Текст книги "Мы Крылья (СИ)"

Автор книги: Кристоф Вечерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Едва голос стих, я вздрогнул, открывая глаза, и только успел разглядеть, как растворилась сизая дымка прямо напротив моего лица.

– Маливьена, – прохрипел я, пытаясь ухватиться за воздух.

Ответа не последовало, но секунду спустя я ощутил тёплое и ласковое прикосновение невидимых губ к своей небритой щеке. После сказанного я уже не сомневался – это, действительно, был  прощальный поцелуй. И это было несправедливо. Ведь я так верил и потратил столько сил! В порыве злости я расшвырял неудавшийся комикс и целый день просидел возле любимого дивана, смотря в бесконечно голубое небо за окном. Костя приехал следующим утром, и мы снова сцепились! Но сегодня у меня было много новых козырей. Вспомнив первую прогулку с подругой, я опять поторопился с выводами, наивно полагая, что на сей раз приятель уж точно не только понесёт, но и полностью признает собственную капитуляцию! Конечно, из вредности, он вполне может сказать что-то в духе: «Так можно любую девку в кафе нащёлкать, а потом книгу про это написать!» Но, к счастью, у меня было несколько снимков сделанных с Маливьеной в соседней квартире, при полном комфортабельном обустройстве последней. Посмотрим, как он теперь запоёт!

– Ну, что? – ухмыльнулся я. – Твои аргументы иссякли?!

– Что ты употребляешь? – словно не слыша меня, вопросом на вопрос ответил Костя.

– Хорошо! – в который раз проигнорировал я очередную издёвку в свой адрес. – Тогда моя очередь предоставить вам, Константин Сергеевич, факты.

– Знаю я твои факты! – снова рассмеялся злорадный гость. –  Небось, опять губы помадой красил, проказник эдакий!

Сделав клик по нужной папке, с несменным безразличием на лице я протянул другу мобильный:

– А теперь, что скажешь?!

– Ого! – раздалось в ответ. – Скажу, Антоха, что по тебе цирковое училище плачет!

– Что ж, и на том спасибо! – ответил я. – Можешь хамить и дальше, но вывести из себя ты меня не сможешь, так и знай!

– Нет, Антоша, – взмахнул Костя руками, – я сейчас на полном серьёзе и абсолютно без доли сарказма! В самом деле, ты наделён ещё одним скрытым талантом! Изображать свои фантазии у тебя получается намного лучше, нежели придумывать это.

Костя протянул мобильный обратно.

– Ладно, твоя взяла, Константин Сергеевич, но только давай договоримся, что с этой минуты тема закрыта, пока мы окончательно не разругались!

Не торопясь с ответом, Костя целую минуту смотрел на меня немигающим взглядом, а после выдал:

– Прости, Антоша, но, кажется, я всё понял. Это ты сейчас держишь меня за дурака, а не наоборот!

Быстро выхватив телефон из рук приятеля, я начал остервенело листать снимки, чтобы всё же утереть нос этому острослову, но, найдя искомое, я в растерянности остановился.

Только сейчас я понял Костин сарказм: на всех снимках, где мы с Маливьеной были сфотографированы вместе, теперь я был совершенно один. На некоторых фото по положению тела было видно, что я якобы обнимал девушку, но самой девушки не было больше ни на одном кадре. Снимки, сделанные в соседней квартире, тоже принесли разочарование: на них не только не было Маливьены, но и вообще не было ничего, кроме голых и пустых стен. Я растерянно посмотрел на друга, взгляд которого сейчас выражал лишь сочувствие.

Значит, она на самом деле исчезла безвозвратно, а кроме того, её никто и никогда не мог видеть. Хотя, быть может, если  бы сердце не погибло, всё было бы иначе?! Впрочем, какая теперь уже разница. Потянув палец к значку крестика, я взглядом зацепился за важную деталь. Если внимательно приглядеться, то можно было заметить интересные детали: вот следы от пальцев, которыми девушка так любила вцепляться в меня, и это очень хорошо было сейчас видно на  пальто. Такое невозможно создать ни одной пантомимой, если, конечно, ею не промышляет человек невидимка. Хотя, о чём я вообще? И так уже без пяти минут клиент психушки. По крайней мере, Костя точно теперь так считает. Да куда я полез-то, дурень?! В век цифровых технологий и буйства фотошопа снимками спекулировать! Тем более, сам полжизни этим только и занимался, что создавал подобные иллюзии.

