Текст книги "Агнец"

Автор книги: Кристофер Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12

В общем, сделав вид, что у меня сверхактивный мочевой пузырь, я умудрился выкроить себе достаточно времени в туалете, чтобы дочитать это самое Евангелие от Матфея. Не знаю, что за Матфей его написал, – но уж точно не наш Матфей. Наш щелкал цифирь, как семечки (чего еще ожидать от мытаря), но имя свое на-корябать на песке без трех ошибок был не способен. Тот же, кто сочинил это евангелие, информацию получал явно из вторых, если не третьих рук. Нет, я, конечно, не критикую, но я вас умоляю – он нигде не упоминает обо мне. Ни разу. Я знаю, мое возмущение противоречит смирению, которое проповедовал Джошуа, но ради бога – ведь я был его лучшим другом. Не говоря уже о том, что этот самый Матфей (если это его реальное имя) с великим тщанием описывает всю родословную Джоша вплоть до царя Давида, зато после рождения и появления трех мудрецов в вифлеемском хлеву о Джоше не слышно ничего вплоть до его тридцатилетия. До тридцатника! Как будто от яслей до нашего крещения Иоанном ничего не происходило. Х-хоссподи!

Как бы там ни было, теперь я знаю, зачем меня подняли из мертвых и посадили сочинять это евангелие. Если весь остальной, с позволения сказать, «Новый Завет» – такая же писанина, как Матфеева, о жизни Джоша явно должен рассказать тот, кто был рядом, – я.

До сих пор не могу поверить, что меня там нет. А что тут сделаешь – не спрашивать же Рази-ила, что, к чертям собачьим, там произошло. Видимо, он опять опоздал лет на сто, чтобы наставить этого самого Матфея на путь истинный. Ой, мама, вот уж действительно жуть: ангел-недоумок вместо редактора. Нет, я не могу этого допустить. А конец? Откуда он это выкопал? Посмотрим, что пишет следующий парняга, Марк. Но я бы ни на что особо не рассчитывал.

В крепости Валтасара мы первым делом заметили одно: там нет прямых углов. Вообще никаких углов там нет, и точка. Одни изгибы. Следуя за волхвом по коридорам, с одного уровня на другой, мы даже не увидели ни единой прямоугольной ступеньки. На этажи вели спиральные пандусы, а крепость кляксой растекалась по всей стене, и от любой комнаты до окна – не больше одного дверного проема. Как только мы поднялись выше входа, из окон полился свет, и тот ужас, который мы пережили внизу, быстро испарился. Камень желтее, чем иерусалимский известняк, но на ощупь – такой же гладкий. В общем, полное впечатление, что мы передвигались по отполированным кишкам какой-то живой твари.

– Ты этот дворец сам выстроил, Валтасар? – спросил я.

– О нет, – ответил волхв, не оборачиваясь. – Это место здесь всегда было. Мне просто пришлось выдолбить камень, который его занимал.

– А-а, – сказал я, не поумнев от этих сведений ни на гран.

Ни в какие двери мы не проходили – там были только арки и круглые порталы, открывавшиеся в покои разнообразных форм и размеров. Минуя один яйцевидный проем, задернутый бисерным пологом, Валтасар бормотнул:

– А тут девчонки живут.

– Девчонки? – переспросил я.

– Девчонки? – переспросил Джошуа.

– Да, девчонки, лопухи. Такие же люди, как и вы, только умнее и лучше пахнут.

Вот, я так и думал. Ну, мы ведь парочку тут видели, правда? Я уже знал, что такое девчонки.

Валтасар шагал дальше, пока мы не достигли единственной двери – после входной то есть. Эта была огромна и окована железом – просто монстр, а не дверь, запертая на три железных засова толщиной с мою руку и тяжелый медный замок со странными награвированными письменами. Волхв остановился и вслушался, едва не касаясь ее головой. Его тяжелая золотая серьга блямкнула о засов. Потом повернулся к нам и прошептал – и тут я впервые заметил, что человек этот очень стар, несмотря на звучность смеха и упругость шага.

– Пока вы здесь, можете ходить куда угодно, – сказал он. – Но эту дверь ни за что не открывать. Сюн-цзай.

– Сёнъ-цай, – повторил я Джошу на тот случай, если он что-то пропустил.

– Сёнъ-цай, – кивнул он с полным отсутствием понимания.

