Текст книги "Аферистка"
Автор книги: Кристина Грэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Клейн так резко поставил бокал на стол, что немного красного вина выплеснулось из него на белоснежную скатерть.
– Черт возьми! Но почему он это сделал? Простите…
– Ничего, я понимаю вас. Надо сказать, что руководитель нашей фракции – человек, обремененный множеством житейских проблем. Он живет с женой, которую тихо ненавидит. У него неудачный сын. Что же касается данного конкретного случая, то все дело в школьном друге руководителя фракции. А вернее, в принадлежащем этому другу рекламном агентстве. Он ваш конкурент, Хаген, и тоже участвовал в конкурсе. Руководитель фракции отстаивает интересы той фирмы. Возможно, он делает это из дружеских чувств к бывшему однокласснику, а может, им движут другие соображения. Как знать. Тем более надо признать, что концепция вашего конкурента не так уж плоха. Нельзя сбрасывать со счетов того влияния, которое имеет руководитель фракции на членов президиума. Он может убедить их в своей правоте. К тому же у него есть убедительный аргумент.
Клейн застыл, так и не донеся до рта вилку с насаженным на нее кусочком филе косули. Веко его левого глаза дергалось в нервном тике.
– Какой аргумент? – наконец спросил он.
– Вы не находите, что мясо немного жестковато? Впрок чем, мы говорили с вами об аргументе в пользу вашего конкурента. Его аргумент исчисляется полумиллионом марок.
– Значит, эта свинья подкупила руководителя фракции? Как называется его агентство?
Я уже опустошила свою тарелку, а Клейн так и не донес до рта вилку с кусочком мяса.
– Этого я вам никак не могу сказать. Кроме того, все произошло не так, как вы думаете. Ваш конкурент не давал взятку лично своему старому школьному другу, а обещал внести полмиллиона марок в качестве добровольных пожертвований в партийную кассу, в случае если заказ на проведение рекламной кампании получит его фирма. Кстати, ваш конкурент оценил стоимость заказа на триста тысяч больше, чем вы. Поэтому он частично покрыл сумму обещанных пожертвований.
Хаген нервно сглотнул. Видя, как он плохо ест, я решила, что он не знает толка в хорошей пище. Думает только о прибыли и рентабельности.
– Надеюсь, вы понимаете, как сильно я рискую, делясь с вами конфиденциальной информацией?
Клейн заставил себя улыбнуться. Он готов был уже поинтересоваться, сколько я прошу за нее, но передумал и взял свой бокал с вином, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
– Я умею ценить таких душевных, разумных и принципиальных женщин, как вы. Поверьте, я восхищаюсь вами, Грета. Полмиллиона – очень большие деньги.
– Их можно покрыть, увеличив стоимость заказа.
Я достала сигарету и закурила, успев воспользоваться своей зажигалкой быстрее, чем ко мне подоспел официант. Мне так понравилась стоявшая на столе пепельница, что я решила прихватить ее с собой. И полмиллиона марок, конечно.
– Мир устроен несправедливо, – констатировал Хаген с таким видом, как будто это его удивляет.
– Да, он несовершенен, как и финансирование нашей партии. Мы только потому еще до сих пор существуем, что стараемся увязать крупные заказы с пожертвованиями в фонд партии. В бюджете каждой уважающей себя фирмы есть статья расходов на спонсирование политических партий. Без этого в нашей стране не проживешь. Не уверяйте меня в том, что вы этого не знали.
Клейн глубоко задумался. Я надеялась, что он размышляет не об идеальном устройстве государства Платона, а о том, где ему взять и как потом возместить полмиллиона марок. Нам подали десерт – блинчики с карамелью, начиненные мороженым и ягодами. Съев свою порцию, я принялась за десерт Клейна, к которому тот не притронулся. Он молча задумчиво наблюдал за тем, как я ем. А вдруг рыбка сорвется с крючка? Я забеспокоилась. Клара, мелочная душа, убеждала меня в том, что надо остановиться на сумме в триста тысяч марок. Но я решила вести игру на полмиллиона – это красивая, круглая сумма. С ней, конечно, мучительно больно расставаться, но такая потеря не разорит Клейна.
