Текст книги "Вкус греха. Долгое прощание"
Автор книги: Ксения Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Я даже не представляла, что так соскучусь, – причитала Нэля и, повернувшись к Мите, сказала: – У мамы там хорошо, но как-то не так, мрачновато, что ли?
И пошла по коридору на кухню, а Митя, вдруг всполошившись, – вчера ему было не до этого, – прошел в столовую и осмотрел стол. Все вроде бы в порядке, да им с Верой вчера было не до кофепитий и прочего такого. На кухне, конечно, он не все так уж прибрал, но был уверен – ничего…
Нэля проверила кухню на чистоту и осталась довольна. Прошла в ванную – тоже прилично, правда отметила, пока не осмысляя, что на полке нет ее косметики. После ванной прошла в гостиную и все более радовалась, – Митька все же не такой уж охламон, все у него чисто и прибрано.
В спальню она вошла уже спокойно, но тут-то и ждало ее разочарование, – нет, это слово слишком слабо для того ощущения, которое охватило Нэлю. Ну, что Митькина кровать не застелена, – не новость. Но на тумбочке у своей кровати она увидела остатки сигарет… Подошла. Что это?? Уж этого она не искала никак! Грязь, неприбранность, бардак – все могло быть… Но не помада на фильтрах от сигарет! Темно-малиновая…
Митя тоже это увидел.
Она обернулась к Мите, глаза у нее стояли вертикально, а щеки медленно наливались багрянцем.
Митя содрогнулся, но быстро взял себя в руки: ответ он нашел.
Теперь надо скромно и невинно ждать, что она скажет.
А Нэля тихо, как начинают тягучую народную песню, произнесла:
– Подлец, какой же ты грязный тип! Водить девок! В мою постель! Приносить заразу в дом, где ребенок! И еще хотеть дочку! Дрянь, мразь!
Она смотрела на него глазами, полными непролившихся слез и ненависти:
– Что ты молчишь? Что? Откуда ты взялся на мою голову! Мне говорили! Я не верила! А теперь ты таскаешь проституток в дом!
Она затихла так же внезапно, как и кричала, и тихо произнесла:
– Ты – чудовище. Моральный урод. Кого я рожу от такого? Мне надо делать аборт, – и, закрывши лицо руками, Нэля зарыдала.
Митя был на высоте, как он думал.
Он сказал:
– Ты закончила свои обвинительные речи? Теперь скажу я. Думаешь, если бы у меня была здесь женщина, я бы не осмотрел все? оставил бы эти окурки? Ты что, считаешь меня полным болваном?
Нэля всхлипывала, но рыдать перестала и прислушивалась к нему, пробормотав:
– А почему ты убрал мою косметику? Может, ты притворялся неженатым? И это твоя квартира? Ты совращал…
– Заткнись! – закричал Митя.
Ему надоела эта сцена, в которой он чувствовал себя весьма некомфортно, и ему скорее хотелось ее закончить.
– Прекрати нести ерунду. Ты просекла, что я тебе сказал? А косметику я убрал, да. Но почему? Ты ведь начала орать, не желая меня выслушать. Могла ты просто спросить: что это значит? Могла. Но нет! Тут и проститутки, и больные, и черт-те что! Спартак был у меня, поняла? Он с тобой говорил? Ты его голос слышала? Ну, так вот, открою тебе чужую тайну, которой бы ты не узнала, если бы я зашел сюда. Я вообще спал в кабинете, если хочешь знать. Спартак приходил со своей любимой девушкой, – и вдруг он сказал: – Ее зовут Вера, довольно эффектная девица, рыжая, красит губы малиновой помадой… Я твою косметику убрал, чтобы она ею не пользовалась, дурочка ты.
Мы просидели очень долго, и они остались… Спартак упросил меня. Там какие-то сложности… У него еще квартиры нет, скоро будет, а она живет с младшим братом… В общем, я плохо понял, но конечно же разрешил. А как я должен был поступить? Сказать – нет? Когда я один в огромной квартире? Как? Хочешь, я позвоню Спартаку и все ему скажу, пусть он тебе расскажет… И Веру эту приведет. Тебе не станет стыдно?..
