Текст книги "Махатма Ганди"

Автор книги: Кристина Жордис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

А в те времена, пусть и по другим причинам, увлеченность Ганди борьбой за права хариджанов хотя и устраивала некоторых членов Индийского национального конгресса, уставших бояться худшего, но раздражала множество других, которые сожалели об отходе от действительно важного дела – независимости Индии. В мае 1933 года движение гражданского неповиновения было временно прекращено; в апреле 1934-го оно было прекращено окончательно. «Тягостно присутствовать при медленном умирании нашего великого движения».

СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (1934–1939)

В октябре 1934 года Ганди вышел из Индийского национального конгресса. Прекращение гражданского неповиновения было не единственным спорным моментом. Вся его созидательная программа, на которой он хотел теперь сосредоточиться, казалась конгрессу отсталой, например, возвращение к архаичной прялке, когда индийская элита верила в технический прогресс и благодеяния индустриализации. Несмотря на все уважение к личности Ганди, многие делегаты думали, что он уже «недостаточно молод душой, чтобы приспособиться к новым социальным проблемам: он сыграл свою роль. Теперь новое поколение должно пойти дальше» [231]231
  См.: Romain R. Inde. Journal, 1915–1943.


[Закрыть].

Короче, этот поборник «золотой середины», вечно ищущий «компромисс между двумя крайностями, классами, партиями», сражавшийся с неприкасаемостью, не восставая при этом против кастовой системы, интересовавшийся жизнью рабочих, но не дававший им организоваться против хозяев, не восстававший открыто против машин, но «направлявший социальную реформу в русло своей системы кустарной промышленности, противоречившей развитию коллективной индустриализации» [232]232
  См.: Romain R. Inde. Journal, 1915–1943.


[Закрыть], этот человек тормозил движение вперед, к которому стремились молодые лидеры, менее обремененные религиозными принципами. И все же, как говорил Неру, такой человек был более глубоко революционен, чем любой из партийных руководителей, нападавших на него.

Нельзя судить об идеях Ганди в области экономики или социальных реформ (за которые его и критиковали сильнее всего), не обратившись к истоку – его доктрине ненасилия, выкованной в процессе действия: именно на ее основе он разработал целостную стратегию – наступательную и созидательную сатьяграху, где всё держится на одной главной идее любви или истины. Сатьяграха в социальной и политической сферах – новый аспект тех же представлений, «новый опыт».

Если принять как данность, что ненасилие – ненарушимая основа всего, было бы непоследовательно и бесполезно упрекать его за позицию по тому или иному вопросу, например, за оппозицию какой-либо политической партии или его концепцию социальных перемен, поскольку вся его деятельность зиждется на непоколебимой уверенности: средства определяют цель; насильственные методы могут привести лишь к «сомнительной» цели, которую вечно будут ставить под вопрос стремление к мести, обида и ненависть.

Ромен Роллан, одобрявший коммунистическую Россию и социальный переворот, выразил это в нескольких фразах, уловив одновременно подход Ганди и причины критики в его адрес (в 1935 году, именно в тот момент, когда Ганди отошел от политической жизни): «По сути, позиция Ганди между партиями проистекает из его глубокой веры в ненасилие, являющееся религиозной концепцией». И поскольку нужно было срочно действовать и делать выбор, Роллан добавляет: «Какой бы чистой она ни была, она стесняла свободу его мысли. Социальный эксперимент всегда открыт, всегда в процессе. Его нельзя подчинить никакому предпочтительному чувству, никакому кредо» [233]233
  См.: Romain R. Inde. Journal, 1915–1943.


[Закрыть].

Но Ганди пришел тогда к убеждению, что нет ничего превыше кредо ненасилия. Его вера внушала ему широкие и идеальные представления: «Когда сатьяграха станет методом, принятым по всей Индии, социальные и политические реформы будут осуществлены в короткое время; дистанция между правящими и управляемыми исчезнет, их недоверие друг к другу улетучится, а вместо него появятся доверие и любовь. То же самое, будьте уверены, произойдет между различными общественными группами».

