Текст книги "Вкус греха. Долгое прощание"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

После его ухода она спросила:

– Кира Константиновна, как вы?

– Я, если можно, у сестры в комнате… – попросила она.

– Конечно! – ответила Нэля. – Митенька ляжет в Митиной, а мы в гостиной, да, Митя? – обратилась она к мужу ласково, забыв сегодняшние мелкие обиды и думая о том, что после долгого времени они будут вместе.

Кира ушла, и они с Нэлей остались одни.

Тогда Митя спросил:

– Ты все же знаешь, о чем там написал В.В.? Чем-то недоволен или наоборот?

Нэля замялась и ответила:

– Ни то ни другое, что-то серьезное о должности или чего-то еще, папа не говорил подробно, а я не стала добиваться. Но он сказал, чтобы ты обязательно хотя бы на день приехал.

Митя возмутился:

– Но когда, Нэля? Когда? Завтра мне позарез нужно быть в Москве! После этого я свободен. Но мало ли что они там мне скажут?.. Я же подневольная животина, как ты не понимаешь!

– Но у нас еще есть время отпуска! Еще две недели! Неужели ты за две недели не сумеешь побывать в Киеве? Не папе же лететь к тебе? Он неважно себя чувствует – давление… Не мальчик ведь! И в кои-то годы – отпуск!

– Хорошо, – сказал Митя, зная уже, что будет продолжать крутить.

– Я рано улечу в Москву любыми путями и каналами, узнаю, что и как, и мотаю в Киев, согласна? Или жди меня здесь…

Нэля думала, думала и, наконец, согласилась побыть еще завтра здесь и вечером, когда он позвонит, решить, как поступать. На том дискуссия завершилась. Митя был счастлив: ему удалось обвести всех вокруг пальца и он увидит Веру! Да простит его мамочка! Но ведь ей лучше?..

Зато сейчас ему предстоит проверка боем. Нэля ушла в ванную и там плескалась, а он был абсолютно не готов «проявлять чувства», как бы соскучившись в разлуке…

…Хотя, цинично подумал он, мужик такая скотина… Он вспомнил свое недавнее свидание с Риточкой.

А любит он сердцем, душой, телом – только Веру.

Нэля вышла в халатике на голое тело, и сквозь распах были видны ее небольшие грудки и выпуклый животик.

Митя посмотрел на нее и подумал, что все получится, не так плоха Нэля – уж не хуже Ритки!

И когда они оказались в постели, все произошло отлично: Нэля соскучилась и была раскованна, а он, закрыв глаза, представлял себе Веру, хотя более разных женщин придумать было трудно!

Потом они лежали, отдыхая.

И вдруг Нэля сказала:

– Знаешь, Митька, я не хотела тебе говорить, думала, ошибаюсь, а теперь скажу: я беременна… И очень хочу девочку, а ты?

Митя был опрокинут. Господи, бедная Нэля! Бедный он! Бедная Вера! Несчастные они все! У него уже есть дочка от нелюбимой, даже неприятной ему женщины! Тут мысли его приобрели более радужные оттенки. Дочку он хочет. Свою. От его жены Нэли. Можно сказать, любимой жены, потому что для жены и не требуется большой любви.

И если родится дочка, то с Анечкой будет покончено. У него будет СВОЯ ДОЧЬ. И она будет любить его, как любит Митенька…

Наутро Митя вскочил ни свет ни заря. И помчался в аэропорт, едва поцеловав Митеньку и Нэлю и передав самые теплые приветы Кире и поцелуи маме. Там он метался как бешеный и все же выбил билет на самый ближний рейс.

В Москве он был в десять утра и из аэропорта позвонил Вере на работу. Там долго не брали трубку, а когда взяли, то оказалось, это не Вера, а Вера уехала на сутки в небольшую командировку и будет только завтра днем. Он чуть не сел прямо на пол в телефонной будке!

Как же он не позвонил ей оттуда! Придурок! Идиот! Он считает, что Вера должна сидеть на крылечке и высматривать возлюбленного в туманной дали! Ну и что ему целый день делать? Черта он мчался?

Мог бы провести это время у мамы… Хоть лети обратно!

