Текст книги "Грань бессмертия (сборник)"

Автор книги: Кшиштоф Борунь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

IV

Сеньоры Долорес де Лима дома не оказалось. Дверь открыл сам хозяин – полный, плотный мужчина с седыми висками и выпуклыми глазами, близоруко глядящими из-за стекол очков.

– Мы уже не рассчитывали увидеть вас сегодня. В канцелярии сказали, что вы уехали… Прошу. Прошу. Это хорошо, очень хорошо, что вы пришли, – он не скрывал удовлетворения, провожая меня в кабинет.

– Я был в Пунто де Виста.

– О, прекрасно, – обрадовался хозяин. – Мы не могли вас дождаться.

– Есть новости? – спросил я, садясь.

– Мне кажется, да, – в голосе де Лима чувствовалось некоторое сомнение. – Может быть, выпьем? Коньяк или виски? Советую коньяк.

– Благодарю. Я редко пью.

Однако хозяин уже открыл бар и потянулся за бутылкой.

– Одна рюмка не помешает.

– Вы сказали, что можете сообщить мне какую-то новость? – начал я, стремясь как можно скорее перейти к сути дела.

– Да, да. Именно поэтому жена пыталась сегодня утром связаться с вами, – говорил де Лима, наливая коньяк в рюмки. – Как вы знаете, я позавчера вернулся из Лондона…

Я не знал, но утвердительно кивнул головой. Де Лима был представителем известной британской фирмы и время от времени выезжал в Англию.

– Мне знаком этот город, – продолжал хозяин. – Я провел там юность. Вы читали «Грань бессмертия» Браго? – неожиданно переменил он тему.

– Вчера закончил.

– Это хорошо, это очень хорошо! – обрадовался он. – Помните сцену, в которой главный герой, ну, тот художник, впервые замечает, что начинает слепнуть? Он идет по Блек Ривер-стрит и ему кажется, что стоит туман, но ближайшие деревья он различает так же неясно, как и дальние…

– Разумеется, помню.

– Я хорошо знаю эту улицу. Там жил один мой коллега, и я у него частенько бывал. Я и сейчас, когда приезжаю в Лондон, иногда заглядываю на старое место. Так вот, на этой улице растут деревья, как это и описывает Браго. Но видеть их он не мог…

– Вы хотите этим сказать, что Браго никогда не бывал в Лондоне? Какое это имеет значение? Возможно, он воспользовался чьим-либо описанием или даже снимками.

– В том-то и дело, что не мог он видеть этих деревьев даже на снимке. Они были посажены лишь четыре года назад, то есть спустя два года после смерти Браго, – лицо де Лима сияло торжеством.

Я задумался.

– Может быть, это просто совпадение? – сказал я, потянувшись за рюмкой. – Он не знал Лондона, а даже если и знал, то это не имело бы никакого значения. Он выбрал первое попавшееся название улицы, которое нашел в каком-нибудь списке или на плане, или же ему просто кто-нибудь сообщил… А деревья могли быть и плодом фантазии.

– Описание улицы очень точное, – не уступал де Лима.

– Возможно, кто-нибудь ему об этой улице рассказывал, а деревья необходимы были писателю для развития действия, поэтому он их «придумал».

– Видите ли… – хозяин понизил голос. – Я долго размышлял над этим… И жена тоже. Если исключить случайность, то либо эту книгу писал не Хозе Браго и это лишь апокриф, либо…

– Либо?

– Браго жив и продолжает писать! А его смерть – фикция!

– Но зачем бы ему это?

– Я думаю, в какой-то мере ответ на ваш вопрос содержится в этоц книге, – де Лима указал на лежащую на столе «Грань бессмертия». – Обычно слава приходит после смерти…

– Ну, хорошо. А какова же во всем этом роль профессора Боннара? Какой смысл большому ученому вмешиваться в столь странную и, будем откровенны, не совсем чистую с точки зрения закона махинацию?

