Текст книги "Поджигатели"

Автор книги: Крис Клив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Джаспер Блэк так и не налил мне этой чашки чаю, Усама. Мы пошли к нему домой, и оказалась, что это одна из тех георгианских жемчужин. Очень милый домик, внутри все опрятно, наверно, к нему приходила уборщица. Его дом стоял через дорогу от нашего, метрах в пятидесяти сзади. Насчет этого он не соврал. В гостиной он поставил какую-то ньюэйджевскую музыку с монахами и без ударных. Он сказал, что музыка меня успокоит, но ничего она не успокоила. Я все смотрела в окно, выглядывала, не вернулся ли муж.

– Моя девушка уехала, – сказал Джаспер Блэк.

– Ага.

– Да, – сказал он. – Она в Париже.

– Очень мило. В отпуске?

– По делу. Мы журналисты. Она пишет о парижской Неделе моды. Ее зовут Петра Сазерленд. Может, вы что-нибудь из ее работ читали?

– Мм?

– В «Санди телеграф», – сказал он. – Мы оба работаем в «Санди телеграф». Там мы и познакомились.

– Очень мило. Слушайте, я не знаю, что я здесь делаю, наверно, я сошла с ума, пожалуй, я пойду домой.

– Пожалуйста, не уходите так рано, – сказал Джаспер Блэк. – Ради вас же самой, останьтесь еще немного, дайте я помогу вам успокоиться.

– Вы не понимаете.

– Нет, кажется, понимаю, – сказал он.

Он стал гладить мою шею, так мягко и ласково. Меня как током ударило, я так и чувствовала, как электричество пробегает вверх-вниз по телу. Он очень нежно раздел меня, а я стояла и дрожала, а потом он тоже разделся, полностью.

– Это совсем на меня не похоже.

– И на меня тоже, – сказал он. – Господи, у вас такая красивая грудь.

– Что вы сказали?

– Что у вас красивая грудь, – сказал он.

– А. Муж не так ее называет.

Он отвел меня в спальню, и мы легли на кровать, и занимались сексом, и все было так ужасно нежно, и мне казалось, что я переливаюсь через край, это было так приятно, я все время проплакала.

Когда я вернулась домой, мужа все еще не было. Я налила себе ванну и лежала в ней, так что из воды высовывались только глаза и нос. Ни о чем особенно не думала. Когда вода остыла, я надела розовый халат, обернула голову полотенцем и пошла посмотреть на моего мальчика. Он был такой мирный. Мне тоже стало так мирно, я легла на пол рядом с его кроватью и уснула. Когда я проснулась, комнату заливал розовый свет солнца сквозь занавески. Я услышала, как в двери поворачивается ключ мужа, и пошла встретить его в гостиной.

– Как прошло?

Муж пил свою «Знаменитую куропатку». Он поднял на меня глаза.

– Я же здесь, верно? – сказал он.

Я ему улыбнулась:

– Да, милый. Да, ты здесь.

Он лег спать не раздеваясь. Я легла рядом с ним, положив руку ему на грудь. И слушала, как он дышит. Я была очень счастлива и ни о чем таком не думала.

Тебя называют ЗЛОДЕЕМ, Усама, но, как я уже говорила, я в это ни капли не верю. Я видела тебя на твоих видеозаписях. У меня от тебя мороз по коже, а вид у тебя как у джентльмена. Мой муж был хорошим человеком, и джентльменом тоже. Он бы тебе понравился. Может быть, тебе стоило подумать об этом, перед тем как его взрывать. Говорят, ты веришь в рай. Говорят, ты веришь, что если твои люди убивают кого-нибудь невинного, то ты им оказываешь услугу, потому что после смерти они будут с Аллахом. Я в этом не разбираюсь. Мой муж не верил в Аллаха, он верил в своего сына и футбольный клуб «Арсенал».

Мне всегда нравился футбол, но муж с сыном просто с ума сходили. Муж водил сына на все матчи, которые «Арсенал» играл на своем поле. Веселье начиналось еще накануне. Перед тем как уложить сына спать, муж сажал его на плечи и бегал по квартире. Они распевали «Один-ноль в пользу „Арсенала“», пока соседи сверху не начинали стучать в потолок. Они там, наверху, болели за «Челси». Вот живешь ты в горах, Усама, со своим «Калашниковым», насылаешь огненное божье возмездие на головы врагов пророка и, поди, думаешь, что футбол – это какая-то ерунда. Ну так это не ерунда.

