Текст книги "Иммигрантка в западне щеголя (СИ)"
Автор книги: Кристина Денисенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Друзья!
– Тогда можно я сегодня проведу тебя домой после работы? Ты до которого часа работаешь?
– Я ухожу в восемь.
– Все понял. Увидимся.
Анастасия еще раз поблагодарила его, и Лев, как и обещал, разговорами не задерживал – он и сам торопился. Все произошло слишком быстро, и Анастасия не успела понять, правильно ли себя повела – может, опять слишком прямодушно и доверчиво?
Вернувшись к витринам, она продолжила расставлять сметану и йогурты. Книгу она спрятала в тумбочку на своем рабочем месте, и мысленно уже представляла, как завтра же примется за чтение. Была бы в их комнате настольная лампа, она бы не отлаживала чтение и начала бы этим же вечером, но бабушка не любила засыпать при ярком свете, даже если лампочка плохо освещала, излучая тусклый желтый свет, что, впрочем, было бы вредно для зрения.
– Настя, когда ты уже успела познакомиться со Львом? – спросила Карина, отвлекая ее от мыслей о «Мосье Николя». Она закончила свою работу и пришла помочь с молочным отделом.
– Со Львом? А ты что, его знаешь?
– Кто же его не знает! Он хозяин пиццерии. Симпатичный и далеко не бедный парнишка! Лично я с ним не знакома, но видела несколько раз в пиццерии – мы с Лешкой частенько туда ходим. Несколько раз в неделю Лев приходит и к нам в супермаркет. Покупает обычно чай, кофе, батон, сыр и ветчину. Не женатый, наверно, – иначе одними бутербродами не питался бы. А ты, я смотрю, зря времени не теряешь – только приехала и уже подцепила такого зайчика!
– Так этот «зайчик» серьезный молодой человек, а мне он показался студентом, что ли. Мы познакомились в Доме Культуры – оба пришли в субботу в библиотеку.
Карина громко рассмеялась:
– Никогда бы не подумала, что его можно встретить в библиотеке! Но это даже хорошо. Я бы на твоем месте тоже на него запала – красавчик, при деньгах, еще и книги читает!
– Ни на кого я не «западала».
– Только не отнекивайся – я видела, как вы ворковали! Вы уже целовались или еще нет?
– Нет. Мы толком даже не разговаривали. Я о нем ничего не знаю.
– А что тебе о нем нужно знать? Я тебе уже все рассказала. Говорю тебе, Лев – отличный парень! Ты посмотри на наших грузчиков, охранников – кто они? Что их ждет? Каждый день одно и тоже, и никакого карьерного роста не предвидится, если они, конечно, не возьмутся за ум и не начнут нормально зарабатывать, сменив место работы. А у Льва уже есть пиццерия! Ты посмотри, как он одевается!
– Да, у Льва хороший вкус. Он элегантный. Перспективный, как ты заметила. Только вот я ему зачем? Я никто и звать меня никак – ни кола, ни двора – беженец несчастный. Я ему не пара. И если честно, я на него и не смотрела как на кандидата в мужья. Я, может быть, вообще замуж никогда не выйду – не хочу быть ничьей игрушкой.
– Глупости все это. Вот влюбишься по уши и как миленькая в Загс побежишь!
– Любовь, любовь… не встретила я еще свою любовь.
Витрина выглядела образцово, и девушки вернулись к своим рабочим местам, но и там разговор о Льве продолжился. Виной тому послужила подаренная книга, и как следствие, Анастасия невольно стала думать о Льве больше, чем о книге, больше, чем о выстиранных шторах, которые Карина принесла. Их еще нужно было погладить, а для этого попросить у вахтерши утюг и выслушать последние политические новости в мельчайших подробностях. Анастасия замечталась и стала представлять прощание со Львом, уверенная, что он обязательно захочет ее поцеловать. А хочет ли она с ним целоваться?
Вечером она поняла, что никаких поцелуев не будет – Лев растревожил ей сердце, но вовсе не романтикой, а своей жалостью к беженцам.
