Текст книги "Грань бессмертия (сборник)"

Автор книги: Кшиштоф Борунь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

XI

Вместо института Барта мы поехали в «Каса гранде». Сеньора де Лима, довольно быстро взявшая себя в руки после шока, в который повергли ее слова Игнацио, категорически заявила, что прежде должна обо всем сообщить да Сильве и посоветоваться с ним. Альберди был не очень обрадован таким оборотом дела, а может быть просто не хотел встречаться с полковником и предложил, чтобы Долорес осталась с Игнацио в «Каса гранде», а мы вдвоем поехали дальше – в институт. Но моя клиентка была особой упрямой – в чем я уже неоднократно имел случай убедиться – и так долго осаждала нас своими доводами, что в конце концов мы капитулировали.

Да Сильвы мы не застали. Однако сеньора Долорес чувствовала себя у него как дома и, приказав слуге проводить нас в гостиную, пошла «выяснить обстановку».

Спустя несколько минут она вернулась, сообщив, что да Сильва поехал на лесопилку, там у него какие-то неприятности с рабочими, но она говорила с ним по радиотелефону, и он обещал быть через полчаса. Она приказала подать «чего-нибудь выпить» и позвала ожидавшего в холле Игнацио.

Паренек волновался все больше и то и дело растерянно поглядывал на священника, ища поддержки и помощи, а возможно, даже защиты. Впрочем, Альберди притормаживал, как мог, следовательские порывы своей сестры, понимая, что таким образом от Игнацио многого не добьешься. Напуганный паренек отвечал на Вопросы сеньоры Долорес односложно, и лишь мягкие, но настойчивые слова священника заставили его отвечать более пространно.

– Значит, Марио ночевал у тебя, а не в институте? Расскажи подробно, как все было. Никто ни в чем не обвиняет ни тебя, ни твоих родителей. Наоборот, мы вам благодарны за то, что вы присмотрели за Марио, – втолковывал Альберди. – Ну, когда он к вам явился?

Игнацио доверчиво смотрел на священника.

– Вечером, падре. Он говорил, что был у вас, но не застал.

– Да. Я вернулся очень поздно, – кивнул Альберди. – А почему он не зашел ко мне утром?

– Не знаю… Он уже не мог ждать. Мы вышли из дома чуть свет. Он говорил, что должен быть утром у Барта.

– А когда он сказал тебе о своем разговоре с отцом?

– Утром, пока мы шли к Барту. Он говорил, что должен идти быстро, потому что его ждет старик, то есть он сказал – отец. Тут я ему и говорю, что этого не может быть, потому что его отец помер. Но он уперся. Както чудно стал мне доказывать, что это возможно. Я даже думал, что у него в голове помутилось… А пошел я с ним потому, что боялся, как бы его не поймали.

Игнацио замолчал и неуверенно взглянул на сеньору де Лима.

– Не бойся. Говори, говори, – ободряюще сказал Альберди, подавая сестре знак, чтобы та молчала.

– Марио говорил, что один раз его уже ловили… А я знаю такие тропинки… – он вдруг замолчал и сменил тему. – Когда мы уже были недалеко от Барта, Марио сказал, чтобы я подождал его в кустах, у забора. Потом его долго не было, и я решил посмотреть, что там делается. И тогда я перебрался на другую сторону.

– Через забор?

Игнацио опустил голову.

– Ну и что было дальше?

– Потом вышел Марио и стал ругаться, что я перелез. Но потом сказал, чтобы я шел за ним. Мы спустились по лестнице в подвал. Но там была решетка… Только издалека были видны какие-то стеклянные ящики… Большие, словно… – он оглянулся, – словно эта комната. И полно труб, и трубочек… А Марио тогда сказал, что Он в этом сидит… Ну… отец его…

– И ты не боялся?

