Текст книги "Махатма Ганди"

Автор книги: Кристина Жордис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Итак, он рисковал жизнью, чтобы соблюсти свою часть договора, заключенного с генералом Смэтсом. Тот утвердил добровольную регистрацию… и не отменил «черный закон». Кто из двоих повел себя как джентльмен? Ганди изложил свою мысль в статье, напечатанной в «Индиан опинион»; написал он и Смэтсу, но, к несчастью, в его памяти события отложились по-другому.

Вторая попытка

Генералу послали «ультиматум»: либо закон отменят, либо произойдет большое аутодафе: документы о регистрации будут сожжены. От такой дерзости депутаты Трансваальского законодательного собрания чуть не задохнулись от гнева. Закон не отменили. Через два часа по истечении срока приготовили самый большой котел, какой только смогли найти, и две тысячи удостоверений сгорели там ярким огнем. Один журналист из Йоханнесбурга сравнил происходящее с «Бостонским чаепитием» [113]113
  «Бостонское чаепитие» – акция протеста американских колонистов 16 декабря 1773 года в ответ на действия британского правительства, в результате которой в Бостонской гавани был уничтожен груз чая, принадлежавший Английской Ост-Индской компании. Это событие, ставшее началом американской революции, является символичным в американской истории.


[Закрыть]. Конечно, эта выходка не вылилась в войну за независимость, как в Америке, но была столь же дерзкой, задорной и даже зрелищной; Ганди доказал, что обладает даром постановщика и владеет языком символов.

Более того, Мир Алам, выпущенный из тюрьмы, публично просил у Ганди прощения, и тот уверял, что не держит на него зла.

Вопрос остается открытым: каким образом Ганди постепенно удалось вовлечь индийские массы в Южной Африке в свое движение – и законтрактованных рабочих, и элиту? Очевидно, он как великий стратег сумел использовать политические события (обещания, которые правительство нарушило сразу после того, как дало), чтобы привести в исполнение задуманные им планы, каждый раз придавая новый импульс движению (которое порой рисковало сойти на нет), приобретая все более широкую поддержку.

Так, когда Гокхале приехал в 1912 году в Южную Африку (ему устроили торжественную встречу, расстелили красную ковровую дорожку, как англичане умели делать по случаю визитов важных особ, хотя сами и не больно-то их уважали), его заверили, что «черный закон» будет отменен, как и налог в три фунта для законтрактованных рабочих. Как только Гокхале убрался восвояси, тот же самый генерал Смэтс объявил, что налог будет сохранен (белое общество осталось при своем мнении). Еще одно предательство, еще один способ для Ганди придать борьбе конкретное направление, включив в список требований отмену налога и вызвав тем самым конкретную заинтересованность у беднейших трудящихся.

В качестве дополнительного примера можно привести то, как он вовлек в движение сатьяграхи женщин. В 1913 году верховный суд Капской провинции имел глупость объявить, что законными будут считаться лишь браки, заключенные по христианскому обряду, что значило, что все остальные признаны недействительными. Индуски, фарси, мусульманки становились простыми сожительницами – это была такая пощечина супругам и матерям, а также их родине, что Ганди безо всякого труда заручился их участием: отныне индийские женщины, обладая равными правами как сатьяграхи, смогут выйти на «линию огня». Благодаря таким последовательным вливаниям сатьяграха превращалась, как и хотел Ганди, в народное движение, шедшее от самых корней и готовое использовать новые, только что разработанные методы.

Трудность, с которой столкнулся Ганди, заключалась в том, чтобы, с одной стороны, удержать движение в его рамках, а с другой – сохранить четкую цель, в то время как другие хотели бы вербовать более широкие массы и решать с их помощью все свои проблемы. Он знал: чтобы увенчаться успехом, кампания должна быть четко ориентированной, ведь если рискуешь жизнью, надо делать это ради определенной цели, а если эту цель размазать и раздробить, она ослабнет и утратит шансы на осуществление. Не говоря уже о том, чем чревато поражение: тогда само средство – сатьяграха – будет поставлено под вопрос. Как вождь сатьяграхи, опирающийся на преданных помощников, которых он воспитал, Ганди во время каждой кампании предотвращал подобную опасность.

К использованным им методам впоследствии прибегали в разных частях света. Пока они заключались в основном в наполнении тюрем. А для этого нужно было не соблюдать закон и донимать правительство, которое часто реагировало запоздало.

