Текст книги "Иммигрантка в западне щеголя (СИ)"

Автор книги: Кристина Денисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Да… наверно… что-то есть… – невнятно пробормотал Владислав, – а почему я не могу поцеловать тебя?

– Я в по-ло-же-ни-и! Ты как будто не знал, что я жду ребенка от твоего брата, и лезешь целоваться… Отпусти меня немедленно, пока я не закричала! – пригрозила она и вырвалась из ослабевших объятий.

– Не сердись. Я сам не знаю, что на меня нашло.

Не попрощавшись, Анастасия ушла, оставив Владислава в легком недоумении. «По крайней мере, тест на вшивость она прошла», – подумал он и прогулочным шагом направился в больницу к брату.

Глава XXVI

Владислав застал Льва в плохом настроении. Николай Зольтеман накануне сообщил ему крайне неприятное известие – он вернул ключи хозяйке арендуемой квартиры, полностью рассчитался за декабрь, оплатил треть суммы за январь, а главное, подыскал Льву однокомнатную квартиру в одном из самых старых домов города и уже перевез туда личные вещи сына. Квартира располагалась на первом этаже, что, по словам Зольтемана старшего, наилучший вариант для людей с ограниченными возможностями, как финансовыми, так и физическими.

«Неизвестно сколько месяцев ты проведешь в инвалидном кресле, – прямо говорил отец, – поэтому первый этаж – это то, что тебе нужно. Ну и, конечно же, деньги, Лев, – твоей безалаберности и транжирству нет равных: как можно было, не выплатив один кредит, взять другой, тем более, для чего? Чтобы свозить свою разрисованную фотомодель в Египет! Так ты никогда не начнешь зарабатывать – на твоих кредитах будут богатеть и без того богатые олигархи, а ты всю жизнь будешь в долгах, как в шелках Шамаханская царица».

Лев излил душу брату, но Владислав встал на сторону отца:

– Та, квартира, которую ты снимал, не соответствует сальдо твоих счетов, братец, – не насмехаясь и без злорадных эмоций заявил Владислав, глядя брату в глаза с предельной осторожностью.

После короткой паузы Лев вспылил:

– Он пользуется тем, что я прикован к постели. И ты тоже хорош! Какое вам дело, как я живу? Это моя жизнь и я имею полное право жить так, как мне заблагорассудится. Ваше счастья, что я не могу сейчас вам противостоять – насели на меня со своими проповедями. Почему я никому не указываю, как жить, какую квартиру снимать, на что брать кредиты, а на что нет? Достали постоянно поучать и тыкать меня носом, великие стратеги, мать вашу…

– Не заводись, – успокаивал Владислав, – у доктора Ивана Ильича золотые руки. Уже завтра он сделает тебе операцию, и ты рано или поздно встанешь на ноги, а к тому времени, я уверен, отец с максимальной эффективностью сократит твою задолженность перед банками. Он немного успокоится, и ты сможешь опять снять себя квартиру в новом доме с шикарной обстановкой, если, конечно, это для тебя по-прежнему будет так важно, как сейчас.

Его слова шли из самого сердца, и Лев сделал над собой усилие, чтобы принять их без тени обиды.

– Важно! Я хочу жить в комфорте, просыпаться и видеть просторную комнату с дорогой обстановкой, а не кривой потолок убогой хрущевки.

«И это говорит человек вдоль и поперек перемотанный бинтами, с переломами руки, ноги, ребер, ключицы, челюсти и шестого позвонка, – подумал Владислав, – как будто нельзя смотреть телевизор в маленькой квартирке, пока не сможет вернуться к прежней жизни. Он же не будет в инвалидном кресле устраивать пати со стриптизершами?!».

– Надеюсь, что все образуется! – сказал Владислав вслух. – Кстати, как там дела с Сюзанной? Она не приходила сегодня?

Ответом тому был тяжелый вздох и отведенный в сторону взгляд.

– Значит, нет, – Владислав приставил стул ближе к койке и подался немного вперед, охватив ладонь брата обеими руками. – Я бы на твоем месте напрасно не ждал ее – она ветреная и алчная женщина. Именно, женщина – опытная, дерзкая и без комплексов. Вот, где она сейчас? С кем? Ты лежишь в больнице, а она развлекается.

