Текст книги "Игра в аду (СИ)"
Автор книги: Ксения Пашкова
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
В детстве мы часто с семьей бывали в деревне. И в одну из таких поездок, выйдя утром во двор, я увидела подвешенное мощное тело быка. Подходя к животному, я не догадывалась, что увижу слезы в его выпученных глазах. Проводя кончиком указательного пальца по мокрой шерсти у глаз, я думала, что никогда не причиню кому-то боль, и что ни одно живое существо не будет плакать по моей вине.
Крепко-сложенный Константин напоминает мне того самого быка. Из-за тяжелого дыхания у него раздуваются ноздри и живот, а в маленьких круглых глазах-бусинках блестят слезы.
Всего несколько шагов, и я уже оказываюсь рядом с ним. Каждый раз убиваю, словно впервые. В самый ответственный момент руки, как обычно, начинают дрожать. Когда же это закончится? Почему только я прекращаю чьи-то страдания, а моим нет конца?
22 глава
На игре
Вернувшись к себе в кабину, я закрываю руками глаза. Нас осталось трое, и раз я до сих пор жива, Анна или Марк мертвы. Когда панель исторгает из себя очередной визг, нет ни малейшего желания открывать глаза. Может быть, будь я хоть немного сильнее, покончила бы с собой прямо сейчас. Лишь бы не видеть очередного трупа кого-то из близких людей.
– Ада… – раздается знакомый голос.
И он не просто знакомый, он такой родной и любимый, что на радостях я подскакиваю и бегу на этот звук.
Марк прижимает меня к себе.
– Ты жив, жив… – причитаю я, обхватывая руками его лицо, словно не верю собственным глазам.
– Да, но Анна… – он смотрит на меня с сожалением.
– Что с Анной? – спрашиваю я, хотя итак знаю ответ.
Пульсирующая кровь пропитывает светло-голубой топ подруги. Слезы струятся из ее светло-голубых глаз. Я беру ее за руку, и она замечает на мне кровь. На лице Анны появляется странное выражение озабоченности и тревоги, а затем оно становится печальным и таким сочувствующим, что я вдруг вспоминаю каждого, кого убила.
В голове один за другим всплывают мертвенно-бледные лица незнакомых до этого дня мне людей: Владимира, Тимофея, Марии, Гарика и Константина.
Анна умирает на моих руках. Я сворачиваюсь калачиком и кладу голову ей на ноги. Просто лежу и смотрю в ее мертвые глаза.
Марк касается моего плеча.
– Ада, ее больше нет.
Я поворачиваюсь к нему и обхватываю его ноги.
– Почему он убил ее, а не меня? Почему все так, Марк?
Он делает шаг назад, и я, оставшись без опоры, падаю на пол.
Слишком поздно осознаю, что пол кабины грязный. Теперь, вся одежда пропитана кровью, рвотой, потом и слезами. А внутри я заполнена отвращением и ненавистью к самой себе.
Марк опускается на колени и пытается меня обнять, но его руки для меня теперь невидимы. Я оказываюсь в коконе, выстраиваю вокруг себя стены, лишь бы только оградиться от этой жизни.
– Ты же знаешь, что должна убить еще одного человека?
Я поднимаю голову и смотрю в глаза парня, появившегося в моей жизни тринадцать лет назад. Первое свидание, робкое касание руки, его пальцы, запущенные в мои волосы, нежный поцелуй и ласковое объятие. Я думаю о его чувствах юмора, пунктуальности и такта, о том, как вежливо он всегда общался с моими родителями, и как по-отцовски заботился о Лизе.
Мы собирались сделать это вместе: прожить данные нам жизни как нельзя лучше. И вот что мы получаем вместо этого: Марк трясет меня и умоляет убить его, просит жить, а я лишь отрицательно мотаю головой.
О какой жизни он говорит? Неужели он думает, что у меня еще остались на это силы?
Он сдается и, не оборачиваясь, уходит в свою кабинку. Я ложусь на спину, и слезы начинают скатываться прямо в уши. Мне становится щекотно, но я продолжаю плакать.
Прижав колени к груди, я катаюсь из стороны в сторону, издавая душераздирающие крики. Мне так больно, словно каждый орган завязался в тугой узел, в венах закипает кровь, в голове лопаются сосуды, а сердце готово вот-вот разорваться.