– Если я соглашусь пожертвовать в фонд вашей партии такую же сумму, какие гарантии я получу?
Я была готова к такому вопросу.
– Никаких, Хаген, кроме моего слова. Надеюсь, вы не ждете, что федеральный секретарь даст письменное обязательство передать заказ вашей фирме? Не забывайте, что за нами неусыпно следят жадные до сенсаций журналисты, и мы должны всячески скрывать связь между пожертвованиями в партийную кассу и размещением крупных заказов. Дело очень деликатное, и оно должно основываться на взаимном доверии. Я говорила вам, что сильно рискую, делясь с вами конфиденциальной информацией. Если вы не доверяете мне, то давайте забудем этот разговор и расстанемся с миром.
Я отложила в сторону салфетку и сделала вид, что хочу встать. Хаген Клейн был в отчаянии. Он понимал, что две недели напряженного творческого труда могут пойти прахом, и умоляюще посмотрел на меня:
– Ну что вы, Грета, я полностью доверяю вам. А федеральный секретарь знает о нашем разговоре?
У Хагена были красивые длинные пальцы с тщательно ухоженными ногтями. Его руки слегка дрожали.
– Да, он знает о нем. Но никогда публично не признается в этом. Наш Понтий Пилат велел вам передать, что настоит на передаче заказа фирме «Креатикс», как только деньги будут перечислены на банковский счет партии в Лихтенштейне. Это поможет ему аргументировать свое мнение на заседании президиума. Вот так обстоят наши дела, Хаген. Это, к сожалению, все, что я могу вам предложить.
Нам подали крепкий кофе, граппу из дубовой бочки и маленькие пирожки, перед которыми я не могла устоять. Официанты сервировали столы с таким видом, словно священнодействовали. На многих посетителей это производило сильное впечатление.
Мой спутник залпом осушил стаканчик граппы.
– Кстати, моему шефу доставит огромное удовольствие утереть нос руководителю фракции и сорвать его планы. Конечно, мы могли бы попытаться сделать это и до перевода денег на банковский счет партии, но не хотим рисковать, поскольку в этом случае наш успех не гарантирован.
– Почему вы помогаете мне, Грета?
– Я делаю это ради шефа. Я готова на все ради него. Кроме того, ваш проект рекламной кампании понравился мне намного больше, чем проект протеже руководителя фракции. К тому же я испытываю к вам симпатию. Но я принципиально разделяю чувства и интересы дела.
«Не заводи с ним шашни», – предостерегала меня Клара.
Я и не собиралась вступать с Клейном в близкие отношения, потому что это была бы уже совсем другая игра. Но небольшой флирт делу не помешает. Я заметила, что Клейн стал душевнее и человечнее, после того как выпил. Или это я начала видеть мир в розовом свете после нескольких бокалов вина?
Клара разработала действительно гениальный план. Мне оставалось лишь продумать его отдельные детали. Идея перевести деньги спонсора на банковский счет в Лихтенштейне принадлежала мне. Получить из рук в руки чемодан с наличными казалось мне нереальным. Использовав свои сбережения и помощь одного очень любезного юриста, мне удалось без особого труда открыть анонимный счет в банке этого милого княжества. Мы с Кларой провели два чудесных дня в красивом маленьком городе Лихтенштейне, где много хороших ресторанов и банков. Здесь пахло большими деньгами, и мы с Кларой, чтобы немного развлечься, даже спланировали налет на один из банков. Клара испытывала неприязнь к этим учреждениям. Они отвечали ей тем же. Когда Клара в шляпе, больших темных очках и длинном черном плаще входила в банк, охрана настораживалась, а клерков охватывала тревога.
