Текст книги "Это не учебная тревога (ЛП)"

Автор книги: Кортни Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

– Ты думаешь, я убил их?

Сумерки. Мы с Кэри идем по тускло освещенному коридору. Скоро стемнеет. Когда мы дойдем до развилки, я направлюсь в спортзал, а Кэри – в библиотеку. Надо убедиться, что там всё так же, как вчера и позавчера. Постоянное долбление в дверь раздражает и выматывает как непроходящая головная боль. Разговор о Касперах вызывает те же ощущения.

Потому что, конечно же, Кэри хочет поговорить о них.

– Касперов? – спрашиваю я.

Кэри кивает, замедлив шаг.

– Какое это имеет значение?

– Райс на моей стороне. Харрисон скажет всё, что, по его мнению, хочет услышать тот, кто с ним говорит. Я прекрасно знаю, что чувствуют Грейс и Трейс. И хочу знать, считаешь ли ты, что я убил их родителей.

– На них набросились мертвые. Вот что их убило.

– Ты думаешь, что в этом виноват я?

Я останавливаюсь. Кэри тоже.

– Я думаю, что это могло случиться с любым.

Он бросает на меня кислый взгляд.

– Ты прирожденный политик, Слоун.

Я несколько секунд молчу. Я не думаю, что в случившемся виноват Кэри, но…

– Ты больше не будешь об этом спрашивать?

– Никогда.

– Я не думаю, что ты в этом виноват. Не думаю, что ты их убил. Я думаю… – пожимаю плечами, – что ты невероятно хорош по части выживания.

Его плечи расслабляются от облегчения. Он слабо улыбается мне, и мы возобновляем наш путь. Даже походка у Кэри изменилась, стала более легкой. Странно ощущать, что имеешь над кем-то такую власть.

– Невероятно хорош для любителя травки и полного лоха в учебе, – добавляю я.

Кэри смеется.

– Во-первых, я продавал травку, а не курил. Во-вторых, после школы я бы влился в семейный бизнес.

– Ура непотизму! – говорю я, и он одобрительно поднимает вверх большой палец. Его родители управляли небольшим издательством. Интересно, где они находились, когда всё это началось? – А где твои родители?

– В Торонто. Они летели туда, когда всё это началось. Может и не долетели, – спокойно отвечает Кэри. Затем смотрит на меня. – Понимаешь, я приучаю себя к мысли, что в любом случае никогда больше их не увижу. К тому, что не нужно на что-либо надеяться. Желать большего, когда выжил и продержался так долго – это уж чересчур.

– Разве?

– Ну вроде как. Думаешь, Лили выжила?

Звук ее имени из чужих уст вызывает желание схватить что-нибудь и раскрошить в пыль. Выжила ли она? Конечно, выжила.

– То есть, я уверен, что она выжила, – спешит сказать Кэри.

– Правда?

– Она знает, как позаботиться о себе.

– Ты занимался с ней сексом?

– О боже, Слоун.

– Она покупала у тебя травку, – замечаю я и продолжаю напирать, потому что мне необходимо услышать его правдивый ответ. Сейчас это важно. – Она платила тебе за нее или?..

– Платила. – Секундное молчание. – Но мы поразвлекались немного. Прости.

Я не знаю, что сказать. Я не шокирована, нет, просто не знаю, что сказать. Это так похоже на Лили. И на Кэри. У Лили никогда не было парня. Она говорила, что наличие бойфренда все усложнит, и рассказывала истории о том, что случится, если воображаемый парень кого-либо из нас узнает о том, что делает с нами отец. Эти истории всегда заканчивались расставанием – тем, что нас друг с другом насильно разлучат. «Никогда никому ничего не рассказывать». Для меня это означало то, что у меня никогда никого не будет, потому что сестра была уверена, что я выдам все наши секреты первому же встречному, проявившему ко мне доброту. Для нее это означало то, что никому не позволено с ней сближаться. У нее были приятели и дружки для секса, о которых она по настроению рассказывала мне, но Лили не была Популярной Девчонкой. Парни не стремились сделать ее своей девушкой. Она была светловолосой красавицей, но большую часть времени выглядела уставшей и изнуренной.