Итак, в этот момент Ганди снова решил отойти от политики, чтобы провести новые опыты.

«Мое присутствие, – писал он Пателу, председателю конгресса, – отталкивает от конгресса интеллигенцию. Я чувствую, что моей политике не удается убедить их разум, хотя… я не делаю ничего такого, что отвергалось бы моим собственным разумом». Короче говоря, Ганди чувствовал, что его присутствие мешает интеллигенции из числа депутатов конгресса, лояльно настроенных к нему, последовать по тому пути, который они избрали бы сами. И потом, фракция социалистов (была основана в 1934 году) под руководством Неру набирала вес.

«Фракция социалистов более или менее четко изложила свои взгляды… Я приветствовал эту фракцию… Но у меня с ней фундаментальные расхождения по поводу программы… Я не хотел бы препятствовать развитию их идей нравственным давлением, которое могу оказывать… Оставаться в конгрессе значило бы оказывать такое давление… Для меня продолжать возглавлять конгресс, несмотря на эти коренные различия, является практически формой насилия, которое мне следует подавлять» [234]234
  См.: Green М. Opus cit.


[Закрыть].

На самом деле лояльность, даже ненасилие требовали его выхода из этой организации. Искренний в своем стремлении к неавторитаризму и притом гений тактики, Ганди придерживался своей идеи. Он все равно оставался высшей властью в конгрессе, но его уход позволял избегнуть трений и обид, которые неизбежно вызвало бы его присутствие. Ни одно важное решение не принимали, не посоветовавшись с ним; он ушел в тень, но не удалился от дел. Нет, писал Неру Ромену Роллану, он не бросил политику. «Это видимость. Все, кто обладает хоть каким-то весом в Индии, по-прежнему советуются с ним. Его нынешний уход почти в точности повторяет тот, что был в 1923 году, по выходе из тюрьмы. Он медитирует и наблюдает, подстерегая момент для действия» [235]235
  См.: Romain R. Inde. Journal, 1915–1943.


[Закрыть].

Или такое мнение: «Он уже давно прослыл мастером в искусстве действовать, не выходя на передний план, руководить, не приказывая, или изменять свою позицию, не отрекаясь от своих решений… Гораздо раньше Мао Цзэдуна он попробовал руководить, отсутствуя» [236]236
  См.: Bernard J. Л. De l’empire des Indes a la Republique indeinne: 1935 a nos jours. Paris, 1994.


[Закрыть]. (Например, он способствовал избранию Неру председателем конгресса в 1936 году, ослабив, таким образом, самое радикальное крыло «левых», представленное Субхасом Чандра Бозе, которого Ганди подтолкнет к отставке в 1939-м. Он будет влиять на Неру после опубликования в 1935 году нового Акта об управлении Индией – конституции, предложенной британцами: конгресс пусть неохотно, но согласился участвовать в избрании провинциальных властей; эти выборы принесут ему блестящий успех и поражение Джинне и Мусульманской лиге, вследствие чего между обеими организациями начнется открытая борьба. Благодаря ряду назначений Ганди сохранил единство конгресса, показав себя знатоком людей, сгладив трения между Пателом, представлявшим «старую гвардию» консерваторов, и Неру, возглавлявшим левое крыло. Эта организация без серьезных разногласий преодолела важнейший период, отделявший Индию от независимости. В июне 1938 года он переписывался с Джинной, пытаясь уменьшить напряженность между индусами и мусульманами. В ноябре 1938 года он высказался по поводу Мюнхенского соглашения: «Мир, завоеванный Европой в Мюнхене, – это торжество насилия, а значит, поражение». А в августе 1939-го он посоветовал конгрессу выступить в поддержку западных демократий против фашистской агрессии. После этого «удаления» он вернулся на авансцену.)

