Текст книги "Это не учебная тревога (ЛП)"

Автор книги: Кортни Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 2

Мы решаем уходить утром. Более нет смысла ждать.

Кэри спрашивает у меня, хочу ли я, чтобы с нами пошел Трейс, как будто это зависит только от меня, как будто я могу даже подумать о том, чтобы оставить его, когда он – брат Грейс и они намеревались отправиться вместе в Рейфорд и найти там свою семью. Он должен идти с нами.

– А если бы она сказала «нет», то ты бы оставил его в медкабинете? – спрашивает Харрисон.

– Он идет с нами, – отвечаю я. – Перестань.

– Кто-то должен сказать Трейсу о том, что мы собираемся уходить, – говорит Кэри. – И это будешь ты, Харрисон.

– Что? Почему я? Я не хочу…

– Боже. – Кэри опускает лицо в ладони и долгое мгновение молчит. Подняв голову, он смотрит на Харрисона так, словно готов его убить. – Если я потащу твою жалкую задницу через весь Кортеж, то ты, бл*ть, будешь делать то, что я тебе говорю! Знаешь, почему ты ни разу не сделал ничего такого, что имеет значение? Потому что ты никогда и ничего не делаешь! Пошел и сказал Трейсу, что мы уходим. Быстро.

Харрисон выходит из зала, по его щекам катятся слезы. Я понимаю, почему он не хочет видеть Трейса. Трейс безутешен в своем горе и его обуревает ярость. Но Харрисон сделал свой выбор.

– Я пойду за рюкзаком Грейс… – Голос Кэри надламывается, и он делает глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. – Разделю его содержимое между нами.

– Хорошо.

Он идет в библиотеку. При мысли о том, как он будет открывать рюкзак Грейс и перебирать всё то, что она собиралась взять с собой, мне становится очень грустно, и я стараюсь думать не о ней, а о Лили, представлять себе сестру, но это не помогает. Со своего места за столом за мной наблюдает Райс. Его губы сжаты. По глазам не понять его чувств.

– Что? – спрашиваю я.

– Я рад за тебя, – отвечает он.

– Спасибо.

– Надеюсь, она там.

– Она там.

Райс кивает и ничего не говорит. Я знаю, что он не верит в это, но мне всё равно, потому что я знаю, что так и есть. Лили будет дома.

– Когда мы вышли наружу… – начинает Райс, – если бы у тебя получилось то, что ты задумала… то ты бы никогда не увидела сообщение. И сестру. Так что, по-моему, хорошо, что так вышло.

Я отвожу взгляд.

– Твой отец тоже там. Ты и его увидишь.

– Он мертв.

– Откуда тебе знать.

– Он мертв для меня. Если он жив, мы не возьмем его с собой.

– Но это же его машина?

– Плевать.

– Я рад за тебя, – снова повторяет Райс.

Судя по голосу, каждый раз как он это произносит, он рад за меня всё меньше и меньше.

Возвращается Кэри, затем – Харрисон. Последний сообщает, что Трейс согласен идти с нами, но хочет, чтобы мы перед уходом отдали дань уважения Грейс, и тогда я вдруг осознаю, что воображая каждый раз, как мы уходим из школы, проходя через библиотеку, я вижу ее с нами. Живой. Я убираю Грейс из рисующейся в голове картинки, но чувствую, что это неправильно, и оставляю ее в ней в качестве призрака.

Что еще хуже.

Весь вечер я провожу на мате, уставившись в окна и глядя на то, как темнеет. Тело ноет после того, что сделал с ним Трейс, и я боюсь, что мое состояние замедлит наше продвижение, однако успокаиваю себя тем, что если страстно желаешь чего-то, то сможешь превозмочь боль.

Я надеюсь на это.

– Слоун, – шепчет Райс.

Сначала я не знаю, отвечать ему или нет, хотя и не сплю, но потом приходит мысль: что, если он умрет? Я пытаюсь не думать обо всём том, что может пойти не так, но что, если Райс умрет, и сегодняшние мгновения – единственные, которые я с ним могу разделить? Я и так ему задолжала.

Я поворачиваюсь на бок лицом к Райсу. Он смотрит на меня. Как долго он так за мной наблюдает?

– Нам нужно поспать, – говорю я.

– Тебе страшно?

Я отрицательно мотаю головой. Это и правда, и ложь одновременно. Сейчас мне не страшно. Во всяком случае, не так, как ему. Он выглядит таким уязвимым, таким расстроенным тем, что я не боюсь, как будто он – самый последний человек на земле, которому страшно, и ему не хочется быть в этом одиноким.

– Я завидую тебе, – шепчет он. – И мне больно смотреть на тебя.

– Иди сюда, – отвечаю я.

На моем мате недостаточно места для нас обоих, и Райс пододвигает к нему свой, после чего мы ложимся вместе. Я зарываю пальцы в его мягкие волосы. От него пахнет сигаретами. Он прижимается ко мне и обнимает меня двумя руками. Я морщусь, и он тут же выпускает меня.

– Прости.

– Ничего. – Я возвращаю его руку обратно.

Райс закрывает глаза, и я обвожу подушечками пальцев его скулы и губы. Он дышит хрипло и неровно.

– Слоун, – тихо зовет он.

– Что?

– Когда мы доберемся до Рейфорда, можно я останусь с тобой и твоей сестрой?

– Конечно, – шепчу я. – Конечно, можно.

Он начинает плакать. Я притягиваю его к себе, и он утыкается лицом мне в ключицы. Так мы и засыпаем.