– Мне жаль людей, которые лишились домов, – говорил он, – страшно даже смотреть по телевизору, а каково оно видеть эту разруху воочию, смерть, пожары и взрывы…
– Когда на наш город упали первые мины, мне уже было не страшно, – рассказывала Анастасия, а Лев лишь изредка вставлял свои реплики. – Стреляли чаще из минометов, реже из РСЗО. До первого дня бомбежек уже бывали и бессонные ночи, и ложная тревога, после которой я сказала бабушке, что больше не буду прятаться, пока не станет очевидно, что есть реальная угроза, а не предположения. Я не паниковала и морально уже была готова, что скоро настанет очередь и нашего города – он ведь не особенный, чтобы стать исключением в списке карателей. Грохот танков и другой тяжелой техники – это такая мелочь по сравнению со звуками разрыва снарядов, особенно если обстрелы длятся часами. Как же тут усидеть на месте? В тот день на рассвете начали артиллерийский обстрел наших угольных шахт с берегов водохранилища. Это было первое «доброе утро», не похожее на предыдущие. Я проснулась от громкого взрыва и сразу же поняла – началось. Как обычно, первым делом я подбежала к окну – три снаряда упали на соседней улице и столбы дыма поднимались в небо. Нужно было спускаться в подвал – поначалу оставаться в доме во время обстрелов даже в голову не приходило. Сумка с вещами была наготове, разрывы снарядов гремели так сильно, что дрожали стекла, взлетали шторы, срабатывала сигнализация автомобилей, припаркованных недалеко. Бабушка тоже стояла возле окна, одевалась, и я не отставала: оделась, расчесалась, заколола волосы, даже сбегала в ванную умыться и почистить зубы. Никогда бы не подумала, что в подобной ситуации у меня «хватит ума» чистить зубы. Мы быстро выбежали во двор. Соседка выскочила в чем спала, – видимо проснулась на несколько минут позже, чем я. Ее трясло. Казалось, снаряды падают прямо возле дома. Другие соседи – пенсионеры, одни с документами собирались идти в бомбоубежище, дождавшись затишья, – вторые в подвал. У нас такие бесстрашные или бестолковые люди, что некоторые умудрялись во время обстрелов цветы на клумбе поливать и даже не прятались, но это не про первый день. Один из соседей – с травмой ноги – три дня просидел возле дома на табуретке, а на четвертый – с мамой уехал на море… Большая часть людей уехала еще в первый день обстрелов, им не довелось встречать следующее утро в темном погребе без света под двухчасовой минометный обстрел, как нам… Как только наступило затишье, мы вышли на улицу – людей нигде не было, но знаю, что на другом конце улицы смелые работящие шахтеры и заводчане шли на остановку, чтобы ехать на работу. Обстрел обстрелом, а работать надо... На второй день мы пошли в бомбоубежище. Там была база ополченцев – я подсознательно чувствовала, что там будет совершенно небезопасно, ведь украинские солдаты наверняка знают все точки… А сколько вокруг предателей-наводчиков? Они сливали информацию, устанавливали маячки и каратели бомбили по училищу, бомбоубежищу, по самому поселку и шахтам. На наводчиков была объявлена охота, их загоняли и расстреливали. Умирали и мирные жители. Их разрывало на куски… Собачки без ножек… Бабушки без рук… Велосипедисты, накрытые черным брезентом, посреди дороги… и черные поля сожженной пшеницы.
Глава V
После прерывающихся всхлипываниями слов о жертвах войны на Донбассе, Лев предпринял попытку утешить Анастасию – обнял за талию и намеревался обнять, но она выскользнула из объятий.
