Текст книги "Под маской молчания"

Автор книги: Кристиан Мерк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Мэр Венеции, досточтимый Джанни Пуджоли, и Торговая палата приглашают Вас принять участие в легком ужине в пятницу после конференции.

Казалось, на Ансельмо послание из канцелярии градоначальства произвело большее впечатление, чем на Виктора, который думал о временах, когда письмо «сверху» чаще всего не означало для получателя ничего хорошего.

– Интересное приглашение, а? – спросил Виктор с напускной наивностью. Внимание Ансельмо, которому как-то плохо подходила роль гостиничного коридорного – хотя бы из-за почтенного возраста, – тоже почему-то настораживало.

Ансельмо улыбнулся. За лагуной солнечные лучи пронзили облака.

– Да, – кивнул старик. – Если уж мэр кого-то приглашает… обычно это пахнет крупными деньгами. Вы, должно быть, очень важная птица, дотторе.Или, извините, крупный взяткодатель.

Виктор ухмыльнулся и сунул своему провожатому несколько евро:

– Вот вам крупная взятка, Ансельмо. Оставьте, я сам, – добавил он о своем багаже. Заинтересовавшая его женщина уже исчезла.

В происходящем вокруг не было ничего пугающего или даже необычного. Носильщики таскали багаж, прибывшие обменивались шуточками, персонал окружал постояльцев заботой и вниманием. Но внутренний голос, прислушиваться к которому Виктор не привык, советовал ему скрыться, пока не поздно.

Ансельмо наблюдал, как гость направился к лестнице, и не улыбнулся, поймав его взгляд.

15

Тихий и уютный отель «Даниели» сверкал, как декорации из финала оперы Пуччини: широкая лестница с многоярусной мавританской аркадой, покрытые мраморной скульптурой – или гипсовой лепниной? – балконы по обеим сторонам, световой плафон – архитектурные отзвуки экзотического прошлого древнего города.

На лестничной площадке, возле хрустальной вазы фабрики Мурано, Виктор взял со столика гостиничный буклет. Здание гостиницы принадлежало когда-то дожу по имени Дандоло. Построено около 1347 года и первоначально служило дожу личной резиденцией. Тут же портрет дожа: ястребиный профиль, как на старинной монете. На голове конический колпак с эмблемой.

«Андреа Дандоло, – прочитал Виктор, – пятьдесят четвертый дож Венеции, стойкий страж рубежей Республики, неоднократно отражал нападения внешних врагов…» Ему, должно быть, нравился белый мрамор, под которым он в конце жизни и упокоился. Теперь торчит его бывшая резиденция, как белый слон. Имя Дандоло Виктору ничего не говорило. Он пожал плечами и проследовал в свою комнату.

Войдя, обнаружил на столе обязательную корзину с фруктами, вино и крекеры. Тяжелые шторы кофейного цвета прикрывали комнату от солнца. Кровать… на шестерых кровать. Виктор присел на постель. Тихо вздохнули пружины. Он тоже вздохнул и поймал свое отражение в оконном стекле ручной работы. За окном одинокий гондольер гнал по воде свою посудину, несмотря на возобновившийся дождь.

Гондольер затянул песню. Сначала как бы нехотя, потом распелся и так, с песней, исчез из виду. Приливная волна плескалась о стену отеля. Судоводители перекликались, чтобы избежать столкновения. Виктор почувствовал тоску одиночества. Он огляделся, ища, куда бы припрятать конверт Миммо. Сейфа в комнате не было, и он засунул бумаги под увесистый распределительный щит. Проверил, заперта ли дверь, и прилег на кровать. На секундочку.

В отключающемся сознании всплыло широкое лицо с враждебной улыбкой. Голос, приказывающий повиноваться даже сквозь просящие интонации. И запах апельсинов. «Я схожу с ума, Мейер», – услышал он собственные слова, смешавшиеся со звуками Венеции.

Лицо Уилбура погасло, растворилось во сне.

16

В маленькой комнатушке на верхнем этаже человек, называющий себя Уилбуром Эклундом, кипел от еле сдерживаемого возмущения.

Он сгорбился на кровати, ослабил галстук и старался не реагировать на нотации, которые читала ему по телефону женщина из Мэна, называя его при этом «…аным любителем».

