Текст книги "Мы Крылья (СИ)"
Автор книги: Кристоф Вечерский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– Спасибо, Кос, – тяжело выдохнул я, ощущая, как болезненная усталость вернулась с пущей силой.
Тот кто хранит ключи от брошенных дверей вопреки забвению
Закрыв за другом дверь, я уже больше часа неподвижно сидел на полу и наблюдал за гипнотическим мерцанием суетных огней по ту сторону окна. На столе всё ещё оставалась стоять недопитая бутылка. Устав на неё отвлекаться, я, не жалея, уже в третий раз плеснул в стакан хорошего виски. Вы правильно поняли, я не нашёл ничего лучше, кроме как предаться слабости и основательно надраться. Новая доза неразбавленного алкоголя принесла долгожданную лёгкость, правда, совсем ненадолго. Ровно минуту я смеялся, а потом опять стало тошно.
«Интересно, так и выражается настоящая истерика?» – задал я мысленно сам себе вопрос.
Но вместо ответа услышал раскат грома. От неожиданности я даже расплескал на себя часть содержимого стакана. Хмель как рукой сняло! Метнувшись к выходу, с замиранием сердца и в ожидании чуда я распахнул дверь загадочной квартиры напротив. Сейчас всё повторялось так же, как и в одну из ночей. Комнату озарил яркий всполох молний, прямо в лицо брызнули капли освежающей влаги, и я с упоением запрокинул голову, внимая шуму плачущего неба. Трепетное облегчение забилось птицей в раненой груди.
– Маливьена! – восторженно завопил я. – Зачем ты прячешься от меня?!
Новый раскат грома и всполох молнии за окном вернули меня в чувства. Обернувшись, я увидел, что дождевая вода всего лишь хлещет через распахнутую створку окна.
– Боже! – упал я на колени, упёршись лбом о косяк входной двери, и сглотнул подступивший ком досады. Теперь я отчётливо понимал – каково это: осознать, что ты сошёл с ума. Хотя самое страшное крылось в другом. Хуже всего – осознание собственного безумия и бессилия что-либо изменить. Из этого следовало, что всё-таки мой рассудок помутился не до конца. У нормальных психов хотя бы свой внутренний мир есть, и он не имеет свойства исчезать или появляться от случая к случаю, они так в нём и доживают беззаботную жизнь, а у меня даже сойти с ума по-человечески не получилось. Да, чёрт возьми, мне даже как следует и не дали этого сделать! Даже пожалеть себя любимого в одиночестве нельзя! Суровая реальность уже в который раз поспешила убедить в своей равнодушной прагматичности, ломая и без того слабые крылья прямо в небесах и безжалостно швыряя вниз! Увлечённый страдальческими потугами, я только сейчас заметил, что в кармане «надрывается» мобильный. Трясущимися руками я потянулся за ним, с остервенением выхватывая его из кармана, будто это могла звонить Маливьена. И только от этой мысли снова где-то внутри закрался лучик надежды, как мне опять указали вниз. Опять разочарование! Это был Костя! И как всегда он был «вовремя»!
– Чего тебе, малый? -проговорил я голосом, исполненным отчаяния.
– Малый хочет лишний раз поинтересоваться, не передумал ли старый принять руку помощи? Вдруг мне стоит вернуться?!
– Так и скажи, что за «вискарь» жаба задушила, – язвительно заворчал я.
– П-ф-ф! – протяжно раздалось в ответ.
– Да, шучу я, Костян! Не обижайся, просто скверно на душе, и спасибо за заботу, но я не передумал. Не волнуйся, со мной, в самом деле, всё путём, потому что «вискарь» у тебя, действительно, отменный.
– Всегда к вашим услугам! – ответил дружелюбно Костя. И, как ни в чём не бывало, завёл новую пластинку: – А меня по дороге гроза застала.
– Тоже мне новость! – с вновь подступившим раздражением ответил я. – Будто и сам не вижу, что льёт как из ведра.
– Да я не о том, Антоха, просто гроза в середине февраля – ну, это знаешь ли дико, что ли!
– Тоже мне событие, – продолжил ворчать я уже отрешённо, – у нас на КМВ это обычное дело даже порой в декабре, не говоря уж про февраль! Я же не раз тебе рассказывал, бывало, что и в канун нового года, в последних числах, до двадцати шести апельсинов градусник поднимался.