Торговать без разрешения грозило тюрьмой. Значит, лицензии массово терялись. И богатые люди, купцы или адвокаты, в одночасье превращались в разносчиков. Сегодня они толкали перед собой тележку с овощами, а завтра оказывались в тюрьме. Их приговаривали к исправительным работам.

Нарушить запрет на пересечение границы Трансвааля было еще одним способом попасть за решетку. Первое из «нашествий», вызывавших такой страх у белых, возглавили образованные индийцы, говорившие по-английски, в том числе сын Ганди Харилал. Их арестовали в Фольксрусте – небольшом ничем не примечательном городке на границе, который войдет в историю гражданского неповиновения. В октябре 1908 года настал черед Ганди. В первую ночь, находясь в обществе преступников, «дикарей, негодяев, убийц, воров, развратников», он читал «Бхагавадгиту». Шли дни, спина у него болела, ладони покрылись мозолями. Но он с воодушевлением готовил еду для своих индийских соотечественников – овсянку без сахара, которую они безропотно глотали, и по вечерам и воскресеньям читал Джона Рёскина и Генри Торо [114]114
  Генри Дэвид Торо(1817–1862) – американский мыслитель-романтик, философ и писатель. Его творчество посвящено поискам истины, нравственной чистоте в человеческих отношениях, гармонии мира людей и мира природы.


[Закрыть](именно тогда, по его словам, ему попалось эссе «О гражданском неповиновении». Часто говорили, что Ганди почерпнул свою идею сатьяграхи у Торо, что он отрицал: «Сопротивление властям в Южной Африке уже сильно продвинулось вперед, когда я прочитал эссе «О гражданском неповиновении»). Короче, тюрьма оказалась вполне приличным местом: «Истинный путь к счастью – попасть в тюрьму и терпеть страдания и лишения ради своей страны и своей религии». Кстати, его снова посадили в 1909 году. Вскоре после этого он вступил в переписку с Толстым (который записал в своем дневнике: «Нынче утром приехали два японца. Дикие люди в умилении восторга перед европейской цивилизацией. Зато от индуса и книга, и письмо, выражающие понимание всех недостатков европейской цивилизации, даже всей негодности ее»).

В июле 1909 года Ганди отправился в Лондон, чтобы встретиться там с разными людьми и продвинуть южноафриканские дела. Эта поездка не принесла большой пользы; позорная печать расового неравенства не была смыта. Борьба продолжалась.

Преследования, отступления, давление всякого рода – движение не уступало, но выдыхалось. Однако депортации и суровые наказания возмутили общественное мнение в Индии и во всей империи, что как раз и соответствовало планам Ганди. Но время играло на руку правительству Трансвааля. Фонды ассоциации были истощены, на газету требовались деньги, на контору в Йоханнесбурге и в Лондоне – тоже. Ганди пришел к выводу, что по экономическим соображениям и чтобы оказывать помощь семьям посаженных в тюрьму сатьяграхов, он должен поселить всех на кооперативной ферме. Феникс находился слишком далеко от Йоханнесбурга (30 часов на поезде).

Как обычно, ему на помощь пришел добрый ангел. На сей раз в лице архитектора Германа Калленбаха, богатого немецкого еврея, сблизившегося с Ганди на почве своего интереса к буддизму. Они стали неразлучны, и когда Ганди в первый раз вышел из тюрьмы, поселились вместе. Калленбах, выросший в обстановке утонченной роскоши, последовал за Ганди по пути самоограничения, даже испытывал потребность поститься вместе с ним и ставить над собой те же диетические опыты. Готовить пищу перестали, чтобы выиграть время, ели только фрукты, да и то самые дешевые. Вместе они продолжали свои «опыты истины». «Калленбах – человек с сильными чувствами, открытой душой, простотой ребенка… Мы вели довольно суровую жизнь… Нашей целью было вести жизнь беднейших людей…» – говорил Ганди.

Именно Калленбах купил ферму имени Толстого и подарил ее сатьяграхам. Она находилась в 34 километрах от Йоханнесбурга (туда и обратно – 68 километров пешком). Ганди, которому перевалило за сорок и который питался одними фруктами, легко проделывал этот путь за день.