– А чего бояться? Да я ему и не очень-то верил. Я думал, он хочет меня надуть… Так я ему и сказал. И тогда он начал надо мной смеяться, а потом приказал идти с ним наверх в какую-то маленькую комнату. Там не было ни окон, ни стола, только такой большущий шкаф с лампочками, и маленький шкаф, и еще несколько штук поменьше, и стульчик… Некоторые лампочки мигали, некоторые нет. Потом пришла какая-то сеньора, одетая в белое… и очень злилась на Марио, что он привел меня, но потом сказала, что это хорошо, потому что она пошлет меня за вами, падре. И вышла. Тут Марио что-то сделал и начал разговаривать со своим отцом. Отец просил, чтобы Марио помогал ему… Я сам слышал. Так, словно он говорил по радио или сам сидел в маленьком шкафу… Марио сказал, что это Он!

Игнацио замолчал, вопросительно глядя на священника.

Сеньора Долорес, хотя и слушала напряженно рассказ паренька, но смотрела не на него. Я проследил за ее взглядом и увидел, что в дверях, опираясь о косяк, стоит да Сильва. Он заметил мое желание встать и, прикрыв веки, дал мне знать, чтобы я не выдавал его присутствия.

Однако было уже поздно. Альберди, сидевший спиной к двери, оглянулся и, увидев хозяина, поднялся с кресла.

– Приветствую вас! – сказал да Сильва так, словно только что вошел. – Не беспокойтесь.

– Я не говорила вам, что случилось! – воскликнула сеньора Долорес, вскакивая с кресла. – Марио ночевал сегодня не у Эстебано, а где-то в деревне. Вчера весь день он просидел в институте и сегодня опять пошел туда. Игнацио утверждает, что там находится и Хозе!

– Или его дух… – улыбнулся хозяин. Он совсем не казался удивленным. – Правда, я слышал только часть этого чрезвычайно любопытного рассказа нашего юного гостя, но догадался, о чем идет речь.

Он подошел к Игнапио и похлопал его по плечу.

– А ты толковый парень. Не боишься духов? Правда? – сказал он таким тоном, что трудно было понять, смеется он или говорит серьезно.

Игнацио даже рот раскрыл от удивления и испуга.

– Ну что ты на меня так смотришь? – спросил да Сильва, которого развеселило смущение паренька. – Боялся или не боялся?

Однако мальчик не мог издать ни звука. Он в отчаянии взглянул на священника, который, поняв этот взгляд, постарался успокоить паренька.

– Не бойся, Игнацио. Сеньор полковник шутит. Расскажи лучше, что было дальше.

Но на мальчика, очевидно, сильно подействовали слова да Сильвы.

– Значит… значит… это был… дух? – с трудом пробормотал он. – Но падре говорит, что… духов нет…

– Не верю, чтобы падре мог говорить это серьезно, – пошутил да Сильва, многозначительно подмигнув Альберди.

– Не думаю, чтобы это мог быть голос духа, – смутился священник. – То есть… духи существуют, но не в институте Барта.

– И это говорите вы? Уж но сомневаетесь ли вы, что Боннар… – да Сильва осекся.

– Не в том дело… – священника все больше раздражал шутливый тон хозяина. – Зачем вы пугаете мальчика?

– Я вовсе не пугаю его, Скорее… он нас пугает. Ведь он утверждает, что в подземельях института в какой-то странной машине заточена душа несчастного Хозе Браго. Более того, эта душа – несомненно, страдающая от непереносимых мучений – взывает о помощи к своему живому сыну, словно дух отца Гамлета!

– Не надо смеяться, полковник, – возмутился священник.

– Душа Браго погребена Боннаром в подземельях института Барта. Я говорю совершенно серьезно. Есть основания… Но об этом мы, пожалуй, поговорим позже. Факт остается фактом – вероятность этого существует. Ну так как, парень, – обратился да Сильва к Игнацио. – Скажи нам, наконец, о чем просил Марио дух его отца?

Мальчик нервно вздохнул, словно перед прыжком в воду.

– Просил… Он просил, чтобы… Марио помог…

– Каким образом помог? Вспомни, мальчик, – мягко сказал да Сильва.

– Я… я… – заикался Игнацио. – Я не знаю. Он чтото говорил… Говорил, что… не может… Чтобы Марио помог. Но я не знаю… не знаю, в чем… – пот выступил у паренька на лбу.

– Не мучайте его, полковник, – вступился Альберди.

Да Сильва искоса взглянул на священника, потом кивнул.

