Текст книги "Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя"
Автор книги: Кристоф Дюшатле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Она не так проста, эта Корин. Она в поиске. Пытаюсь понять, о чем она думает, разговариваю с ней, мы обмениваемся мнениями, и, находясь рядом с этой женщиной, которую волнуют глобальные проблемы человечества, я спрашиваю себя: смогу ли я в нее влюбиться? Смогу ли воспринять проблемы других людей и заинтересоваться ими, создавая новые отношения, снизойдет ли на меня эта благодать? Корин – автор документальных фильмов, она вернулась из Афганистана, откуда привезла снимки жен бойцов движения «Талибан». Вот почему ее так волнуют политические и общечеловеческие вопросы.
В центре зала появляются танцующие пары. Они движутся вперевалку, и каждый из партнеров претендует на какой-то стиль. Кажется, каждый танцующий словно говорит: «Я не такой, как другие. Я живу в своем собственном пространстве. У меня своя история. Я сочетаю движения твиста и элементы танца в стиле хип-хоп». Кто-то трогает меня за плечо.
– Абдель, какого черта ты здесь?..
– А ты?
– Меня пригласили друзья моих друзей. Да, мир тесен.
И вот неожиданность – он пришел не один, его сопровождает Фадела. Она здоровается со мной, испытывая небольшое смущение; но Фадела по-прежнему активная, а в этот вечер еще больше, чем всегда. А два ее огромных снаряда готовы развязать тотальную войну гормонов с хирургическим посягательством на стратегические и интимные места. Ее глаза сверкают от любви к Абделю. Я завидую ему и хотел бы быть на его месте.
Тут же представляю себе позы, в которых они получают вожделенное наслаждение, причем практически одновременно. На устойчивом стуле, стоящем на краю балкона; стоя на одной ноге, в субботу, в кабинке для примерки магазина «Галери Лафайет» при полном скоплении народа. Как ему удалось завоевать сердце Фаделы? Он отводит меня в сторону и шепчет как заговорщик:
– Мы встретились как-то вечером. Она слишком красива, ты понимаешь? Я о многом с ней говорил. Больше всего вопросов вызвала история с ее братом. Оказалось, что он стал педерастом. Тогда ему оказали услугу, впрочем, он на все соглашался. Он переспал с одним моим приятелем, и тот его выдал. Ласки и алкоголь сделали свое дело. И это еще, как говорится, счастливый случай. Я так думаю. Так или иначе, прекращаю пить. Я был потрясен рассказом Фаделы, ее искренностью. Я даже не думал больше о том, чтобы завязать с ней романчик. Я хотел жениться на ней и иметь общих детей. Хотел стать отцом для ее отпрысков. Я изменил ей только два или три раза с тех пор, как мы вместе. Вот и все. Не надо на меня сердиться. Это сильнее меня. Мне нужно плохо себя вести. Я решил вместе с ней вступить в борьбу: ликвидировать религиозный фундаментализм, защитить прогрессивный ислам, объединить как можно больше представителей интеллигенции вокруг этого вопроса. С другой стороны, необходимо бороться с американским империализмом. Это – одна из форм фундаментализма. Все это неразрывно связано. Я на стороне палестинцев, ты понимаешь? На Израиле тоже большая вина: захватить чужие территории – это ужасно!
– Да, но арабские страны все еще не признали Израиль как самостоятельное государство, как быть?
– На это мне наплевать. Для меня, по сути, существуют лишь две вещи: секс и писательство. А остального я не понимаю.
– Ну, секс… почему бы и нет. А вот писательское дело…
Он вынимает из кармана пачку фотографий, сделанных «Поляроидом».
– Посмотри, вот что я люблю.
И показывает мне откровенные снимки своих любовных утех: он сам, переодетый в травести, вонзающий член в Фаделу. Она, обнаженная, опутанная веревками, ее лицо закрывают растрепанные волосы.
– Я фотографировал сам, – признается он. – Поэтому снимков так мало.
В нашу сторону направляются Корин и Фадела.
– Быстро, спрячь это.
Запихиваю фотографии в карман, смахиваю прядь волос, упавшую на лицо. Пытаюсь скрыть свое смущение.