На ферме Ганди был счастлив, он шел вперед по пути минимализма, сам пек хлеб, чем очень гордился, писал справочник по здоровому образу жизни, учился столярному и сапожному делу под руководством Калленбаха (тот научился делать сандалии в монастыре траппистов под Дурбаном). Ни стульев, ни кроватей не было, спали под открытым небом, у каждого была подушка и по два одеяла, ели мало. Никаких слуг, разумеется. После такой жизни тюрьма не страшна. В обществе Калленбаха Ганди испытывал власть ненасилия на змеях. Кроме того, они воспитывали юношество: обучали детей колонистов, отдавая предпочтение воспитанию сердца; физический труд был в почете. Группа людей, которые, бросая вызов правительству Трансвааля, намеренно жили бедно и строго и тем были счастливы, внушала спокойствие остальной индийской общине.

Финальная стадия

После поездки в Индию Гокхале справился у Ганди о численности его «армии мира». Ганди с серьезнейшим видом ответил, что рассчитывает на 16 сатьяграхов, максимум 66. Эти цифры повергли Гокхале в задумчивость: горстка индийцев против правительства Трансвааля. Просто он не мог предвидеть стратегии Ганди, который вовлечет в движение тысячи индийцев.

Итак, кампания началась. Две группы «сестер» – «Сестры Феникса» (в том числе госпожа Ганди) и «Сестры Толстого» – проникли без разрешения соответственно в Трансвааль и в Наталь. Прежде чем вторая группа была задержана, «сестры» убедили шахтеров из Ньюкасла начать забастовку. Те оказались готовы и бросали работу сотнями, потом тысячами. Когда женщин арестовали и посадили в тюрьму вместе с уголовниками, эта новость облетела все страны мира, общественность возмутилась и забастовка приняла еще больший размах. Забастовка шахтеров – это уже серьезно. Ганди, «и растерянный, и довольный», поспешно отправился туда, не имея ни малейшего представления о том, что станет делать. В очередной раз он действовал по обстоятельствам. Когда владельцы шахт перекрыли воду в домах забастовщиков, Ганди посоветовал им уйти оттуда, захватив с собой только одеяла. Но куда они пойдут? Ганди приютила у себя чета христиан из Мадраса по фамилии Лазарус; маленький садик при их доме превратился в настоящий караван-сарай, куда постоянно прибывали «паломники»; спали под открытым небом, питались рисом, пожертвованным купцами из Ньюкасла.

Вскоре у домика Лазарусов собралось около пяти тысяч паломников, и Ганди не знал, что ему делать с этой массой мужчин, женщин и детей. Прежде всего – обеспечить их безопасность. Он решил отвести их в тюрьму в Трансваале: до границы было 58 километров, то есть два дня пути. Он объяснил им ситуацию, описал суровый тюремный быт, предложив колеблющимся вернуться в шахты. Ни один не отступил. Наоборот, приходили все новые и новые шахтеры.

Итак, 28 октября 1913 года начался первый из длинных маршей, возглавленных Ганди. Предварительно он внушил своим подопечным, что вести себя следует мирно: если даже их будут оскорблять или бить, нельзя отвечать тем же. Они должны позволить арестовать себя, если полиция того потребует. Каждый получил скудный паек хлеба и сахара на дорогу. «Паломники под предводительством Ганди образуют живописную армию, – писала «Санди пост». – Вот они перед нами, худые, доведенные до крайности, с ногами как палки, но на самом деле, глядя, как они, полуголодные, идут вперед, сознаешь их силу» [115]115
  См.: Nanda В. R. Opus cit.


[Закрыть].

Во избежание беспорядков Ганди лично распределял еду. В книге «Сатьяграха в Южной Африке» он говорит о стоицизме этих паломников нового типа, голодных и исполненных решимости шахтеров, сравнивая этих мужественных людей с эпическими героями и великими историческими деятелями. Он рассказывает, как две женщины потеряли ребенка; одна бессильно смотрела, как ее малыша уносит речным потоком. «Не надо оплакивать мертвых, – сказала она, – мы должны работать ради живых».

Ганди арестовали, выпустили под залог, снова арестовали. Марш продолжался без вождя. В Бальфуре полиция хотела заставить шахтеров сесть в поезд, чтобы депортировать их в Наталь. Они отказались. Полак, которому Ганди передал командование, сумел убедить их повиноваться. В дороге их не кормили, а по прибытии посадили в тюрьму. Правительство изобрело способ заставить их работать: шахты преобразовали в концентрационный лагерь (этот термин вошел в употребление во время Англо-бурской войны), белых рабочих произвели в охранники, а каторжные работы проходили под землей. Мужественные шахтеры, настоящие сатьяграхи, отказались спускаться в забой. Их приговорили к наказанию кнутом. Напрасный труд. Эта дикая расправа вызвала другие забастовки на севере и на западе Наталя. Новые адепты поднимались повсюду Тогда правительство решило выжечь бунт каленым железом. «Расизм и корысть сплотились, породив жестокие репрессии, конная полиция загоняла бедных индийских рабочих в шахты» [116]116
  См.: Nanda В. R. Opus cit.


