Текст книги "Обман сердца (ЛП)"

Автор книги: Кристен Граната

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 18

Кэссиди

Следующие два месяца прошли как в тумане.

Начало хоккейного сезона закружило Трентон в вихре и меня вместе с ним.

Когда он не на льду, мы занимаемся любовью.

Если путешествует, я пишу.

Благодаря Селесте наше расписание расписано по минутам и насыщено важными событиями.

Но ничто не сравнится с давлением из-за сегодняшней игры.

«Джерси Сити» против «Сиэтла».

Трентон встретится со своей старой командой на их родном поле и сказать, что я нервничаю, это ничего не сказать. Он говорит, что в этом нет ничего особенного, но Селеста, Ария и я, тем не менее, вылетели, чтобы поддержать его. И, может быть, для него это правда не имеет большого значения. Может быть, Трент не переживает относительно перспективы видеть старых товарищей по команде и играть против них, потому что он счастлив в новой жизни, с новой командой и девушкой. Но я знаю, как сильно он хочет доказать всему миру, что не готов к отставке. И что может быть лучше, чем доказать это команде, которая его отпустила?

Средства массовой информации драматизировали по поводу соперничества между бывшими лучшими друзьями. Журналисты пересказывали каждую деталь на протяжении всей истории их дружбы – независимо от того, было ли это фактами или сфабрикованной приманкой, чтобы усилить конфликт.

Несколько фанатов «Сиэтла» освистывают нас, когда мы занимаем места, но я не утруждаю себя даже взглядом в их сторону. Я выбрала сиденья за воротами Трентона, в отличие от удобных бокс-сидений. Хочу быть как можно ближе к нему. Нужно, чтобы он чувствовал мое присутствие, находясь на льду, и знал: что бы ни случилось, я здесь ради него.

– Как он себя чувствовал, когда вы разговаривали? – спрашивает Селеста.

Я приподнимаю плечо.

– Все было отлично. Думаю, он просто хочет покончить с игрой, чтобы все заткнулись и перестали суетиться.

Она кивает.

– Мы все вздохнем с облегчением, когда этот ад закончится. Просто надеюсь, что они победят, и мы сможем послать Сиэтл к черту.

– Победят, – я откидываюсь на спинку сиденья и глубоко выдыхаю. – Я знаю, что они это сделают.

Голос диктора потрескивает в динамиках, прожекторы танцуют по стадиону, а толпа сходит с ума. Крики поддержки оглушают.

«Щеглы» выходят на лед, и я подпрыгиваю, чтобы подбодрить Трентона. Прижимаю ладонь к стеклу, и он, подмигнув мне, постукивает по нему перчаткой, прежде чем занять свое место.

Звуки на стадионе усиливаются, когда диктор представляет каждого из игроков «Сиэтла». Адреналин бурлит в венах, когда парни начинают кататься по кругу.

– Это он, – перекрикивает музыку Селеста, указывая на номер семнадцать. – Дэвид Петроски.

Ария поднимает средний палец и кричит:

– ФУ! Ты мудила, Петроски!

Я хватаю ее за руку и с силой опускаю обратно.

– Дурная, ты собираешься втянуть нас в драку!

Селеста смеется.

– Тренту придется внести за нас залог после игры.

– Это последнее, что сейчас нужно, – я качаю головой. – Можешь себе представить, какими будут заголовки?

Ария толкает меня плечом.

– Хотя из этого получилась бы отличная сцена в книге.

– Я не ищу тюремного заключения, спасибо.

Когда шайба падает, все разговоры обрываются. На протяжении первого периода мы находимся на краю сидений, постоянно вскакивая. «Сиэтл» жаждет крови, пробуя удар за ударом, но Трентон с легкостью отбивает каждый из них. Период заканчивается без каких-либо очков на табло.

Во втором периоде игра набирает обороты. Игроки обеих команд проводят время в штрафной и за ее пределами, а нападки становятся все более агрессивными. Я съеживаюсь каждый раз, когда они ударяются о защитное стекло.

Наконец, Крумкачев забивает гол. Мы кричим так громко, как только можем, надеясь, что парни услышат это сквозь глумящуюся толпу.

Но гол разжигает пожар в команде Сиэтла.