Митя устал. Ему было нехорошо и физически, и морально, и хотелось одного: скорее бы все закончилось и улететь бы к такой-то матери в Америку и там пожить одному, без баб… Когда же они перестанут его доставать! Он и на Веру сейчас злился: не могла выкинуть свои сигареты…
Он посмотрел на Нэлю – та утирала слезы, но все еще вздрагивала, как обиженный, но уже успокаивающийся ребенок.
– Скажи честно, Нэля, ты бы отказала своей подруге? – надавил ей на психику напоследок Митя.
Она взглянула на него исподлобья, – не знаю… Наверное, отказала бы… Чтобы посторонние спали в моей постели…
Митя вздохнул, назидательно и чуть презрительно сказал ей:
– Потому что у тебя нет подруг и нет друзей. Если б были, – ты бы так не ответила Нэля возмутилась уже по-другому поводу:
– А из-за чего у меня нет подруг? Из-за тебя! Сразу ребенок, замужество, уход из института! Откуда подруги возьмутся? А училась в Киеве…
– Ну, вот и тут я виноват! Ты же сама не хотела учиться! И ребенка мы, прости уж, делали вместе… – сказал Митя и понял, что сейчас ему предстоит любовный, так сказать, экспромт. Женщины от этого сразу успокаиваются, ибо для них это – лучшее доказательство любви!..
Он подошел к Нэле и потрогал ее за грудку, спросив:
– Аты не соскучилась, а?.. Я – да, но ты закатила такое, что я чуть не лишился потенции.
Он засмеялся, а она, уже улыбаясь всем кругленьким личиком, спросила, кокетничая:
– Но не лишился же?
– Нет, – ответил Митя, задирая Нэлину юбку и одновременно дернув книзу «молнию» на своих брюках. Вот такой секс, без приготовлений, больше всего возбуждал его, тут и Нэля была желанной.
Позже они лежали рядом, и Нэля говорила ему:
– Митька, я люблю тебя ужасно. А ты? – спросила она.
Ему вообще хотелось умолчать об этом, и он ответил вопросом на вопрос:
– А ты как думаешь?
Нэля поняла, естественно, что это больше, чем просто ДА.
Днем Нэля выскочила в магазин, что-то там забытое купить, а Митя собрался позвонить Вере.
Но тут зазвонил сам телефон. Неужели Вера? Не может быть… Митя осторожно, как будто боясь обжечься, снял трубку с рычажка. Это был Спартак. Как хорошо, что он позвонил, когда Нэли нет дома! Придется ему кое́-что сказать, а как не хочется! Спартак настолько положительный тип, что…
Мите не хотелось терять в глазах Спартака свой облик, который тот придумал, А как? Нэля остается здесь, и всякое бывает: встретятся они или он позвонит ей и не со зла, от неведения скажет, что они были вдвоем. Конечно, если бы Митя оставался здесь, он бы Нэлю улестил, но он будет далеко…
Спартак еще вздумает ее предупредить или начать рассказывать о творческой необыкновенной Митиной натуре, которой многое надо прощать…
Спартак собирался завезти ему журналы. Да черт бы с ними! И Митя сказал, что приехала Нэля, злится, что он ничего не прибрал, и навешивает ему каких-то баб, с которыми они тут были… И Митя, чтобы долго не базарить, соврал, – прости уж, Спарта-чище! – что Спартак приходил со своей девушкой, рыжей Верой, редакторшей, которую любит.
– Так «красивше», – сказал Митя, – имей в виду, поддерживай этот вариант, если она когда-нибудь об этом заговорит…
– А мы что, не увидимся? – спросил Спартак упавшим голосом.
Митя сказал о том, что улетает завтра.
Спартак совсем расстроился и все-таки хотел привезти журналы. Митя озверел, ну что за идиот! Вот уж простота, которая хуже воровства! И сожалеюще ответил:
– Спартачище! Да на кой мне теперь эти журналы! Пусть лежат у тебя, приеду – заберу, не на век уезжаю… Каждый год теперь будет отпуск! А сейчас мы с Нэлькой уезжаем к тетке… Прощаться. Спартачище, ты – мой друг единый, слышишь, дурачина? – сказал Митя прочувствованно.
Спартак вздохнул и ответил: – ладно, Митяй, будь. Нэльку поцелуй и не обижай. – И повесил трубку. Как-то все неловко получается, но делать нечего – таковы сложности ситуации.