– Кто вам разрешил лететь в Венецию? Немедленно возвращайтесь. В эконом-классе. И своих сопляков прихватите. С чего вам вздумалось самовольничать?

– Мы отделаемся от него здесь, прежде чем он доберется до трибуны.

– Так же, как отделались в Центральном парке?

– Там все было впопыхах. Без подготовки.

Голос собеседницы хлестал его кнутом.

– Мэр Венеции уже виляет перед ним хвостом. И судя по обстановке в Брюсселе, скоро и другие займутся тем же. Германские «зеленые»…

Она распалялась от собственных слов.

– Я кучу времени потратила в Мадриде на срыв пакета помощи Бангладеш, и все впустую. Талент делает политику, еще рта не открыв!

– Подождите чуток… – попросил Уилбур.

–  Эминенцаготов усомниться, что мои люди хоть на что-то годятся. Я уверяю его, что все в порядке. Выходит, я ошибаюсь?

Уилбур вздохнул и попытался уловить, не убывает ли гнев женщины на другом конце провода. Нет, этим не пахло.

– Вы не ошибаетесь, Марианна.

– Надеюсь. Потому что потери Парижского отделения в этом квартале – девяносто миллионов. Судан берет в наших банках все меньше, Россия тоже. Американцы бегают задрав штаны по Азии, ищут Усаму бен Ладена. На нас всем плевать. Аргентину и Бразилию вообще можно списывать, там операции, почитай, свернуты. Италия – один из немногих прибыльных регионов, здесь албанцы еще хоть что-то берут.

Уилбур поднял взгляд. За столом потягивала кофе молодая парочка, лет двадцати с небольшим. Оба притворялись, что не замечают, как их босса возят мордой по ковру. Эти парень с девушкой могли бы сойти за банковских служащих, если бы не хищная четкость движений да натруженные руки строителей, покрытые шрамами и ссадинами.

Уилбур вонзил большие пальцы в новый апельсин, воображая, что вырывает глаза женщины, дыхание которой он слышит в трубке.

– Ты слышишь? – бушевала она. – Или я с воздухом разговариваю?

– Нет-нет, я здесь, – заверил Уилбур, оторвал дольку и нервно швырнул ее на язык. С-сука, сдохла б ты… Сесть бы мне на твое место, за твой стол… – Он сунул в рот весь фрукт целиком, вместе с кожурой, и ужаснувшиеся помощники потихоньку оставили помещение. – Лучше все же нам здесь остаться. Все путем, обделаем тихо-мирно. Дверь в дверь. Не будет никакого выступления, а материалы доставим вам… Прошу вас, – добавил он через силу.

Последовала долгая пауза. Он услышал, как ее перстень постукивает по столу. Страсть как любила эта стерва стол, своей необъятностью подавляющий посетителей.

– Просишь… – Покорность подчиненного ее умилостивила. – Ладно, я поговорю с советом. И держи в узде своих загребанцев. Вы не в Нью-Йорке. Уже «вздрогнул»? Или еще не успел?

– Спасибо… – провернул бетонные челюсти Уилбур.

– Не за что. Вернетесь – предстоит долгий разговор. Не забудь побриться.

Она отключилась. Уилбур посидел некоторое время, постепенно успокаиваясь. Молодежь вернулась в комнату и уставилась на него глазами собак, рвущихся на прогулку.

– Остаемся, – сообщил Уилбур, вытирая пальцы о простыню.

– Какие поручения? – осведомился парень.

Уилбур открыл чемодан и вынул из него конверт. Снял колечко-резинку и развернул веером на кровати снимки венецианского палаццо:

– Знакомьтесь.

– Наизусть знаем, – недовольно повела вздернутым носиком девица. – От подвалов до чердаков в голубином дерьме. Приливы и отливы, графики квестурыи национальной полиции.

– Впечатляет. Доставьте мне удовольствие, пройдитесь еще разок.

Помощники мрачно сгребли фото, а Уилбур подошел к бару, налил на четыре пальца чего-то темного и крепкого и сразу же опрокинул в себя. Тепло разошлось по телу, пальцы вонзились в очередной апельсин. Перекличку гондольеров заглушил всплывший в сознании голос Марианны. Он встречался с ней лишь однажды, но уже тогда ему хотелось перепрыгнуть через стол-мастодонт и порвать ей глотку.