– Антоша, – неожиданно подобрел приятель, выключив надменный тон, – а одолжи-ка, пожалуйста, ещё на секунду мобильный!

Внутри закрался лучик надежды, но я словно очнулся от наваждения. Даже если я докажу Косте существование Маливьены, что мне это даст?! Девушку это мне не вернёт, потому, действительно, зачем вообще всё это продолжать? Решив не задавать лишних вопросов, я протянул телефон другу. Глянув на дисплей и загадочно улыбаясь, Костя пробурчал что-то несвязное себе под нос и, сделав несколько кликов, вернул устройство.

– Не знаю, Антоша, зачем тебе понадобилось всё так усложнять, – прервал, наконец, он затянувшуюся паузу, – но признаться, у тебя шикарно вышло отыграть свою роль. Скажи, только честно, – это всё-таки месть за мой прошлый розыгрыш?!

Я угрюмо покачал головой, искоса взглянув на ледышку. И словно по заказу в кубе стала происходить какая-то трансформация. Колючка прямо на глазах приняла форму идеально гладкой капли.

– Смотри! – ухватил я друга за рукав.

Костя равнодушно взглянул в указанном направлении, а затем  с каменным лицом подошёл к кубу. Расплывшись в своей дежурной ухмылке, он внимательно вгляделся в каплю...

– И правда! – картинно вознёс он руки кверху, придавая важности моменту. – В прошлый раз здесь была какая-то колючка, а теперь вот капля.

– Ты и сейчас скажешь, что это всего лишь стеклянная игрушка? – спросил я непонятно зачем.

Лицо Кости изменилось, и, казалось, адское пламя заиграло в зрачках друга, когда он свою ухмылку сменил на демонический оскал. А в следующий миг совершенно неожиданно, схватив куб, приятель со всего маху бросил тот на пол! Безответная прежде ледышка, пережившая и более суровые испытания, к моему удивлению, с лёгкостью и сопутствующим звоном разлетелась на тысячи мельчайших осколков.

– ДА, АНТОН! – закричал Костя с упоением. – Я снова скажу, что это всего лишь грёбаный фонарь. Ты хотел вывести меня из себя, Антоша?! Так скорей давай зачётку, у тебя это вышло на славу!

Костя продолжал кричать, а я лишь завороженно смотрел то на пол, то на беснующегося друга и ощущал, что наступает мой черёд выплёскивать накопленный гнев!

– ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ, СВОЛОЧЬ?! – бросился я на гостя, опьянённый единственным желанием – пустить ему кровь из носа.

Но я так и не успел осуществить задуманного, поскальзываясь на жидкости, растёкшейся по полу из разбитого куба. Спасибо любимому дивану, благодаря которому мне едва получилось удержать равновесие, а то ещё не известно, чей бы нос пришлось штопать первым! Как следует выругавшись, я почувствовал, что самая яркая волна ослепительной злобы отступила, и, тяжело дыша, поднялся на ноги! Ломать приятелю нос я решительно передумал, но мне несказанно хотелось что-нибудь. В сердцах я  двинул по первому, что попалось под руку! Многострадальный стол, хрустнув в своём деревянном основании, окончательно сложился пополам.

– Зачем ты сделал это, сволочь?! – повторил я свой вопрос.

– Затем, что это был единственный способ, спасти тебя, – ответил Костя совершенно спокойным тоном.

– Хватит говорить грёбаными загадками! – прорычал я. – Уже  по горло сыт! Что значит спасти меня?!