–Да, помню я, Антоха. Просто решил на всякий случай позвонить, пока связь не «сдохла». Не серчай ты так, я ж по-человечески переживаю!
– Хорошо, – смягчил я тон, – и доброй ночи, Костя.
– Доброй ночи, Антоха, – с пониманием заключил мой друг.
– Обещай, что это останется между нами! – вместо того, чтобы сбросить вызов, потребовал я. Костя промолчал...
– Костя! – настойчиво попросил я.
– Обещаю, – ответил он, видимо, почувствовав и прервав очередной приступ накатывающего на меня раздражения.
– Спасибо! И ещё... – продолжил я, будто и не первым рвался сбросить вызов.
–Да-да?! – воодушевился приятель.
Только теперь, говоря с приятелем, я понял жестокий смысл Костиной шутки про врача:
– Возможно, мне и на самом деле нужно будет пообщаться с доктором. Я могу рассчитывать на твою помощь?!
– Вне сомнения! – утвердительно заверил друг.
– Ну, тогда бывай и тоже не серчай там, а я дальше пошёл тараканов травить твоим пойлом!
Костя засмеялся, а я нажал кнопку сброса.
Сегодня, за всё время, проведённое здесь, мне впервые отвратительно спалось.
После звонка я так и продолжил сидеть на полу, подпирая любимый диван, иначе, казалось, без моих надёжных плеч, он просто рухнет от усталости. Потом на какое-то время я даже отключился, но очередной раскат грома привёл меня в чувства.
Больше не беспокоясь за диван, в истеричном порыве я начал суетно разбрасывать вещи, открывать все дверцы, которые были в квартире, и, буквально ползая на карачках, заглядывать под каждый плинтус, злобно ворча: «Я не верю!»
Я, правда, не хотел верить, что сошёл с ума!
– Где же ты, грёбаный огрызок галлюцинаций? ГДЕ???!!!... Я хочу нажраться ещё сильней, но меня уже тошнит, пить эту дрянь тёплой, мне так нужен ЛЁД! Не поступай так со мной...
Когда, обессилев, я упал возле любимого дивана, мне снова показалось, что ему нужна моя помощь. По стеклу тяжело стекали дождевые капли, рисуя причудливые узоры. За окном разбушевалась настоящая стихия, и ближайшие часы она явно не намеревалась сбавлять оборотов. «Действительно, это ж надо – в середине февраля...», – подумалось мне.
Глядя на непрекращающийся дождь, я решил добить несчастную бутылку, и, тяжело вздохнув, плеснул остатки выпивки в стакан. Недолго раздумывая и осушив его со словами: «Это я всё испортил!», я запустил им в стену. «Ладно, солдат, нажрался, но и меру нужно знать в поступках! Хотя о какой мере речь, когда ты уже рехнулся. Вот сами представьте, это же до какой степени нужно сбрендить, чтобы влюбиться в несуществующую девчонку, а теперь сидеть тут сопли жевать, виня себя за то, что её не существует!» Находясь под впечатлением собственного умозаключения, я истерично рассмеялся. И смеялся ещё долго, пока основательно не свело скулы. А потом мне показалось, что я просто сплю с открытыми глазами. Не знаю, сколько я ещё так просидел, уставившись в одну точку, равно как и не знаю, сколько это ещё должно было продолжаться, если бы в один момент сердце снова бешено не заколотилось в груди. Боковое зрение зафиксировало в глубине комнаты какое-то тусклое сияние. Неужели я, и правда, спал с открытыми глазами? Впрочем, сейчас это было не так важно. Я был взволнован, эмоции захлестнули необузданным потоком. С одной стороны я был уверен: это сияние мне бесконечно знакомо, но с другой стороны я не решался повернуть голову, боясь обмануться вновь, окажись это очередным визуальным обманом, которому можно будет найти вполне логичное объяснение, как в случае с той же грозой.
Сияние начало нарастать, наполняя комнату голубоватыми оттенками, и, больше не в силах сдерживать себя, я перевёл взгляд на один из огромных декоративных кубов, являвшихся прототипом пуфа обыкновенного, о коих я рассказывал вам ещё в самом начале. Сияние лилось прямо меж сомкнутых граней.
Я вмиг протрезвел и, словно одержимый, бросился к кубу, одним движением скидывая верхнюю панель. В комнате тут же стало светлее. Вместе с сизым заревом прямо из сердца куба исходила тёплая розовая аура!