Девушки, кажется, сразу прониклись симпатией друг к другу, у них обеих хорошее настроение. Они идут рука об руку и смотрят прямо в глаза друг другу. Так зарождается дружба…
Что думать об Абделе и его любовных приключениях? Быть может, он подражает герою культового фильма Паоло Пазолини[13] «Теорема», сыгранному потрясающим актером Теренсом Стэмпом. Он изображает вторгнувшегося в одну семью ангела-убийцу, который вызывает у ее членов сильнейшее сексуальное влечение к своей особе. В то же время он изобличает их в жестокости и неприглядности глубоко запрятанных желаний.
Вечеринка достигла своего апогея. Аплодисменты сопровождают звучание новых шлягеров. Складываются парочки. Возможно исполнение обещаний. Наутро намечается похмелье.
Присоединяюсь к танцующим и демонстрирую свои таланты. Муж Изабель несколько раз испепеляет меня взглядом. В ответ получает мою глупую улыбку.
Корин представляет Фаделу Изабель. Я на расстоянии наблюдаю за этой встречей.
Позже, на рассвете в коридоре, идущем по направлению к спальне, раздаются крики. Гости расступаются, освобождая место, и в тусклом свете появляются Абдель и муж Изабель, схватившиеся в драке, в разорванной одежде. Их потасовка выглядит как жалкое подобие петушиных боев, которые показывают в плохом качестве на кабельных каналах. Корин и Фадела пытаются разнять мужчин (Изабель пребывает в полной прострации), но им достаются только оплеухи. Бедные малышки! Я ухожу, не попрощавшись. Иду по тротуару и ловлю такси.
Площадь Бастилии
Да, с этим не поспоришь: Элоди похожа на героиню культового фильма «Чужой» – лейтенанта Эллен Рипли в исполнении Сигурни Уивер. Особенно в той сцене, когда Рипли встречается нос к носу с монстром. Вспомнив эту сцену, я в порыве чувств иду на свидание с Элоди. Она высокая, утонченная, с ямочками на щеках, у нее взгляд, устремленный в межзвездное пространство.
– Ты знаешь, а меня не в первый раз сравнивают с Сигурни Уивер, – доверительно сообщает мне она, прежде чем сделать глоток экзотического бразильского напитка кайпиринья.
– И тебе это нравится?
– Сигурни – красивая женщина. А потом, я очень люблю кино, да и почему бы не пожить на космическом корабле.
После месяца мимолетных встреч, вмешательства общей знакомой (ее излюбленная манера – заставить меня ждать, поджаривая на медленном огне) Элоди подхватывает меня буквально в последний момент, когда я уже решаю отказаться от этой затеи. Когда ужин закончился, она приглашает меня в кафе на площади Бастилии. «Очень симпатичное, уютное местечко, где можно спокойно поговорить, понимаешь?» – спрашивает она. «Да, конечно», – отвечаю я.
– Ну что, закажем еще по кайпиринье, – предлагает Элоди.
– Давай, сегодня же пятница.
Она похожа на ребенка, который слишком рано полюбил простые желания, требуя их немедленного удовлетворения. Движения ее губ и ее намерения означают следующее: мир состоит из прямых и кривых линий, достаточно лавировать между ними, не задавая вопросов.
– Если ты пойдешь в туалет, то будешь удивлен, – предупреждает она.
– Это как-то связано с Сигурни Уивер?
– Ничего не скажу – сам увидишь.
– Ты довольна своей работой?
– Да, я могу распоряжаться своим временем как хочу. Моя профессия – специалист по компьютерной графике на телевидении – относительно спокойная. Я разрабатываю оформление программ.
Девушка, сидящая за соседним столиком, начинает на меня поглядывать. Что-то происходит. Я в этом уверен. Я в ее вкусе. Но мне нужно быть осторожным. Элоди замечает мои косые взгляды, бросаемые в направлении конкурентки. Рискую получить оплеуху прямо на глазах у публики. Что бы такое рассказать интересное?
– Дизайн изображения – это класс. Это требует таланта и технических знаний.
– В жизни все должно идти своим чередом. Мы развиваемся в мире изображений, носителей информации. Мы должны выделяться и осознавать себя в окружающем мире. Хотя я предпочитаю вести скрытую игру.