– То и значит, Антоша. После нашей последней встречи я снова общался с Незабудкой. Именно он и посоветовал разбить стекляшку. «Ваш приятель, – сказал он, – пока ещё не переступил черту, но исходя из фактов, которые мы имеем, он находится на грани. Видимо, ваш друг, – заключил профессор, – переживает последствия сильнейшего морального напряжения. К этому склонны многие творческие люди! Всё то, нереализованное, скопившееся за долгие годы, как следствие, привело Антона Андреевича к кризису личного характера, внося  диссонанс в повседневный ритм жизни! Поэтому формально он ещё здоров, но окружающие уже сейчас могут заметить определённые странности в поведении парня! Дальнейшая судьба молодого человека зависит лишь от его характера и силы воли, если ему удастся выстрадать (а ему сейчас крайне необходимо выстрадать всё скопившееся!), и сделать это нужно через потерю того, с чем он ассоциирует и на чём концентрирует все свои переживания. Как правило, это должен быть какой-то предмет, вещь или символ, которым человек становится одержим. В момент утраты всё, скопившееся за годы, выльется наружу подобно извержению! И,  если ему удастся смириться с произошедшим, всё снова станет на свои места! Но не каждый человек, Константин Сергеевич, способен простимулировать сам себя на подобного рода разрядку, поэтому здесь нужен катализатор. Наверняка, молодой человек рассказывал вам о каком-нибудь предмете, который он очень бережно хранит, как символ осознания собственных ошибок. Даже мне помнится, ваш приятель не раз упоминал про некое сердце в ледяной корке. Найдите среди его вещей что-то очень похожее и спровоцируйте друга на откровения. Пусть он начнёт выплёскивать эмоции, главное – не обижайтесь на его реакции, всё, что вам нужно, – это сохранять хладнокровие. Когда же ощутите, что ситуация достигла пика своего накала, разбейте на глазах друга предмет, коим он одержим. Важно, чтобы это сделали именно вы, поскольку вы – лицо независимое, а сам человек, находящийся в подобной ситуации, как правило, даже случайно попортив такой предмет, никогда не смирится и не поверит в потерю, вплоть до того, что может бросить все силы на замену или восстановление. Здесь важно отрезвить! Важно, чтобы Антон Андреевич совершенно не ожидал от вас подобного! Тогда ему ничего не останется, как только осознать, смириться с сим фактом и отпустить ситуацию, а вместе с ней, я надеюсь, он  отпустит и  всех своих демонов».

– Мне, правда, жаль, Антоша, но это на самом деле всего лишь чёртов фонарь!

– Фонарь, говоришь?! – злобно фыркнул я.

– Фонарь, – повторил Костя.

– А ну, пойдём! – схватил я друга за руку, но вместо повиновения тот только легонько двинул мне коленкой под дых, хотя этого вполне хватило, чтобы выбить весь пыл. Поначалу я загорелся ответить взаимностью, но передумал, посмотрев на приятеля, которого  по своей комплекции раза так в два превосходил, и который, как теперь почему-то казалось, действительно преследовал благие намерения.

– А теперь пойдём со мной, Антоша, – вежливо пригласил  меня к двери терпеливый гость, дождавшись пока я прокашляюсь. Мы вышли в коридор, и Костя распахнул дверь соседней квартиры.

– Видимо, Антоша, ты это хотел мне показать?!

Я застыл в изумлении, словно видел мир абсолютно другими глазами! Стены внутри были совершенно голые, вместо мебели по полу был разбросан монтажный мусор и мешки со стройматериалами,  никаких коммуникаций, никакой штукатурки и отделки.

– Прости, друг, но пора принимать реальность таковой, какова она есть на самом деле.

 – Но как же? – удивлённо обернулся я на Костю. – Ты же в прошлый раз своими глазами видел, что здесь всё было иначе?!

– Да не было здесь ничего иначе, Антоша, просто тебе хотелось в это верить, а я лишь не стал торопить события, думая, как быть дальше. Вдобавок, мне казалось, что ты разыгрываешь меня.

И снова я не слышал друга, вглядываясь в холод бетонного монолита, когда заметил то, чего одновременно и хотел, и боялся заметить. Пройдя вглубь комнаты, я провёл рукой по стене и взглянул на ладонь.

– Костя! – позвал я друга.

– Да! – дружелюбно откликнулся он.

Но в самую последнюю секунду что-то остановило меня от новых откровений.