– Поразвлекались в том смысле, что занимались сексом?

– Да. Это будет… да. – Кэри краснеет. – Ох. Блин, Слоун, прости, если я только что испортил наши отношения.

– Ничего. Всё нормально.

– Хорошо.

Однако я тут же меняю свое мнение. Может быть, ничего не нормально. Кэри развлекался с моей сестрой, продавал ей травку и совершенно не замечал меня. Не знаю почему, но меня это нервирует.

– Она выжила, – решает Кэри, и, судя по его тону, думает о том, как был с ней, как к ней прикасался. Меня мутит. – Мы гуляли с ней в ночь перед тем, как она уехала. Я тогда знал, что у нее всё получится. И сейчас знаю. Она боец.

У меня замирает сердце. В том, что только что выболтал Кэри столько всего неправильного и неприятного. Он гулял с Лили в ночь перед ее уходом.

Он знал, что она уедет.

– Ты виделся с ней перед тем, как она уехала?

– Да.

– Она говорила, куда направляется?

– Нет. – Кэри останавливается.

Я с минуту стою молча, прикусив язык. Нужно прекратить задавать ему вопросы, иначе я буду чувствовать себя еще хуже. Нужно, но я не могу.

– Она говорила, почему уезжает?

Я знаю ответ на этот вопрос, но знает ли его Кэри? Развлекаясь с ним, не рассказала ли ему сестра о том, что творится у нас дома?

– Нет, – тихо отвечает Кэри. – Черт, Слоун, я думал, ты знала. Вы обе были так… Я бы никогда…

– Сейчас всё это уже не важно.

– Да, – соглашается он. – Наверное, ты права.

В спортзале я долго смотрю на двери, и мой пульс учащается с каждым ударом в них. В груди неистово бьется сердце. Меня переполняет ярость, какой я никогда еще не испытывала. Я подхожу ближе, разглядывая баррикаду из парт. Пинаю один из столов, а потом бью со всей силы по металлической ножке. Меня пронзает чувство удовлетворения, и я пинаю парту снова и снова, пока стук сердца не начинает перекрывать звук ударов в двери. Гора из столов сдвигается в сторону, и одна парта падает на бок. Грохот проносится по залу и выводит меня из транса. Ярость испаряется – не знаю, куда она уходит, – и я осознаю, что наделала.

Бегу к парте и поднимаю ее, словно двери вот-вот распахнутся, но этого не происходит. Однако в ответ на громкий звук в двери снаружи начинают колотить с удвоенной силой. Остервенело. В следующее мгновение в спортзал прибегают ребята. Кэри, Харрисон, Райс, Грейс и Трейс. Они засыпают меня вопросами:

«Что случилось? Что это такое было? Они уже тут? Они ворвались?».

Я говорю им, что не знаю, что случилось. Просто сдвинулась баррикада. Они мне верят.

Глава 9

День проходит почти в полном молчании.

Утро начинается с пробежки Трейса. Потом мы завтракаем, обедаем и ужинаем под саундтрек нашей неминуемой смерти. Все потерянно бродят по залу, ссутулившись, словно столетние старики. Под глазами у них темные круги. Кэри сидит у стены, уставившись на двери. Мне кажется, что постоянная долбежка в них сведет нас с ума прежде, чем мертвые их снесут. Трейс считает, что нам следует перебраться в библиотеку – там хотя бы тихо, – но никто не выказывает желания это сделать. Тогда Кэри и Трейс впервые за весь день обмениваются фразами. «Кто над чайником стоит, у того он не кипит», – говорит Кэри, а Трейс напоминает ему, что в школе есть еще несколько дверей, за которыми никто не наблюдает. После этого я ухожу. Некоторое время я кружу по первому этажу, слушая, как шум за парадными дверями становится то громче, то тише, в зависимости от того, близко или далеко я от них нахожусь.

Темнеет.