Хаген тем временем вложил свою пластиковую карточку в обтянутую красным бархатом папку, и старший официант тут же взял ее со стола. Я попросила прощения и направилась в туалет, чтобы дать Клейну время подумать. К сожалению, туалет с единственным унитазом был занят, хотя дверь не была закрыта. На унитазе сидела блондинка. Она спала, прислонившись к бачку. Эта дама сидела за соседним столиком. Интересно, почему ее спутник до сих пор не хватился ее? Дама спала в очень неудобной позе, но при этом выглядела грациозно, хотя весь вид портили широко расставленные ноги. Я попыталась разбудить ее и осторожно тронула за плечо. Спящая пробормотала что-то нечленораздельное и повалилась на меня. Я не могла бросить ее. Если бы я отошла, дама упала бы на пол. У нее были очень красивые, хотя немного старомодные серьги с большими рубинами. Я нажала на спуск бачка, надеясь, что шум воды разбудит ее. И она действительно проснулась. Взглянула на меня туманным взором и вдруг пронзительно закричала:
– На помощь! Грабят!
Я тут же зажала ей рот, но было поздно. Один из официантов открыл дверь в туалет и растерянно замер на пороге. Возможно, он принял нас за влюбленную парочку. Я велела ему войти в туалет и закрыть дверь за собой.
– Эта дама заснула на унитазе, и я попыталась разбудить ее, – объяснила я.
Я убрала руку, и незнакомка, бросив на меня сердитый взгляд, кивнула. Она попыталась сдвинуть ноги и одернуть юбку. Официант недоверчиво смотрел на меня. Мне не нравится, когда люди подвергают мои слова сомнению.
– Что вы уставились на меня? Лучше позовите какую-нибудь служащую ресторана, чтобы помочь даме. Вы же видите, ей плохо.
Дамочка была пьяна в стельку, и мне хотелось выбросить ее из туалета. Официант повиновался, и через несколько секунд в туалет прибежала девушка и помогла мне подвести блондинку к раковине умывальника. Я сделала то, зачем пришла сюда, и снова подошла к умывальнику, чтобы помыть руки. Блондинка немного пришла в себя и, стоя у зеркала, поправляла волосы. Наши взгляды встретились, и я прочитала в ее глазах ненависть. Дама была немолода. Может быть, поэтому она много пила. Случись подобное в вокзальном туалете, ее наверняка обокрали бы.
Хаген не стал спрашивать, почему я задержалась в дамской комнате. Он встал и подождал, пока я сяду, поскольку был вежливым, благовоспитанным мужчиной. По-видимому, он считал, что риск – дело благородное и кто не играет по-крупному, тот не выигрывает. Он попросил меня дать ему номер банкового счета в Лихтенштейне, и я написала его на листе бумаги.
– Когда сделаете перевод, уничтожьте эту записку, – понизив голос, сказала я.
После получения перевода мы с Кларой хотели сразу же закрыть счет и положить деньги на другой, чтобы замести следы. Грету Майер после возвращения в Бонн ждет неприятная встреча с Хагеном Клейном. Мне было жаль бедную женщину. В это время мы с Кларой будем уже далеко от места событий. Может быть, в Лондоне или в каком-нибудь другом городе. Я еще не решила.
Блондинка укоризненно посматривала на меня, пока ее спутник оплачивал счет. Стыд – тяжелое чувство. Я всегда старалась отогнать его. Хаген повеселел и воспрянул духом после того, как решение было принято. Я похвалила его за то, что он смирился с неизбежным.
Мы направились к его машине. Клейн хотел сесть за руль, хотя за обедом слишком много выпил. Существуют правила, которые я никогда не нарушаю. Я предложила ему сесть со мной в такси, но он отказался. Клейн считает, что с таким, как он, не может случиться ничего плохого.
Глава 12
«Женщины обязательно должны держать кошку или собаку. Животные будут любить их даже тогда, когда они станут старыми и некрасивыми».