– Она отвернулась от меня, и на этот раз я понимаю ее – кому нужен инвалид? Сюзанна красивая, страстная, как ты заметил, она женщина, а не девочка с эротическими фантазиями в голове. В ней есть все, что нужно мужчине! Я не встречал равных ей по любовным ласкам. В постели она вытворяла чудеса. Да, и я был на высоте, а теперь я лежу как бревно, и не известно, когда смогу подняться. Я понимаю ее. Вот если бы ее переехала машина, и она вся синяя лежала в больнице, то я бы, скорее всего, с головой погрузился в очередной роман, спал бы с какой-нибудь сексуальной блондинкой, и лишь изредка вспоминал о ней. Я эгоист, брат, безнравственный тип, как сказала бы Златовласка. Может, то, что я сейчас здесь, – наказание? Кара за грехи! Глядя в больничный потолок, что только не придет на ум!

– Златовласка? Настя что ли?

– Кто же еще?! Эта милая сказочная девочка, воспитанная бабушкой. Ты разве не заметил, какая она? Она словно с прошлого века… Я таких тоже еще не встречал. Читает классику, не курит, пьет только вино или шампанское: бокал не больше… Слишком правильная, легко предугадываемая, тоже красивая, но еще не научилась пользоваться своей внешностью… Кто знает, возможно, через десять лет она станет такой же самоуверенной, властной мадам, как Сюзанна, будет с ума сводить парней, играть ими, а не наоборот.

Владислав, стараясь свести разговор к обсуждению и сравнению обеих, двусмысленно улыбнулся:

– Тебе не приходило в голову жениться на одной из них?

– Ха! Нет! То есть мне приходилось обдумывать кандидатуры их обеих, но жениться я не хочу ни на одной из них. Сюзанна хороша для свиданий, для бурных ночей с ее возбуждающими стонами, но ее в роли жены я не представляю, как и себя в роли мужа. Я знаю, что она изменяла мне с моим лучшим другом – Алексом. Сначала это были лишь подозрения, но после разговора со следователем – не помню, как его звали, – я убедился, что в вечер убийства Алекс встречался в отеле с Сюзанной. Они оба предатели! Но и это не повлияло на мою привязанность к Сюзанне – не знаю, почему, но она влечет меня до сих пор. Она не приедается! Ты меня понимаешь? С Сюзанной не бывает скучно, однообразно и не интересно. Но я не слепой и сам прекрасно вижу, что ей нужно: подарки, деньги, танцы в клубе. Мы даже как-то поругались из-за того, что я отказался дать ей денег. Кстати, тогда я и переключился на Настю.

– Постой, – Владислав улучил момент и перебил брата, – а что это за история с убийством? Сюзанна и твой друг в отеле… и… что вдруг произошло?

– Алекса сбила черная «Шкода», – ответил он, – а самое интересное во всей этой истории, что меня сбила та же машина. Я, правда, совершенно ничего не помню, потому что был пьяный вдрызг, но это не меняет суть дела. Не могла же одна и та же «Шкода» сбить насмерть Алекса и едва не убить меня? Я в такие совпадения не верю!

– Похоже на месть, – предположил Владислав.

– Надеюсь, этого лихача найдут и посадят в тюрьму, кем бы он не оказался.

– Да уж… Слушай, вернемся к разговору о Сюзанне. Вчера вечером я пригласил ее в кафе, но пили мы, как ты уже наверно догадался, не кофе. После трех бокалов она сама полезла целоваться, ну и я естественно не растерялся и затащил ее в туалет… Надеюсь, не нужно вдаваться в подробности и рассказывать, что она делала? Скажу только одно – редкостная дрянь, и тебе не стоит киснуть из-за нее. Ну, и еще, коль уж ты не злишься, – зря ты ее в Египет возил: она этого не заслуживает.

– Так ты ее споил и воспользовался?! – хмыкнул Лев. – Зачем? Она понравилась тебе?