Я иду по одному и тому же пути, пока не чувствую, что пора уже остановиться. Я не готова возвращаться в зал, поэтому направляюсь в кабинет секретаря. Жму на кнопки на компьютере миссис Рамос. Он не включается.

Первые две недели после ухода сестры я отправляла ей электронные письма. «Как ты могла поступить так со мной?», «Кто ты после этого?». Я знаю, что она получала их, потому что позже мои письма стали возвращаться. Аккаунт удалили. Я снова жму на кнопки включения на мониторе и системном блоке. Включайся же, включайся. Ничего. В моду снова войдут почтовые голуби. Мой взгляд скользит по стоящим на столе фотографиям. Миссис Рамос на них выглядит счастливой.

Ничего уже не имеет значения.

Эта мысль настолько ужасна, что вызывает у меня желание бежать обратно в зал и потрясти всех как груши. Ничего уже не имеет значения. Ничего. Моя кровь вскипает, и я бездумно бью по монитору кулаком. Слетев со стола, тот ударяется о стену. Моя ярость от этого не спадает.

Кэри знал, что сестра уезжает.

Не думать об этом. Мне нельзя думать об этом.

Я выхожу из кабинета и закрываю за собой дверь. Замок защелкивается. Коридор пуст и кажется выгоревшим в темноте. Мой взгляд устремляется к лестнице. Я не готова еще вернуться в зал, поэтому поднимаюсь на второй этаж. Поднявшись, ощущаю себя так, словно на моих плечах лежит небосвод. Собственное тело кажется невероятно тяжелым. Дойдя до середины коридора, я опускаюсь на пол и утыкаюсь лбом в колени. Кэри знал.

Он знал.

Вот как снова и снова рисуется в голове день моего восемнадцатилетия:

Я просыпаюсь раньше обычного. Мои сумки стоят у двери. Так и хочется поскорей их схватить. Я взволнована, возбуждена, испугана и нервозна. Я слышу Лили в коридоре и думаю о том, как мне повезло, о том, что у меня самая лучшая в мире сестра. Ради меня она провела в этом доме еще целых два года. Ради того, чтобы я не осталась с ним наедине. Мне не пришлось жить с ним одной. «Ты умрешь без меня», – всё время повторяла Лили. И это было правдой. Это не было секретом.

Я бы умерла без нее, но она всё равно ушла.

И Кэри знал.

Я не думала, что когда-нибудь еще смогу ощутить то, что ощутила в то утро, когда проснулась и обнаружила, что сестра ушла. Сейчас я испытываю то же самое. Вытянувшись на полу, я прижимаюсь щекой к холодной плитке. Жду, когда моя кровь превратится в цемент, когда мое сердце перестанет биться. Я неподвижно лежу, закрыв глаза, и открываю их, почувствовав ладонь на своем плече. Возле меня на корточках сидит Райс. Я сажусь так быстро, что он не успевает убрать руку, и, потеряв равновесие, чуть не падает на меня сверху. Восстановив равновесие, он смотрит на меня в равной степени обеспокоенно и с опаской. Я поднимаюсь на ноги. Райс тоже встает. У него с собой фонарик.

– Грейс заметила, что ты ушла из зала больше часа назад, – говорит Райс. – Я и не думал, что с тобой что-то случится, но…

– Тут меньше… – я слабо взмахиваю рукой, – шума.

Объяснение хорошее, однако Райса оно не устраивает.

– Мы должны держаться вместе, – упрекает меня он.

– Я знаю, – киваю я. Потираю лицо ладонями и убираю падающие на глаза пряди волос.

Райс стоит рядом, наблюдая за мной, и я не выдерживаю:

– Ты можешь возвращаться. Я скоро приду.

– Ты пропустила мимо ушей мои слова о том, что мы должны держаться вместе?

– Я знаю, но… – я замолкаю, не зная, как закончить начатое предложение.

У меня всё чешется и зудит, словно под кожей ползают жуки.

– Что не так, Слоун?

– Ничего.

– Ну да, конечно.

