Текст книги "Вендетта"

Автор книги: Крис Хамфрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 5
КРОВНАЯ ВРАЖДА

Паскалин щелкнула колесиком, и сине-желтое пламя стало четвертым в комнате источником света, наряду с горящими фитилями двух свечей и тлеющим кончиком ароматической палочки. Дым последней наполнял комнату густым травяным ароматом. Скай на мгновение смежил веки, а затем глаза его широко раскрылись, будто он хотел спать и в то же время – вскочить и бежать куда-то.

Паскалин пристально изучала его.

– Узнаешь запах?

– Я не уверен. Я…

– Ты ощущал его с первой секунды, как появился на острове. Потому что это запах диких кустарников, которые на Корсике называют маки. В его зарослях путаются розмарин, лаванда, тимьян и сотни других растений. Он распространен по всему острову, он – сама его сущность; это воздух в наших легких, столь же необходимый нам, как и кровь, что течет в наших жилах. – Она прервалась и сделала глубокий вдох. – И как этот аромат уникален, так и сами мы совсем не похожи на прочие народы Европы. Римляне, готы, арабы, испанцы и итальянцы – все они приходили на остров и верили, что властвуют над нами. Мы же скрывались в маки и сражались. Мы проливали их кровь на нашу землю, поглощали тех, чью кровь не могли пролить, и смотрели, как уходят одни завоеватели и им на смену приходят другие. Все они в итоге сгинули. А мы до сих пор живем здесь.

Чтобы не выглядеть полным невеждой, Скай спросил:

– Но ведь французы пришли в восемнадцатом веке, так? И они…

Паскалин прервала его:

– Французы? Да, конечно, они и сейчас тут. Но ты должен знать, что человек, которого они считают величайшим из правителей, был корсиканцем.

– Наполеон…

– Буонапарте. Oui. [13]13
  Да ( фр.).


[Закрыть]Один корсиканец властвовал над ними. Они же не смогли покорить корсиканцев.

В глазах ее вспыхнул огонь, и то не было отражением пламени свечей. На Ская произвело впечатление то, как ревностно бабушка относится к истории своего народа. Его народа, поправил он себя. Вспышкой промелькнула мысль о школьных товарищах, которые в эту самую минуту, вероятно, сидят в классе и проходят промышленную революцию или битву на Сомме. А он сейчас слушает проповедь лысой патриотки о величии Наполеона. Скай наклонился к бабушке.

– Ну и какое все это имеет отношение к моему деду?

Она со снисходительной улыбкой посмотрела на внука.

– Самое прямое. Теперь ты понимаешь, откуда он родом. На какой земле он родился. Ибо племя, которое не подчиняется захватчикам, создает свои собственные законы. И первый из наших – закон вендетты.

– Око за око.

– Больше чем око. – Глаза ее вспыхнули. – Жизнь за жизнь. Семья за семью, пока одна из семей не будет полностью уничтожена.

– Но это варварство!

– О, мой маленький английский внучек! Ты просто не понимаешь.

Скай уставился на бабушку, пораженный чувством гордости, прозвучавшим в ее словах, и скрытой за ними глубокой печалью.

– Значит, если кто-то убивает человека, то семья убитого начинает мстить?

– Должна мстить. Мертвец будет взывать к мести и не успокоится до тех пор, пока она не свершится. – Она с грустью покачала головой. – Но в прежние времена причиной вендетты не обязательно служила смерть. Я слышала, что как-то вендетта началась из-за того, что собака помочилась на стену соседа. Или еще был случай: из-за фрукта, упавшего на чужой участок и подобранного садовником.

Скай ужаснулся.

– И что, люди из-за этого идут на убийство?

– О да. Ведь дело здесь вовсе не в преступлении, а больше – в оскорблении, в попрании гордости. – Она склонила голову. – У нас есть поговорка: «Честь – что банка с чернилами. Уронишь, и пятно уже не отмоется вовеки».

– Вовеки? Даже если за смерть отплатить смертью?

– Да. Потому что каждая сторона считает себя неправедно обиженной. И никакая смерть не может положить этому конец. Каждая смерть должна быть отомщена. И так продолжается год за годом.

