Текст книги "Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя"
Автор книги: Кристоф Дюшатле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Он сидит за столом, и его лицо возникает между двумя стопками рукописей. Флориан сдвигает эти бумажные нагромождения, обладающие хрупким равновесием, ослабляет ворот рубашки, потеет, выключает телефоны и предупреждает меня:
– Сейчас я тобой займусь, старина.
– Не беспокойся, – говорю я, стараясь подавить зевок, из-за чего у меня начинают слезиться глаза.
Ну что ж, хорошее начало, во всяком случае, я не чувствую себя стариком. А вообще, что я тут делаю? Атмосфера в редакции всегда вызывала у меня тревожные чувства. От папок, скопившихся на полках, исходит неопределенный запах; лампы дневного света, освещающие помещения, искажают цвет кожи людей и превращают всех присутствующих в зомби; более того, цвет мебели и стен говорит о дурном вкусе; традиции иерархического подчинения – это полное занудство, что, конечно, не способствует творческой деятельности. Понятно, почему в таких неуютных местах девушки полностью теряют свою сексуальную привлекательность. Вот почему совершенно необходимо, чтобы они взяли под контроль весь этот базар. Феминизация и эротизация жизни в редакции – единственное эффективное средство для преодоления экономического кризиса.
– Хорошая работа! – восклицает Флориан.
Он перелистывает страницы моего интервью с мисс Фаделой, Робин Гудом антиинтегристов, отмечает карандашом две-три опечатки.
– Думаешь, это может иметь успех? – спрашиваю я. – Скажу тебе, это бы поправило мои дела.
– Все будет зависеть от обстановки в момент опубликования.
– Может, где-нибудь взорвать маленькую исламистскую бомбочку?
– Маленькую? Да нет, большую!
– Кстати, ты уже отдал распоряжение бухгалтеру о выплате мне гонорара?
– Не беспокойся, ты получишь свои денежки после опубликования.
– Это будет через сто лет! Я сделал работу, отредактировал, все в порядке. Хочу денег через неделю.
– Почитай внимательнее контракт.
– Только этого еще не хватало!
– Книжка выйдет через три месяца, это не так долго.
– А что мне до этого делать? Может, здесь где-нибудь деньги лежат?
– Возможно, у меня еще будет для тебя книжонка.
– Что-то интересное?
– Да, пожалуй. Девушка из известной семьи, которую изнасиловали братья, потом отец, причем, заметь, с согласия матери. И это еще не все. Она решила об этом рассказать. Думаю, такая исповедь достойна пятнадцати тысяч экземпляров.
– Надо посмотреть. Девушка хорошенькая?
– Придет ко мне завтра. Я тебе скажу. Ну, я думаю, мы договорились. Вопросы есть?
– Хорошо… а как ты?
– Не беспокойся, я тебе позвоню.
В булочной
После обеда мы с Луной проводим время вместе с Абделем и его сыном Фаридом. Отцы сегодня присматривают за детьми. После несъедобного перекуса в «Макдоналдс» наши дети катались по траве в парке Бют Шомон. Мы, взрослые, вдыхали запахи наших несбывшихся надежд, рассказывали о наших сердечных делах и сексуальных победах, уставшие от житейских невзгод, неспособные создать какой-либо серьезный проект, ну, быть может, только с помощью какого-нибудь филиала крупной холдинговой компании. Скоро наши дети станут взрослее нас, родителей. Мы переругаемся и будем не в состоянии отвечать на уроки морали, преподнесенные нашими детьми. Какой стыд. Образ отца рассыплется на мелкие кусочки. Мы упадем с пьедестала и шлепнемся на пятую точку.
Очередь за хлебом выстроилась на тротуаре. У тех людей, которые намереваются купить венские булочки или пирожные, возникают и другие желания. Появляется аппетит. Время приближается к четырем часам дня. Каждому нужно свое: детям, отцам, а также женщинам, стоящим в очереди. Неизвестно, что они захотят в четыре часа. Мы же с Абделем знаем это хорошо. Для нас все гораздо проще. Нам нужно изделие из плоти и крови. Они же предпочитают различные пирожные с кремом, но перед покупкой производят сложные подсчеты калорий, которые они уже набрали с утра. Они пересчитывают, определяют, какие физические усилия они проделали за предыдущие часы: шестьсот тридцать метров ходьбы от дома до парка, несколько спусков и подъемов по лестнице, это не просто, но в любом случае недостаточно, чтобы сжечь излишки.