Смакуя дольку апельсина, он зажмурился и представил, как сжимает пальцами ее шею.

17

Снаружи завывали туманные рожк и .

Виктору показалось, что кто-то стучится. Он проснулся, заспешил к двери, но не обнаружил за нею никого.

Было еще не поздно, но узкие улицы и стальное небо всасывали дневной свет без остатка. Сквозь туман просвечивали жемчужинки огней. Виктор выглянул в окно и увидел на всех домах закрытые ставни. Венецианцы не приглашали заглянуть в свои дома. Сначала вандалы, потом сарацины, теперь эти… чемоданщики, шатающиеся по тратториям. ^[7] Брутто! ^[8]

Виктор представил себе, как он встречается с Миммо. Тот только покачивает головой, удивляясь игре воображения старого профессора. Приглашает Виктора на чашку чаю с бискотти, ^[9] сочувственно улыбается. Зловещие списки оказываются нудной бюрократической канцелярщиной безмятежного значения. Виктор переоделся, сунул конверт Миммо в карман и вышел.

Но внизу, вдохнув металлический воздух, насквозь пропитанный дождем, он снова поверил Мейеру. Вынул из кармана клубную карточку Сары, всмотрелся в улыбающуюся конопатую мордашку. И представил себе труп Сальваторе Миммо, гниющий под мокрыми булыжниками мостовой.

18

Слуга вошел с чашкой горячего шоколада и задержался перед стеклянной витриной, из которой на него высокомерно уставилась мумифицированная женская голова.

Как обычно, он поклонился витрине и пробормотал:

–  Буон джорно, синьора. ^[10]

В бессчетный раз – сорок два года непорочной службы! – совершив этот привычный ритуал, старик продолжил путь к кабинету судьи. Поправил галстук, постучался в дубовую дверь.

– Войдите!

Как обычно в это время дня, судья сидел в своем любимом кресле и любовался Большим каналом. В комнате темно, лишь через окно проникают отблески света из соседних окон, отраженные водой канала. Слуга, однако, уверенно выбирает путь, чтобы не задеть бесчисленные вазы и статуэтки, которыми заставлено помещение. И знает, куда поставить чашку, чтобы его честь смог ее достать без затруднений. Две хрупкие руки протягиваются к чашке, его честь вдыхает аромат.

– Что нового, Джанлукка? – спросил судья сухим и шершавым, несмотря на своевременный прием лекарств, голосом.

– Еще один славный день Республики, ваша честь, – обычной формулой ответил слуга.

– Подробнее, пожалуйста, – потребовал судья, звякнув фальшивыми зубами о край чашки и с наслаждением протянув: – М-м-м-м…

В тусклом свете Джанлукка разглядел перстень со львом, чудом державшийся на иссохшем пальце его чести.

– Туман продержится до завтрашнего утра. Синьорина Ливорнези доставила свежий абрикосовый джем. Вызванные ожидают в приемной, – выложил слуга важнейшие мировые новости.

Судья Паоло Андолини со вздохом вернул чашку Джанлукке, позволил помочь себе подняться и сменить шлепанцы на более подходящую к костюму обувь.

Когда судья вошел в скупо обставленную приемную, стены которой украшали заросшие пылью старинные картины, навстречу ему с алого бархатного дивана поднялись двое мужчин и женщина.

Женщина с темными, стянутыми на затылке волосами волновалась больше всех. Ее карие глаза увлеченно изучали узор ковра. Новичок. Сильвия Меццатто, служащая банка, замужем, дети – припомнил судья анкетные данные. Завербована бабушкой, на смертном одре, можно сказать. Без ведома матери Сильвии. Мужчины – старые кадры. Тихие типы в скромных костюмах, всегда начеку, занимают скучные гражданские должности, прикрывающие их истинное значение.

– Талент в Венеции, эминенца, – сообщил один из «костюмов».

– Наш нью-йоркский филиал выслал за ним своих людей, – добавила Сильвия, чтобы отметиться перед судьей, последним из династии, восходящей к самому Энцо Андолини, великому и ужасному.

– Имеется также неподтвержденное сообщение о Ренегате, – добавил «костюм» с долей сожаления.

– Да, Карло? – насторожился судья.