Скай уставился прямо перед собой, снова думая о школе – о том, как один парень ударит другого по руке, тот ответит, получит снова, но уже сильнее, и так будет продолжаться, пока один из них не отступит или не вмешается учитель. Скай полагал, что это и называется местью. Он сам много раз оказывался в подобных ситуациях. Но в худшем случае все заканчивалось ушибами. А чтобы за этим следовала смерть… Да еще и всей семьи!

Он взглянул на Паскалин.

– Вы говорите то в настоящем времени, то в прошедшем. Ведь все это ушло в небытие? Вендетта сегодня, в двадцать первом веке, невозможна. Эта традиция, наверное, умерла!

– Не для всех.

Скай прочитал ненависть на ее лице, такую же, какую видел прошлой ночью в слепых глазах старой Эмилии. Он с трудом сглотнул.

– Но почему Фарсезе так ненавидят нас? Как началась эта вендетта?

До сего момента бабушка яростно взирала на него сверху вниз, стоя возле камина. Но после вопроса Ская в ней, кажется, что-то надломилось, и она опустилась в кресло.

– Никто не знает.

– Никто…

– Эта история теряется в прошлом. Как объяснял отец, началось все сотни лет назад. Так сказал его отец. Ходят разные слухи, старые россказни. О любви, обернувшейся ненавистью. Об убийстве, произошедшем во время войны. Но никто не знает, как было на самом деле.

– Это безумие! – Теперь уже Скай еле сдерживал чувства. – Вы ведь тоже считаете, что это безумие?

Паскалин коснулась пальцем лба.

– Я понимаю это разумом, внучек. Учительница английского, которая преподавала грамматику и поэзию, изучала Шекспира, знает это. Но она знает и другое, знает не разумом, а здесь. – Паскалин постучала себя по груди. – И здесь. – Она сжала руку в кулак на животе.

Скай насупил брови.

– Но ведь вы живы. Так же как и Эмилия Фарсезе.

– Женщин и мальчиков обычно не убивают.

– Значит, я могу спокойно убраться отсюда?

Он выдавил улыбку. Паскалин, однако, сохраняла серьезный вид.

– Ты не мальчик. Уже не мальчик.

Скай крякнул.

– А мой дедушка… Он был последним из мужчин семьи Маркагги, кто погиб в ходе этой вендетты?

– И последним, кто свершил возмездие, ибо он убил перед смертью двух последних мужчин Фарсезе.

Скай покачал головой. Он подумал о своем отце, любителе домашнего пива и крикета. А всего поколением раньше…

– Что произошло?

Паскалин с трудом встала, подошла к камину и облокотилась на него. Скай видел в зеркале отражение ее лица в обрамлении пламени.

– С течением лет каждая вендетта то разгорается с новой силой, то затухает. Некоторые семьи вымирают естественным образом, многие эмигрируют. Случалось, что те, кто правил Корсикой, обрушивали мощь своих законов на жителей, и многие погибали в петле или на гильотине. Кроме того, корсиканцы потеряли больше народу во время Первой мировой, чем любой другой департамент Франции. Некоторое время на острове просто не было мужчин, способных убивать.

Она отвернулась.

– Но месть – как огонь. Она может долго и почти незаметно тлеть где-то глубоко, но никогда не погаснет. Просто ждет появления того самого трута и той самой искры, от которых заполыхает вновь. – Паскалин закрыла глаза. – Твой дед был тем трутом. А Эмилия Фарсезе была искрой.

– Старая слепая женщина?

– Она не всегда была старой. И не всегда слепой. Она была такой же хорошенькой, как и ее внучка, даже красивее. Но в ее красоте крылось что-то темное, жестокое. Их семья была богатой, и они свысока смотрели на нас, Маркагги, простых, честных фермеров, вполне счастливых в постоянной борьбе за выживание.

Паскалин снова села в кресло.

– Лука вернулся спустя несколько лет после окончания Второй мировой. Красавец мужчина, летчик, он сражался под флагом «Свободной франции», [14]14
  «Свободная (позже – „Сражающаяся“) Франция» – патриотическое движение французов за национальную независимость в 1940–1945 годах. Возглавлялось генералом Шарлем де Голлем.


[Закрыть]и Эмилия воспылала к нему страстью. Тогда было не то время, что сейчас, когда девушке достаточно сказать «Ты мне нравишься» и парень тут же упадет перед ней на колени…

Скай улыбнулся. Он еще ни перед одной не падал на колени.