– Нет, ничего, извини, просто показалось, – направился я  обратно к выходу, стирая с руки золу.

 Сейчас я понял, что пришло время, и я готов! Готов смириться!

Моя самая лучшая подружка, с которой мы шли вместе бок о бок с самого детства, сегодня ушла. Ушла навсегда, и теперь я должен был отпустить её так же, как она отпустила меня. У большинства нормальных, обычных людей осознание того, что в мире нет места идеалам, проходит, как правило, менее болезненно в сознательном возрасте. Всю свою жизнь мне тоже так казалось, но оказалось, что это на самом деле произошло только сейчас. Ведь всю эту самую жизнь я только и делал, что стремился к поиску и обретению этих идеалов, и это проявлялось во всём: начиная от работы и творчества и заканчивая личной жизнью, где  слишком большое значение я всегда придавал деталям. Видимо, в этом нежелании принимать истину за действительность у меня и начала трогаться крыша.

Нет, в существовании подруги я не сомневался и теперь. И не сомневаюсь до сих пор. Она, на самом деле, существовала. Но существовала лишь внутри моей головы. Как и у всех нас, всегда существует кто-то незримый, кто помогает двигаться вперёд, своего рода, ангел-хранитель, о котором они помнят, но, не обретя в реальной жизни, спокойно живут дальше. «Что ж, я тоже люблю тебя, и прощай, родная!» – прошептал я, ощущая, как безумие выпускает сознание из своих цепких лап. Представив себя со стороны, мне стало жутко неловко и жутко смешно одновременно.

– Спасибо тебе! – обернулся я к другу с виноватой улыбкой на лице.

– Ты серьёзно?! – посмотрел он на меня.

– Серьёзнее, чем когда-либо. И Незабудке тоже «спасибо», сегодня я, действительно, обуздал своих демонов. Больше они не потревожат ни тебя, ни кого-либо ещё! А теперь нам, кажется, пора!

– Куда? – удивлённо спросил  приятель.

  – Для начала я хочу внести оплату ещё за пару-тройку недель, затем мне, и правда, не помешает прибраться в моей (твоей!) берлоге, а там, пожалуй, придётся всё-таки закончить то, по причине чего я и оказался здесь. Я имею в виду свои мемуары, Костян.

– Почему-то теперь я тебе верю, – улыбнулся тот. – И вот ещё, – добавил он, – насчёт мебели, так как я тоже успел тут насорить, вам, Антон Андреевич, несказанно повезло, поэтому столик мы спишем на собственные неумелые ручки.

 – Хорош хитрец! – подчеркнул я находчивость хозяина квартиры. – Но покуда Ваша Светлость столь щедра, я и моё раздвоение личности выражают вам сердечную благодарность за эту  настольную индульгенцию.

 – Да брось! – рассмеявшись, протянул Костя руку, и мы обменялись крепким рукопожатием. – Антоша, – добавил  приятель уже на пороге, – ты бы сходил, проветрился, а то, небось, к дивану совсем прирос, а мы как раз тут приберёмся и столик грамотно спишем с твоей совести!

– Намёк понял, не дурак! – отрапортовал я. – Скажешь только, когда!

– Вот и славненько! – раздалось в ответ. – Бывай, старина!

То, что Костя намылился провернуть какую-то мелкую афёру и разжиться неплохим бонусом с многострадального столика, я понял сразу, но то, что это было лишь предлогом, я узнал только потом, даже не представляя, что на самом деле задумал мой приятель.

Закрыв за другом дверь, я поднял с пола ноутбук и умостил его на коленках. Столик теперь годился, разве что, для топки камина. И, конечно, я – человек честный, от ответственности при первом удобном случае улизнуть не спишу, но зная этого плута, я был уверен: раз он расщедрился – значит, ему однозначно это на руку. Со спокойной совестью я открыл рабочий документ со своими записями и ахнул. Когда удалось столько успеть – оставалось загадкой, но я не стал вдаваться в подробности, а лишь увлёкся чтением, даже не заметив, что Костя ушёл не сразу.