– Но скрытая игра это тоже код изображения, не так ли? – говорю я, стараясь сосредоточиться, и борюсь с неистребимым желанием посмотреть на мою соседку, хорошенькую брюнетку.
Она собиралась подвести черту под всем тем, что называется любовными глупостями. А теперь она увидела меня, и у нее появилась надежда. Она поняла, что ВСЕ еще возможно.
– А как твои писательские дела?
– Я этим почти не занимаюсь.
– Как так?
– У меня пропало желание писать.
– Так пиши для себя, для собственного удовольствия.
– Мне нужно найти какую-то новую форму, ниточку, за которую можно потянуть, светлую улыбку… я в поисках неуловимого мира.
– А пока ты все еще «негр», не так ли?
– В Париже писатели и издатели нагоняют на меня скуку. Мир изменился. А они все еще находятся под впечатлением от утопических мечтаний девятнадцатого века.
– Быть «негром» значит отказываться от авторства написанных тобой произведений.
Обескураженный таким точным определением, я колеблюсь. А я еще посчитал ее дурочкой. Она разгадала обратную сторону моего мужского начала!
– А что ты будешь теперь делать? – спрашивает Элоди.
– Черт возьми, вопрос бьет наповал. Ну, я хотел бы обосноваться в Рио и бороться за мир во всем мире.
– Тогда я еду с тобой!
– Да я сказал это просто так. Это символ, вариант возможной жизни…
– Ну, хорошо… А как твоя дочка?
– Пф, не так-то легко быть объективным. Представь себе, она такая миленькая. Это правда. Мне повезло. Дочка растет.
– Ты меня с ней познакомишь?
– Хорошо, посмотрим… Во всяком случае, я делаю все, чтобы ее защитить.
– Ты душка…
Невероятно! Брюнетка за соседним столом снова бросает на меня взгляды. Мне выпал счастливый билет. А что если она… та, которую ждешь всю жизнь, не смея надеяться на удачу, та родственная душа, та женщина провидения, которая согреет мою постель, когда зимний холод пробирает до костей.
– Что для тебя значит быть отцом?
– А ты как думаешь?
– Не знаю, быть отцом тяжело…
– А ты знала отцов?
Элоди вдруг резко меняет тему разговора и начинает мне говорить «о радостях мирской жизни».
– Больше всего в жизни, – сообщает она, – я люблю ужинать с друзьями и подружками, посещать ночные клубы, гулять за городом, проводить выходные под теплым одеялом с возлюбленными, одновременно смотря по телевизору хороший американский сериал. Например, «Друзья», ты его знаешь? Идет по кабельному телевидению. Это история о молодых людях, которые живут в одной квартире.
– Да, я видел одну или две серии. Любопытно. (В действительности я посмотрел полсерии, чтобы иметь представление, о чем говорить, если в разговоре с девушкой возникнут «друзья».)
– Тебе понравилось?
Моя соседка буквально пронзает меня взглядом, она точно от меня без ума. Это хорошо… во всяком случае, она готова расстаться со своим дружком. Бедняга, мне его жаль, ему даже трудно усидеть на стуле. Он сейчас упадет и подсядет на антидепрессанты. Эй, старик, да не напрягайся ты так.
– Эй, алло?
– Что? А да, «Друзья»! Конечно! Скажешь тоже. Диалоги прекрасно написаны. В Голливуде они на это мастера. А у нас, французов, хорошее вино. У американцев же лучшие сценаристы.
– Ты знаешь, я обожаю смотреть телевизор.
– Подождешь меня две минуты?
– О, ты не будешь разочарован…
Проходя к туалетной комнате, останавливаюсь у столика, за которым сидит прекрасная брюнетка. Я наклоняюсь, делаю вид, что завязываю шнурки. Но, черт побери, теперь эта дурочка меня совсем не замечает. Что это за история? Я тебя чем-нибудь обидел, дорогая? Ее парень буравит меня глазами, взгляд у него не то депрессивный, не то тупой. Подожди, голубчик, это еще не конец. Ничего страшного. Я тоже с подружкой. Она там… в пяти метрах. Ну наконец-то, туалет. Спускаюсь. Я уже там. Господи, что это за дикая музыка, сотрясающая стены? Ну и устал же я сегодня за вечер. Интересно, как все закончится с Элоди? Или, может, в последний момент она передумает? Все, привет, до скорой встречи. Хорошенькая девушка, быть может, немного манерная, но не более того. Немного глупая, но не более того. Черт, но кто же это говорит моим голосом? Заткнись, проклятое отродье!