Каса-де-Кампо, Доминиканская Республика. Эти слова принадлежат Антонио Моралесу. Он находит удовольствие в том, что после полового акта словесно унижает женщину. Причем делает это преимущественно на плохом английском языке. Но Антонио был молод и красив и полон неистощимой энергии, свойственной тем мужчинам, которые не растрачивают свои силы ни в напряженной интеллектуальной работе, ни в тяжелом физическом труде. К этому типу мужчин относился и мой тренер по гольфу. Клара называла его гоминид. Под этим словом она подразумевает сексуально озабоченную обезьяну.
Клара лежала в тени пальмы в шляпе с огромными полями и сквозь очки с темными стеклами смотрела на море, казавшееся ей темно-синим. Она отдыхала на наши совместно заработанные полмиллиона марок, проводя время на пляже и потягивая кайпиринья. А я тем временем играла в гольф.
Мы давно мечтали о рае на земле и обрели его в Каса-де-Кампо. Две площадки для игры в гольф, четырнадцать открытых бассейнов, пляжи с пальмами, теннисные корты, тренажерные залы, кафе и рестораны, туристические отели и виллы миллионеров. Мы приехали сюда после того, как сняли переведенные Клейном на банковский счет в Лихтенштейне деньги и поделили их. Клара получила пятнадцать процентов, я – восемьдесят пять. Революцию на такие деньги не устроишь, а вот съездить отдохнуть в Доминиканскую Республику можно. Здесь бледные дамы из семейства Вондрашеков сняли бунгало с деревянной верандой, откуда открывался чудесный вид на зеленую лужайку и море.
Прежде чем наброситься на меня, Антонио крестился. Загорелый, безупречно сложенный, он ритмично двигался под жужжание кондиционера. Антонио был во всех отношениях приятным молодым человеком до тех пор, пока молчал или говорил о гольфе, в котором, без сомнения, разбирался. Опыт общения с туристками – в основном это были состоятельные немолодые американки – сделал из него настоящего циника. Впрочем, по своей натуре он был тупым, самодовольным мачо. Он любил меня, потому что я была молода и он воспринимал меня как свою сообщницу. Гоминид зачесывал свои гладкие черные волосы в конский хвост. Я прощала ему белую спортивную обувь и глупую болтовню, потому что любила его тело.
Яркое солнце слепило глаза и создавало ленивую праздную атмосферу, в которой мысли сразу же улетучивались, словно капельки пота, которые мгновенно испарялись на жаре. Клара лежала в тени, и ее кожа оставалась белой. Неприличная белизна контрастировала с черным купальником. Коричневые от загара туристы изумленно смотрели на нее, но Клара не обращала на них внимания. Она лежала в шезлонге под пальмой и строила планы на будущее. Официанты в белом приносили ей экзотические коктейли и охлажденные фрукты. Иногда Клара вставала и заходила в море по колено. Постояв немного, словно мраморная статуя в сомбреро, в воде с широко расставленными ногами, она снова возвращалась к своему шезлонгу и со вздохом облегчения вытягивалась в нем.
Занятие любым видом спорта «в такой обезьяньей жаре» она считает абсурдным делом. Клара не приветствовала также то, что я занимаюсь гольфом на лужайке перед нашим домиком и сексом в своей спальне. Короткие, но бурные курортные романы она называет экзотическим помешательством. Тем не менее Клара была влюблена в Каса-де-Кампо – безупречную искусственно созданную деревню, вход в которую открыт только состоятельным туристам и обслуживающему персоналу.
Хаген Клейн отошел в прошлое. Историю с ним мы рассматривали как славную победу пролетариата над капиталом. Клара предложила послать Грете Майер открытку с извинениями, но я была категорически против. Не следует открывать свое местопребывание. И потом, Грета вполне могла расценить такое послание как издевательство. Легкие укоры совести стихали на фоне роскоши и комфорта. Мы ели омаров, пили белое чилийское вино, и я сказала Кларе, что в любой игре есть победители и побежденные. Я отгоняла неприятную мысль о том, что когда-нибудь и мне предъявят счет и я окажусь среди проигравших. Я не сомневалась, что такое однажды произойдет, но не желала думать об этом. Ведь это случится очень не скоро. Давай выпьем, Клара, за удачу, за наше счастливое настоящее. За солнце, под которым я не мерзну. За секс, о котором не сожалею. За москитов, которые сосут нашу кровь, потому что ничто не совершенно, Клара. Даже этот райский уголок.
