Текст книги "Персональное задание для капитана Огоньковой (СИ)"
Автор книги: Кристина Майер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 23
Александр
– Ты от этого кайф получаешь? – устало вздохнув, спрашиваю у Аркадия. Не будь он мне другом, послал бы я лесом эту поездку в «стрипуху».
– О чём ты? – рассеянно спрашивает товарищ, когда мы входим в клуб. Его внимание сразу акцентируется на сцене. Руки сжимаются в кулаки.
– Что тебе мешает похитить ее и запереть в доме, пока не перебесится? – не в первый раз завожу этот разговор с другом.
– Не перебесится, – зло буркнув себе под нос, обводит волчьим взглядом публику. Ещё бы, тут на его зазнобу каждый урод открыто дрочит. – У отца назначение на носу, какое похищение, Алекс? – тяжело вздыхает.
– Мы бы тихо забрали девочку, никто бы не подкопался, – заверяю его.
– По-тихому? – переводит на меня скептический взгляд. – Если поднимется шум, отец нас распнет на Красной площади! – озвучивает вполне вероятный вариант событий. Проходит вперед, я чуть отстаю, осматривая сначала верхние открытые балконы, киваю знакомым, потом прохожусь взглядом по залу, утонувшему в полумраке. Отмечаю незначительные детали, знакомые рожи… Этот тоже здесь! Если Аркадий узнает, что он его девочку соблазняет устроиться в агентство, сам грохнет, а мне потом подтирать. Давида пока трогать нельзя. Вот узнает, куда его девица делала компромат…
Плавно текущие мысли резко обрубает одна мелкая деталь. Я не сразу понимаю, что так настойчиво грызет мой мозг. Женские идеальные ноги… на которые я уже не первую неделю засматриваюсь украдкой. Вот как увидел их на дороге, так и подсел. Обзавелся фетишем…
И что эти ноги, мать их, делают в стриптиз-клубе, да ещё и в обществе мудака, торгующего живым товаром?!
Почему я не в курсе?!
Почему не доложили?!
Кто позволил?!
Перед глазами черное пламя взлетает до потолка. Кровь в венах закипает. Никогда… ни разу на моей практике агенты себя так не вели! Увидев эту девицу в кабинете Багирова, я сразу предположил, что будут проблемы. Чуйка скребла нутро и требовала отказаться от идеи подключить Огонькову к операции, пришлось отмахнуться и не прислушиваться к интуиции. Времени в обрез, а нужную кандидатуру найти не так просто.
Вот он – результат!
Сидит довольная, флиртует с этим уродом! Я думал, она на хрен меня пошлет и откажется с ним общаться после того, что он позволил себе при собеседовании! Я важную встречу перенес, чтобы ехать в какие-то дворы ее успокаивать, а она…
– Пойдем поздороваемся с Давидом, – предлагаю Аркадию таким тоном, что отказаться он не может. Друг подозрительно смотрит на меня, хмурится. Видимо, в его планы не входило общение с элитным сутенером.
– На хрена? – косится в сторону столика, за которым сидят Давид и Огонькова.
– С ним мой агент, – цежу сквозь зубы. Надавать бы ей по заднице, чтобы неповадно было проявлять самостоятельность. Без присмотра вообще нельзя оставлять!
– Да? – с интересом рассматривает Огонькову Аркадий. – Я думал, одна из его шалав. Красивая, – делает очевидный вывод. – Ну, идем, поздороваемся…
Изобразить, что я впервые вижу агента, обычно не составляет труда, а тут эмоции бушуют, рвутся наружу. И куда она так вырядилась? Тоже хочет покрутить задницей вокруг шеста?!
Пока Аркадий где-то за кулисами выясняет отношения со своей «головной болью», делаю заказ. Не было сегодня времени нормально пообедать, а ужин и вовсе пропустил. Отмечаю, что Огонькова пьет только воду из бутылки, за что мысленно ее хвалю, но злость на нее от этого меньше не становится.