Вхожу в туалетную комнату и обнаруживаю сюрприз, обещанный моей избранницей: стены, пахнущие аммиаком, превращены в выставку гигантских пенисов, нарисованных от руки. Во всяком случае, я был предупрежден. Тон задан. О’кей, принято. Погоди, лапочка, я доведу тебя до экстаза, сама не заметишь как.
Когда я возвращаюсь к столику, Элоди одаривает меня невинной улыбкой.
– Ну как, ты видел? Согласись, шикарно сделано.
– Да, занятно, – киваю я.
И тут вдруг опять вмешивается дурацкий внутренний голос: эй, дорогуша, не думай, что я сложен как бог, не думай, что я король в амурных делах. Мне просто хотелось бы влюбиться, вот и все. Это не так сложно. Мне просто хотелось бы найти успокоение в компании с какой-нибудь женщиной. Мне хотелось бы просто войти в тебя, а потом приоткрыть твою душу. Мне просто хотелось бы сразить тебя наповал, и чтобы потом ты безумно страдала от своей страсти.
– У тебя задумчивый вид, – замечает Элоди.
– Может, пойдем подышать свежим воздухом?
Вечер теплый, хотя вот-вот пойдет мелкий дождь.
Несколько минут стоим перед зданием оперного театра на площади Бастилии. Ночь. Мы стоим напротив друг друга. Наши тела соприкасаются. Однако до нашего первого поцелуя еще очень далеко. Далеко и близко: это тот тип ощущений, которые могут волновать человека на протяжении всей жизни.
Мы дрожим. Возникает желание прильнуть друг к другу. В чувствительных местах начинает ощущаться покалывание. Но нужно держаться – терпеть. Один из нас готов броситься в холодную воду, не так ли? Ведь в этом и состоит обычная процедура.
– Как ты? Все хорошо?
– Да, а ты?
– Ну, я… я люблю гулять ночью по Парижу, – говорю я.
– Ах, вот как? Это хорошо. Просто, я хочу сказать… Это приятно.
Черт, что бы такое рассказать, чтобы выглядеть привлекательным?
– Да, забыл спросить: у тебя есть братья или сестры?
– Ты меня уже об этом спрашивал за ужином. Ты – славный…
Элоди странно смеется. Думаю, это хороший знак. Она поддается…
Мы пересекаем площадь.
Надеюсь, что мы направляемся к дому Элоди.
Проходя мимо вереницы лодок, думаю о своей судьбе: мне кажется, я самый непонятный парень во всей вселенной. Нет фотографии. Черт побери, теперь я должен спросить себя: а откуда я? Что я могу сказать в час «Ч»? Как мой отец, депортированный из Алжира француз, я сражен изгнанием и расставанием с родиной. Потерянная земля, несбыточная мечта о женщине, о любви, о творчестве. Как мой отец, я ищу новое эльдорадо, писатель-призрак, превращенный в «негра» – другое лицо изгнания. Наши судьбы. Наши понятия теории детерминизма…
В конце набережной замечаю темную массу: ворота шлюза, отделяющие Сену от канала.
– Люблю корабли, – подает голос Элоди. – Мне хотелось бы однажды совершить кругосветное путешествие на большом паруснике. Держу пари, что ты обожаешь романы Маргерит Дюрас[14].
– Это верно.
– Ну, так давай воспользуйся случаем.
Приближаемся к шлюзу. Пересекаем мостик, доходим до противоположной стороны набережной. Вновь идем в направлении площади Бастилии, как если бы мы искали выход из создавшегося положения.
– Я думала, что можно выйти с этой стороны бульвара Бурдон, – беспокоится Элоди.
– Кажется, нет. Ворота закрыты. Ты читала «Бувар и Пекюше», неоконченный роман Флобера?
– Нет. А что?