– Порой ученым свойственно весьма своеобразное чувство юмора. Быть может, Боннар хочет таким образом доказать обществу, что оно в состоянии заметить гения лишь после его смерти? А впрочем, институт на этом только выгадывает…

– Весьма сомнительно, чтобы Боннар принимал участие в фальсификации смерти. Материальный выигрыш института, которым он руководит, поставит его в неловкое положение, когда это станет достоянием общественности. Всегда легко прилепить человеку ярлык, что, мол, он действовал из материальных побуждений.

– Быть может, есть еще иные причины, о которых мы не знаем… Во всяком случае, если окажется, что Хозе Браго жив, его можно будет заставить выплачивать алименты в пользу сына. Мне эти деньги не нужны. Я даже пытался отговорить жену… Но вы ее знаете…

Это напомнило мне об одной из целей визита.

– А мальчик дома?

– Увы, – хозяин развел руками и как бы смутился. – Марио нет.

– Ушел? Я непременно хотел бы с ним увидеться.

– Честно говоря… он уехал. Ведь я могу быть с вами откровенным? Последнее время Марио чувствовал себя неважно. Мы решили отправить его к морю.

– Сейчас? В середине учебного года? – откровенно удивился я.

– Да. Видите ли… такая неприятность… Мы решили, что ему необходимо прервать учение. Потеря одного года – не беда, когда речь идет о здоровье…

– Он заболел? Чем?

– Собственно… ничего страшного, – отвечал де Лима все более неуверенно. – Просто устал от учебы. Как это часто бывает… Ну и, кроме того… В этом возрасте молодежь обычно переживает все особенно сильно. Просто с некоторых пор он вел себя, как бы это сказать…

– Необычно?

– Вот именно. Именно. Врач советовал отправить его в санаторий. Но он пробыл там всего две недели… Позавчера мы получили сообщение, что он убежал. Жена как раз и поехала…

– Вы сообщили в полицию?

– Нет… нет… Мы догадываемся, где он. Жена поехала за ним. Я думаю, она найдет его у брата в Пунто де Виста.

– Я был там сегодня около полудня. Священник мне ничего не говорил… Наоборот, он приглашал вас втроем приехать в гости. Вы думаете, это была игра?

– Нет, нет. Что вы… – поспешно сказал он.

– А может, Марио в институте Барта?

Де Лима взглянул на меня с беспокойством.

– Нет. Пожалуй, нет… Я думаю, Марио просто еще не добрался до Пунто де Виста. Но он явится туда непременно. Жена привезет его. Завтра они вернутся.

– Вы в этом вполне уверены?

– Ннннет… – замялся он. – Возможно, Марио останется у шурина на несколько дней. Но жена завтра вернется!

Я решил играть в открытую.

– Мне не нравится, что вы со мной не откровенны. Скажите, конфликт между вами и сыном, а именно об этом идет речь, не связан каким-то образом с Хозе Браго?

Хозяин некоторое время молчал, раздумывая над ответом. Наконец, потянувшись за бутылкой, ответил:

– До некоторой степени. Только до некоторой степени! Марио был привязан к отцу. Кроме того, мальчишке импонирует, что он – сын известного писателя. Жена придерживается несколько иного мнения… Особенно это касается некоторых черт характера… покойного…

– Понимаю. А мальчик навещает профессора Боннара?

Мне показалось, что хозяин вздрогнул.

– Нет. Пожалуй, нет… Правда, он несколько раз бывал в институте у отца, еще до его смерти…

– Я сегодня был у Боннара по вашему делу. Он посоветовал мне узнать мнение вашего приемного сына, – сказал я внешне безразличным тоном.

Опять наступило долгое молчание. Я не намерен был сообщать подробности моего визита в институт, а тем более рассказывать об оказанном мне приеме. Хозяин же не спешил продолжать разговор.

– Не знаю, что имел в виду профессор Боннар, – сказал он наконец. – Но разве это может иметь какое-нибудь значение? Марио несовершеннолетний… Это мальчик трудный… Впрочем, я могу заверить вас, что конфликт между моей женой и ее сыном никак не связан с наследством.

– Почему вы не сказали мне сразу, что ваша жена поехала за сыном?

– Вы не спрашивали. К тому же мы считаем, что семейные неурядицы не имеют никакого отношения к делу.

– Я придерживаюсь иного мнения, – холодно возразил я.