Тихим голосом она продолжала рассказ:
– В последующие дни снаряды тоже падали в районы около шахт, только в центре было относительно спокойно, а вот многим поселкам досталось – будто специально по частным домам били. Причем утром, днем, вечером и ночью. Мы старались уловить хоть какую-то закономерность, график – безрезультатно – они бомбили не по часам, а когда им в голову взбредет, будто обязательно нужно было держать людей в напряжении: стрелять и еще раз стрелять, разрушать, палить и убивать. Так проходит «антитеррористическая операция» на Донбассе. Кого спасают каратели? Первым делом прошлись минами по всем шахтам и бомбили их по кругу, но то ли солдаты их плохо обучены, то ли намеренно, но они били по жилым домам. Я видела дома без окон, с проломленной крышей и заборы похожие на решето, при чем один дом мог быть невредимым, а соседний выглядел так, будто и был целью. Первый день был самый уморительный. Хотелось спать. Приближалась ночь, ночные «фейерверки» и полусон-полумучение в ожидании рассвета, потому что спать в подвале было крайне неудобно: две метровые скамейки, рой комаров и запах плесени. Лежали, сидели, прислушивались, что куда и откуда летит, где падает. Казалось, все очень близко, впрочем, на утро наши предположения подтвердились… На рассвете началось очередное светопреставление. Услышав первый взрыв, я продолжала лежать на боку с закрытыми глазами и думать о том, что в кино все не так, представляла Наполеона с легионами и задавалась вопросом – почему сейчас воюют иначе, почему тупо подходят к городу и закидывают его с расстояния минами или обстреливают с РСЗО, где стратегия, в чем интерес, для чего это вообще… Включили лампу, но она горела недолго – бабах и света нет. Было страшно, и слезы тихонько лились, но я сдерживалась, зато бабушка… Она такая паникерша… Около семи утра стало тихо и мы пошли в бомбоубежище, посмотреть есть ли там места и вообще узнать последние новости – все ли живы, чьи дома попали под обстрел, что говорят ополченцы и вообще что происходит… Этот кошмар длился две недели – две недели ада, а потом для нас с бабушкой все закончилось: наша «избушка» подпрыгнула и развалилась на куски…
Лев проникся к Анастасии чувством нежности, сострадания и такой человечности, что мысли о первоначальной цели сами собой отступили на задний план – Анастасия не соответствовала образу той девушки, которую можно было бы выставить на посмешище перед его друзьями. Ожидаемое шоу не состоялось бы и не имело бы такого эффекта, как предполагал Алекс. Но «слово пацана» для Льва значило немало – это раз, а во-вторых, ему подсознательно хотелось пережить очередной «сезон охоты»: соблазнить Анастасию, похвастаться перед друзьями, добыть еще один трофей. Лев считал, что своими ухаживаниями убьет сразу двух зайцев – поможет Анастасии пережить горечь войны, отвлечься и забыться, а за одно скрасит и свою жизнь. Не учел он одного – Анастасия, несмотря на страсть к чтению любовных приключений и порой посещающие ее романтические мысли о поцелуях и свиданиях, весьма холодно относилась к парням и вела себя осторожно и предусмотрительно.
– Как тебя утешить? Что для тебя сделать, малышка? – сюсюкал Лев. – Скажи! – он взял ее за руку и нежно поглаживал большим пальцем.
– Не нужно меня жалеть и обращаться со мной как с ребенком. Я давно ничего не боюсь, а это просто слезы, – она вытерла мокрые щеки и ресницы, – все самое страшное осталось позади.
– Я не хотел ничего плохого, не сердись, – Льву приходилось оправдываться и держаться сдержаннее. – Я думал, коль мы друзья, то я могу предложить тебе поплакаться в свою жилетку, – кажется, так говорят, – подставить свое плечо! Ты только намекни, что тебе нужно, и я что-нибудь придумаю.
– Ничего мне не нужно. Мы с бабушкой ни в чем не нуждаемся. Нам уже помогли, – гордо заявила Анастасия.
– Ты переехала с бабушкой, как я понимаю, а что с твоими родителями? Где они?
– У меня нет никого кроме бабушки. Были подружки, а теперь и их нет: Машка умерла в больнице от ожогов после попадания снаряда в дом, Таню достали из-под завала еле живую – она умерла по дороге в больницу. Одноклассницы и однокурсницы уехали кто куда.
– А родители?
– Когда я была маленькая, мама бросила меня с отцом и уехала в Польшу на заработки, а он любил курить в постели, и однажды дом вспыхнул – отец сгорел заживо, а меня чудом спасли. От мамы нет никаких вестей уже восемь лет. Раньше она хоть письма писала, а потом ни единой весточки – жива ли она, даже не знаю.
– А моя мама умерла, когда мне было восемнадцать. Как летит время – прошло десять лет. Она болела, болезнь держала в тайне, даже отец ничего не знал. Отец! Он заметно постарел после ее смерти. Волосы стали белыми, походка неуверенной, глаза глубокими и тусклыми. А вот характер ничуть не изменился. Отец всегда меня недолюбливал.
– Почему? Ты живешь с ним?