– Нет. Я хотел раскрыть тебе глаза, но вижу, что ты и сам не глуп, как кажешься на первый взгляд.

– Повезло же с родственничками! Что же вы все лезете ко мне? Я и без вас разберусь!

– Как разберешься? Сделаешь предложение Насте? Или допустишь, чтобы твой ребенок рос в неполной семье, чтобы его воспитанием занималась Настя, которой еще самой учиться нужно? Ты ведь даже не заметил, что она на пятом месяце! – выпалил Владислав на одном дыхании.

– Златовласка беременная?! – от удивления брови Льва спрятались под повязку.

– Да. Но ты не переживай – она не собирается окольцовывать тебя и посягать на твою свободу. Более того, она просила ничего тебе не говорить – не хочет волновать.

– А тебе, значит, сказала?

Владислав заметил, как кожа между зеленеющими синяками и отеками на щеках Льва побагровела, и он, не выходя за рамки приличия, продолжил то, ради чего собственно и затеял разговор о Сюзанне и Анастасии.

– Я узнал еще вчера, а сегодня провожал ее домой…

– Только не говори, что ты и ее споил, и вы с ней…

– Нет. Настя меня отшила, но я старался произвести на нее впечатление, как и на Сюзанну. Она держалась молодцом, и заслуживает уважения, как минимум. Как ты думаешь, почему она не сказала тебе, что в положении?

– Почему? Потому что гордость не позволила, наверно, – предположил Лев, – я же ее бросил. Отец знает? А ее бабушка? Они же меня съедят вместе с гипсом, – его голос задрожал, и он закрыл глаза, тяжело дыша. – И что мне теперь делать? Как смотреть им троим в глаза?

– Думаю, тебе нужно откровенно поговорить с Настей, и вы вдвоем примете общее решение.

– Отец опять начнет говорить о свадьбе. Это уже было… Знаешь, Настя, на самом деле, хорошая, и я все еще люблю ее по-своему. Но и Сюзанну забыть не могу. Они обе засели у меня в голове и никак не оставят меня в покое. А теперь еще ребенок… Лучше бы она сделала аборт. Может еще не поздно. Точно, я предложу ей денег на аборт – она еще молодая: зачем ей становиться матерью в неполные двадцать.

– Не смей предлагать ей подобную чушь. Не опускайся еще ниже в ее глазах – она и так разочаровалась в тебе, и, несмотря ни на что, она, а не Сюзанна, возилась с тобой, когда ты даже ложку в руках держать не мог. Ты и сейчас не умеешь. Имей совесть, брат.

– По-твоему я должен на ней жениться?

– Я бы на твоем месте… я бы наверно женился на Насте!

Глава XXVII

Лев не считал, что сделать Анастасии предложение – это наилучший вариант. Его и раньше тяготили мысли о свадьбе, а теперь, когда под угрозой его полноценное здоровое будущее и возможно, что до конца своих дней он будет нуждаться в услугах сиделки, Лев не мог взвалить заботу о себе – муже инвалиде, на хрупкие плечи Анастасии. Да, и захочет ли она ухаживать за ним, если он однажды уже предал ее чувства, показав себя не с лучшей стороны? Лев боялся отказа не меньше, чем поставить свою подпись в акте бракосочетания. Терзали сомнения и угрызения совести, и казалось, что за разгульную жизнь его наказал Бог. Не только из-за Анастасии – были и другие причины, из-за которых Лев хотел бы укусить себя за локоть, но разве достанешь.

В день, когда со Львом произошло несчастье, едва не лишившее его жизни, он познакомился с журналисткой. Ее звали Анна. Она снимала репортаж о вреде фастфуда здоровью человека и в частности брала интервью у посетителей пиццерии, а затем и у Льва. Лев с удовольствием ответил на все ее вопросы, а затем пригласил отобедать с ним в закрытом зале, и она без колебаний согласилась. А вечером Лев с цветами, вином и конфетами пришел в отель, где она снимала номер на время командировки. Но в этот раз напористость сыграла с ним злую шутку – Анна ударила его по лицу и с криками выгнала вон, бросив в спину и букет, и конфеты, и даже наполовину распитую бутылку вина, которая вдребезги разбилась о пол. Затем произошел скандал с администратором отеля, и Льву пришлось уплатить штраф за пятно на ковровом покрытии и, несолоно хлебавши, возвращаться домой. По пути он зашел в первый попавшийся бар, и последнее, что он помнил, как земля уходила из-под ног, когда кто-то выводил его на свежий воздух.