Ко мне подходит охранник, чтобы рывком поднять меня, но я не поддаюсь. Меня не держат обмякшие ноги. Мне кажется, что я становлюсь овощем, полностью лишившемся здравого рассудка. София кричит мне что-то о Лизе, но даже это не помогает.
Охранник волоком вытаскивает мое тело из кабины и бросает посреди подвала. Теперь, я бьюсь в судорожных конвульсиях, лежа на холодном бетонном полу.
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удается подняться. София протягивает мне нож и кивает в сторону кабинки Марка.
Тот умоляюще смотрит на меня, но я отбрасываю нож к его ногам.
– Почему я должна это делать? Почему ты не можешь убить меня?
– Ада… Пожалуйста, – он склоняет голову набок.
– Думаешь, если я убила пять человек, я с легкостью сделаю это и с тобой? – кричу я, пока по щекам струятся теплые слезы.
Можно ли считать высшим проявлением любви его поступок? А мой, когда, набравшись смелости, я снова беру в руки нож и ударяю им того, кого безумно люблю?
Я никогда не причиняла физического вреда людям. Мысль нанести кому-то хоть какое-то увечье, даже по случайности, вызывала ужас, но настоящий ужас выглядит не так.
Он не такой, каким его представляешь в своей голове, когда боишься чего-то плохого. Он даже отличается от того, который испытываешь, когда теряешь близкого человека.
Настоящий ужас – оказаться в подвальном помещении дома на окраине города, оборудованного так, что никто не услышит твоих криков, даже если сорвать голос; лежать на отвратительно грязном полу и не испытывать ни капли брезгливости; быть окруженным двенадцатью трупами и знать, что шестеро из них истекли кровью по твоей вине; не иметь возможности сделать глубокий вдох, из-за запаха паленой плоти, моментально вызывающей рвоту; чувствовать себя победителем в битве, но проигравшим войну за собственную жизнь.
23 глава
Спустя год, два месяца и один день
Бель заходит ко мне перед сном и спотыкается, наткнувшись на чемодан.
– В этой кромешной тьме можно и ноги переломать! – возмущается она.
Я включаю лампу, а она тихо прикрывает за собой дверь и направляется ко мне.
Изабель – худощавая и невысокого роста, волосы выкрашены в бордовый цвет, ногти она красит исключительно в черный, хотя в одежде предпочитает светлые оттенки. На работу она всегда надевает брючный костюм. Обычно, на ней белоснежная блузка с ажурными вставками на воротнике и брюки, слишком широкие в бедрах. Чтобы казаться выше, она всегда носит обувь на каблуке.
Но сейчас она в оранжевой махровой пижаме, волосы распущены и слегка спутаны, на лице не осталось следов косметики, но она все равно остается прекрасной.
– Твой парень знает, как ему повезло с тобой? – спрашиваю я.
– А твой? – спрашивает она в ответ, укладываясь рядом со мной.
Я улыбаюсь и поворачиваюсь к ней. Теперь мы лежим, смотря друг другу в глаза.
– Он тебе хотя бы нравится? – спрашивает Бель, заставляя подумать о Максе.
Я молчу. Просто не хочу копаться в себе и своих чувствах.
– Потому что, если нет, то так ему и скажи.
Макс и Бель напоминают мне брата с сестрой. Хотя, порой даже семьи так не заботятся друг о друге.
– Почему он делает это? – спрашиваю я.
– Каждому поступку есть объяснение. Уверена и у него есть. Может, однажды он расскажет тебе свою историю.
– Он хочет помочь и, кажется, у него получается.
– Тогда хорошо, что вы решили куда-то съездить.
– Я могу испортить весь его отдых.
– Он взял этот отпуск не для себя.
– А если бы я не согласилась?
– Взял бы отпуск в другой раз.
– Когда?
– Когда ты была бы готова.
– Я не хочу его расстраивать.
На лице Бель появляется легкая улыбка.
– Ты пугаешь его. Временами, я замечаю, в каком он находится шоке от твоего поведения, но, несмотря на это, продолжает тебе помогать. Ты же видишь, он не отворачивается даже в самые сложные моменты. И я думаю, что это самое важное и нет ничего ценнее такого отношения.