Едва дверь закрылась, приятель задумчиво вгляделся в испачканную золой руку. Развернувшись, он вернулся в соседнюю квартиру и, осмотрев стены, лукаво прищурился. Уже когда Костя выходил из комнаты, среди серого мусора под ногами его внимание привлекло нечто яркое, напоминавшее древесный лист. Костя наклонился,  поднял совершенно свежий и, действительно, самый настоящий кленовый лист, загадочно улыбнувшись. «Кажется, теперь моя очередь сходить с ума», – подумал он, исчезая в кабинке лифта.

Отрываясь от зимы

Моя же собственная жизнь с тех самых пор вернулась в привычное русло, лишь редкими вечерами напоминая о днях беспамятного буйства приступами ностальгии. И в такие моменты накатывали очередные сомнения о собственной вменяемости. Ведь разве может нормальный человек тосковать по временам собственного безумия?! Хотя, конечно, всем, кто знает эту историю, уже давно известно, что тосковал я вовсе об ином. Пусть Маливьена и была созданием выдуманным и нереальным, но при этом она была созданием, которое смогло подарить самые реальные чувства и оставалось моим детищем. А я, греха таить не буду,  несказанно привязался к этому творению. Но время шло, и даже эти шрамы начинали зарастать, заставляя двигаться дальше. Полностью отредактированный текст уже который день был готов и ждал лишь своей законной кульминации. Вот только теперь меня постигла новая, неразрешимая проблема – я совершенно не знал, как закончить. Вы понимаете?! Написать что-то вроде: «Последним февральским днём он погрузился в поезд и, подгоняя цоканьем  машинистов, решил держать курс на родные юга». Умоляю свою совесть и жалею ваши нервы: «Не дай мне сделать того, родная фантазия!». Но что-то более вразумительное мою светлую голову ныне не посещало уже который день. Как же быть?! И я нашёлся. Самым  наилучшим решением перед тем, как отбыть на этом самом поезде на те самые юга, – было отложить всю работу и навестить старых друзей, которые являлись единственным реальным напоминанием о Маливьене. За то время, пока я редактировал сию болтологию, мы ещё сильнее сдружились с сизокрылой эскадрильей. Привыкшие ко мне птицы всегда встречали гостя с нескрываемым восторгом и взаимной радостью, а главное – вне зависимости, был я с угощением или без него. И каждую встречу после обмена любезностями мы могли еще долго просидеть вместе, с грустью вспоминая общую подругу. А каждый раз, когда пернатые взмывали в небо, я напоминал себе давным-давно забытую многими из нас истину: несмотря на то, что мы все такие разные, чувствовать умеем мы абсолютно все, и, несмотря на разность взглядов, чувствуем одинаково. Поэтому я ещё и  завидовал своим друзьям самой белой завистью! Ведь у них были крылья. А кому из вас не хотелось хотя бы раз в жизни так же вот, ступив с обрыва, вместо того, чтобы распластаться на асфальте, раскинув крылья, воспарить?! Я не соврал, и сегодня на самом деле был последний день моего запланированного пребывания в этом величественном городе. Мне стало отчаянно тоскливо. Хоть бери и выкупай квартиру. Но решение было принято, и перед контрольными сборами оставалось, правда что, попрощаться с друзьями, попутно проводив закат уходящего месяца. Провожать последний я собрался за бутылочкой виски, которую на днях подарил мне незабвенный приятель в знак окончательного примирения и моего скорого отъезда. Поднявшись на крышу, где словно по заказу царил штиль, я присел на давно облюбованное место, у самого края. Понимая, что к следующему  приезду здесь всё будет иначе, я только убедился в верности сделанного выбора. Квартира-то Костина останется, а вот полюбившийся скелет будущего эдема... Свинтив крышку и  плеснув в изящный стакан ароматный напиток, я громко присвистнул:

– Официант! Мне нужен лёд!