Пришла Нэля, и Митя сообщил ей о звонке Спартака. Что он извинялся, не оставили ли они чего, передавал привет и хотел зайти дня через два…
Время шло, а он так и не звонил Вере и теперь уже не позвонит. Разве за сигаретами сбегать? Но они у него есть. А если спрятать?
Митя тихо прошел в спальню, достал из столика сигареты и сбросил их под кровать. Потом вошел в кухню спросил:
– Нэль, ты сигарет моих не видела?
Она ответила: – Нет, а что, кончились, что ли? Так ты сказал бы мне…
– Я думал, есть… – с неудовольствием протянул Митя, – придется бежать, а так неохота…
Нэля тут же вызвалась – она чувствовала себя несколько виноватой, что так обзывала невиновного Митю, но Митя возмутился: еще чего! Ты мне за сигаретами бегать будешь!
Сценка, считал Митя, была разыграна на пять с плюсом.
На работе у Веры никто не отвечал. Он позвонил домой, подошел ее брат; недовольным тоном спросил «Кто?». Митя приосанился и официально попросил передать, что звонит Вадим Александрович.
– Ее нет, – бросил братец.
Тогда Митя сообщил, что будет звонить ей завтра на работу, просьба передать. Где она? – Неизвестно…
Может, нашла кого?..
Митя поплелся домой и весь вечер маялся у телевизора.
Нэля стирала его шмотки, вбегала иногда, не сердито ругала его за то, что обнаглел, – ничего своего не стирает! Но видно было, что и стирка Митиных вещей доставляет ей удовольствие. А его удовольствием было воспоминание о прошедшем вечере…
Следующий день проходил в хлопотах, Митя несколько раз пытался дозвониться до Веры, но не мог: ее глухо не было. Он поехал домой, уже с билетом на завтрашний рейс, оформленными документами и с горя лег спать.
Нэля ходила на цыпочках, чтобы его не разбудить, но Митю как подкинуло часов в пять. Он посмотрел на часы, и ему показалось, что двенадцатый час!..
Он было уже хотел закричать: «Нэля, почему ты, черт побери, меня не разбудила!» – но присмотрелся и увидел, что только пять. Не думая и не раздумывая, он сказал Нэле, что едет в издательство. Ему звонили вчера. Там идет сборник его стихов, и срочно надо читать сверку. Нэля смотрела на него странным взглядом.
– Митя, – сказала она, – неужели это так срочно? В конце концов, я прочитаю…
Он разорался, что никто не считается с его творчеством, все думают, что это детские забавы, на которые можно плевать, а может быть, это и есть его настоящая жизнь!.. И всякое подобное кричал Митя.
Нэля замолкла и подумала, что Митя очень нервный и что работает он в сложной сфере, опять один тащится в Америку, которая Нэле не нравилась, кроме магазинов, конечно… Надо с Митей обращаться нежно и внимательно. Пусть он съездит в это свое издательство, проветрится, людей посмотрит, себя покажет… Что она к нему пристает?.. Завтра он улетает.
– Иди, – сказал она, – ради бога, мне-то что. Я думала, ты отдохнешь дома, я пироги поставила, твои любимые буду печь, с капустой.
Он чмокнул ее в головку, сказал шепотом, постарался сексуальным:
– Спасибо, милая… И умчался.
В здание, где работала Вера, вход был по пропускам, и он топтался с одной розой алого цвета (успел ухватить на рынке у Белорусского) у входа, – то ли жених, то ли молодожен, то ли ждущий начальство женского полу подхалим. Выйдет же она хоть когда-то?
Веры не было.
Он сбегал на угол и позвонил из автомата. Ответил мужской голос, а вдали слышны были какие-то крики, смех…
Митя ничего не сказал, а подошел к двери и, заглянув внутрь здания, увидел тетку в будочке типа вахтерши. Он подошел к будочке и попросил:
– Извините, пожалуйста, но мне нужна срочно комментатор Вера Полянова, и вынул свое значительное удостоверение, и у тетки стало и уважительным и еще более официальным – лицо, – мне она нужна по важному делу. Прошу вас…
Такой он нанес ерунды.
Тетка кивнула и позвонила. Там ответили. Она все сказала и вдруг посмотрела на Митю и замялась:
– Не знаю я… Молодой. И документ показал. Ладно (там спрашивали, каков тот, кто ждет Веру), скажу… Обождите, – обратилась она к Мите.