– В те дни девушка не могла даже просто пройтись вместе с парнем и едва ли могла заговорить с ним. Но были знаки. Взгляд, брошенный исподволь в церкви, опущенная на улице вуаль. Эмилия ими пользовалась. Прямо как у Шекспира. «Ромео и Джульетта». Для нее, но не для Луки. Он всегда любил только одну – твою бабушку, Марию. Когда Эмилия поняла это, ее любовь моментально переросла в ненависть. Она вспомнила о кровной вражде, об огне, который все еще тлел. И раздула этот огонь. Она подняла двух своих братьев против заклятого врага семьи Фарсезе.

– Но почему дедушка просто не уехал?

– Мог бы. Но он был гордым, этот Лука. И он уже поездил, повидал свет. Он думал, что поможет создать на острове новое общество, верил французским законам, которые тогда как раз усиленно у нас насаждались. Власти заявили – возможно, с подачи самого Луки, – и полиция поклялась, что если тронут кого-то из двух семей, то обе они будут лишены всего, что имеют. Фарсезе потеряли бы намного больше, чем бедняки Маркагги. Семья приструнила Эмилию. По крайней мере, они так думали.

Паскалин охрипла от долгой речи. Она взяла со стола чашку, сморщилась, увидев, что кофе уже остыл, но все же сделала глоток и повела рассказ дальше, хотя говорила теперь так тихо, что Скаю пришлось нагнуться, чтобы не упустить ни единого слова.

– Лука женился на Марии. Они во всем преуспевали. Прошло несколько лет. Появился на свет твой отец, Генри. Все, казалось, было в порядке. Но ненависть Эмилии не угасала. Она терпеливо ждала, когда чаша гнева наполнится до краев, ждала особой ночи, когда сможет заманить Луку в такое место, где не действуют никакие современные законы. Эта традиция еще более древняя, чем даже вендетта. Это место доступно только немногим избранным – тем, кому даровано видеть невидимое. Эмилия имела такой дар, как и твой дед. Как и я.

Паскалин пристально уставилась на внука, взгляд ее выражал одновременно жалость и ужас.

– О чем вы? – мягко спросил Скай.

– Путь маццери, призрачных охотников. Эти избранные – одновременно благословенные и проклятые – по ночам выходят из своих тел и отправляются на охоту. И сама смерть является их добычей.

«Бабушка ведь говорит о фюльгиях, – взволнованно подумал Скай. – Только другого рода».

Теперь он понял значение ее взгляда.

– И у меня тоже есть этот дар? Это благословение? Это проклятие?

– Есть. – Она перекрестилась. – Да поможет тебе Господь, есть у тебя этот дар.

Скай попытался говорить непринужденно, как обычно, хотя при последних словах его желудок сжался.

– Этим маццери… Им, то есть нам… Нам трудно выходить из своего тела?

– Трудно? Стоит тебе только узнать, как это делается, и выход станет для тебя не сложнее выдоха.

Вот оно! Вот причина, по которой он оказался на Корсике. Сигурд мог обращаться в двойника, когда пожелает. Это умение давало ему силы, позволяло размножиться, появляться и исчезать в любой момент, принимать любой облик. Для Ская же обращение было трудным, всегда требовало проведения ритуала жертвоприношения, боли и… Сигурда. Сигурда, контролировавшего весь процесс. Но если научиться перевоплощаться самостоятельно… Так же легко, как он дышит…

Но было и кое-что еще.

– Вы говорили, что Эмилия использовала какое-то место для отмщения.

– Да. И тем самым осквернила само предназначение маццери. Но ее это не волновало, так сильна была ее ненависть.

Скай не мог больше сидеть на месте. Вскочив, он воскликнул:

– Говорите же. Я хочу знать все!

– Я не могу.

– Вы должны! – Он едва не кричал на свою бабушку. – Ради этого я и приехал сюда! Мне это необходимо.

Паскалин встала, подошла к внуку и взяла его руки в свои. Скай еле сдержал рвущееся наружу недовольство, но что-то в ее прикосновении, во взгляде остановило его.

– Я не могу рассказать, потому что подобное нельзя «рассказать». Если я попытаюсь объяснить, это только собьет тебя с толку и запутает. Единственный способ понять – испытать самому. Единственный способ стать маццери – отправиться с ними на охоту.