Встаю из-за стола, взглядом приказываю Олесе идти следом за мной. Торможу возле уборной. В ожидании своего агента подпираю стену в коридоре. Я не сомневаюсь, что она поняла приказ. А если поняла, то уже должна быть здесь!
– Занято, что ли? – интересуется один из посетителей клуба, подходя к двери уборной.
– Не проверял, – отвечаю, посматриваю на часы. Проходит ещё минут пять, Олеси нет.
– Я ее точно запру в подвале! – ругаясь сквозь зубы, ко мне присоединяется взбешенный Аркадий. Вечно одно и то же, ничего не меняется. – Свою ждешь? – глубоко затягиваясь, интересуется у меня.
– Меня сегодня тоже игнорируют, – тяну я, но ленивый тон скрывает повышение градуса моего напряжения.
Докурив, Аркадий возвращается за столик Давида. Я ещё жду какое-то время, но понимаю, что она не придет. Олеся… ты зачем будишь лихо?
Если Давид и удивлен моим долгим отсутствием, то никак это не показывает. За это время я вполне мог заказать приват и отыметь одну из стриптизерш, но Давид прекрасно знает, что я не трахаюсь с шалавами, хотя часто провожу время в компаниях, где девицы с низкой социальной ответственностью развлекают мужское общество.
Когда Олеся поднимается из-за стола, чтобы сходить вымыть руки, я заставляю себя выждать несколько минут, а потом иду следом. В женской уборной мне вряд ли обрадуются, но я не в том настроении, чтобы обращать внимание на недовольство нежных дам. Хотя в данное заведение нежные фиалки не ходят.
Прогоняю девушку, на которой Аркадий повернут, и запираю дверь. Олеся не осознает до конца мое настроение, заявляет мне о грубости. Я ещё не начинал быть грубым!
Я привык, что мои приказы исполняются четко и без проволочек, мои люди ставят меня в известность о любой самодеятельности, а это, между прочим, взрослые матерые мужики, за которых я и вполовину не так переживаю, как за эту пигалицу! Олеся отступает назад, когда я начинаю наступать на нее. Бросает взгляд на кабинку, в которой может укрыться, но быстро понимает, что не успеет. Да и вышибить дверь мне ничего не будет стоить. Ещё несколько шагов назад, и ее плечи упираются в стену.
– Бежать некуда, Огонькова, – останавливаюсь в полуметре от нее. Ближе подходить опасно, желание придушить отмороженную девицу никуда не делось.
– Я получила должность администратора у Давида, – выплевывает мне в лицо, гордо задирая подбородок. – Все, как вы хотели.
– Все, что я хочу на данный момент.… – быстро сокращаю расстояние, хватаю ее за плечи, но вместо того, чтобы встряхнуть, притягиваю к себе и обнимаю. – Вышибить из тебя всю дурь!
Глава 24
Александр
Говорю с ней не как начальник или командир, а как мужик, которому эта петарда снесла голову, лишив тем самым покоя. Сложно думать об операции и спасении одной политической задницы, когда тобой управляют примитивные мужские инстинкты. Хотя все, что касается Огоньковой, нельзя назвать примитивным.
– Товарищ полковник… – не знаю, что за возражения готовы были сорваться с губ Олеси, я не стал слушать, заткнул ей рот поцелуем. Я не в том настроении, чтобы слушать оправдания. Она мне кровь в жилах свертывает своими выходками!
Властно и жестко поработил сладкие, спелые губы. Разожгла вулкан, теперь пусть тушит. Застыв в моих объятиях каменной статуей, она не отвечает на поцелуй, а мне нужен ее отклик. Хочу, чтобы плавилась в моих руках, чтобы высвободила тот огонь, что горит в ней. Одну руку смещаю на талию, второй зарываюсь в волосы на затылке, фиксирую, чтобы не сбежала.
