Текст книги "Любить не страшно (СИ)"
Автор книги: Ксюша Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– Нет, пока не волнуюсь. Все в порядке. Спокойной ночи! И Ромочке привет…
– Ага. До завтра, невеста….
Она отключилась, а я аккуратно положила трубку на тумбочку и повернулась к Матвею, копающемуся в телефоне:
– Помнится, кто-то обещал репетицию устроить… брачной ночи… Мужчина должен держать слово…
43
Что такое счастье? Я помню, помню, что для каждого оно свое, у каждого разное. Я раньше никогда не задумывался о таких, более характерных для женской головы, вопросах. Почему? Неужели потому, что был несчастлив? Или потому, что счастлив по-настоящему только теперь?
В моей жизни уже был такой день. Пафосный, торжественный, закончившийся стойким разочарованием, которое потом усиливалось буквально поминутно каждый следующий день недолгой семейной жизни.
Но сегодня… мы одевались в одной квартире, только в разных комнатах. Лизина знакомая девушка-парикмахер что-то лопотала. Я слышал через стенку их смех. Марина в зале наряжала Даню. А Ромыч сидел рядом со мной в спальне на кровати и давал советы, которые я старательно пропускал мимо ушей.
Но когда он сказал, что пора ехать, я постарался отбросить все мысли и думать только о предстоящем событии. Даня был готов. Выглядел настоящим красавчиком. Марина в красивом платье… Ромка ходит из угла в угол… Волнуется он что ли?
Дверь в комнату открылась – я понял это по девчоночьим голосам, вдруг оказавшимся очень близко. Я спиной почувствовал ее взгляд на себе. Обернулся… каждое движение, как в воде – через усилие, через преграду… И, наверное, вид мой был смешон! Не знаю. Не помню, сколько стоял, глядя на нее, в буквальном смысле открыв рот.
Обычное платье. Не французское или итальянское, не безумно дорогое, без кринолинов и всяких там вычурных украшений. Белое, длинное, как и положено свадебному, с какой-то вышивкой, короткая фата, поднятые вверх волосы. Ничего поражающего воображение… Но она была прекрасна! Я считал свою бывшую красавицей? Идиот! Вот она – настоящая красота! Мне не важна была реакция других – я даже не посмотрел на брата, поэтому и не мог знать тогда, что он так же, как и я лишился дара речи на несколько минут.
А она смотрела мне в глаза и улыбалась…
– Лиза… ты просто… я не знаю…,– я не знал, действительно, что сказать.
Сбился и замолчал, как подросток перед девочкой, к которой неравнодушен…
– Лиза, ты самая красивая! – мой сын оказался более устойчивым к подобным стрессам…
… Потом мы ехали в Загс, снова вопреки всем правилам – в одной машине, вместе. Я держал ее за руку и сбоку смотрел и смотрел, как изгибаются в лёгкой улыбке чуть тронутые помадой губы, как искрятся от счастья (я хотел, чтобы именно по этой причине!) глаза.
Как один миг пролетела регистрация. Как мгновенье промелькнуло застолье с медленным танцем молодоженов, с конкурсами и поздравлениями. Я видел радостные лица, слышал слова, я даже что-то пил! Но мыслями был далеко.
Я ждал. Торопил время. Я должен был сказать ей. И стремительно терял терпение…
– Матвей! – тонкие пальчики погладили мою ладонь. Матвей, давай сбежим?
Что, правда?
– А так можно?
– Это же наш праздник! Как мы хотим, так и можно!
Я стремительно поднялся из-за стола, вилка звякнув от тарелку, упала на пол.
Лиза по пути из зала что-то шепнула матери. Та согласно кивнула в ответ. Возле ресторана стояла машина – знакомый брата подрабатывал у нас на свадьбе таксистом. Но я замер на ступеньках, не торопясь спускаться вниз. Повернулся к ней, потянул за руку, чтобы прижать ее, наконец-то к себе. Замерзла – плечи холодные. Быстро стащил пиджак и укрыл ее.
– Ну что, муж, поехали домой?
– Сейчас… Лиза?
– Что с тобой, Матвей? Ты такой молчаливый сегодня!
– Я понял… Я, кажется, только сегодня осознал, что этого всего могло не быть… Что ты могла не ждать столько лет, пока я пойму, пока до меня дойдёт! Как я жил без тебя? Я не помню просто… Я не хочу помнить! Лиза, я люблю тебя! Я безумно тебя люблю, моя девочка!