– Нет, упаси Бог жить с этим деспотом! Я живу один, и меня никто не пилит, не указывает, что, когда и как мне надо делать, не лезет ко мне со своими нравоучениями и не читает нотации из-за малейшей провинности – у него я всегда был во всем крайний. Что бы я не сделал – за все безжалостно критиковал. Его невозможно было переубедить, переговорить, а потом я вообще не смог слушать его и уехал жить к тетке. Почему он так ко мне относился, я и сам не знаю – его любимчиком всегда был Владислав – мой младший брат.
– Значит, ты живешь с тетей? – Анастасия вспомнила, что говорила Карина о бутербродах, и ей показалось странным, что женщина ничего не готовит.
– Жил первое время, а потом снял квартиру и теперь живу один одинешенек – сам себе хозяин! На жизнь зарабатываю сам – отец не дал мне ни копейки. Пришлось связаться с банками, и я еще по уши в долгах, но у меня есть небольшая пиццерия, и лет через несколько я буду однозначно в плюсе!
– Ты настоящий лев! Целеустремленный и самостоятельный!
– Хочешь жить – умей вертеться, а хочешь жить красиво – вертеться нужно вдвойне.
Они уже подходили к общежитию, и Анастасия остановилась:
– Ну, вот мы и пришли. Дальше провожать не нужно, а то бабушка устроит мне допрос.
– Когда мы удивимся? Я могу показать тебе город: сходим в парк, в кафе или ко мне в пиццерию.
– Не знаю. Я же тебе уже говорила, что не хочу ни в какие кафе. И вообще мы едва знакомы – никуда я с тобой не пойду! – Ее внутренние переживания и заботы не соответствовали радостной и красивой обстановке развлекательных заведений – любых увеселительных заведений.
– Ты такая забавная! Но мне даже нравится, что ты не соглашаешься! Веришь? Можно я хоть до общежития буду тебя провожать?
– Если хочешь…
– А может, все-таки сходим куда-нибудь? Я тебя познакомлю с друзьями!
– Ага, сейчас же! Я тебя толком не знаю, а то пойду знакомиться с твоими друзьями. И не надейся!
– Ты мне не доверяешь? Я что похож на бандита? Ты что думаешь, что мои друзья обидят тебя? Они хорошие парни! И девушки в нашем кругу есть! С ними не соскучишься!
– Нет. Я не готова влиться в вашу веселую компанию.
– Я, кажется, понял. Это из-за бабушки? Она не отпускает тебя гулять, так?
– Нет, Лев, я бы могла сходить погулять, но я не хочу.
– Ну и зря – ты молодая и красивая, очень красивая, – добивал он ласково, – и прячешь эту красоту в четырех стенах. Хочешь, я поговорю с твоей бабушкой? Если надо я ей паспорт покажу, чтобы она не волновалась и знала, с кем ты пошла гулять?
– Прекрати! Мне пора идти. Завтра у меня выходной, а послезавтра мы сможем прогуляться от супермаркета до общежития – я расскажу тебе о впечатлении от «Мосье Николя»!
– Тогда мне остается только ждать, когда я снова смогу окунуться в озерах твоих прелестных глазок, Анастасия!
Они попрощались, но еще пару часов до сна их мысли были друг о друге: Анастасия занималась шторами – Лев Сюзанной, но милое личико Анастасии все время стояло у него перед глазами.
Глава VI
Следующий вечер Лев провел с друзьями у себя в пиццерии – в зале, обустроенном для небольшой компании, предпочитающей уют, уединение и комфорт. Это и было местом, где молодые люди играли в покер, выпивали и обсуждали свои дела. Играли они не на деньги, а на желания, а для тех проигравших, кто не смог или отказался выполнять желание победителя, было и финансовое наказание в качестве банкетного стола с дорогой выпивкой. Затейщиком и, так сказать, основателем этой традиции был Алекс – сын «мебельного барона», получивший от отца один из его магазинов, расположенный в одном здании с пиццерией.
Сюзанна к картам относилась равнодушно и если и приходила, то исключительно ради веселой атмосферы, которую зачастую обеспечивал Алекс, но на этот раз, как впрочем, бывало и раньше, у Алекса были другие планы, и в пиццерии он даже не появился. Виновницей этих самых планов и являлась Сюзанна – они договорились провести вечер вдвоем.