– ВОТ ТЫ ГДЕ! – воскликнул я, чувствуя, как тело пробирает дрожь.
Значит, я не сошёл с ума! Но не успел я обрадоваться столь приятному умозаключению, как моему удивлению не было предела, когда я вновь увидел то, что так долго искал.
– А ты-то как сюда попал? – возмутился я, уставившись на игрушечного медведя, обнимающего потерянную ледышку с сердцем внутри.
С одной стороны – сердце опять было со мной, и это не могло не радовать, но с другой стороны – оно снова было полностью покрыто льдом. Мой восторг сменился чувством вины! Всё-таки я подвёл тебя! Сердце светилось, но вовсе не как прежде, оно очень тускло мерцало, переливаясь розовым холодком.
«Да, я подвёл тебя! – заговорил я с ледышкой, беря её в руки. – Но, пожалуйста, вернись! Я обещаю всё исправить, обещаю, что не повторю былых ошибок, только возвращайся скорей!» Я обнял ледышку и решил, что не выпущу её из рук до тех пор, пока та хоть на каплю талой воды не станет теплее. Едва я прижал её к груди, сияние пропало вовсе! От удивления я чуть было не выронил холодный монолит и, переполняемый непониманием, осторожно поставил его на пол. Но только он коснулся плитки, как сердце внутри зажглось с прежней силой!
– Почему ты гаснешь? – с горестной досадой в голосе спросил я. – Ты больше не хочешь быть рядом?! Хотя, зачем я спрашиваю, ведь и так ясно: я снова причинил тебе боль. Не люблю говорить этих слов, потому что не хочу, чтобы время превратило их в избитую фразу, но сейчас скажу! Прости меня!
Подняв ледяной куб с пола, я опять обнял его крепко, насколько хватало сил! Холодно?! Да плевать, такова цена ошибок, не отпущу столько, сколько потребуется, главное, чтобы лёд начал плавиться.
Сердце снова погасло. Мне захотелось выть! Я смотрел на сердце и кричал:
– Почему ты молчишь?! Ведь чувства не могли исчезнуть за каких-то полдня?!
– Ладно, – устало подытожил я, – требовать взаимности я права не имею, как собственно, и ни один человек на свете. Насильно мил не будешь. Спасибо хотя бы за то, что вернулась, мы снова рядом, и это главное. И ты, действительно, вправе обижаться!
Тяжело вздохнув, я поднял медведя и заботливо вернул погасшую ледышку в его объятия, вспоминая как ещё утром точно так же очень бережно обнимал обладательницу этого заточенного в ледяной плен сердца, укрывая пледом её хрупкие плечи. И только я убрал руки, холодный розовый комочек очень ярко вспыхнул, с былой силой обдавая меня приветливым теплом. Камень свалился с моих плеч, я улыбнулся, понимая, что, не смотря на обиду, меня слышат.
– Ты очень нужна мне, – прошептал я, – пожалуйста, возвращайся поскорее.
Сияние в ледышке усилилось до пламенно-алого, и сердце лучезарно замерцало, будто снова улыбаясь. На душе стало очень легко, а вот на тело усталость навалилась с новой силой. Но теперь усталость была лёгкой и расслабляющей. Тёплое убаюкивающие мерцание, от которого я так сладко засыпал все последние ночи подряд, окончательно растворило моё отчаяние, заставляя веки закрыться, и я крепко уснул, ощущая приятную истому в каждой клеточке тела.
Но ничто не вечно, даже самые сладкие сны!
Очередное утро стучалось в окно, заставив меня вздрогнуть! После ночного ливня на небе, на удивление, не было и тучки. Открыв глаза, я ощутил противную горечь и сухость во рту.
– Ты основательно вчера надрался, приятель, – проворчал внутренний голос.
– И без тебя тошно, – поспешил мысленно послать его я в глубины подсознания, несмотря на то, что мы уже давненько не общались. Мне опять стало страшно! Я лежал в оцепенении, боясь пошевелиться, и пытался по кусочкам собрать подробности минувшей ночи. Неужели алкоголь усугубил безумие, и мне снова привиделась эта жестокая сказка про загадочную соседку с её сердцем в куске льда.