А время неслось меж тем.
Через несколько минут из двери выскочил парень и, оглянувшись, увидел Митю и как-то замедленно подошел. Парень был симпатичный, совсем молодой и несколько навеселе.
– Это вы ждете Веру? – спросил он.
Митя кивнул.
Парень замялся, но все же сказал:
– Знаете, у нас сегодня день рождения двойной, – справляем. Все собрались в кои-то веки… А вам, значит, Вера нужна?
– Очень нужна, – ответил Митя. Хотел еще сказать – по срочному делу, но постеснялся: парень был пьяноват, да и у Мити с его розой, которую он все держал в руке, вид был отнюдь не деловой.
Парень как-то рысьим глазом осмотрел его и вдруг сказал:
– Мы ее не отпустим. Она нам самим нужна. Но если вы заплатите выкуп… мы ее продадим, так и быть!
Сначала Митя хотел возмутиться такой наглостью, но понял, что он будет выглядеть замшелым дураком перед этим совсем молоденьким парнем, и спросил:
– Сколько?
Парень опешил, потому что сболтнул просто так, ну, десять процентов за то, что важный хмырь купит бутылку и его можно будет провести… Но так? И парень назвал, как он считал, колоссальную сумму…
Хмырь ни слова не произнес, полез в карман пиджака и достал деньги:
– Пожалуйста, – сказал он, – может быть, еще?
Парень схватил деньги, крикнув на бегу «спасибо!», и исчез. Митя волновался так, как, пожалуй, не волновался, ожидая Анну Шимон на нью-йоркской улице…
И тут появилась Вера, которую за руку вел парнишка.
– Вот, – сказал он, – получайте покупку!
Ему жутко нравилась эта игра и нравился этот красивый иностранного вида человек, роскошно одетый. Вера увидела Митю и сразу пошла к нему. Парень крикнул «о’кей!» и растворился в коридоре.
Вера спросила с улыбкой:
– Ты теперь меня уже покупаешь?
Митя пожал плечами:
– А что делать? Если тебя так не выпускали. Поедем?
Она кивнула. Они сели в такси, и Митя вспомнил одно место…
А Нэля уже начала печь пирожки – на дорогу и пирог – на ужин. Митя должен скоро приехать, не в двенадцать же они заканчивают работу?.. Хотя она не знает редакций… Она ничего не знает. Это вдруг ее огорчило, и она, сев на стул, руками в муке стала утирать слезы, внезапно закапавшие из глаз.
Вера сегодня задала определенную форму общения – как бы совсем отстраненную, и Мите ничего не оставалось, как покориться. Будто позади ни обид, ни страстей… а впереди – синее море и белый океанский лайнер.
Митя потихоньку вздохнул: с такой Верой каши, как говорится, не сваришь никакой. Все окончится светским трепом, а ему хотелось найти и сказать какие-то очень важные слова, чтобы она ждала его опять так, как те три года.
Он взглядывал на нее время от времени и видел, что лицо у нее довольное и как бы тайно улыбающееся, и подивился тому, как мгновенно она может меняться.
Вчера – это была несчастная, глубоко любящая женщина, сегодня – веселая молодая девица, у которой на уме разве что флирт, не более. Это и обнадеживало как-то, а вроде бы наоборот – толкало в пространство никаких отношений… Он решил везти ее на Лосиный остров. Сейчас рабочее время, и там сейчас народу практически нет, и они смогут побыть там в одиночестве. Но с сегодняшней Верой вряд ли что получится. Она забыла, что он завтра улетает?..
Она не забыла, ничего не забыла, но сказала себе: не будь расхристанной дурочкой, каковая ты есть. Таких перестают любить. Таких бросают. С такими не считаются. О таких забывают через минуту, как перестают видеть. Не-ет, Митенька, любимый, с тобой нельзя быть честной!.. Она будет сегодня твердой и кусачей. Вот так уж, прости, милый…
И Вера часто смеялась на любое почти слово, закидывая голову. Митя видел ее белую, длинную, с длинными пальцами руку, которая плавно двигалась в пространстве машины: то поправляла притемненные очки, то барабанила по стеклу, то закладывала рассыпающиеся волосы за ухо. Рука эта не делала только одного: не обнимала Митю, не брала его за руку, не дотрагивалась до него никак.