[Закрыть]. Сама эта дикость и печальная банальность такой реакции в противовес изобретательности, мужеству и достоинству сатьяграхи играли на руку движению сопротивления.

В это время Ганди, как и Полак и Калленбах, сидел в тюрьме. Он подметал двор и крошил камни. Потом его перевели в Преторию и заперли в каменном мешке без окон. Не на что было сесть, не с кем поговорить, однажды его связали по рукам и ногам. А волна сопротивления росла, уже 50 тысяч законтрактованных рабочих бастовали, несколько тысяч «свободных» индийцев бросили в тюрьму.

В одночасье южноафриканский вопрос встал на повестку дня в Индии и во всей Британской империи. Из Индии поступали потоки золота; один христианский миссионер – Чарлз Фрир Эндрюс [117]117
  Чарлз Фрир Эндрюс(1871–1940) – английский священник, борец за независимость Индии, соратник Махатмы Ганди.


[Закрыть], который потом станет близким другом Ганди, – отдал южноафриканскому движению, как и некоторые другие, всё, что имел (кстати, он прибыл из Индии, посланный Гокхале, чтобы заменить недавно арестованного Альберта Уэста во главе «Индиан опинион»; информация, как и пропаганда, сообщение между Индией, Южной Африкой и Англией в этот период приобрели особое значение, и Ганди позаботился о том, чтобы передать управление своим помощникам).

Лорд Хардинг, королевский наместник в Индии, был впечатлен размахом борьбы. «Индийским участникам сопротивления в Африке сочувствует вся Индия и те, кто, как и я, не будучи индийцами, любят ваш народ» [118]118
  См.: Nanda В. R. Opus cit.


[Закрыть], – заявил он. Он потребовал провести расследование по фактам жестокого обращения. Поскольку в следственной комиссии не было ни одного индийца, недавно освобожденный Ганди заявил протест и начал планировать новую кампанию. Было решено, что посредниками выступят Эндрюс и Персон, сочувствовавшие движению. Выводы комиссии были в пользу индийцев, и в конечном счете после множества переговоров между Смэтсом и Ганди (который в очередной раз согласился поверить правительству и отложить задуманный марш) главные требования были удовлетворены. Конечно, полная свобода проживания, торговли и собственности, право переезжать из провинции в провинцию (свободы, которые индийцы хотели включить в борьбу сатьяграхов и от чего мудро отказался Ганди, предпочитая сосредоточиться на одной конкретной цели) предоставлены не были. Зато индийцы добились раз и навсегда отмены пресловутого налога в три фунта, а индийские браки были узаконены. Но главное, как говорил Ганди в своей прощальной речи (произнесенной перед уже окончательным отъездом), – они не только боролись за конкретные статьи закона, они отстояли абстрактный принцип равенства рас, смыли «расовую грязь».

Движение гражданского сопротивления одержало победу. «Это сила, – писал Ганди в «Индиан опинион», – приняв всемирный размах, перевернет социальные идеалы, уничтожит деспотии и нарастающий милитаризм, под игом которого гнутся и стонут народы Запада и который грозит захлестнуть даже народы Востока».

18 июля 1914 года Ганди уехал из Южной Африки и вернулся на родину, сделав остановку в Лондоне. Ему было 45 лет. 20 лет назад он уехал из Индии, и теперь она стала ему чужой. С ним ехали Калленбах и, разумеется, Кастурбай. На фотографии, сделанной в 1915 году, они изображены вдвоем: Ганди и его жена, он – прямой, моложавый, одетый по-индийски, с тяжелым тюрбаном на голове, она маленькая, с огромными глазами, со страдальческим выражением на красивом лице.