– Встреча двух героев происходит как раз на скамейке бульвара Бурдон.
– Мне уже хочется его прочитать. Спасибо, Матье.
– Но ворота все-таки заперты.
И тогда мы идем назад, немного раздосадованные этой небольшой неудачей.
Выпитый алкоголь и страх перед любовным свиданием сковывают наши тела. Понемногу мелкий дождь начинает проникать сквозь одежду. Желание познать тело Элоди превращает меня в сумасшедшего. Желание и страх заставляют перейти границы дозволенного.
Я останавливаюсь и беру ее за руку. Самое время попытать счастья. Элоди долго на меня смотрит. В ее глазах отражаются огни фонарей ночного города. И вдруг она набрасывается на меня. И я тоже кидаюсь к ней. Тепловой удар. Перегрев. Прислоняю ее к стене, стаскиваю брюки, лижу ее между ног. Затем она расстегивает молнию на моих брюках, и мой пенис оказывается у нее во рту. Мы растворяемся друг в друге и разрываемся на части. Мы – участники дуэли и стараемся как ненормальные.
– Пойдем! – кричит Элоди.
Бежим полуголые и подпрыгиваем, словно африканские козочки, напичканные амфетаминами.
Кидаемся в такси, потерявшиеся в водовороте поцелуев, покусываний, хрипов.
Шофер, старый развратник, начинает мастурбировать, но когда я выхожу из машины, то не удерживаюсь, чтобы не отвесить ему замечательную оплеуху. Это еще больше возбуждает Элоди. Ее глаза расширяются от удивления.
– Да ты ужасен, мой маленький боксер, – говорит она. – Иди ко мне.
Площадь Вогезов
Спектакль был отменен из-за короткого замыкания в сети. Сцена, погруженная в темноту, оттолкнула всех зрителей. Даже самые большие любители театра были вынуждены смириться: на устранение аварии уйдет несколько дней. Вот незадача, а я рассчитывал вздремнуть во время спектакля. У меня такая привычка – спать, несмотря на смех малышей. Большинство представлений для детей всегда приводили меня в замешательство. Сказки о волшебных феях, битвы в космическом пространстве, истерические крики войны, животные, которые говорят как мудрецы, куклы-марионетки со страдающими лицами – все это наводит на меня величайшую скуку.
Луна раздосадована. Она топает ногами.
– Папа, что же мы теперь будем делать?
Малышка права, не можем же мы оставаться на тротуаре, ожидая какого-нибудь необыкновенного события. Можно долго ждать, но ничего не произойдет. Проблема в том, что все подруги моей дочки разъехались на выходные к своим тетушкам и дядюшкам, живущим за городом. Предложение пойти обедать домой повисает в воздухе.
– Может, навестим твоего крестного, Гийома?
– Хорошая мысль, папа. Я могла бы поиграть с Аристотелем.
Оставляем послание на автоответчике. Звонок не прошел. Сеть занята. Короткий разговор из-за неправильного набора номера. Кто-то пытался мне дозвониться, но номер скрыт, и для меня никакого послания. Боже мой, кто бы это мог быть? Одна из моих бывших, полная сожаления, стремящаяся получить прощение? Теряю целый час, чтобы раскрыть эту тайну. Наконец, все проясняется: торговый агент моего поставщика хотел бы предложить мне новый продукт. Он признается, что это он хотел только что до меня дозвониться. Ненавижу такие методы. Кричу в трубку: «Мсье, это нарушение правил!» Мы ругаемся. Люди в автобусе начинают беспокоиться. Луна плачет. В жизни не все так просто.
Два часа спустя. Площадь Вогезов. Луна нашла детей, с которыми можно поиграть, недалеко от песочницы.
– Твоя дочурка действительно очень мила, – говорит Гийом, садясь рядом со мной на скамейку.
– По крайней мере, хоть в этом я преуспел.