Слушая бабушку, юноша испытал некое подобие дежавю: Сигурд при первой их встрече говорил, что Скай должен встретиться со своим предком Бьорном, чтобы научиться кое-чему, «испытав это сам». А научился он тогда убивать. Воспоминания – о том, как убивали викинги, как он стал соучастником убийства Олава в горах Норвегии, – разом обрушились на Ская. Его передернуло.

– Вы сказали, что их добычей является смерть?

Паскалин коснулась пальцами щеки внука, будто пытаясь измерить силу бушующих в нем страстей.

– Не в том смысле, в каком ты подумал. Это… – Она покачала головой. – Нет! Говорю тебе, это невозможно объяснить. Ты должен пойти со мной. Сегодня вечером. Тогда и узнаешь ответы. Ну, или, по крайней мере, хоть что-то для тебя прояснится.

Паскалин внимательно смотрела на внука, на лице ее отражалась внутренняя борьба.

– Доверься мне, Скай. Раз ты прибыл на остров, чтобы что-то познать, сегодня будет преподан первый урок. Когда ты отправишься охотиться в качестве ученика маццери.

ГЛАВА 6
УЧЕНИК

Они договорились, что Скай вернется на закате и принесет свои вещи; у бабушки была свободная комната, в которой он мог поселиться и сэкономить на проживании в хостеле, пусть стоило оно и недорого. Скай не стал говорить, что мог бы при желании позволить себе самый лучший отель Сартена, что на банковском счету в Лондоне у него десять тысяч фунтов, вырученных от продажи одного из бриллиантов Сигурда. Но шестнадцатилетний юноша, сорящий деньгами, привлек бы ненужное внимание. Он догадывался, что родители станут его искать, хотя, конечно же, в оставленном для них послании Скай не уточнял, куда направляется. Он написал только, что с ним все в порядке, что ему требуется побыть какое-то время наедине с собой, и прочий юношеский вздор. Они вполне могли поверить, а Скай планировал просить туристов отправлять родителям открытки, будто бы от него, из их родных стран: Италии, Швеции и других. Только вот Сигурд знал, что внук поехал на Корсику, а возможно, и что именно в Сартен. Этот факт серьезно беспокоил молодого человека. Ему совсем не хотелось снова повстречаться с дедом. До тех пор, пока он не будет готов к встрече.

Скай выбрал длинный путь к хостелу, лишь бы не проходить снова мимо дома покойного адвоката. Дважды Скай оказывался рядом с ним, и оба раза происходило нечто, мягко говоря, странное. До места он добрался слегка уставшим, вспотев от длительного подъема в гору, и в смятенных чувствах… Он оказался совершенно не готов к тому, что (или, вернее, кого) увидел на скамейке под каштаном.

Прошлой ночью она показалась Скаю хорошенькой, но сейчас, при свете дня, выглядела настоящей красавицей. Никаких черных одежд – на ней были белые джинсы и голубая блузка, выгодно оттенявшие загар. Она сидела на скамейке и болтала босыми ногами, сандалии валялись на земле. Следы от ремешков образовывали на загорелой коже букву V, и Скай сразу подумал о руне Кеназ, ассоциирующейся с факелом. Означала руна инициацию. Или ученичество, о котором говорила Паскалин? Он вдруг подумал: а не может ли узнать больше от этой девушки, чем от своей лысой бабки, пусть та ему и родня? Ощущение это только усилилось, когда Скай заметил что-то блестящее на стройной лодыжке – золотой ножной браслет.

Он оторвался от ног и посмотрел в ее глаза. Когда он только подходил, девушка читала, теперь же уставилась на Ская. Они играли в гляделки довольно долго, пока он наконец не шагнул вперед.

– Bonjour, – поздоровался Скай.

Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.

– Bonjour.

– C’est Jacqueline, n’est-ce pas?

Она кивнула.

– Jacque. Et vous? – Она указала большим пальцем в небо.

– Oui. – Скай кивнул на скамейку. – Puis-je…?

– Je vous en prie. [15]15
  – Добрый день.
  – Добрый день.
  – Вы ведь Жаклин, да?
  – Жаки́. А вы?
  – Да. Могу ли я?..
  – Пожалуйста ( фр.).