Меня так пришибло осознание моего бескрайнего необъятного счастья, что я готов был на руках нести ее куда угодно, куда она пожелает, но лучше всего все-таки домой!
44
Два года спустя
– А-а-а! Ли-и-за, где мама? – младший братец захлебывался слезами. – Ма-а-амочка!
Схватила за плечи, развернула к себе, всмотрелась в зареванное лицо, оглядела руки-ноги, потом подняв рубашку, осмотрела тело, нигде не обнаружив видимых повреждений.
– Дима, скажи, только спокойно, что случилось!
– Славка меня укусил!
– Укусил? За что? Где укусил?
– Во-о-т! – Димон плюхнулся прямо на пол и, задрав высоко вверх ногу, показал заметно посиневший и имеющий довольно четкий отпечаток зубов, большой палец на левой ноге.
– Е-мое! Зачем же ты палец-то ему в рот совал?
– Я не совал! Он залез в ящик из-под игрушек. Я его выковыривал оттуда.
– Зачем же ты выковыривал его ногой? Может быть, ты ему больно сделал!
Димка посмотрел на меня удивленно и совершенно непонимающе:
– А чем? Рукой что ли? Чтобы за руку укусил?
О-о, да! Я чувствовала, что стала безумно раздражительной. Вот и сейчас готова была наподдать и без того страдающему ребенку. Мама, где ты? Почему так долго? Второй выходной я сижу с целой кучей детей. Мало того, что на работе в школе, где я уже почти два года преподаю историю, они мне надоели – но там хоть каникулы сейчас, неделю бумажками всякими занималась, успела отдохнуть от школьников, так теперь два дня подряд со своими малолетними родственничками зависаю!
Мама полгода как вышла на работу из долгого декрета. Дима ходил в первый класс. А для Славки наконец-то появилось долгожданное место в детском саду. Но график работы сейчас у нашей общей мамы был таков, что выходные обычно приходилось проводить в музее, чтобы проводить экскурсии для групп туристов из других городов. Мы с Алей сидели с детьми через выходные. Сегодня – моя очередь.
Мои подростки – двоюродные брат и сестра – Анютка и Антон тоже были у нас. Но с этими проблем всегда меньше, чем с малышней. Главное, чтобы компьютер работал и интернет не тормозил!
И Матвея нет… Вот уже три недели… Они с Романом открывают филиал своей фирмы в другом городе. Там и живут. Вдвоем. Хотя, не знаю – не знаю, вдвоем ли! Роман недавно проговорился Альке, что в гостинице они снимают два номера, а живут с Матвеем в одном. Аля провела целое расследование и выяснила, что вместе с ними поехала Надежда – гениальный программист, которого братья Аверины переманили из самой Москвы!
Имя Надежды Ивановой было на слуху в нашей семье вот уже полгода! Только и слышалось то от моего мужа, то от его брата: "Она – гений!", "Она потрясающая!" И ведь ни один из Авериных не рассказывал, что Иванова поедет с ними. Это о чем говорит? Нельзя, чтобы мы, жены, знали! Прикрывают один другого? Кто кого? Представить себе, как Роман изменяет Альке, я физически не могла. А вот Матвей…
Аля рвала и метала. Я молча ревновала и сходила с ума от тоски. По ночам, ворочаясь по многу часов в пустой, холодной кровати, я явственно представляла себе эту картинку: красавица Надежда и мой любимый, сплетенные на черных простынях… Почему на черных? Сама не знала. Но видела именно так!
По телефону он был сама невинность! Часами рассказывал обо всем, что они там придумали, о помещении, которое ремонтировали под офис, о кредите, который оформляли, о людях, которые приходили на собеседование, собираясь устроиться в их фирму. А заканчивал неизменно словами о любви ко мне и Дане.
Наверное, Алька слушала то же самое, потому что сегодня утром, привезя детей ко мне, она заявила:
– Ромочка так сладко в любви признается, что веры ему нет никакой. Говорит, что скучает безумно, но на эти выходные снова приехать не может. Что это значит?
Меня немного пугала ее логика, я не понимала причинно-следственных связей, формирующихся в голове моей тетушки.
– И что это значит?
– Я еду к ним! Проверю! И если, не дай Бог… Ромочке будет несладко!