Но на это у него уже нет сил. Он купит сейчас бутылку коньяка, напьется, проспит до завтра, а днем увидит ее…

И тут Митя подумал о Спартаке. Как он мог его забыть? Но была Вера, а теперь он один и совершенно свободен! Надо позвать Спартака – и если уж гулять, то только с ним, а не в одиночку.

Митя позвонил другу на работу. Тот был на месте и бесконечно осчастливлен Митиным звонком.

– Бегу! – заорал он, – сейчас оформляю себе отгул, и я у тебя, Митюша!

Митя тоже был счастлив: как это пришла такая светлая идея в его задурманенную голову? Теперь светлые идеи его посещают редко, к сожалению…

Он сломя голову помчался домой, благо ничего не надо было покупать, из американских привезенных запасов оставались еще. Только какую-нибудь советскую селедочку, огурцов соленых и черного хлеба – чего они в Америке не видели и по чему скучали.

Спартак примчался через час. Они с Митей обнялись и расцеловались по-братски. Потом стали осматривать друг друга.

Спартачище раздался, поширел, отрастил усы и волосы, в общем, как с сожалением отметил Митя, друг из здорового румяного парня превращается очень быстро в матерого мужика.

Одет Спартак вполне элегантно.

А Спартак видел в Мите все того же худого невысокого Митечку, только с усталым и каким-то безнадежным, что ли?.. лицом – это Спартаку совсем не понравилось. А так Митечка, конечно, настоящий иностранец!

Митя на самом деле был рад Спартаку. Накрыл стол, как хороший мэтр из ресторана. Спартак только «ура» кричал при появлении новой бутылки или какой-нибудь заковыристой банки.

Наконец, они сели, закусили, выпили не по одной, и Спартак, сверкая глазом, приказал Мите:

– Рассказывай!

Митя сначала довольно уныло сказал:

– Да что в принципе рассказывать? Ты, наверное, мне больше интересного сможешь сообщить… У нас там – тоска зеленая…

На что Спартак подмигнул Мите и заявил:

– Ну только не для тебя, Митюша! Ты мне лапшу на уши не вешай, не хочешь – не говори, но тогда, на кой мы встретились? Пьянствовать водовку? Так это не сильный интерес… Но тоже можно, с тобой – я завсегда!

Мите стало совестно. Не собирался он встречаться со Спартаком вовсе, – Вера заняла всю его жизнь. А тут – времени навалом организовалось, давай Спартака выписывать!.. Так что, Вадим Александрович, как говорит его нью-йоркский начальник в Виктор Венедиктович, – «Отвечайте, друг мой, за свои действия…»

И он ответил Спартаку достаточно честно:

– Рассказывать есть что, ты прав…

Спартак прервал его:

– Прости, перебью, если ты думаешь, что от меня куда-то уйдет?.. Тогда – не надо. Но ты же меня знаешь, я не изменился – все тот же «сундучок Кощея», ключ от которого… ну, сам знаешь, где…

– Да я не о том, Спартак, – воскликнул Митя, – знаю я тебя и уверен, что остался таким, как и был… Я о том, что тебе надоест меня слушать… Всего так много… И, наверное, ты меня осудишь…

– Я??! – заорал Спартак. – Я? Тебя осужу? Ты что, Митюх? Если я твою ту Елену не любил, так только ведь для добра тебе же… Но я тебя не осуждал. Короче, давай выпьем.

Митя видел, что Спартак расстроился. Пошел, взял из загашника фирменную газовую зажигалку и подал Спартаку.

– Тебе. Знаю, ты их любишь и собираешь.

Спартак подпрыгнул от радости:

– Митька! Спасибо! Такой у меня нет!

Он и всегда был шумным и несколько экзальтированным, а теперь стал просто какой-то бесноватый… Но – это друг. И друг настоящий.

Но даже ему Митя всего не расскажет. Не расскажет про Веру – это только их тайна. Не расскажет про Ритку – стыдно… Ну, а остальное – все. Даже про мадам Беатрикс.

Митя рассказывал, а Спартак слушал затаив дыхание. Он сразу догадался, что Митяй просто-запросто жить даже там не станет, не такой он человек! И ужасался Спартак: как Митяй не боится? Ведь загребут, ославят, выкинут?.. Но Спартак Митьке погибнуть не даст, иначе это не дружба, а хрен с редькой…

Митя случайно глянул на часы: половина первого ночи, и он вспомнил, что Нэля ждет его звонка!..