– Американцы провели его до Вены. Он прилетел туда из Лондона. Там затерялся.

– Если он встретится с Талентом… – протянул судья.

Ренегат. Гнусный предатель. Вымолвить страшно. «Костюм» явно чувствовал себя неуютно, галстук казался ему удавкой.

– Мы мобилизуем ресурсы, эминенца.Если он коснется земли Венеции…

– Здесь сгинет! – воскликнул судья. Три десятка лет возглавлял Паоло Андолини Уголовный суд Венеции и ушел в отставку лишь две зимы назад, когда умерла его обожаемая жена Филумена. Он уставился на свои ногти… пора подровнять… – А квестура?

– Ничего не видят и ничего не слышат… пока что. Надолго ли… Слишком много новых кадров. Особенно один беспокойный детектив… Инспектор Карреджо.

– Досье! – Судья протянул руку, и Сильвия положила в нее папку.

Он на секунду задержал пальцы на ее коже и с удовольствием заметил, как вспыхнуло лицо женщины. Открыл папку. Фотоснимки Виктора Талента в разных позах и ситуациях. Вот он с Мейером на тротуаре, а здесь, голый, кувыркается в постели со своей Салли… пикантно!..а вот в экспресс-прачечной с носками и рубашками. Добросовестная девушка, аккуратная. Жаль, что пришлось от нее избавиться.

– С девушкой разобрались?

– Вчера на мясокомбинате в Нью-Джерси, – бесстрастно сообщила Сильвия.

– В пересменок, – вставил второй «костюм», тоже желая отметиться.

Судья перевел взгляд на обои, на которых множество крохотных трирем суматошно толклось между какими-то дальними странами. Дела запутывались, появлялись новые игроки, безжалостные конкуренты. Армянская диаспора вытеснила его людей из торговли живым товаром на Балканах. Афганцы уничтожили нескольких венецианцев в районе Киберского перевала. Бесследно пропали ребята. Лишь головы их пуштунские крестьяне любезно выставили на обочине близ полицейского участка.

Судья слизнул с губ остатки шоколада и заметил, как Сильвия отвела глаза.

– Пусть Талентом займутся наши американские друзья. Они должны себя оправдать. Кроме того, они все делают, как бизоны в посудной лавке. Громко и театрально.

– Но, ваша честь… – встрепенулся «костюм». – Извините, эминенца, – сник он, раздавленный взглядом судьи.

– Ежевечерние доклады здесь, в этой комнате. – Судья пошевелил рукой в воздухе, и перед ними возник Джанлукка, что знаменовало окончание аудиенции.

Посетители поднялись, откланялись и удалились. Джанлукка оправил после них диван и повернулся к хозяину:

– Что-нибудь прикажете, эминенца?

Судья почмокал губами, стараясь не поддаваться мстительным фантазиям в отношении Ренегата. Справившись с кровавыми видениями, он сделал еще одно усилие и поборол возникшее взамен желание немедленно перегнуть только что ушедшую Сильвию через свой письменный стол и… Ладно, успеется.

– Принеси мне телефон. Сыграем в кошки-мышки.

19

Громадное здание Государственного архива, хранящее свидетельства множества злых и несколько меньшего количества добрых дел граждан Венеции, оказалось окутанным синтетической пленкой. Ленивые рабочие, не обращая внимания на прохожих внизу, неспешно отмывали многолетнюю грязь водяными пистолетами.

– Вам синьора Миммо? – Молодая строгая дама изучила удостоверение ЮНЕСКО и попросила подождать. Из-под купола, где реставраторы скребли живописный плафон, доносился звук, напоминающий скрежет бормашины древнего дантиста.

Дежурная вернулась с пожилым джентльменом в костюме столь дорогом, что странно было его видеть на скромном государственном служащем.

– Я директор архива Вильо. Какого характера у вас дело к мистеру Миммо, мистер… Талент? – спросил вновь пришедший, заглянув в удостоверение Виктора.

Виктор постарался выглядеть спокойным и непринужденным. Он объяснил, что давно не видел Миммо и хотел бы пригласить его на ланч.

– Вот как. Далекий путь проделали. И давно вы знакомы с Миммо?