Петроски летит по льду, отказываясь делить шайбу. Стамос встает у него на пути, чтобы заблокировать удар, но Петроски так сильно врезается в него, что мужчина отлетает назад, словно наступил на гранату.

Трентон приседает на корточки, готовясь к тому, что будет дальше.

Петроски забрасывает шайбу за сетку. Губы мужчины шевелятся, но я не могу разобрать сказанное, и, судя по угрожающему взгляду Трентона, когда тот оборачивается, держу пари, драка может начаться в ближайшее время.

Петроски отдает передачу, но Крумкачев снова перехватывает шайбу и отправляет ее обратно на лед. Подбираясь достаточно близко к воротам, чтобы нанести удар, один из защитников «Сиэтла» врезается в него, забирая шайбу.

Неистовая борьба клюшек за право владения куском резины позволяет Петроски снова выйти сухим из воды.

– Черт, эй! – я вскакиваю на ноги. – Кто-нибудь, остановите его!

Петроски подлетает так близко, что кажется, будто играет в кошки-мышки с Трентоном. Но идиот не смотрит, куда движется, врезаясь в собственного товарища по команде, который, как домино, задевает Трентона, отправляя обоих на лед.

И тут начинается настоящий ад.

«Сиэтл» задел вратаря.

Обе команды окружают ворота, толкая и подначивая друг друга на драку. Клюшки и перчатки скользят по льду, когда судьи спускаются на площадку, оттаскивая и протискиваясь мимо игроков, чтобы разнять их.

Трентон резко встает и срывает с себя шлем и перчатки, направляясь прямиком к Петроски. Он с силой прижимает Дэвида спиной к стеклу и бьет по лицу, нанося удар за ударом.

– Да! – визжит Ария, – Надери ему задницу!

Один из судей оттаскивает Трентона от Петроски, лицо которого теперь залито кровью.

Я вздыхаю с облегчением, поскольку кажется, что все остывают. Но Петроски поднимает клюшку и бьет ею Трентона по лицу.

Все замирают.

Тело Трентона обмякает в руках судьи и падает на лед с громким «бу-бух».

Толпа молчит, если не считать моего крика.

Крумкачев и МакКинли тут же опускаются на колени рядом с Трентоном, что-то шепча ему на ухо, но тот не двигается. Мы ждем, кажется, целую вечность, пока медики принесут носилки. Они переворачивают Трента на спину, а на льду остается большая лужа крови.

Арья обнимает меня, а Селеста сжимает руку так крепко, что хрустят костяшки.

– Куда они его забирают? – кричу я, подавляя рыдание и дрожа так, словно это меня ударили долбанной клюшкой.

– В медкабинет, – пальцы Селесты молниеносно перемещаются по телефону. – Сейчас выясню, что происходит.

Слезы текут по лицу, когда я опускаюсь на сидение.

– Все будет хорошо, детка, – Ария проводит ладонью по моей спине маленькими кругами. – Сделай глубокий вдох и выдох.

Худшие сценарии проносятся в голове, пока игра продолжается с запасным вратарем вместо Трентона. Я чувствую себя беспомощной, неспособной подойти к нему или быть рядом.

– Сейчас его лечит медицинский персонал, – говорит Селеста. – Я дружу с одной из них, поэтому получу последние новости.

– Я просто хочу знать, все ли с ним в порядке.

– Он в сознании и чувствует себя не так плохо, как кажется. Как только остановят кровотечение, Трентон сможет вернуться в игру.

Глаза расширяются, когда я наклоняюсь, чтобы прочитать сообщения на экране.

– Вернуться в игру?!

– Он не позволит Петроски вот так все закончить, – Селеста сжимает мое колено. – Хочет вернуться туда и закончить игру.

Неприятно это признавать, но я понимаю. Понимаю, почему ему нужно вернуться.

Просто хотела бы обнять его прямо сейчас.

В начале третьего периода Трентон возвращается на лед. Облегчение переполняет меня.

Он проскакивает мимо сетки и останавливается перед разделяющим нас стеклом.

– Я люблю тебя, – произносит он одними губами. Лицо выглядит очень помято, а на лбу приклеен большой пластырь.

Я прижимаю обе ладони к стеклу под звуки сильно бьющегося сердца.

– Я люблю тебя.

Когда игра возобновляется, Трентон останавливает каждую попытку забить, пока Крумкачев не обеспечивает победу в конце игры, отправляя шайбу в ворота.