Вместо того, чтобы просто повернуть голову, продолжая лежать, я мучительно вспоминал каждую мелочь, но, не в силах более себя пытать, пришёл к выводу, что вся эта свистопляска, посетившая меня в середине ночи, с медведем, глыбой льда, её мерцанием и безоговорочная уверенность в существовании Маливьены, не могли быть безосновательны. Эта мысль окончательно вернула силы. Не желая терять и секунды, я решительно перевёл взгляд туда где, должен был оставить куб, окажись все восстановленные сознанием детали не плодом измученного воображения. Как и минувшей ночью, справа от меня, продолжая мерцать и пульсировать, полыхало полностью оттаявшее сердце. Лишь изящная чаша, удерживающая его, оставалась на своём месте (по понятным причинам!). А вот медведь пропал.
Но я всё равно с облегчением выдохнул! И только сейчас заметил, что снова укрыт пледом! Скинув плед и подняв себя на ноги, я, затаив дыхание, ворвался в квартиру призрачной соседки!
Сегодня здесь опять всё было по-прежнему, так же, как и до визита Кости. Даже если это были декорации, их невозможно менять с такой скоростью. Едва шагнув за порог, становилось ясно: эта квартира принадлежит прекрасной молодой девушке! Бесконечное тепло и уют чувствовался в каждой детали. Да, что там, вчерашняя встреча с Костей сейчас казалась более нереальной, нежели существование моей подруги! Хотя самой подруги в квартире всё же не оказалось. Мне снова стало грустно. Но незримая рука словно щёлкнула в голове тумблером, и я на всём ходу, вломившись в свою квартиру, метнулся на кухню. На столе меня ждал свежий и горячий завтрак! А с противоположной стороны, свернувшись по-кошачьи и обнимая медвежий подарок, тихо сопело моё пропавшее чудо. Каким образом пища оставалась горячей, когда девушка сладко спала, я даже не стал задумываться. Да и сейчас это волновало меньше всего! Я осторожно подкрался к подруге и уткнулся носом в её макушку, вдыхая любимый аромат.
Теперь сомнений не оставалось, запах, который источали волосы девушки, – вовсе никакой не парфюм, а самый что ни наесть естественный запах самой Маливьены.
– Привет, любимый, – поднимая голову с заспанными глазами и, как всегда, нежно улыбаясь, сказала Маливьена.
– Привет, спящая красавица, – не в силах сдерживать эмоций, обнял я её.
– Не хочу больше спать! – промолвила девушка, продолжая улыбаться. – А ещё я жутко соскучилась! – нахмурила она бровки.
Как же она сейчас безмятежна, а у меня внутри всё переворачивается. И всего-то нужно было – снова почувствовать тепло её тела, запах её волос, услышать этот родной голос.
– Ты не представляешь, как соскучился я, – тиская подругу, что котёнка, буквально прорычал я от удовольствия. – Вчера ты так внезапно исчезла, словно сквозь землю провалилась, я места себе не мог найти! Но потом понял, что сам в этом и виноват. Хотя, думаю, ты уже в курсе о том, что мы успели уладить этот вопрос, пообщавшись с твоим милым сердечком с глазу на глаз. Осталось вот только у тебя уточнить, ты больше не сердишься на меня, как прошлой ночью, малыш?
– С чего ты взял, что я сердилась, Антоша?! И хватит винить себя. Тебе не за что просить прощения.
– Но тогда почему ты вчера не хотела разговаривать, почему сердце снова покрылось льдом, и, когда я пытался его растопить, оно просто меркло?
Девушка зажмурилась, шлёпнув меня ладошкой по лбу.
– Дурашка ты, Антоша, право слово.
– Почему? – обиженно спросил я.
– Потому, что не можешь отличить заботу от обиды!
–Заботу? – не скрывая удивления, уставился я на подругу, пытаясь уловить её мысль.
– Заботу, – вздохнула та, – или по-твоему было бы лучше, если б ты схватил воспаление лёгких или сильно простудился?
– И правда, дурак, – медленно оседая на стул согласился я, обнимая девушку за бедра и прижимая свою голову к её животу.
Она потрепала меня за волосы.
– Можно, я больше никогда тебя не отпущу, Малиш? – признательно посмотрел я ей в глаза.
– Нужно! – раздалось в ответ.
Я больше не стал повторять вопросов на тему её пропажи. Единственное, что я ещё спросил, так это не передумал ли мой чертёнок о перенесённой прогулке?
– Не дождёшься! – звонко рассмеялась Маливьена и, юрко выскользнув из моих объятий, коснулась моего носа кончиком своего, задорно морщась от щекочущего ощущения.