Отговаривать было бессмысленно. Я попыталась, но Аля уже все решила. И поехала…
А я… теперь я с ужасом ждала ее звонка.
…. – Лиза, я хочу оладьи! – Даня никогда не называл меня при всех мамой, только наедине. Вот и сейчас, не смотрит на меня, но улыбается – знает, что ему я не смогу отказать.
Даня рос послушным, ласковым мальчиком. Конечно, нам нелегко приходилось. Особенно в школе. И да, он учился в особом коррекционном классе. Но он учился! А значит, у него было будущее!
– А я хочу котлету! – Славка любил мясо во всех видах – этот оладьями сыт не будет.
– Что проголодались, маленькие троглодиты? Так начинайте прибирать игрушки, а я пошла печь оладьи и жарить котлеты. Эй, товарищи хакеры, вы что желаете на обед?
– Все равно, что дашь! – синхронно в один голос прокричали Антон и Аня.
Возилась на кухне, потом кормила, потом мыла посуду, потом передавала братьев маме, потом кормила снова. Когда в очередной раз мыла посуду, хлопнула входная дверь. Ну, наконец-то, Аля вернулась! Так с мокрыми руками и шагнула из кухни. И замерла.
В прихожей вешал куртку в шкаф мой муж. Я стала не только безумно раздражительной, но и ужасно сентиментальной. Старею, что ли? На глаза навернулись слезы от радости, от счастья видеть его.
Я забыла про Надежду, про Альку и детей и бросилась к нему бегом…
45
Еле-еле к воскресенью разгребли основные проблемы. После обеда, специально не предупредив своих девчонок – очень хотелось обрадовать, сюрприз им сделать – начали собираться домой. Решили ехать по-очереди за рулём моей новой машины – вымотались безумно! Не так уж далеко и успели… Ромка меня еще и не сменил ни разу.
…Не знаю, как я ее заметил! Брат только-только задремал в пассажирском кресле, когда по встречке мимо пронеслась на своем внедорожнике, в прошлом году подаренном мужем, Аля. Догонять – дохлый номер, носится так, что не каждый мужик на такое способен! Я свернул на обочину.
– Ромыч, Ром!
– А…
– Ромка, звони жене!
– А сюрприз?
– Сейчас тебе будет сюрприз!
Он набрал ее номер. Она тут же ответила. На громкой связи было хорошо слышно ее ласковое: "Да Ромочка!".
– Аля, привет! Ты дома?
– Дома, конечно, где же мне быть?
– А почему мне кажется, что ты в машине? Магнитола играет? Песня твоя любимая про красный платок?
– Ну, в машине.
– Так. Быстро на обочину, нарушительница! Трубку она берет за рулём!
Я понял, что мне не нужно объяснять, что случилось, они сейчас сами разберутся.
– На обочине уже. Что ты хотел?
– Куда направляешься?
– Блин… Ну чего ты такой проницательный, а? Ну еду… в магазин!
– Алька врешь! Слышу, что врешь! Ты… к нам, что ли, едешь?
– Приехала уже почти… так что назад – ни за что!
– Вот что ты за человек, Алька? Зачем?
– Уличать тебя, милый, в измене – вот зачем!
– Что-о? – даже я дернулся от неожиданности, услышав эти ее слова – уверен, что у брата и в мыслях ничего подобного не было!
– В измене, говорю, уличать! С Надеждой Ивановой! Или ты скажешь, что ее с собой не брал?
– Не скажу. Брал, действительно. Только давай не по телефону, а? – брат повернулся ко мне. – Далеко она от нас отъехала?
– Километра два по трассе, не больше.
– Разворачивайся давай, детектив, и обратно – мы ждем тебя.
Минут через десять Алька подъехала к нам. Роман уже ждал, прислонившись снаружи к машине, злой и взъерошенный. Она выскочила из-за руля – хорошо подготовилась, зараза! В обтягивающих кожаных штанах и коротенькой такой же курточке, в бейсболке, надвинутой на глаза и с завязанными в хвост длинными светлыми волосами – я даже присвистнул в приоткрытое окно. На что Ромыч показал мне за спиной кулак и одарил предупреждающим взглядом.