Перед отъездом он отправил генералу Смэтсу пару собственноручно сделанных сандалий. Много лет спустя, в 1939 году, когда Ганди исполнилось семьдесят, тот вернул их в качестве дружеского жеста. Присоединяясь к хору поздравлений, Смэтс написал:

«Должен откровенно признать, что его деятельность стала для меня тяжелым испытанием. Ганди… разработал новую технологию. Его метод заключался в намеренном нарушении закона и организации массового движения… Огромное число индийцев должно было сесть в тюрьму за противозаконное поведение, и сам Ганди добился – к чему, без сомнения, и стремился – периода покоя и отдыха в тюрьме. Для него всё разворачивалось согласно его плану. Я же, гарант закона и правопорядка, оказался в ужасном положении, когда приходится соблюдать относительно непопулярный закон, даже если в конце концов придется потерпеть полное поражение в момент отмены этого закона» [119]119
  См.: Fischer L. The life of Mahatma Gandhi. N. Y., 1983.


[Закрыть].

Что же касается подарка Ганди – пары сандалий, Смэтс заметил с юмором, что носил их летом из года в год, хотя и не чувствовал себя достойным пойти по стопам «столь великого человека».

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИНДИЮ. УСИЛЕНИЕ МОЩИ (1915–1920)

9 января 1915 года Ганди сошел на берег в Бомбее, соотечественники устроили ему триумфальный прием, а правительство вручило несколько медалей. Его ждал друг Гокхале, предложивший ему вступить в основанное им общество «Слуги Индии» – небольшую, тщательно подобранную группу интеллигентов и общественных работников, но попросил в течение «испытательного срока», длившегося год, не высказываться на политические темы. Ганди охотно согласился, тем более что, прежде чем перейти к действию, ему надо было поразмыслить над положением Индии.

Каким образом Ганди, так долго отсутствовавшему в Индии, еще малоизвестному в широких народных кругах, удалось за несколько лет, еще до конца десятилетия, настолько завоевать доверие индийского народа, что по малейшему слову за ним шли миллионы людей? Не облеченный никакой официальной властью, он был могущественнее главы государства, его почитали как святого, даже как бога. Известие о голодовке (а он часто устраивал голодовки) погружало всю Индию в тревожное ожидание.

Он действовал личным примером, воплощая мощные идеи, которые контрастировали с ценностями колонизатора – ценностями «современной цивилизации», основанной на господстве (в том числе денег). Сила идей вкупе с силой примера. Возвышенная, требовательная концепция человека – первопричина его борьбы, стоявшая даже выше независимости Индии, – воздействие которой частично было обязано собой ее непохожести на воззрения противника. Он иначе смотрел на мир, возобновляя связь с тысячелетней религиозной традицией. Поэтому она и нашла большой отклик у народа. «Уважение масс, – пишет Неру, – было вызвано в большей степени его достоинствами, чем официальным статусом. Традиция повелевала уважать образованность и доброту». Власть внушала страх, но не уважение. Уважали тех, кем восхищались. «Сегодня, во времена, когда деньги властелин всего, влияние этой традиции очень ощутимо, вот почему Гандиджи (не являясь брахманом) может стать высшим главой Индии и прикоснуться к сердцу миллионов людей, не применяя силы, не занимая официального поста и не обладая богатством». И Неру заключает – на сей раз по поводу Индии, – ставя интересующий нас вопрос: «Возможно, ответ на вопрос, какого вождя поддержали бы массы, предоставит надежный критерий для определения культурной базы народа и его сознательной или бессознательной цели» [120]120
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть].

Индия смогла пойти за Ганди в его жертвах, что требовало от нее ненасилия (хотя и не полного, это очевидно) – это много говорит как о культуре этой страны, так и о человеке, являвшемся наиболее совершенным ее воплощением [121]121
  «Центральной концепцией древнеиндийской цивилизации и индоарийской культуры была дхарма… Это понятие, состоящее из набора обязательств и исполнения долга в отношении самого себя и других… Если человек исполняет свой долг и соблюдает этические правила, последствия его поступков не могут не быть справедливы… Такое мировоззрение резко противоречит утверждению прав индивидов, групп людей или народов в современную эпоху» (см.: Неру Дж. Открытие Индии). Обязанностей столько же, сколько прав – на этом настаивает Ганди в «Хинд сварадж», и этим частично можно объяснить, почему за ним пошел индийский народ.


[Закрыть]. Совершенно точно, что он сумел ее понять и выразить в самых глубинных своих побуждениях и что независимость в каком-то смысле стала результатом симбиоза между одним человеком и целым народом, хотя при этом следует учитывать и сложное переплетение событий.