– Ладно. Всё не так.

– Вот это уже похоже на правду.

– Просто это… это всё…

– Ужасно, – заканчивает он за меня.

Я киваю.

– Я это понимаю, но мне кажется, что дело не только в этом.

С моих губ срывается странноватый, граничащий с истерикой смех. Райс молчит, ожидая объяснений. Это жестоко – поступать так со мной.

– Я устала. Вот и всё.

– Все устали.

«Нет, не все», – хочется сказать мне. – «Не так, как я».

– Ночью, – говорит Райс, – я просыпаюсь каждые пять минут и думаю, что я дома. Происходящее, видимо, никак не может уложиться в моей голове. – Он умолкает. – Теперь хочешь вернуться в зал?

До того как я успеваю ответить, мир взрывается.

Так, наверное, звучит взрыв бомбы. Не знаю, почувствовала ли я его сначала, а потом услышала, или сначала услышала, а потом почувствовала. Но не почувствовать этого было невозможно. Мы с Райсом кидаемся друг к другу, словно притянутые магнитом. Он хватает меня за руку, и мы бежим к ребятам. Меня охватывает лихорадочное возбуждение. «Они ворвались». На лестнице мы сталкиваемся с Кэри, Трейсом, Харрисоном и Грейс. Нас ослепляют лучи их фонариков, и я прикрываю глаза свободной рукой. Ребята бегут наверх, а мы – вниз.

– Это на улице, – задыхаясь от бега, говорит Кэри. – Мне нужно увидеть… мы должны знать, как близко это… мы думаем, это может быть…. может быть…

– Спасательная группа! – визжит Харрисон.

Оттолкнув Кэри и Райса, он бежит к окну.

– Подожди! – кричит Кэри и бросается за ним.

Очухавшись от потрясения, мы бежим следом за обоими. Заворачиваем в другой коридор и оказываемся в темноте из-за перекрывающего окно плакатного щита. Кэри почти силой удерживает возле него Харрисона.

– Перестань, Харрисон, перестань…

– Но они не узнают, что мы здесь!

– Нам нельзя привлекать к себе внимание, – внушает ему Кэри. – Нужно подумать, что делать… мы не можем просто взять и открыть окно, ты это знаешь…

– Но они уйдут!

– Господи, ты такой придурок! Отпусти его! – кричит Трейс. – Всё что нужно сделать – убрать щит и выглянуть наружу.

– Медленно, – вмешивается Райс. – Это нужно сделать медленно.

– Тогда сделай это наконец!

Встав у окна, мы снимаем клейкую ленту, крепящую к нему щит. Пока мы этим занимаемся, Кэри беспрестанно твердит: «Осторожно, осторожно, осторожно», однако никто из нас не слушает его. Все слишком взволнованы мыслью, что пришли спасатели. Сняв последний кусок ленты, мы опускаем щит на пол и отпрыгиваем назад. И так и стоим, напуганные тем, что следует сделать дальше.

Может быть, нам вовсе и не хочется видеть, что вызвало взрыв.

– Кто-то должен посмотреть в окно, – говорит Харрисон, но сам не двигается.

Никто не двигается долгое-долгое время. Наконец, Трейс выходит вперед. Остановившись у окна, он наклоняется и прищуривается:

– Что это?..

Мы подходим к нему, чтобы увидеть, что видит он. В отдалении ярко светится оранжевое пятно. В ночное небо поднимается дым.

Пожар.

Я только раз видела что-то похожее на это, когда в городе горел старый кормокомбинат и все жители посреди ночи поднялись с постелей, чтобы посмотреть, как пламя пожирает кусочек местной истории.

– Где это? – спрашивает Грейс. – Это близко?

– Думаю, это у Руссо, – отвечает Кэри. Бензоколонка Руссо. – Черт.

Я перевожу взгляд с огня на улицу рядом. Кортеж напоминает пародию на самого себя. По улицам передвигаются тени – иллюзии прежней жизни. Стоящие на школьной стоянке и дороге мужчины и женщины вдруг подрываются с места и куда-то бегут, словно у них появились неотложные дела. Они направляются к бензоколонке. Все как один.

