то глупо все получилось. После ухода полицейских Лиза повторяла и повторяла одно и то же. Что она виновата во всем. Что если бы она не приехала сюда, ничего бы не случилось.

Как жаль, что все так… Только-только я задумался о том, что, может быть, стоит попробовать жить как-то по-другому. О том, что я как-то неправильно понимаю наши с Лизой отношения… И тут такое. Я не слушал своих родственников, пока Ромкина фраза не ворвалась в мое сознание:

– Что делать с Даней? Ты же не разведен с Нелли. Она его заберет.

Тут я не мог промолчать.

– Если она Даньку заберет, то загубит. Я этой… суке его не отдам.

– У тебя никто и не спросит. Сидеть будешь, идиот!

Так и хотелось дать брату по роже. Но, беда в том, что он был прав.

Сергей, похоже, еще во что-то верил. Он возражал Ромке:

– Ромыч, зачем ты так? Ты на его месте как поступил бы? Мы попробуем что-нибудь сделать. Я Матвеичу позвонил, объяснил все. Он обещал подумать, как помочь, кого подключить. Ты сам-то Вербицкому позвони.

– Уже. Адвоката своего даст. Ну, и если все-таки сядет наш Супермэн, то у Толика есть знакомые, которые устроят там, на зоне, ему нормальную жизнь…

– А как скоро суд будет? – Марина, как, впрочем, и я сам, не понимала всех ньюансов.

– От пары недель до месяца у нас есть в запасе. Хотя, если Перьков – старший захочет, он вполне может ускорить процесс.

Пара недель? Ну что же, нужно искать эту заразу… мать моего сына…

18

Я испортила ему жизнь…

Возилась с малышней на улице – катала машинки. В нашей большой семье все дети, даже Анечка, были любителями поиграть с игрушечными автомобилями. Пыталась привлечь к общей игре Даню. Это, к сожалению, не удавалось сделать. А думала, конечно же, о своем.

Зачем, зачем я приехала сюда? Ради собственных эгоистичных чувств и желаний я проигнорировала его интересы. Матвей же ясно говорил, что не рад мне. Нужно было уехать вместе с Ромой! И ничего бы не было…

Я всегда была склонна к самокопанию, к переживаниям, к размышлениям о том, что было, если бы я поступила иначе. Сейчас же я просто сходила с ума! Я испортила жизнь Матвею! Я так хотела просто побыть с ним рядом. Я так радовалась тому, что произошло между нами! Я так надеялась, глупо, но все-таки верила, что эта ночь может стать началом каких-то отношений. Я мечтала, что может быть, со временем, он сможет почувствовать ко мне хоть что-нибудь, хоть малую толику тех чувств, которые обуревают меня! И вот такая беда…