Обладатель тонкого политического чутья – определенно. Пророк – очевидно. Идеалист – конечно, но наделенный практической сметкой. Мудрец (как Ганди называл Роллана) подметил «его интерес ко всем окружающим его вещам, от самых малых до великих». Именно это свое качество он применил в деревнях. Отождествить себя с правительством, подчиниться проискам и интригам политики? Нет, ему было гораздо важнее, не отказываясь от важных сражений, посвятить себя тому, что он считал самым главным. Искоренить неприкасаемость, облегчить крайнюю бедность деревенских жителей. Бродячая жизнь нищенствующего монаха. Идти, зачастую босиком, из поселка в поселок. С 1933 по 1939 год, когда Индия вступила в войну, Ганди хотя и следил за политической жизнью, больше не позволял отвлекать себя от главного дела.

«Океанский круг»

«Мой идеальный поселок существует пока только в моем воображении. В конце концов, каждый человек живет в мире своего воображения» [237]237
  См.: Green М. Opus cit.


[Закрыть].

В письме к Неру от 1945 года он описывает свои фантазии: «В поселке моей мечты не будет недалеких крестьян: каждый будет вполне сознательным…» В этом поселке он постарается осуществить свой идеал «совершенной демократии, основанной на личной свободе». Утопия? Возможно, как и его мечты о бесклассовом и бескастовом обществе, о золотом веке, который он назвал «Рам радж», что «на религиозном языке означает Царствие Божие на земле, а на политическом – совершенную демократию, где исчезнет неравенство, основанное на обладании и необладании, на цвете кожи, расовой, религиозной и половой принадлежности; в этой демократии земля и государство принадлежат народу, правосудие вершится быстро, безупречно и недорого, существует свобода вероисповедания, слова и печати, и всё это благодаря нравственному закону, которому каждый подчиняет себя сам» [238]238
  См.: Green М. Opus cit.


[Закрыть].

Термины, уходящие корнями в религиозное прошлое, нравились крестьянам, но не нравились интеллигенции: чтобы изменить общественный строй, лучше полагаться на партии, чем на ненадежное самообладание (в этой связи на ум приходит фраза Оруэлла по поводу гандиевской доктрины: «Мысль о том, что люди способны откликнуться на великодушие, следует серьезно пересмотреть» [239]239
  См.: Оруэлл Дж. Указ. соч.


[Закрыть]). Однако, как признал Неру после смерти Ганди, «речи Гандиджи о “Рам радже” принесли революцию в миллионы домов, хотя люди не вполне это осознали». (Точно так же, хотя он редко осуждал систему каст как таковую, разве что под конец жизни, и то с оговорками, вся система, по словам Неру, оказалась подорвана его настойчивыми стараниями улучшить положение неприкасаемых.)

Но сам Ганди, идеализируя свой поселок, прекрасно знал, что за ним пойдут не все. Его мечты были сильнее этой уверенности:

«Только в простоте сельской жизни к нам может прийти представление об истине и ненасилии. Простота заключается в прялке и во всем, что с ней связано. Меня вовсе не пугает то, что мир движется в противоположном направлении. На самом деле, когда ночная бабочка приближается к своей судьбе, она кружит все быстрее и быстрее, пока не сгорает. Возможно, что Индии не удастся избежать кружения ночного мотылька. Мой долг – пытаться до последнего вздоха спасти Индию, а через нее и весь мир от этой участи» [240]240
  См.: Green М. Opus cit.


[Закрыть].

«Простота» – ключевое слово идиллической картинки мира и благоденствия, идеала, заключенного в старом порядке и легендах. Мечта, которую предстояло осуществить весьма практическими методами. Смесь утопии и рассудочности, двойная способность воспламенить воображение и поощрять надежду идеалом, «сделать невероятное возможным» и изменить реальность действием.