Я обнимаю соседку, от ее волос исходит сладкий аромат, похожий на бабл гам.
Утром Макс обнаруживает нас под моим одеялом. Мне кажется, что я сквозь сон слышу, как расплываются его губы в улыбке, как он тихими шагами подходит к кровати, чтобы взглянуть на нас поближе, и как он цокает, когда замечает, что Бель заняла две моих подушки, а я лежу на самом краю. И, тем не менее, его эта картина трогает, я вижу это по его глазам, когда открываю свои. От неожиданности он подпрыгивает.
– Ты застала меня врасплох.
Бель с закрытыми глазами отвечает ему:
– В следующий раз не будешь подглядывать за девочками.
– Я просто хотел сказать, что нам через час выезжать. Так что…
Я киваю ему.
– Уже встаю.
– Я приготовил завтрак. Надеюсь, тебя не стошнит от яичницы?
Мне даже не кажется это смешным, но я начинаю смеяться. Заливаюсь таким громким смехом, что он эхом отражается в моем сознании.
Макс с Бель с любопытством смотрят на меня, словно я ребенок, впервые издавший новый звук. Я останавливаюсь так же неожиданно, как и начала, а мои соседи делают вид, что ничего не произошло, за что я им благодарна. Но в душе они ликуют, так же, как и я. Еще одно маленькое достижение, ведь, как говорил Цицерон: величайшая победа – победа над самим собой.
24 глава
Спустя год, два месяца и два дня после игры
Я и раньше ездила на море, но сейчас воспоминания об этих поездках кажутся далекими и даже нереальными. Будто это было в другой жизни, и сейчас я лишь слышу их отголоски.
Мы едем целый день, и когда наступает глубокая ночь, я замечаю сонные глаза Макса. Он прикрывает рот во время зевков, а в перерывах между этим занятием трет глаза. Иногда он останавливается, выходит на улицу и разминает ноги. Когда мы оказываемся на заправках, он подолгу стоит у машины, прежде чем вернуться назад.
Сейчас мы оказываемся у небольшого придорожного кафе. Макс тормозит и выходит из машины. Я остаюсь сидеть на месте, но через пару минут сосед стучит в мое окно.
Я открываю дверь, и меня обдает знакомым морским, леденящим до костей, сильным ветром.
Макс расположился за столиком, на котором стоят две чашки чая. Я бесшумно сажусь напротив него, съеживаясь от холода. Заметив это, сосед приносит мне из машины свою куртку.
Мы сидим в абсолютной тишине, которую нарушают проезжающий по трассе транспорт, трепет деревьев и причмокивания Макса.
Раньше меня ужасно раздражало, когда люди издавали звуки во время приема пищи, но сейчас я знаю, что есть куда более страшные человеческие пороки, чем чавканье.
Он тянет губами чай вместе с воздухом, издавая при этом странные булькающие звуки. Спустя несколько минут я даже начинаю находить это зрелище умилительным.
– Прости. Так делать нельзя, – извиняется сосед, заметив, как я буквально сверлю его глазами.
– Ерунда. Пей, как тебе удобно.
– Он ужасен. Никакого вкуса. Как будто землю растворили в воде. Не могу его пить иначе.
– В школе на обед нам всегда давали черный чай в грязных граненых стаканах. На вкус и на вид он был, как ржавая вода. В колледже продавали заварочные пакетики самого дешевого чая в пластиковых стаканчиках. Нужно было еще отстоять в очереди к чайнику, чтобы приготовить этот напиток Богов. Дома я всегда пила какао или кофе с молоком. Но однажды меня угостили мятным чаем. И это был самый вкусный чай в моей жизни.
– Мой мятный чай? – спрашивает Макс, тыкая себя пальцами в грудь.
Я киваю и одариваю его широкой улыбкой.
– Ты мне сейчас льстишь, да? – спрашивает сосед, изображая на лице подозрение.
Я поднимаю руки, будто хочу сдаться.
– Говорю только правду и ничего кроме правды.
Макс улыбается, когда осознает, что открыл для меня что-то с лучшей стороны.
– Каково было находиться на той игре и не знать, выживешь ты или нет? – неожиданно спрашивает сосед.