– Боже, – выдыхаю я.

– Что? – спрашивает Грейс.

Я промаргиваюсь, чтобы убедиться, что зрение не подводит меня.

– Они уходят.

– Что?

Море мертвых волнами движется к пожару. Ну конечно. Конечно, они хотят посмотреть, что там. Вдруг там есть что-то, что удовлетворит их голод. Другие выжившие.

Мне хочется сказать им, что мы здесь.

Грейс неверяще смеется, видя, как пустеет школьная стоянка.

– Боже мой… они… они уходят… они все уходят…Трейс, они все уходят!

Смысл происходящего медленно, но верно доходит до всех. Райс и Кэри лыбятся как два идиота, а Харрисон снова и снова задает один и то же вопрос: «Это хорошо, да? Это ведь хорошо?». Он и сам знает, что это хорошо, но ему нужно подтверждение, так как происходящее кажется ему нереальным, пока кто-то не уверит его в обратном. Трейс хлопает его по плечу:

– Это охренительно!

Все так счастливы. Я снова разворачиваюсь к окну и упираюсь ладонями в стекло.

Когда мы возвращаемся в зал, в двери больше никто не стучит.

Глава 10

– … скоро. Это не учебная тревога…

– Иди. На хер. Нут, – громко и выделяя каждое слово произносит в радио-колонки Трейс.

Я отодвигаю свою еду. На завтрак у нас хлопья, политые соком.

– Нут? – удивляется Харрисон. – Эту женщину так зовут?

– Это я ее так зову, – перекрывая голос Нут, поясняет Трейс. – Не Учебная Тревога.

– Выключи, пожалуйста, – просит его Грейс.

Он выключает радио. Сегодня день идет вяло и расслабленно. Такого может больше никогда и не быть. Все так рады, что взорвалась бензоколонка.

– Я не могу вспомнить, когда завтракала в последний раз, – говорит Грейс, доедая хлопья.

– Как насчет вчера? – напоминает ей Трейс. – Или позавчера, или позапоза…

– Я имею в виду до того, как всё это началось.

– Да? – спрашивает Райс, но его тон показывает, что на самом деле ему это неинтересно. Просто кто-то завел разговор, вот он и присоединился к нему, так как всё равно нечем заняться. – А что тут помнить? Завтрак быстро пролетает.

– Не так уж и быстро, если ты…

– Президент ученического совета, – заканчивает за сестру Трейс. – Она в ванной на полтора часа зависала, собираясь утром в школу.

Харрисон вытаращивается на Грейс:

– Что ты так долго делала там?

– У нее был крайне сложный косметический ритуал, – отвечает Трейс. – Каждый миллиметр ее лица должен был быть покрыт каким-нибудь средством, чтобы она была готова встретиться лицом к лицу с вами, придурками.

– Должен же был хотя бы один из нас заботиться о своей внешности.

– Ты так не уверенна в себе, потому что из нас двоих я симпатичнее.

Трейс столь сильно любит свою сестру, что его голос в моих ушах сладок, как мед. От его поддразниваний глаза Грейс загораются так, как не загорались ни у кого из нас с того времени, как мы сюда пришли. Трейс замечает, что я смотрю на него, и мои губы сами собой складываются в улыбку. Он улыбается мне в ответ.

Райс зевает.

– Устал? – спрашивает Кэри.

– Вчера никак не мог уснуть. Слишком тихо было.

– Не сглазь, – буркает Харрисон.

– Сейчас я тут пошумлю. – Трейс поднимается и встает перед Кэри, вытянув руку. – Дай мне ключи Лавалли. Хочу школу осмотреть.

Кэри непроизвольно закрывает свой карман ладонью, пытаясь не выдать выражением лица нежелания отдавать Трейсу ключи.

– Я думаю…

– Мне насрать на то, что ты думаешь. Ключи. Ну!