– Пожалуй, вы правы. Ничего больше от него не добьешься. К тому же не так и важно, о чем говорил со своим сыном дух Хозе Браго! – Да Сильва сделал упор на последних словах, и опять было непонятно, шутит он или говорит серьезно.

Хозяин подошел к камину и, вероятно, нажал кнопку, потому что тут же в салон вошел слуга.

– Ты, наверное, голоден? – спросил да Сильва мальчика и, не дожидаясь ответа, приказал слуге: – Проводи его на кухню и накорми. Потом дай бутылку вина для отца, и пусть он возвращается домой.

– Благодарю вас, сеньор полковник! – низко поклонился Игнацио.

– Не выпей по дороге вино! – смеясь предупредил да Сильва. – Это для отца. Скажи ему, что это за то, что он вырастил такого сына! – и, меняя тон, добавил: – А к Барту пока не ходи, не болтайся нигде. Ты можешь еще понадобиться. Если надо будет, я пришлю за тобой.

Слуга и мальчик скрылись за дверью.

– Ну как? Вы довольны строительными материалами? – обратился да Сильва к священнику. – Я приказал дать лучшие бревна и кирпич.

– Благодарю, – лаконично ответил Альберди, не глядя на хозяина. И словно опасаясь дальнейших расспросов, поспешно произнес:

– Вы, сеньор полковник, напрасно забиваете голову бедному мальчику… Все, что вы говорили, он принял всерьез!

Да Сильва усмехнулся.

– Должен признаться, я искренне удивлен. Не думал, что среди жителей Пунто де Виста найдется хоть один, исключая, разумеется вас, падре, – слегка поклонился он Альберди, – кто отважился бы переступить порог института Барта. Ведь я хорошо знаю этих людей…

– Неужели они верят, что в институте бродят привидения? – спросил я, вспоминая предупреждение Альберди во время нашей первой встречи.

Хозяин оживился.

– Да! И должен сказать, услышанное нами от мальчика проливает некоторый свет на источник этих сказок. Правда, существует несколько версий, но все они сходятся на том, что в институте хозяйничает «нечистая сила»…

– Рассказы о духах совпадают по времени со смертью Браго?

Хозяин внимательно взглянул на меня.

– И да и нет, – ответил он, как бы колеблясь. – Впервые слухи о том, будто у Барта бродят привидения, распространились лет восемь или десять назад, то есть за несколько лет до смерти Браго. Быть может, эти слухи распустил сам Боннар, чтобы отучить крестьян из Пунто околачиваться вблизи института. Впрочем, вначале это были весьма примитивные сказки – о духах в образе кошек, собак и даже обезьян. Весь этот призрачный зоосад якобы бродил ночами по коридорам и подвалам дома, мяукая и воя. Я сам говорил с некоторыми «очевидцами». В то время в институте содержали множество подопытных животных, что, по-видимому, и послужило источником измышлений. Во всяком случае, к моменту смерти Браго весь старый персонал разбежался.

– Когда начали говорить о привидениях… людей? – пытался я найти какой-то исходный пункт.

– Я понимаю, к чему вы клоните, – подхватил да Сильва. – Не могу утверждать, что эти разговоры не появились еще до смерти Браго. Во всяком случаю, лишь в последние годы россказни стали в какой-то степени логичными. И если я говорил об удивительном совпадении между этими сказками и тем, что мы сегодня услышали, то я имею, естественно, в виду только некоторые, наиболее осмысленные рассказы. А это совпадение, мне кажется, не может быть случайным…

– Я тоже так думаю, – сказал я, вопросительно посматривая на Альберди, но тот молчал, глядя только на да Сильву, притом скорее подозрительно, нежели с интересом.

– Попытаемся сопоставить факты, – продолжал хозяин. – Из рассказа Игнацио следует, что Марио утверждает, будто его отец, Хозе Браго, находится в подземельях института. Более того, Игнацио был свидетелем разговора Марио с кем-то, кто выдает себя за отца мальчика. А ведь Хозе Браго умер шесть лет назад. Его останки в течение шести лет пролежали на кладбище в Пунто. Кроме того, экспертиза показала, что перед смертью Хозе Браго был подвергнут, мягко выражаясь, недозволенным экспериментам. Давайте подумаем, а не может ли быть, что… – он на секунду остановился для того, чтобы подчеркнуть необычность своего предположения, – что эксперимент продолжается.