Такие вопросы для меня, как ведро ледяной воды, вылитой на голову. Они сразу возвращают в реальность, снимают любую усталость и бодрят лучше крепкого кофе.
– Только не говори, что ты затеял эту поездку ради ответов на свои вопросы.
– Конечно же, нет. Можешь не отвечать, если не хочешь. Я просто… Не знаю… Это банальное любопытство. Извини за это. – Макс опускает голову, стыдясь смотреть мне в глаза.
Я протягиваю ему раскрытую ладонь, и он кладет на нее свою.
– Перестань постоянно извиняться, – говорю я соседу.
В ответ он лишь кивает. Я прячу руки в карманы куртки и отворачиваюсь, не желая встречаться с ним глазами, когда начну говорить об игре.
– Я с самого начала ждала смерти. Каждую игровую ночь смотрела на двери кабины, и все ждала, когда они откроются. Но никто не приходил. Вместо этого они по очереди убивали моих друзей. Одного за другим. Не успевала я опомниться, как это происходило снова. Снова и снова, по кругу. А я все ждала, когда этот круг оборвется. Но это не кончалось до тех пор, пока я не потеряла всех. Я боялась умереть, но в тот день оставаться в живых было даже страшнее.
К тому моменту, когда я заканчиваю говорить, воротник кожаной куртки Макса становится мокрым от моих слез.
– Я рад, что ты согласилась поехать со мной. – Макс поднимается с места.
– Ты так быстро меняешь темы, – вытирая ладонями мокрое лицо, я тоже встаю с неудобного пластикового стула.
Макс виновато улыбается.
– Идем. Нам еще ехать и ехать.
Мы возвращаемся в машину, так и не допив чай.
Когда Макс трогается с места, я замечаю на его лице обеспокоенность. Он так хотел узнать, каково это, побывать на той игре. Но стоило мне заговорить об этом, и он впал в настоящий ужас.
25 глава
На игре
Тук-тук-тук.
Она все ближе подходит ко мне.
Тук-тук-тук.
Тонкие губы Софии искривлены в странной почтительно-восхищенной улыбке. Она смотрит на меня гордым обожающим взглядом. Кажется, для нее я – герой.
Не желая на нее смотреть, я отворачиваюсь.
Раздаются аплодисменты.
– Поздравляю! Ты победила! – восклицает она.
Сколько же восхищения в ее кислом маслянистом голосе.
– Хочешь знать, какая у него была роль?
Я ничего не отвечаю.
– Не хочешь знать, какая роль была у Марка? – спрашивает она протяжным, почти певучим, голосом.
Тук-тук-тук.
Она стоит прямо за мной.
– Повернись и ответь на вопрос, – настойчиво произносит она.
Я остаюсь сидеть неподвижно.
София дает мне пинка. Каблук ее туфли, словно проделывает дыру в позвоночнике. Это пронизывающая боль, но я не издаю ни звука. На сегодня с меня хватит слез.
– Повернись! – она взрывается истерическим криком. – Повернись!
В руке я зажимаю нож, который выудила из тела Марка пару минут назад. Он умер быстро, почти мгновенно. Я не могу оторвать глаз от его мертвого тела. Не могу забыть грустной улыбки, которой он меня одарил перед тем, как смерть застыла на его лице.
– Кто ты? – ломающимся голосом спрашиваю я, поворачиваясь к ней боком.
– А кто я, по-твоему? – парирует она своим фирменным слащаво-ядовитым тоном.
Я прячу нож под правым бедром в надежде, что она его не заметит.
– Маньяк, – высказываю я предположение.
Она начинает смеяться. Заливается диким хохотом, и краем глаза я вижу, как от смеха она вскидывает кверху голову.
– Из твоих уст это звучит особенно смешно, – она снова заходится лающим смехом.
Хоть бы она захлебнулась в этом приступе.
– Я никого не убивала. Вы все сделали за меня, – говорит она, успокоившись.
– Это все – воплощение твоих садистских фантазий? – спрашиваю я, смотря ей в глаза.
Надеюсь, в моем немигающем ледяном взгляде она видит эту всепоглощающую ненависть к ней.
– Это все – всего лишь игра. – София расставляет руки в стороны и невинно улыбается.
– Но не для тебя. Ты ведь получила удовольствие, больная на голову, тварь! – кричу я озлобленным голосом.