Иногда соседи сверху спускались и стучали в дверь. Они бесились, когда муж и сын распевали «Один-ноль в пользу „Арсенала“». Соседи орали, чтобы мы замолчали, и барабанили в дверь кулаками. Только от этого становилось еще хуже, потому что муж с сыном начинали петь «Два-ноль в пользу „Арсенала“». Чем больше шумели соседи, тем больше становился счет в пользу «Арсенала». Знаешь, Усама, у меня аж мурашки бежали от этого.

После песен мальчик перевозбуждался и начинал смеяться и хихикать, как ненормальный. Мы никак не могли уложить его в кровать. Мама, он говорил, мама, мама, мама, иди быстрее сюда, у меня что-то в комнате. Я бежала к нему. Что такое, спрашивала я. Да ничего, говорил он, я тебя обманул, ха-ха-ха. Ему было четыре года три месяца. На него нельзя было сердиться. У мальчика была такая прелестная улыбка. Ему просто нравилось быть живым.

– Ложись спать, маленькое чудище, или ты не выспишься перед большой игрой. «Арсенал» без тебя не сможет выиграть, им нужны болельщики.

– Но, мам, мне не хочется спать, – говорил он.

– Спи, или я позову папу.

– Я его не боюсь, – говорит он. – У меня лучший папа в мире, он даже лучше, чем… чем… чем…

– Чем кто? А, маленькое чудище? Твой папа лучше, чем кто?

– Чем обезьянки, – говорит он. – Мой папа лучше, чем обезьянки и… и… и…

– И что?

– Газировка, – говорил мой малыш.

Может, это звучит глупо, Усама, но иногда я рада, что твои люди взорвали их обоих вместе. Если бы мой мальчик остался жив, он бы скучал по папе. Ему было бы так грустно. Я не могла выносить, когда моему мальчику было грустно, так что, если надо, чтобы кому-то было грустно, пусть уж это буду я.

Когда сын наконец засыпал, всегда было уже поздно, и мы сидели на диване и пили пиво. Только я и муж. Однажды в пятницу вечером мы поспорили из-за футбола. Я выложила ему все напрямик.

– Я не хочу, чтобы ты водил мальчика на стадион. Он слишком маленький. Я за него беспокоюсь.

– Беспокоишься? – сказал муж. – Из-за чего тут можно беспокоиться?

– Ну, ты знаешь. Хулиганство.

– Ха-ха, – сказал муж. – Хулиганство на футбольном матче. Это смешно, учитывая, что я зарабатываю на жизнь тем, что разряжаю бомбы.

– Я знаю. Из-за этого я тоже беспокоюсь.

– Послушай меня, милая. Теперь болельщики уже не такие, как раньше. Теперь это семейная игра, да и вообще, я полицейский, я здоровый мужик и могу за себя постоять.

– Я не за тебя волнуюсь, а за мальчика. Ему четыре года три месяца, он спит с Мистером Кроликом.

– Да боже мой, – сказал муж, – ты думаешь, я за ним не смотрю? Ты думаешь, я дам кому-нибудь хоть пальцем до него дотронуться? Да я скорее всех перебью.

– Ладно. Но мне все равно неспокойно.

– Тебе всегда неспокойно, – сказал он.

И он был прав, господи боже, он был абсолютно прав, я чувствовала, как смерть мчится к нам.

В ту ночь мой муж совершенно вымотался, у него был тяжелый день, а в довершение всего он проиграл двести пятьдесят фунтов, поставив не на ту лошадь в «Донкастере». Я не должна была заставлять его заниматься любовью, я должна была оставить его в покое, но у меня нервы были как пружины, и я думала, может, он выведет меня из этого состояния? Но нет, это был жалкий секс, и ужас остался внутри меня, из-за мужа стало только хуже. Он сам был полон страха, когда он обнимал меня, я чувствовала в его мышцах все эти двести пятьдесят фунтов до одного, которые он потерял. Потом мы просто лежали в темноте, глядя в потолок. Спать мы не могли. К соседям сверху пришли гости.

– Я прибью этих уродов, – сказал муж. – Всю ночь орут и нажираются. Они что, не понимают, что здесь семьи живут? И вообще, что это за дрянь они слушают?

– Бейонс.

Я знала, как зовут всех певцов, Усама, понимаешь, я днем много смотрела телевизор.

– Я не спрашиваю, кто конкретно поет, – сказал муж. – Я хочу сказать, что это за музыка, как ее называют?

– Ар-эн-би.