– Он имеет на них такое же право, как и ты, – опережает Грейс протесты Кэри. Ее голос мягок, но взгляд, упертый в Кэри, жесток и не терпит возражений.

Вздохнув, Кэри вынимает ключи из кармана и бросает их Трейсу.

– Увидишь что-нибудь полезное, неси…

– Командуй своими мальчиками на побегушках, Чен, – указывает Трейс на Райса и Харрисона. – А мной не надо.

– Ой, да пошел ты, – отзывается Райс.

Трейс показывает всем фак и уходит. Кэри сидит, похрустывая суставами пальцев. Я вижу, что ему хочется от всей души обругать Трейса, сказать, с каким бы удовольствием он вмазал ему, выбил бы ему зубы и всё такое, но его останавливает присутствие Грейс. Он несколько раз бросает на нее взгляд.

– Знаете, то, что у нас была одна тихая и спокойная ночь, не значит, что можно выделываться. Я видел болторезы в комнате сторожа. Пора посмотреть, что есть в шкафчиках.

– Идем, – соглашается Райс.

Они встают. Харрисон медлит секунд пять, а потом поспешно бежит за ними. Кэри оборачивается ко мне с Грейс:

– Вы с нами?

Я бы пошла, но Грейс вздрагивает и отрицательно качает головой.

– Это похоже на разграбление могил.

– Слоун?

Грейс смотрит на меня. Кажется, она хочет мне что-то сказать.

– Я – пас, – говорю я.

Мы с Грейс остаемся наедине. С тишиной. Мы сидим молча, и через десять минут я жалею о том, что не пошла с парнями. Наверное, Грейс не собиралась со мной ни о чем говорить. Разговоры со мной, видимо, не входят в список ее приоритетов. У нее же есть Трейс.

– Слоун?

– Да? – Я морщусь от того, с каким жаром отозвалась.

– Сходишь со мной к моему шкафчику? Я оставила в нем сумочку перед тем, как всё это началось. Мне нужна она, но я… – Грейс смущенно смеется: – Я не хочу идти туда одна.

– Конечно.

Шкафчик Грейс находится на первом этаже, рядом с кабинетом секретаря. Мы молча идем туда. До нас доносятся голоса Кэри, Райса и Харрисона – они где-то рядом, но разобрать, что они говорят, невозможно. Да и незачем. Не зная, чем себя занять, я мотаюсь позади шкафчика Грейс, пока она набирает код, с трудом видя цифры в тусклом свете. Набрав код, она не открывает дверцу, а просто стоит на месте, будто боясь заглянуть внутрь. Через некоторое время она всё-таки распахивает дверцу, и я мельком вижу приклеенные к ней вырезанные из журналов фотографии актеров и музыкантов. Интересно, что с ними сейчас. Они мертвы? Или всех знаменитостей спасли? Когда весь этот ужас закончится, обществу понадобятся развлечения для того, чтобы отойти от всего случившегося. Будут сняты фильмы, сотни фильмов, и в каждом из них мы будем героями и любовниками, и лучшими друзьями, и победителями, и мы будем смотреть эти фильмы, пока не отдалимся от нашей собственной истории настолько, что забудем, как в действительности чувствовали себя здесь и сейчас.

Грейс достает свою сумочку. Дизайнерскую. Расстегивает молнию и шарит в ней, пока не находит то, что ищет. В это же мгновение сумочка выскальзывает из ее рук и падает на пол. Грейс крепко сжимает в пальцах сложенный лист бумаги. Она разворачивает его, прижимает к лицу и вдыхает его запах.

– Посмотри, – говорит она. Целует записку и передает ее мне. Как только я беру листок, она просит: – Осторожней…

Я всматриваюсь в округлый почерк.

«Доченька, я не успела собрать тебе обед – я растяпа! Взамен кладу тебе деньги. Купи поесть что-нибудь полезное! Не забывайте, Миссис Президент, вы – пример для всего студенческого совета!

Люблю тебя. Мама».

Первое, о чем я думаю: «Миссис Каспер всё еще собирает Грейс обед?». И тут же удивляюсь, что такой вопрос вообще возник, ведь это так похоже на миссис Каспер.