2-1.

Пожри дерьма, Петроски.

Я нервно расхаживаю по гостиничному номеру, пока Трентон наконец не появляется после игры весь мокрый и раскрасневшийся.

Я бросаюсь в его объятия и тот безошибочно ловит меня.

Проводит рукой по моим волосам, прижимая к своей груди.

– Все хорошо, детка. Я в порядке.

Я шмыгаю носом, поднимая голову и обхватывая ладонями его лицо.

– Дай посмотреть на тебя.

Кожа вокруг его глаза фиолетовая, на лбу глубокая открытая рана. Выглядит чертовски больно.

Я задыхаюсь.

– Тебе не следовало играть после удара. Нужно было отправиться в больницу.

Он тянет меня за руку к кровати и опускает на матрас рядом с собой.

– Перестань ругаться и обними меня, женщина.

Я обвиваюсь вокруг его тела и кладу голову на плечо, слушая ровное сердцебиение.

– Прости, что напугал.

– Это не твоя вина, малыш. Это вина этого ублюдка Петроски, – руки непроизвольно сжимаются в кулаки. – Я должна была подождать его отвратительную задницу на стоянке и переехать к чертовой матери.

Трентон усмехается.

– Слишком много агрессии внутри такого маленького человечка.

– По крайней мере, его наказали за это. Надеюсь, исключение из игры и штраф послужат ему уроком.

Трентон кладет подбородок мне на макушку.

– Я просто рад, что мы выиграли.

– Что он сказал? Я видела, как шевелятся его губы, но ничего не слышала.

– Спросил, не против ли я поделиться новой девушкой, раз уж позволил ему взять предыдущую, – его челюсть подрагивает, когда тот сжимает зубы. – Сказал, что может нагнуть тебя и показать кое-что интересное.

– Кусок дерьма, – я морщу нос от отвращения. – Он просто пытался вывести тебя на реакцию. В следующий раз, когда кто-нибудь сделает замечание обо мне, игнорируй, ладно? Это того не стоит.

Он приподнимает мой подбородок.

– Ты стоишь того, чтобы за тебя боролись, детка.

ГЛАВА 19

Кэссиди

– Я так счастлива вернуться домой, – устало вздыхаю, когда Трентон наклоняется и целует меня в макушку, пока мы входим в многоквартирный дом.

– Я тоже.

При входе в вестибюль, Руперт приветствует нас.

– Отличная игра, мистер Уорд. Жаль, вы так сильно пострадали.

– Спасибо, Руперт. Пожалуйста, зови меня просто Трентом.

Руперт кивает и поворачивается ко мне.

– Здравствуйте, мисс Кэссиди.

– Привет, Ру. Большое спасибо за то, что позаботился о птичках, пока меня не было.

– Было весело. Они очаровательны.

– Как у тебя дела?

– Все хорошо, спасибо, – он оглядывается через плечо. – Э-э, у вас кое-какие посетители.

– Посетители? – я поднимаю взгляд на Трентона. – Я никого не жду, а ты?

Он качает головой.

– Нет.

Руперт прочищает горло.

– Они сказали… сказали, что являются вашими родителями.

В горле мгновенно пересыхает, а ушах слышится стук собственного сердца, когда я беспомощно смотрю на Руперта.

– М-мои родители?

Он кивает.

– Не хотел отправлять их наверх без вашего разрешения.

Я выглядываю из-за высокой фигуры Руперта и желчь подступает к горлу.

Я всегда думала, что родители очень похожи на персонажей из фильма «Матильда»: отец, полный мужчина с сальными волосами, от которого всегда пахло дешевым одеколоном и сигарами; мать – гораздо более худая версия меня, с обесцвеченными волосами, впалыми щеками и слишком большим количеством косметики.

К несчастью, у меня не было никаких сверхспособностей или учительницы, как мисс Хани, способной спасти из той адской дыры, в которой я выросла.

– Это твои родители? – спрашивает Трентон, глядя на пару, ожидающую у стойки регистрации.

Я морщусь.

– Ру, они сказали, чего хотели?

Он качает головой.

– Нет, простите.

– Все в порядке, спасибо.

– Хотите, я попрошу охрану вывести их?