Молодая женщина у стола тем временем озабоченно нашептывала что-то в телефонную трубку. Реставраторы прекратили скрипеть и уставились вниз. В Венеции народ сразу чует, когда какого-нибудь бедолагу готовятся сжевать административные челюсти. Наблюдать эту процедуру всегда занятно, особенно если ты не жертва.

Виктор рассеянно улыбнулся:

– Ну, может, года два или три… Если это трудно…

– Нет-нет, вовсе не трудно.

Вильо нахмурился, осторожно тронул Виктора за рукав и кивнул в сторону темного коридора. Виктор послушно последовал за шеф-архивариусом, а девица положила трубку и уставилась им вслед.

– Отель удобный? – обеспокоенно спросил старик.

– Чудесный! – заверил Виктор, косясь на груды книг и папок, очевидно, недавно снятых с длиннющих запыленных полок.

Вильо остановился возле простой двери с номером 33. Он обернулся, как будто наслаждаясь беспокойством Виктора. Вытащив из кармана древний латунный ключ, Вильо вручил его Виктору:

– Номер тридцать три, кабинет вашего друга Миммо. Прошу. Отоприте и загляните.

Виктор молча принял ключ и сунул его в замочную скважину. Дверь открылась.

Пыль. Везде толстый слой пыли. Заросшая пылью паутина. Разломанный стул валяется возле двери.

– Значит, вы старый друг Миммо? Значит, ланч?

Виктор отпрянул от гневно накинувшегося на него архивариуса и ненароком смахнул на пол «архитекторскую» настольную лампу в жестяном колпаке. Звук падения лампы отрезвил Вильо. Взгляд его соскользнул с американца и буравил поросшую плесенью стену. Теперь голос его дрожал.

– Он был добрым другом. Восемнадцать лет работал в архиве. Ни разу не заболел, ни разу не опоздал. Вдовец. Однажды утром Сальваторе появился взбудораженный, в страшной спешке, без обычного приветствия. Вбежал в кабинет и заперся. Я прошел за ним и услышал, что он заблокировал дверь стулом. Я постучал: «Сальваторе, что с тобой?» Подождал. Ответа не было. Ни звука. Я взял людей, взял запасной ключ… – Вильо огляделся, и Виктор заметил, что он испуган. – Никого. Здесь нет окон, нет других дверей. Исчез без следа. И ни слуху ни духу. Можете вы это объяснить?

Виктору показалось, что на него натянули смирительную рубашку. Ночь и туман. В голове раздался голос Мейера.

– Нет, не могу.

Вильо отступил в коридор и кивнул кому-то. Голос его теперь приобрел сливочную мягкость. В комнату вошли двое полицейских из квестуры,мужчина и женщина, оба в камуфляже и при оружии. Особенно боевой выглядела женщина. Старик печально покачал головой:

– Не обижайтесь, дотторе,но я не могу вам полностью доверять.

20

Агент квестурыКаролина Пьяджо – так звали молодую женщину с громадным пистолетом, привешенным к ее стройному камуфлированному бедру, – остановилась у фонтана, как будто ожидая, что доказательства вины этого странного американца всплывут из-под воды. Она внимательно изучила документы мистера Талента и вздохнула. Ее напарник, новичок, изо всех сил старавшийся выглядеть внушительно, стоял поодаль, возле полицейского моторного катера. Рабочие на лесах прекратили работу и тоже изо всех сил старались – не показать виду, что им это действо интересно.

– Значит, вы не слишком хорошо знакомы с синьором Миммо? Тогда откуда вы о нем узнали?

Виктор сбивчиво объяснил, что Миммо, скорее, знакомый их общего друга Мейера Крукенберга.

– Я хотел передать ему привет от Мейера.

Каролина улыбнулась, обнажив ряд крепких, чуть кривых зубов:

– Привет… Дальний путь, чтобы передать привет.

Состава преступления, однако, не наблюдалось, тайну исчезновения Сальваторе Миммо этот Талент объяснить не в состоянии. Она записала паспортные данные Виктора и отпустила его на все четыре стороны к глубокому разочарованию шеф-архивариуса Вильо, наблюдавшего за сценой издали. Снова зашипели водяные пистолеты мойщиков. Виктор поплелся в отель, чувствуя себя последним идиотом. Каковым мог оказаться и Миммо.

Или же?..