Гийом выпрямляет спину; у него такие же широкие плечи, как у нападающего в регби. Он спокойный, крепкий и очень человечный. Он держит себя в отличной форме не для того, чтобы производить впечатление на проходящих девчонок. Гийом готовится к потенциальному концу света, чтобы суметь дать отпор горстке нападающих. При этом надо предвидеть все варианты. Если принять во внимание напряженность, существующую между народами, распространение мистических бредней, уловки средств массовой информации, потепление климата, то следует опасаться всевозможных конфликтов и к ним готовиться. Другая причина: по мнению Гийома, только стойкость при получении ударов и мощнейшая умственная концентрация могли бы способствовать полному преобразованию тела. Гийом занимается боевыми искусствами, цель которых – научиться не чувствовать боли.
Несколько месяцев назад я впервые увидел его после первого жесткого контакта с противником. Гийом находился в плачевном состоянии, он шел боком, сжав руки, на лице застыло выражение ошеломленного оцепенения, он сплевывал сгустки крови.
После нескольких месяцев тренировок его тело словно налилось свинцом. Отныне его рукопожатие заставляет стискивать зубы от боли, а его дружеское похлопывание по спине вызывает шоковую волну, которая распространятся по всему позвоночнику. Какая-то машина у пешеходного перехода внезапно изменила траекторию движения, обогнула Гийома, как будто перед ней оказался магнитный щит, и врезалась в витрину небольшого магазина. По другой версии, более рациональной и правдоподобной, у несчастного водителя, начальника отдела предприятия, где подрабатывает Гийом, случился сердечный приступ при виде своего подчиненного.
– Существует одно неудобство, – говорит Гийом, – в частности с девушками. Мне не удается завязать романтические отношения более чем на две недели. Либо девушка задыхается, когда я обнимаю ее, либо у нее случается растяжение мышц, либо она плачет без всякой причины. И так я все время терплю неудачу. Все они начинают меня бояться и убегают. Понимаешь?
– Ты больше сам не ощущаешь своей силы. Все дело в умеренности.
– Хотя мне кажется, что я очень нежен.
– Виной всему смешение силы и магнетического притяжения. Скажу тебе прямо: ты стараешься стать необычайно выносливым мужчиной нового типа – превратиться в нечто среднее между шаманом и атлетом Древней Греции. Не промахнись, парень. Ты станешь объектом для научного исследования. Твои действия будут изучаться в лабораториях.
– В том спортивном клубе, куда я хожу, я познакомился с симпатичной девушкой. Ее зовут Таня, и она русская. Вот уже месяц как мы встречаемся.
– Ты побил свой собственный рекорд.
– Думаю, мы просто нашли какое-то равновесие. Некий уровень стабильности. Таня – загадочная женщина, такие мне нравятся. – Гийом оживляется. – Ее отец, Владимир, остался в России и тоже увлекается боевыми искусствами. Сначала мы даже боялись прикоснуться друг к другу. Сейчас все идет хорошо. Она сама сделала первый шаг. Таня попыталась нанести мне удар ногой прямо по лицу, как во французском боксе, но я сумел ловко отклониться. Потом она продемонстрировала удар с разворотом и предприняла серию атак, причем все это сопровождалось криками довольно редкого вида обезьян. Поверь мне, я в этом разбираюсь, но никогда прежде я не слышал таких звуков. Это было наше первое боевое и романтическое сражение: смесь греко-римской борьбы, капоэйро и карате и самых изощренных сексуальных поз. Иногда это бывает утомительно, но, тем не менее, мы любим друг друга. Не хочу жаловаться, мне ведь в первый раз удалось удержать девушку.
– Ты делаешь успехи, это очевидно.
Гийом вновь погружается в свои мысли.
– Однако существование моего пса Аристотеля пока еще не очень совместимо с другими сторонами моей жизни, – говорит он после паузы.
– Бульдог – источник неприятностей.
– Да хватит, я обожаю эту собаку. Аристотель очень забавный. Я огорчен, что Луна не смогла его увидеть, – это был час отдыха, и я не мог его разбудить.
– А Тане нравятся гладкошерстные собаки?
– Ей – да, а другие девушки пугались. Вчера этот шельмец сгрыз половину моего дивана. Таня долго смеялась. Надеюсь, наша семья из трех членов будет счастлива.
– Будь бдителен. Аристотель все-таки непростая собака, и у него такая огромная пасть…
– Это нормально, английские собаки были выведены путем скрещивания, специально, чтобы усмирять быков.
– Но Аристотель не похож на других собак.