Излюбленным местом их свиданий был отель с роскошными номерами – «S*». Сюзанна любила яркий свет хрустальных люстр, глянцевые потолки, красные шторы с золотистой бахромой, кожаные диваны и стеклянные столы, а больше всего – круглую кровать в спальне с зеркальным потолком.
В фойе отеля они вошли в обнимку. Алекс шептал ей на ухо комплименты в предвкушении страстных оргий с возбуждающими стонами, которыми Сюзанна благодарила его за дорогие подарки. Для администратора отеля вид этой запомнившейся парочки ничем не изменился со времени последнего бронирования ими номера – Алекс все такой же беззаботный и влюбленный, а Сюзанна такая же надменная, но улыбающаяся, как пантера, виляющая хвостом перед дрессировщиком, податливая, но палец в рот такой не клади – откусит по локоть.
В номере их ожидал ужин на двоих. На круглом столе с праздничной белой скатертью, в подсвечниках из итальянского матового стекла горели длинные ароматические свечи. В ведерке со льдом охлаждалось игристое вино, в больших белых тарелках на листьях салата – морской салат с осьминогами, блинчики с красной икрой, крупные черные маслины и сочный виноград. Без всего этого Сюзанна не представляла свиданий с Алексом, и он ее баловал, выполняя любые прихоти, но делал это не чаще двух раз в месяц.
Таким образом, он старался продлить их отношения, потому что слишком частые свидания наводили на него тоску, да и праздник каждый день перестает быть праздником. Поэтому, когда Сюзанна увлеклась Львом, Алекс вздохнул облегченно. Сюзанна больше не навязывалась со своей любовью, не звонила по ночам с просьбами забрать ее из клуба или от подруги, не нужно было часто оплачивать номера в дорогих отелях, но, тем не менее, Алекс не упускал ее из виду. В итоге их роман приобрел еще больше пикантности и таинственности. Это заводило их обоих, и, по мнению Алекса, игра стоила свеч!
Алекс не считал Льва серьезным соперником и не верил, что его связь с Сюзанной продлится дольше пары месяцев, но они встречались уже полгода, и не два раза в месяц, а несколько раз в неделю, и, глядя на их счастливые, как казалось, лица, Алекс порой приходил в бешенство. Ежедневно Сюзанна ему была не нужна, но и делить ее с другом становилось все более неприятно. Алекс еще в прошлый раз потребовал от Сюзанны сделать выбор, пригрозив, что если она сама не бросит Льва, то он обо всем ему расскажет, и она вероятнее всего останется ни с тем и ни с другим. Такой расклад Сюзанне был не по душе – ей нужен был Лев и его наследство, при чем второе важнее первого.
Делать выбор Сюзанна не спешила, и со стороны ее невозможно было заподозрить ни в огорчении, ни в замешательстве – она жила сегодняшним днем и извлекала из него максимум позитива!
Допив бокал вина, Сюзанна обещающе прищурилась и облизнула губы – она была готова станцевать эротический танец и встала из-за стола. Включив любимую композицию и добавив громкости, Сюзанна вся отдалась музыке, медленно раздеваясь и разбрасывая одежду по комнате. Алекс, откинувшись на спинку кресла, следил за каждым движением. Его глаза сияли от наслаждения – смотреть, как красивая девушка танцует, доставляло ему почти столько же удовольствия, как и секс.
Потом Сюзанна ублажала его в постели, и Алекс чувствовал себя самым счастливым человеком на планете.
– Так, что там у тебя со Львом? Ты ему так и не сказала, – Алекс все-таки напомнил ей о своем условии и закурил сигарету.
– Не волнуйся, лапусик, ты же знаешь, кто из вас мне по-настоящему дорог! Ты и только ты! – она охватила мочку его уха губами и, слегка покусывая, поцеловала. – А бросить Льва еще не представилась возможность. Ты же знаешь, какой он чувствительный и порой сентиментальный! Ну, не могу же я – девушка образцовой порядочности, огорчить нашего милого львенка, замарав и свою репутацию, и твою – ведь ты для него никто иной, как верный и преданный друг! Но как бы там ни было, ты должен верить своей кошечке – рано или поздно я с ним расстанусь и буду только твоя! И Лев никогда не заподозрит тебя в предательстве!