Одна женщина не выдерживает и уходит в смущении, зажав в руках горячую булочку, но вдруг под неуместным взглядом мужчины вспоминает о том, как в детстве ее выпорол взбешенный отец, и об испытанном удовольствии заодно с легким чувством вины, когда ее заперли в комнате, а по коже побежали мурашки.
Теперь любительница сладостей думает о том, как быстрее смешаться с толпой, вернуться домой, выкупать малыша, уложить его спать и… Уф! Все заканчивается сидением перед телевизором, у мамы подавленное настроение, тяжесть в животе, женский журнал «Эль» раскрыт на странице, вверху которой написано крупными буквами: «Строгая диета».
Во второй половине дня, пока дети карабкались на горки и лесенки, увлеченные своей игрой, Абдель рассказывал мне сомнительные истории о своем разводе. У него совсем другой случай. Его бывшая жена уехала в Овернь вместе с ребенком и присоединилась к религиозной секте, занимающейся бодибилдингом, проповедующей вегетарианство и живущей в лесу, в мерзкой деревне, под предводительством депрессивных священников. Члены секты едят редкие корни и занимаются трансцендентальной медитацией, болгарской гимнастикой и то и дело поднимают гантели. К тому же они развратничают без удержу, то и дело обмениваясь сексуальными партнерами. Они издают экстатические крики во время коллективного совокупления у подножия больших деревьев при свете полной луны. Самое ужасное, что это первобытное зрелище наблюдает мальчуган. Бедняга, он ничего в этом не понимает, несмотря на тот образ жизни, который предлагают ему новые покровители. Была предпринята попытка отправиться в эту глубинку Франции и уничтожить лагерь умалишенных. «Правда, это сделали не мы, – говорит Абдель, – а знакомые, занимающиеся регби в Тулоне».
Под воздействием отрывочных впечатлений, перескакивая с одного приключения на другое, я вынудил Абделя рассказать мне как можно подробнее об его отношениях с Фаделой, Жанной д’Арк из стран Магриба. Он стеснялся. Тогда я ему признался, что она скоро опубликует сногсшибательную книгу: исповедь своего брата, раскаявшегося террориста-исламиста. Побледнев, Абдель согласился мне все рассказать. Вообще-то, он встретил эту розу песков в студенческом городке в Тунисе, где она находилась по обмену учащимися между университетами. После трех или четырех недель настойчивых ухаживаний ему удалось с ней переспать…
Вот каким образом действовал упорный обольститель и к каким неожиданным последствиям привели его деяния. Он залезает в постель к Фаделе, якобы чтобы прочитать ей поэму Ричарда Бротигана, а красавица практически безотчетно на это идет. Затем он мнет ее груди, сделав паузу в чтении поэмы, и вдруг «эта, как там ее» начинает кусаться и ругать его последними словами. В целом, это скорее походило на спортивное состязание. Когда ее брат узнает о происшествии, он приходит в ярость и хочет оторвать голову Абделю. Тому удается усмирить гнев родственника Фаделы; Абдель ублажает его, как только может. Чтобы добиться расположения брата Фаделы, он приводит его на вечеринку к своим друзьям. И там опьяневший и растерявшийся брат позволяет проводить себя до туалета одному из гостей. Практически речь идет об изнасиловании. Хотя в алкогольных парах анус может быть перепутан с любым другим круглым отверстием. Детали похождений этого пьянчужки доходят до ушей Фаделы. Дело принимает серьезный оборот. Абдель балансирует между правдой и выдумкой. И запутывается. Что касается брата, он отныне примыкает к сторонникам религиозного фундаментализма.