Каждый поселок должен стать автономным – «полномочной республикой». Каждый поселок должен быть самодостаточным. Независимым в плане жизненных потребностей, обеспечивающим себя одеждой и пропитанием – хлопком и овощами, – а в остальном должна быть взаимозависимость. Его деятельность будет по возможности организована на основе ассоциаций; в каждом поселке будут своя школа, свой театр, свой дом собраний. Начальное образование будет бесплатным и обязательным; улаживанием споров займется выборный панчаят. И Ганди расписывал свою фантазию: это будет не пирамида, основание которой поддерживает вершину, а «океанский круг, центром которого станет человек, всегда готовый отдать свою жизнь за свой поселок, который всегда будет готов погибнуть за круг поселков, пока всё вместе не превратится в единую жизнь, состоящую из отдельных людей, не агрессивных и не надменных, а смиренных и проникнутых величием океанского круга, неотъемлемой частью которого они являются».

Однако вместо этого совершенного существования Ганди, путешествуя по стране, видел лишь крайнюю нищету, нравственное разложение, пьянство, наркоманию, насилие, отвратительную нечистоту, сезонную безработицу… Он плакал, когда узнал из труда известного бенгальского писателя Р. Ч. Датта «Экономическая история Индии», как процветающее кустарное производство в деревнях было уничтожено Ост-Индской компанией в интересах британской промышленности. Центр тяжести теперь переместился с 700 тысяч поселков, где проживало подавляющее большинство населения, к нескольким большим городам – по мнению Ганди, искусственным нагромождениям, которые жили за счет эксплуатации деревни, паразитам, сосущим их кровь. Города, где властвовал паразитирующий класс (опять это слово) посредников, мечущихся между оккупантом и индийским народом, на самом деле служили распространению иноземного влияния, от которого Индия должна была освободиться, чтобы обрести себя, свое настоящее лицо. Во время «большого процесса» он заявил:

«Никакие софизмы, никакое жонглирование цифрами не может затушевать тот очевидный факт, что во многих деревнях бродят скелеты. Я не сомневаюсь, что Англии и жителям городов придется ответить перед Богом, если он есть, за это преступление против человечества, которому, возможно, нет равных в мировой истории» [241]241
  См.: Fischer L. Opus cit.


[Закрыть].

Для борьбы с этим злом он собирался предложить, с одной стороны, промышленную децентрализацию и возрождение деревенского пряжения и ткачества, а с другой – возвращение к чарху; эта инициатива, вызвав некоторое воодушевление, в конце концов угасла. Прихоть романтика, мечтающего возродить прошлое? Или «конкретная попытка сократить бедность и улучшить условия жизни в деревне»? И то и другое, а еще третье: «Эта кампания заставила Индию подумать о бедном крестьянине как о человеческом существе… и уяснить себе главную истину: настоящим признаком прогресса и свободы в Индии служит не появление определенного числа миллионеров, а изменение положения и условий жизни крестьянина» [242]242
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть]. Каковы критерии прогресса: возникновение крупных состояний или отсутствие бедности?

Ганди решил сам поселиться в деревне. Он выбрал Сегаон, основав там ашрам Севаграм [243]243
  Название переводится с санскрита как «служение деревне».


[Закрыть]рядом с Вардхой, где он жил с 1933 года: 600 жителей, лавка, почта. Он занял шалаш. Тем, кто приходил к нему, приходилось пробираться по щиколотку в грязи, поскольку климат там был нездоровый, и не было ни одного сельчанина, который не болел бы малярией или дизентерией. Кстати, Ганди тоже заболел, но отказался покинуть Сегаон. Вскоре его ученики, вместо того чтобы рассеяться по окрестным деревням, как он надеялся, явились жить рядом с ним. Среди них был профессор Бхансали, который бродил по лесу, голый и босой, питаясь листьями; поляк, обратившийся в гандизм, любитель ремесел; знаток санскрита, болевший проказой, которого Ганди поселил рядом со своей хижиной, чтобы за ним ухаживать; японский монах, который «работал как вол и жил как пустынник»… Пател, соратник Ганди и член конгресса, называл Сегаон «зверинцем», а сам Ганди не без юмора считал его «приютом инвалидов». К покалеченным жизнью присоединились желающие обрести покой или вырасти над собой, найти пристанище на несколько дней или месяцев, явившиеся со всего света. Ланца дель Васто, французский писатель итальянского происхождения, который впоследствии основал общину во Франции, жил в Вардхе, «чтобы научиться быть лучшим христианином» [244]244
  Об этом опыте он рассказывает в книге «Паломничество к истокам» (1943), имевшей широкий отклик.