Лев обдумывал слова, которые хотел бы сказать Анастасии, но она не приходила. День, два, и даже на третий – они не увиделись, и Льву не пришлось опять извиняться и предлагать деньги, но уже не на аборт, как он хотел сначала, а как компенсацию за моральный ущерб. Лев был готов признать ребенка, дать ему свою фамилию и платить алименты на его содержание, но вопрос о свадьбе Лев снял: «Какая может быть свадьба, если я на ногах стоять не могу» – оправдывался он.

Поскольку Анастасии разрешили взять лишь три дополнительных выходных, она вышла на работу, и Львом полностью занимался Владислав. Николай Зольтеман ежедневно навещал сына, но его визиты были непродолжительными: приносил измельченные блендером супы, фруктовые пюре, соки, и уходил, не волнуя лишний раз сына своим недовольством и претензиями. Большую часть времени он проводил в пиццерии: контролировал затраты продуктов, качество блюд, сводил дебеты и кредиты и присматривался к работе поваров и официантов, раздумывая над сокращением штата. Ежедневно встречался с Прасковьей Малевской и выводил ее в свет, приглашая то на творческий вечер городских поэтов, то на художественную выставку, а бывало, они просто гуляли по заснеженному парку, кормили голубей и разговаривали о чем-то далеком от проблем: о городских пейзажах, солнечных лучах, стихах и воспоминаниях о своей молодости.

При первой же возможности Анастасия снова пришла в больницу навестить Льва. На ней было заношенное пальто, вязаная шапка, варежки с орнаментом и теплый шарф – почти новый, чего не скажешь об остальной одежде. Она несла в пакете банку со свежим еще горячим бульоном с перетертым разваренным картофелем. Чтобы бульон быстро не остывал на морозе, она окутала банку в два кухонных полотенца и, прижав к груди, так и шла от самого дома до второго этажа больницы, где встретилась лицом к лицу с Сюзанной.

Сюзанна стояла на лестничной площадке и разговаривала по телефону. Разодетая – в норковой шубе с капюшоном, в сапогах на высоком каблуке с красными бантами. Огненно-рыжие волосы волнистым каскадом ниспадали на плечи. Зеленые, как у кошки, глаза привлекали внимание своим хищным взглядом.

«Забудь этот номер. Между нами все кончено» – услышала Анастасия ее слова, сказанные грубо и властно.  Бросив на Сюзанну мимолетный взгляд, Анастасия и не думала здороваться с ней, а тем более разговаривать, но Сюзанна бесцеремонно преградила ей путь, глядя сверху вниз. Она бросила телефон в разноцветную квадратную сумку похожую на кубик Рубика и, вертя в руках кожаные перчатки, потребовала объяснений:

– Как ты смеешь, нахалка, уводить у меня из-под носа моего мужчину? – прошипела она.

– Не понимаю, о чем ты? – на ходу ответила Анастасия, не задерживаясь, но Сюзанна, схватив ее за рукав, развернула к себе.

– Не прикидывайся дурочкой, тихоня! Зольтеман мой! Тебе ясно?

– Если твой, то чего бесишься? Иди к своему Зольтеману и отрабатывай на нем свое актерское мастерство. Передо мной драматические сцены разыгрывать не надо – я насквозь тебя вижу.

Анастасия предприняла очередную попытку отделаться от Сюзанны, но та настойчиво не давала ей пройти:

– Ты издеваешься? – закричала она не своим голосом. – Лев во второй раз бросает меня ради тебя! Но я не допущу, чтобы какая-то жалкая оборванка нарушила мои планы! Забудь сюда дорогу, оставь Льва в покое – он мой! И не думай, что со своей беременностью ты займешь мое место – Лев никогда не женится на тебе. Ты слышишь, никогда!