Прохожусь языком по сомкнутым губам, проникаю за их границу, давлю кончиком на зубы, требуя пустить меня глубже. Не пускает, зараза! Оттягиваю зубами ее нижнюю губу, несильно прикусываю, ловлю момент, когда вместе с болезненным стоном она собирается возмутиться. Ныряю за край зубов, оглаживаю небо, прохожусь по тонкому языку, который пытается вытолкнуть меня. Сплетаю нас и утягиваю в поцелуй. Мну припухшие губы, ласкаю их языком. Забываю о том, что минуту назад собирался ее придушить! Ярость полностью уступает место страсти. Впечатываю Олесю в себя. Мне не хочется расстояния между нами, требую максимальной близости. Чтобы кожа к коже, испарина к испарине! Биение сердца одно на двоих…
Оттаивая в моих объятиях, она отвечает на поцелуй. Да! Какая же она вкусная! Сминаю ее губы, прикусываю, засасываю в свой рот. Теряюсь в ней. Не помню, когда в последний раз я заводился так от поцелуя. Чтобы до темных пятен перед глазами, до дрожи в теле…
Забываюсь настолько, что, когда в дверь начинают стучать, я пару секунд не понимаю, что происходит. Нехотя отрываюсь от сладких губ, заглядываю в поплывшие глаза Олеси, и мне льстит то, что я там вижу. Да, огненная девочка, тебе понравилось. Может, не так, как мне, но ты точно не осталась равнодушной.
Кошусь на дверь, в которую продолжают тарабанить. Видно, кому-то очень надо. Придя в себя, Олеся меня отталкивает, смотрит так, будто убить готова, а мне не страшно, меня это ещё сильнее заводит. Можно миллион раз говорить себе, что потерял контроль, что это непрофессионально, похрен! Если бы так настойчиво не стучали в дверь, мы бы продолжили. Есть женщины, ради которых стоит терять голову. Но в эту самую минуту голову мне собираются оторвать.
– Товарищ полковник… – ее щеки горят от возбуждения, голос дрожит от злости. – Вы не имели права... Это харассмент! – выговорила мудреное слово и ждет, что меня это проймет? Что я извинюсь и пообещаю так больше не делать? Зря ждет. Я собираюсь, ещё как собираюсь, с продолжением.
Стук прерывается, наверное, решили воспользоваться мужской уборной.
– Ты злишься не потому, что я тебя поцеловал, а потому, что тебе понравилось, – выдаю я правду, глядя ей в глаза. И прежде, чем она начнет отрицать, возвращаюсь к прерванной теме: – Уезжаешь ты отсюда со мной, а не с Давидом, – предупреждаю ее.
– Ещё раз ты меня поцелуешь, я пошлю все на хрен и уволюсь, – игнорируя мое предупреждение, принимается угрожать, ещё и неожиданно переходит на «ты».
Уволится, значит.…
Не самое хорошее развитие событий, но я к нему готов. В моей работе всегда должен быть запасной план, а лучше несколько. Это дело не исключение. Проблема только в том, что резервные планы грязные, жесткие и могут наделать много шума, а хотелось бы провести операцию по-тихому.
«Целовать я тебя не перестану», – обещаю взглядом. Могу и вслух сказать, но вижу ее эмоциональное состояние и не хочу его раскачивать. Я вырвал ее из привычного панциря, в котором она пряталась столько лет. Да, я знаю о ней больше той информации, что имеется в личном деле, которое лежит у меня в столе.
Когда я пришел к Северу с просьбой рассказать о ней все, чего нет в личном деле, он встал в позу. Я ещё в первую нашу встречу понял, что братья Багировы неспроста защищают Огонькову, есть между ними что-то личное.
– Зачем тебе, Гранов? – напрягся Север. Отвечать он мне не спешил.
– Личный интерес, – решил не кружить огородами, а сказать так, как есть. У настоящих мужиков все просто – правда дороже золота.
– Не вытянешь, – мотнув головой, невесело ухмыльнулся.
– Рассказывай, – даже не стал пробовать разубедить его. Не встречал ещё в жизни целей, которых не смог бы достичь.