«Все получилось не очень здорово, мой дорогой Абдель, ведь теперь приходится отвечать за последствия вмешательства в судьбу довольно хрупкого парня». – «Быть может, он участвовал в любовных утехах более активно и не осмелился мне в этом признаться?» – «Но какая теперь разница – зло уже сделано». Однако по воспоминаниям поэта будущий террорист испытывал большое удовольствие, когда кто-то обработал его сзади. Удовольствие, в котором он не мог признаться, принимая во внимание семейные устои. Вот почему он, возможно, так пристрастился к взрывчаткам.
Луна и Фарид прижимают мордочки к витрине, в которой выставлены аппетитные пирожные. Папа, вот это! Хочу это! Это! Это и это! А еще вот это! Представь себе, дочка, я тоже хочу это и вот это! Но так не получается. Да, я слышал, не беспокойся, моя нежная куколка, я также скуплю весь магазин на мою сицилийскую кредитную карточку. А что ты думаешь? Я твоя сладкая вата, беспрекословно выполняющая твои сокровенные желания.
Мы, приходящие папы, по-своему любим своих детей. Наш стиль? Компенсировать свое отсутствие чрезмерным, не свойственным нам вниманием, заполнить вынужденную эмоциональную пустоту до последней минуты. Мы покидаем булочную после молниеносного налета, оставшиеся без денег, но утолившие капризы наших детей. Позже, сидя на скамейке, Луна и Фарид радуются, их рты перепачканы шоколадом и клубникой.
В ресторане во время обеденного перерыва
Клара осторожно отламывает кусочек хлеба и подносит его ко рту. Она задумывается, и я не знаю, какие мысли ее занимают. В другое время она бы поднесла этот мягкий хлебный шарик к моему рту, нежно коснулись бы моих губ пальцами, я облизал бы их, слегка прикусил, и мы бы улыбнулись одновременно, как два дурачка, готовые раствориться друг в друге на поле с цветущей люцерной.
Основная часть ресторанной публики – люди из сферы оказания услуг: советники по финансам, юристы, подрядчики, рекламные агенты… В центре VIII округа на улице Вашингтон находится квартал сделок и стратегических союзов.
Официант ставит тарелки на стол. Клара безучастно рассматривает свой салат с перепелиными яйцами. Не знаю почему, я заказал кровяную колбаску с пюре, блюдо, сомнительное на вид, двусмысленное по значению и вообще мало подходящее к нашему деловому обеду после развода, когда надо думать о воспитании Луны, а не заботиться о поглощении калорий.
После подведения итогов в сфере профессиональных компетенций приходится подводить итоги в житейской области на родительском поприще. Ничего не обходится без арифметических подсчетов. Также подводится черта под суммой событий, произошедших во время бюджетного года. В целом это разбор полетов, итоговый доклад в трех экземплярах. Моя вилка скользит, так как локоть съезжает со стола, в то время как Клара что-то тихо напевает. Живущие раздельно уже целый год, мы путаемся в воспоминаниях. Это первый сезон. Сценаристы судьбы придумывают для нас новые повороты жизни.
Есть некое затруднение, но в то же время и желание все делать как надо, жить по-честному. И слезы подступают к глазам и слышатся в словах. Совместно прожитые годы иногда дают о себе знать. Клара объясняет мне, как она с этим справляется. У нее напряженность на работе, масса дел по дому, которые надо переделать до того, как укладывать спать малышку, недавно начатое лечение у психоаналитика, любовники, которые переругались между собой, неуверенность в слишком консервативном обществе, поиски новой няньки, переезд на новую квартиру, которую она только что купила, семейные хлопоты и сложные отношения с призраками прошлого. В тот день, когда в автомобильной катастрофе мать Клары погибла, она находилась в машине и ничего не помнила. Ей было три года, а матери – тридцать семь. Они ехали на крестины кузена Николя Б., который впоследствии стал одним из наших лучших друзей. Они хотели отпраздновать рождение ребенка, но смерть сама пригласила себя на бал.