– Нет, сама с ними разберусь, – я бросаю взгляд на папарацци, собравшиеся у здания, не желая видеть фотографии Трентона вместе с этими двумя. – Не хочу устраивать сцену.

Трентон вкладывает свою руку в мою.

– Не обязательно с ними разговаривать, если не хочешь. Я могу выпроводить их и не будет никакой сцены.

Я прикусываю нижнюю губу.

– Почему бы тебе не подняться наверх, а я позвоню, когда закончу?

– Ни за что, детка, – он сжимает мою руку. – Мы сделаем это вместе.

Сердце наполняется нежностью и замирает одновременно, мне нравится, что он хочет быть рядом, но в то же время не желаю, чтобы Трентон стал свидетелем того бардака, который творится в моей семье.

– Ничего не говори. Если собираешься остаться со мной, не скажешь им ни слова.

Брови Трентона сходятся на переносице.

– Хорошо.

– Обещай мне, Трент.

– Я обещаю.

Я подвожу нас к родителям и рассматриваю свои руки, не желая, чтобы они видели, как я потею.

– Кэсси, я так рада тебя видеть, малышка, – мать обхватывает мое окоченевшее тело костлявыми руками. – Как у тебя дела?

– Следуйте за мной, – я веду родителей к лифту и нажимаю цифру один вместо шести, когда мы заходим внутрь.

– Ну, взгляни на себя, – мать скользит взглядом по телу Трентона. – Ты большой парень, не так ли?

Как только лифт начинает движение, я протягиваю руку и нажимаю аварийную кнопку, чтобы остановить подъем.

– Какого черта? – рычит отец. – Что ты делаешь?

Я скрещиваю руки на груди.

– Чего вы хотите?

Он усмехается.

– Вот как ты собираешься разговаривать со своими родителями спустя шесть лет?

– Восемь, но кто считает.

Его верхняя губа изгибается.

– Вижу, у тебя все тот же грязный рот, мелкая дрянь.

Тело Трентона рядом со мной напрягается.

Я кладу руку ему на плечо, чтобы успокоить, и вздыхаю.

– Послушайте, мы все знаем, зачем вы здесь, так почему бы не избавить друг друга от хлопот: вы оба не получите от меня ни цента, так что возвращайтесь в ту дыру, из которой выползли, и оставьте меня в покое.

– Это так грубо – предполагать, что мы здесь только из-за денег, – мама протягивает руки и обхватывает ладонями мое лицо. – Мы скучаем по нашей маленькой девочке.

Я отшатываюсь от ее прикосновения.

– Перестань нести чушь, мам.

Ее тонкие брови опускаются, когда маска любящей матери исчезает.

– Теперь ты с известным хоккеистом. С кучей лишних денег.

И вот оно.

Я наклоняюсь, приближаясь к ее лицу.

– У меня нет его денег. Только свои собственные и ты никогда не получишь из них ни цента.

Отец хрипло смеется.

– Я знал, что ты это скажешь. Вот почему готов пойти к папарацци, ожидающим снаружи, чтобы рассказать, какая ты эгоистичная маленькая сука.

Трентон делает шаг вперед, но я оттаскиваю его обратно за локоть.

– Дерзай, пап. Повеселись. Мне все равно, что ты им скажешь.

Мама поджимает губы.

– Можешь вести себя так, словно тебе все равно, малышка, но я мать, и знаю тебя. Не хотелось бы, чтобы твоя репутация была опорочена.

– О, так теперь ты думаешь, что знаешь меня? Сначала следовало бы по-настоящему поговорить со мной, чтобы сделать это, – эмоции сжимают горло, и это только злит еще больше. – Можешь говорить обо мне все, что захочешь, но это не имеет значения. Благодаря тебе я давным-давно перестала заботиться о том, что думают люди. Болтай хоть по всему городу дерьмо обо мне, но этим не заставишь ничего тебе дать.

– Нам просто нужно немного денег, чтобы пережить зиму, – мама переводит взгляд на Трентона, делая те самые глаза лани. – У нас нет денег ни на еду, ни на теплую одежду.

Я хмыкаю.

– Может потому, что ты потратила все на наркотики? Позаботилась о будущем, так сказать.

Отец рычит.

– Думаешь, ты намного лучше нас?! Не забывай, мы одной крови. И знаем, откуда ты. Так что можешь сидеть в башне из слоновой кости, пока у тебя есть время, но скоро все это рухнет.