[Закрыть]

Он последовал приглашению. Жаклин отложила книгу и посмотрела на юношу. Даже сидя, Скай на фут возвышался над ней. Теперь он видел, что глаза у девушки не черные, как показалось прошлой ночью, а темно-карие. И очень густые ресницы, черные, как вуаль, которая накануне скрывала ее лицо, и как волосы, сегодня аккуратно обрамлявшие лицо. Когда Жаклин кивала, они падали ей на глаза.

Накануне Скай убедился, что девушка говорит по-английски намного лучше, чем он – по-французски, и не хотел сейчас оказаться в невыгодном положении.

– Вы ждали здесь меня?

– Ждала? Почему же? Разве это не прелестное местечко?

Он улыбнулся.

– Разумеется. Но наверняка здесь много прелестных местечек, где, как вы знали, меня можно встретить.

Девушка пожала плечами, но не в знак отрицания. Множество вопросов, вертевшихся на языке, казались слишком прямыми. Трудно вести непринужденную беседу с человеком, с которым познакомился только накануне ночью, прячась от толпы призраков. Поэтому Скай просто сказал:

– Вы хорошо владеете английским.

– Не так уж и хорошо. Но я ходила в школу в Борн-Муте. – Она произнесла название Борнмут так, будто оно состояло из двух слов. – Там я училась. А как вам удалось освоить французский?

– Немного занимался в школе. А этим летом прослушал курс на компакт-дисках. Pas bien. [16]16
  Неважно ( фр.).


[Закрыть]

– Тогда, возможно, если вы задержитесь здесь на некоторое время, станете говорить лучше.

Она смотрела прямо в глаза Ская, и ему хотелось ответить: «Да, если вы будете моим учителем». Но желательно было произнести эти слова на французском, но, пока Скай раздумывал над ответом, послышался грохот. На площадь выехал мотороллер, сверкающий полированной сталью и зеркалами. Глушитель был неисправен, или же его специально сняли, так или иначе, мотор издавал громоподобный рев. Особенно громко он рыкнул, когда мотороллер остановился возле скамейки, после чего седок выключил двигатель.

Волосы вновь прибывшего были черными, как у девушки. Уложенные гелем, они торчали, словно петушиный гребешок, над загорелым лицом и зелеными глазами, перебегавшими со Ская на Жаклин и обратно. В них плескалась неприкрытая ярость.

– Брат? – с тревогой спросил Скай.

– Кузен, – ответила Жаклин на французский манер. – Его зовут Джанкарло.

Она не представила молодых людей друг другу, только что-то пробормотала, так быстро, что Скай не разобрал ни слова. Юный Джанкарло – Скай предположил, что ему лет восемнадцать, – кинул на него сердитый взгляд, сплюнул, чуть не попав Скаю на ботинок, завел мотороллер и с форсом, на одном заднем колесе, вылетел с площади. Звук ревущего мотора быстро стих вдали.

– Хм, кузен? – Скай осознал, что на несколько секунд задержал дыхание, и теперь шумно выдохнул. – Это хорошо.

– Почему хорошо?

Настала очередь Ская пожимать плечами.

– Значит, он не может быть вашим парнем.

– Почему нет?

Скай заерзал под прямым взглядом девушки.

– Ну, вы не можете… Я хочу сказать, что, по крайней мере, в Англии, девушка не может… Вы понимаете… Встречаться со своим двоюродным братом.

Скай почувствовал себя крайне неловко, когда память услужливо подбросила мысль о его собственной кузине. Нет, он никогда не думал о Кристин в таком духе… Почти никогда. Не очень часто…

Жаклин, казалось, наслаждалась его смущением.

– Но здесь не Англия. На Корсике люди иногда женятся на кузинах.

– Не допускать чужих?

– Что?

– Такое выражение. – Скай улыбнулся. – Но не будут ли в результате дети немного…

Он прикрыл глаза, высунул язык и скорчил идиотскую гримасу. Когда же снова открыл глаза, то увидел, что Жаклин не поддержала шутку.

– Как я, вы хотите сказать? Мои родители приходились друг другу кузенами.

– Приходились?

– Они погибли, когда я была маленькой. Разбились в аварии.

– Простите.

Скай откашлялся, отчаянно желая сменить тему разговора. Но на уме у него была только семья Жаклин.

– А как ваша бабушка? С ней все в порядке? В смысле, ночью она казалась немного… Расстроенной.