В разговоре с Багировым я выяснил: несмотря на всю свою природную красоту и сексуальность, эта горячая девочка похоронила свое сердце и заковала себя в цепи. Что ж, будем расковывать и отогревать сердце…
Пока перебирал в памяти нюансы нашего с Севером разговора, Огонькова решила оставить меня одного в женской уборной. Схватив ее за локоть, останавливаю побег.
– Олеся, я очень не рекомендую поступать опрометчиво. Через час я отвезу тебя домой, – припечатываю ее металлическим голосом и жестким взглядом.
– Я поеду на такси, – мне совсем не нравится ледяной холод в ее глазах. – Не нужно, чтобы Давид видел нас вместе. Он не дурак, может обо всем догадаться, – сейчас со мной говорит профессионал. Снайпер Олеся Огонькова. Все вроде правильно, а у меня кровь в жилах стынет. Не нравится мне ее пустой, отрешенный взгляд. Где девочка, которая так сексуально умеет флиртовать? Где женщина, которая пару минут назад метала в меня ядовитые стрелы? Где та женщина, что горела в моих объятиях? Хочется схватить ее и растормошить! Вернуть назад блеск, что погас в глазах. Вот, значит, о чем говорил Север…
Руки я не опускаю, стратегически отступаю до следующего раунда. Будем возвращать тебя к жизни, Огонечек!
– Давида оставь мне, – не уточняю, что через полчаса ему придется покинуть наше общество. Отпускаю локоть Олеси, не оглядываясь, она подходит к двери, открывает ее.
– Я очень прошу вас больше не переходить границы. Между нами возможны только рабочие отношения, – прежде чем выйти, произносит она, так и не обернувшись…
Глава 25
Олеся
Не оглядываясь, выхожу из уборной. Губы до сих пор горят, но и вполовину не так сильно, как сердце.
«Ненавижу себя!» – сжимая кулаки, мысленно кричу я. Полукружья ногтей впиваются в тонкую кожу ладони, оставляя на ней крохотные раны, но я не чувствую боли.
Ненавижу свое тело! Оно не должно было откликаться на поцелуй Гранова!
Когда я покидаю уборную, меня ощутимо трясет: от злости, от не схлынувшего до сих пор возбуждения, от напряжения, что ледяной коркой сковало разум, иначе чем объяснить мое падение?!
Он не имел права!
Орать, угрожать увольнением, взысканиями, выговором – пожалуйста, но не целовать! Я к этому не была готова! Не успела среагировать, закрыться, как делала всегда! Мужчинам не нравится ласкать ледяную глыбу, а тут… растаяла!
Мне нужен свежий глоток воздуха. Я хочу на улицу… Нет, я хочу домой! Хочу остаться одна! Не выдержу общество Давида и Гранова! Для одного дня слишком много охотников на мое тело!
Но, чтобы покинуть заведение, мне нужно пройти мимо столика Давида, за которым он сидит в одиночестве, без интереса наблюдая за танцем на сцене. Пока иду к столику, собираю волю в кулак, надеваю на лицо маску. Кто бы знал, как сложно изображать легкость, когда все тело звенит от напряжения, а виски раскалываются от боли.
– Твои друзья нас покинули? – садясь за столик, произношу наигранно веселым тоном и закусываю нижнюю губу в надежде, что в полутемном помещении Давид не заметит, что минуту назад их безжалостно растерзали.
– Мужики приходят сюда развлекаться, мало кто остается весь вечер за столиком, – отпивая из стакана, просвещает меня сутенер.
– Я проголодалась, – придвинув к себе тарелку, принимаюсь есть. Ждать никого не собираюсь. Я не хочу есть, но ещё больше ни с кем не хочу общаться. И улыбаться невыносимо, когда на душе скребут кошки. Вкуса еды не чувствую, с таким же успехом я могла бы жевать вату.