«В индийской мифологии есть множество историй о великих аскетах, которые, благодаря твердости своего жертвенного духа и накладываемых на себя покаяний, сумели воздвигнуть “гору заслуг”, способную потрясти устои. Кипучая энергия и внутренняя сила Ганди, а также его неистощимая духовность часто заставляли меня вспоминать об этих полубогах. Он явно был из другого теста, чем обычные люди, иной, редкой закваски. И очень часто из глубины его глаз на нас смотрела Неизвестность» [122]122
  См.: Nehru J. Toward Freedom: The Autobiography of Jawaharlal Nehru.


[Закрыть].

Британская администрация и расовые предрассудки

И Ганди, который оставался загадкой даже для своих друзей, и индийскому народу, который вскоре будет отождествлять себя с ним, противостояла британская администрация – его враг: «Я вовсе не хочу сказать, что любой английский чиновник – чудовище. Однако всякий чиновник работает в дьявольской системе, а потому, намеренно или нет, превращается в орудие несправедливости, лжи и репрессий» [123]123
  См.: Green М. Opus cit.


[Закрыть]. Игра, состоящая из ускользания и противостояния, порой с налетом дружбы, которая продлится 30 лет. При этом понималось, что Британская империя – «величайшая сила добра, какая только есть в мире», как сказал лорд Керзон, а ее администрация трудится на благо развития народов.

«Когда английские поселенцы заполонили всю землю, в Англии набрала силу самая опасная националистическая концепция – идея о “национальной миссии”… – пишет Ханна Арендт, анализируя «Истоки тоталитаризма». – Даже если национальная миссия как таковая долгое время исполнялась во всех странах, чьи народы стремились к национальному самосознанию, она оказалась весьма близка к расовой концепции, хотя и не подверглась влиянию расизма». При Дизраэли, сделавшем королеву Викторию императрицей Индии, расовое превосходство, о котором он твердил без устали, превратилось в основополагающую движущую силу истории и политики. «Политический курс Дизраэли заключался в утверждении в чужой стране замкнутой касты, роль которой сводилась к управлению, а не колонизации. Расизм, разумеется, был необходимым орудием для осуществления этой концепции», – пишет Ханна Арендт. Империализму «пришлось бы выдумать расизм в качестве единственного “объяснения” и единственного возможного оправдания своих злодеяний, даже если бы в цивилизованном мире никогда не существовало расовых предрассудков». Об этой связи Неру говорит на протяжении всей своей книги «Открытие Индии»: «С тех пор как Гитлер появился из небытия и стал фюрером Германии, было много разговоров о расизме… Но Индия испытала на себе расизм во всех его проявлениях с самого начала британского господства. Идеология этого режима сводилась к идеологии “расы господ” – высшей расы, на ней же основывалась правительственная структура. По сути, понятие высшей расы присуще империализму…»

Существование расовых предрассудков позволило расизму ссылаться на традицию, то есть придать себе некую респектабельность, не признаваясь в том, какие разрушительные силы он воплощал собой на самом деле. Чиновники британской администрации были совершенно искренне и непоколебимо уверены в своем расовом и нравственном превосходстве над индийцами. Возвышенное представление о государственной службе, настоящая «религия долга, молчаливого и упорного труда, самоотверженность, священная сила закона, порядка и повиновения» – добродетели, проповедуемые Карлейлем, – приводили к обезличиванию, отстраненности и холодности, связанными с идеей совершенства – строгого соблюдения правил. Сами репрессии превратились в вопрос долга, а не угнетения или жестокости. Джон Стрейчи [124]124
  Джон Стрейчи(1901–1963) – английский экономист и государственный деятель, один из ведущих теоретиков лейборизма и так называемого демократического социализма. Министр продовольствия (1946–1950), военный министр Великобритании (1950–1951).


[Закрыть], теоретик английского лейборизма и колониальный чиновник, так говорил о позиции члена администрации: «Наш долг ясен. Он заключается в том, чтобы управлять Индией с непоколебимой решимостью, по принципам, которые наши просветители считают справедливыми, даже если они непопулярны».

Герой Киплинга нес на себе «бремя белого человека»: несмотря на то, что ему это стоило, несмотря на беспрестанные распри с полудемоническим, полудетским народом, неблагодарным по своей природе и не осознающим, какими благодеяниями его осыпают, он энергично выполнял свою задачу, не позволяя себе раскисать, потому что таков его долг.