– Расстроенной? Это неподходящее слово. Я помню, в Борн-Муте англичане всегда говорили меньше, чем хотели сказать.

Она наконец отвела взгляд от Ская и уставилась прямо перед собой.

– Она была… Désolée. – Жаклин снова посмотрела на него. – Как это будет по-английски?

– Désolée? – Скай задумался. – Это как несчастная? То есть очень печальная?

Она покачала головой.

– Нет, опять недостаточно. Слишком слабо. Многие годы она думала, что не осталось ни одного Маркагги. Кроме лысой. А потом появляетесь вы.

– Но я не… На самом деле не… – Скай взглянул на нависшие над скамьей ветви. – Я англичанин. Наполовину норвежец. Моя фамилия – Марч.

– Для нее вы корсиканец! Как будто вы родились и прожили здесь всю жизнь. – Жаклин наклонилась и пристально посмотрела в его глаза. – Понимаете? Вы Маркагги и напоминаете ей обо всем, что она потеряла.

Скай решил прикинуться дурачком.

– Потеряла? – переспросил он. – Но я у нее ничего не забирал.

Девушка нахмурилась.

– Вы не знаете?

– Не знаю о чем?

Она уставилась на Ская.

– О вендетте.

– Что это такое?

Это был уже перебор. Или же актер из него никудышный.

Жаклин покачала головой.

– Нет. Я думаю, что вы все-таки знаете… Маркагги! Вы бы не оказались здесь, если бы не знали. И вы бы не обнаружили нас этой ночью. – Она встала со скамейки. – Вот что я хочу сказать вам – что бы вы здесь ни искали, забудьте! Уезжайте! Уезжайте с Корсики! И никогда не возвращайтесь.

– Но это же безумие! – в ярости воскликнул Скай. – Вы же должны это понимать!

– Я должна?

– Да! Эта вендетта, которая началась так давно, что сейчас никто даже не может вспомнить когда, к чему она? Двадцать первый век на дворе, слава богу.

Очень медленно Жаклин произнесла:

– Но не здесь.

Она приложила пальцы к губам и громко свистнула. Сразу же откуда-то послышался звук заводимого мотора. Через несколько секунд на площадь влетел мотороллер и резко затормозил перед скамейкой. Жаки забралась на заднее сиденье.

– Разве вам обоим не нужно надеть шлемы? – спросил Скай.

Молодой человек сердито посмотрел на него и разразился длинной тирадой, из которой Скай не понял ни слова, но смысл был вполне очевиден.

Скай поднялся.

– Может, ты слезешь, приятель, – произнес он спокойно, – и мы поговорим об этом?

Джанкарло посмотрел на него так, будто все понял и принял предложение. Изрыгнув еще одно ругательство, он поставил мотороллер на подножку. Неизвестно, чем бы дело закончилось, но Жаклин произнесла что-то и стукнула кузена по голове. Рыча от ярости, тот врубил мотор.

– À bientôt, [17]17
  До скорого ( фр.).


[Закрыть]– бросила девушка, и они умчались.

Скай знал это выражение – обычное, стандартное прощание. «Увидимся». Вот только сказано это было не совсем обычным тоном. И Скаю показалось: он точно знает, что девушка имела в виду.

Паскалин велела вернуться на закате, однако, когда Скай достиг ее улицы, солнце уже село. Вышел он из хостела вовремя, но багаж с каждым шагом, казалось, все тяжелел. Скай с трудом волочил ноги мимо кафе и их посетителей, наслаждавшихся последними погожими деньками. Молодой человек обнаружил, что замедляет шаги, чтобы поглазеть на отдыхающих. Люди пели, ели, смеялись; парочки держались за руки, за некоторыми столиками целые семьи, от маленьких детишек до стариков, что-то отмечали. Все казались такими беззаботными, ни о чем не волновались и могли спокойно развлекаться, в то время как он… Интересно, хоть кто-то оторвался от веселья, чтобы посмотреть на бредущего мимо паренька, и известно ли кому-нибудь, что тот собирается на охоту за самой смертью?

– Ты опоздал, – строго заметила Паскалин, открывая дверь. Она была одета так же, как и при первой их встрече, – в черное, только на голове не платок, а шарф.