[Закрыть]. Там был и доктор Калленбах, старый друг со времен Южной Африки, болевший душой за преследуемых евреев. Со всех сторон света – из США, Японии, Южной Африки, Англии и Ирландии, России, Бирмы и Франции – на тревожном излете десятилетия люди приезжали увидеть Ганди и посоветоваться с ним, расспросить о власти ненасилия, пока мир вновь не погряз в варварстве.

Вокруг Сегаона выросли другие хижины, появились и новые учреждения, имевшие целью возродить жизнь в деревне. Всеиндийская ассоциация сельской промышленности развивала сельское производство, открыла школу для обучения деревенских жителей, издавала свою газету… Не пренебрегали ничем: нужно было поднять на новую высоту разведение коров и образование людей, усердие к труду и режим питания – одну из главных забот Ганди, который всю жизнь ставил опыты на самом себе, бесконечно шлифуя диеты, чтобы добиться наилучшего эффекта с наименьшими затратами. Крестьяне голодали, тому виной, конечно, был недостаток продуктов питания, но еще – как с ошеломлением обнаружил Ганди – и их привычки в этой области. Он немедленно попросил нескольких специалистов изучить местные природные ресурсы и возможности их использования. Сам он как «опытный кулинар» добивался нужной стадии варки, чтобы не лишить пищевой ценности зеленые листья, дававшие крестьянам недостающие витамины…

Образовательная система – тоже важно. По мнению Ганди, ее недостатком был отрыв от реальности и повседневной жизни, что способствовало увеличению различий между элитой и всеми прочими. Так, преподавание иностранного языка воздвигло преграду между миллионами деревенских жителей и привилегированными горожанами. Ганди созвал совещание специалистов, чтобы поразмыслить над реальными потребностями населения. Из этих раздумий родилась программа, вызвавшая жаркие споры, однако заставившая пересмотреть расхожие истины.

И поскольку городская элита все-таки была нужна для преобразования села, Ганди посоветовал конгрессу проводить сессии в деревнях. На первой такой сессии, в Файзпуре, Ганди с удовлетворением убедился, что можно работать вне городского шума и суеты. Он собрал волонтеров, оторванных от своей беспокойной жизни, и разослал их по деревням, чтобы поддержать или ускорить создание местных производств (вспоминается Тагор, побуждавший «грамотных людей, поэтов, музыкантов и художников» вносить свою лепту, «иначе они тоже будут паразитировать, выкачивая из народа соки и не давая ничего взамен». «Наша цель, – писал он, – постараться направить поток счастья в заглохшее русло деревенской жизни».)

И ашрам Севаграм стал центром, где можно было увидеть гармоничное существование образцового поселка.

Истинный смысл слов «прогресс» и «цивилизация»

Каковы причины чудовищного разрыва между горсткой богачей (в городах) и огромной массой голодающих (в деревнях)? Согласно Ганди, это «иностранное владычество и эксплуатация, которой оно сопровождалось, а также западная капиталистическая индустриальная цивилизация, находящая свое воплощение в машинах» [245]245
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть].

Филиппики Ганди против современной цивилизации и машин цитировали очень часто. В самом деле, он безоговорочно осуждает их во множестве статей и книг, яростно обрушиваясь на них в «Хинд сварадж». Но, если приглядеться, он обращается не столько к индустриализации, сколько к духу, который ею руководит, – духу наживы и конкуренции, который поддерживает насилие в человеке и между людьми, достигающее пароксизма в войнах и колониальных завоеваниях; этот дух надо прежде всего найти в самом себе. «Последняя война показала сатанинскую природу цивилизации, главенствующей в современной Европе. Все законы общественной морали были сломлены победителями во имя добродетели. Не было такой мерзкой лжи, какую ни пустили бы в ход. За всеми этими преступлениями стоят грубо материальные причины… Европа не христианская. Она поклоняется Мамоне…» – писал Роллан в 1924 году в своей биографии Ганди.