– Я – на крышу и обратно! А ты, Антоша, давай уплетай за обе щёки, пока не остыло!
Четверть часа спустя, как и днём ранее, мы вошли в сияющий портал, который опять вспыхнул ослепительным светом на месте входа в ванную. Мне показалось, что мы снова оказались в парке, но очень быстро я понял, что ошибся. Это был не парк, и сейчас было далеко не «позавчерашнее» лето. Осенний сквер пылал в лучах заката и простирался перед моим взором, уводя своей раскалённой тропинкой, казалось, к самому солнцу. Внешний облик Маливьены являл собой полную противоположность тому, как выглядела она при прошлой встрече. На подруге сейчас были светло-голубые джинсовые шортики с рваными краями, подчёркивающие сексуальность ног и ягодиц, просторная футболка с широким вырезом на шее и жёлтая кепка, развёрнутая козырьком назад. По центру футболки, разинув клыкастую пасть, красовалась нарисованная акулья морда, прямо над которой огромными жёлтыми буквами была выбита надпись «Summer 1986». Волосы под кепкой были распущены и развивались на ветру. Сейчас Маливьена мне казалась даже моложе, чем есть на самом деле, совсем юная озорная девчонка. Пройдя сквер сквозь пляшущую на ветру листву, мы подошли к высокому коттеджу, окружённому со всех сторон деревьями. Листва на деревьях пылала всеми оттенками огненных красок, и визуально было несложно понять, что на дворе осень! Более того, это чувствовалось в воздухе: он был основательно пропитан осенним шармом. И коттедж, и всё вокруг мне показались до безумия знакомы! С интересом оглядывая окрестности, я судорожно начал вспоминать, откуда знаю эти места. Ещё и Маливьена то и дело поглядывала на меня так, словно пыталась подтолкнуть к нужной мысли. Вот же хитруля! Нет бы – всё сразу на чистую воду! А вообще, умница, правильно делает, иначе совершено станет не так интересно. Я обязан вспомнить сам! Но, как ни удивительно, именно взгляд девушки и принёс осознание, отчего меня бросило в дрожь.
Это же то самое место, где я мечтал жить в детстве и юности. Но это место абсолютно нереально, оно целиком и полностью соткано моим воображением. Не в силах сдерживать удивления, я опять шёл, разинув рот, и озвучивал каждую догадку. А подруга, лишь хитро улыбаясь, уводила меня всё дальше и дальше, пока, не добравшись до невысокого заборчика, мы не прошли во двор. Неподалеку от крыльца коттеджа ветер раскачивал одиноко стоящие старые качели. Высвободив свою ладонь из моей руки и пробежав вперёд, Маливьена со смехом прыгнула на покачивающееся сиденье качели, весело крича:
– Антоша, помогай!
Сгорая от нетерпения посетить коттедж и одновременно стараясь оттянуть этот заветный момент, я ещё долго катал подругу. Только когда листва словно подрумянилась, освещённая лучами заходящего солнца, мы остановились и замерли друг напротив друга. Каждый знал о том, что должно было случиться, но при этом каждый из нас не решался сделать шаг первым, стараясь оттянуть этот сладкий момент. В результате, весело морщась в лучах догоравшего солнца, мы так и не решились на первый поцелуй, исключительно уверенные в том, что поступаем правильно. Ведь в следующий раз он должен быть ещё слаще. Понимая, что заветный момент отложен, осторожно взяв меня за руку, девушка спросила:
–Ты готов, Антоша?
– Готов! – решительно ответил я.
И дверь коттеджа со скрипом отворилась. Аккуратно ступая по ступеням, мы прошли в обитель. Внутри царил вечерний полумрак, но сквозь распахнутые шторы с улицы всё ещё пытался пробиться тусклый свет, создавая прохладную сизую дымку. Здесь всё выглядело так же, как и в моём воображении много лет тому назад. Я закружился по комнате, стараясь прикоснуться ко всему, что видел, и это оказалось на ощупь не менее реальным, чем собственная кожа.