– Мне кажется, что как минимум одна подходящая возможность бросить Льва и уличить его в измене, у тебя скоро появится.
– Что ты этим хочешь сказать? У Льва кто-то есть? – Сюзанна сохраняла самообладание, как истинная актриса, но ущемленное чувство собственности выдали опущенные уголки губ и мгновенно распахнувшиеся зеленые глаза, обрамленные густыми накладными ресницами.
– Только не говори, что ты ревнуешь!
– Нисколько! Но я ничего такого не замечала. Кто она?
– Я с ней еще не знаком, но думаю, что ей с тобой не сравниться. Прошлый раз я обхитрил Льва в покер, и мое желание стало на первый взгляд безобиднее, чем просить милостыню под церковью, когда тебя снимают на камеру, а потом видео гуляет по Интернету! – Алекс смеялся, вспоминая свои дурацкие шуточки надо Львом, когда он только вливался в их коллектив. – Лев познакомился с какой-то Настей в библиотеке. И если ему удастся ее охмурить, в чем я не сомневаюсь, то в субботу нас ждет вечер представлений.
– Ах ты, хитрый жук! А я ума не могла приложить, с чего это вдруг Лев притащил домой книжку из библиотеки! Так вот оно в чем дело! Стало быть, это не меня он намеревался шокировать своими познаниями в астрологии.
– Он и впрямь штудирует ту книжонку?
– Ты бы видел эту картину! Читает с умным лицом – ни дать, ни взять профессор!
– Не хочет отставать от девчонки. Ну что ж, посмотрим на этих голубков в субботу.
– Ох, и устрою я им незабываемый вечер!
– Предлагаю обмыть наш коварный план, моя непревзойденная богиня!
– Ты моя прелесть! С удовольствием!
Они выпили еще по бокалу и снова пустили в ход все свое обаяние, излив бурлящую страсть пятнами на белых простынях.
Перед уходом Алекс имел привычку допивать недопитое и доедать недоеденное. Сюзанна воспринимала это как жадность, но любовника никогда раньше не стыдила, ведь он все-таки немало тратил на оплату этих памятных праздничных вечеров, но на этот раз слегка пожурила его:
– Лапусик, оставь хоть виноград, а то лопнешь!
– Нет, я не уйду пока не доем до последней ягодки!
– Тогда заверни его в салфетку и дома доешь, потому что я устала и хочу поскорее лечь спать!
Алекс намек понял и недовольно перестал есть.
Они спустились на первый этаж, и когда створки лифта открылись, Алекс и Сюзанна стояли в обнимку лицом к лицу, смеялись и доедали виноград вдвоем.
Домой Алекс ее не провожал – таков был уговор – они простились на ступенях отеля и разбежались в разные стороны, но домой Алекс так и не вернулся.
Алекс жил неподалеку и предпочитал ходить пешком, на личном автомобиле ездил только в отдаленные уголки города или за его пределы. Когда Алекс переходил улицу, на него налетела черная «Шкода» с грязными номерными знаками. Она появилась из ниоткуда и перечеркнула все планы молодого человека. С несовместимыми с жизнью травмами Алекса доставили в городскую больницу, где он и испустил последний дух, прошептав перед смертью последнее «Сю-зан-на».
О ночном несчастном случае на утро говорили везде: на рынке, в банках, в магазинах, супермаркетах, и Анастасия тоже узнала о нем – от Карины. Ее мама работала медсестрой и рассказала дочери, что от парня пахло алкоголем, в его кармане был раздавленный виноград, и, судя по свежим царапинам на спине, он перед смертью был с девушкой, но самое важное для Анастасии заключалось в том, что Алекс и Лев были друзьями, как утверждала Карина. «Мир тесен» – повторяла она.
Глава VII
В том, что мир тесен, довелось с радостью убедиться и Прасковье Марковне.
В свои шестьдесят восемь лет она не утратила девичьей хрупкости, одевалась со вкусом и выгодно подчеркивала ровную осанку, придавая своему образу не меньше шарма и изящества, чем в молодости. Даже с лимитом денежных средств, когда приходилось выбирать из предложенной волонтерами гуманитарной помощи, а не из ассортимента модных магазинов, она умудрялась выглядеть элегантно, как подобает любой уважающей себя женщине.