– Это дрянная какофония, вот что это такое, – сказал муж. – Послушай. Басы такие громкие, что у меня в стакане с водой рябь.

– Вот если бы мы были богатые… Если бы мы были богатые, могли бы жить в своем доме, а не в квартире. Только бедным приходится мучиться из-за чужой музыки.

– Чего это ты? – сказал муж. – Мы не бедные.

– Ну да, но я имею в виду, ты посмотри, как мы живем.

– Не начинай, – сказал муж.

– Что?

– Не начинай про деньги, – сказал он. – Ты думаешь, мне надо напоминать?

Я вздохнула и погладила его по лицу в темноте.

– Нет, милый, прости.

– Нет, – сказал муж, – это ты прости. Ты заслуживаешь кого-нибудь получше, чем я.

– Никогда так не говори, я очень горжусь тобой, любимый. Ты хороший человек. Ты никогда не раздумываешь, когда тебе звонят. Ты идешь и спасаешь людям жизнь.

– Да, – сказал муж. – Но это меня выматывает, и, когда я прихожу домой, те же самые люди, которым я спас жизнь, сотрясают нашу квартиру этой… как там ее зовут?

– Бейонс.

– Ага, – сказал он, – Бейонс. Иногда я думаю, пускай бы эти бомбы взорвались.

Я погладила его по голове. Он не то имел в виду. Мы долго лежали, а соседская музыка грохотала сквозь потолок. Муж лежал с открытыми глазами. Его лихорадило, он вспотел, глядя в потолок.

– Чертовы уроды, – сказал он.

– Не ругайся, милый.

– Я, блин, буду ругаться, если мне хочется.

– Не ругайся, мне действует на нервы, когда ты ругаешься.

– Успокойся, милая, – сказал муж.

– Нет, это ты успокойся. Это ты проиграл двести пятьдесят фунтов. Интересно, как я буду кормить и одевать сына, когда ты такое творишь? Давай-ка ты уже успокойся.

Муж так посмотрел на меня, как будто я влепила ему пощечину. Наверно, он был в шоке, потому что я никогда не ныла, но терпение у меня было на пределе, и Бейонс никак не помогала, выкрикивая «СХОЖУ С УМА» сквозь потолок нашей спальни, да так громко, что у меня задние зубы гудели.

– Черт, – сказал муж, – так продолжаться не может. У меня нервы ни к черту, и ты сходишь с ума от постоянной тревоги. Ты превращаешься в истеричку.

– Я не истеричка.

– У тебя истерика, – сказал он.

– НЕТ У МЕНЯ НИКАКОЙ ИСТЕРИКИ.

Я схватила стакан с водой и грохнула его об стену. Вода и стекло разлетелись по ковру, а я разревелась. Муж очень крепко обнял меня и погладил по голове.

– Все будет хорошо, любимая, – сказал он. – Ты не виновата. Тут любой бы тронулся от таких переживаний.

Я включила светильник и зажгла мужнину сигарету. Руки у меня дрожали. Музыка наверху стала еще громче. Потолок ходил ходуном. Теперь эти уроды начали танцевать. Это были АДСКИЕ СОСЕДИ. Я докурила сигарету до фильтра и бросила ее на пол, чего никогда бы не сделала, если бы была в своем уме. Может, я не святая, Усама, но я очень горжусь своим домом.

Муж уставился на меня, как будто увидел что-то в первый раз. Сигарета упала там, где ковер промок от воды из разбитого стакана, зашипела и погасла. Наверно, тогда муж и решился.

– Знаешь, что я сделаю? – сказал он.

– Нет. Что ты сделаешь?

– Я уйду из полиции, – сказал он. – Я уйду, пока еще здоров, а у тебя еще не зашли шарики за ролики.

– Господи, милый, это же здорово, ты правда думаешь, что так можно? А на что мы будем жить?

– Я знаю одного врача, – сказал муж. – Полицейского врача. Я когда-то оказал ему услугу, еще когда носил форму. У него мальчишку арестовали за наркотики. За ерунду какую-то. Несколько таблеток, не больше. Он был не хуже других парней в его возрасте. Я спустил таблетки в унитаз. Какой смысл поднимать из-за них шум? Приличная семья. В общем, этот врач, если я пойду к нему и скажу, что у меня нервы ни к черту… ну, он мне обязан, выпишет мне справку.

– Справку? Какую справку?