Этим объясняется, почему национализм – движение, поддержанное просвещенной индийской элитой и проникнутое европейскими идеями, – сначала не восприняли всерьез. Счастье народа – это имперское правительство, взвалившее на себя ответственность за него, вопреки этим смутьянам. И только когда вся Индия, подталкиваемая Ганди, громко и решительно заявила о своем намерении быть свободной, волю к свободе наконец-то признали. В Англии после Первой мировой войны лейбористы и некоторые либералы подумывали, что политический статус британских владений должен измениться. Но колониальный аппарат, несгибаемый в своем высокомерии, тормозил медленное отступление, начатое метрополией, до самой Второй мировой войны.

Вот что говорил о колонизаторах Неру, который, правда, был их врагом: «Британцы в Индии всегда представляли собой самые консервативные круги английского населения… Они убеждены в собственной правоте, в выгодах и необходимости британского управления Индией, в ценности своей личной миссии как представителей имперской традиции» [125]125
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть].

А в этом портрете лорда Линлитгоу [126]126
  Виктор Александер Джон Линлитгоу (1887–1952), лорд Линлитгоу —английский государственный деятель. Был членом Совета морского министерства (1922–1924), участвовал в комиссиях по обследованию сельского хозяйства Индии (1926–1928) и по конституционной реформе для Индии (1933). С апреля 1936-го по октябрь 1943 года – вице-король Индии. После вступления Англии в начавшуюся в Европе войну лорд Линлитгоу объявил Индию воюющей стороной. Этот акт колониальных властей, совершенный без предварительных консультаций с представителями индийских политических партий, вызвал широкое движение общественного протеста. В течение осени 1939 года по стране прокатилась волна демонстраций и митингов протеста. Индия оказалась единственной страной (из объявивших войну фашистской Германии), в которой массовое антивоенное движение сразу же приняло широкий размах.


[Закрыть](который принял решение о вступлении Индии в войну, даже не спросив ее) читается вся история недоразумений между двумя народами: «Неуклюжий тугодум, крепкий, как дуб, и настолько же лишенный воображения, наделенный достоинствами и недостатками, свойственными британским аристократам былых времен, он честно пытался найти способ разрядить обстановку. Но он был слишком ограничен в средствах; его ум не мог выбиться из накатанной колеи и чурался всего нового; он был в шорах традиций правящего класса, к которому принадлежал» [127]127
  См.: Там же.


[Закрыть].

Однако самым большим упрямцем был Черчилль [128]128
  Уинстон Леонард Спенсер Черчилль(1874–1965) – потомок первого герцога Мальборо, премьер-министр Великобритании (1940–1945, 1951–1955). В 1897–1898 годах служил в Индии. Принимал участие в военных действиях против Судана, закончившихся захватом этой страны Великобританией. До 1904 года – консерватор, затем либерал, с начала 1920-х годов снова консерватор, один из лидеров Консервативной партии. С 1908 года – неоднократно министр. В годы Второй мировой войны Черчилль стал символом выдержки британского народа, предсказал ему «кровь, тяготы, слезы и пот». Он выступал одним из инициаторов создания антигитлеровской коалиции с США и СССР и одновременно стремился ограничить влияние СССР в послевоенной Европе. В августе 1946 года в речи «Пробудись, Европа!», произнесенной в Цюрихе, призвал к единству европейских стран-победителей и побежденных. В программной речи в Фултоне (США, 5 марта 1946 года) Черчилль предупредил об угрозе тирании и тоталитаризма, исходящей от СССР, который создал «железный занавес» (от Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике), и призвал к укреплению ООН, созданию особых отношений между Великобританией, США и другими странами с целью предотвращения новой войны и сохранения свободы и демократии. Нобелевская премия по литературе за сочинения историко-мемуарного характера (1953).


[Закрыть], непримиримый враг Ганди. 1930 год: «Рано или поздно, нам придется раздавить Ганди, Индийский национальный конгресс и всё, что он представляет». Даже во время войны Черчилль, одержимый волей к власти и величию, ослепленный своей концепцией об Англии, главенствующей в мире, не захотел понять, что время этого главенства прошло и пробил час независимости. Не замечая происходящих перемен, он продолжал жить среди славных воспоминаний об эпохе Веллингтона, Лоуренса Аравийского и Киплинга. Индия, где он служил в 4-м гусарском полку, была страной игры в поло и охоты на кабана, отчаянных вылазок на границы империи, отеческого правления, принимаемого по доброй воле, и великой белой императрицы, почитаемой как таинственная богиня. Человек, который (по Неру) «воплощал собой XIX век, консервативную империалистическую Англию, был неспособен понять новый мир с его проблемами и сложным переплетением сил и того менее нарождающееся будущее [129]129
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть]. Только после мировой войны и смены режима (с приходом к власти лейбористского правительства) индийский вопрос будет, наконец, разрешен.