Это записка от мамы Грейс. Вот что теперь имеет ценность. Вот что теперь дорого.

– Счастливица, – говорю я.

– Да. Я знала, что она здесь… но не могла… просто не могла. До этого момента, – объясняет Грейс. – А сегодня утром проснулась и поняла, что она нужна мне. Я так скучаю по маме.

Она забирает листок и проводит по нему пальцем. У меня сжимается горло и сдавливает грудь. Становится трудно дышать. Воспоминания о моей маме подернуты дымкой. Они как детское одеялко – мягкие, приятные и невесомые. Записка Грейс не вызывает у меня мечтаний о женщине, без которой я прожила большую часть своей жизни. Нет, это не так….

– Ты в порядке? – смотрит на меня Грейс.

– Да.

Мы долго не двигаемся и ничего не говорим. Будто впали в какой-то анабиоз. Мы можем часами простоять здесь молча и ничего не делая, потому что нам нечего говорить и нечего делать. Грейс смотрит на свою записку, а я скрещиваю руки на груди, вновь борясь с желанием спросить ее, помнит ли она нашу совместную ночевку. Не знаю, почему хочу этого, но всё равно удерживаю себя.

– Эй!

Мы оборачиваемся. По коридору, крутя между пальцами ключи, идет Трейс. Грейс поднимает свою сумочку и поспешно сует в нее записку.

– Я сейчас покажу вам нечто клевое, – широко улыбается Трейс.

Он ведет нас в учительскую.

Кэри, Райс и Харрисон присоединяются к нам, свалив в банкетном зале найденное в шкафчиках добро. Трейс недоволен их компанией, однако Кэри указывает, что тот не владеет школой. Они всё еще препираются, когда мы заходим в учительскую, расположенную на втором этаже. По школе ходит – ходила – шутка, что все деньги ушли сюда. Здесь есть холодильник, цветы (искусственные букеты аляповаты, но, тем не менее, яркие краски радуют глаз), мягкие диваны и кресла, красивые лампы. Шкафы для хранения школьных принадлежностей и столы. Микроволновка и кулер. Журналы.

– Вы только гляньте. – Порывшись в одном из шкафов, Трейс поворачивается к нам с внушительной бутылкой виски в руках. – Слухи оказались правдой. Так и знал, что они хранят тут заначку.

– Алкоголь? – спрашивает Харрисон, и по его тону я понимаю, что он никогда раньше не пил спиртного. Во всяком случае, уж точно не напивался. – Ничего себе!

– Откуда здесь виски? – удивляется Райс.

Трейс ставит бутылку на стол перед креслами и щелкает пальцами по этикетке на горлышке бутылки.

– Прочитай. В морозилке был торт-мороженое, но он растаял.

Грейс вслух читает написанное на этикетке:

– «Наслаждайся выходом на пенсию, Вик. Хотелось бы нам быть на твоем месте».

Вик Бергштайн. Наш седой учитель всемирной истории.

– Как думаете, наслаждается он выходом на пенсию? – спрашивает Трейс, и у меня вырывается смешок. – Я понимаю, что, должно быть, он мертв. Но мне тут вспомнилось, сколько раз я желал учителям смерти – к примеру, миссис Гуд, – и это забавно, потому что теперь они, скорее всего, мертвы, и это как… это как будто я…

Его глаза расширяются. Он словно продолжает про себя: «Я хотел этого. Я хотел, чтобы они умерли, и теперь это случилось, потому что я этого хотел».

– Они не все были плохими, – говорит Грейс. – Мне нравился мистер Форд. И миссис Лафферти. Миссис Типтон была прикольной. Уверена, она выжила. Некоторые из них прекрасно знали свое дело.

В памяти одно за другим всплывают лица учителей. Где они сейчас? Прав ли Трейс в том, что все они мертвы? А я сама когда-нибудь желала им смерти? Может ли это быть причиной того, что я здесь, а они – нет? Но затем приходит мысль о том, что они, наверное, тоже не раз желали нам смерти. Должны были желать. Какой учитель не пожелает?