– Ну, – сказал муж, – такую справку, чтобы можно было сколько угодно сидеть на больничном. Мне все равно будут выплачивать три четверти от зарплаты, так что сильно не обеднеем. А я мог бы найти другую работу.

– Господи, милый, ты правда мог бы?

– Да, конечно, – сказал муж. – Мне тридцать пять лет, я могу переучиться.

Я улыбалась в темноте. Мой муж… уйдет из полиции… Мне в это не верилось. Это было так здорово.

– Боже мой, ты только представь себе, никаких звонков, никаких нервов. Ты перестанешь играть, мы переедем в какую-нибудь квартирку получше, мы будем все время смеяться и вместе смотреть телевизор по вечерам. Будем смотреть все, что ты захочешь, ладно? И сделаем братика или сестричку нашему малышу. Ладно?

– Ладно, – сказал муж. – Да, ладно.

Я ему улыбнулась.

– Идем, любимый.

– Куда? – сказал он.

– Пойдем со мной.

Я отвела его в гостиную и подвела к стереосистеме.

– Давай, помоги мне выбрать диск, от которого у наших соседей крышу снесет. Включим на полную громкость. Пускай попробуют своего лекарства.

Муж засмеялся.

– Ты совсем тронулась, – сказал он. – Я тебя обожаю. Фил Коллинз подойдет?

– Фил Коллинз. Да, это их доведет, но у меня на уме было что-то еще более раздражающее. Что ты думаешь насчет Санни и Шер?

– Да ты что, – сказал муж, – нам же надо их только разозлить, а не отбить у них охоту жить.

– Ладно, а как насчет «Дексиз миднайт раннерз»?

– Отлично, – сказал муж. – Ты злобный гений.

Мы взяли колонки и положили их на заднюю стенку, чтобы звук шел прямо к соседям. Муж включил систему и повернул громкость на максимум. Муж умел выбрать хорошую подержанную стереосистему. Наша была настоящий зверь. Она когда-то стояла в полицейском клубе в Уолтемстоу. Даже тот шум, который она производила, когда в ней еще не было диска, был великолепен. Похоже на взлетающий самолет. Мы захихикали, переглядываясь. Соседи сверху получат по полной программе.

– Готова? – спросил муж.

– Готова.

– Контакт! – сказал муж.

Он поставил диск, нажал кнопку, и мы побежали в кухню. Мы взялись за руки и припали к полу. Это было страшно. Задребезжали тарелки, как во время землетрясения, когда «Дексиз миднайт раннерз» заорали «ДАВАЙ, АЙЛИН».

Когда песня доиграла, мы вернулись в гостиную и выключили диск. Вокруг наступила глубокая тишина. Потом один из соседей закричал сверху.

– Только попробуйте еще раз сделать это, уроды, – кричал он, – и я вызову полицию!

– Полиция ничего не сделает! – крикнул муж в ответ. – Полицейские обожают «Дексиз миднайт раннерз», уж я-то знаю. Я сам полицейский.

После этого соседи замолчали и больше свою музыку не включали.

– Наконец-то покой, – сказал муж, – а все дипломатия.

Потом я кое-что вспомнила. Я прижала руку ко рту.

– Господи, мы забыли про малыша. Такой грохот, он, наверно, в ужасе.

Мы пошли к нему комнату, открыли дверь, думали, он там ревет, а он не ревел. Спокойно лежал и крепко спал. Продрых все на свете со своим Мистером Кроликом, честное слово. Обычные правила сна к этому мальчишке не относились.

Мы пошли в другую комнату и легли. Теперь было тихо и приятно. Муж сразу же заснул. Я немножко полежала без сна, я просто чувствовала такое счастье. Муж уйдет из полиции. Больше не придется дожидаться его и смотреть «Холби-сити». Больше не придется волноваться, что мой сын останется без отца. Это было так здорово, что мне не верилось, что это правда. Я разбудила мужа.

– Что такое, милая? – сказал он.

– Ты серьезно говорил? Насчет того, что уйдешь из полиции?

– Конечно, серьезно, – сказал он. – Когда-нибудь было такое, чтоб я сказал и не сделал?

– Нет. А когда ты это сделаешь?

Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Первым делом в следующий понедельник, – сказал он. – Дай мне поспать, пожалуйста.

Я улыбнулась. Я сама стала засыпать. Видишь, у меня бывали плохие времена, но в те дни я часто была счастлива. С тех пор у меня в жизни много чего поменялось, Усама, но если ты приглядишься внимательнее и при правильном освещении, наверно, ты все-таки увидишь во мне память о тех счастливых днях. Скрытую, но не исчезнувшую, как надпись «ПОЛИЦИЯ» на крыле нашей старой «Астры».