Виктор снова вынул карточку Сары. При дневном свете он вновь увидел лицо, которое так понравилось Мейеру. Нет, такая не сбежит в Коста-Рику с каким-нибудь хлыщом. И Миммо никуда не сбежал. Хотя, очевидно, очень хотел бы. Ведь он появился в архиве, гонимый паническим страхом. Заперся и забаррикадировался. Через вентиляцию его вытащили? По кускам? За пятнадцать минут и без всяких следов?

Взгляд Виктора упал на странную ювелирную лавочку. Крохотная, с гравированной табличкой:

CARLA BALBI – gioielliere ^[11]

Точнее, внимание Виктора приковала зеленая искра, сверкнувшая изнутри лавчонки. Какой-то таинственный предмет поймал случайный лучик солнца и перебросил его частицу в зрачок праздного туриста. Виктор пересек улицу и потянул ручку двери. Заперто. Сиеста. Он прижался к окну и снова уловил слабый отблеск из стеклянной витрины. Откуда шел этот зеленый сигнал, он разобрать не смог. Подождал – без толку. Снова заморосил дождь, усилился, погнал туристов с улиц. Виктор тоже зашел в кафе.

Книжно-газетная стойка. У кассы толкутся студенты, но на двоих преследователей из Центрального парка никто из них не похож. Виктор направился к столику подальше от входа. Посидел с бутылкой горьковатого красного вина, напоминающего кампари. Привычка Мейера следить за крышами успела укорениться в нем.

Прикрываясь купленной тут же «Мессаджеро венето», он вернулся к просмотру документов Миммо. «А вдруг это подделки?» – мелькнула у него мысль, но он тут же вспомнил Мейера, Сару, самого Миммо…

Смерть… Разная смерть, без имен убийц. За что? Он просмотрел все листки и начал заново. Парочка студенток у двери, хихикая, указывала на него пальцами. Он строго глянул на девиц, и они испарились. Виктор вложил в газету и расправил следующий лист. Слово внизу. Он уперся в него взглядом, но слово не исчезло.

«Станкович».

Виктор попытался найти дату, но листок выглядел несколько не так, как остальные. Кто такой этот Станкович, тоже неясно. Может, очень торопились? Да, похоже. Чернила в конце смазаны.

Виктор снова огляделся. В кафе осталась лишь кассирша, читающая журнал. Он рискнул поднести листок поближе к лампе. След. Отпечаток пальца. Жирный… масло?

Звякнул дверной колокольчик, но Виктор уже не мог остановиться. Понюхал пятно. Лаванда. Следы и запах лавандового лосьона для рук.

Женская рука не так давно касалась этого смертного приговора. Женская рука с только что нанесенным лосьоном.

– Еще что-нибудь для вас, синьоре?

Виктор вложил документ в газету. Рядом стояла прыщавая кассирша, выставив перед собой чашку кофе, как щит.

– Нет, спасибо.

– Тогда девятнадцать евро, прошу вас.

Кассирша вернулась за стойку, а он направился в гостиницу, повторяя на разные лады странную фамилию:

– Станкович… Станкович… Стан-кович…

Как будто это что-то меняло.

Глаза Ансельмо просияли, когда он увидел ученого.

– Молодая леди оставила для вас весточку.

По выражению лица Ансельмо можно было заключить, что молодая леди отличалась достойной повышенного внимания привлекательностью. Виктор тут же ознакомился с «весточкой».

Уважаемый мистер Талент, меня зовут Арабелла Удинезе. Институт культурных связей прикрепил меня к Вам в качестве переводчика и гида до окончания конференции. Жаль, что не застала Вас. Жду Вашего звонка для согласования плана действий. Искренне Ваша,

А. У.

К записке прилагалась визитная карточка. Виктор нахмурился. С чего вдруг такое повышенное внимание? Переводчик и гид… Конечно, влияние Мейера… Да и мало ли чего можно ожидать от бюрократов из ЮНЕСКО, желающих, чтобы конференция прошла на высшем уровне… Впрочем, с таким же успехом этот знак внимания мог исходить и от колоритного Уилбура с парома. Виктор рассердился на себя за свои страхи и спросил Ансельмо, где можно перекусить во время сиесты. Старик тут же начертил карту на бумажной салфетке, и Виктор пошел под легким дождичком, защищая конверт Миммо от капель, как ребенка.