Человечество, видимо, по замыслу должно приводиться в действие – мотивироваться то есть – соблазном. Если прогресс – добродетель, то соблазн и есть наш величайший дар. (Ибо что есть любопытство, как не интеллектуальный соблазн? А какой прогресс бывает без любопытства?) С другой стороны, можно ли такую основательную слабость считать даром – или же это продрочка в самом замысле? Соблазн ли виновен в несчастьях человеческих или просто недостаток здравого смысла в ответ на соблазн? Иными словами: кто виноват? Человечество или плохой разработчик? Потому что я не могу не думать, что если бы Господь не запрещал Адаму и Еве приближаться к плодам древа мудрости, человечество по сию пору носилось бы голышом, танцевало от восторга и изумления и блаженно давало бы имена всякой хрени в паузах между харчем, дрыхом и трахом. Таким же макаром, если бы Валтасар прошел в тот день мимо монструозной железной двери и не сказал ни слова, я бы на нее даже не взглянул и, опять-таки, мы бы избежали больших неприятностей. Так меня ли винить за то, что случилось, или все же разработчика соблазна – Господа Бога Самочинного?

Валтасар привел нас в огромный чертог, где со сводов гирляндами висели шелка, а пол устилали нарядные ковры и подушки. На низких столиках были выставлены вина, фрукты, сыры и хлеба.

– Отдыхайте, освежайтесь, – сказал Валтасар, – а я вернусь, когда закончу дела с Ахмадом.

И он поспешил прочь, оставив нас одних.

– Ну, – сказал я. – Узнай у этого парня все, что тебе нужно, и двинем дальше.

– Я не уверен, что все получится так быстро. На самом деле мы тут можем на некоторое время застрять. Может, даже на несколько лет.

– Лет? Джошуа, да мы забрались к черту на кулички, мы не можем торчать тут целую вечность.

– Шмяк, мы с тобой родились у черта на куличках. Какая разница?

– Девчонки, – сказал я.

– Что девчонки? – спросил Джошуа.

– Вот только не надо, а?

Из коридора в комнату вкатился смех, и за его раскатами вскоре последовали Валтасар и Ахмад. Они растянулись на подушках и принялись за сыры и фрукты.

– Ну что, – произнес Валтасар, – Ахмад мне тут рассказывает, что ты попытался спасти разбойника и по ходу дела ослепил одного охранника, даже к нему не притронувшись. Впечатляет.

Джош повесил голову.

– Это было избиение младенцев, – сказал он.

– Сожалей, – ответил Валтасар, – но поразмысли над словами учителя Лао-цзы: «Оружие – орудие бедствия. Кто прибегает к силе, не умрет своей смертью».

– Ахмад, – сказал Джошуа, – а что станет с тем охранником, которого я…

– Он мне теперь без надобности, – ответил караванщик. – Жалко: он лучше всех из лука стрелял. Оставлю его в Кабуле. Он попросил отдать его жалованье жене в Антиохии и другой жене – в Дуньхуане. Наверное, теперь станет попрошайкой.

– А Лао-цзы – это кто? – спросил я.

– У вас будет довольно времени узнать об учителе Лао-цзы, – сказал Валтасар. – Завтра я выделю вам наставника, чтобы учил вас Ци – пути Дыхания Дракона, но теперь – ешьте и отдыхайте.

– Вы где-нибудь видали таких смуглых китайцев? – рассмеялся Ахмад. – Где это вообще такое видано?

– Я носил леопардовую шкуру шамана, когда твой отец был гнилушкой в великой звездной реке, Ахмад. Я овладел магией животных, когда ты еще и пешком под стол не ходил, а все таинства священных египетских свитков выучил, когда у тебя еще не успела пробиться бороденка. Если бессмертие можно обрести в мудрости китайских учителей, я буду китайцем столько, сколько мне заблагорассудится. Какого бы цвета ни была моя кожа, и где бы я ни родился.

Я попробовал угадать возраст Валтасара. Из его утверждений вытекало, что он и в самом деле древен, поскольку и Ахмад не первой молодости. Но двигался Валтасар проворно, и, насколько я видел, все зубы у него были на месте и в идеальной сохранности. Ни следа того маразма, что я наблюдал у наших старцев.

– Как ты умудряешься оставаться таким сильным, Валтасар? – спросил я.

– Волшебство, – ухмыльнулся он.

– Нет волшебства, кроме Господня, – сказал Джошуа.