Она меняется в лице.
– Ты же после каждого убийства светилась от счастья! А когда казнили Анжелику, тебе только не хватало бенгальской свечи в руке и рождественской музыки. Тогда бы ты точно бросилась танцевать вокруг электрического стула. Какая же ты ненормальная! – продолжаю я, несмотря на растущее безумие на лице Софии.
Она сжимает руки в кулаки. Впивается ногтями в собственную кожу, пока сверлит меня глазами.
– Тебя избивала мать или отчим насиловал каждую ночь? А может, над тобой издевались в школе? Или нет? Какое у тебя оправдание? – требовательным голосом спрашиваю я.
– Замолчи, Ада. Ты не хочешь умереть здесь. Поэтому, замолчи! – строгим тоном отвечает она.
Я вижу, что ей с трудом удается держать себя в руках. Но мне уже не остановиться. Я хочу добить ее, довести до предела. Пусть ей хоть немного станет также больно.
– Запугивание, ограничение других в свободе, получение удовольствия от чужих мучений, помешанность на оружии. Я знаю, чем ты больна, София. Знаю, – произношу я едким тихим голосом.
Она садится на корточки передо мной. Теперь, мы смотрим друг другу в глаза.
– Знаешь… Другие ненавидят, когда я ставлю им диагнозы. Но я поставлю еще один.
Она хватает меня за волосы, но я продолжаю говорить.
– У тебя садистическое расстройство личности. Ты никакой не гений, София. Ты такая же больная, как сотни других убийц.
Я выплевываю слова ей в лицо.
За волосы она тянет мою голову, разворачивая лицом к себе. Смотрит на меня своими безумными сверкающими темными глазами, белки которых налиты кровью.
Ей нравится смотреть, как натягивается кожа на моем лице, и поэтому она тянет еще сильнее. Видеть удовольствие на ее лице мне совсем не страшно. Я достаточно увидела за сегодняшний день.
Она может снять с меня скальп, выдавить мне глаза, отрезать по очереди пальцы, засунуть дуло пистолета в рот и выстрелить. Но ничего из этого не станет хуже всплывающих перед глазами картин.
Сегодня у смерти было мое лицо, тихо подкрадывающейся из-за закрытой двери с ножом в руке. Она принимала мой облик, мы становились с ней единым целым, да так сроднились, что в итоге победили.
Но она не отпускает меня, засела в голове и шепчет о незавершенной игре. Мы научились слаженно работать. Поэтому, я, не подавая вида, достаю правой рукой, спрятанный под бедром окровавленный нож. В последний раз смотрю в ее сумасшедшие глаза и на дрожащий от удовольствия подбородок, а затем резко ударяю ее ножом, целясь, впервые за день, в самое сердце. Она почти сразу разжимает из рук мои влажные волосы, раскрывает рот и падает.
– Не стоило подходить так близко, – процеживаю я хриплым голосом.
26 глава
Спустя год, два месяца и два дня после игры
Мы попадаем в пробку, когда оказываемся в горной местности с узкими извилистыми дорогами.
Из-за царящей в машине тишины мне начинает казаться, что я оглохла. Я уставилась на панель с электронными часами и жду, когда наступит следующая минута, а затем следующая.
Неожиданно Макс открывает свое окно, и различные звуки наполняют наше авто: звуковые сигналы автомобильных клаксонов, шум ветра, голоса людей и даже лай собаки.
Удивленная последним, я оборачиваюсь и вижу, что в иномарке позади на переднем сидении сидит лабрадор. Он высунул свою мордочку в наполовину открытое окно и дышит, высунув на бок язык, изредка выражая свое желание оказаться снаружи негромким лаем или повизгиванием.
Когда Макс замечает мой интерес, он опускает стекло и слегка кивает мне в его сторону.
Моя голова оказывается снаружи. Горный ветер обдает лицо прохладой и спутывает длинные волосы, часть которых прилипает к губам и оказывается в приоткрытом от восторга рте. Я делаю такие глубокие вдохи, что все внутри заполняется холодным воздухом. Что-то в груди даже начинает больно щемить, но я не останавливаюсь, продолжая делать глубокие вдохи.
Неожиданно раздается голос Макса и мне приходиться вернуться назад.
– Ты любишь собак?