Когда я вдоволь накружился, Маливьена снова взяла меня за руку и потянула на лестницу. Осознав, в каком направлении девушка меня увлекла, я едва не начал задыхаться от охватившего волнения! Ведь посещение того места, куда обещала привести лестница, скажу я вам, должно было стать по значимости самым главным событием этого путешествия. Когда мы замерли на мансарде у закрытой двери, ведущей в единственную комнату, я затаил дыхания, вне всяких сомнений зная, что увижу по ту сторону. Думаю, многим из вас тоже знакомо, каково понимать, что ты стоишь в шаге от своей заветной мечты и сейчас с ней соприкоснёшься. Так оно и случилось со мной! Едва подруга распахнула дверь, я встретился взглядом с реальным воплощением своих порядком запылившихся фантазий. Показалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди! Я стоял на пороге собственной комнаты, в которой много лет назад всегда мог скрыться от любых проблем и сложностей. А ещё здесь я делал всё то, из чего был соткан сам: творил, мечтал, воплощал и созидал, до тех пор, пока реальный мир не заставил покинуть это место навсегда и совершенно о нём забыть. Я ступил внутрь, чувствуя, как ноги подкашиваются.
В окно на противоположной стороне комнаты всё ещё пробивался свет почти уснувшего солнца, лучи которого проглядывали сквозь крону высоких деревьев. В любом случае, здесь было на порядок светлее, нежели внизу. Всё-таки сказывалось положение окна над уровнем земли. Когда глаза окончательно привыкли к освещению и стало возможным разглядеть детали, я не знал, за что хвататься в первую очередь. Хотя колебаться долго и не пришлось, взгляд как-то сам собой приклеился к стенам. Все они, по совместительству являясь ещё и покатой крышей, были увешаны плакатами и рисунками с изображениями кумиров детства. А в одном углу так и осталась висеть специальная доска для стикеров, вместе с этими самыми исчёрканными стикерами заметками. Справа от входа находился классический (знакомый каждому современному человеку) дуэт письменного стола и, на первый взгляд уютного, кресла, на спинке которого висела потрёпанная джинсовая куртка с закатанными рукавами. На самом же столе царил не меньший хаос, чем на стенах и в голове того, чьё воображение нарисовало его же будущее. Правую часть столешницы занимал первобытный моноблок, чей монитор размером не превышал дисплей современного планшета. Рядом с этим «динозавром» пылилась не менее антикварная клавиатура, без какого-либо намёка на перевод клавиш. Вокруг сего допотопного электронного безобразия основательно были разбросаны очередные писульки, тетради и просто листы с зарисовками. Здесь же находились и горячо любимые сувениры, некоторые из коих существуют в реальном времени и по сей день. Я всегда был тем ещё любителем подобного рода безделушек (начиная от мягких игрушек, подаренных бывшими девушками, продолжая статуэтками, изображающих полуобнажённых, к сожалению, не бывших девушек, и оканчивая весёлыми тыквенными рожицами, как дань любимой музыкальной группе, символом которой эта рожица и является по сегодняшний день ещё с 1985 года). На этом царствие личного пространства заканчивалось, а следом начиналось царствие сонное, в виде двуспальной аккуратно застеленной кровати, что занимало львиную долю площади слева от стола. Над самой кроватью нависала громоздкая полка с личной коллекцией любимых книг. Я бегло прошёлся по названиям: Айзек Азимов – «Двухсотлетний человек», Брюэр Джин – «Планета К-Пэкс», Ричард Метисон – «Я легенда», Герберт Уэллс – «Человек Невидимка», братья Стругацкие – «Сталкер» и многое-многое другое. Не удивительно, что здесь я увидел именно эти книги, ведь они – одни из самых любимых мною, оставивших яркие впечатления на долгие годы. И совершенно не важно, что все они – атрибуты абсолютно разных эпох, главное, что они давно и навсегда стали частью моего неотъемлемого настоящего. Смакуя приятное ощущение ностальгии, я плавно перешёл к соседней части комнаты. Напротив кровати, рядом с небольшим шкафом для белья, я приметил чёрную электрогитару и скромно лежащую рядом с ней ещё одну заветную мечту детства – это новенький баскетбольный мяч. На самом же шкафу сияло неисчислимое количество моделей военной техники, подавляющее большинство оной были самолёты. На дверцах шкафа осыпалась некогда мною же нарисованная краской (выцветшей от времени) огромная ракета на фоне звёздного неба. Добравшись, наконец, до окна, я чуть не споткнулся о самый настоящий телескоп, что всё это время прятался за спинкой ещё одного широкого удобного кресла. По всему подоконнику были разбросаны магнитофонные кассеты, вперемежку с яркими картонными папками, в которых хранились пластинки любимых музыкальных групп. А вот, собственно, и главный голос всех этих групп – огромные колонки, расставленные по углам на радость соседям. В довершении, подняв интуитивно голову вверх, я так и осел от апофеоза моих впечатлений! Прямо над кроватью своей прозрачной глубиной, уходящей в нависающий космос, зияла огромная ниша с оконной рамой. Пожалуй, это одно из самых немыслимых желаний в моей личной детской планировке будущего дома. Ведь тогда я считал, что так можно бесконечно любоваться звёздами, не выходя на улицу. Продолжая сливаться в единое целое с собственной фантазией, ощупывать его и позволять проникнуть ему в своё нутро, я снова предательски забыл о подруге. И, наверное, так не вспомнил бы о ней, если бы уже сама девушка, не выдержав моего затянувшегося обморока на ногах, с нетерпением не спросила:
– Тебе нравится, Антоша?!