Говорят, в молодости ты приезжал в Лондон, Усама. Наверно, ты посмотрел на все самое интересное. Ты видел Парламент? Гулял по Найтсбриджу в солнечный субботний день? Заходил в магазин «Харви Николз»? Тебя попросили оставить свой «Калашников» в камере хранения?

Наверно, ты видел бездомных в норах и метро? Видел наркоманок, которые снимают мужчин? Ты не удивился, как дешево продают себя девицы в Лондоне? Большинство из них отдадутся тебе за «Хэппи мил» для своего ребенка. Беспокоит ли это тебя так же, как беспокоит меня?

В общем, если ты видел оба Лондона, Усама, тогда скажи мне вот что. Какой Лондон Аллах ненавидит больше всего? Я спрашиваю, потому что не понимаю, как турист может ненавидеть оба Лондона. Я хочу сказать, и Лондон ЕХИДНЫХ ПИЖОНОВ, и Лондон КОКАИНОВЫХ МАМАШ. Извини, Усама, что назвала тебя туристом, не хотела тебя оскорбить, я только хочу сказать, что не понимаю, как ты можешь ненавидеть весь Лондон, если только не живешь здесь на пятьсот фунтов в неделю.

Одно начинаешь ненавидеть, живя в Лондоне, это когда богатые живут рядом с тобой. Бац – и они вдруг оказываются прямо за соседней дверью, и через минуту ты узнаешь, что твоя старая улица – это «динамично развивающийся богемный район с великолепной транспортной системой», и это означает, что каждое утро твоя «воксхолл-астра» будет заблокирована шикарными тачками. У меня муж всегда обращал внимание на машины.

Это было утром после того, как он обещал уйти из полиции, он заметил одну очень симпатичную машину. Мы стояли на улице перед домом. Было первое мая, небо голубое, теплынь, именно так, как должно быть на первое мая. Сын сидел у мужа на плечах, и они улыбались во весь рот как ненормальные. На них были футболки «Арсенала», потому что был знаменательный день, суббота, когда «Арсенал» играл с «Челси» на своем поле. Соседи сверху тоже вышли, и на них были футболки «Челси». Мы направлялись к нашей «астре», а соседи шли за нами. Они прошлись по ее адресу, но мы не обращали внимания.

Перед нашей старенькой «астрой» была припаркована шикарная машина.

– Ты только посмотри, – сказал муж. – «Астен-Мартин Ди-Би-7». [9]9
  Любимая марка Джеймса Бонда.


[Закрыть]Зверь, а не машина.

Он снял сына с плеч, чтобы заглянуть в окно. Малыш прижался носом к стеклу. Там внутри все было сплошь в черной коже.

– Разгоняется до ста километров за пять секунд, сынок, – сказал муж. – Четыреста лошадиных сил. Выдает до двухсот восьмидесяти километров в час, а может, двести девяносто. У полиции нет ни одной машины, которая бы ездила так же быстро. Если какой-нибудь негодяй захочет удрать от нас на ней, нам придется догонять его на вертолете.

– Вертолете, – сказал сын. – Вертолете, вертолете, вертолете.

Он улыбался. Ему нравилось это слово.

Потом они сели в нашу «астру» и поехали. Сын прижался носом к стеклу, и я помахала ему на прощание. Не сказать, чтобы я внимательно смотрела, на самом деле я думала, что́ нужно купить в магазине. Забавно, но ты не думаешь о смерти, ты думаешь, что у тебя кончились чипсы и туалетная бумага. Больше я никогда не видела ни мужа, ни сына.

Я пошла в магазин и купила рулон туалетной бумаги, бекон, яйца, мороженое с шоколадной стружкой, чипсы, котлеты по-киевски, пакеты для мусора и пиво. Мороженое я покупала для моих парней, когда они возвращались с игры. После папы мой мальчик больше всего любил мороженое. На обратной дороге из магазина я увидела Джаспера Блэка, и он как раз собирался садиться в «Астен-Мартин Ди-Би-7».

– Привет, – сказал он.

– Привет. Классная машина. Спорю, разгоняется до ста километров за пять секунд. Спорю, выдает километров двести восемьдесят или, может, двести девяносто.

– Вот те на, – сказал Джаспер Блэк. – Не знал, что ты разбираешься в машинах.

– Ну, это только показывает, что ты обо мне ничего не знаешь.