– Вот почему мне хочется провести с его участием новый опыт.
– Не вздумай!
– Да нет же, я просто хочу пожить на паласе и передвигаться на четвереньках, чтобы посмотреть на его реакцию.
– Думаю, ты много не добьешься, – говорю я.
– А у тебя сейчас странное выражение лица… Почему ты такой бледный?
– Я познакомился с девушкой и…
– И что?
– Ее зовут Элоди… она похожа на Сигурни Уивер.
– Элоди? Я ее знаю. Она занимается компьютерной графикой, не так ли?
– Ты спал с ней?
– Нет, мне не захотелось.
– Почему?
– Не знаю. Что-то в ней меня пугает.
– Да? Ты думаешь, что…
– Ну, говори, ты влюбился?
– Может быть. Скажем… Я сейчас где-то очень далеко, на краю рая, или… на краю пропасти.
– Ты должен понять, что с тобой происходит.
Наступает вечер. Мы уходим с площади Вогезов и возвращаемся домой. Луна держит меня и Гийома за руки. Как будто у нее два папы. Помимо своего биологического отца, все девочки хотели бы иметь кучу других пап, будь то крестные, друзья, клоуны или танцоры.
Гийом отказывается с нами вместе поужинать. Он спешит – нужно выгулять Аристотеля. Луна обожает этого бульдога, она надеется скоро его увидеть. Мы договариваемся о встрече на завтра, чтобы она смогла поиграть с Аристотелем и вскарабкаться на его спину. Эта огромная собака всегда подчиняется, невозмутимо, отстраненно. По странному стечению обстоятельств Аристотель наделен теми чертами, которых не хватает его хозяину: он совершенно нечувствителен к боли. У него чисто рефлекторная реакция. И все. Гийом убежден, что его собака общается с миром, к которому человек, бедняга, доступа не имеет.
Большая квартира на улице Марэ
Дверь мне открыла Элоди, с улыбкой на губах; она надела короткую юбку и ажурные чулки в предвкушении сладких часов, которые мы проведем вместе. Я не осмелился страстно поцеловать ее в губы. Она сказала: «Налей себе виски, а я сейчас приду» – и закрылась в ванной.
В гостиной есть балкон, откуда открывается прекрасный обзор. В библиотеке не много книг и минимум полок. Но те книги, на которые сразу падает взгляд, говорят о желании хозяйки оставаться в курсе последних литературных новинок. Некоторые книги – это подарки к Рождеству, сделанные в последнюю минуту близкими родственниками, не имеющими богатого воображения. Имеются несколько Гонкуровских лауреатов, а также книги, получившие премию «Фемина»[15]. Вижу, что Элоди подчеркнула некоторые места в моем романе. Чувствую, как кровь приливает к щекам. Значит, Элоди не обманула и прочитала мой роман. Я испытываю ощущение значительности. Нет большего болвана, чем автор, это надо понимать. Созидать – значит украсть, выпить всю кровь. А потом жаловаться. Вот, она подчеркнула красным карандашом те места, где говорится о сексуальных наклонностях моих персонажей, а также лирическое описание пейзажа, на фоне которого совокупляются животные-монстры. Мне стыдно, что я написал эту книгу. Лишь бы Элоди ничего не сказала мне об этом сегодня вечером.
Вообще-то, мы все – воришки и нытики.
Сияющая Элоди появляется в гостиной. Изящная, непринужденная и уверенная в себе. Почему же у меня дрожат ноги?
Ужин при свечах был намечен как минимум неделю назад. Меня поражает то, как тщательно к нему подготовилась хозяйка дома. Ее вопросы по поводу моей дочери и моих желаний построить новое будущее неизменно повторяются с разными оттенками одобрения моих ответов, уловок, ненавязчивых заключений. Погоди, моя козочка, я бы хотел, чтобы ты надела кольцо на мою плоть, но не на палец – я слишком дорожу свободой холостяка, своим одиночеством, своим «поражением» в семейной жизни. Хочу возделывать сам свое поле опустошенности, оставаться легковесным, имея минимум обязанностей и возможность каждый день менять свою жизнь, даже если это будет необдуманный поступок. Сходить с истинного пути, поднять на восстание угнетенные народы, ухаживать за прокаженными, способствовать хаотическому движению атомов, изобрести революционный налог, перевернуть мировую экономическую систему, возглавить добычу черного жемчуга на Таити, познать любовь миллионов неприкосновенных женщин, чувственных и наивных. Изменить свою семейную несчастливую судьбу депортированного француза, пустить корни на обетованной земле, уйти в монастырь, чтобы создать шедевр, побороть условности, познать нищету и оказаться распятым на кресте, чтобы затмить славу Христа и объяснить ему, в чем он был неправ, предаться своему безумному воображению, но чтобы за это меня не заставляли мыть посуду или развешивать белье.