– Представь себе чистый лист бумаги, – говорит мне Клара. – Белую точку в одном уголке, черную точку – в другом. Теперь надо сложить лист пополам, обе точки налагаются друг на друга и вступают в конфликт. Кто победит? Когда я был ребенком, Николя часто меня навещал. Мы развлекались тем, что скатывались с лестницы, бессознательно воспроизводя шум катастрофы. Мы падали и смеялись. Ведь мы были живы.
Большое беспокойство вызывает у Клары мысль о смерти в тридцать семь лет, в том возрасте, в каком погибла ее мать. Страх роковой случайности, повторение несчастья – вот что ей досталось в наследство. Через два года она обо всем узнает.
– Не думай об этом, – говорю я.
Сжимаю ее руку, но она тотчас ее отдергивает. Я, неиссякаемый источник здравого смысла, продолжаю приводить аргументы, говорю о беспочвенности ее нелепых страхов:
– Фатальность существует только у тебя в голове.
Но ужас охватывает Клару вот уже несколько лет. Мне кажется, она не слышит моих доводов.
– В конце концов, мы не так уж плохо выходим из положения, – произношу я чуть сдавленным голосом.
– Да, неплохо. Луна растет хорошо.
– Мы родили малышку. Это уже вершина чего-то.
– Мы дали ей жизнь, – говорит Клара. – Ты сможешь оставаться на высоте?
– Ну… я стараюсь двигаться в этом направлении, я не думаю, что…
– Ты сможешь хорошо ее воспитывать? Удовлетворять ее потребности, красиво одевать? Чтобы она всегда оставалась красавицей?
– Я сказал бы, что вообще все идет хорошо. Все в порядке. Я это чувствую. У тебя ресничка на щеке.
– Я знаю, ты хороший отец. Но может, ты тоже повзрослеешь?
– Пью гормоны роста вот уже целый месяц. По ускоренной программе. Это эффективное лечение.
– Не забудь снять крылья Питера Пена, а то наша дочь вырастет быстрее тебя.
Клара закрывает глаза. Минутная пауза.
– Позже, когда Луна вырастет, я оставлю профессию адвоката и буду что-то делать своими руками, – добавляет она. – Мне бы хотелось делать мебель, работать по дереву. Это солидно.
В этот момент я понимаю, что она проживет больше тридцати семи лет.
Бассейн в Шампере
Скоро уже будет полтора километра, как я плыву. Дышать все труднее, мускулы горят, еще чуть-чуть, и я лопну, но мне все равно, лишь бы мои близкие пришли в восторг от моих спортивных достижений. Мне нужна цель на ближайшие годы. Мне хочется в потусторонний мир: вернуться к истокам человечества, к существам, покрытым чешуей или густым мехом, беспощадно жестоким, способным выжить при экстремальной температуре и обратить в бегство буйволов-мутантов, только лишь испуская громкие крики.
Я толкаю мальчишку, который пересекает мою дорожку без предупреждения. Любопытно, у меня создается впечатление, что он плавает, как бревно. Инструктор по плаванию (это женщина, напоминающая пловчих из Восточной Германии после падения Берлинской стены) отчитывает неосторожного нарушителя. Я, кажется, приглянулся хозяйке бассейна. Теперь каждый раз, проплывая перед ее постом наблюдения, я привношу в свои движения спортивную злость и стараюсь выглядеть заинтересованным парнем.
Приблизившись к краю бассейна, делаю кувырок, чтобы продолжить свои подвиги. Выдыхая, издаю стон, похожий на предвестие оргазма. Обдаю водой двух испуганных беременных женщин на соседней дорожке. Они отчаянно бьют ногами по воде, стараясь победить неминуемо подступающий целлюлит. Их круглые животы шокируют меня. Мне хочется, чтобы эти водные мамаши взяли меня в свою утробу и покормили бы своим молоком. Ведь я такой трогательный младенец. К тому же я умею хорошо сосать молоко.
Пауза. Восстанавливаю дыхание. Руками ухватился за бортик бассейна, возвращаюсь к действительности.
– Привет, как дела?
– А, это ты? Привет.