– Я бы хотел узнать тебя получше, – сказал Джаспер Блэк.

– Да уж, конечно, только, боюсь, это невозможно.

– В каком смысле? – сказал Джаспер Блэк.

– Ты слышал. Та ночь была ошибкой. Мой муж хороший человек, и я не должна была ему изменять.

– Можем мы хотя бы поболтать? – спросил Джаспер Блэк.

– Не-а. У меня мороженое растает.

– Пожалуй, мне тоже пора, – сказал Джаспер Блэк.

– Тогда счастливого пути. Куда бы ты ни ехал, наверняка еще можешь успеть, если поторопишься. В конце концов, у тебя машина, которая делает двести девяносто километров в час.

Джаспер Блэк засмеялся.

– На самом деле я еду на футбольный матч, – сказал он. – «Арсенал» играет против «Челси».

– Да, я слышала. У меня муж с сыном поехали на стадион.

– Говорят, игра будет что надо, – сказал Джаспер Блэк.

– Не думала, что ты футбольный болельщик.

– Я-то? Ни в коей мере.

– А чего ж ты едешь?

– Из-за Петры, – сказал Джаспер Блэк. – Моей подруги. Она настаивает, чтобы я хотя бы попробовал въехать в футбол. Кажется, я последний человек в Англии, который еще не въезжает. В гостях я не могу даже постоять за себя. На прошлой неделе Петра поставила мне ультиматум. «Ради бога, Джаспер, – сказала она, – почему ты такой сноб? Если ты не выйдешь из своей башни из слоновой кости и не пойдешь на футбольный матч, то в эти же выходные я съезжаю от тебя обратно на Примроуз-Хилл». Петра, видишь ли, устраивает спектакли. Она не такая, как ты.

– И что ты ей сказал?

– Ничего не придумал. Все это было как-то неловко. Мы ужинали с двумя ее подружками, Софи и Гермионой. Они художницы.

– Молодцы. Хорошее занятие, спокойное. Людям всегда нужны художники.

– А-а, – сказал Джаспер Блэк, – на самом деле они не в том смысле художницы. Они раскрашивают холсты. В основном что-то такое постпредметное. Они все такие хокстонские. [10]10
  Игра слов и понятий. Хокстонские женщины считались женщинами легкого поведения. «Хостонские шлюхи» – два известных музыканта.


[Закрыть]Такие девушки, которые будут болтать про футбол и приготовят тебе что-нибудь жуткое, типа пирога с угрем. В чем ты должен чувствовать вкус к иронии. А не просто вкус, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я стояла полураскрыв рот, с пакетами из магазина.

– Извини, – сказал Джаспер Блэк. – Я зануда, да?

– Да, зануда.

На самом деле Джаспер Блэк мне так надоел, что я чуть не обслюнявилась.

– А ты не виляешь, – сказал Джаспер Блэк. – Говоришь то, что думаешь, да?

– Да, говорю. Ты тоже можешь попробовать. Не приходится ломать себе голову.

– Ладно, попробую, – сказал Джаспер Блэк. – Ну, была не была. Я думаю, что ты самая оригинальная женщина из тех, кого я знаю.

– Ты меня не знаешь, балда.

– Мы же переспали, – сказал он.

– Это ничего не значит.

– Ты действительно так считаешь? – сказал Джаспер Блэк.

– Не-а.

Джаспер Блэк опустил глаза на мои пакеты.

– Значит, мы все-таки немножко друг друга знаем. И я думаю, что ты очень оригинальная женщина.

– Вряд ли ты знаешь много женщин.

– Как раз знаю, – сказал Джаспер Блэк. – Правда знаю. Я же работаю в крупной газете. У нас в редакции полно женщин. Ты знаешь «Санди телеграф»?

– Не знаю. У нее большой красный заголовок и куча девиц со здоровенными буферами?

– Мм, нет, – сказал Джаспер Блэк. – Это скорее «Сан» или, может быть, «Миррор».

– Да знаю я. Я тебя разыгрываю. Разумеется, я знаю «Санди телеграф».

– А, ха-ха-ха, – сказал Джаспер Блэк.

– Да, я не богата, но я не тупая, знаешь, это не одно и то же.

– Я никогда не думал, что ты тупая, – сказал Джаспер Блэк. – Я думаю, ты очень настоящая. Что? Над чем ты смеешься?

– Разные люди называли меня по-разному, но никто еще не называл меня настоящей. Видимо, они считали, что это само собой разумеется.