– Тебе бы хотелось на это посмотреть, не так ли? – я нажимаю кнопку на табло и возвращаю нас в вестибюль. – Вы выйдете из этого лифта, когда он остановится, и исчезнете. Я больше никогда не хочу вас видеть.

– Ты об этом пожалеешь, – отец стискивает зубы. – Это еще не конец.

– Да, черт возьми, так и есть, – Трентон хватает его сзади за шею и вышвыривает из лифта, как только двери открываются. – Охрана проводит вас.

Мать неторопливо выходит из лифта, искоса поглядывая на меня.

– Скоро увидимся снова, малышка.

Я прислоняюсь к стене как только двери лифта закрываются, и остаёмся только я и Трентон.

Он притягивает меня к себе и заключает в объятия.

Слезы щиплют глаза.

– Мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Он отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

– Детка, здесь не о чем сожалеть. Жаль, что тебе пришлось расти с такими родителями.

– Спасибо, что сдержал обещание. Хотя я не хотела бы, чтобы ты вообще был вовлечен в это. В конце концов, они уйдут, когда поймут, что не получат никаких денег.

Удивлена, что они не нашли меня раньше.

Трентон берет меня за руку, когда мы идем по коридору и не отпускает даже после того, как заходим в квартиру.

– Оставь сумки. Распакуем их завтра, – он бросает спортивную сумку на пол. – Сегодня вечером я просто хочу обнимать тебя.

Я стону.

– Пожалуйста, не веди себя так странно после того, как увидел, какие дерьмовые у меня родители. Не нужна вся эта жалость. Я в порядке.

Он проводит большим пальцем по моей щеке.

– Это точно не жалость, которую ты почему-то видишь, глядя мне в глаза.

Я выгибаю бровь.

– О, разве? Тогда что?

– Это то же самое, что я увидел в твоих глазах прошлой ночью, когда Петроски ударил меня клюшкой по лицу, – он наклоняется и прижимается губами к моему лбу. – Своего рода преданность, которую испытываешь, когда кто-то причиняет боль человеку, которого ты любишь. Понимание того, что сделаешь все, что в твоих силах, дабы защитить его, – он прижимается своими губами к моим. – Значит любить кого-то так сильно, надеясь, что этого достаточно для склеивания всех разбитых кусочков прошлого.

Моя нижняя губа дрожит.

– Меня не волнует прошлое. Это уже не важно. Все, что имеет значение, – это то, что у нас есть сейчас. И в данный момент у меня есть ты.

Я просовываю руки ему под рубашку, пальцы скользят по твердым выпуклостям на животе, наслаждаясь гладкостью и теплом кожи.

– Я действительно принадлежу тебе. Весь я, – его язык скользит по моим губам. – А ты моя. Твое сердце, твой разум, твоя душа, – его руки скользят вниз по моей спине и останавливаются на выпуклости задницы. – Твое тело.

Я выгибаюсь навстречу прикосновениям, открывая рот и обхватывая его язык своим.

– Тогда трахни меня так, словно я принадлежу тебе.

Без колебаний он поднимает меня на руки и уносит в спальню, бросая на матрас.

– Снимай все. Сейчас же.

Мы оба пытаемся сорвать с себя одежду, пока губы находят друг друга снова и снова.

Я беру руку Трентона и опускаю ее себе между ног, давая почувствовать, насколько сильно он мне нужен прямо сейчас.

– Всегда такая готовая – он погружает пальцы в мою киску, потирая заветное местечко и заставляя бедра дрожать. – На колени, детка. Поверни ко мне свою попку.

Я делаю так, как он приказывает: становлюсь на четвереньки и кладу голову на матрас, задрав зад вверх.

– Черт, эта задница, – резкий шлепок пронзает воздух, когда его ладонь соприкасается с моей обнаженной кожей. – Чертово совершенство.

Он опускается на колени позади меня и проводит языком по пути от клитора к заднице, обводя тугую дырочку, повторяя это снова и снова, пока я не превращаюсь в извивающееся месиво.

Но прямо перед тем, как я разрываюсь на части, он отстраняется. Я хнычу, пока Трентон достает презерватив из ящика прикроватной тумбочки.

Я чувствую его, как только тот натягивает презерватив, кончик дразнит киску, входя и выходя короткими нежными толчками.