Он изменился в лице: опять он прокалывается! Забыл! Как это объяснишь?

– Спартак, – сказал он, – слушай, я забыл позвонить Нэле, я сейчас…

– Давай, давай, – откликнулся Спартак, раздумывая над тем, что ему рассказал Митя. Ох, ходит друг по ниточке-веревочке, сорвется – костей не соберет! А Нэля? Как он к Нэле относится? Вот об этом не было сказано ни слова.

К телефону подошла тетка. Она вроде бы не узнала Митю и спрашивала: «Кто? Не слышу…» – чем довела Митю уже сразу, чего и добивалась.

Нэля сердито сказала: «Не мог попозже позвонить?»

Митя сразу же переключился на Спартака, их встречу, воспоминания и как он вдруг взглянул на часы и… В общем, как-то оправдался.

А тут и сам Спартак помог, взял трубку и сказал:

– Нэличка, привет, любовь моя! Прости меня, что Митюшу заболтал, мы только о тебе и говорим! Ей-богу, правда! Да ты не смейся! – так оно и есть… – и передал трубку Мите. После разговора со Спартаком Нэля уже была по-другому настроена и нормально спросила:

– Ну, как?

Он перебил ее:

– Как у вас? Как мама?

– Маму перевели в палату. Конечно, все болит, но ей лучше, и врач оптимистически настроен. Она очень расстроилась, что ты уехал… Но я объяснила. Ну, как там? – опять повторила она.

Митя набрался духу, а так как в голове уже довольно сильно шумело, то он провел беседу блестяще. Сказал, что с утра торчал в конторе, никто его не принял, не успели, теперь, видите ли, – завтра… Но завтра вроде бы точно. Он сразу же – честное слово! – ей позвонит.

На что она ответила, что они с Митей завтра улетают в Киев.

– Тогда я сначала к маме и потом к вам… – сообщил радостно Митя, думая, что как-нибудь он еще потянет время…

Нэля не обрадовалась этой оттяжке, но ничего не сказала: мать ведь и дела! Все это не шутки. Спартак ее порадовал. Во-первых, Митька не один болтается, во-вторых, Спартак очень хорошо относится к ней и как будто бы не изменился. В общем, в семье все было в порядке.

А Митя, несколько расслабившись от выпитого и того, что все обошлось благополучно, смеясь, потер руки и сказал:

– А теперь, Спартачище, давай выпьем за исполнение наших заветных желаний!

И чтоб судьба была к нам милостива.

Спартаку не очень понравился этот неясный тост, он-то думал, что Митя скажет то, о чем думал он: выпьем за Нэлю – лучшую из жен! И за Митеньку, продолжение рода…

Но Митя, хитро посверкивая глазами, сказал то, что сказал. Спартак выпил с ним, снова наполнил бокалы и произнес торжественно:

– За Нэлю, – лучшую из жен!

Митя как-то смутился и быстро ответил:

– Да, да, конечно. Конечно, за Нэлю! – И, выпив, таинственно сообщил: – У нас дочка будет.

Спартак даже вскочил со стула: – Митька – молоток! А откуда вы знаете? Там просветили ее?

Митя отмахнулся:

– Нет, мы здесь только узнали! Но будет дочка, я точно знаю, потому что мы с Нэлькой очень хотим девочку!

Спартак спросил вдруг:

– Скажи, Митюха, честно, ты Нэльку-то любишь?

Митя задумался. Ответил:

– По-своему, – да, а что?

Спартак посмотрел на него пьяными и ставшими злыми глазами и сказал:

– Не сильно ты любишь! По-своему!.. Это что такое значит? Как это – «по-своему»? Любишь – значит, любишь, и все, и конечно – по-своему… А ты не так сказал… Знаешь, я за твою Нэльку кому хочешь глотку перегрызу… – Он помолчал и тяжело сообщил: – И тебе тоже, если будешь ее обижать. Поклянись мне, Митюша, – вдруг слезно попросил он, – что ты ее не будешь больше унижать и обманывать! С какими-то там Беатриксами и прочими… Надо же, даже в Америке бабу себе оторвал! Ну – ходок ты, Митька, я такого за тобой не знал, нормальный ты был парень. Поэт! Музыкант! А теперь что выходит?! – Спартак закручинился.