Анастасия округлила глаза. «Она знает? Кто ей сказал? Владислав!» – мелькнуло в голове.

– А я за него замуж и не собиралась, поэтому не нервничай – мы друзья, и все!

– Я запрещаю тебе иметь любые отношения со Львом! – выпалила Сюзанна. – Поэтому разворачивайся и убирайся отсюда, и чтобы глаза мои тебя больше не видели.

Анастасия на миг остолбенела – ребенок толкал ее в животе, словно упирался и бил ножками, протестуя против грубости. Предчувствуя угрозу для своей не рожденной девочки, Анастасия отступила:

– Я уйду, – покорно согласилась она. – Тебя не затруднит передать Льву бульон? Можешь сказать, что это ты сварила, – Анастасия протянула ей помятый целлофановый пакет, но Сюзанна вырвала его из рук и со злостью бросила в сторону урны. С глухим звоном треснуло стекло, и на полу образовалась лужица.

– Я не варю бульоны! – истерически кричала Сюзанна. – И никогда бы не додумалась использовать один и тот же пакет дважды, но тебе этого не понять – ты наверно не знала, что пакеты не стирают, а выбрасывают в мусор? До чего же ты примитивная, как старуха! Уходи немедленно!

Сюзанна сделала шаг вперед и, выпятив вперед грудь, оттолкнула Анастасию назад.

Анастасия оступилась и, не успев схватиться за перила, спиной полетела вниз по лестнице. Единственное, о чем она думала в тот момент, – это о своей маленькой девочке, и прикрывала руками живот, чтобы уберечь дочку, ножки которой перестали толкать ее в бок.

Сюзанна испугалась и побежала за ней:

– Ты сама упала! Я тебя не толкала! Я не хотела ничего такого, – призналась она, склоняясь над Анастасией.

Анастасия ничего не ответила и, зажмурившись, лежала на бетонном полу с мокрыми отпечатками чье-то обуви.

– Не шевелись! Я за доктором, – сказала Сюзанна и побежала за помощью.

Очнулась Анастасия на кушетке в малой операционной от едкого запаха нашатыря. Потом ее осмотрел акушер и с долей соболезнования сообщил, что плод мертв и необходимо провести процедуру выскабливания.

 Острыми медицинскими приборами, как ложкой из опустевшей банки остатки меда, из лона Анастасии усердно доставали все до единого фрагмента ее не рожденной дочки. Анастасия беззвучно плакала, и только горячие слезы, не переставая, лились по щекам. Ей было холодно, больно и жалко. Жалко себя и ни в чем неповинного ребенка, чья жизнь оборвалась из-за Сюзанны. Ее Анастасия винила, но и себя корила за то, что не пришла немного раньше или немного позже, лишь бы не пересечься с Сюзанной. «Лучше бы я вообще не приходила» – думала она.

Анастасию перевели в палату и она, уткнувшись лицом в стену, пролежала несколько часов, пока знакомый спокойный голос не окликнул ее по имени. Это был Владислав. Он узнал о случившемся от Сюзанны, которая, рассчитывала стать Сюзанной Зольтеман, при этом так и не определившись, кого из двух братьев лучше выбрать для своих целей: Владислав состоятельнее, но над ним еще нужно поработать – Лев перспективный, но и тот из-под каблука выскальзывает, да и его физическое состояние Сюзанну настораживало, хоть она и могла на многое закрыть глаза ради наследства Зольтемана старшего. Она временно решила держать обоих на примете, и вокруг Владислава увивалась с особым пристрастием, недвусмысленно давая понять, что он ей крайне симпатичен.

– Настя, – Владислав вошел с белым облаком ромашек и пакетом с фруктами, – это тебе, – он все положил на тумбочку. Анастасия молча посмотрела на него покрасневшими глазами и отвернулась. – Я через неделю уезжаю в Москву, – продолжал он, – поехали со мной? Мне как раз нужен оператор компьютерного набора. Если не знаешь программу 1С – я лично тебя научу. Будешь работать в туристическом агентстве, летом поступишь в институт на заочное отделение. У нас в коллективе есть уже один студент – будет два! Насчет жилья можешь не беспокоиться – я все организую. Подумай над моим предложением. Я завтра зайду за ответом. Да, и за операцию я заплатил. Жанна Сергеевна – медсестра с травматологического отделения, не застала твою бабушку дома: отец повел ее в театр… Не плачь. Я пойду.