Прасковье Марковне удалось сохранить сундучок с драгоценностями, и на ней блестели жемчужные длинные бусы, в два оборота овивающие шею. Они украшали однотонную кремовую блузку с рукавами фонариками. Ярким акцентом была и шляпка с широкими полями, и сумка с повязанным на ручке шифоновым платком неброского абрикосового цвета. Юбки Прасковья Марковна предпочитала немного ниже колена, но икры обязательно оставались открытыми. В такой юбке трапециевидной формы в мелкую клетку песочно-кофейного цвета и в белых туфлях на небольшом каблуке Прасковья Марковна важно расхаживала по городской галерее картин современных художников и обмахивала себя кружевным веером.
На этой же выставке в самом последнем зале, у полотна с изображением вечернего солнца над полем цветущих маков в задумчивости стоял мужчина с белыми-белыми волосами. Высокий и широкоплечий в узкой атласной жилетке поверх рубашки он походил на научного сотрудника, археолога или кладоискателя из американских фильмов: рукава закачены, будто чтобы не мешать! Он стоял спиной и опирался на трость с привлекающим внимание набалдашником. Прасковье Марковне, любительнице не только классической литературы, но и современного кинематографа, эта трость, напоминающая древний артефакт, показалась такой любопытной, что привлекла больше внимания, чем пейзаж, трепетно рассматриваемый мужчиной, и она вплотную подошла к объекту своих наблюдений.
Богато одетый мужчина неспешно оглянулся и с достаточно рассеянным видом поправил опустившиеся на кончик носа очки, и Прасковья Марковна, ощутив легкое волнительное головокружение, поторопилась дрожащей рукой раскрыть сумочку и достала футляр со своими очками – разглядеть этого мужчину она должна была непременно во всех деталях!
– Бог ты мой! Малевская! Прасковьюшка ты моя дорогая, ущипни меня, если это не сон!
Прасковья Марковна надела очки и заохала:
– Коленька! Вальмон, Вальман, Вальтеман… Зольтеман! Вспомнила!
– Вот это встреча! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим! – говорил он грудным хриплым голосом, вкладывая в слова максимум интонации.
Прасковья Марковна медлила с ответом, все еще не веря своим глазам.
– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! – продолжал Николай Зольтеман.
– Прими к сведению, Коленька, что твоя радость взаимна! У меня аж ноги подкашиваются от волнения! Это же надо спустя столько лет вот так встретиться, да еще и где – в том же городе, где мы познакомились. Когда это было? Полвека назад!
– И не говори, Прасковьюшка! Годы мчатся неумолимо. Но ты как будто и не изменилась: все те же черты, огонек в глазах, а губы… вовек мне не забыть сладость их поцелуев!
– Ты чего это! Тут же кругом люди!
– Не волнуйся, в нашем возрасте простительно любое ребячество. Если только где-то поблизости не разгуливает твой муж.
– Я одна. Мужа похоронила прошлой осенью.
– И я уже десять лет одинокий холостяк. Идем-ка, поболтаем в каком-нибудь тихом кафе!
– С превеликим удовольствием!
Николай Зольтеман предложил ей руку, и они пошли к выходу.
– Какой же ты стал! Волевой подбородок, глубокий взгляд, а эти морщинки тебе даже к лицу – подчеркивают мужественный и решительный характер. Настоящий мужчина!
– Да, я такой! У нас в роду ненастоящих мужчин не было – все герои. Отец – ветеран Великой отечественной, до Берлина дошел! Дед с Николаем II немцев гнал во время Первой мировой войны! Я, правда, до генерала не дослужился, но проявил ум и смекалку на другом поприще – сначала открыл лавку стройматериалов, потом организовал рабочую бригаду, и пошло-поехало. В тридцать пять я уже катался на черной волге, а в лихие девяностые приумножил отцовский капитал в десятки раз.
– Я и не сомневалась в твоих способностях. Твоей целеустремленности можно только позавидовать! Белой завистью! Ты здесь и остался жить после моего отъезда? Помню, ты говорил, что этот город тебе совершенно не нравился.