– Сеньор, – начал хозяин, пытаясь улыбнуться. – Не подумайте, будто мы хотели что-либо от вас утаить. Это недоразумение! Что же касается Боннара, то после эксгумации мы посмотрим, какую мину он состроит…

– Альберди не дает согласия на эксгумацию.

Де Лима был удивлен, а возможно, только изобразил удивление.

– Пусть вас это не тревожит. Он согласится. У меня есть знакомства в курии.

– Быть может, достаточно будет, если сеньора Долорес побеседует с братом?

– Боюсь, это приведет к прямо противоположным результатам.

– Да… с Альберди нелегко договориться. Откровенно говоря, он вызывает у меня противоречивые чувства. А что о нем думаете вы?

Де Лима налил коньяк в рюмки и только после этого ответил:

– Я не знаю его. Вернее, знаю только со слов жены и Марио. Я никогда с ним не говорил. Видите ли, когда Долорес разошлась с Браго и вышла за меня, церковь пе признала нашего брака. Мы обвенчались лишь после смерти Хозе… Альберди считал, что сестра не должна была уходить от пьяницы, тиранившего ее.

– Альберди дружил с Хозе Браго?

Де Лима пожал плечами.

– Это трудно назвать дружбой. Кажется, они все время спорили. Браго был атеистом. Тем не менее – а это проливает свет на образ мышления моего шурина – Браго уже после развода с Долорес месяцами жил у Альберди. Больше того, Альберди добился, чтобы Хозе похоронили на церковном кладбище, правда у самой стеньг, но и это, как ни говорите, место священное.

– Может быть, ему удалось «обратить» Браго?

– Скорее наоборот, – засмеялся хозяин.

– Не думаете ли вы, что Альберди – неверующий?

– Я не это имел в виду. Видите ли… – де Лима понизил голос. – Браго был коммунистом…

– Первый раз слышу, – удивленно заметил я.

– Быть может, в коммунистической партии он не состоял, но со слов жены я понял, что он, безусловно, симпатизировал коммунистам. Теперь об этом не пишут, но все было именно так. Впрочем, если вчитаться в его книги, то это чувствуется… Так вот, Альберди поддался его влиянию и без нужды совал нос куда не следует.

– Вы считаете, что Альберди симпатизирует коммунистам?

– Не думаю. Правда, в свое время он был сторонником Дартеса. Впрочем, после пожара он успокоился.

– После какого пожара?

– Вы ведь видели, он живет в домике садовника. Приходский дом был ближе к церкви. Вероятно, остались стены.

– Хорошо, что библиотека уцелела, – заметил я мимоходом.

– Он перешел в эту хибару раньше! Под влиянием Браго. Кажется, тот несколько лет убеждал священника отдать приходский дом под школу. Альберди не очень торопился, оттягивал. Однако после смерти Браго решился. Ну и паства его «отблагодарила»… Во время ремонта кто-то поджег дом… – он замолчал и задумался. – А может быть, все-таки стаканчик… – вспомнил он об обязанностях хозяина.

– Благодарю. Меня интересует, почему Браго лечился в институте Барта? Вы ничего об этом не знаете?

– Это очень просто. Когда Марио было три года, Долорес вместе с ним и мужем проводила лето в Пунто де Виста. Тогда они случайно познакомились с Боннаром. Не то у Альберди, не то у да Сильвы. В те времена, еще при Дартесе, Боннар иногда бывал и у да Сильвы, управляющего тамошними плантациями.

– Сейчас они не очень-то симпатизируют друг другу.

– Это не имеет ничего общего с личным антагонизмом… Да Сильва – порядочный человек, джентльмен до мозга костей. Чего нельзя сказать о Боннаре…

– Вы хорошо знаете его? – спросил я, разделяя в душе мнение хозяина.

– Да. Мы познакомились у да Сильвы. Конфликт имеет глубокие корни, – вернулся он к теме, – я бы сказал, материального характера. Да Сильва был акционером санатория, в котором сейчас размещается институт.

– Он не получил возмещения?

– Не в этом дело. Ведь институт могли бы перевести куда-либо в другое место… Барту захотелось уничтожить такую отличную лечебницу… Сейчас, если б не влияние Боннара, все можно было бы изменить.