На десерт Элоди подает абрикосовый торт. Она включает медленную музыку, берет мою руку и целует между пальцами. Чувствую, что могу разочаровать ее, – я не контролирую ситуацию.
– Мне надо тебе кое-что рассказать, – говорит Элоди. – Ты помнишь, я просила тебя рассказать о твоей роли отца…
– Ты знаешь, этот абрикосовый торт очень вкусный.
То, что она собирается мне сообщить, предваряется несколькими вздохами и потупленным взглядом в поисках зацепки.
– Возможно, это покажется тебе неоригинальным… Мой отец ушел из дому, когда мне было семь лет. Никто не знает, что произошло. В один прекрасный день он исчез. И с тех пор не подал о себе ни единой весточки. Но я уверена, что он существует и где-то живет. Он живет в доме, во Франции или за ее пределами, например в своей родной деревне в Италии. Быть может, он за мной следит? Быть может, сожалеет о своем решении? Постепенно моя мать замкнулась в молчании. Долгие вечера мы проводили вместе, не произнося ни слова. Ее молчание превратилось в неизлечимую болезнь, которая, словно кислота, разъедала ей сердце. Сейчас моя мать живет в Каннах. Мы видимся на Рождество. Неужели все девушки переживают трагические истории, связанные с их отцами? Это происходит чаще, чем можно себе представить: люди исчезают без всякой причины. Некоторые утверждают, что были похищены пришельцами, как в сериале «Секретные материалы», который я обожаю. Я чувствую – мой отец где-то рядом, ощущаю его присутствие. Во мне как будто возникает какая-то вибрация.
– Бедняжка… как же ты настрадалась…
– Хуже всего то, что нет никакой информации.
Растерявшийся, смущенный, я неспособен подобрать нужных слов. Бормочу что-то невразумительное:
– Да… это так трудно… жить с призраком, трудно определить свое отношение к этому…
Элоди сильно сжимает мою руку. Она чего-то ждет от меня, наверное, утешительных слов.
– И что ты собираешься делать? – спрашиваю я.
– Я решила отправиться на поиски своего отца.
– А тебе не страшно?
– Уже нет. Я должна что-то сделать. Найти его и попытаться понять.
– В конце концов, у тебя нет выбора.
– Я тебя очень хочу, – вдруг шепчет она. – В нашем распоряжении вся ночь… Возьми меня…
– Ты такая красивая… я смущен…
Мы встаем, смотрим друг на друга, словно два потерявшихся зверя, целуемся…
После долгих поцелуев идем дальше.
Постепенно наше дыхание учащается, спадающая с нас на пол одежда напоминает кустики сорной травы, выросшие по всему коридору, ведущему в спальню. Кожа Элоди пахнет лесной земляникой и перцем. Ее соски твердеют, соприкасаясь с моей грудью. Она обнимает меня за шею и обвивает ногами мою талию; я ее приподнимаю, стискивая ее ягодицы.
Элоди всем своим видом словно бы говорит: «Я женщина свободная, великодушная, без комплексов и отдаюсь тому, кого люблю».
Мы ложимся в постель, Элоди стягивает с меня брюки, рассматривает мои гениталии, венчик волос, который окружает пенис.
– Ты красивый, – говорит она мне, – я тобой займусь.
Она гладит мои бедра, дотрагивается кончиками пальцев до мошонки. Элоди чудно улыбается, когда видит, как я вздыхаю от ее ласк. Дрожь моего тела наполняют ее радостью. Она понимает причину моих вздохов. Она совсем близко.