Алька подошла на расстояние нескольких метров к нему и остановилась, уперев руки в бока и поставив ноги на ширину плеч. Красотка! И так на Лизу похожа! В принципе, я, наверное, могу ехать – сами разберутся! Очень уж хотелось домой. Да и чувствовал, что лишний сейчас. Ромка, видимо, подумавший о том же самом, наклонился в окно и сказал:
– Матвей, поезжай домой один. Мы сейчас… хм, разберемся и догоним.
– Вы хоть к ночи-то приедьте домой! А-то дети ваши у нас – Лиза говорила утром, а нам тоже… разобраться нужно.
Но Ромка уже не смотрел в мою сторону – улыбался жене. Судя по тому, ЧТО я знал об отношениях моего брата и его жены, примирение у них будет бурным. Не догонят.
… Старался, чтобы ключ не слишком громко щелкнул в двери. Разулся и разделся незамеченным. Где-то в глубине квартиры слышны были голоса детей, в том числе и Данин. Повернулся от шкафа и увидел ее. После встречи с Алькой, был уверен, что меня ждет примерно такая же встреча, как и моего брата. Уже приготовился объяснять и рассказывать всю правду об Ивановой. О том, что Надежда совершенно безопасный для наших девочек человек. Даже если бы вдруг я или Роман (если предположить на минутку, хотя это и невозможно) обратили на нее внимание в известном смысле слова, то шансов у нас не было никаких. Надина красота была рассчитана совсем не на то, чтобы производить впечатление на каких-то там мужиков. Иванова предпочитала девушек. И уже много лет жила с одной своей подружкой. Поначалу меня немного коробил и удивлял этот факт. Но ее профессионализм, ее креативность, ее рабочие качества, ничуть не уступали мужским. Поэтому пришлось смириться. Ну а трепаться о чужой личной жизни я как-то не привык. Да и со стороны Лизы никогда не возникало вопросов. Но если Алька так всполошилась, с уверенностью можно заявить, что и Лизу успела настроить на ревность.
Но неожиданно для меня Лиза радостно улыбнулась и метнулась навстречу. Я снова, как и два года назад, как тогда перед нашей с ней свадьбой, успел подхватить ее и прижать к себе. И понял, что ее тело обмякло и повисло тряпочкой на моих руках, уже когда ей падение на пол не угрожало.
Испугался очень. Неужели ее болезнь вернулась? Это было очень даже возможно. Более того, врач еще в прошлый раз предупреждал, что она вполне может перерасти во что-то более опасное. Перенес ее на диван в зале, бросился искать нашатырь, как и в прошлый раз – не нашел. Притащил воды из-под крана и плеснул в лицо.
Потом вытирал лежащей тут же на диване Данькиной футболкой мокрое любимое личико, всматривался в широко распахнутые, немного удивленные и испуганные, глаза.
– Что болит?
– Ничего.
– Голова кружится?
– Да нет, вроде бы. Я просто очень-очень обрадовалась и в глазах потемнело… от счастья, наверное.
– Завтра к врачу поедем.
Она яростно замотала головой.
– Не-ет! Только не это! Не хочу снова, – на глазах выступили слезы, и мне было так до боли жаль ее, что подняв с дивана, усадил к себе на колени, как маленькую девочку и стал раскачиваться вместе с ней, гладя по русой голове.
– Милая моя, хорошая моя, любимая моя, девочка, все будет хорошо. Правда.
… Хотел войти в кабинет гинеколога вместе с ней. Но меня почему-то не впустили. Вместо милой доктора-женщины за большим столом, заваленным медицинскими картами и всякими-разными бумажками, сидел молодой брутальный, блять, мужик в белом чепчике и таком же халате!
Пока я метался возле двери, с ужасом представляя себе, как моя женщина сейчас вынуждена будет раздеваться перед ним (да что там раздеваться!), меня обступили тетки, ожидавшие своей очереди под кабинетом.
– Мужчина, чего вы мечетесь-то так? Иван Максимович – замечательный врач, обходительный, ласковый, не то, что другие. Ничего плохого он вашей жене не сделает, наоборот…
Женщина с красивыми седыми волосами, уложенными мягкими волнами на бок, та, что следующая за Лизой, с улыбкой заглядывала мне в глаза. Ласковый? Обходительный? Иван, говоришь, Максимович? Да что это за мужики-то такие, которые в гинекологи идут? Мужская это разве профессия – извращенцы просто! Целыми днями бабам в трусы заглядывают! Пока размышлял, что ответить, дверь в кабинет распахнулась и оттуда ко мне шагнула сияющая Лиза. Бросился к ней, схватил за руку, в которой были зажаты какие-то бумажки:
– Все в порядке, да? Ничего нет?