– Не понимаю, – прошептала сеньора Долорес, с ужасом глядя в лицо да Сильвы.

– Я не нейрофизиолог и даже не врач, – медленно продолжал хозяин, старательно подбирая слова. – Простите, если я попытаюсь высказать гипотезу, не имеющую под собой твердой почвы. Наше знание фактов весьма ограниченно, а мои научные познания оставляют желать лучшего… Когда-то я читал о некоторых экспериментах, проводимых, правда, только на животных, чаще на кошках или обезьянах. Опыты основывались на изоляции мозга от организма. Это было много лет назад, и, пожалуй, нельзя сомневаться, что в этой области сделан серьезный шаг вперед. Сопоставим это с фактом, обнаруженным профессором Гомецом: за несколько месяцев до смерти у Хозе Браго был извлечен мозг. Следует ли решительно исключить вероятность того, что этот мозг, искусственно питаемый, живет до сих пор? Еще будучи молодым, я читал где-то, что десятки лет искусственно поддерживалась жизнь отделенного от тела сердца курицы. Оно не переставая билось, хотя курицы давно уже не было…

– Чудовищно… – простонала сеньора Долорес.

– Да! Чудовищно! – подхватил да Сильва. – Но именно это лучше всего могло бы объяснить, почему то, что происходит в институте, окружено такой непроницаемой тайной. Быть может, неудачи в исследовании нейродина Боннар пытается восполнить экспериментами над животными и даже… человеком. Обнародование правды неизбежно привело бы господина профессора и его сотрудников на скамью подсудимых.

Я начал подумывать, действительно ли хозяин верит в то, что говорит.

– Вы серьезно допускаете возможность такого эксперимента? Профессор Гомец считает, что мозг у Браго удаляли частями, постепенно, путем многократных операций в течение нескольких месяцев… Уж не говоря о том, что, приняв гипотезу, будто мозг Браго живет, общается с Марио и даже создает новые произведения, мы должны предположить, что Боннар разрешил множество необычайно сложных проблем. Ведь это был бы мозг, снабженный искусственными органами чувств и искусственными исполнительными органами.

Да Сильва насупился.

– Так вы говорите, что Гомец утверждает… – начал он и умолк. – Не знаю, к сожалению, подробностей экспертизы… Однако возможно, Гомец ошибается, – в голосе хозяина прозвучала нотка надежды.

– Он слывет знающим специалистом.

Хозяин надолго задумался.

– Собственно… это уже не имеет значения. Я только напрасно забиваю вам головы глупыми предположениями. В ближайшие дни мы узнаем правду. Главное – уже не удастся скрыть, что в институте Барта творятся довольно странные вещи… и что общественное мнение потрясено обнаруженными фактами. Должен сказать, что пока все складывается удачно. Даже ваш сегодняшний приезд и сообщение Игнацио… Даже то, что Марио остался в институте. А что если вам, сеньор адвокат, сегодня вечером нанести визит Боннару? Нельзя упускать времени и… подходящего случая.

– Мы как раз туда едем. Втроем…

Да Сильва благодарно взглянул на меня.

– Вижу, сеньор адвокат отлично разбирается в обстановке…

– О том, что Марио в институте, мы знали уже в полдень, – вставила сеньора Долорес. – Сеньор Эспиноза получил известие… и мы приехали, чтобы забрать Марио.

Хозяин с трудом сдержал удивление.

– У вас отличные осведомители. Примите мои поздравления! – деланно рассмеялся он. – Неужели падре…

Я подумал, что пришло время поставить точку над i, чтобы избежать двусмысленного положения, которое наверняка вызовет встреча Долорес с Катариной.

– Я получил это сообщение от сеньорины Дали, – спокойно объяснил я. – Не исключено, что мы встретим ее у Боннара.

Хозяин внимательно посмотрел на меня, словно хотел прочесть но моим глазам, что я думаю в этот момент.

– А… сеньорина Дали в курсе дела? – спросил он, акцентируя последние слова.