Изабель садится на борт бассейна и погружает ноги в воду. Она такая же, как и прежде, но и немного другая. Изменения не заметить невооруженным взглядом. Они микроскопические. С ней какой-то тип совершенно неопределенного вида; он сразу мне не нравится.
– Ты сюда часто приходишь? – спрашивает она.
– Да, иногда. Я здесь расслабляюсь.
– Слушай, ты как-то раздался!
– Ты находишь?
– Тебе так лучше.
В то время как я краснею от удовлетворения, она рисует круги на воде – на ноги нанесен защитный слой крема против хлорки – и поясняет:
– Я больше не пишу книгу «Дитя народа», решила перейти сразу к экранизации. Я убедила своего мужа пойти на эту авантюру. Он нашел мне продюсера и сценариста. Мы двигаемся вперед семимильными шагами и скоро приступим к озвучению. Это изумительно, уверяю тебя.
Совсем не глупо со стороны ее мужа «нефтяника». Финансируя капризы своей строптивой принцессы, он все держит под контролем.
– Счастлива была тебя повидать, – говорит Изабель. – На днях созвонимся?
– Хорошо.
Она выпрямляется, ныряет, грациозно, по-спортивному, как это сделала бы героиня романов Скотта Фицджеральда, отдыхающая на Ривьере. Ее спутник, постоянный телохранитель, собачонка на побегушках, потенциальный любовник, с подозрением на меня смотрит. Нет, приятель, я не стану развлекаться с твоей сиреной, играя с ней в прятки в бассейне.
За обеденным столом
Теперь Луна сама может сидеть на высоком стуле благодаря двум подушкам, подложенным под ягодицы. Я приготовил для нее настоящий пир. Встав сегодня рано, в пять часов утра, я стал размышлять о том, что бы приготовить на ужин для нас двоих. К полудню у меня еще не было ни одной дельной мысли в голове. А потом появилась замечательная идея: овощное пюре и ломтик ветчины для малышки; мексиканский салат из банки и рыба в панировке для меня. Апельсиновый сок в качестве лучшего французского вина (выжатый из фруктов, привезенных из Южной Африки). Букетик фиалок также поможет оживить наш стол.
После дня, проведенного в метро, и посещения театра кукол мы, наконец, вдвоем. Чудесная постмодернистская пара.
Луна уронила вилку. Я поднимаю вилку с пола, иду на кухню и приношу другую, совершенно чистую. Мое блюдо остыло (в любом случае я не люблю рыбу, просто мне понравилась упаковка), но у меня тепло на сердце, поскольку моя дочка получает удовольствие. Кстати, сколько раз в жизни я ронял вилку? Мой отец всегда был рассеян. Я – тоже. Луна, кажется, идет по той же дорожке. Подражание или атавизм? Однажды, в четырнадцать лет, когда мысли носились неизвестно где, я поставил свои ботинки в холодильник. Моя мать рассмеялась, обнаружив мой «подвиг». Все в семье стали шутить и приплясывать. Это походило на праздник языческого племени.
Луна улыбается мне.
– Папа… сока… апельсинового сока.
Она тянет ко мне стакан. Пей, моя девочка, это мякоть фруктов без косточек. Я хочу быть твоим королем. Хочу стать самым популярным персонажем твоего воображения. Номером один в твоем списке. Луна снова роняет вилку, а я успеваю подхватить накренившуюся тарелку.
Кнопки телефона
Я уже отправил пять или шесть посланий Флориану, моему редактору-издателю. Он мучает меня неимоверно. Я даже не понимаю, на каком уровне он существует. Чуть выше нуля? Во всяком случае, он практически неуловим. Клер, его ассистентка, сказала мне, что в головное издательство прибыли контролеры из Парижа. (Негодница не захотела мне сказать, что делает вечером. У нее есть парень, даю голову на отсечение; вместе с этим балбесом она проводит все вечера у телика. Иногда они ходят в ресторан за углом, и это называется насыщенная жизнь.) По ее словам, Флориана не будет в течение двух недель. Нечего биться. Вновь набираю его номер. Мои пальцы скользят по кнопкам, словно я пианист; я уже слился с телефонным аппаратом и являюсь его продолжением, – во мне заговорил инстинкт выживания. Гудки опьяняют, и у меня появляется навязчивая идея войти в контакт со своим абонентом и узнать, имеют ли еще смысл наши профессиональные отношения. И наконец удача! Флориан отвечает:
– Ну, говори, у меня две секунды.