Митя почему-то обиделся. И объяснил ему:

– Я в жизни – поэт, понял? Необязательно стишки каждый день строчить! Да, Нэльку я люблю, но как женщина она мне надоела! Ты это можешь понять? Всегда одно и то же – скучно! А мадам Беатрикс – совсем другая… Или еще там… – он заткнулся, так как понял, что очень близко подошел к раскрытию своей великой тайны, которая называлась ВЕРА.

– Дурила ты, Митька, – пробормотал Спартак, – когда человека любишь, он каждый день для тебя новый… А когда – нет, тогда, конечно, надоест хуже горькой редьки. И чего тогда ты ей девку заделал? Раз не любишь? – спросил Спартак удивленно.

…Ну что такому простому, как хозяйственное мыло, парню отвечать? Что объяснять?..

– Понимаешь, я детей люблю и хочу, чтобы их было много! А потом, старичок, мы ведь уже под уклон пошли…

Спартак прошептал:

– А я еще даже не женатый… Нравится одна девица, да к ней на кривой кобыле не подъедешь, вся из себя… Работает у нас в АПН… А ведь я обыкновенный, не то что ты – красавец и интеллектуал!

Спартак совершенно честно считал Митю и красавцем, и глубоким интеллектуалом…

– Тебе любая девка поддастся. Слушай, Мить, ты, наверное, там стихов кучу написал? – неожиданно перешел он на другую тему.

Опять – стихи! Вера, теперь Спартак. Митя уже знал, как отвечать на такие вопросы: назойливые и неприятные.

– Да, – ответил он, – кучу написал, но они не здесь. Они в Киеве, в Нэлиных вещах, так получилось глупо…

– А наизусть? – настаивал Спартак, – неужто ничего не помнишь?

– Спьяну? Конечно нет, все перепутаю.

– Жалко, – покачал головой Спартак, – так мне хотелось твои стихи послушать! У меня ведь они все есть! И «Юность» та есть, где твоя подборка с портретом. Ты мне подпишешь?

– А как же! – вроде бы возмутился Митя. – Конечно, подпишу!

У Мити самого была лишь верстка стихов – он тогда уехал и канул, номер журнала вышел без него. Ему правда пообещали, что оставят, пусть кто-нибудь из друзей заберет… Он никого не попросил: попросту забыл, замотался – впереди светил Нью-Йорк…

Спартак еще добавил совсем уже пьяно:

– Я ведь твои экземпляры взял, десять штук. Только один номер себе отобрал, а так – целенькие, девять штук. Я завтра тебе могу принести…

…Завтра, подумал Митя, что будет завтра?.. Завтра, то есть уже сегодня, приезжает Вера, и наверное, для Спартака и журналов не останется времени. А что, если рассказать Спартаку про Веру?..

Но тот уже дремал, кинув себя на диван и подложив под голову подушечку-думку.

Митя посмотрел на него, понял, что и сам хорош, и побрел в спальню.

Головы у них поутру болели страшно. Спартаку к десяти надо было на работу, Мите – к двенадцати привести себя в нормальный вид.

На прощание договорились, что, как только приедет Нэля, Митя звонит Спартаку и они встречаются.

– Звони и ты, – сказал Митя, – я ведь могу и не дозвониться, ты на работе, а я пока вольный стрелок…

– Ладно, – пообещал Спартак и вдруг обнял крепко Митю, сказав: – Дурак ты, Митька, а я тебя люблю, – засмеялся, чтобы не выглядеть сентиментальным, и добавил: – С детства.

Когда Спартак отбыл на службу, Митя стал готовиться к сегодняшнему свиданию. С Верой. Он так хотел видеть ее! Даже не тащить в постель, а просто увидеть – как она идет, чуть опустив голову, завесив лицо своими апельсиновыми волосами… Идет к нему, ставя ноги ровно, след в след, – она сказала, что так ходят манекенщицы. Наплевать ему, как они там ходят. Ему нужна Вера!

Половина первого он позвонил ей на работу, и тот же женский голос сообщил, что она приехала, но ушла к руководству… Митя хотел было повесить трубку, но потом решил, что – это глупо. И попросил «милую девушку» передать Вере, чтобы она обязательно позвонила Вадиму.

Он нарочно назвал это имя, Митя звучит по-детски.