– Думаю, полностью, – Ответил я тем же тоном и машинально взглянул на Альберди.

В уголках губ священника затаилась ироническая усмешка.

XII

Было уже совсем темно, когда мы выехали из «Каса гранде».

Луна еще не взошла, и огни фар разрезали тьму длинными снопами света, ломающимися на каждом повороте о стволы деревьев и придорожные кусты.

Все молчали. Только сидящий рядом со мной Альберди отрывисто указывал направление, впрочем, совершенно излишне, так как я уже неплохо ориентировался в здешние местах.

Здание института имени Барта не было освещено. Лишь на первом этаже в остекленном холле горели затемненные ночные лампы.

Я остановил машину у подъезда. Только когда мы вышли, я заметил, что Долорес еле жива от волнения, а может быть, даже страха. Она судорожно вцепилась в мою руку, я почувствовал, как ее бьет нервная дрожь. Надо сказать, я и сам бессознательно поддался этой атмосфере напряженности, тем более что мне предстоял особый разговор с Катариной и Боннаром.

Зато Альберди держался не только совершенно спокойно, но даже по сравнению с пассивным поведением в «Каса гранде» словно бы ожил. Опередив нас, он первым поднялся по ступеням и, не дожидаясь, когда мы подойдем к двери, позвонил.

Пришлось довольно долго ждать. Потом зажглись два ярких прожектора, которые ослепляли настолько, что лишь спустя несколько секунд, заслонив глаза ладонью, я смог различить какую-то высокую фигуру, стоявшую на лестнице. Мужчина, не подходя к двери, осмотрел нас, потом куда-то исчез.

Прожекторы погасли. Прошло еще несколько минут. Сеньора де Лима дрожала все сильнее, и я уже начинал подумывать, не отвезти ли ее в «Каса гранде». Я попытался было заикнуться об этом, но встретил бурные возражения с ее стороны.

Наконец в холле загорелся нормальный свет и из бокового коридора вышла Катарина в сопровождении молодого широкоплечего индейца, одетого в темную рубаху и серые рабочие брюки. Мужчина что-то, говорил Катарине, недоверчиво поглядывая в нашу сторону. Вероятно, Катарина втолковывала ему, что опасаться нечего, так как спустя немного времени он ушел и стеклянные двери перед нами раскрылись.

Мы вошли в холл. Катарина встретила нас кивком головы, но не произнесла ни слова. Альберди и сеньора де Лима тоже молчали, не зная, как себя держать.

– Не очень-то любезно вы встречаете гостей, – сказал я, прерывая неприятное молчание. – Словно в осажденной крепости.

Катарина взглянула мне в глаза, на ее губах появилась ироническая улыбка.

– Действительно, – сказала она. – Ты угадал. Час назад камнями выбили стекла в кабинете профессора Боннара…

– У вас хоть охрана-то хорошая? – спросил я.

Катарина пожала плечами. Я еще никогда не видел ее в таком состоянии.

– Профессор пытался дозвониться до полицейского участка, но телефоны не работают. Видимо, линия оборвана. Правда, здесь есть коротковолновый передатчик, но ведь нельзя объявлять тревогу из-за единственного инцидента.

– А персонал?

– В институте живет несколько человек. Остальные работники, к сожалению, уехали. Завтра праздник… Ты должен был приехать один! – неожиданно переменила она тему.

– Сеньора де Лима сама хочет забрать сына, – поспешил я ответить, чтобы не оказаться в двусмысленном положении. – Не следует оставлять здесь мальчика. Особенно при сложившихся обстоятельствах… Кроме того, пора, пожалуй, до конца разобраться с делом Браго. Мы знаем, что Хозе… – я многозначительно замолчал.

Катарина смерила меня взглядом.

– Не знаю, куда ты клонишь, Фил. Я не имею права говорить от имени профессора Боннара, я тут такой же гость, как и ты, – она искоса взглянула на Долорес, – но думаю, ситуация действительно такова, что пора сыграть в открытую, – последние слова прозвучали угрозой.

– Я приехала сюда за своим ребенком и не уйду, пока мне его не отдадут, – подала голос сеньора де Лима. – Никто не имеет права его задерживать!