– Прошу прощения. Я…

– Ничего страшного. – Она втянула Ская в квартиру. – У тебя есть черные вещи?

– Кажется, да. Джинсы и…

– Хорошо. Надень их. И захвати свитер – к ночи похолодает.

Паскалин указала на спальню, и он занес багаж туда, затем достал все необходимое и спросил бабушку через прикрытую дверь:

– Мы куда-то идем?

– Маццери охотятся близ деревень своих предков. Деревня Маркагги недалеко отсюда.

Переодевшись, Скай вышел из комнаты.

– Так сойдет?

Паскалин едва удостоила его взглядом.

– Нормально. А теперь – в путь! И возьми вот это. – Она указала на деревянный ящик.

Внутри Скай обнаружил какие-то свертки, буханку французского хлеба и бутыль вина без этикетки, заткнутую пробкой из фольги.

– Пикник?

Бабушка, казалось, не услышала вопроса. Амлет, слишком резво для собаки в почтенном возрасте, выписывал круги у ног хозяйки.

– Отправляемся сейчас! – Она придержала дверь, выпуская пса наружу. – Пойдем.

Ее древний «Ситроен 2CV» желтого цвета кое-где поржавел. Рычаг коробки передач торчал из приборной доски и отчаянно скрипел при каждом включении скорости, пока «ситроен» полз вверх по крутым холмам, взбираясь все выше над Сартеном. Складывалось впечатление, что машина работает не на бензине вовсе, а вперед ее толкает резиновый двигатель, приводимый в действие эластичной лентой, которую бабушка, меняя передачи, натягивает, а затем высвобождает. Амлет сидел у нее на коленях, высунув морду в окно. Поскольку Паскалин и не думала воспользоваться ремнем безопасности, Скай также не стал пристегиваться, хотя переживал чуть ли не самую безумную автомобильную поездку в своей жизни и теперь сидел, крепко вцепившись в ручку двери.

Ехали молча. Скай попытался задать хоть один из множества вопросов, не дававших ему покоя, но бабушка только рыкнула в ответ. Она низко склонилась над рулевым колесом и внимательно смотрела на дорогу, которую освещали только фары «ситроена». Паскалин приходилось полностью концентрироваться на управлении автомобилем. Поэтому Скай замер, напряженно откинувшись на спинку сиденья, в неудобной позе и смотрел через окно на неясные очертания горных вершин, на каменные утесы, между которыми петлял серпантин; лишь изредка на глаза попадался случайный металлический дорожный знак или рекламный щит, нарушая царившее вокруг темное однообразие.

Ехали недолго – всего минут пятнадцать, – когда Паскалин притормозила и резко свернула направо. Дорожка была выложена камнями разных размеров, так что машина постоянно кренилась то на один бок, то на другой. Амлет недовольно зарычал и перебрался на заднее сиденье, в то время как его хозяйка в буквальном смысле уткнулась носом в лобовое стекло. Скай всматривался в то немногое, что позволяли увидеть маломощные фары, – в крупные валуны, которые бабушка старательно объезжала, и обочину дороги, окаймленную кустарником. Впереди же была непроглядная тьма – еще одна гора, догадался Скай. Вдруг свет выхватил из темноты какое-то движение, отразился от пары глаз. Паскалин ударила по тормозам и вывернула руль в сторону. Скаю показалось, что он увидел, как сверкнули зубы, и огромная тень скользнула с дороги во тьму. Бабушка выехала обратно и продолжила путь.

– Что это было?

– Sanglier, [18]18
  Вепрь ( фр.).


[Закрыть]– ответила она. – Вы называете его диким кабаном. Хороший знак.

– Знак чего?

– Мы увидели одного. Они рядом. Нам будет на кого поохотиться.

Скай испуганно посмотрел на нее.

– Вы хотите сказать, что мы будем охотиться на настоящих зверей?

Паскалин кивнула.

– Но я думал…

– Думал что?

– Что маццери просто призраки. Что они убивают только во снах.

– Мы сами спим. Но наш дух перемещается в теле, таком же реальном, как реален ты сейчас. В теле, обладающем огромной силой. Оно бежит быстрее, видит зорче, сражается лучше, разит быстрее. Как, интересно, по-твоему, мы, старики, можем охотиться? – Она кинула на Ская быстрый взгляд, и тот прочитал в нем голод. – И звери, которых мы убиваем, настоящие. Поэтому будь осторожен.