Наши поездки в маленьком открытом автомобиле были сопряжены с опасностью для жизни. Клара всегда мчалась на высокой скорости прямо на туристов в полосатых бермудах, и те испуганно разбегались в разные стороны. Правда, садовников, горничных, официантов и другой обслуживающий персонал этого райского уголка она щадила. Когда заходило солнце, мы пускались в путешествие по ресторанам и барам. Оно длилось до тех пор, пока нам не надоедало есть и пить. Мы развлекались, строили планы, спорили об Антонио и упорно молчали о Беатрисе. У нас не было никакого желания покидать территорию курортного местечка, потому что за его пределами царили грязь и нищета.
* * *
Антонио Моралес жил в обоих мирах. Жалованье, которое ему платили, было целым состоянием за пределами курортной зоны, а здесь, на ее территории, на него можно было купить бутылку шампанского или поужинать в «Занзибаре». Когда он рассказал мне, что спит и с мужчинами, если они прилично платят ему за это, я выгнала его из дома, поскольку сочла, что не заслуживаю подобной откровенности. Прежде чем захлопнуть за собой дверь, он назвал меня американской шлюхой. Антонио не разбирается в тонкостях географии. Когда он выбежал из дома и сел в свою машину, во двор въехала Клара и врезалась в него.
Все произошло у меня на глазах. Я стояла на пороге дома и видела, как от сильного толчка дернулась голова, а потом стукнулась о лобовое стекло. Антонио испуганно закричал. Я нисколько не сомневалась в том, что Клара врезалась в его машину намеренно. Раздался треск, и Клара с довольным видом улыбнулась. По ее лицу бежала кровь. Антонио изрыгал ругательства по-испански. Очевидно, он тоже ударился головой о лобовое стекло, но пустота может выдержать что угодно.
– Она сделала это специально! – кричал Антонио.
Я помогла Кларе выйти из машины. Ее бледное лицо было залито алой кровью. Сняв свою футболку, я стала вытирать кровь. Антонио хотел подойти к нам, но я бросила на него уничтожающий взгляд.
– Вызови по телефону медицинскую сестру, кровотечение не прекращается, – сказала я Антонио.
– Я ни в чем не виноват! – завыл он.
Круглое лицо Клары позеленело, кровь текла из небольшой раны на лбу у корней волос. Она стояла с закрытыми глазами и все еще улыбалась. Я понимала, зачем она устроила этот спектакль. То был спонтанный акт ярости и, вероятно, ревности. Антонио начало рвать прямо на цветы возле нашего дома.
Вскоре появилась одетая в белоснежный халат и шапочку медицинская сестра и занялась раной Клары. Вместе с ней на место происшествия пришли охранники отеля, вооруженные резиновыми дубинками. Они быстро вынесли свое решение. Постояльцы отеля всегда правы, даже если вина за происшествие лежит на них. Охранники набросились с упреками и обвинениями на Антонио, который пытался оправдаться. Спор шел на испанском, и я поняла лишь то, что Антонио теперь не поздоровится, несмотря на его красивую задницу.
– Ничего страшного, – сказала медицинская сестра, наложив Кларе повязку на лоб. – Всего лишь небольшая рана.
– Обезьяны не умеют водить машину, – заявила Клара.
– Тебе больно?
– Чуть-чуть.
Она наконец открыла глаза. Охранники увели Антонио, который все еще что-то кричал. Солнце клонилось к закату. В воздухе пахло экзотическими цветами и блевотиной Антонио. Моя футболка была в крови.
Медицинская сестра, на бэдже которой было написано имя «Мария Гонсалес», сделала Кларе инъекцию успокоительного. Впрочем, Клара ничуть не была взволнована. Напротив, она казалась совершенно довольной тем, что произошло. А меня трясло, я не могла оправиться от испуга, который ощутила в первую минуту. Я отдавала себе отчет в том, что это страх не за Клару, а за себя. Я боялась остаться одна. Любая скорбь эгоистична. Клара села и попросила закурить. Я протянула ей пачку сигарет.