– Понимаю. Итак, вы говорите, что в то время, несколько лет назад, Боннар подружился с Браго?

– Во всяком случае, тогда они познакомились. Позже, живя у Альберди, Браго часто бывал в институте. А когда заболел, им занялся Боннар. Ведь у Браго и гроша ломаного в кармане не было.

– Есть ли смысл, в свете того что вы мне рассказали, добиваться эксгумации?

– Непременно! Правда, теперь вам не придется предъявлять Боннару обвинение. Мое открытие облегчает дело, не так ли? Обстановка совершенно изменилась. Это уже не обвинение в убийстве, а лишь попытка убедиться, не сбежал ли случайно покойник из могилы, – деланно рассмеялся он.

Я немного подумал.

– Каково ваше инстинное мнение? – начал я, глядя внимательно в лицо де Лимы. – Ваша жена говорила, что из достоверных уст знает, будто на Браго проводились недозволенные эксперименты. Эти две версии противоречат друг другу.

– Не знаю. У меня действительно нет на этот счет никакого мнения. Быть может, здесь есть противоречие, а может, и нет. Посмотрим. Посмотрим после эксгумации!

– Я посоветуюсь со следователем, – сказал я, вставая.

– Разумеется, вы никому не станете говорить о наших первоначальных подозрениях? – говорил хозяин, провожая меня к двери. – Дело ясное. Нам важно знать истину. Хотя бы в интересах истории литературы. Чтобы не случилось, как с Шекспиром… Во всяком случае, газетам будет о чем писать.

«Этот де Лима не дурак, – подумал я, выходя на улицу. – Конечно, они используют любую возможность. Бизнес! Но с этими деревьями – удивительная история».

Прежде чем действовать дальше, я решил посоветоваться с Катариной… Ее мнение, как филолога и знатока творчества Хозе Браго, было мне интересно.

Мы долго беседовали по телефону. Она весьма скептически отнеслась к гипотезе де Лимы. Мы уговорились, что я заеду к ней завтра.

V

– Как ты ухитряешься это делать, Катарина? С каждой нашей встречей ты выглядишь все моложе!

Я откинулся в мягком кресле, с удовольствием глядя на ладную фигурку хозяйки.

– Не плети ерунды. Я почти совсем не спала. Выгляжу, словно заморыш… – вздохнула Катарина, ставя на стол поднос с завтраком. – Всю ночь я сидела над Браго, и, ей-богу, сама не знаю, что об этом и думать. Это, действительно, сенсация… Я нашла еще четыре примера. В том числе три в «Грани бессмертия». А их может быть значительно больше. Я ведь перелистала лишь три книги, изданные за последнее время.

– Ты все-таки дай мне сказать… Когда я на тебя гляжу, то чувствую себя по меньшей мере на пятнадцать лет моложе. Теперь я вижу, что потерял…

– Вечно ты… – Катарина вспыхнула и непроизвольно одернула халат.

– Я знаю, что у меня нет никаких шансов. Свои ночи ты без остатка отдаешь Хозе Браго.

– Ты не имеешь никаких прав на ревность… А если говорить о Браго, то это любовь платоническая и без взаимности.

– Если бы я был уверен, что он действительно мертв… – бросил я как бы в шутку.

Она перестала наливать кофе и внимательно посмотрела на меня.

– Так ты думаешь, что в этом следует искать разгадку «вещих способностей»?

– Пока у меня нет собственного мнения. Это де Лима утверждает, что Браго жив. Быть может, он знает больше, чем хочет сказать.

– Это было бы прекрасно! – взволнованно воскликнула она.

– В ближайшее время узнаем! Я постараюсь сегодня же добыть разрешение на эксгумацию.

Катарина насупилась. Неожиданно, словно ей в голову пришла новая мысль, она сказала:

– В могиле могут быть останки другого человека, Пожалуй, это вполне вероятно. Вот это история…

– Если быть откровенным, то я не верю, чтобы Боннар зашел так далеко…

– Я тоже так думаю, – кивнула Катарина. – Но факт остается фактом: Браго довольно странно заглядывает в будущее (если это можно так назвать) в своих произведениях. Ты ничего не ешь!