Минут через пять прозвонил звонок, и он кинулся к телефону. Но в трубке зазвучал вальяжный мужской незнакомый голос, который сообщил, что Вадим Александрович должен через час быть в МИДе, у Георгия Георгиевича, его первого заграничного начальника еще во время институтской практики в Париже.

Митя сказал «хорошо», а повесив трубку, почувствовал себя настолько «нехорошо», что впору рюмку принять, но ему уже пора собираться.

Он сделал все, что мог, чтобы довольно-таки помятая физиономия стала более-менее приличной: эта жаба Жорик все высмотрит! Что ему надо? Накликал сам себе своей брехней!.. Идиот!

А Вера не звонила. Теперь опять пойдет неразбериха, и, не дай бог, Нэля сегодня развопится, чтобы он немедленно вылетал в Киев! Скажет – болен, помирает, нарыв на носу…

Но сам понимал, что это все чушь, и если Нэля устроит скандал, то он как милашка полетит завтра в ненавистный Киев!..

Вера не звонила. Ему осталось надеть туфли, махнуть по ним щеткой и… уходить. Все сделано. Открыть дверь, выйти, закрыть ее…

Телефон молчал. Позвонить снова той девице и перенести?..

«…А-а, пусть идет как идет…» подумал он, как думал всегда, когда наступали вот такие минуты – то ли решений, то ли слома-перелома…

Приехал домой довольно поздно, в полном недоумении и раздрызге. Раздрызг был по поводу того, что ему нужно вылетать в Нью-Йорк через три дня… Вот так. А недоумение: зачем он понадобился жабе-Жорику?

Тот встретил его так, будто сам Митя напросился к нему на прием и во время разговора, – если это можно было назвать разговором! – Г.Г., валяя во рту слова и еле выжимая их из себя, говорил что-то о перемещениях… Об испанском языке, который Митя не очень хорошо знает, а Митя и не должен его знать! У него два – английский и французский, а испанский и итальянский он учил по собственному желанию – ходил на факультатив. А оказывается, обязан знать прекрасно, что-то о работе в Южной Америке… и закончил, совсем уже, видно, притомившись с Митей и все больше не уважая его, так: «Ну, идите, вам все на месте скажет Виктор Венедиктович», – имя и отчество Г.Г. уже проглотил, и получилось: Вх. тр Веньдхт…ч.

Но это ладно, он все узнает у В.В., но – через три дня??! Что делать?

Нужно вызывать Нэлю с Митенькой. Срочно… Бред! Как он смог понять у Г.Г., – семья может прибыть попозже, если…

Что «если» Митя не разобрал, но уяснил, что должен кровь из носу лететь через три дня – с семьей или без нее.

Вообще, ему показалось, что Георгий Георгиевич вызвал его не столько, чтобы сказать об отъезде, – это могли сделать люди из канцелярии, сколько осмотреть Митю своими полузакрытыми, но опасно острыми, как лезвие бритвы, глазами. Он что-то хотел уяснить для себя и потому вызвал Митю.

Но первое, что он должен сделать, – разыскать Веру. Он посмотрел на часы – половина шестого, она могла и уйти уже… Значит, мчаться туда – не имеет смысла. Он бросился к телефону.

Там очень долго не подходили и наконец! – Митя даже вздрогнул от Вериного «А-але-е?»

– Вера, счастье мое, Вера! Это я, – сказал он, задыхаясь, как от быстрого бега.

Она помолчала и спросила: – Митя? – будто не поверила.

– Вера, – сказал тогда он враз осевшим уставшим голосом, – я вправду умру, если ты сейчас же не приедешь ко мне. Умоляю тебя. Прости мне все прегрешения, прошу тебя!..

– Хорошо, – просто сказала она, – я приеду, но не сейчас. Часа через два. У нас совещание.

Она говорила неправду – ей нужно было переодеться, причепуриться и тогда показываться Мите, на которого она и злилась и в которого была безнадежно влюблена. Она уже понимала его натуру, знала, что его не удержишь, – он выскользнет как угорь, и можно биться головой об стену – не приплывет. Если только захочет сам – только когда сам.

Она пришла через три часа с четвертью. За это время Митя решил: она никогда не придет, она его бросила, разлюбила, влюбилась в кого-то другого… Потом другое: он ее бросит, наплюет на нее, вообще – не любит… Ну и разные другие варианты… И он вдруг подумал о Нэле и понял, что надо звонить: и время пройдет быстрее, и НАДО… к сожалению.