– Не курить, не пить, не загорать, – сказала Мария Гонсалес, и Клара ответила ей, что принципиально не выходит на солнце.
Нас со всех сторон окружали зеваки – разноязыкая толпа туристов, обсуждавших происшествие.
– Она всегда гоняет на машине как сумасшедшая, – услышала я чей-то голос.
В конце концов, убедившись, что трупов нет и не будет, зеваки разошлись, и я сунула медицинской сестре несколько песо. Она тут же ловким движением спрятала их в карман халата. Герман, наш соотечественник, одетый в цветастую рубашку и шорты в крапинку, присел на корточки перед Кларой и достал сигарету.
Мы познакомились с ним в «Тропикане». Герман был владельцем расположенного на другом краю острова четырехзвездочного отеля для немцев, ночного бара и ресторана, в котором подавали зажаренные свиные ножки и который посещали туристы и выходцы из Германии, а также две прятавшиеся на острове мошенницы. У Германа были деньги. Кроме того, в его груди билось нежное сердце. Он питал слабость к Кларе. Встретив нас в очередном ресторане или баре, Герман всегда угощал нас и целый вечер не сводил глаз с пышных форм Клары, восхищаясь ее способностью влить в себя огромное количество алкоголя и при этом почти не опьянеть. В этом Клара всегда превосходила меня.
– Женщина должна уметь пить, готовить и петь, – говорила Клара.
Она была скверной поварихой. Единственное, на что она способна, это посыпать полуфабрикаты после размораживания сушеной петрушкой и поставить их на огонь. Рыбу она посыпала укропом, а блюда из яиц – луком. Что касается меня, то за всю свою жизнь я не сварила ничего, кроме кофе. Но это по крайней мере последовательно.
Герман помог мне отвести Клару в дом, но она не желала ложиться в постель, и мы посадили ее на веранде. Кларе захотелось выпить рюмочку на ночь, и Герман пошел за джином, тоником, льдом и лимоном. Герман предпочитал покупать спиртные напитки в магазине, расположенном за пределами курортной зоны. Его возмущали фантастические цены на территории гостиничного комплекса. Экономный человек.
– Он очень любезен, – сказала Клара.
Глядя на нее, я поняла, что это мой рок, что мы с ней связаны крепкими неразрывными узами и составляем единое целое – семью. Клара накинула на свои белые плечи черный шелковый платок и стянула его узлом на груди. Вытянула ноги и положила их на перила веранды. До нашего слуха доносился шум прибоя, легкий бриз играл листьями пальмы. Я села на перила и свесила ноги.
– Он старый, толстый и вульгарный.
– Тебе все равно не понять меня.
– Не понять, что тебя привлекают только его деньги?
Клара усмехнулась:
– Я по крайней мере думаю головой, а не тем, что находится ниже живота. Твой жиголо был бесполезной тратой времени. Презираю мужчин, которые насмехаются над женщинами. Что ни говори, а Вондрашек по-своему любил всех женщин, с которыми имел дело. У него было большое щедрое сердце. А у твоего Антонио вместо сердца в груди маленький жесткий мяч для гольфа. Неужели этого достаточно для романа? Ничего, Фея, придет время, и мы снова сосредоточимся на деле. Деньги тают на глазах, их чертовски легко тратить.
Я могла бы привести несколько аргументов в защиту Антонио, но не стала этого делать. У Клары железные убеждения.
– Мои отношения с Антонио нельзя назвать романом. Это был секс. И тебе не было никакой необходимости врезаться в его машину. Теперь его вышвырнут из отеля, он лишится работы. И все из-за тебя. Я не хочу больше слушать твою жалкую болтовню о проблемах стран «третьего мира». Ты настоящий сноб, Клара, хотя и разделяешь марксистские взгляды.