Всего такого будто и не было никогда. И не будет. Митя чувствовал, как надежда утекает из его сердца, и оно катастрофически пустеет. Но все равно он счастлив, что эта женщина, – казалось, когда-то давным-давно, – принадлежала ему и плакала от любви и горя…
И это все больше заводило его.
Такси мчалось, и они перебрасывались ничего не значащим разговором, не касаясь никаких острых или больных тем.
Они вышли недалеко от просеки, ведущей в рощицу, полосатую от тени деревьев, но совсем не такую, какой помнил ее Митя – после окончания первого курса они ездили сюда на́ шашлыки.
Теперь эта роща показалась ему унылой и некрасивой.
Вера же воскликнула:
– Как здесь хорошо! Как тихо! Ты молодец, что привез меня сюда.
Она скинула туфли и пошла по мягкой волнистой траве. Митя пошел за ней, тоскливо понимая, что ничего сегодня не будет: ни любви, ни разговора… Он вспомнил о Нэле, которая печет в жаре кухни ненужные ему пироги, и ко всему еще прибавилась досада на жену.
Вера исчезла и вдруг откуда-то снизу крикнула:
– Митя! Иди сюда, здесь такой ручей!
Он прошел вперед и увидел обрыв. Внизу, на бревне сидела Вера, опустив в ручей ноги. Она глянула на него снизу и снова позвала:
– Иди сюда…
Он спустился и сел рядом с ней. Он молчал, а время уходило, убегало, уносилось… И он еще ничего не сказал и не спросил… А надо ли тебе это? подумал он, не хочешь ли ты только мимолетной любви, чтобы удовлетворить свою жажду этой женщины и улететь со сладостным ощущением счастья, оставив надолго память о себе?.. Как же тебе понравилась любовь, которую ты нашел, как монетку в пыли!..
Вера обернула к нему лицо:
– Митя, это правда, что ты выкупил меня? – вдруг спросила она, – или Санька мистифицировал?..
– Правда. Я бы дал сколько угодно, но он сам назвал цифру.
– Видимо, я больше не стою, – с печальной смешливостью откликнулась она.
Он не нашелся как ответить и промолчал, поглядел на часы и понял, что времени уже нет. Скоро Нэля станет звонить по всем телефонам, и начнется паника. Ну, что ж… Пусть будет так.
Он посмотрел на ее покрасневшие от ледяной воды ноги и сказал:
– Это же ключ, ты простудишься…
– Злишься, что все идет не по твоему плану? – спросила вдруг она, остро глянув на него.
Он сделал вид, что обиделся:
– Не надо так зло, Вера. Я – плохой, я знаю, но не настолько.
– А на сколько? – весело спросила она.
– Возможно, это знаешь ты… – со значением сказал он.
– Возможно, – прозвучало ее эхо.
– Мне пора, дорогая, – сказал он, – ведь утром я улетаю…
– И тебя ждут, – утвердила она и встала. Ноги у нее покраснели, и он снова заметил:
– Ты простудишься. Пойдем…
…Ну, вот и все, подумала Вера, еще полчаса вместе в такси и три года одиночества – впереди… Она готова была закричать, но сдержала себя.
И вдруг Митя бросился к ней. Взял в руки ее лицо и сказал:
– Вера, знай, я люблю тебя. Одну тебя. Что бы там ни было раньше. Только ты. И пожалуйста, запомни это.
Он поцеловал ее, и она не оттолкнула его. Но дальше ничего не последовало.
Они подъехали к ее дому уже в темноте.
Она хотела быстро выйти из машины, но Митя задержал ее за руку:
– Неужели ты ничего мне не скажешь? – спросил он, и в голосе его звучала искренняя боль.
– До свидания, Митя, – сказал она, – до свидания. – Поцеловала его в волосы, выскочила из машины и… исчезла.
Он не побежал за ней, не крикнул, чтобы вернулась… Он ехал домой и думал, что вернется к Вере. Пусть не сейчас, но вернется. Она – его судьба, а он – ее, и им друг от друга никуда не деться.
Около их дома стояла толпа, и Митя, остановив машину, услышал обрывки разговоров: кто-то то ли упал с высокого этажа, то ли попал под машину. Смертельный исход… Жертва – женщина.