Как назло подошел тесть, который сразу же заявил.

– Ну, когда появишься, граф, твое высочество? Или поезд отдельный прислать?

Митя не стал даже злиться и как-то отвечать, он просто сказал, что был сегодня у Г.Г. и его через три дня отправляют…

– Ну-у?.. – удивился тесть с какой-то даже уважительностью в голосе. – У меня же письмо от Виктора Венедиктовича твоего… Там много интересного, – может, прибудешь ненадолго? Поговорить бы надо…

– Да вы что, Трофим Глебович, я тут еле успею!.. Я ведь даже и предположить не мог!

– Нэльке, наверно, надо будет следом катить, не успеет она. А Митеньку мы у себя оставим. Когда я уеду, с ним бабка будет… Ну, даю Нэлю. Счастливо тебе, – с каким-то значением сказал тесть.

Подошла Нэля, недовольным голосом спросила (тесть что-то ей успел сказать):

– Ну, что там опять у тебя?

– Не у меня, дорогая моя, а у них! – раздражился Митя. Что она от него еще хочет? – Я не смогу…

И он изложил ей в несколько устрашающем виде свои дела и приказ о назначении, каком – пока неизвестно.

Она расстроилась и заявила, что завтра же вылетит в Москву, его, дурака, собрать же надо!

– Не надо меня собирать! Что я, маленький? – чуть не завопил он, но Нэля была непреклонна:

– Прилечу. И не возражай, зря. Завтра я дома. – И положила трубку.

Митя трясся от всех событий, свалившихся ему на голову. Вот незадача!

А если Вера сегодня не придет? Как ему быть завтра?.. Надо узнать в справочной, когда первый рейс из Киева, Нэлька может и в шесть вылететь. Первый рейс оказался в десять с минутами.

Он схватился за голову: он даже не предложил встретить ее! Это неприлично. Он снова позвонил и сказал, что встретит ее, но Нэля почему-то заупрямилась и отказалась, объяснив, что она налегке.

«…Почему? – удивился Митя и подумал: – А вдруг она вылетит ночным рейсом?.. Такие тоже есть». В справочной ответили, что да, есть ночной рейс – в двенадцать ноль-ноль. Вот и все. Если сейчас придет Вера, им надо сматываться, а ему явиться домой не позже половины часа ночи…

«…А наплевать!» – вдруг решил он, как всегда: чему быть – того не миновать. И все, что ни делается, – к лучшему. Нэля узнает о Вере, и тогда он бросит все эти дурацкие дипигры и уйдет с Верой…

И тут же вспомнил: Нэля – беременна. И это окатило его холодным душем.

Он позвонит в Киев в половине двенадцатого и попросит прочесть ему письмо В.В. или еще что-нибудь! Все просто, как мячик. Он – болван, конечно, но все-таки не в последней стадии. И Митя обрадовался, что сегодня все довольно ловко устроилось.

Тут и пришла Вера. Она стояла перед дверью в своем сереньком тоненьком платьице, с заколотыми на затылке тяжелыми волосами и улыбалась.

– Вера-а, – выдохнул Митя, втащил ее в холл, захлопнул дверь, и произошло то, что почти произошло в их вторую встречу. Только сейчас он овладел ею с ходу, а она не сопротивлялась. Митя был безумен.

Он успевал шептать ей слова любви и страсти, целовать ее, сжимать ее груди, как будто он не видел женщин по крайней мере год. И она отвечала на его безумства.

Когда все кончилось, она сползла по плащам на пол, а он прислонился к двери, еще не придя в себя.

Такой вспышки Митя от себя не ожидал. Да, он себя знал, но это было на грани истинного безумия.

Они кое-как привели себя в порядок, и оба враз посмотрели друг на друга и рассмеялись, а потом обнялись и поцеловались нежно и признательно.

– Здравствуйте, хулиган, – сказала Вера, – никогда не думала, что будущие послы так невоспитанны.

– Здравствуйте, дорогая жертва насилия, – ответил Митя улыбаясь, – простите меня за столь печальное происшествие, можете подавать в суд – я признаю вину, но меня простят. Присяжные будут плакать и кричать: не виновен. Он совершил это из великой любви…

Они не стали ни есть, ни пить, а улеглись в постель и занимались подобным весь вечер. Только в первом часу Митя посмотрел на часы и вспомнил, что надо звонить Нэле… И застонал.