Трейс опускает взгляд на бутылку.

– Так что, разопьем ее сейчас в честь того, что всё еще живы, или оставим на потом, чтобы выпить перед смертью?

– Мы не умрем, – отзывается Кэри.

– Разве не то же самое ты сказал моим родителям, посылая их на ту аллею?

– Хватит уже об этом, Трейс.

– О, я ранил твои чувства, убийца?

– Они сами предложили выйти туда, – произношу я, по-идиотски посчитав, что это чем-то поможет. Все устремляют взгляды на меня, и я тут же жалею, что не могу забрать свои слова обратно. Трейс смотрит на меня так, будто я заехала ему под дых.

– Никто не спрашивал тебя, Слоун, – говорит Грейс. – И Кэри сказал им, что на аллее никого нет.

– Но они сами предложили выйти, – тихо повторяю я. – Кэри их не заставлял.

– Знаете что? Достали вы меня все, – внезапно заявляет Трейс, и его голос надламывается. Он уходит с опущенной головой, потому что, как мне кажется, готов заплакать.

Из-за меня.

Сглаживает неприятные мгновения Райс: он предлагает перенести из учительской в наш зал всё, что только можно, чтобы тот стал более пригодным для жилья. Мы молча стаскиваем по лестнице кресла и располагаем их в углу зала. Находим одинокий обеденный стол, спрятанный под сценой и потому не ушедший на баррикады, и расставляем вокруг него стулья, принесенные из кабинетов администрации. Грейс украшает середину стола искусственными букетами. Глядя на нее, я чувствую себя виноватой. Я должна всё исправить.

Грейс возится с цветами. Я подхожу к ней и, встав рядом, думаю, что же сказать. Она игнорирует меня.

– Я не хотела сказать ничего плохого. Только то, что Кэри не послал бы их на смерть, – говорю я. – Ты ведь знаешь, что он бы этого не сделал.

Грейс переводит на меня взгляд, и я узнаю выражение лица президента ученического совета. Ее слова нейтральны, но тон ледяной:

– Он сделал это, и они умерли.

– Но…

– Слушай, Трейсу и так сейчас очень тяжело, – обрывает она меня. – Ты говоришь, что думаешь, это понятно. Но если не можешь оставить свои мысли при себе, то держись от моего брата подальше.

И она уходит. Я думала, что заплачу, но нет. Я слишком завидую тому, как Грейс оберегает брата, и ненавижу то, что она считает, будто его нужно защищать от меня.

Вскоре Кэри зовет нас к сцене и показывает добытое в шкафчиках добро. Парни нашли зубную пасту – мы передаем тюбик из рук в руки, выдавливая на пальцы по микроскопической капле, – зубную нить, дезодорант… одежду, которой радуется Грейс. Я замечаю на розовом свитере бирку с именем: КОРРИН М. Коррин Мэттьюз. Я помню ее волнистые черные волосы и улыбку и не хочу притрагиваться к этой одежде.

Тут полно конфет и жвачки. Несколько зажигалок и сигареты. Я бросаю взгляд на Райса, ожидая, что он обрадуется, однако радости на его лице не вижу.

Мы устраиваемся на ночь. Наш зал… На ум приходит слово «дом», однако неправильно называть это место домом. Мы с Лили раньше часто играли в дочки-матери. Мне было восемь, Лили – десять, и мама была мертва. Но к тому времени она была мертва уже довольно давно, так что это, наверное, не самая важная часть воспоминания. У меня были куклы и старая коробка, у сестры – бумага, карандаши и ластик. Она задавала мне вопросы, пока я, прислонив Барби к хлипкой картонной стенке, пыталась понять, что делать с Кеном.

«Спальни будут большими? У нас будет гостевая спальня? Ладно. Что у нас точно будет, так это раздельные ванные. Нет, папе не нужна комната, Слоун. Потому что он не будет жить с нами. Это наш дом».