Она положила мне на тарелку ветчины, а потом принесла из соседней комнаты две книги.

– Несоответствие, обнаруженное де Лимой, не единственное. Правду говоря, я никогда бы не обратила внимания на эти деревья. Вот посмотри, – открыла она одну из книг в заложенном месте и ногтем отчеркнула абзац.

– «…сметет последний жухлый след осенний», – прочитал я вслух. Слово «жухлый» было дважды подчеркнуто.

– Это строчка Уиллера в переводе Стеллы Рибейро. Цитируя это место, Браго воспользовался изданием 1981 года, которое несколько отличается от издания 1974 года. В частности, слово «желтый» переводчица заменила словом «жухлый».

– Понимаю. Если Браго умер в 1979 году, то он не мог читать второго издания. Но, возможно, изменение внес редактор «Грани бессмертия», решив воспользоваться более поздним переводом.

– Проверить нетрудно. Но если это даже и редакторская правка, три других примера заставляют задуматься. Ты знаешь Шалаи?

– Имре Шалаи? Лауреат Нобелевской премии? Это обязан знать любой культурный человек!

– Дело не в премии, а в том, что получил он ее три года назад и примерно в то же время у нас вышел его первый перевод. А между тем я убеждена, что на творчество Браго, во всяком случае если говорить о «Сумерках» и «Грани бессмертия», повлиял как раз Шалаи.

– А говорят, что Браго – первооткрыватель, пионер…

– Не ехидничай. Основное у Браго – умение сливать воедино невероятную динамичность сюжета с поразительными по смелости формальными приемами. На первый взгляд поведение героев, интрига, да что там – вся постановка действия кажется противоречащей логике. А между тем мы тут имеем дело с абсолютной точностью замысла и глубоким философским содержанием. В этом умении показывать наиболее существенное Браго – мастер высшего класса. Однако это не значит, что, как и любой человек, творящий в определенных условиях и подверженный их воздействию, он не испытывал различных влияний, будь то сознательно или подсознательно. Но каким образом мог Шалаи повлиять на творчество Браго, умершего на несколько лет раньше, чем у нас вышла первая книга поэта, – непонятно!

– Быть может, он читал Шалаи в оригинале или даже в рукописи?

– Исключено! Браго не знал венгерского.

– Скажи, допускаешь ты возможность того, что Браго жив?

– Увы, это весьма сомнительно, хотя и наиболее удачно разъясняет все загадки. Прежде всего Боннар, насколько я его знаю…

– Как давно ты знаешь Боннара? – прервал я, не скрывая любопытства.

– О, давно. Я познакомилась с ним лет, наверное, семь или восемь назад через профессора Сиккарди, у которого я работала ассистенткой. Профессор поручил мне просмотреть полученные от Боннара рукописи и попросил высказать свое мнение. Это были образцы творчества Браго.

– Значит, ты его первооткрывательница?

– Скорее – первый критик, и к тому же суровый. Сейчас мне эти заметки кажутся смешными… В рецензии не было недостатка в выражениях типа: «автор проявляет эпический талант», «предвещает писателя с солидными данными»… Откровенно говоря, я чувствовала в нем недюжинный талант, но увлек он меня отнюдь не сразу. Именно в связи с этим отзывом я побывала в институте Барта у Боннара. Потом он давал мне и другие рукопии.

– Так, может быть, ты была знакома и с Браго?

– Да, – сказала она и умолкла, глядя на чашку с кофе, которую держала в руке.

– Ты никогда об этом не говорила… Это было там, в институте Барта?

Катарина кивнула.

– Когда ты видела его последний раз? – наседал я.

– О, весной 1978 года. Примерно за год до кончины.

– Как он в то время выглядел?

– Что говорить, не блестяще.

– А позже ты не пыталась его увидеть?

– Во время лечения Боннар запретил всякие посещения. Он только написал мне… – она осеклась.

– Боннар?

– Нет, Браго. Писал, что чувствует себя лучше, очень сожалеет, что не может со мной увидеться, и надеется, что когда-нибудь мы еще поболтаем…

Мне почудилось, что я заметил в глазах Катарины слезы.