Осознав, что оценить остроумие, кроме самого себя, сейчас было некому, я улыбнулся собственной грустной шутке и сделал несколько глотков. Огненная вода легко провалилась, мягко обжигая горло, и разлилась приятным теплом по всему телу. Сегодня не хотелось себя ограничивать, хотя перебрать со спиртным – тоже не входило в мои планы. На город опускалась тёплая вечерняя дымка, и даже запах здешнего воздуха говорил о неминуемом приближении весны. Мне снова стало грустно, ведь уже завтра, трясясь в поезде, я не смогу вот так непринуждённо подняться на крышу, которая стала частью моей жизни. Наблюдая за городом сегодня, я испытывал какой-то особенный восторг. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Когда ты обладаешь чем-то в постоянной величине, ты, как правило, не придаёшь значения тому, чем обладаешь, но стоит только понять, что у этой величины есть мера, всё меняется.

Закат сегодня обещал быть особенно долгим. Но, конечно, это лишь мне так хотелось да думалось. За день ничего не поменялось. Сознание захватили воспоминания самых лучших моментов за время, проведённое здесь, и только, когда их шум в голове окончательно стих, я понял, что бутылка опустела больше чем наполовину.

Обжигая кожу, заходящее солнце из последних сил пыталось разлепить непослушные веки, но они уже отказывались подчиняться и ему. Пьяная ты скотина, которая утонула в бесполезном кризисе, а потом, пожалев бедняжку, вытянула себя  за шиворот  руками друга! Да вот есть ли толк?! Наверное, всё-таки надо плюнуть на должность никому неизвестного, но по совместительству главного писателя страны (а что немаловажно ещё и самого скромного!), и возвращаться к своему призванию. Задержался я тут, а столица-то у нас, и правда, не резиновая, своих понаехавших хватает. Хотя, бомжевать по крышам за полсотни рублей в месяц и запивать свою тоску не самым последним вискарём, это, я вам скажу, тоже талант надо иметь. Одно только жаль – Москву-то, считай, и не увидел, проспав весь отпуск в четырёх стенах. Пусть и в стенах наполовину личного небоскрёба. Но, если по чесноку, на самом деле, здесь я увидел гораздо больше, чем дозволено многим! Правда, философию, наверное, оставим на потом, в дороге ещё будет время потрепаться! А мне бы сейчас уложить  непослушное тело, а то ведь, зараза, грозится бессовестно рухнуть без спроса.

– Вставай, сволочь! – раздался сонный голос собственного инстинкта.

Но, так как прилечь я собрался совсем ненадолго, и к тому же прилечь на удобное деревянное перекрытие, расположенное на приличном расстоянии от голого бетона, я послал нахальный инстинкт в известном всем сведущим людям направлении. Едва голова коснулась досок, знакомая панорама открыла взору прежние детали в новом свете.

Теперь, казалось, город не только шевелился, будто заправский муравейник, но и порядочно так двоился. Решив не дожидаться, когда головокружительное представление вывернет меня наизнанку, я  закрыл глаза, пытаясь размеренно дышать. Не знаю, сколько в итоге я так пролежал, но то, что «совсем на чуть-чуть» затянулось – факт. Да и очнулся я тоже, надо сказать, не по собственной воле, а от того, что назойливый голубь, выписывая пируэты прямо напротив моего лица, пытался, как я понял, сожрать старого друга! Вот только, судя по всему, совершенно не знал, откуда лучше начать.

– Отвали, людоедина пернатая, – прохрипел я, глядя на птицу приоткрытым глазом – тоже мне друг называется!

Но птица и не думала останавливаться!

– Да чего тебе? – махнул я рукой. – Сначала хрен знает, где его черти носят, пока я один здесь, понимаешь, спиваюсь, а теперь вы посмотрите, подлизывается он! Всё, дядя Антон обиделся, поэтому проваливай, пока штурвал исправен да фюзеляж цел.

Птица только взмахнула крылами и снова присела прямо напротив, бессовестно клюнув в щёку.

– Ах, ты ж, пакость вредная, я тебя сейчас вот точно с крыши выброшу, если не перестанешь кусаться и охотиться на мою пьяную харизму!

Не успел я договорить, как оказалось, что мои ругательства только подстёгивают крылатого наглеца. Не заставив себя ждать, птица подтвердила мои бурные догадки, повторно клюнув прямо в нос.