Клара достала выпивку из мини-бара, так как больше не могла ждать Германа.
– Мы находимся в первом мире, который простирается до выхода из курортной зоны. А что касается гоминида, то его никак не назовешь жертвой, – заявила она.
Я тоже сделала себе коктейль. Ветер утих, ночная жара окутала Каса-де-Кампо, словно тяжелое одеяло. Я хотела есть и не имела никакого желания общаться с Германом, поклонником Клары.
– Не понимаю, по каким критериям ты делишь людей на плохих и хороших. Ты даешь щедрые чаевые садовнику, который наверняка пропивает их, а потом колотит свою жену и насилует дочь. Никто по своей воле не становится жертвой, Клара, никто и нигде. Я очень надеюсь, что дочь садовника однажды убежит из дома, а жена всадит ему кухонный нож в живот. Должна же существовать справедливость и среди жертв!
– Сумасшедшая, – сказала Клара и залпом осушила джин с тоником.
Дно стакана оставило на деревянном столе влажный след.
– Нет, это ты сумасшедшая. Где мы сегодня будем ужинать?
Клара сказала, что, поскольку у нас теперь нет машины, мы должны дождаться Германа и попросить его накормить нас ужином.
– Надеюсь, в течение вечера я придумаю, что нам делать с ним, – заметила она.
– Хочешь оставить его на ночь и обокрасть во время сна?
Клара рассмеялась:
– С него нечего взять. Он носит с собой немного наличности и всего одну кредитную карточку. Кроме того, Герман не тот человек, которого легко обчистить. Он жаден и хитер.
Клара была уже навеселе, когда вернулся Герман с литровой бутылкой джина и льдом. Этакий Санта-Клаус в цветастой рубахе, человек, каких много. Герман был совладельцем бара в Санта-Паули, но дела шли не блестяще, и тогда он обосновался в Доминиканской Республике. В то время здесь можно было купить землю и недвижимость за смешные деньги. Когда Герман приобрел часть побережья, начался туристический бум. Цены сразу же взлетели, и он продал несколько земельных участков немцам и американцам под строительство отелей и ресторанов, получив при этом баснословную прибыль. Вырученные деньги он вложил в строительство гостиничного комплекса.
– В Доминиканской Республике деньги валяются прямо у вас под ногами, – говорил Герман, – надо только нагнуться и поднять их.
Солнце светило задаром, найм обслуживающего персонала обходился дешево. Никаких профсоюзов, а правительство было стабильным и всегда за небольшую мзду шло навстречу иностранным инвесторам.
Герман открыл ресторан немецкой кухни, потому что часто испытывал тоску по родине, а также по зажаренной свиной ножке, кислой капусте и доброму немецкому пиву. Когда увеличился поток немецких туристов, его ресторан, как и гостиница, администратором которой была уроженка Штутгарта, стал процветать. Проживание в гостинице стоило постояльцам Германа примерно восемьсот марок в неделю. В эту сумму была включена оплата за ночлег, еду, напитки, сигареты, пользование бассейном со всеми его водными аттракционами, просмотр немецкоязычных видеофильмов в видеосалонах гостиницы. Каждый получал немного экзотики, в бассейне клиенты пили баночное пиво.
– Конечно, это просто дешевое пойло, – говорил Герман, – но они платят за него большие деньги.
Местные проститутки, работавшие в гостинице и ресторане, платили ему пятьдесят процентов от своих доходов. Герман подчеркивал свою цивилизаторскую роль здесь, в этом Богом забытом месте. Он осчастливил несколько заливов и отдаленных деревень тем, что создал здесь инфраструктуру туризма, дал местным жителям работу, построил дороги, провел электричество и телефонную связь. Герман говорил, что туризм всех хорошо кормит. И в первую очередь, конечно, его. Но не бывает так, чтобы жизнь все время была безоблачной. И в конце концов Германа стали преследовать человеческая зависть и происки конкурентов. Тем не менее его дело расширялось, полным ходом шло строительство нового гостиничного комплекса.