– Видно, это было не просто знакомство, – сказал я не особенно удачно.

Она неприязненно взглянула на меня.

– Чепуха. Мы не были знакомы и двух месяцев. Браго не покидал института. Между нами ничего не было.

– Прости. Я не хотел гебя обидеть. Я только ищу, за что бы зацепиться. Ты бываешь в институте Барта?

– Нет. После смерти Браго я встретилась с Боннаром лишь недавно, во время телевизионной передачи. Но это была мимолетная беседа. О творчестве Браго мы говорили с ним где-то в начале 1982 года. Тогда Боннар сказал, что у него есть рукописи Браго и он намерен заняться их публикацией. Он обещал позвонить мне или Сиккарди, но не позвонил. Возможно, забыл. А потом уж начали выходить книги…

– Во время встречи на телестудии он не приглашал тебя навестить его?

– Нет. Мы перебросились всего несколькими фразами, если не считать дискуссии перед камерами. Времени не было.

– Но ты могла бы его навестить под каким-нибудь предлогом?

Она внимательно посмотрела на меня.

– Если ты поклянешься, что не используешь меня в интриге, направленной против Браго…

– Клянусь, – поспешно сказал я. – Что до Боннара, то, надеюсь, тут тебя ничто не связывает?

– Не знаю, – сказала она после недолгого раздумья. – Прежде всего меня интересует истина…

– И я так думаю… Да! Еще одно: ты знаешь сына Браго?

– Однажды я видела его в клинике. Ему тогда было лет девять-десять. Теперь он, наверное, вырос… Он очень походил на отца.

Она задумалась и как-то потухла.

– Значит, он довольно часто бывал в институте?

– Этого я не знаю. Браго отзывался о мальчике очень тепло. Должно быть, он его любил.

– Может, мальчик знает что-нибудь о времени, предшествовавшем смерти?

– Возможно. Хорошо бы с ним поговорить.

– К тому же имеется и другой повод. Я хотел бы выяснить, есть ли сейчас контакт между ним и Боннаром. Если ты позволишь, я позвоню от тебя де Лиме? Мать мальчика поехала в деревню и должна была уже вернуться.

– Пожалуйста. Я уберу со стола.

Я сел за столик, пододвинул телефон и набрал номер. Почти тут же отозвался де Лима. Услышав мое имя, он даже вскрикнул от радости.

– Ах, это вы, сеньор адвокат?! Ну, наконец-то! Я звоню повсюду уже целый час и нигде не могу вас поймать. К сожалению, у нас возникли новые осложнения… Жена звонила из Пунто де Виста. Представьте себе, Марио опять сбежал…

– Как это опять? Он же должен быть у Альберди?

– Сегодня ночью его удалось поймать на дороге вблизи Пунто де Виста, когда он шел к священнику. Они с матерью остановились поесть в придорожном баре. Марио вышел умыться и… исчез. Он, безусловно, опять вернется в Пунто де Виста, и мы хотели просить вас о помощи.

– Не очень понимаю, что я могу сделать?

– Вопрос весьма деликатен. Я сказал жене, что вчера мы с вами откровенно беседовали и я вам полностью доверяю. Вам необходимо сейчас же поехать в Пунто де Виста. Мы очень вас просим… Разумеется, все расходы мы берем на себя. Жена ожидает вас в «Каса гранде», у сеньора да Сильвы. В трех километрах от деревни. Любой деревенский мальчишка покажет вам дорогу. Мы просим вас. Это очень срочно. Жена объяснит вам все лучше там, на месте. Так вы поедете?

Я не собирался создавать искусственные осложнения, тем более что уже был не на шутку заинтригован историей со смертью Браго, и согласился.

Положив трубку, я взглянул на Катарину, которая стояла в дверях, заинтересованная разговором.

– Ты сегодня очень занята? Я хочу предложить тебе прогулку.

Она понимающе кивнула.

– Пунто де Виста?

– Да. Быть может, при оказии навестишь профессора Боннара. Согласна?

– Едем! – улыбнулась она, но тут же, словно спохватившись, спросила:

– Эксгумация?

– Не думаю.

Она облегченно вздохнула.