Аромат ромашек, наполняя комнату, напомнил Анастасии бескрайние донецкие степи, и она уснула, уходя от своих переживаний в цветные сны.

Глава XXVIII

Операция на позвоночнике прошла успешно. Доктор набожно клялся, что с вероятностью в девяносто девять процентов Лев в скором времени сможет не только самостоятельно передвигаться по комнате, но и вернуться к полноценному образу жизни, и ничто не будет стеснять его движений, но, как это часто бывает, ожидать выздоровления Льву приходилось гораздо дольше, чем хотелось бы.

Дни тянулись нудно. Каждый новый день ничем не отличался от вчерашнего. Тоска давила на Льва морально и как черный прожорливый ворон клевала последние крохи удовлетворенности и оптимизма. Лев уходил глубоко в себя, был мрачнее грозовой тучи, часто капризничал и эгоистично требовал внимания, обвиняя всех в том, что отвернулись от него, и даже отца, который с энтузиазмом взял на себя руководство пиццерией.

Николая Зольтемана удручали и выводили из духовного равновесия кредиты сына. Он жалел его деньги, как свои. Уверенный в том, что заниматься его финансовыми делами доведется минимум до лета, он погасил задолженности перед банками, чтобы не переплачивать проценты, но не безвозмездно – он планировал в любом случае вернуть свои деньги. Квитанции о переводе денежных средств со своего счета на нужды Льва Николай Зольтеман хранил среди личных документов и в любой день мог предъявить их сыну с требованием рассчитаться.

Лев оставался в неведении, что кредиты погашены и он никому ничего не должен, кроме отца. Он спокойно спал, ни о чем не заботился, не забрасывал отца вопросами, как ему казалось, маловажными, не интересовался, выплатил ли отец зарплату работникам, сколько намотали электрические счетчики, насколько снизилась посещаемость пиццерии после окончания новогодних праздников и т.д. А Николай Зольтеман в свою очередь приложил максимум усилий, чтобы сократить расходы, увеличить доходы и завлечь новых клиентов: уволил несколько человек персонала; заключил договора с фирмами, чья продукция значительно дешевле той, которую закупал Лев; сделал рекламу пиццерии; проанализировал цены и, делая незначительные скидки, значительно повысил кассы. За январь пиццерия стала еще популярнее, вопреки утверждениям, что январь для многих отраслей – мертвый месяц. Что значит правильный подход к делу!

Николай Зольтеман с удовольствием наблюдал, как его работа приносит результаты. Он загорелся целью как можно скорее вернуть свои вложения. Прибыль для него была чем-то вроде цветущего города для императора, счастьем и эйфорией, но все-таки Зольтеман старший ругал себя за чрезмерное вмешательство в дела сына. «Если хочешь помочь голодному, то не давай ему рыбу, а научи ловить ее, и тогда он никогда не будет голодным». Эта пословица и бередила отцовское сердце, ведь всю работу выполнял он, а Лев по-прежнему «не умел ловить рыбу», ведь взять кредит и открыть частное дело может каждый, но стать преуспевающим предпринимателем дано не всем.

Жил Николай Зольтеман в той съемной квартире, из-за которой Лев неистово злился. Сначала с Владиславом, а после его отъезда – один. К одиночеству давно привыкший, Николай Зольтеман, не испытывал ничего сродни грусти. Единственное, чего не хватало ему по вечерам – камина с потрескивающими поленьями и любимого кресла-качалки. Все дни напролет он был занят делами либо же приятно проводил время с Прасковьей Малевской, не замечая, насколько тесными стали их взаимоотношения.