– Я приехал навестить сына, а живу я в Е*. Там наша фамильная дача с приусадебным участком в двадцать соток – развожу цветы после выхода на пенсию! А об этом городе единственное приятное воспоминание у меня связано с тобой! Если бы не ты, я бы и сейчас считал его чужим и неприветливым, но когда ты рядом, в моей памяти оживают те далекие воспоминания. Помнишь, букеты сирени? А пионы с дач?
– Как такое забыть?
– Я пятнадцатилетнем пацаненком прожил здесь, кажется, самые приятные месяцы в своей жизни! Первая любовь не забывается!
Прасковья Марковна расчувствовалась и всплакнула:
– Именно поэтому я и решила вернуться в этот город, спустя пятьдесят лет. Ты не спросил, а где же я жила все эти годы? – а я отвечу – на Донбассе. И вот оттуда я и сбежала сюда, в город, близкий моему сердцу: хотела перед смертью пройтись по знакомым улочкам, предаться воспоминаниям…
– Бог ты мой, Прасковьюшка, неужто и тебя коснулся этот кошмар? Я ведь даже не знал, что ты жила на востоке Украины. Ты ведь родом из Полтавы, так ведь?
– Так то оно так, но я же женщина – вышла замуж, переехала к мужу, полюбила донецкий край и до сих пор люблю, но военные действия, Коленька, вынудили покинуть город, ставший родным. И вот я здесь, и чудеснейшим образом наши с тобой дороги опять пересеклись.
– Я сожалею, что тебе довелось увидеть войну, – он взял ее за руку и нежно сжал ладонь. – Ты только не волнуйся так. Все хорошо! Все ведь хорошо? Рассказывай.
– Да что рассказывать то? Приехала я с внучкой после того, как нашего дома не стало, а до того прятались то в подвале рядом с домом, то в бомбоубежище ходили. Утром заводили будильник на полчетвертого, чтобы до первых утренних обстрелов спрятаться, и еще по темноте шли в бомбоубежище. Нас там было двести человек с лишним: и старики, и детвора. Все с нашего района, пгт, все, кто не уехал раньше. У каждой семьи – свой угол, лежаки из сдвинутых парт, спортивные маты вместо матрасов. Рядом был лицей. Его разбомбили. Из дому приносили одеяла и подушки. Бомбоубежище стало нам вторым домом. Но мы с внучкой так ни разу там и не ночевали – холодно – спать ходили домой… Помню, как-то после бомбежки я грелась на солнышке у входа в бункер и наблюдала такую картину: пацанята с нашей улицы тащили в бомбоубежище диван! Потом микроволновку, чайник и даже холодильник привезли на тачке. Там готовили кушать, и на кострах тоже, особенно после первых жертв – страшно было домой возвращаться. Первым погиб мой сосед – пошел собак покормить, а не угадаешь ведь, когда эти вояки начнут стрелять, вот и разорвало его. Снаряд возле дома упал: все окна вылетели вместе с рамами, шифер и забор побиты, будто зубилом их колотили, а в железных воротах дыры как от горячего ножа в масле. Много тогда домов под обстрел попало, а стреляли они по лицею, потому что знали, что там база ополченцев была. А еще, представляешь, в бомбоубежище, оказывается, был спрятан целый склад боеприпасов! Ополченцы вывозили потом. Мастера маскировки! Погрузили ящики с осколочно-фугасными снарядами в машины для транспортировки мороженого – прямо в морозильные камеры «Сладкая жизнь», и поехали… По моей улице ни один дом не уцелел, даже когда по началу в нас только из минометов стреляли, а когда ракету какую-то запустили – «Смерч» или «Ураган», не знаю точно, – то разрушения были не то слово ужасные: груды камней и мусора вместо домов. А миномет это так цветочки – воронка диаметром не больше метра, ну и в стенах примерно такие же прорехи, окна разбитые и крыши, но стены оставались на месте. А вот после ракет дома ремонту и восстановлению не подлежат… Ну, что тебе еще рассказать? Про «Град»? Звук от них страшный идет, а потом горит все в округе. Сгорели дома, пшеничные поля… Выжигали нас, расстреливали, хлеба не было – завод стоял, потому что каратели не пропускали к нам в город машину с мукой, магазины не работали и банки закрыли, ни пенсий, ни зарплат, а мы такие живучие, что ничто нас не берет.