– Ну, всё! – злорадно рявкнул я, неуклюже поднимаюсь на ноги. – Сейчас ты узнаешь, что чувствует каждый уважающий себя  воробей, из которого делают  мячик!

И снова, не обращая никакого внимания на мою хмельную брань, взмахнув крыльями, голубь бесцеремонно приземлился на плечо.

– Разве я не говорил тебе, дружище, что ты совершенно не в моем вкусе?! Говорил, вроде. Так и чего пристал-то?! Даже как следует поваляться не даёшь пьяному человеку.

Пернатый садист, будто не слыша, совершил клювом целую серию остервенелых ударов в шею.

– ДА что ж ты за "человек-то" такой?! – взвыл я. – Нет, ты даже не "человек", ты – скотина неблагодарная! Я его кормил, поил, жену его спасал, а он теперь мне голову откусить пытается.

Не желая сдаваться, птица из последних сил тревожно замахала крыльями, пытаясь задеть меня по лицу.

– А вот это уже настоящее покушение на частную собственность! – рыкнул я злобно, отмахиваясь от голубя.

 Сделав ловкий вираж с риском для собственной шеи,  сизокрылому бедняге  всё же удалось заставить меня обернуться.

И я оцепенел, приметив у дверей, ведущих на лестничную клетку, изящный женский силуэт. Приглядевшись, я отметил, что  не ошибся! Силуэт на самом деле принадлежал молодой девушке, притом девушке, которая очень сильно мне кого-то напоминала! Одета незнакомка была вовсе не по погоде. Кроме ночной сорочки чуть выше колена, на ней  больше, собственно, ничего и не было. Обхватив себя руками за плечи и дрожа от промозглого ветра, она осторожно ступала босыми ногами по ледяному бетону, с опаской озираясь по сторонам. Каким чудом её одеяние оставалось на положенном месте, оставалось только догадываться. Птица, пытавшаяся ещё минуту назад свершить практически акт человекоедства,  наконец-то утихомирилась и смиренно восседала у меня на плече.

Повернув голову, я с недоумением взглянул на голубя, мол: «Ты тоже видишь эту девушку, приятель?!» Сама же девушка, словно не видя нас, прошествовала в предельной близости, абсолютно не сбавляя темпа, и выбранное, ею направление меня интуитивно не вдохновило.

– Эй! – окликнул я незнакомку, пытаясь перекричать гул поднявшегося ветра.

– СТОЙ! – завопил я ещё громче, когда девушка была уже на опасном расстоянии от края.

Сомнений насчёт намерений сумасшедшей у меня не осталось: подобное явление, шагающее в конце февраля босиком по крыше недостроенного небоскрёба, вовсе не сулило ничего хорошего, вне зависимости от того, насколько каждый из нас верит в приметы. Едва не спотыкаясь, я бросился наперерез девушке, моля на ходу небеса о том, чтобы успеть! Считанные секунды, разделявшие нас, показались вечностью. За это время я даже умудрился протрезветь и понять, отчего пернатый так надрывался! И за то ему, конечно, медаль полагается, а вот мне – ремня, и хорошего такого ремня, но это подождёт.

– Стой! – тяжело дыша, заорал я девушке прямо в ухо, нагнав её уже у самого края.

Окинув взглядом почему-то до сих пор неогороженный край крыши, я с ужасом убедился в правоте собственных догадок! Мы сейчас стояли, пожалуй, на единственном участке кровли, где по непонятным причинам отсутствовало ограждение. Вздрогнув от крика, девушка испуганно обернулась и растерянно вперилась взглядом в свою помеху! А вот я же только и смог, что открыть от неожиданности рот, будто захлёбываясь собственным вздохом.

– Маливьена?! – пробормотал я с несказанным удивлением.

Вместо ответа и радостных объятий, девушка, подрагивая всем телом, начала пятиться назад.

По щекам подруги катились огромные слёзы. Сумев, наконец, глубоко вдохнуть, я нервно закусил губу и поморщился! Видать, Москва совсем не хотела отпускать меня спокойно и без новых впечатлений! От вида обезумевшей девушки стоящей возле самого края крыши, у меня самого кровь забурлила в жилах! Решив отложить удивление и прочие сопутствующие очередной встречи любезности до лучших времён, я судорожно начал перебирать действенные в подобных ситуациях слова, пытаясь найти самые нужные! А действовать требовалось очень быстро, поскольку с секунды на секунду моя чудесная на всю голову подруга, обещала сорваться по-английски.