– Я позвонил Виктору, он приедет за нами через час, – сообщает Давид. Я помню предупреждение Гранова, но я не знаю, что придумать, чтобы Давид уехал без меня. Полковник вроде сам обещал с ним разобраться, вот пусть и разбирается. – Поговорить… не получится, – часть предложения услышать не выходит из-за громкой музыки на сцене, но я и так понимаю, о ком речь. Видимо, интерес Аркадия к красивой стриптизерше уловила не только я. – Ты ведь не собираешься здесь задерживаться? – спрашивает он, не дождавшись от меня реакции на свои слова.
– Нет. Я устала, и у меня разболелась голова, я бы уехала прямо сейчас, – произношу негромко, я даже не уверена, что он меня слышит.
– Я тебя отвезу, – тем не менее заявляет Давид.
– Я могу вызвать такси, – мысленно умоляю отпустить меня.
– В этом нет необходимости, – заявляет сутенер и переводит взгляд на сцену. Отрезав кусочек стейка, медленно пережевываю мясо. Кожей чувствую, когда в зале появляется Гранов. Мне не хватило времени, чтобы успокоиться. Стоило ощутить его присутствие, и меня вновь сковало напряжение.
Поправляя воротник рубашки, он садится за стол. Рядом со мной. Слишком близко. Слишком! Я слишком хорошо помню его обжигающие ладони на своей коже.
– Ты не ешь? – обращает внимание на Давида. Мне кусок в горло не лезет, но тарелку я не отодвигаю, продолжаю копаться в ней вилкой.
– Я не голоден, – делает очередной глоток из бокала. – Тебе налить? – интересуется Давид у Гранова, поднимая бутылку с напитком темно-медового цвета.
– Налей, – соглашается полковник. Вроде он не собирался пить или я что-то не так поняла? С ним пьяным я точно никуда не поеду. Новая музыкальная композиция, которая звучит громче предыдущих, знаменует, что на сцену вышла новая танцовщица.
Наполненный стакан Гранов ставит рядом с собой, но пить не спешит. На столе загорается экран телефона Давида, он подносит его к лицу, кажется, решая, отвечать или нет.
– Слушаю, – принимает вызов Давид. Уставившись невидящим взглядом на сцену, я прислушиваюсь к разговору сутенера. Это сложно сделать из-за громкой композиции, которая льется из динамиков. Давиду, видимо, тоже ничего не слышно, потому что он выходит из-за стола, что-то громко и резко произнося в трубку.
Мы с Грановым остаемся вдвоем, мне хочется встать и выбежать следом за Давидом.
Как?
Как нам работать дальше?
Делать вид, что ничего не произошло? Зачем он все усложнил?!
– Давид сейчас уедет, я отвезу тебя домой, – отодвигая от себя тарелку с едой, к которой так и не прикоснулся, заявляет Гранов.
– Не надо меня подвозить, – стараюсь не окрашивать свой голос эмоциями. – Вызовите мне такси, – там, в уборной, я легко перешла на «ты», а теперь специально выстраиваю между нами границы, переходя на «вы».
– Тебя отвезет мой водитель, – громко втягивает через нос воздух. Я не слышу, но краем взгляда замечаю, как поднимается его грудная клетка.
Как и сказал Гранов, Давид куда-то срывается, не забыв вернуться за столик и со всеми попрощаться.
– Завтра жду на работе, – наклонившись к самому уху, произносит сутенер. Я замечаю, как напрягся Гранов, когда Давид подался к моему лицу. «Подумал, что он тоже собирается меня поцеловать?» – про себя зло усмехаюсь.
– Я тоже пойду, – поднимаюсь из-за стола спустя пять минут после ухода Давида. Это тот максимум, который я смогла перенести рядом с Грановым.
– Я провожу, – резко встает он с дивана, с шумом отодвигая стол. Удивительно, как не посыпалась на пол посуда.
– Я вызову такси, – спустившись с крыльца, произношу негромко, не хочу, чтобы нас слышали стоящие у входа секьюрити, но точно знаю, что Гранов меня услышит, он буквально приклеился ко мне сзади.