Услышав вопрос, я начинаю светиться, потому что мое сердце переполнено любовью к этим созданиям с добрейшими глазами, бесконечной преданностью и виляющими при виде хозяина хвостами.
– Люблю. А ты?
– Люблю, но после того, как похоронил три года назад Малыша, больше не хочу заводить животных, – с грустью в голосе произносит Макс.
– Каким он был? – спрашиваю я.
– Огромный мохнатый пес. Он был реально громадной глыбой! – заявляет сосед.
Его грустная улыбка напоминает мне о Марке.
– Я понимаю, о чем ты говоришь.
– У тебя тоже была собака? – спрашивает Макс.
– Нет. Но у меня, как и у всех людей, были потери.
– Ты сейчас про игру?
– Когда они умерли, я начала держаться за тех, кто у меня еще остался. Тряслась за родителей каждый раз, когда они уходили из дома. Из-за этого страха я не хотела заводить новых знакомств. Прямо, как ты, животных.
Те, кому посчастливилось застать на лице Макса эту сочувствующую улыбку – настоящий счастливчик. Редко встретишь кого-то настолько искренне сопереживающего, и так сильно проникшегося твоей личной трагедией. Иногда кажется, что он считает себя ее частью.
– Я бы заплакала, но на душе подозрительное спокойствие, – тихо говорю я.
– Может быть, это затишье перед бурей? – Макс ухмыляется, хлопая ладонями по рулю.
– Не может быть.
– И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть.
Я хочу нахмуриться, но легкий смешок вылетает из меня, словно бабочка, освободившаяся от кокона.
– Потрясающе! – восклицает Макс.
– Что? – я, как маленький ребенок, смотрю по сторонам в поисках чего-то необычного.
– Твой смех, – отвечает он на мой вопрос и трогается с места вслед за двинувшейся вперед колонной автомобилей.
27 глава
На игре
Заметив оживление среди охранников, я снова хватаюсь за рукоять ножа. Выудив его из тела Софии, я начинаю отползать к кабинке Марка. С острия капает кровь, оставляя за мной кровавый след.
Один из охранников делает шаг в мою сторону. Насторожившись, я принимаю позу хищника готового броситься на добычу. Уверена, что выгляжу, как настоящий бешеный зверь. Не хватает только пены изо рта.
Он поднимает руку, в которой держит пистолет.
– Сейчас я отброшу его в сторону, – произносит он, глядя мне в глаза.
Охранник поворачивается и кивает остальным.
– Вы тоже.
Они почти синхронно избавляются от оружия.
– Я не уберу нож, – сдавленным голосом процеживаю я.
– Ты нам не доверяешь. Это понятно, – он подходит все ближе.
Я помню этого охранника. И он полный идиот, если решил, что я забыла.
– Ты бросил меня на пол кабины, как мешок с мусором, – говорю я таким холодным незнакомым голосом.
За три часа игры я стала абсолютно опустошенной. И мне потребовалось несколько секунд после нее, чтобы заполнить эту пустоту безграничной ненавистью. Теперь, я всего лишь сосуд, внутри которого свирепая неукротимая злоба.
– Мы хотим выбраться не меньше твоего, – заявляет он, приближаясь ко мне все ближе.
Оказавшись у тела Софии, он наклоняется. Кажется, хочет проверить пульс.
Я стала настолько параноидальной, что вижу опасность в каждом его движении. Он поднимает голову и смотрит на меня, пока по его лицу скользит нервная улыбка. Сколько фальши в этой гадкой ухмылке. Я бросаю взгляд на его руку и замечаю, как она тянется к карману брюк Софии.
У нее ведь был пистолет!
Потеряв голову, я срываюсь с места и набрасываюсь на него. Он быстро справляется со мной и оказывается сверху. Вцепившись в мои плечи, начинает трясти так, словно хочет выбить всю дурь. После нескольких ударов по запястью, я выпускаю из рук нож.
Он оборачивается и смотрит на остальных.
– Сходите вниз за остальными. Решим, что с ней делать. Быстро! – рявкает он, продолжая держать меня прибитой к полу.
Слышатся удаляющиеся шаги.
– Думала, тебе действительно позволят уйти?
Я смотрю на него своими пустыми глазами. Неужели он не понимает, что мне все равно.