– Есть. Кое-что есть. Ребеночек есть. Ты скоро станешь папой!
46
Спешу из булочной. Ботинки на ма-аленьких каблучках. Но каблучки эти все равно постукивают по асфальту – отбивают ритм моей безумной спешки. Догнать их! Хочу увидеть, как проснется наш зайчик! Это – самый милый, самый любимый мой момент!
Хлеб? Купила. Батон на бутерброды для Дани? Купила. Печенье для зайчика? Купила. Что же еще? Все-таки, кажется, что-то забыла… Ах, да! Стирку забыла вытащить и развесить! Вот дурная голова! Ну, ладно, потом, все потом…
Свернула в парк. Все дорожки листьями усеяны, шуршат под ногами, к ботинкам моим замшевым липнут. Красотища! А во-он и они! Да. Они, это точно. Матвей в черной спортивной куртке – в ней всегда гулять с нами ходит. Жаль, что не каждый день. Но что поделать – работа! Но сегодня-то папа с нами. А ярко-желтую коляску на фоне листьев золотых все равно издалека видно!
Спешила. Но, видимо, зря. Потому что Матвей склонился к ребенку, скорее всего меняя положение в коляске, что-то приговаривая. Ускорила шаг. Точно.
– Доченька моя проснулась! Маленькая… Зайка моя… Сейчас папа тебя посадит, будешь смотреть на мир! Нет. Нет, только не плакать! – ласковый тон сменился испуганным. Матвей выдернул из коляски Машуню и всхлипывания тут же прекратились! Хитрая девчонка! В восемь месяцев так манипулировать взрослыми! Но маленькие глазки уже углядели приближающуюся меня. Снова скривился ротик и раздался грозный громкий рев.
– Да что ж это такое? Что не так-то? Может, держу тебя не правильно? – папа испугался не на шутку.
– Да, правильно ты держишь, папочка, просто она меня узрела! Будет вопить, пока я не возьму.
– Фух, а я испугался! Ну бери тогда быстрее, а-то всех собачников распугает!
Взяла, успокоила, попоила, засунула в рот спасительницу-соску и запихнула в коляску – нечего концерты тут закатывать.
– Так, зайка, сиди и смотри!
– Да-да, сиди и смотри, как папа любит твою маму! – Матвей притянул меня к себе за длинный шарфик, которым была обмотана моя шея. – Лиза, а может, к Марине ее отвезем? А? Пошли в кино сходим? Или просто наедине дома побудем? Я соскучился!
– Соскучился? Так ведь мы и не расставались!
– Ага! Вчера ты с ней спала, – он осторожно ткнул пальцем в пухлую щечку. Машка захохотала! – Видишь, она еще и смеется надо мной! Скоро будет говорить: "Мама моя, убери от нее свои грязные руки!"
Ребенок увлекся разглядыванием огромного сенбернара, которого мимо нас вел на тоненьком поводке старенький маленький дедушка, и Матвей все-таки поцеловал. Ну и пусть, что люди вокруг! Мне, вообще, это безразлично! Я люблю! Обожаю его! И ее! И Даню!
Стоп! Даню же пора из школы забирать! Е-мое, совсем забыла! Попыталась отстраниться, но не тут-то было – еще крепче прижимает к себе, и руки уже нетерпеливо и уверенно спускаются вниз на ягодицы, чтобы притянуть ближе, чтобы дать мне прочувствовать все его желание, все нетерпение, всю любовь ко мне…
– Матвей, ты что делаешь, тут же люди! – а сама-то дышу, как загнанная лошадь! И руки… Вот как они, бессовестные, под его курткой оказались? Более того, под футболкой даже?
– Машку везем к Марине.
– А Даню? Его из школы пора забирать!
– И Даню – к Марине! До вечера! Звони давай, спрашивай, чем твоя мать занимается?
– Чем она занимается? Выходной у нее. И у Сережи… был выходной.
– Ах, выходной! Так он через полчаса закончится, обрадуй их! Давай, ты с коляской к дому, а я в гараж за машиной!
Эпилог
– Лиза! – истошный крик Анютки отразился, кажется, от самих стен и высокого потолка в доме Авериных-старших и звуковой волной настиг меня на самом выходе из комнаты. Поворачивалась с опаской. – Да, Лиза, же!