Валтасар почесал подбородок и спокойно ответил:

– Выходит, не без его соизволения, а, Джошуа? Друг мой ссутулился и уставился в пол. Ахмад расхохотался:

– В его магии нет никакой тайны, парни. У Валтасара – восемь юных наложниц, которые высасывают из его старческого тела все яды. Вот он и остается молодым.

– Ё-моё! Восемь? – Я поразился. Возбудился. Обза-видовался.

– А к твоему волшебству имеет отношение комната за железной дверью? – сурово поинтересовался Джошуа.

Улыбка сошла с лица Валтасара. Ахмад переводил изумленный взгляд с Джоша на волхва и обратно.

– Давайте я проведу вас в ваши покои, – сказал Валтасар. – Вам следует омыться и отдохнуть. Уроки начнутся завтра. Попрощайтесь с Ахмадом – вы не скоро с ним увидитесь.

Покои наши оказались просторными – всяко больше тех домишек, где прошло наше детство, – на полах лежали ковры, кресла в форме драконов и львов были выточены из экзотической твердой древесины, а на комоде стояли кувшин и чаша для омовений. В каждой комнате имелся стол и шкафчик с принадлежностями для рисования и письма, а также штука, которой мы никогда раньше не видели, – кровать. Комнату Джоша от моей отделяла низкая перегородка, так что можно было лежать на кроватях и беседовать, пока не уснем, – как мы делали в пустыне. В тот вечер я понимал, что Джошуа чем-то глубоко обеспокоен.

– Ты, кажется… ну, не знаю… чем-то глубоко обеспокоен, Джош.

– Разбойниками. Я мог бы их воскресить?

– Всех сразу? Фиг его ведает. А мог бы?

– Я думал об этом. Думал, смогу заставить их всех снова ходить и дышать. Думал, смогу их оживить. Но даже не попытался.

– Почему?

– Потому что боялся, что, если я их оживлю, они убьют нас и ограбят. Как сказал Валтасар: «Кто прибегает к силе, не умрет своей смертью».

– В Торе говорится проще: глаз за глаз и зуб за зуб. Они были разбойники.

– Но всегда ли они были разбойники? И останутся ли они разбойниками потом?

– Еще бы. Однажды разбойник – бандит навсегда. Они присягу принимают или что-то вроде. А кроме того, это ж не ты их убил.

– Но я их и не спас, больше того – я ослепил того лучника. А это было неправильно.

– Ты рассердился.

– Это не оправдание.

– Что ты мелешь – «не оправдание»? Ты – Сын Божий. А Бог смыл всех с лица земли потопом, только потому что рассердился.

– Я не уверен, что он поступил правильно.

– Прошу прощенья?

– Нам следует вернуться в Кабул. Я должен восстановить зрение этому человеку, если смогу.

– Джошуа, вот эта кровать – самое удобное место, где я бывал в жизни. Может, Кабул немного подождет?

– Может.

Джошуа надолго замолчал, и я уже было подумал, что он уснул. Мне спать не хотелось, но беседовать о мертвых разбойниках – тоже мало удовольствия.

– Эй, Джош?

– Чего?

– Как ты думаешь, что в той комнате за железной дверью? Как он ее назвал?

– Сёнь-цай.

– Ага, оно. Как ты считаешь, что там?

– Не знаю, Шмяк. Может, спросишь наставника?

– Сюн-цзай в наречии фэнь-шуй означает «дом рока», – объяснила Крохотные Ножки Божественного Танца Радостного Оргазма. Она стояла на коленях перед низким каменным столиком с глиняным чайником и чашками. На ней был красный шелковый халат, разукрашенный золотыми драконами и перехваченный черным кушаком. Волосы – черные, прямые и такие длинные, что она завязала их в узел, чтобы не таскались по полу, когда она подает чай. Лицо ее было в форме сердца, кожа – гладкая, точно отполированный алебастр, а если девушка и подставлялась когда-нибудь солнечным лучам, все следы ее пребывания на солнце давно выцвели. На ногах она носила деревянные сандалии на шелковых ленточках, и ноги эти, как можно догадаться по ее имени, были крохотными. Потребовалось три дня уроков, чтобы я набрался мужества и спросил ее о комнате за железной дверью.

Она изысканно, но без церемоний разлила чай, как делала это все три дня. Однако на сей раз, передавая мне чашку, капнула в нее чего-то из малюсенького фарфорового пузырька, висевшего у нее на шее на цепочке.