Ключи правления этой страной были в руках палаты общин, где звучал голос британской общественности, и относительный либерализм, которым воспользуется Ганди, можно объяснить этим влиянием, а также властью вице-королей, которые старались то использовать его, то нейтрализовать.

Индия к моменту прибытия Ганди

«Люди в нашей стране были сломлены, и неумолимая, неизбывная эксплуатация усиливала нашу нищету, подрывала жизненные силы. Мы были обломками нации. Но что мы могли сделать, чтобы повернуть вспять этот разрушительный процесс? Мы чувствовали себя беззащитными в когтях всемогущего чудовища: наши мышцы были парализованы, умы пребывали в оцепенении» [130]130
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть].

Страх, отсутствие надежд, эксплуатация во всех видах – судьба ремесел и индийского текстиля погрязла во мраке. «Ручной ткацкий станок и ручная прялка, породившие бесчисленную армию прядильщиков и ткачей, были главными стержнями в структуре индийского общества. С незапамятных времен Европа получала великолепные ткани – продукт индийского труда – и посылала взамен свои драгоценные металлы, снабжая, таким образом, материалом местного золотых дел мастера, этого необходимого члена индийского общества… Британский завоеватель уничтожил индийский ручной ткацкий станок и разрушил ручную прялку. Англия сначала вытеснила индийские хлопчатобумажные изделия с европейских рынков, затем приступила к ввозу в Индостан пряжи и кончила тем, что стала наводнять родину хлопчатобумажных изделий хлопчатобумажными товарами» [131]131
  Маркс К.Британское владычество в Индии // Маркс К., Энгельс Ф.Избранные произведения. М.: ОГИЗ, 1948. С. 306.


[Закрыть], чтобы лучше жилось воротилам из Ланкашира и Манчестера.

Карамчанд Ганди – отец Мохандаса

Мохандас Карамчанд Ганди в возрасте 13 лет

Мохандас с братом Лакшмидасом (справа). 1886 г.

Супруги Мохандас и Кастурбай Ганди. 1902 г.

Мохандас, прибывший в Англию для учебы на юридическом факультете. 1888 г.

Ганди (сидит крайний справа) с членами вегетарианского общества. Лондон. 1890 г.

Ганди вскоре после прибытия в Южную Африку. 1895 г.

Ганди (во втором ряду в центре) во время Англо-бурской войны. 1899 г.

Преуспевающий адвокат Мохандас Карамчанд Ганди. Южная Африка. 1906 г.

Адвокатское бюро Ганди (сидит в центре) в Йоханнесбурге.

Слева от него – друг и коллега Генри Полак, справа – секретарь мисс Соня Шелезин. 1905 г.

Ганди с архитектором Германом Калленбахом (сидит справа), верно следовавшим за ним по пути самоограничения. Йоханнесбург. 1910 г.

Колонисты на ферме имени Толстого. Трансвааль. 1910 г.

Кастурбай Ганди с сыновьями Харилалом (крайний слева), Манил алом (крайний справа), Рамдасом (второй слева) и Девдасом (второй справа)

Ганди и Гопал Кришна Гокхале (сидят в центре) во время визита индийского политического лидера в Южную Африку. Дурбан. 1912 г.

Мохандас и Кастурбай Ганди после возвращения в Индию. 1915 г.

Восторженная встреча Мохандаса Ганди, вернувшегося из Южной Африки в Индию. Карачи.1916 г.

Ганди в 1915 году

Ганди и Рабиндранат Тагор на литературной конференции в Гуджарате. 1920 г.

Одна из голодовок.

Рядом с Ганди – дочь Джавахарлала Неру Индира. 1924 г.

Ганди за прялкой. 1920-е гг.

Ганди во время Соляного марша. Март 1930 г.

Ганди перед посадкой на судно для поездки в Лондон на 2-ю конференцию «круглого стола» по вопросу независимости Индии. Справа от него – Сароджини Найду. Бомбей. Сентябрь 1931 г.

Ганди в резиденции премьер-министра Великобритании. Лондон. Сентябрь 1931 г.

Ганди в Ланкашире. Сентябрь 1931 г.

Беседа с Роменом Ролланом. 1931 г.