Если на Николае Зольтемане отъезд Владислава никак не сказался, то Лев расстроился сильнее прежнего и долго не мог привыкнуть, что его кормит с ложечки пожилая сиделка с медицинским образованием и сорокалетним стажем в психиатрической больнице. Она целыми днями сидела рядом с ним и вязала шерстяные носки внукам, рассказывая обо всем подряд, лишь бы не молчать. Чего только не узнал Лев и о душевнобольных, и о внуках, доставляющей ей массу хлопот, в первый же день, когда она только переступила порог его палаты! В последующие дни он либо слушал ее пустую болтовню вполуха, либо притворялся, что спит, и она умолкала.

Поначалу Льву не хватало Анастасии, но воспоминания о ней вытесняла Сюзанна своим кокетством и лицемерием. Узнав, что Анастасия, потеряла ребенка, Лев облегченно вздохнул, словно гора сошла с плеч, но когда Владислав похвастался, что увозит ее с собой, Льва будто током ударило. Чувства похожие на ревность зацепили его, но неглубоко. Он нашел их причину в соперничестве с братом – Владислав забрал Анастасию, как в детстве игрушечный самолетик, и это в который раз заставило Льва почувствовать себя побежденным, хоть за Анастасию они и не боролись.

Сюзанна сладко шептала ему лестные слова, воодушевляла, говорила о совместном будущем, о планах, о показах, съемках, и Лев снова позволил ей называть себя ласковыми прозвищами, типа: милый львенок, сладкий болгарский перчик, лапусик и котенок. Он не запрещал ей приходить, потому что ему было попросту безумно скучно и одиноко, и сиделка, нанятая отцом, доводила его до белого каления одним своим самодовольным видом домоправительницы из мультфильма про Карлсона. Лев использовал Сюзанну, как мочалку – чтобы помыться, как заплесневелый сухарь – когда нет ни мяса, ни рыбы, не беря во внимание, что и Сюзанна использовала его исключительно в своих хитрых расчетливых целях.

Так пролетел и февраль, и в первых числах марта, когда в каждом цветочном киоске навалом желтых мимоз, голландских тюльпанов и других пестрых цветов помимо обыденных поднадоевших роз и гвоздик, Льва выписали из больницы, и Николай Зольтеман привез его в квартиру, игнорируя его ярко выраженное недовольство.

Обстановка по меркам Льва было крайне убогая: старинная кровать, раскладной диван, кресло, телевизор в виде громоздкого ящика, простецкие занавески, деревянные рамы, а хуже всего – ковер с оленями.

Лев прошел курсы массажа, специальную гимнастику, и с трудом, но самостоятельно научился передвигаться. О полном выздоровлении он мог только мечтать, потому что максимум, что ему удавалось – это дойти до ванной комнаты, сделать свои дела и вернуться в постель. Движения давались с болью. Николай Зольтеман подумывал даже показать сына другому специалисту, но выжидал, надеясь, что повторную операцию на позвоночнике делать не придется и все само собой образуется, что нужно только подождать.

К восьмому марта Сюзанна выпрашивала у Льва золотые серьги, но всем заправлял отец, и Лев не мог даже при желании угодить ей, как бы она не старалась ублажить его на старом скрипучем диване. Она воротила носом от убожества арендуемой квартиры, но, зная, насколько роскошна дача Николая Зольтемана, терпела временные неудобства и делала все, чтобы прочно держать Льва в своих руках и сохранить за собой право считаться единственной претенденткой на роль его жены. Ее нисколько не смущала его болезненность, наоборот, с таким рохлей мужем можно в одиночку тратить деньги, нажитые Зольтеманом старшим за всю жизнь.

Конечно, Владислав был бы более выгодной партией для Сюзанны, но лучше синица в руках, чем журавль в небе, поэтому она из кожи вон лезла, лишь бы Лев сделал ей предложение. Но вместо ожидаемого результата, получилось так, что на наследство Николая Зольтемана появилась еще одна претендентка. Не Анастасия – Сюзанна самоуверенно списала ее со счетов – а ее бабушка: Зольтеман старший объявил о намерении жениться.