– Что в пузырьке, Радость? – спросил я. Полное имя девушки было слишком нескладным для бесед, а когда я пробовал иные уменьшительно-ласкательные его разновидности (Ножульки, Божественный Танец и Оргазм), она реагировала без воодушевления.

– Яд, – улыбнулась Радость. Губы ее улыбки – робкие и девичьи, но глаза ухмылялись тысячелетним коварством.

– А-а, – сказал я и отхлебнул чаю. Густого и душистого, как и прежде, только теперь в нем ощущался намек на горечь.

– Шмяк, ты можешь угадать тему нашего сегодняшнего урока? – спросила Радость.

– Я думал, ты мне расскажешь, что находится в той комнате «дома рока».

– Нет, сегодняшний урок не об этом. Валтасар не хочет, чтобы ты знал, что в этой комнате. Попробуй еще раз.

В кончиках пальцев на руках и ногах у меня начало покалывать, и я вдруг понял, что мой череп онемел.

– Ты научишь меня, как делать огненную пудру, которой Валтасар пользовался, когда мы приехали?

– Нет, глупенький. – Смех Радости звенел чистым ручейком по камням. Она легонько толкнула меня в грудь, и я повалился на спину, не способный пошевельнуться. – Наш сегодняшний урок… ты готов?

Я хрюкнул. Больше я ничего сделать не смог. Рот свело.

– Сегодняшний урок таков: если тебе в чай наливают яд – не пей.

– Умгу, – как бы вымолвил я.

– Ну что, – сказал Валтасар, – я вижу, Крохотные Ножки Божественного Танца Радостного Оргазма приоткрыла тебе, что хранит в пузырьке у себя на шее. – И волхв от всей души расхохотался, откинувшись на подушки.

– Он умер? – спросил Джошуа.

Девушки положили мое парализованное тело рядом с Джошем и подперли, чтобы я мог смотреть на Валтасара. Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер Шесть, с которой я успел лишь познакомиться и пока не придумал ей кличку, капнула мне чем-то в глаза, чтобы не пересыхали, поскольку моргать я, кажется, тоже разучился.

– Нет, – ответил Валтасар. – Он не умер. Он просто расслабился.

Джошуа ткнул меня под ребра, и я, конечно, даже не дрыгнулся.

– И правда расслабился, – подтвердил Джош. Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер Шесть вручила Джошу бутылек с глазными каплями и откланялась. Все девушки вышли.

– А он может нас видеть и слышать? – спросил Джошуа.

– О да, он при полной памяти.

– Эй, Шмяк, я учусь Ци, – заорал мне в ухо Джош. – Оно нас обтекает. Его не видно, не слышно, оно не пахнет, но оно есть.

– Орать необязательно, – сказал Валтасар. Я бы сказал то же самое, если бы мог говорить.

Джошуа капнул мне в глаза.

– Извини. – И повернулся к Валтасару: – А этот яд – откуда он взялся?

– Я учился у одного мудреца в Китае – он служил главным отравителем императора. Он и научил, как и массе другого волшебства пяти стихий.

– А зачем императору отравитель?

– Такой вопрос приличествует только крестьянину.

– Такой ответ приличествует только ишаку, – ответил Джошуа.

Валтасар расхохотался.

– Да будет так, дитя звезды. Вопрос, заданный всерьез, требует и ответа всерьез. У императора много врагов, от которых следует избавляться, но гораздо важнее, что у него много врагов, желающих избавиться от него. Большую часть времени мудрец составлял противоядия.

– Значит, у этого яда есть противоядие, – сказал Джош и опять ткнул меня под ребра.

– Всему свое время. Всему свое время. А пока выпей вина, Джошуа. Мне бы хотелось обсудить с тобой три алмаза Дао. Три алмаза Дао таковы: сострадание, умеренность и смирение…

Через час вернулись четыре китаянки, подняли меня, вытерли с пола слюни, которые я напустил, и унесли меня в наши покои. Проплывая мимо огромной железной двери, я услышал с той стороны какое-то царапанье, и голос у меня в голове произнес: «Эй, пацан, открой дверь, а?» – но девчонки ничего не заметили. В покоях они обмыли меня, влили в рот какой-то густой бульон, уложили на кровать и закрыли мне глаза.

Я слышал, как в комнату вошел Джошуа и заше-буршал, готовясь ко сну.

– Валтасар говорит, что скоро велит Радости дать тебе противоядие, но сперва ты должен усвоить урок. Говорит, так у китайцев принято учить. Странный способ, правда?