– Пласа дель Маре превратилось в одну большую стройплощадку, – с мрачным видом жаловался Герман.
Он вынужден был покинуть свою резиденцию, так как у него болела голова от постоянного шума строительной техники, и переселиться сюда, в Каса-де-Кампо.
У Германа были большие уши. Он чем-то напоминал мне Альфонса, проводника ночного поезда. Впрочем, некоторые черты характера роднили его с Генрихом, добрым, великодушным боксером.
Выпив, Герман становился сентиментальным, он не замечал, что белокожая Клара водит его за нос. Слова Германа не трогали ее. Она осушала стакан за стаканом и молча смотрела вдаль, туда, где чернело море. До моего слуха доносились шум прибоя, стук кубиков льда о дно стаканов и голос Германа, который звучал очень нежно и не соответствовал его грузной фигуре.
Мне немного не хватало молодого красавца Антонио, его ласковых прикосновений. Он говорил не так уж много, во всяком случае, я уже забыла все те слова, которые меня раздражали. Женщине, наверное, нужны двое мужчин: один – безмолвный, для занятий любовью, и другой умный, чтобы слушать его. Или вообще ни одного. Инвестиции в чувства не окупаются. Внезапно я почувствовала себя очень одиноко в обществе двух пожилых людей, которые на двадцать лет старше меня. От Клары меня отдалял ее жизненный опыт, а от Германа – его успех в бизнесе. Он с энтузиазмом делился с нами своими планами. Герман мечтал построить настоящий рай, нечто вроде Каса-де-Кампо, небольшой роскошный гостиничный комплекс на берегу отдаленного залива, подальше от шума и суеты обжитых туристами мест. Это будет гостиница для таких знаменитых гостей, как Борис Беккер, Франц Бекенбаур, Штеффи Граф и княгиня Глория. Весь высший свет приедет в райский уголок Германа…
Клара усмехнулась, но Герман принял ее усмешку за одобрительную улыбку. Он поцеловал ей руку.
– Это была бы подходящая оправа для такого бриллианта, как ты, – сказал он. – Осталось найти спонсоров, которые необходимы для реализации такого масштабного проекта. Я уже присмотрел участок земли и нашел архитектора.
Чтобы не дать Кларе возможность сделать какое-нибудь замечание, которое поставило бы нас в затруднительное положение, я заявила, что очень хочу есть.
– Фея производит впечатление умирающего с голоду человека.
Клара вылила остатки джина себе в стакан. Герман впился взглядом в ее полуобнаженную грудь. Я заметила у него в носу и в ушах пучки волос. Такие, как он, должны обладать особыми талантами, чтобы соблазнить женщину. Герман добивался расположения Клары с помощью денег и собачьей покорности. Клара же, эта роковая женщина, была, с одной стороны, польщена его вниманием, а с другой стороны, пьяна. И то и другое опасно, поскольку я знала, что она испытывает огромное искушение обвести Германа вокруг пальца. До сих пор Клара предостерегала меня от излишней самоуверенности, но сейчас сама, похоже, утратила бдительность и чувство реальности.
Герман был, вероятно, действительно влюблен и не совсем трезв, но его глаза внимательно следили за каждой реакцией Клары.
– Я умираю от голода, Клара. Если хочешь, я оставлю вас наедине, а сама пойду в ресторан.
Нет, она не хотела этого. И тогда Герман заказал ужин на дом. Вскоре появились одетые в белое официанты и накрыли стол на веранде. Нам подали омаров и шампанское. За все платил Герман. Официанты не поднимали на нас глаз и избегали смотреть в лицо. Должно быть, таково было распоряжение администрации. Или они не хотели, чтобы мы заметили выражение зависти в их взглядах. Герман не обращал на официантов никакого внимания, его в этом мире интересовала только Клара. Взглянув на него, я вдруг почувствовала страх. Своей добротой и любовью он был способен причинить Кларе массу серьезных неприятностей. На это Германа могла подвигнуть свойственная ему безмерная пошлость.