– Пожалуйста, Трент, – умоляю я.

Как только слова слетают с губ, он врезается в меня. Мужчина выходит из киски, прежде чем снова погрузиться внутрь. Звук соприкосновения нашей кожи в неумолимом ритме подстегивает. Затем его рука обхватывает мое горло, в то время как другая тянется, чтобы поиграть с клитором, и я теряю всякий здравый смысл. Он наклоняется вперед и рычит мне на ухо, шепча непристойности, пока член погружается в меня раз за разом.

И в этот момент я понимаю, что позволила бы Трентону делать со мной все, что угодно – воплотить любую фантазию, обладать мной так, как он захочет, потому что доверяю ему.

Я полностью отдалась человеку, и как бы ни было страшно, это правда. Трентон восстановил доверие, которое разрушил кто-то другой.

Только надеюсь, что он не разрушит его.

ГЛАВА 20

Трентон

Машина сворачивает на тихую улочку и останавливается, после чего Сэм встречается со мной взглядом в зеркале заднего вида.

Я поворачиваю запястье и смотрю время на часах.

– Должны появиться с минуты на минуту.

Колено подпрыгивает в ожидании.

Когда родители Кэссиди появились прошлой ночью, это стало шоком. Я примерно понимал, какими дерьмовыми они были, но слышать и видеть, как это происходит прямо у тебя на глазах – совершенно разные чувства. Мне хотелось обхватить руками горло ее отца и сжимать до тех пор, пока тот не приобретет двенадцать оттенков фиолетового.

Кто так разговаривает со своей дочерью?

Кто так разговаривает с моей девушкой?

Она – воплощение всего хорошего, доброго и нежного, и я собираюсь защищать ее любым доступным способом – даже если для этого придется заключить сделку с самим дьяволом.

Проходит пять минут, после которых родители Кэссиди появляются рядом с нашим затемненным «Эскалейдом». Сэм открывает дверь и они проскальзывают на заднее сиденье.

– Я знал, что ты придешь, – говорит Аллен. Сильный аромат его «Олд Спайс» щекочет ноздри.

Я поворачиваюсь на сиденье и свирепо смотрю на него.

– Не обольщайся, я делаю это не ради тебя.

– Ты делаешь это ради любви, – воркует Пэм. – Так романтично.

– Влюбленный мужчина – опасная штука, – Аллен подмигивает жене. – Он сделает практически все для своей женщины.

– Это далеко не все, на что способна любовь, – ворчу я. – Ты получаешь то, что хочешь, как и я. А мне хотелось бы, чтобы ты никогда больше к ней не приближался.

Аллен прищелкивает языком по небу.

– Все зависит от того, сколько ты нам дашь.

Я достаю чек из кармана пальто и передаю его через сиденье.

– Будь благодарен за все, что я тебе даю, и исчезни из жизни Кэссиди.

Аллен выхватывает его у меня из рук и показывает жене.

– Думаю, ты пропустил ноль в конце.

Моя челюсть сжимается.

– Думаю, там слишком много нулей.

Он давится смехом.

– Хочешь сказать, твоя любовь к моей дочери ограничена?

Я хватаюсь за дверную ручку, пытаясь удержаться от того, чтобы не перегнуться через сиденье и не выбить всю дурь из этого мудака.

– Вылезайте из машины. Сейчас же.

– Уверен, что я не смогу убедить тебя дать еще немного? – Пэм облизывает губы. – Обещаю, я стою твоего времени.

У меня скручивает желудок от отвращения.

– Я сказал убирайтесь.

Та надувает губы, когда ее муж вылезает из машины.

– Кэссиди не знает, что ты здесь, не так ли? – спрашивает Аллен.

Я не утруждаю себя ответом.

Он уже знает правду.

В ту секунду, когда дверь закрывается, Сэм отъезжает от тротуара. Голова откидывается на подголовник, пальцы потирают виски маленькими кругами, пока беспокойство скручивает внутренности.

– Думаете, это было правильно? – спрашивает Сэм.

– Не знаю, но стоило попробовать хотя бы что-то, – я встречаю его обеспокоенный взгляд в зеркале. – Ты все видел. Необходимо уберечь Кэсси от них.

Я бы отдал им все деньги в мире, если бы это обеспечило счастье Кэссиди.