Если б я мог издавать какие-то звуки, я бы согласился, что да, способ и впрямь очень странный.

Итак, теперь вы знаете:

У Валтасара были наложницы, числом восемь, и звали их:

Крохотные Ножки Божественного Танца

Радостного Оргазма,

Прекрасные Врата Небесной Влаги Номер

Шесть,

Соблазнительница Золотого Света

Урожайного Полнолуния,

Изысканное Воплощение Двух Фуских Псов,

Борющихся Под Одеялом,

Женственная Хранительница Трех Штолен

Непомерного Дружелюбия,

Шелковые Подушки Райской Мягкости Облаков,

Стручки Гороха В Утином Соусе С Хрустящей

Лапшой

и Съю.

И вот я стал ловить себя на мыслях – как и любой мужчина на моем месте – о происхождении наложниц, их мотивации и тому подобном, ибо каждая была красивее предыдущей, в каком порядке их ни выстраивай, и это казалось дикостью, поэтому через несколько недель я уже не в силах был выносить любопытства, что исцарапало мне весь мозг, точно кошка свою корзинку, и, дождавшись редкого мгновения, когда мы остались с Валтасаром наедине, спросил:

– Почему Сью?

– Сокращение от Сусанны. Вот и приехали.

Полные имена их были несколько неуклюжи, а если произносить их по-китайски, звучало так, будто с лестницы скидывали мешок ножей и вилок (тинь, тонь, янь, винь и т. д.), поэтому мы с Джошем звали их так:

Радость,

Шестерочка,

Луна,

Песик Фу,

Штоленка,

Подушечка,

Горошинка

и, разумеется,

Сью,

которую мы все равно не придумали, как сократить. Если не считать группы мужчин, каждую пару недель привозивших из Кабула провиант (лишь тогда нам приходилось таскать какие-то тяжести), восемь наложниц делали в крепости все. Несмотря на удаленность от всего на свете и очевидное богатство хозяйства, охраны во дворце не было. Весьма любопытно.

Всю следующую неделю Радость натаскивала меня в иероглифах, которые мне следовало знать, чтобы понимать «Книгу Божественных Эликсиров, или Девять Треножников Желтого Императора» и «Книгу Жидкой Жемчужины в Девяти Циклах и Девяти Эликсиров Божественных Бессмертных». План был таков: как только два эти древних трактата начнут отскакивать у меня от зубов, я стану помогать Валтасару искать бессмертие. Потому-то, кстати, Валтасар и отправился вслед за звездой в Вифлеем засвидетельствовать рождение Джошуа и проинструктировал Ахмада не упустить еврея, который придет искать африканского волхва. Валтасар стремился к бессмертию и полагал, что у Джоша есть к нему ключ. Мы в то время этого, конечно, не знали.

Усидчивость моя на занятиях грамматикой была предельно обострена: сосредоточиться помогало то, что я не мог пошевельнуть ни мускулом. Каждое утро Песик Фу и Подушечка (названные так за сладострастие, к коему явно прилагалась немалая сила) выволакивали меня из постели, выдавливали над очком, омывали, вливали в меня бульон, относили в библиотеку и подпирали подушками, а Радость читала лекции о китайских иероглифах, которые рисовала влажной кистью на больших грифельных досках с подставками. Иногда с нами оставались и другие девчонки: они складывали мое тело в разные позы, неимоверно их развлекавшие, и сколь ни должно было раздражать меня подобное унижение, по правде говоря, наблюдение за тем, как Подушечка и Песик Фу заходятся в пароксизмах девчачьего хохота, быстро превратилось в отраду моих парализованных дней.

В полдень Радость устраивала перерыв, а девушки – две или больше – опять выдавливали меня в очко, вливали в меня еще бульона, а затем нещадно издевались надо мной до самого возвращения Радости. Она хлопала в ладоши и отсылала их прочь, хорошенько выбранив. (Радость, несмотря на крохотные ножки, была из всех наложниц самого бычьего телосложения.)

Иногда на таких переменках меня в библиотеке навещал Джошуа, который занимался где-то в другом месте.

– Зачем его покрасили синим? – спрашивал он.

– Синий ему к лицу, – отвечала Горошинка. Песик Фу и Штоленка стояли рядом с кисточками в руках и любовались своим шедевром.