– Мой счет! Пока ничего не пришло!
– Невозможно. Я дал указание. Это сбой в бухгалтерии. Они там ничего не делают. Странно!
– Мне нужны деньги завтра! Иначе я стану странным! Меня осаждают агенты из налоговой службы!
– Ну, я им задам жару, в бухгалтерии. Ты увидишь!
– А как та девушка, которую изнасиловала вся семья?
– Она колеблется. Я еще должен с ней поработать. Сенсационное дело.
– Тебе не кажется, что с ней уже достаточно поработали?
– Эта книга для нее новый шанс.
– А у тебя нет другой работы? Например, быстренько что-нибудь переписать?
– Нет, пока ничего. Но может возникнуть в любой момент. А твой роман двигается?
– Литература – это ДЕРЬМО!
– Прости, мне звонят. Пока.
В кафе «Маронье»
Быть может, я забыл, что на улице лето. В моей памяти всплывают какие-то эпизоды отдыха на океане. На языке – вкус жареной рыбы соль, которую я попробовал в Нуармутье. Принесет ли сентябрь желаемые перемены? Я всегда принимал решения в начале осени, а не в Рождество, праздник искусственного веселья. Мои основные задачи: заплатить за снимаемую квартиру и остаться на плаву, заниматься любовью с замечательными женщинами и преодолевать вплавь большие дистанции в различных бассейнах Парижа. Пока я не желаю большего. В этом – реализм и скромность моих притязаний.
Друзья вернулись после отпусков, накопив кое-какой опыт, и их потребности имеют мало связи с действительностью.
На улице дез Аршив, на террасе кафе «Маронье», снуют люди, пресытившиеся витаминами, – результат применения питательных кремов, употребления экстази и обильного загорания на летних курортах: Ибица, Хорватия, Гоа…
Чувствую похотливые взгляды на своих ягодицах. Животное гомосексуальное, кажется, завоевывает свои позиции, как и животное гетеросексуальное, но часто его оптические радары посылают сообщения более быстрые и менее завуалированные: «Пойдем в заднюю комнату. Я могу сосать, стоя на коленях. Войди в меня. Я еще поработаю рукой. Незащищенные отношения не запрещаются». Некоторые контакты завязываются и без слов – всего лишь несколько кивков и какое-то хрюкание во время проникновения.
На втором этаже я вновь вижу своих друзей по «Ревю Перпандикулер». На литературном вечере сегодня чествуют двух писателей: Жана Фока, который пишет также тексты песен для французских звезд эстрады, и Жака Анрика, пришедшего со своей милейшей супругой Катрин Милле, которая возглавляет журнал «Арт-пресс».
Я всегда испытывал слабость к этой женщине; за мнимым обликом интеллектуалки скрывается большая любительница любовных приключений, эксперт по сексуальным позам, королева фантастических оргий, одинокая женщина, имевшая тысячу и одного любовника, жизнь которой видна как на ладони, как в плохом, так и в хорошем.
Позже, когда она опубликует свою успешную книгу «мемуаров» «Сексуальная жизнь Катрин М.», я лучше пойму природу ее шарма: в 1970-х годах она накопила странный опыт, анализируя животную сущность мужчин, исследуя желание до его истоков. Катрин перепробовала все сексуальные позы и приемы, чтобы изобразить чувственную картину потребности нравиться и быть заполненной (до краев) мощью чужого тела. Как Катрин и Жак Анрик, ее давний партнер, смогли преодолеть ревность в течение ряда лет, когда они практиковали групповые совокупления? Они занимались любовью по-авангардистски, по-минималистски, по-маоистски, по-пролетарски и анонимно… Им очень нравилось совокупляться на свежем воздухе. Жак фотографировал Катрин на фоне пейзажей, он запечатлел образ богини с широкими бедрами, невинной девы атлетического сложения в обнимку с приапическими призраками. Сегодня, после этих бурно прожитых лет, после либерализации рынков, нигилистического индивидуализма, Катрин и Жак по-прежнему живут вместе, не исповедуя никакой религии, – вероятно, они ожидают последнего шанса, который им может подарить судьба.