Дождь усилился и загнал его под каменную крышу лестницы, ведущей вниз, к каналу. Все еще придерживаясь карты Ансельмо, Виктор спустился почти до поверхности воды. Далее лестница уходила в воду. Под водой виднелся давно затопленный вход с фонарем, который мягко покачивался на волнах. Наверху, на кровлях, хлопали крыльями птицы. Какие-то черные полотнища, полусорванные с веревки, как призраки, трепетали по ветру между дымовыми трубами. На тонущий город низвергся настоящий зимний ливень.

Виктор вышел на крохотную площадь, зажатую между приземистой церквушкой с облупленной статуей Девы Марии и рекламной будкой, предлагающей секс по телефону и порно для мобильников. Лицо девицы на будке ярко подсвечивалось сзади, красный свет падал на ступени церкви. Порнодива предлагала набрать номер и первые тридцать секунд наслаждаться бесплатно. Виктор пересек площадь. Он вдруг почувствовал усталость, но все скамьи вокруг были залиты дождем. И тут он увидел этот предмет.

Возле самой стены примостился гранитный куб, почти весь сухой. Виктор подошел и сел на него. Куб облепили какие-то афиши и плакаты, местами отстававшие из-за сырости. Виктор отодрал один лист, и на него тут же уставился громадный глаз. Продолжив очистку камня, Виктор обнаружил рельефное изображение чудовища.

Разинутая пасть льва зияла чернотой отверстия, как будто предназначенного для жертвоприношений. Всевидящие глаза, широкий размах крыльев. Над головой льва надпись большими латинскими буквами:

DENONTIE S

Виктор отодрал еще несколько кусков бумаги.

DENONTIE SECRETE

Латынь Виктор встречал лишь в названиях растений. Он опустился перед львом на колени и перенесся мысленно на несколько веков назад. Чисто практического значения сооружение, приспособление для сбора информации.

Для секретных доносов.

Порыв ветра захлестнул куб и устроившегося рядом Виктора потоками воды, и промокший американец пустился дальше. Наконец он услышал впереди шаги и решил, что выйдет сейчас к какой-нибудь траттории.Однако на пустынном перекрестке он обнаружил лишь мопед, пристегнутый цепочкой к столбу.

Виктор пустился по венецианскому лабиринту, ускоряя шаги и чувствуя, что вода в туфлях от быстрой ходьбы нагревается. Непогода превратила день на улицах Венеции в ночь, поглотив без остатка слабые лучи солнца.

21

Он окончательно сбился с пути. Салфетка с картой превратилась в мокрую кашицу. На улицах никого. У окна на третьем этаже стоит какой-то тип, курит, смотрит на одинокого пешехода и ждет, когда прояснится небо. Мимо пробежала старуха, как будто спешила на собственные похороны. Что-то темное мелькнуло на крыше. Черное пятно повторяло его маршрут. Виктору померещились широкие плечи.

– Эй! – крикнул Виктор.

Дождь ревниво заглушал посторонние звуки, но человек на крыше услышал его и остановился, вертя что-то в руках. Трубочист? Антенный мастер? Прожектор соседней церкви набросил на черную фигуру размытое сияние.

– Эй, что ты там делаешь? – снова заорал Виктор, не узнавая собственного голоса.

Мимо пронеслась группа мальчишек на мопедах. Один уставился на крышу, в направлении взгляда Виктора, и чуть не врезался в мусорный контейнер. Увильнув в последний момент, парень тряхнул головой, наддал газу и скрылся.

Силуэт на крыше прекратил возню со своим имуществом, бодро махнул Виктору рукой и скрылся за дымовой трубой. Виктора окатила запоздалая волна страха. Почему этот человек колебался, перед тем как помахать Виктору? Что у него в руках? Оружие? Хм… Трубочист?.. Виктор повернул в другую сторону и отправился, сам того не ведая, в направлении района Дорсодуро, к сгорбленному силуэту моста Аккадемиа.

Перейдя через мост, он повернул голову к оставленному позади городскому центру. Дома центрального района потеряли к нему интерес, как будто отвернулись и замкнулись в себе. Никаких теней. Призрак Миммо, мрачно пошутил он. Или Мейера. Да пара тощих бродячих собак с поджатыми хвостами.