– София – наивная шавка. Стоило что-то заподозрить, когда она предложила такую сумму за несложную работенку. Я, конечно, думал, что здесь будет происходить какая-то хрень, но, чтобы такое! Блин… – он смотрит по сторонам. – Я такое впервые вижу. Хотя, какая мне разница. Мне никогда столько не платили, даже за убийства! Все-таки, есть плюс работы с ненормальными. Они денег не жалеют.
От его болтовни у меня сдавливает виски.
Только я собираюсь попросить его заткнуться, как раздается выстрел. Выплюнутая пистолетом пуля попадает в голову охранника. Он начинает оседать и падает на бок. Забрызганная кровью, я быстро скидываю с себя его ноги и принимаюсь отползать.
Парень, держащий в руке пистолет, начинает тыкать им в остальных.
– Встаньте к стене, – приказывает он требовательным голосом. – А теперь, повернитесь боком.
Когда оставшиеся четыре охранника оказываются выстроенными в ряд у стены, выстрелы начинают следовать один за другим.
Я вздрагиваю после каждого пробитого им виска.
– С ними все, – раздается спокойный голос.
Открыв зажмуренные глаза, я замечаю его удаляющуюся спину.
– Куда ты? – спрашиваю я, не понимая, что происходит.
– Я сделал то, что от меня требовалось, – отвечает он, не поворачиваясь.
– И что же ты сделал? – я поднимаюсь на свои дрожащие ноги.
– Зачистку, – отвечает он, уже поднимаясь по порожкам.
Оставшись в одиночестве, я осматриваюсь по сторонам. Тело продолжает дрожать. Единственное, что у меня осталось – мои инстинкты. Следуя им, я направляюсь к выходу из подвала.
Каждый порожек дается мне не просто тяжело. Я, словно шагаю по трупам, оставшимся за спиной.
Наверху еще несколько застреленных охранников. Заметив незапертую дверь, я хватаюсь за ручку.
Оказавшись снаружи, дрожащей рукой я достаю из кармана сотовый. Заглушка, о которой упоминала София, действует даже вне дома. Я подхожу к высокому забору, но ничего не меняется.
Я пытаюсь открыть его. Ищу какие-нибудь кнопки или замки. Что угодно. Но здесь ничего нет.
Сдавшись, я опускаюсь на землю рядом с воротами.
Просидев в тишине несколько минут, я возвращаюсь в дом.
На экране по-прежнему идут трансляции.
Ум заходит за разум. Я хватаю металлическую вешалку, стоящую в коридоре и принимаюсь бить по телевизору до тех пор, пока изображение не исчезает вместе с отлетающими кусками экрана.
Выдохнувшись, я плюхаюсь в кресло, в котором несколько часов назад сидела София.
– Я создала нечто гениальное. И сегодня вы сможете стать частью этого, доведенного мной до идеала, совершенства, – произношу я, пытаясь подражать Софии.
Кажется, я начинаю терять рассудок. Из меня вырывается серия истерических смешков, а после я захожусь в настоящем припадке.
Хохочу до боли в животе, а через несколько минут вдруг замолкаю. Какой же это мерзкий звук – мой смех. Никогда больше не стану смеяться.
Найдя в одной из комнат стул, я оттаскиваю его к воротам. С трудом стоя на ногах, я забираюсь на него. Ухватившись дрожащими руками за верхний край, начинаю подтягиваться.
В попытке перелезть на другую сторону, я срываюсь и падаю вниз. Слышится хруст руки, на которую приземляется тело. Внутри, словно трескается что-то еще, но я все равно подскакиваю на ноги и начинаю быстро идти.
Отбежав, я снова достаю мобильник. Связи все еще нет.
С каждым, остающимся за спиной, метром, сил остается меньше, а боль становится все сильней. Когда я бегу, как побитая собака, в груди, будто гремят отломки костей.
Остановившись у куста шиповника, я достаю сотовый. На экране две палочки. Набрав номер полиции, внутри вдруг начинает разливаться жгучая боль. Мне не хватает воздуха. Назвав дежурному несвязной речью адрес, я начинаю терять сознание, уверенная в том, что никто меня здесь не найдет.
Но умереть здесь, под цветущим кустом, все же лучше, чем в том подвале.