«Ага, значит, маццери не что иное, как двойник», – подумал Скай.

Ему уже приходилось испытывать подобные ощущения, и не единожды.

– Э-э-э, а чем мы будем убивать? – занервничав, спросил он.

Скай никогда еще ни на кого не охотился, если не считать выстрелов по воронам из пневматической винтовки.

– Не спеши, внучек. Ты все узнаешь.

Бабушка опять свернула с дороги, и Скай увидел деревянный столб с болтающейся на одной петле створкой ворот. Свет выхватил из мрака какое-то строение. Паскалин проехала слева от него, остановилась, повернула ключ зажигания и погасила фары. Мотор заскрежетал, несколько раз чихнул и заглох. Все вокруг погрузилось в темноту. Воцарилась тишина.

– Приехали? – спросил Скай, удивившись, как громко прозвучал его собственный голос.

Он скорее не увидел, а почувствовал, что бабушка кивнула.

– Добро пожаловать в дом Маркагги.

Она открыла дверцу, Амлет выпрыгнул и моментально растворился во тьме. Запах диких кустарников, о котором говорила Паскалин, – тех, что на Корсике называют маки, – сладкий и одновременно острый, наполнил ноздри и легкие Ская, вызвав легкое головокружение. Он вышел из машины, следом, взяв с заднего сиденья фонарик, выбралась бабушка. Включив свет, она направила мощный луч на деревянное строение. Скай заметил ставни на окнах и ступеньки, ведущие на крыльцо.

– Принеси коробку, – скомандовала Паскалин.

Глаза постепенно привыкали к мраку, а когда из-за туч показалась серебристая луна, стало видно еще лучше.

Скай последовал за бабушкой в дом. Паскалин поспешно прошла к столу и поставила фонарь на попа, так что луч уперся в потолок. Увидев, что бабушка опять воюет со спичками, Скай поставил коробку и полез в карман.

– Можно мне? – спросил он, доставая зажигалку.

Паскалин кивнула и показала на старинную медную масляную лампу. Бабушка сняла с нее прозрачный колпак, Скай щелкнул колесиком и зажег фитиль. Пламя быстро разгорелось, и женщина, водрузив стекло на место, покрутила расположенный сбоку винт. Середина комнаты сразу же осветилась, хотя в углах по-прежнему клубился мрак.

Паскалин перенесла коробку в нишу с откинутой занавеской. Скай стоял, уставившись на стол. Он точно видел его прежде, и это не было дежавю. Потом он вспомнил.

– Фотография, – пробормотал Скай. – Та, на которой изображен дедушка. Но стол был вынесен на улицу.

Подошедшая с подносом в руках Паскалин остановилась и кивнула.

– Мы ели за ним в саду, когда стояла хорошая погода. Лука часто бывал здесь. Охотился. Днем… И ночью.

Она поставила поднос, и Скай увидел, что на нем разложена привезенная ими еда: хлеб в корзинке, сыр и салями на тарелках.

– Мы будем есть?

Скай не был уверен, что сможет.

Бабушка кивнула.

– Скоро. Но сперва ты должен разжечь огонь.

Он обернулся к камину, расположенному прямо позади: рядом – аккуратная горка поленьев, плетеная корзина с растопкой.

– Вы замерзли? Я – нет.

– Это не для тепла, – ответила Паскалин. – Мне нужно кое-что разогреть. И потом, у нас есть немного времени, а смотреть на огонь всегда приятно.

Комкая пожелтевшие газетные листы, Скай спросил через плечо:

– Ну, теперь-то вы расскажете мне остальное?

Но бабушка была занята. Она поставила на стол старинный железный котелок и теперь что-то крошила в него. Стенки его были устланы пучками каких-то трав.

– И что ты желаешь узнать? – поинтересовалась Паскалин.

«Все», – подумал Скай, но вслух произносить не стал, чтобы не отвлекать бабушку от работы.

– А когда мы… отправимся?

– В полночь. Самое подходящее время.

«Разумеется», – подумал Скай.

Сигурд всегда творил свои дела в полночь. Посылал Ская назад в прошлое. Убивал. Как он говорил? «Момент времени, когда уже не сегодня, но еще не завтра». Скай содрогнулся, ломая лучинки и укладывая их на газету.