– Ну, что еще? Ты сама вызвалась присмотреть за Машей! Вот и смотри! У меня пирог горит!
– Лиза, у нее что-то во рту! Кажется, дождик сожрала! – Анютка пыталась раскрыть ребенку рот, нажимая на маленькие челюсти с обеих сторон пухленького личика. Машуня бешено крутила головой, стараясь отцепиться от своей молодой назойливой тетушки.
– Аня, нельзя так говорить – "сожрала", это же – ребенок! Говори – съела! – конечно же, пирог был забыт. Я вернулась назад в гостиную, где в самом уголке большой комнаты Анечка и Маша наряжали огромную искусственную елку. Ну, как наряжали? Больше раскидывали, чем развешивали. Стеклянные игрушки уже были нами размещены в основном в верхней части красавицы-елки, чтобы неугомонная девчонка не достала. Ну а пластмассовые и ватные (да, это чудо непонятным образом сохранилось в нашей семье!) девчонки пожелали развесить сами.
Нужно было готовить ужин – скоро все семейство явится, но дождик во рту – это, конечно, важнее!
Взяла на руки мою зайку. Она радостно запищала что-то непонятное, но явно жалобное – обиделась на Анютку. Осторожно засунула в ее ротик палец и вытащила целый комок малинового серпантина!
– Ах, ты, маленькая негодница! – пригрозила пальцем скривившейся и готовой разреветься дочке. – Зачем сожрала гадость? Накажу! Деду Морозу позвоню, чтобы подарок тебе не привозил!
Анютка, естественно, не могла смолчать и не прокомментировать:
– "Сожрала", "гадость" – можно разве при ребенке говорить? Эх, ты, мать называется! А Дед Мороз – это вообще запрещенный прием!
– Ладно уж, молчи, защитница! Все, серпантин извлечен – операция прошла успешно. Смотри, чтобы снова не наелась. Я пошла, а то мама твоя звонила – скоро уже!
Аня согласно кивнула и, подхватив на руки малышку, направилась с ней к елке.
Обернулась на них у самой двери – похожи, как сестрички, только с разницей в четырнадцать лет! Светловолосые – в своих мам, кареглазые – в отцов! И милашки какие!
На кухне царил беспорядок – трудно готовить и сидеть с ребенком (ну ничего – сейчас приедут мама с бабушкой и помогут прибраться!) Да еще и обед будет праздничным. Не новогодним, но праздничным. Новый год только завтра. А вот прибытие из роддома очередного мелкого члена нашей растущей, как на дрожжах, семейки, отложить до завтра не получится! Выписали, наконец-то!
Естественно, все рванули в роддом – забирать Алю! Вот, кто-кто, а Аверины-старшие совсем не собирались рожать еще одного – Аня и Антон уже совсем взрослые. Но, узнав, что это случилось, что Аля неожиданно забеременела, погрустили пару дней и решили рожать!
Бабушка с Павлом Петровичем уехали покупать кое-какие продукты и приданое малышу. Вот не понимаю это глупое суеверие, что, якобы, плохая примета заранее готовиться к рождению ребенка! Я, например, сама все для Маши покупала – от одежды до кроватки и коляски! Но мама с бабушкой и Алей решили действовать по старинке. Не удивлюсь, если сейчас бабушка притянет какую-нибудь винтажную коляску из кожзама! Или забудет самое необходимое! Правда, на всякий случай, кое-что, из чего Машуня уже выросла, я уже перевезла сюда, благо, что уже неделю живу в их доме на правах хозяйки.
Дело в том, что мы с Матвеем решили переселиться поближе ко всем нашим и купили небольшой домик неподалеку от маминого. Купили недавно, квартиру пришлось продать – не хватало средств. Сейчас мой муж в экстренном порядке ремонтирует и перевозит вещи в наше семейное гнездышко. А я здесь с детьми, чтобы не мешаться, ну и Роме помогать… Жду и безумно скучаю по мужу…
… За окном во дворе послышался шум мотора! Неужели приехали уже? Выглянула в окошко – в автоматически открывшиеся ворота въезжала целая вереница машин: Роман, потом Павел Петрович, и последний – Сергей с мамой. И всё. И ворота закрылись. Схватив куртку, выскочила встречать в одних комнатных тапочках на крыльцо. Снег валит! Словно решила Зимушка-Зима сразу в один день засыпать на целую зиму вперед наш, замерший в ожидании чуда, город.