– Я не буду извиняться за поцелуй, – хватая за локоть, останавливает меня. – Но мы об этом обязательно поговорим, – обещает полковник.
– Не о чем говорить, – резко реагирую, выдергивая руку из захвата. Если бы он хотел, легко мог удержать, но такой цели полковник себе не ставил.
– Ошибаешься, но сейчас ты не в том настроении, чтобы меня услышать. Идем, водитель тебя уже ждет, – указывает рукой в сторону своего автомобиля.
Как только он закрывает дверь, отрезая меня от своего общества, я закрываю глаза, пытаясь сдержать накопившиеся во мне слезы.
«Прости меня, Олег…» – мысленно обращаюсь к любимому. Столько лет я была тебе верна, а сегодня…. впервые предала…
Глава 26
Олеся
Принимаю душ, почти засыпая, а как только голова касается подушки, глаза смыкаются, и открываю я их в пять утра без будильника. Чувствую себя разбитой, но точно знаю, что не усну. Иду в ванную комнату, встаю под контрастный душ, чтобы взбодриться. Аппетита нет, но после чашки горячего кофе я заставляю себя съесть нехитрый завтрак из двух яиц, нескольких нарезанных долек помидор черри и одного тоста. Собралась я быстро. Надела первое платье, которое попалось под руку, точнее, это была первая попавшаяся под руки вешалка. Легкий макияж без тонального средства, пудры, хайлайтера… Пусть кожа дышит. Не выдержу весь рабочий день в таком гриме.
Все утро отгоняла мысли о вчерашнем вечере, но как только позвонил Гранов, меня накрыло. Прожигая взглядом телефон, я вспоминала, как его твердые горячие губы прижимались к моим, как сильные руки сжимали и ласкали тело, как настырный язык покорял неприступную крепость, пока та не пала. Пала так быстро и безоговорочно, что до сих пор печет в груди от злости на себя.
Я не хочу с ним говорить, я не готова смотреть ему в глаза… Но я не имею права поддаваться чувствам! Телефон замолкает. Не испытывая угрызений совести, кладу его в сумочку. Спускаюсь вниз, завожу двигатель и выезжаю со двора.
Гранов обязательно перезвонит, и, когда он перезвонит, мне придется ответить. До начала рабочего дня больше двух часов, мне бы просто покататься, развеяться, подумать… но я уже знаю, что моя душа приведет меня в единственное место, где я смогу выговориться, где меня услышит и поймет… тишина.
Зря я это делаю! Потом тяжело будет себя собрать. У меня непростое задание, к которому сложно подготовиться даже за полгода, а я прошла экспресс-курс. Мне нужно сосредоточиться на работе…
Сколько бы я себя ни отговаривала, но все равно еду в сторону кладбища. По дороге заезжаю в супермаркет. Беру горсть мятных леденцов. Сонная кассирша недовольно косится на мою покупку, но молча пробивает, принимая у меня оплату. Подъезжая к кладбищу, ощущаю спокойствие. Есть ощущение, что Олег знает, что я приехала. Он стоит и встречает меня у ворот, мимо которых я прохожу, осматриваясь, будто могу его увидеть. Но не вижу… никогда не вижу…
Несмотря на чувство раскаяния, что со вчерашнего дня не покидало меня, я ощущаю спокойствие и умиротворение.
– Ну, здравствуй, родной! – дойдя до черного гранитного памятника, сделанного во весь рост, здороваюсь с мужчиной, которого любила больше жизни. Ловлю себя на мысли, что о своих чувствах говорю в прошедшем времени, меня словно бьет током.
Люблю!
Люблю!