Жан Фок и Жак Анрик – старинные друзья. Мы хотели знать, как создаются песни. Откуда они берутся? Почему у каждого из нас имеется стойкое воспоминание, связанное с той или иной популярной мелодией? Во всем мире не счесть «смятых простынь» после ухода любимого человека. Бумажные салфетки «Клинекс» и пустые бутылки – единственное оставшееся доказательство прежнего счастья. В сущности, «зачем нужен жареный картофель, если у тебя нет тарелки»? Верь мне, детка, «мы пойдем, куда ты захочешь», нравится тебе это или нет. Несмотря на парадокс, добро уживается со злом и наоборот. «Так как любовь сильнее нас».
И все-таки я продолжаю мыслить трезво: ищу вокруг себя особей в мини-юбке. Затем утешаю себя надеждой, что смогу познакомиться с потенциальным объектом большой любви на ближайшие три дня. На самом деле, чувствую себя как бедолага, который не может сделать выбор. И вот, наконец, какой-то призрак появляется в моем оптическом поле зрения: мужчина в розовом галстуке… Последний раз я видел его на собрании анонимных холостяков несколько месяцев назад. Его навязчивое появление начинает тревожить. Хотелось бы знать, что он тут делает, в кругу моих друзей, но я боюсь услышать вопросы: «Какой тип? Что за галстук? Я ничего не вижу. О чем ты говоришь?» А это означает, что я спятил. Готов пройти небольшой курс лечения в психушке. Лучше повременить, быть старомодным. И не высовываться. Призрак садится рядом со мной и улыбается. Кажется, ему нравится жить на этой земле. Он устраивается как можно удобнее – того и гляди, начнет насвистывать песню Синатры «Незнакомцы, странники в ночи…».
– Я знал, что мы встретимся, – говорит он мне.
– А в чем проблема? Ты что, хочешь переспать со мной?
– Нет, я люблю одну женщину.
– И ты думаешь, она вернется?
– Думаю, что она обо мне вспоминает.
– А тебе этого достаточно?
– Я привык жить с тем, что есть… Но ты? Ты подумал? Как ты будешь платить свое должок?
– Ты меня утомляешь…
Отвечая на мое сопротивление, призрак приводит аргументы в трех частях: тезис, антитезис, синтез. Классически, но тревожно.
Он еще говорит со мной, но напрасно, поскольку я переместился за соседний столик, чтобы заказать официанту порцию джина. И вдруг на верху лестницы появляется группа необыкновенных молодых женщин, можно сказать, десант какого-нибудь «Союза женщин международных сил», нечто вроде «голубых касок», роскошный куст, огненный астероид, сверкающий в зале. Они идут, опустив голову, очевидно в поисках идеального мужчины. Подождите, дамы, я не только существую, но я к тому же мужчина с большим потенциалом, и я вам это докажу. Во мне пробуждается инстинкт дикого зверя из саванны, зов леса. Втянув живот и ощущая дрожь в ногах, сажусь в засаду, облизывая сухие губах.
И тут меня как током ударяет. У меня впечатление, будто я горю, словно спичка, которую чиркнули о дверь бесконечности, служащую границей между адом и раем: в группе молодых женщин я замечаю чудное создание с гибким, как у растения, телом, с темными кудрявыми волосами, в пальто из искусственного меха и в красных сапогах… После нескольких минут разглядывания, кажется, понимаю, что меня поразило, – эта тридцатилетняя красавица похожа на киноактрису Сигурни Уивер…
Анонимные холостяки: зал собраний
«Получать наслаждение, быть счастливым, это действительно смысл жизни?» – спрашивает Бернар, ведущий наше собрание. Чем сильнее нас одолевает желание обрести счастье, тем больше мы от него отдаляемся. Сегодня мы отмечаем два возрождения: вот уже полгода и Жюльен, и Давид ведут любовную жизнь. Они буквально следовали программе, и это сработало: при каждом кризисе в их отношениях с подругами они сумели выждать, найти нужные слова, завязать диалог, использовать свой шарм, и конфликт рассеялся сам собой. Рефлекс рационального участия – это основное правило процесса возрождения.