Эта новость повергла Сюзанну в шок:

– Ты должен отговорить отца от женитьбы, – настраивала она Льва на свою волну, – иначе эта старуха заграбастает все наследство твоего отца. Сам подумай – он стар и рано или поздно помрет, и что тогда? Кто станет главной наследницей? Она! А не ты с братом! Эта старушка не так проста, как кажется – она всех вас обула! Она перепродаст квартиру и дачу, обналичит все счета, все перепишет… на кого? На свою внучку! И вам ничего не достанется!

Лев не мог не согласиться с доводами Сюзанны, но ее щепетильность в вопросах наследства, которое ее никаким боком не касалась, настораживала:

– Отец не маленький мальчик и пусть делает, что хочет. Какая тебе разница, достанется мне хоть что-то от отца или нет? Ты так рассуждаешь, будто это твоим интересам что-то угрожает.

– Глупенький мой, я же о тебе беспокоюсь, – сладко лепетала Сюзанна, а на душе кошки скребли. – Ты хоть намекни ему, что можно заключить брачный контракт. Подстрахуйся! Пусть оставит эту старушку с носом – его наследство должны разделить только ты с Владиславом.

Глава XXVIV

Анастасия бросила монетку, и случай решил ее дальнейшую судьбу: она примет предложение Владислава.

«Мосье Николя» Ретифа де ла Бретона, книгу, с которой все началось, и остальные книги, подаренные Львом, Анастасия отдала своей подружке из супермаркета, а вместе с ними избавилась и от мыслей о Льве. Она не держала на него зла и желала скорейшего выздоровления, но неприятный осадок все-таки оставался, а вот боль и утрату, причиненную Сюзанной, забыть было невозможно: душевные муки, как горькие пилюли, доводили до состояния, при котором в горле стоял ком, и не возможно было свободно дышать. Именно Сюзанну Анастасия не хотела бы встретить на своем пути еще раз. Таким образом, переезд в иной город стал наилучшим вариантом.

Разочарованная и убежденная, что все мужчины одинаковы, Анастасия сразу же воздвигла между собой и Владиславом барьер из бесцветных, но прочных блоков, запрещающий любые контакты. Ни кончиками пальцев, никаких объятий, никакой близости – формальные деловые отношения и ни намека на возможность пересмотреть условия. Ни, ни, ни – твердила она себе, – ни вздумай поддаться искушению и думать забудь о его соблазнительной улыбке и теплых карих глазах, от одного взгляда которых сильнее билось сердце, и она тот час же отворачивалась. Анастасия упрямо отказывалась плыть по течению, боялась расслабиться и угодить в ловушку своих же иллюзий. Она не хотела метаться от одного чувства к другому, считая подобное поведение неприличным, характеризующим не с лучшей стороны, и всеми силами сопротивлялась более чем дружественной симпатии к Владиславу.

Они работали в одном офисе, пересекались десятки раз на день, часто вместе обедали – не наедине, а с другими сотрудниками агентства, но Владислав – обыкновенный и необычный, здравомыслящий и порой намеренно глупый, солидный и в то же время свой в доску, день за днем по кирпичику разбирал ее неприступную стену.

Да, Анастасия избегала ситуаций, когда они оставались один на один, но подобное происходило довольно часто, и от неловкости ей приходилось придумывать всевозможные отговорки, лишь бы избежать его прямых взглядов и не смотреть на его губы. Всякий раз, когда Владислав находился в поле ее зрения, она невольно заостряла внимание в первую очередь на губах. Губы! Сама, того не зная, Анастасия влюблялась сначала в губы, потом придумывала список положительных качеств, причем чаще именно придумывала, и в итоге влюблялась в придуманный образ. Так было и с ее первой несчастной любовью, и со Львом, если опустить тот факт, что поверила в свою любовь она лишь после того, как он насильно показал, как им может быть хорошо вдвоем.

Касаемо положительных качеств и внешности, и внутреннего мира Владислава – Анастасии ничего придумывать не приходилось. Он пользовался уважением подчиненных, его любили за мягкий нрав, лояльность, понимание, за умение находить правильный подход к каждому и создавать вокруг себя атмосферу позитива, за справедливость в решении важных вопросов и непреодолимую тягу к самосовершенствованию и росту над собой.