В знаменитом письме лорду Амптхиллу (30 октября 1909 года) Ганди дает такой вежливый совет: «Мне кажется, британский народ одержим своим коммерческим эгоизмом… Индия еще больше страдает от того, что ее эксплуатируют в интересах иностранных капиталистов. По моему смиренному мнению, чтобы победить это зло, Англии следует отойти от современной цивилизации, зараженной этим эгоистическим и материалистическим духом». (В том же письме он утверждал, что отказался от методов насильственного сопротивления, поскольку они согласуются с «современной цивилизацией, а значит, с духом конкуренции и разрушения, неизбежно вытекающим из современной морали».) В конкуренции он видел форму насилия, которая настраивает людей друг против друга в ненасытном желании больше иметь или быть чем-то большим. Основать экономику на конкуренции значит утвердить или укрепить отношения силы. Ганди четко видел логику, на которой держится такая форма экономики, как и колониальные завоевания, – насилие. Он попытался пресечь ее в зародыше.

Бороться с современной цивилизацией и духом наживы – с этим единственным, навязчивым, ограниченным побудительным мотивом – значит изменить отношение к вещам. Не отказываться от прогресса, это необязательно, но осуществлять его при определенных условиях, смотреть на него под другим углом зрения, подлаживаться под человека. Не «экономического агента», главенствующего на сцене, а просто человека со всеми его разнообразными и сложными устремлениями. В самом деле, настоящая революция. Экономическая программа будет подчинена этому важнейшему соображению и сформулирована в этическом плане. Таким образом, появилась направляющая идея, единственная цель – человек, – которая определяла собой предлагаемые решения, а их задачей было способствовать ее развитию, довести человека до «умственной и нравственной зрелости». Нужно было помешать ему стать рабом или, если угодно, зависимым – от орудий, машин, окружающей среды, имущества, сменяющих друг друга желаний. В очередной раз – сохранить достоинство. Мало британских чиновников понимали такой язык. Просто, по их мнению, его следовало приберечь для других сфер – для области принципов, которыми размахивают в воздухе, как флагами, но никогда не применяют на практике.

Итак, он не отказывался от «прогресса» или «цивилизации». Просто задумывался об истинном значении этих слов. Прогресс? Ему охотно дают определения: например, «экономический», которое не всегда совпадает с «истинный». Потому что «истинный» обращается к другим ценностям. «Вступает ли экономический прогресс в противоречие с истинным прогрессом?» – такова была тема одной конференции, предложенная Ганди в 1916 году. Или, если короче, вся его позиция выразилась в таком вопросе: «Может ли материальная выгода принести выгоду моральную?»

Разумеется, не было и речи о том, чтобы отрицать необходимость материальной выгоды:

«Никто никогда не утверждал, что острая нищета может привести к чему-то другому, кроме нравственного разложения. Каждый человек имеет право на жизнь, а следовательно, должен иметь пищу, одежду и кров» [246]246
  См.: Bose N. K. Opus cit.


[Закрыть].

И все же вопрос о нравственном прогрессе оставался на повестке дня и не был связан с материальной выгодой. Во-первых, в западных обществах, основанных на силе (Ганди еще мог противопоставить их Востоку), богатства накапливались в руках нескольких людей, тогда как большинство с трудом зарабатывало на жизнь или не зарабатывало вообще – отверженные, брошенные, сломленные системой, утратившие всякую ценность для общества, не уважающие сами себя, ведь главные критерии – деньги и успех. И как говорить о моральной выгоде в обществе такого типа? Во-вторых, такую выгоду вряд ли получат люди, пользующиеся самыми большими материальными благами: «Я наблюдал, практически неизменно, что чем больше владения богачей, тем больше бросается в глаза их моральная низость». И еще: «Сделав нашей целью современное материалистическое безумие, мы повернули в обратную сторону от прогресса. Для меня экономический прогресс, в том смысле, какой я ему придаю, противоположен действительному прогрессу».