До сих пор люблю.…
Присаживаюсь на край мраморной надгробной плиты. Холодная, не успела ещё нагреться на солнце. Не боясь заработать цистит, достаю из сумочки мятные леденцы. На могиле Олега стоят три букета искусственных цветов, выгоревших за лето на солнце. Бросив на них короткий взгляд, определяю, кто принес их на могилу. Вот эти красные розы от мамы. Желтые принесла сестра. А нежный букет искусственных лилий – от Светки. Он самый свежий. Почти не потемнел от дождей. Я никогда к ней не ревновала. Со Светой Олег встречался в юности. Была любовь, страсть и даже разговоры о свадьбе, но она не приняла его профессию, и они расстались. Отец девушки предлагал Олегу место в своем бизнесе, а он отказался. Порой я думаю, что зря отказался, ведь сейчас он был бы жив…
Высыпаю горсть конфет у памятника, беру одну, разворачиваю и кладу в рот. Небо и язык обжигает мятный вкус. Он и меня на них подсадил. Я всегда в командировку беру с собой целый пакет, а на задании всегда в кармане вот такая вот горсть. Они перебивают голод, но не спасают от жажды. Лежишь в засаде часами, не отводя взгляда от прицела, и катаешь во рту леденец.
Мне не стыдно, что я пришла к нему без цветов. Мы похоронили много товарищей, пока смерть не забрала Олега. Он всегда говорил, чтоб ему на могилу мусор не приносили, а я обижалась и злилась. В такие моменты в душу заползал страх. Боялась, что он чувствует свою смерть…
Плакать не хотелось, хотя обычно слезы сами льются из моих глаз, когда я прихожу сюда. Наверное, за прошедшие напряженные сутки все во мне выгорело.
– Прости меня, родной! – поглаживая холодный камень, произношу негромко. – Я нарушила клятву, которую дала тебе в день похорон. Мы всегда были честны друг с другом, – прислушиваюсь к тишине, будто она может мне ответить. – Сама не знаю, что на меня нашло. Я не пытаюсь оправдаться, Олег. Я правда не знаю, – делаю длительную паузу. Кручу в руках фантик от леденца, смотрю на его портрет, с которого Олег мне улыбается.
На его лице нет явной улыбки, просто я всегда, глядя на этот портрет, видела, что он мне улыбается. Вот и сейчас не злится, а мне сложно сказать о том, о чем я даже думать себе запрещаю….
– И я не знаю, Олег, что будет дальше, – спустя, наверное, пять минут произношу едва слышно. – Твои братья не пускают меня на опасные задания, не дают перевестись в другой отряд. Я не могу прийти к тебе, – всхлипнув, продолжаю: – А тебя так долго нет рядом… – всё-таки несколько слезинок срываются с глаз и бегут по щекам. – Наверное, я просто устала от одиночества, – стирая пальцами влажные дорожки со щек, сумбурно объясняюсь. – Я даже не знаю, слышишь ты меня или нет… – устало вздыхаю.
Вертится в голове мысль дать обещание Олегу, что этого больше не повторится, что я не позволю Гранову к себе приблизиться, но честной нужно быть и с самой собой. Я не уверена, что устою…
Последние крошки мятного леденца тают на языке. Спрятав фантик в кармашке сумки, поднимаюсь с камня. Прощаюсь и обещаю прийти. Это обещание я смогу сдержать.
Медленно бреду к воротам. Телефон остался в машине, я не могу узнать время, но уверена, что в запасе почти час. На работу я успею вовремя. Кладбище провожает меня безмолвной тишиной. Поднимаю взгляд на калитку, до которой осталось метров пятьдесят. Через ровные металлические прутья вижу, что моя машина не единственная у ворот. Черный внедорожник узнаю сразу, но до последнего отказываюсь верить, что это Гранов.
«Зачем он сюда приехал?» – темная волна неконтролируемой ярости накрывает с головой. Медленно дышу, вспоминаю, что не ответила на его звонок, а значит, сама виновата. Знала ведь, что за мной следят.
Немного успокаиваюсь, когда выхожу к парковке. Дверь внедорожника открывается, Гранов оказывается на земле и в считаные секунды преодолевает разделяющее нас пространство.
– Зачем ты здесь? – перехожу вновь на «ты», всё-таки не до конца успокоилась, поэтому вопрос звучит резко.
– Я не дам тебе похоронить себя вместе с ним…