– Кого вы пытаетесь оскорбить? Вы разговаривали с сыном? Могу вас уверить, что никто его здесь не держит, – Катарина начинала приходить в свое обычное состояние.

– Марио должен вернуться домой! Сегодня же! Почему вы молчите, сеньор? – в отчаянии Долорес искала у меня поддержки.

– Я провожу вас к нему, – выручила меня Катарина. – Или, если хотите, скажу, чтобы он спустился к вам. Однако, я думаю, будет лучше, если сначала мы спокойно поговорим о вашем сыне.

– Что-нибудь случилось? – испугалась Долорес.

– Нет, нет. Но хотелось бы избежать некоторых недоразумений. Может быть, мы сядем? – Катарина указала на кресла в глубине холла.

– Не знаю, о каких недоразумениях вы говорите, – вздохнула сеньора де Лима, садясь. По тону, которым это было сказано, нетрудно было понять, что она только пытается сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

– Начну с того, что мне кажется главным, – начала Катарина. – Я несколько раз беседовала с вашим сыном, так же как и с профессором Боннаром и доктором Мантеза, известным психиатром. Могу вас увррить, что у Марио нет никакого психического заболевания. Он совершенно нормальный, здоровый мальчик.

– Это невозможно, – прошептала сеньора де Лима, принимая сообщение Катарины со смешанными чувствами. – Доктор Стайнберг, директор санатория в Плайя де Оро, обнаружил… Впрочем, если б вы знали, как Марио ведет себя дома…

– Конфликт между вами, вашим мужем и Марио имеет совершенно конкретную почву… И мне кажется, наряду с определенными объективными причинами немалая вина в этом и ваша…

– Что вы можете знать, – вздохнула Долорес. – Марио – трудный ребенок.

– Не думаю. Я хотела бы вас предупредить. Верьте мне, я говорю это, только заботясь о будущем Марио… Игра, в, которой вы принимаете участие, может создать между вами и сыном непроходимую пропасть.

– Ничего не понимаю… О чем вы?

Удивление Долорес показалось мне искренним.

– Как вы не понимаете, что обвинение института в убийстве Хозе Браго – лишь предлог для политической интриги? Неужели вы хотите потерять сына ради карьеры вашего мужа? Впрочем, должна вам сказать, что люди, которые втянули вас в эту игру, вероятно, совершенно не разбираются в существе положения. Они не в состоянии реализовать свои планы…

Сеньора де Лима изумленно смотрела на Катарину.

– Я хочу только найти своего ребенка… – умоляюще прошептала она.

– Это зависит исключительно от вас. Однако предупреждаю: завтра может быть уже поздно.

– Что я должна делать?

Катарина не ответила. Она долго молча смотрела на Долорес, и я думал, она размышляет, что ответить. Однако я ошибся.

– Можете ли вы мне честно сказать, что стало с дневником Хозе Браго и рукописью романа «Башня без окон»? – неожиданно спросила она.

Долорес беспокойно задвигалась. Однако прежде чем она успела ответить, из бокового коридора появился тот самый человек, который несколько минут назад сопровождал Катарину.

– Профессор просит сеньоров в кабинет, – сказал он, жестом указывая на лестницу, ведущую наверх.

Альберди вскочил. Только теперь я заметил, как сильно он взволнован.

– Простите… – вставая, поклонился я Долорес и Катарине.

Сеньора де Лима послала мне полный беспокойства взгляд, а я улыбнулся ей, давая знать, чтобы она не волновалась.

Молодой индеец проводил нас до самых дверей кабинета Боннара и ушел.

Профессор, одетый в белый халат, стоял на пороге. Он приветствовал нас кивком головы и пригласил в комнату.

Ярко освещенный кабинет теперь показался мне значительно просторнее, чем во время предыдущего визита. Я посмотрел на окна, плотно прикрытые шторами.

Боннар заметил мой взгляд и иронически усмехнулся.

– Ваши клиенты забавляются… А это письмо с поздравлениями, – он потянулся к открытому ящику и подал мне измятый листок.

«Убийц под суд», – прочитал я нацарапанные неумелой рукой слова.