Митя вихрем взлетел к себе.
Открыл дверь и крикнул:
– Нэля! – И громче: – Нэ-эля-я!
Никто не отвечал. Он обежал все комнаты – никого. И тут он подумал, что «то» происшествие – с ней, Нэлей… Почувствовал он вину? Пожалуй, только ужас… Захотел ли бежать вниз и узнавать, так ли?.. Нет.
Он сел и закурил, решил, что выкурит сигарету и тогда начнет действовать. Было одиннадцать вечера.
Ключ повернулся в замке, и вошла Нэля.
Она сразу увидела Митю в кресле, с сигаретой. А он вскочил, швырнул сигарету, бросился в переднюю и истерически стал кричать, что она его перепугала насмерть, что он слышал о происшествии и чуть не умер от ужаса и собирался с силами, чтобы узнать. Можно так? Где ее носило?
– А тебя? – спросила Нэля. – Что сделал со мной ты? Ты уехал ровно в пять, сейчас одиннадцать. Я не звонила в издательство, потому что уверена была, что там никого нет.
– Но почему? – вскрикнул он.
– Потому что ты, Митя, – фальшивый человек. Я не знаю, где ты был, и никогда не узнаю… Но так, как ты поступил со мной, бессердечно и подло… – Она села в кресло и заплакала. Это уже легче! Слезы всегда разбавляют сухость злобы. Они разводят до нужной размягченной кондиции жертву… Теперь можно начать выкручиваться.
– Ты зря обижаешь меня и обвиняешь в несуществующих грехах, – сказал он ровным голосом, в котором все же проглядывала обида, – сейчас ты все узнаешь. В редакции мне пришлось «поставить», но там оказалось неудобно, и мы переместились в Дом журналистов. Мне было неудобно отказать, если ты, конечно, не понимаешь… Домой вез меня парень из редакции на своей машине, он нарушил – на красный свет поехал! Ну и разбирательство, еще ко всему прочему, началось. Хотели у бедняги права отобрать, запашок-то ведь чувствовался… А ты черт-те что выдумываешь!
Если бы Нэля умела молиться!
Она бы брякнулась тут же на колени и долго била поклоны и благодарила Бога за спасение в пути… За спасение в любви. Но она не умела этого ничего и просто тихо поворчала, что так и думала, всегда он попадает в какие-то истории. И заключила это все обыденным, таким милым и домашним вопросом:
– Ужинать будешь? Пироги уж остыли совсем…
– Нет, – ответил Митя. – Пойду лягу.
Он был настолько опустошен, что едва мог двигаться. Прошел в спальню и, не раздеваясь, рухнул на постель. Нэля опять поворчала насчет мальчишества, легкомыслия, стащила с него ботинки, брюки, пиджак и заботливо укрыла одеялом.
Днем Митя улетел.
И буквально на следующий день позвонил забытый всеми Анатолий.
Нэля не узнала его, и когда он наконец назвался после длинных кокетливых напоминаний, вдруг почувствовала недовольство: он был ей не нужен, полной Митей, своей беременностью, отъездом… Поэтому разговаривала с ним суховато и без интереса. Он это почувствовал и разозлился. Сказал, что вообще-то он звонит Мите…
Нэля ответила, что Митя утром улетел.
Анатолий помолчал, переваривая новость, и сказал, что у него есть небольшой разговор. Если можно, то он приедет.
– Ну, хорошо, приезжайте, я, правда, вся в сборах…
– Ничего, я ненадолго, – заверил Анатолий.
Нэля сердито начала приводить квартиру в порядок, но снова раздался телефонный перезвон. Опять Анатолий!
Он сказал, что подумал и понял, что не с руки принимать гостей, когда предотъездная суета… Придется им, к его огромному сожалению, обойтись телефоном.
Нэля так обрадовалась, что радостно сказала, что очень бы хотела с ним повидаться, да и Митя тоже, но они почти весь отпуск провели в разъездах, а теперь вот его вызвали…
– Вызвали? – с какой-то затаенностью переспросил Анатолий. – А что, неприятности?..
– Нет, отчего, просто там какая-то необходимость, я, честно говоря, не вникала… – И вдруг забеспокоилась, почему это Анатолий сказал о неприятностях?.. Может, Митька ей не сказал? А сам знал, что летит на экзекуцию? Но почему там? Должны бы здесь сказать… Но кто их всех знает, – Нэля в этой дипработе ничего не понимала и, растревожась, спросила: – А что, вы что-нибудь слышали?