Тут он увидел фонарь и вывеску ресторана. Того самого, который изобразил на своей карте Ансельмо. Собаки направились вдоль фасада к черному ходу, надеясь на появление какой-нибудь доброй души из ресторанного персонала. Виктор нырнул в дверь.

А четырьмя этажами выше какое-то темное пятно терпеливо поджидало его, пристроившись между дымовой трубой и сломанной пиратской антенной.

22

В ресторане свершался ритуал.

Группа мужчин разного возраста в одинаковых передниках устремила взгляды на мерцающее бельмо маленького черно-белого телевизора. Повтор игры между спортклубами «Милан» и «Ювентус». Один из мужчин оторвался от экрана и спросил почти без вопросительных интонаций:

– Синьор Талент?

– Да. Спасибо. Очень рад, что вы открыты.

Виктор понял, что Ансельмо позвонил сюда после его ухода, и прикинул, какого размера чаевыми следует вознаградить его за такую услугу.

Официант слегка улыбнулся и небрежно отмахнулся, как бы отводя от себя незаслуженную благодарность. Он усадил гостя за стол у зашторенного окна, покрытый белой скатертью из камчатного полотна, под канделябром, излучавшим слишком яркий свет. Не переставая прислушиваться к голосу телевизионного комментатора, он принял заказ и исчез на кухне. На столе моментально появилась тарелка, и официант вернулся к очередному пенальти, а Виктор принялся за своего сига. Нежная, ароматная рыба, чуть лимона и петрушки, немного…

– А своего чудесного риса не желаете?

Голос, сухой, как треск валежника, голос американской континентальной глубинки. Виктор сжал вилку и повернулся, ожидая встретить взгляд Уилбура. Но увидел незнакомое лицо, старое, иссеченное глубокими морщинами. Пронзительный взгляд голубых глаз… И замшевые ковбойские сапоги, с которых сразу натекла лужа.

– Берт Морсби, – представился пришелец, без приглашения усаживаясь рядом. – Хотел бы с вами побеседовать, потому что не могу остаться до вашего выступления в пятницу.

Виктор кивнул, напряженно раздумывая, где он слышал это имя. Вспомнил: Мейер упоминал его в связи с революционными промышленными проектами шестидесятых годов. Потом Морсби внезапно куда-то исчез. В ночь и туман. Говорили, что он умер или сошел с ума. Последнюю версию поддерживали и его гневные комментарии к разным мировым событиям, через некоторое время вынырнувшие в редакциях американских газет и еженедельников. Все сходились на том, что у него денег куры не клюют. И вот пожалуйста: ковбойская рыбка из венецианской лагуны!

– Понимаю, понимаю. Выскочил откуда ни возьмись какой-то тип с неизвестными намерениями… – Морсби налил себе белого вина и выпил. – Побеседуем позже, дома, без спешки.

Виктор невольно оглянулся. Никаких подозрительных теней. Он заметил, что Морсби тоже не забывает следить за окружающими. Они одновременно улыбнулись. Официанты у телевизора взревели:

– Го-о-ол!!!

Виктор долил вина в бокал Морсби:

– Как вы меня нашли?

Морсби пожал плечами:

– Студенты хорошо знали, что вы общаетесь с этим старым бесом в Гарлеме. А что касается вашей теории…

– Вот именно, только теории.

– А практика? Проблема голода в третьем мире?

– Трудно сказать. Как минимум – преждевременно.

Морсби осушил второй бокал.

– Не-ет, сынок. Старик Мейер не зря включил вас в список выступающих. Вы не бойтесь, я не собираюсь красть вашу идею.

– Я отдаю ее бесплатно. Геном риса, подборки ДНК гибрида, применения…

– Знаю, знаю, – кивал Морсби. – Потому-то мне и интересно. – Он запахнул пальто, встал и протянул визитку, на которой кроме имени значился лишь электронный адрес. – Жаль Мейера. Если сегодня вам захочется меня увидеть, скажите Ансельмо. Он знает, где меня найти. – Виктор улыбнулся. Морсби уже известно, что имя старика из гостиницы знакомо собеседнику. – Будьте осторожны и не задерживайтесь здесь слишком долго.