Откуда-то из снежной кутерьмы донесся громкий голос бабушки:
– Лиза, куда же ты выскочила полуголая! На снег, на мороз! Быстро назад в дом, застудишься!
Вот ведь, какая! Все видит, а жалуется на зрение! Я ее еще и не разглядела в такой круговерти! А она даже то, какая одежда на мне, увидела!
– Бабушка, я же одетая! Ну, где вы там? Давайте, я дверь держу!
Сначала на крыльцо горохом высыпала толпа мальчишек, возглавляемая, одетым в красную лыжную куртку, Антоном Авериным. Антон тащил целое облако из золотистых шариков, на каждом из которых красовалась надпись: "Спасибо за дочку, любимая!" Дети наперебой требовали у старшего и самого опытного члена своей маленькой группировки запустить шарики в небо, надеясь, что они смогут справиться со снегопадом и улететь, но Антон был непреклонен:
– Вот снег прекратится и запустим! Ну, вы, как маленькие! Куда они полетят-то? Разве что в сугроб!
Отряхнула мальчишек, от избытка чувств поцеловала в щеку немедленно вытершегося Даню (совсем взрослый стал – не любит нежности!) и запихнула всех в дом, чтобы впустить в холодный коридор следующую порцию родственников.
Бабушка с пакетами продуктов, Сережа с коляской, Павел Петрович с какой-то бумажной коробкой, явно тяжелой, в руках, мама опять с пакетами, Аля с цветами… Целую ее, обнимаю, поздравляю:
– Алечка, а где же наша малышка?
Она резко оборачивается назад и кричит на весь двор:
– Рома, хватит уже любоваться, тащи ее в дом – кормить пора!
Наконец, на крыльце появляется сияющий Роман (подожди, подожди, за четырнадцать-то лет отвык, наверное, от бессонных ночей и детского ора!). Процедура повторятеся – целую, обнимаю, и даже в мыслях не держу рассматривать ребенка на холоде, но он все равно предупреждающе говорит:
– Даже и не думай открывать личико на улице – заболеет!
– Нет-нет, Ромочка, что ты! Неси уже в дом скорее!
Всё. Все зашли. Тишина – дверь-то в дом закрылась. Шум, он там, внутри большого гостеприимного дома, наполненного радостью и счастьем. Дома, где меня любят, где все, кого я люблю. Почти все. А здесь я одна. Подняла вверх лицо, ловя губами снежинки… И вдруг услышала совершенно неожиданное:
– Это что еще такое? В одних тапках на снегу?
Не успела даже пикнуть, как оказалась схвачена, закинута не плечо и занесена в коридор:
– Попалась?
– А сам-то, сам! Почему без шапки?
– Лиза, я кажется, застрял! Тут неподалеку! Зачем только на машине поехал! Пешком было бы проще и быстрее! А улица с нашей стороны не почищена еще! Но так хотел вас сегодня домой забрать… Вот и поехал…
Застрял. Неприятность, вроде бы? Почему тогда он улыбается? Отряхивала его волосы от снега – челка, так любимая мною, отросла… Глаза смеются… Губы холодные (замерз, бедненький!) целуют меня в щеку, в шею…
– А я думала, ты уже про нас и забыл совсем! Неделю, как квартиранты какие-то, тут живем! Вот как хочешь, но чтобы мы сегодня ночевали у себя!
– Тогда, товарищ командир, зови мужиков! Толкать, откапываться, будем! И детей собирай… Если бы ты знала, как я спешил ремонт доделать, как мне без вас там плохо было, не говорила бы так!
Сама поцеловала его, забыв в ту же секунду обо все на свете. Зная только его вкус, его запах… Мой – единственный, неповторимый, любимый, счастье мое…
– Лиза, как же я соскучился, девочка моя, любимая моя, – он шептал на ушко, горячим дыханием заставляя волну мурашек неудержимо нестись вниз по моему, невольно льнущему к Матвею, телу. И очнулась только тогда, когда дверь в коридор распахнулась и нахмуренная бабушка высунула голову из-за двери:
– Лиза!.. Матвей, ну, хоть ты скажи ей, что нельзя в таком виде на холоде стоять! Идите же в дом скорее, иначе Мария Матвеевна всю елку обгрызет!
Конец