– Да нет, – малость струхнул от своего намека Анатолий. – Очень уж озлился на удачливого Митьку, а он так и сидит здесь… – Я так спросил. Если б неприятности, зачем туда вызывать, все здесь скажут.
Нэля переменила тему:
– А как ваш малыш? Кто у вас?..
– Девочка, – ответил Анатолий, внутренне корежась и произнося про себя совсем не такие словечки!.. Твой Митька папашка, хотелось сказать ему, и не по телефону, а так, лично, и посмотреть, как эта заносчивая Нэлька на задницу плюхнется. Нельзя. Надо гнуть свое.
И он начал:
– Да, хорошо бы опять вместе попасть! Все же старые знакомые. Я слышал, там много новых, почти весь костяк поменялся… Опять начинать все сначала, но Митя – коммуникабельный, – выпевал Анатолий, а про себя: кобель он драный… – Нэля, мы так и не сходили в ресторан, а я ведь часто звонил, – но никто трубку не брал… может, в эти дни?
– Нет, – твердо ответила Нэля.
Во-первых, ей действительно некогда, а во-вторых, она помнила, как поддалась чарам Анатолия в его нью-йоркской квартире, и вовсе не хотела унижать Митю и идти с чужим мужиком, да который еще нравился когда-то! Мите своему она не изменит даже в малом!
– Никак у меня не получится, – добавила она извинительно, и вроде бы разговор как-то подошел к концу, но Анатолий не сказал главного, из-за чего и позвонил, и набрался с духом:
– У меня к Мите был деловой разговор, но раз уж его нет, то…
– А в чем дело? – с живостью откликнулась Нэля – ей хоть как-то хотелось загладить свой резкий отказ.
– Да нет, Нэлечка, это я мог сказать только Мите…
– А мне что – нельзя? – вроде бы обиделась Нэля, а сама сгорала от любопытства.
– Почему? Можно, но неловко как-то, – заканючил Анатолий.
– Давай, давай, – вдруг на «ты» обратилась она к Анатолию, и он обрадовался, потому что, пока она ему «выкала», – все было не дружески, очень далеко и официально. – Между товарищами тайн нет.
– Понимаешь, Нэля, я хотел, чтобы Митя там поговорил с Виктором Венедиктовичем насчет меня. Здесь нам жить невозможно. Ребенок, я, Ритка и еще тещенька, знаешь, какая она у меня? – пьяница, целыми днями во дворе в карты режется, и все мы в ее квартире! Представляешь? А стоит сказать, как тут же крик: вы у меня живете! Извольте терпеть. Я собираюсь купить однокомнатную, но пока денег не хватает. Ладно, Нэль, навешал я тебе… но сама захотела.
Нэля молчала, проникнувшись ужасной жизнью молодой семьи Анатолия. А как живут они! – как короли! Чего там говорить. И все ее папа! который добился таких высот… У Анатолия такого папы нет. У его Риты – тоже, одна мама, да какая!.. Митя тоже неизвестно как жил бы, если б не она, не ее папа! Она подумала, что Митя мог бы быть более внимательным и благодарным, но сразу же ответила: он – такой и нечего его ломать. Но что делать с Анатолием? Как помочь? Может, попросить папу? Он обещал прилететь из Киева проводить ее… Вот она и попробует. Ничего! Как говорят: да – да, нет – нет.
И она сказала:
– Толя, я ничего не обещаю, но кое-что попробую… Позвоню тебе через несколько дней, обязательно дай мне телефон твой, я куда-то задевала…
Анатолий возрадовался – все проехало как по маслу, – но с телефоном нельзя, он ведь теперь живет один, и сказал:
– Знаешь, я буду в бегах, пытаюсь что-то устроить, я сам тебе позвоню через три дня, в это же время, идет?
– Отлично, – сказал Нэля, – только позвони обязательно, хотя ничего не гарантирую…
– О чем ты говоришь! Спасибо просто на добром отношении… Закончим сразу эту слезную историю.