– Извини, – сказал Джаспер Блэк, – ты, наверно, думаешь, что я идиот.

Он покраснел и стал вертеть в руках ключи от машины. Я подумала, что, пожалуй, перегнула палку.

– Не-ет. Ты не идиот. Ты милый. Хотя ты все-таки идиот, потому что не любишь футбол.

Джаспер ухмыльнулся.

– Видимо, я еще не разглядел его привлекательность, – сказал он.

– Он стоит дешево, и такие люди, как ты, им не интересуются. Следующий вопрос.

– А ты? – сказал Джаспер Блэк. – Ты разве не идешь на игру?

– Я-то? А, я никогда не хожу на футбол, он действует мне на нервы. Я смотрю по телевизору. Только пойми меня правильно. Я болею за «Арсенал». С самого детства.

– Не думаю, что мог бы стать болельщиком, – сказал Джаспер Блэк. – Я слишком непостоянный. Зато у меня шикарная машина.

Он мотнул головой в сторону «Астен-Мартин Ди-Би-7» и засмеялся. Я тоже засмеялась.

– Есть что-то приятное в человеке, который относится к себе не слишком серьезно.

Джаспер пожал плечами. Я бы тоже пожала плечами ему в ответ, только трудно пожать плечами, когда держишь в руках два пакета, так что я вместо этого сказала глупость, как это со мной бывает.

– Слушай, если тебе действительно неохота ехать на матч, можешь пойти со мной и посмотреть его по телевизору. Я тебе объясню все, что нужно, на следующий дурацкий обед пойдешь подкованным. Я подробно тебе расскажу, почему «Арсенал» самая крутая команда в мире.

– Ты серьезно? – сказал Джаспер Блэк. – Надеюсь, что да, потому что я с удовольствием.

– Просто чтобы не скучно было. Хочу сразу расставить все точки над «i». Я имею в виду, что ты можешь разговаривать, если хочешь, но секса у нас больше не будет.

– Да? – сказал Джаспер Блэк. – Жалко.

– Да. То есть это было здорово и все такое, но больше этого не будет. Я была не в себе, когда это случилось. Я была как комок нервов, но теперь все прошло. Я люблю своего мужа, и с понедельника он увольняется из отряда по обезвреживанию взрывных устройств. Так что я больше не буду нервничать. А теперь, когда нам все ясно, как ночь, ты все еще хочешь зайти?

– Как сказать, – сказал Джаспер Блэк. – Ты не будешь кормить меня пирогами с угрем или чем-то в этом роде?

– Нет. Я буду готовить рыбные котлеты. Это не шутка, а обед.

У себя я включила телевизор. Там анонсировали предстоящий матч. Вив Эндерсон и Энди Грей стенали о том, что на новом стадионе нет той же атмосферы, что была в Хайбери. Они стали шутить про то, как болельщики «Арсенала» прозвали его, и это было смешно, потому что болельщики «Арсенала» ужасно выражаются, так что им даже не дали сказать, как именно. Показали новое поле с воздуха, и было видно, как двумя большими реками стекаются болельщики, одна река красная, другая синяя. Фанатам никогда не давали перемешиваться на улицах вокруг стадиона. Ну и правильно, да? Ты думаешь, ты видел джихад, Усама, но я тебе говорю, ты ничего не видел, если не видел, что получается, если разрешить фанатам «Арсенала» и «Челси» смешаться, когда они идут на матч.

Атмосфера царила невероятная, даже Джаспер Блэк не отрывал глаз от телевизора. Болельщики, которые уже успели попасть на стадион, подняли страшный рев, но постоянно подходили новые и новые. Новый стадион, по расчетам, вмещал шестьдесят тысяч человек, и было такое впечатление, что именно столько туда и явилось. Было первое мая, чудесный солнечный день, и для обоих клубов это была последняя игра в Премьер-лиге, и «Арсенал» шел впереди «Челси» только на одно очко, поэтому нетрудно было догадаться, что пол-Лондона захочет попасть на матч.

Я оставила Джаспера Блэка в гостиной, чтобы положить рыбные котлеты в гриль. Мне всегда нравились рыбные котлеты, еще с детства. Мне нравится смотреть, как они превращаются из желтых в золотисто-коричневые, каждый раз одинаково.

– Четырех тебе хватит?

– Да, – сказал Джаспер Блэк, – четыре в самый раз.

– Отлично. Съедим с картошкой.