Вера откликнулась:

– Что с тобой?

– Ничего, радость моя, я вспомнил, что должен позвонить…

– Туда? – спросила она.

Он кивнул.

– Звони, я пойду в душ, – и она легко вскочила с постели. Обнаженная, с фигурой Венеры, белой кожей и рыжими волосами – она вызвала в нем еще желание, но он остановил себя. Звонить! Беременной жене. Это последнее обстоятельство вдруг повергло его в мистический ужас.

Он позвонил, подскочила к телефону заспанная теща и зашипела, что они все спят, а Нэличка улетает с утра. Теще можно было верить, – она была такая дура, что даже врать не умела.

Вера вошла в комнату и сразу же заметила, что у него не тот вид. Что-то схмурило брови, потухли только что сверкавшие глаза…

– Все-таки с тобой что-то творится… – сказала она, садясь на постель.

– Вера, – прошептал он, голоса не было, – я должен тебе сказать…

И увидел, как сошли все краски с ее лица, и она смотрит на него обреченными глазами курицы, овцы, которых вот сейчас… Топор уже наготове.

Он подумал было, что не стоит говорить… НО? Что делать? Отбыть опять тайно? На три года? Писать письма? И можно ли писать… Сказать завтра? Когда? Утром? И отправить на работу? Нет, именно сейчас.

– Верочка, я обязан тебе сказать, что (он не смотрел на нее. Что она думает сейчас?.. А она думала, что он скажет ей, что они должны расстаться) я через два дня должен лететь в Америку. Таков приказ, который я получил сегодня. Я не хотел сразу говорить тебе – мне вообще не хочется говорить… – И добавил, чтобы как-то что-то непоправимое поправить: – Я уезжаю один. Завтра приезжает жена. Она меня будет собирать, как она говорит. Я пытался…

Вера дальнейшее уже не слышала. Она находилась в смятении. Конечно, она знала, что Митя должен уехать, и он сам говорил, но она так понимала, что произойдет это не скоро, потому что у него первый отпуск…

То есть, о том, что он исчезнет из ее жизни, она не думала вплотную, так, мимолетом мелькало – нескоро, и это «нескоро» приводило к какой-то совершенно беспочвенной идее, что вроде бы все это так далеко, что почти – никогда. И еще какие-то завиральные мысли бродили в ней: Митя разводится с женой, остается здесь…

А оказалось, к примеру, что у него дочь от другой женщины, что он улетает через три дня (а может, и нет?..), что с женой у него хорошие отношения, вон она прилетает из Киева, чтобы проводить его…

Короче, если резюмировать: Вере нет места в Митиной жизни. Так, влезла случайно со своей любовью – кто не откликнется на такое? Особенно Митя, такой эмоциональный и сексуально заряженный. Надо уходить, убегать, отвыкать. Придумала себе кумира! Надо было давно забыть о его существовании! Так нет же! Гордилась идиотской верностью, как медалью на груди! Ни с кем даже не встречалась… Верна, дескать, вечно. Кому? Женатому мужику, да еще и с любовницами! Вера заподозрила вдруг, что Риточка – не единственная женщина, кроме нее и его жены…

Обе они – дуры, которыми он вертит как хочет.

Вера неловко, спиной к Мите сползла с постели: странно, она перестала его стесняться, но когда у нее возникали подозрения либо что-то еще отрицательное, ей не хотелось, чтобы он видел ее обнаженной, будто это уже не Митя, любимый и родной, а чужой мужчина и незнакомый…

Она стала одеваться. Тут вскочил с постели Митя. Подошел к ней, повернул лицом к себе…Только бы не разреветься при нем, думала Вера, собирая себя в кулак, только бы не показать окончательно, что он для нее значит. Ее первая, безумная, и она чувствовала – единственная в жизни любовь…

– Вера, дорогая, что с тобой? Куда ты среди ночи? – спросил Митя дрогнувшим голосом.

Она не смотрела на него, застегивала пуговицы на платье, закалывала волосы и как бы среди дел ответила:

– Митя, ночью можно взять такси. Я не хочу доставлять тебе неудобства. Мало ли, когда прилетит твоя жена, а вдруг мы проспим?.. Нет, дорогой, лучше я уеду сейчас. Ничего страшного. Так лучше, ну правда же! – Она взглянула на него.