Трофим Глебович прилетел проводить свою любимую дочурку в Америку… Дочурка как-то вечерком, за кофе с ликерцем, под размягченные разговоры о будущей девочке: все почему-то хотели и ждали девочку, хотя Митеньку любили, мальчик он был необыкновенный – послушный, любящий – ангел, как говорили про него, и к слову рассказала об Анатолии. Как они живут, то да се, и сообщила неопределенно:
– Мне бы так хотелось помочь им! такие замечательные ребята!
Быстрый на соображение Трофим нахмурился, он тут же понял, что его любимая дочурка будет просить – уже фактически просит! – за этих «милых ребят», которые наверняка продумали как следует, кого стоит просить. Это значит звонить Георгию по поводу каких-то людей – кто они? О Митьке говорить просто – первый среди студентов, на практике показал себя с языками отлично, существовала, правда, какая-то темная историйка с парижской девицей, но это в конце концов – чепуха: обалдел малый от Парижа… Можно простить. А в Америке все в порядке – вон Виктор пишет, что будет предлагать зятька на серьезное дело… Мол, такое дело по Митьке, а вот канцелярия его только раздражает, и не нужен он там. С бумажками другие могут возиться… У них там перетрубации, может, попросить за этих?.. Нет, Америка слишком большой козырь. И почему этого «милого парня» снова туда не направили? Хватит с него Алжира…
– Понятно, – сказал сурово Трофим Глебович, – просишь, значит, за этих замечательных ребят. А ты их хорошо знаешь? Был бы твой Митька здесь, я бы у него узнал, а так…
Нэля горячо сказала: жену я его мало знаю, а его – хорошо! Он славный, папа, честно…
…Так, подумал Трофим, этот парень ей нравится… Еще не хватало этого! Она – налево, Митька – направо… Нет, туда этот «замечательный» парень определенно не поедет, ты, дочка, не рассчитывай. Отправим его, чтоб глаза не мозолил…
А вслух сказал:
– Попробую поговорить с Георгием Георгиевичем, мне с ним самому пообщаться надо.
И решилась все же судьба Анатолия. Правда, «африканская».
С первого же дня Митя попал в мягкие лапы Виктора Венедиктовича. Тот сообщил Мите, что, вполне возможно, предстоит поездка в одну из стран Латинской Америки.
– Зачем? – удивился Митя.
– Если бы вы, дорогой Вадим Александрович, меня внимательно слушали, то поняли бы, – зачем. Пока вы станете стажироваться с языком и многими другими делами. Обо всем другом у нас еще будет отдельная беседа.
Митя кое-что понял, что – в принципе-то! – начал понимать давненько. Хотел было узнать побольше, но В.В. – кремень. Говорил ровно столько, сколько разрешено на данном этапе и ровненько столько строчек, сколько там где-то помечено в инструкции.
Но по большому счету Митя был доволен. Подальше от Нью-Йорка, унылейшего их офиса, узнанных вдоль и поперек сослуживцев… От Нэли, к которой он сейчас не испытывал ни любви, ни ненависти.
Тем не менее она была беременна, и Митя ждал девочку! Такую, как Анна, только добрее, лучше, милее – ну, за этим-то Митя присмотрит. ЭТА Анечка его очень тревожила вместе со всем семейством. Но В.В. обмолвился невзначай, что его «друзья» – Анатолий и Риточка уехали в Алжир, кажется надолго…
Митя незаметно, но облегченно вздохнул.
По прибытии в Нью-Йорк у него организовались два свободных дня, и он посетил старые места. Пошел к лавке грека, но оказалось, что тот умер в одночасье и теперь заправлял всем его племянник, здоровый мрачный малый безо всяких кофе и разговоров. К тому же плохо говоривший по-английски.
Митя ушел, с какой-то тянущей тоской вспоминая свой первый приезд сюда. Грека, себя самого, Беатрикс…
Кстати, он прошел и к тому ночному клубу, где выступала Анна, – афиши с ее именем не было, на новой – изгибалась в призывной пухленькая блондинка.
Ну что ж, вот и Анны для него нет в этом городе.
Внезапно он вспомнил Веру, и так же внезапно это воспоминание отозвалось болью. Какой долгой и краткой была их любовь!..
Он попытался разобраться, что же все-таки произошло и что же осталось? Хладнокровно думать об этом он не смог и оставил попытки, подумав честно, что, конечно, он выглядел не лучшим образом. А что ему делать? Что?