Я достала картошку фри из морозилки и сунула в микроволновку. Джаспер пришел из гостиной, и тут у него зазвонил сотовый. Он раскрыл его и сказал «Привет, Петра», и держал телефон подальше от уха. Я слышала голос Петры из телефона Джаспера, он был пафосный и металлический, как у королевы Англии, завернутой в фольгу. Джаспер Блэк смотрел на меня в упор.

– Да, – сказал он, – я как раз еду на матч. Что? Господи, Петра, у тебя что, мало туфель? Ну ладно. Попробуй все-таки оставить что-нибудь на карточке. Знаешь, на всякий пожарный, вдруг нам понадобится заплатить за что-нибудь скучное типа еды или электричества. Да. Да, уже отваливаю. Веди себя хорошо. Целую. Пока.

Джаспер закрыл телефон и секунду смотрел на него, пока не положил в карман.

– Вот, это была Петра, – сказал он.

– Пошла по магазинам.

– Да, – сказал Джаспер Блэк. – Это с ней случается.

– Ты ее любишь?

– Да.

– Так что же ты тут делаешь?

– Можно, я посмотрю твою квартиру? – сказал Джаспер Блэк.

Джаспер Блэк стал ходить по квартире, заглядывая в другие комнаты. Много времени ему не понадобилось, у нас их всего четыре. Ванная, гостиная, спальня и детская.

– Значит, это комната твоего малыша, – сказал он.

Наверно. То есть я не видела, куда он смотрит, я была все еще на кухне, смотрела за котлетами.

– Ты тут все ужасно мило устроила, – сказал он.

– Да, обалденная комната, муж сделал кровать, а я сшила занавески.

Джаспер Блэк вернулся в кухню. Он держал в руке фотографию моего сына.

– Должно быть, ты очень гордишься, что у тебя такой симпатичный сын, – сказал он.

– Да, он очень славный мальчик. Весь в свою мамочку, ха-ха-ха.

– Да, – сказал он. – Я вижу, в кого он такой симпатичный.

– Ты хочешь иметь детей?

– Я бы очень хотел детей, – сказал Джаспер Блэк. – Только Петра поведет их по магазинам, а мировая экономика, по-моему, не переживет такого прилива адреналина.

– Мм?

Микроволновка звякнула. Картошка была готова. Джаспер Блэк выглянул из окна кухни на грязноватую стену дома, под которой кружились пластиковые мешки.

– Нет, серьезно. Я бы очень хотел иметь детей, – сказал он.

– И что тебе не дает?

– Некстати, помешает Петриной карьере, – сказал он.

– А она идет все вверх и вверх?

– Мы оба, – сказал Джаспер Блэк.

Я разложила картошку по двум тарелкам.

– Так чем вы оба зарабатываете себе на жизнь?

Джаспер Блэк пожал плечами.

– Петра пишет про моду, я про социальные вопросы, – сказал он. – У нас свои рубрики. Пишем все, что придет в голову.

Я посмотрела на него. Забавно.

– Что? – сказал он. – Ты думаешь, вся эта чепуха пишется сама собой?

– Нет. То есть я бы не подумала, что ты такое скажешь.

– Петра бы не сказала, это точно, – сказал он. – Уверен, она бы тебе сказала, что ее рубрика о красоте и стиле представляет собой необходимый барометр общественного настроения и оживленный форум для обмена воодушевляющими идеями.

– Но ты так не считаешь?

Джаспер выпятил нижнюю губу и поднял к лицу фотографию моего сына.

– Я считаю, что если бы у меня был ребенок, все было бы по-другому, – сказал он. – Я считаю, что мне с трудом пришлось бы убеждать себя, что мои восемьсот слов в неделю делают мир лучше. В прошлом месяце я написал статью о СПИДе в Африке. У меня нет знакомых среди больных СПИДом. Я никогда не был в Африке. Но моя статья получила награду. Так что ну его к черту. Нам хватит картошки?

– Придется постараться.

Я выложила котлеты рядом с картошкой, и мы ели в гостиной перед телевизором, поставив тарелки на колени. Матч начинался в три часа. Трибуны были уже битком набиты, и толпа оглушительно ревела, от этого мне всегда становилось не по себе.

– Я и забыл, как это вкусно, – сказал Джаспер Блэк.

– Все замороженное готовить очень просто.

Телевизор ревел. Игроки стали выходить на поле и разогреваться.

– Объясни-ка мне все это, – сказал Джаспер Блэк. – Расскажи, что происходит, что будет считаться хорошим результатом.