Элеонора вернулась из Соединенных Штатов цветущая как никогда: она побывала в Нью-Йорке, Вашингтоне, Бостоне, Лос-Анджелесе, Сакраменто… Там она встретила других членов ассоциации и обменялась информацией со своими коллегами-учеными: психологами, социологами, статистиками, специалистами по бихевиоризму. «В этом положительная сторона глобализации», – заявила она. Приверженцы многогранной культуры, американские отцы-холостяки создали целую сеть: у них есть свои собственные клубы развлечений, школы, торговые учреждения… Самые активные из них создали рабочие группы в университетских кружках, так называемые Студии гомосексуалистов. Таким образом, можно констатировать сближение между различными течениями геев, транссексуалов и тех, кто вобрал в себя новую культуру отцов-холостяков, называемых New Dads.
Стоит бабье лето, и через открытое окно вливается в помещение горячий воздух, хотя утром бушевала гроза. Вспоминаются морские купания. Меня одолевает жгучее желание проникнуть во влажное лоно прекрасной незнакомки. Борюсь с этим непреодолимым желанием, вызванным присутствием нашего психолога. Хорошо все обдумав, прихожу к выводу, что Элеоноре пора переходить к практике. Конечно, можно с милым видом слушать нашу мужскую дребедень, но к чему это ее приведет, если даже написанный ею очередной доклад вряд ли будет прочитан заинтересованными службами? Согласно недавнему исследованию, проведенному частным институтом Вериф-Штат, семьдесят процентов документов не доходят до адресата.
Настоящий вопрос, который надо решать в данный момент, таков: как соблазнить эту стойкую интеллектуалку? В своих предыдущих выступлениях я попытался показать новые черты своей личности в надежде пробить ее броню. Во время предыдущего собрания я разразился целой тирадой, выступая против эксплуатации Африки Западной Европой. Некоторые из слушающих холостяков прослезились, и я даже заслужил аплодисменты. Я набрал очки, без всякого сомнения. В следующий раз рассчитываю выступить с обличительной речью в адрес Турции, не признающей себя виновной в геноциде армян. А если этого будет недостаточно, чтобы взволновать доктора по психологии, расскажу после ошеломляющего нервного срыва о том, что ребенком я стал свидетелем ужасной сцены… «Нет, об этом невозможно рассказывать…» Доктор психологии будет настаивать с возбужденным любопытством, она будет подбадривать меня, просить, чтобы я высказался, чтобы разорвал цепи, сковывающие мое сознание. Но я буду непреклонен, замкнусь, как устрица в раковине, в состоянии полного смятения. Моя тайна будет срываться с моих губ, она станет почти осязаема, но я так о ней и не расскажу.
А несколько дней спустя я приду к Элеоноре домой, подрисовав черной тушью глаза, дрожащий, в рубашке, изрезанной вдоль и поперек перочинным ножом. Ее сердце будущей матери забьется сильнее, она раскроет мне свои объятия, проявляя полнейшее сострадание. Мы тихо пройдем в комнату, и я упаду без сознания на постель Элеоноры. Она приведет меня в чувство, нежно поглаживая мне лоб, а я стану заниматься с ней любовью всю ночь напролет. Мое тело будет содрогаться во время оргазма, а рано утром на моих губах, помнящих вкус ее поцелуев, появится улыбка, знак моего искупления и моей благодарности за ее любовь. Это хорошая стратегия, я уверен. Но пока Элеонора даже не удостоила меня взглядом, однако это не за горами. Будущее принадлежит терпеливым мужчинам.
– Мне кажется, Даниэль хочет выступить, – говорит наш руководитель.