Что же тогда такое «настоящий» прогресс? «Прогресс имеет смысл лишь тогда, когда устремлен к идеалу совершенства».

А настоящая цивилизация? «Что такое настоящая цивилизация?» – этот вопрос он задает в «Хинд сварадж». Верно одно: она не та, где стараются создавать потребности: «Создавать бесконечное число потребностей, чтобы потом их удовлетворять, – все равно что гоняться за ветром. Это ложный идеал, ловушка». Удовлетворить одну потребность, потом другую и всё больше, чтобы никогда не обрести покоя, – «дух, что непоседливая птичка; чем больше он получает, тем больше хочет, и в конце концов, все-таки не бывает удовлетворен» – вот формула обмана, форма рабства.

«Цивилизация в истинном смысле этого слова заключается не в умножении потребностей, а в намеренном их ограничении».

Иначе говоря – самообладание: уменьшить свои потребности, чтобы быть счастливым. «Намеренное и добровольное стеснение себя», «источник истинного счастья и удовлетворения, который увеличивает способность к служению». Счастье заключено в «стеснении» желаний – прием, который вряд ли будет популярен. Подальше от крайней бедности, как и от великого богатства. «Он не имеет желания поднять уровень жизни людей выше определенного, довольно скромного порога», – укорял его Неру. «Гандиджи не является ревностным сторонником постоянно материального улучшения быта и увеличения роскоши за счет материальных и моральных ценностей» [247]247
  См.: Неру Дж. Открытие Индии.


[Закрыть]. (Согласно недавнему американскому исследованию, он не вполне заблуждался, поскольку счастье людей зависит не от уровня их доходов, а от сознания, что они имеют больше, чем сосед.)

Следовательно, западные народы не представляют собой, как им кажется, «цивилизацию» – слово, за которым порой стоит мысль единственно об экономическом развитии или техническом прогрессе, – а «раздавлены под грузом чудовищного бога материализма. Их нравственное развитие остановилось». Чудовищный бог, требующий человеческих жертв, – ведь если угодить в машину, что от тебя останется?

В этом смысле интересно сопоставить идеи Ганди и Тагора, которые до 1930-х годов противоречили друг другу, – что по поводу прялки, что в плане бойкота иностранных тканей. Две противоположные породы людей, как говорил Ромен Роллан: аристократ и народный гуру; пророк религиозного действия, презирающий интеллектуальные ценности, и великий художник, живущий мыслью. То же говорит Неру: Тагор был «художником-аристократом, ставшим демократом, симпатизирующим пролетариату», он представлял собой культурную индийскую традицию, заключающуюся в том, чтобы принимать жизнь во всей ее полноте; Ганди – в большей степени человек из народа, воплощающий собой древнюю традицию самоотречения и аскетизма. Две противоположности, но все же два голоса, которые сливаются, взывая к духовности.

«Когда люди объединяются лишь с материальной целью, они образуют массу, а не живое собрание… Вот что получается от подмены истинной цивилизации тем, что на Западе называют “прогрессом”».

Или:

«Вся цивилизация заражена поверхностной ненасытностью».