На что я, за малым не подпрыгнув, лишь развёл руками, мол, это очевидно, вот только объясни, как это возможно?!
Вместо ответа Маливьена, с благоговейной улыбкой на лице, протянула мне ключ так же, как и в первый день нашей встречи.
– Вот только, – сказала она, – теперь немного иначе. Это принадлежит тебе, Антоша.
Приняв загадочный ключ, но догадываясь, что это может означать, я с укоризной посмотрел на подругу:
– Ты шутишь, Малиш?! Нельзя вот так просто взять и подарить целый дом.
– Почему? – обиженно нахмурилась подруга.
– Потому, что это дом, детка! И хотя это очень здорово, но не совсем правильно: девушка не может подарить мне дом, это я должен привести её в свой.
– Так ты уже это сделал. Это же и есть твой дом, Антоша! Разве ты ещё не понял?! И что важно, я не дарю, я лишь возвращаю хозяину то, что он давно потерял! Очень надеюсь, ты не затаишь на меня зла, ведь всё равно кто-то всегда должен присматривать за домом, пока хозяин отсутствует.
– Ты хочешь сказать, что всё это время жила здесь?!
– Да, любимый! Я жила здесь с тех самых пор, как мы перестали встречаться...
– Встречаться? – ещё сильнее удивился я.
– Я же говорила, Антоша, что правда может тебя напугать, и всё слишком запутано, я сама не понимаю ещё всего происходящего. Мы уже очень давно с тобой знакомы, любимый, и мы встречались до тех пор, пока большой мир не поглотил тебя в пучину соблазнов. С тех пор, как мы расстались, мне только здесь и нашлось место, а ещё только здесь мне было хорошо, Антоша.
– Но ведь этот дом ненастоящий! – необдуманно вырвалось у меня.
Девушка сжалась.
– А я настоящая? А разве это важно? – спросила она таким тоном, словно задавала вопрос не столько мне, сколько самой себе. Главное ведь не то, как выглядит твой дом, главное, чтобы твой дом был там, где тебе уютно с близкими людьми. А девушке всегда уютно там, где уютно её любимому.
Я виновато закусил губу и присел на кровати, понимая, что задел ребёнка за живое.
– Прости, Малиш.
Но человек – существо неисправимое. Не успел я попросить прощения, как тут же чуть не выдал новую глупость, способную уколоть подругу:
– Так значит ты...
И снова благоразумие этого юного оплота добродетели спасло ситуацию от накала! Маливьена осторожно приставила указательный палец к моим губам:
– Не торопись, Антоша! Если эмоции захлестнут тебя, может стать только хуже.
Решив довериться подруге, я проглотил последнюю часть глупости и, ухватив ту за палец зубами, лукаво прищурился. К счастью, мой ход сработал, сумев отвлечь девушку. От неожиданности подруга вскрикнула и рассмеялась.
– Так, значит, говоришь, спала в моей кровати и тайно мерила боксёрские трусы в горошек, Красная Шапочка? – повалил я её на кровать, беспощадно щекоча.
– Нет! – уже звонко смеялась девушка. – Не мерила, только играла с ними в прятки!
– Ах, в прятки, значит! С моими-то трусами?!
– Ха-ха-ха! – заливисто хохотал мой лучезарный чертёнок. – Отпусти, Антоша, не могу больше!
Когда мы устали смеяться, Маливьена положила голову мне на грудь и вкрадчиво спросила:
– Ты, правда, больше меня не оставишь, Антош?