– Садитесь! – сказал Боннар, однако сам не сел, а принялся расхаживать по кабинету. – Давно же ты здесь не был, Эст… – обратился он после недолгого молчания к Альберди.

– Давно, – согласился священник, беря у меня листок. – Это что, закинули в окно?

– Принесли на подносе! – саркастически рассмеялся профессор. – А вы, я думаю, на меня не в обиде… – остановился он передо мной. – Впрочем, вы сами виноваты. Я подумал тогда, что имею дело с одной из свиней, что роют под меня яму…

Разговор обещал быть не из приятных.

– Думаешь, это да Сильва? – спросил Альберди, кладя листок на стол.

– Ты догадлив… Но все это не важно. – Боннар стал серьезным. – Мне сказали, что вы человек порядочный, – опять обратился он ко мне. – Однако я не могу рисковать. Вам придется остаться в институте до утра. Лишь завтра в одиннадцать часов вы сможете покинуть этот дом. И ты, Эст, тоже. Если вам это не нравится, вы должны уехать отсюда немедленно, но без мальчика.

Я был озадачен.

– Зачем же вы меня приглашали?

– Я хочу, чтобы вы, во-первых, полностью разобрались в том, что здесь происходит, и действовали, как прикажут разум и порядочность, а во-вторых, чтобы, сообщая кому следует обо всем, что вы здесь услышали и увидели, могли сдерживать дураков в их идиотских намерениях и тем самым помочь всем нам избежать опасных последствий человеческой глупости и слепоты…

– Вы хотите, чтобы в случае процесса…

– Нет, уважаемый, нет! Это пусть вас не волнует. Процесса не будет – он никому не выгоден. А если даже и будет, то у нас есть свидетель, голос которого будет решающим… – он выделил последнее слово, блеснув глазами. – Вы должны знать: речь идет о гораздо более важных вещах, нежели выдуманное кретинами обвинение в убийстве.

– Значит ли это, что я должен посредничать в переговорах?

– В данном случае трудно говорить о переговорах. Ваша роль будет в принципе заключаться лишь в стимулировании хода некоторых процессов… Впрочем, что вам объяснять. Вы сами разберетесь.

– Что-то я не очень представляю себе, каким образом можно примирить такие несовместимые понятия, как необходимость сохранять тайну и обязанность кого-то информировать… Да и кого, собственно, и в каких пределах я имею право информировать? Сеньору де Лима? Ее мужа? А может, следователя Кастелло?

Боннар взглянул на меня почти с презрением.

– Вижу, вы знаете меньше, чем я думал. Вас переоценили! Но теперь это уже не имеет значения… Итак, кратко: соблюдать тайну вы обязаны лишь до одиннадцати часов завтрашнего утра. Никаких телефонов, никаких контактов. По истечении этого срока я предоставляю вам полную свободу передвижения и использования полученных сведений. Я понимаю ваше положение и не собираюсь его усложнять.

– Как мы поступим с сеньорой де Лима?

– Она останется здесь на ночь или вы сейчас же отвезете ее к Альберди, в «Каса гранде» или к самому дьяволу… Но Марио с ней не поедет.

– Вы знаете, чем это вам грозит? Мальчик несовершеннолетний!

– Знаю. Но, во-первых, требование сеньоры де Лима может быть невыполнимо, – он слегка усмехнулся. – Марио здесь находится добровольно и в любой момент может покинуть институт… в неизвестном направлении. Во-вторых, будет лучше, если сеньора де Лима останется здесь на ночь добровольно, даже не зная об условиях, которые я вам поставил. Впрочем, на то у вас и голова… То, что вы приехали в одной машине, упрощает задачу. В-третьих, все это мелочь в сравнении с тем, за что идет игра.

– Я постараюсь убедить сеньору де Лима остаться… В данный момент ее интересует только сын. Возможно, она увидит его и успокоится.

– Завтра я возьму их с собой в столицу. Я выеду в семь утра! Правда, по пути мне надо будет уладить кое-какие дела, но к обеду они оба будут дома. Вы же должны остаться здесь до одиннадцати. Ты, Эст, конечно, принимаешь мои условия? – обратился он к Альберди.

– В семь пятнадцать у меня служба.