– Маливьена, детка! – заикаясь, повторил я. – Ты куда это собралась, на ночь глядя, родная?!

Вздрогнув от моих слов, девушка пошатнулась! Что за люди, у меня адреналин сейчас из ушей потечёт, а этой хоть бы хны: стоит себе, качается. Да и встреча, надо сказать, как всегда, вышла самая что ни наесть оригинальная! У меня по-другому же и не бывает! А, и правда, зачем?! Ведь жить долго и счастливо и любить друг друга – это слишком просто и скучно! «Ладно, шутки в сторону, позже поскалимся, если плакать не представится!» – осёк я себя, готовый взвыть от счастья и досады одновременно. Ведь я снова видел любимую девушку целой и невредимой, но хлоп же по лбу вать машу, опять на волосок от очередной её смерти!

– Солнце, ты всё же нашла возможность вернуться? –  заговорил я со старой подругой, словно с ребёнком, держащим в руках пулемёт.

Наконец-то, губы немой собеседницы дрогнули, и она с недоумением спросила:

– О чём вы?

– Ну, как же, – продолжил тянуть время я таким же дурацким тоном, – о нашей с тобой судьбе! Послушай, Малиш, что бы с нами не случилось, и кем бы  ты не оказалась на самом деле, пожалуйста, сейчас дай мне руку, детка, и мы с тобой поболтаем без обид, хорошо?! Я просто не привык разговаривать с девушками, когда они находятся в столь деликатном положении, да и ты к тому же такая раздетая, а там сквозняк, околеешь ведь от холода.

Ситуация была крайне странной, но ковыряться в деталях было некогда, и я продолжал нести всякую чепуху, которая казалась уместной. Единственное, о чём я не мог перестать думать, так это о взгляде подруги. Он был отрешённый и какой-то даже стеклянный, к тому же складывалось стойкое впечатление, что любимая девушка совершенно меня не знает.  Но после сказанного, я увидел, как в этих глазах блеснула живая искра, будто начали пробуждаться основательно затёртые воспоминания.

– Давай так, – не останавливался я, – не хочешь дарить кавалеру танец, так и скажи, но ничего не знаю – ты просто обязана принять пальто. Пожалей мою совесть, ведь она не вынесет, если я заморожу целую девушку на этой крыше! Договорились?!

Медленно сняв пальто, я очень осторожно вытянул перед собой руку, надеясь ухватить подругу, если та всё же машинально потянется за одеждой.

– Видишь, я даже не делаю резких движений, чтобы ты ничего скверного не подумала.

Девушка продолжала смотреть на меня  молча, но, к счастью, в её глазах начал проявляться интерес. Теперь она мучительно старалась что-то понять.

– Маливьена! – умоляюще воскликнул я, пытаясь незаметно приблизиться как можно ближе. – Неужели ты меня совсем забыла, детка?!

Губы девушки задрожали, но так и застыли, ничего не вымолвив в ответ.

– Ладно, хочешь поделиться тем, о чём так надрывно думаешь?! А я же вижу, думаешь! Вероятно, тебе нужно выговориться?! Если так, можешь не стеснять себя в выражениях, главное – выплесни накопленное, а потом мы договоримся оставить это в секрете, как в детстве. Помнишь, как мы с тобой всегда делились секретами?! Не подумай, ради Бога, что я люблю воровать чужие тайны, просто, мне кажется, кричать об этом на весь город с крыши – не самая хорошая идея!

«Унылый из тебя парламентер», – как обычно, не к месту пнул меня по живому  внутренний голос.

И мне снова захотелось взвыть от накала страстей. Но броситься вперёд и постараться её ухватить – это, считай, сам спровоцирую падение, притом ещё и вместе улетим, а девчонка, может, всего-то пришла городом полюбоваться! Продолжать пафосные излияния? Так она почти не реагирует на них.