28 глава
Спустя год, два месяца и три дня после игры
К обеду мы оказываемся в небольшом курортном городке. Макс паркуется рядом с аквапарком.
– Будешь здесь, пока я ищу жилье? – спрашивает сосед, вытаскивая ключи из замка зажигания.
– Да. Посижу здесь.
– Постараюсь недолго.
Я киваю, и он уходит, оставляя меня в одиночестве.
Первые минут десять я провожу, рассматривая стоящие рядом автомобили. С каждой минутой становится все жарче. Не выдержав, я выхожу наружу.
Из аквапарка доносятся громкие визги и смех. Слышны брызги воды, когда в нее с горки плюхается очередной человек.
Мимо меня проходят загорелые отдыхающие, облаченные в купальники. В руках у них надувные круги и матрасы. Они светятся, но заметив мою бледную суровую мину, мгновенно меняются в лице.
Даже, оказавшись в тысячи километров от дома, я все равно остаюсь белой вороной.
– Ищете жилье? – раздается позади меня мужской голос с кавказским акцентом.
Я оборачиваюсь и вижу коренастого мужчину в клетчатой рубашке. Неужели, здесь еще остались одетые люди.
– Вроде того – отвечаю я, глазами ища Макса.
У мужчины выпирающий пивной животик и черные густые усы. Он выглядит, как владелец шашлычной или прибрежной столовой.
Может быть, я просто забыла, как выглядят южане, но его лицо кажется мне самым солнечным из всех, что я видела.
– Я сдаю номера недалеко от набережной. Хотите посмотреть? – спрашивает он, подходя ко мне своей медвежьей походкой.
– Думаю, да. Только нужно подождать, пока вернется мой друг.
Ну же Макс. Где тебя носит?
Мужчина встает рядом со мной и достает из кармана пачку сигарет.
– Не возражаете?
Я отрицательно мотаю головой, хотя ненавижу табачный дым.
– Курю уже двадцать лет. Однажды бросал ради жены. А, когда она умерла, снова закурил. Наверное, от горя.
Он говорит о грустных вещах, но все равно улыбается. Как ему это удается?
– Мне жаль, – тихо говорю ему я.
– Это ничего. Уже бывали у нас?
– Несколько лет назад отдыхали с семьей в поселке неподалеку.
– Несколько лет? На море нужно приезжать почаще, – он закашливается после очередной затяжки. – Однажды это убьет меня.
Он улыбается, даже задумавшись о собственной смерти.
– Ада! – раздается звонкий голос Макса.
Я оборачиваюсь и вижу, как он быстрыми шагами направляется ко мне. По его лицу скользит тревога. Наверное, испугался, увидев меня с незнакомцем.
– Ты нашел жилье? – спрашиваю я, как только он подходит к нам.
– Пока что нет. А вы…? – он поворачивается к мужчине и принимается осматривать его с ног до головы.
Не выдержав подозрительного оценивающего взгляда Макса, мужчина начинает хохотать, и сигарета выпадает из его зубов.
– Ох, блин. Упала, – он растаптывает окурок пляжным тапком. – Я сдаю номера.
Макс заметно расслабляется, и на его лице появляется фирменная озорная ребяческая улыбка.
– Далеко идти? – спрашивает сосед.
– Минут десять. Идем, – кивнув, он направляется в сторону аквапарка.
Переглянувшись, мы с Максом бросаемся вдогонку за мужчиной.
Мы проходим аквапарк, дельфинарий и несколько продуктовых магазинчиков. Затем сворачиваем в проулок, где начинается частный сектор. Пройдя несколько зданий, мы останавливаемся у трехэтажного дома из красного кирпича.
Мужчина толкает незапертую дверь и направляется во двор. Мы идем следом.
– Свободен номер на первом этаже. Ровно в девять я собираю всех постояльцев на завтрак, – он кивает в сторону деревянной беседки.
– А если опоздаем или не придем? – спрашивает Макс.
– Выселю в ту же секунду, – серьезным тоном отвечает мужчина, а через мгновенье снова начинает гоготать. – Шучу! Просто люблю завтракать в компании. Буду рад, если присоединитесь.
Макс вопрошающе смотрит на меня.
– Нет проблем, – говорю я. – Мы будем приходить на завтрак.