И всё-таки я ошибся, мой ход не сработал! Тело девушки начало содрогаться – Маливьена снова тихо плакала, и моя футболка на груди стремительно намокла.
– Эй, ну вот опять солнце слёзки роняет. Хватит нам вчерашней грозы и урагана за окном! Конечно, не оставлю, родная.
– Мне очень страшно, Антон...
– Жизнь – вообще штука не простая, местами суровая, местами ужасающая, местами уродливая и зачастую страшная, но поверь, она сто́ит всех пролитых нами слёз... Чего именно ты боишься, малыш?!
– Боюсь, что вчера может повториться, и самое скверное, – что я не могу повлиять на это.
– А кто может, Малиш?!
– Только мы вместе, любимый.
В который раз меня пробрало, ведь это всегда была моя фраза.
– Слышишь меня? – ещё крепче обнял я подругу за плечи. – Вчера не повторится, но в том мире, где живу я, без трудностей не бывает. Главное, знай, что бы ни случилось, я тебя не оставлю, обещаю! Мы преодолеем все трудности!
– Я верю, любимый, – уверенно ответила девушка, перестав вздрагивать, – в моём мире, как оказалось, тоже без трудностей не бывает. А ещё я знаю, что ты очень давно мечтал побывать и у меня дома. И даже знаю, как часто ночами перед сном ты представлял меня, думая о том, какая я на самом деле в твоём мире, чем занимаюсь, кем окружена, к чему стремлюсь, чего добьюсь, с кем останусь. И хотя я смутно помню свой дом, всё же закрой глаза, Антоша.
Догадываясь, что задумала подруга, я выполнил просьбу и, открыв глаза, понял, что не ошибся. Только вот теперь путешествие стало особенное. В этом мире, как оказывается, можно совершенно беспрепятственно путешествовать по прошлому...
Сейчас я стою прямо посреди детской комнатки. Декор всего интерьера буквально кричит: здесь уготовано жить и вырасти юной принцессе. Огромное пространство нежно-розовых стен занимает сразу несколько широких зеркальных панно. В них отражается вся противоположная часть комнаты со своей белой кроваткой, окружённой секциями полок и тумб, поверх которых аккуратно расставлены плюшевые игрушки , куклы, а также раскидан прочий девчачий атрибут: от заколочек с расчёсками до бантов с блёстками. По всему полу разбросаны разноцветные кубики с буквами алфавита. Возле самой кроватки лежат пастельные мелки и альбомные листы с радужной мазнёй. Сквозь просторные окна комнату наполняет яркий солнечный свет, создавая волшебную атмосферу за счёт игры бликов. Воздух здесь пропитан запахом клубники и карамели. К одному из зеркал подбегает милая девчушка в пышном кружевном платье, юное Величество, любуясь собой, начинает, хихикая, гримасничать, абсолютно меня не замечая. Внезапно девочка и вовсе заходится заразительным смехом, но где-то в глубине дома хлопает парадная дверь, и ребёнок стремительно выбегает из своей комнатки с криком: «Папуля пришёл!» Ей сейчас невдомёк, но всем и без лишних слов понятно, что этой юной принцессе судьбою уготовано только два пути: либо стать роковой женщиной, разбивая мужские сердца, либо так навсегда и остаться маленькой наивной принцессой, живущей в мире фей, которых я вижу на её рисунках. Вопрос только в том, какой путь выберет она сама. С порывом ветра в комнату врывается гвалт уличной шумихи. В слиянии прочих звуков я различаю детский смех и звонкий лай собаки. Мне даже не нужно приближаться к окну, чтобы понять причины каламбура за ним. Вокруг старого дерева с настоящим домиком, спрятанным посреди могучих раскидистых ветвей, кружит детвора, весело смеясь и пуская мыльные пузыри. А огромный рыжий пёс, надрывно лая, разрывается в желании угодить всем и сразу, то порываясь ловить своей слюнявой пастью эти самые пузыри, то бросаясь вдогонку за пластиковой летающей тарелкой, которой ребятня дразнит пса. Вот вплотную к распахнутому окну подходит краснощёкий мальчишка с растрёпанными золотистыми волосами. Едва юная принцесса возвращается в комнату с коробкой, перевязанной пышным праздничным бантом, восхищённый взгляд скромного рыцаря намертво приклеивается к виновнице его сердечных страданий. Заметив гостя, девочка приветливо машет ему рукой и улыбается, так же нежно, как и Маливьена.