– Ну, я могу вам сразу сказать – когда ему дадут противоядие, он не очень обрадуется. – И Джошуа повернулся ко мне: – Шмяк, знаешь, а синенький ты ничего. Радости я замолвил за тебя словечко, но ей кажется, что ты еще не усвоил урок. Но ты ведь усвоил, правда? Перестань дышать на секунду, если да.

Я перестал.

– Я так и думал. – Джошуа нагнулся и зашептал мне прямо в ухо: – Дело в той комнате за железной дверью. Вот урок, который ты должен был усвоить. У меня такое чувство, что, если бы я ею заинтересовался, сидел бы сейчас подпертый подушками рядом с тобой. – Он выпрямился. – Мне пора. Изучать три алмаза, сам понимаешь. Сейчас я завис на сострадании. Это не так трудно, как называется.

Два дня спустя Радость зашла ко мне в комнату с чаем. Из складок халата с драконами она вытащила крохотный пузырек и поднесла мне к самому носу.

– Видишь две пробки? Белую с одной стороны и черную с другой? Черная – от яда, который я тебе дала. Белая – от противоядия. Мне кажется, ты усвоил урок.

В ответ я пустил струйку слюны, искренне надеясь, что пробки она не перепутала.

Радость наклонила пузырек над чашкой, а потом влила чай мне в рот. Половина досталась и рубахе.

– Подействует через некоторое время. Пока яд выветривается, ты можешь почувствовать легкое недомогание.

Радость закинула пузырек обратно в китайское декольте, чмокнула меня в лоб и ушла. Если бы я мог, непременно бы хихикнул – у нее на губах осталась синяя краска. Хех!

«Легкое недомогание», ага. Почти десять дней я вообще не ощущал своего тела, а тут вдруг все заработало снова. Представьте, как утром, в своей теплой постели вы поворачиваетесь на другой бок и – ну, не знаю – плюхаетесь в озеро горящего масла.

– Ёхарный Ёсафат, Джошуа, да я сейчас из собственной шкуры выползу!

Мы сидели в покоях. Прошел примерно час после того, как я принял противоядие. Валтасар отправил Джоша за мной, а сам ждал в библиотеке – якобы взглянуть, как у меня дела.

Джош возложил длань мне на чело, но обычного спокойствия не разлилось: чувство было такое, будто он припечатал мне лоб раскаленным утюгом. Я оттолкнул его руку.

– Спасибо, только не помогает.

– Может, омыться? – предложил Джошуа.

– Уже пробовал. Есусе, да я просто с ума свернусь! И я запрыгал по кругу на одной ноге, поскольку не знал, чем еще заняться.

– Может, у Валтасара есть другое средство?

– Веди меня к нему, – сказал я. – Не могу я больше тут сидеть.

Мы прошли коридор и спустились на несколько уровней в библиотеку. На одном спиральном пандусе я схватил Джоша за руку:

– Джош, глянь. Ты ничего не замечаешь?

Он вгляделся в стену, посмотрел вверх и вниз по проходу.

– Нет. А надо?

– Стены, потолок, пол. Ничего не заметил? Джошуа повертел головой.

– Твердая скала?

– Да, но не только. Присмотрись. Вспомни дома, которые мы строили в Сефорисе. Теперь заметил?

– Нет следов обработки?

– Вот именно. Я последние две недели только и делал, что разглядывал стены и потолок, – все равно больше не на что было смотреть. Ни малейшей царапины от зубила, кайла или молотка. Будто все эти палаты ветер выдувал тысячу лет. Только, знаешь, мне так почему-то не кажется.

– Ты к чему клонишь? – спросил Джошуа.

– А к тому, что у Валтасара с девчонками тут какая-то еще каша варится, и все о ней молчат.

– Так надо спросить.

– Нет, не надо, Джош. Ты что, не понял? Мы должны разведать, что тут происходит, но так, чтобы они не знали, что мы знаем.

– Почему?

– Почему-почему… Потому что, когда я в последний раз что-то спросил, меня отравили – вот почему. И мне сдается, если б Валтасар не думал, что у тебя есть что-то ему нужное, не видать мне противоядия как своих ушей.

– Но у меня ничего нет, – искренне удивился Джошуа.

– У тебя может быть то, о чем ты понятия не имеешь. Но ты ж не пойдешь никого расспрашивать, что это такое. Надо быть изобретательными. Хитрить. Изворачиваться.

– Как раз это у меня не очень получается. Я приобнял друга за плечи.

– Не всегда, значит, клево быть Мессией, а?