– Значит, ты возвращаешься домой.

– Я хочу знать, что стало с Хозе.

Боннар развел руками.

– Прости, Эст…

– Хорошо! – с трудом сказал Альберди. – Принимаю твои условия. Только мне придется съездить в Пунто и предупредить ризничего. Но ты скажешь мне, что с Хозе.

Суровое, непроницаемое лицо ученого на мгновение осветилось улыбкой.

– Через минуту ты сможешь с ним поговорить сам, – сказал он медленно, каким-то особенно торжественным тоном, не вяжущимся с его прежней сухой деловитостью.

Альберди был поражен его словами, а у меня перед глазами встала картина раскрытого гроба.

– Вы потеряли монополию на бессмертие! – гортанно рассмеялся Боннар. – Придется тебе с этим примириться, Эст.

– Не понимаю…

– И не знаю, захочешь ли понять… до конца.

– Говори! – священник настойчиво смотрел в лицо ученого, словно хотел прочесть по нему всю правду.

Но Боннар не торопился. Он подошел к столу и вынул из ящика листок бумаги.

– Напиши ризничему записку. Завтра я выеду на полчаса раньше, а Марио отдаст ему ее по пути. Так будет безопаснее.

– Ты мне не веришь? – огорченно спросил Альберди.

– Слушай, – фыркнул ученый. – Не в тебе дело. Зачем да Сильве знать раньше времени…

– Делай, как считаешь нужным.

Альберди сел за стол и начал писать.

– Из того, что вы сказали, профессор, следует, что Хозе Браго жив, – прервал я наступившее молчание.

– В некотором смысле…

– И с ним можно поговорить?

– Пожалуйста, вот интерком.

Боннар подошел к столику и положил руку на небольшой ящичек, снабженный несколькими переключателями.

Альберди поднял голову от недоконченного письма.

– Так Хозе не умер? – тихо спросил он. – А те останки?.. Неужели Гомец ошибся?

– Гомец отличный специалист и он не ошибся. Это был труп Хозе Браго. И если мы условимся называть смертью прекращение физиологических функций тела, то должны будем признать, что Хозе действительно умер шесть лет назад. Но ведь ты, Эст, специалист по душам и упорно доказываешь, что они могут жить без тела. Так чему же ты удивляешься? – насмешливая улыбка не сходила с лица Боннара.

– Так это… душа Хозе? – прошептал Альберди, а я почувствовал, как мурашки забегали у меня по спине.

– В некотором смысле, да. Это душа Хозе Браго и, теоретически, душа бессмертия. Помнишь, Эст, как мы вчетвером с Хозе и Томом Миллером когда-то рассуждали о бессмертии? Вот твое бессмертие: душа Хозе отделена от ее бренной телесной оболочки… Тело уже превратилось в прах, а душа продолжает существовать, и такое существование может длиться бесконечно.

По выражению лица Альберди можно было следить за тем, как в нем борются недоверие с желанием, чтобы то, что он услышал, оказалось правдой, а любопытство – со страхом перед непредвидимыми последствиями человеческой смелости.

– Что ты сделал? – наконец с трудом спрозил он.

– Высвободил из тела душу Хозе. Но шутки в сторону… На этом деле ни ты, ни богословы не разживетесь. Эксперимент носит сугубо научный характер. Мы перенесли запись личности Хозе Браго с естественной нервной сети на искусственную. Если мы поставим знак равенства между понятиями «душа» и «личность» – душа Хозе была нами перенесена из одной системы в другую. Правда, понятие «личность» не совсем точно, но, думаю, вам ясно, о чем идет речь. «Душа» – еще более туманное понятие, но тем не менее теологи отлично с нею управляются уже более двух тысячелетий…

Наступило молчание. Я раздумывал над словами профессора, но как-то не очень улавливал их смысл.

– Так вы поместили мозг Браго в какой-то аппарат, – начал я, вспоминая то, на что намекал да Сильва.

– Нет! Мы перенесли не мозг, а запись индивидуальности, содержавшуюся в его физической и химической структуре. Попытаюсь объяснить популярнее, хотя это не так просто. Прежде всего, знаете ли вы, какие функции выполняют полушария мозга?