Машина против человека

Ганди обвиняли в отсталости, говорили о его «средневековости» (Ромен Роллан). Во многом он был обязан этим своему культу прялки: он проповедовал экономику примитивного типа, которая могла лишь усилить бедность, тогда как промышленный прогресс мог разрешить эту проблему. В этой области позиция Ганди, крайне непримиримая в то время, когда он писал «Хинд сварадж», постоянно развивалась. И его осуждение машин и современной цивилизации (положительные стороны которой он, между прочим, признавал и использовал) не было огульным. В 1921 году он писал: «Я буду ратовать за самую передовую механизацию, если это позволит Индии избежать бедности». В 1924-м: «Я восстаю против безумия машин, а не против машин как таковых». В 1936-м: «Я не против машинизации, но я категорически восстаю против нее, когда она навязываетнам свое господство…» И в 1947-м: «Мощь машины может способствовать экономическому прогрессу. Но некоторые капиталисты использова-ли эту мощь, не заботясь об интересах обыкновенных людей, вот почему наше положение сегодня ухудшилось».

Нападая на машины, он на самом деле нападал на эксплуатацию бедных богатыми («Сегодня машина позволяет меньшинству раздавить большинство… За ними стоит не человеколюбие, а хищничество»). Производство богатств сосредоточилось в руках нескольких людей: массовое производство или производство ради масс? Разница есть.

«Я в достаточной степени социалист, чтобы заявить, что заводы следует национализировать или поставить под контроль государства. Они должны действовать только в идеальных условиях, не ради наживы, а для пользы человечества, когда главным стимулом служит не хищничество, а любовь» [248]248
  См.: Bose N. K. Opus cit.


[Закрыть].

Поставить любовь на место алчности – это ли не утопия?

Реакционер?

«Социализм» Ганди, по словам Неру, имел мало общего с политическим режимом, обычно называемым этим именем, «почти ничего общего», однако был явно связан с его любовью к человечеству, выходившей за рамки какой-либо партии. (То же относится к демократии: представление о ней Ганди «было чистой воды метафизикой. Оно никак не было связано с количеством, большинством или представительством… Оно основывалось на служении и самопожертвовании, и средством ее было нравственное принуждение» [249]249
  См.: Nehru J. Toward Freedom: The Autobiography of Jawaharlal Nehru.


[Закрыть].) Кстати, Ганди возражал против социализма. И при этом помогал соцпартии составить свою фракцию в конгрессе. «Я возражаю против социализма в том виде, в каком он преподносится здесь, в официальной программе. Мне нечего возразить против теории или философии социализма» [250]250
  Cm.: Romain R. Inde. Journal, 1915–1943.


[Закрыть]. Во взглядах Ганди всё очень сложно.

«Он остерегался социализма и в особенности марксизма из-за их связи с насилием. Простые слова “классовая борьба” означали конфликт и насилие, а следовательно, претили ему» [251]251
  Cm.: Nehru J. Toward Freedom: The Autobiography of Jawaharlal Nehru.


[Закрыть]. В 1931 году Ганди беседовал с Роменом Ролланом о классовой борьбе; Роллан объяснил ему смысл выражения «диктатура пролетариата». На это Ганди ответил: «Я категорически против этого. Ибо это означает, что Труд хочет завладеть Капиталом; а завладеть Капиталом – не лучший способ покончить с ним. Если подать Труду плохой пример, Труд никогда не осуществит своих возможностей» [252]252
  Cm.: Romain R. Inde. Journal, 1915–1943.


[Закрыть]. И привел в пример забастовку в Ахмадабаде, когда рабочие под его руководством пришли к осознанию своей солидарности. «Я хотел внушить им, – продолжал он, – что они и есть настоящие капиталисты, поскольку капитал состоит не из металлических денег, а из воли и способности к труду. Это неограниченный капитал». И дальше – такое утверждение: «Я не приму идеи диктатуры, основанной на насилии».

Ганди настаивал на том, что средства определяют цель, он отвергал насилие, потому что оно ведет к насилию, а следовательно, отвергал коммунизм – именно потому, что тот использовал насилие. Безупречная логика.

«Я твердо убежден, что, если государство избавится от капитализма путем насилия, оно, в свою очередь, окажется затянутым в воронку насилия и развитие в нем ненасилия сделается невозможным» [253]253
  См.: Bose N. К. Opus cit.


[Закрыть].