Обреченности в ее глазах не было, и Митя даже подумал, что минуту назад это ему прибредилось, – так ему хотелось!

На самом деле у Веры спокойное лицо и отсутствующие глаза, потому что она была будто уже далеко-далеко отсюда…

– Я поставлю будильник на десять, раньше она не прилетит!

Он стоял перед ней голый, вдруг замерзший, и бормотал жалкие слова про будильник и прочую чепуху, а надо бы пасть на колени и рыдать, и умолять ее остаться… Но он почему-то сейчас не мог этого сделать. Что-то стопорило в нем, – может быть тот обман, которым он окружил ее, а она догадывалась…

Беременная Нэля! Это звучало и звучало в нем, и он стал думать, что не надо никаких дочек… Он собирается жить с Нэлей? Тогда зачем он так яростно привязывает к себе эту женщину? Так завлекает ее и привязывается сам?.. Когда он поумнеет? Или как? Посовестнеет?..

Он молча тупо смотрел, как она бросает в сумку вывалившуюся помаду, осматривает комнату, не забыла ли чего… И тут он начал лихорадочно одеваться. Она удивленно посмотрела на него:

– Не надо, Митя, я сама найду такси. Или считаешь, что ты должен быть комильфо? – в ее голос проникла ирония.

Он пробормотал:

– Можешь гнать меня к чертовой матери, но я провожу тебя…

Одевшись, он подошел к ней, – она стояла уже у двери, – и сказал просяще:

– Вера, не уходи… Молю тебя. Мне нужно многое сказать…

– Митя, – ответила она очень ясным и спокойным голосом, – все понятно и просто. Не надо ничего усложнять. Жена приедет тебя проводить. У тебя обязательства! Где тут мне место? Да я и не претендую ни на что. Нам было хорошо? Да, прекрасно. Что мы еще можем хотеть? Больше ничего, дорогой… Если хочешь проводить меня – проводи.

Они вышли вдвоем. Митя не стал задерживаться на лестнице, как обычно, а вошел с ней в лифт.

Она усмехнулась:

– Зачем этот подвиг? Кому он нужен?.. Смешно, Митя, ты как ребенок… – Нажала на кнопку и вытолкнула его из лифта.

Она вышла на минуту раньше, чем он сбежал по лестнице, – швейцарка не спала и внимательно оглядела и ее, и его.

«…Черт с тобой, старая карга!» – подумал Митя, которому казалось, что жизнь рушится с физически слышимым грохотом.

Вера собралась садиться в такси, но он схватил ее за руку и остановил. Глаза его блестели, лицо было настолько бледно, что даже загар не спасал.

– Вера, – сказал он, – прошу тебя, не исчезай. Я должен еще увидеть тебя… Может быть, приеду к тебе, ты не против? Прошу, не бросай меня, не забывай, знай, что я и там буду с тобой… Не исчезай…

Она улыбнулась:

– Я могла бы сказать это тебе… Но не буду. Как получится.

И села в такси, – у нее уже не оставалось сил на переговоры. Бессмысленные притом – так она считала.

Он остался один в предрассветной серой полумгле и подумал, что наступает осень и он скоро улетит отсюда… Зачем? Для чего?..

Ему захотелось лечь на проезжую часть и не вставать, пока на него не налетит какая-нибудь бешеная ночная машина.

Вздохнул и отправился домой.

Вера отпустила себя только дома. Брат отсутствовал, она была одна и плакала и рыдала, как хотела и сколько могла, а потом, устав рыдать, уснула в кресле.

Митя все же поехал в аэропорт. Нэля действительно прилетела на десятичасовом. Она была явно довольна, что муж ее ждет, хотя вчера сопротивлялась, – может быть, именно хотела узнать: как он? Приедет или нет… Гадание: любит – не любит, плюнет – поцелует… Ни о чем не говорят иной раз движения физического тела в пространстве, а движения души зачастую не видны.

В квартире, войдя, Нэля зажгла свет в передней и воскликнула: «Ой, как же я соскучилась по своей квартирке родной!»

А Митя вспомнил вчерашний вечер и их первые мгновения с Верой у плащей и пальто, и тоска по ней разлилась по телу и сердцу.