Глава 3

Трейс смотрит на нас через стекло. Его глаза равнодушны, челюсти сжаты.

Кэри отпирает дверь в медкабинет и распахивает ее. Я стою рядом с Райсом и Харрисоном. Если я чего и боюсь в эту секунду, так это Трейса. Не хочу, чтобы он снова сорвался на мне. Проснувшись сегодня утром, я почувствовала, что тело болит сильнее, чем вчера, а ведь мне придется бежать. Трейс не делает ни единого движения ко мне. На его лице нет злости, но это не значит, что он не затаил ее внутри.

Пройдя мимо нас, он останавливается, и я понимаю, что мы должны следовать за ним. Мы неосознанно выстраиваемся в линию позади него – самая настоящая похоронная процессия. Гроб отсутствует, но я ощущаю на своих плечах его невидимую тяжесть. И тело Грейс внутри него. Мы поднимаемся по лестнице, и наши шаги звучат пугающе в унисон. Достигнув второго этажа, Трейс мешкает. Мы тоже.

Перед нами простирается темный коридор.

Трейс делает глубокий вдох и идет вперед.

В десяти шагах от кабинета миссис Йе он опять останавливается. Мы ждем.

Ничего не происходит.

– Если я зайду в эту комнату, – говорит Трейс, – то я из нее уже не выйду.

Несмотря на то, что он причинил мне боль, несмотря на то, что он считает, что его сестру убила я, я не хочу, чтобы он туда входил, потому что вижу в нем ее. Я никогда не видела этого, когда Грейс была жива, а сейчас вижу. Тот же овал лица. Те же глаза. Те же движения. Не столь грациозные, но всё равно почти ее.

Такое ощущение, будто она не умерла.

Трейс раздумывает, прикрыв губы ладонью. Я знаю, что он с легкостью останется здесь навсегда. Он поворачивается к нам и переводит взгляд на меня. Я вздрагиваю.

– Счастливица. – Это всё, что он произносит.

Мы спускаемся вслед за ним по лестнице и направляемся в библиотеку.

Баррикады убраны. Снаружи идет дождь. Кэри говорит, что нам это на руку. Будет неприятно, но дождь перебьет наш запах и сделает нас невидимыми. Он вручает нам наше оружие. Райс, Кэри и Харрисон берут бейсбольные биты. Трейс поднимает рубашку, показывая пистолет, и вздергивает подбородок. Мы ничего на это не говорим. Я беру монтировку – ее тяжесть в руке действует успокаивающе – и надеваю рюкзак. Еще я взяла с собой записку Лили. Хочу, чтобы она была со мной, хотя и не планирую умирать до встречи с сестрой. Не теперь.

– Нам придется перелезать через забор, – говорит Кэри. – Будем держаться в тени деревьев, пока не окажемся прямо напротив аллеи. – Той самой аллеи. На которой погибли мистер и миссис Касперы. – Побежим прямиком через улицы, срезая путь к дому Слоун.

– А если нам понадобится остановиться? – спрашивает Харрисон.

– Надеюсь, мы найдем подходящее для этого место, – отвечает Кэри. Затем поворачивается к Трейсу. – Не стреляй, пока действительно не будешь вынужден этого сделать. На улице никаких разговоров. Никаких криков. Никакой паники.

Всё, сказанное им, звучит разумно.

Если мы послушаем его, то всё будет хорошо. Однако вряд ли так будет.

Кэри не спрашивает, готовы ли мы. К этому нельзя быть готовым. Он лишь переводит взгляд с одного из нас на другого и открывает дверь. У меня замирает сердце. Еще слишком рано, слишком темно. Достаточно темно для того, чтобы не увидеть приближение своей собственной смерти, а я ни разу не представляла себе смерть, приближение которой не замечу. Я крепко сжимаю монтировку.

Льет дождь. Тяжелые капли стучат по крыше, по дорожке. По деревьям за ней. Эти деревья – голые.

Они не укроют, но лучше уж они, чем ничего.

Я оборачиваюсь.

Вода. Стены. Потолок. Баррикады. Наша крепость.

Я снова поворачиваюсь к открытой двери.

Моя сестра.

С ощущением, что ступаю в свою мечту, я первая выхожу на улицу. Дорожка пуста, деревья впереди голы, и Кортеж тих – так тих, что начинаешь задаваться вопросом: на самом ли деле реально то, что случилось? Парни идут за мной.

Я останавливаюсь у забора и просовываю в сетку монтировку. Мне вспоминается, как она дребезжала, когда мы перелезали через забор. Мы встаем вдоль него. Я прищуриваюсь. В отдалении ничего не видно. Что там говорил Бакстер? Они выжидают. Пусть они и выжидают, но невидимыми-то стать не могут? Я перелезаю через забор. Металл холодный и скользкий, рюкзак стучит по спине и мешается, но я первая спрыгиваю на другой стороне. Забираю у парней одну за другой бейсбольные биты и неслышно кладу их на землю. Ребята присоединяются ко мне, и мы продолжаем наш путь сквозь небольшие заросли деревьев. Под ногами шелестят сухие листья, лежащие здесь с самой осени. Мы всё еще никого не видим. Ни знака, что мертвые где-то рядом. Я смотрю на Кэри, Харрисона, Райса и Трейса. Они беспокойно крутят шеями, глазея по сторонам, будто тишина для них – посторонний звук. Я слышу их дыхание.

Я оглядываюсь на школу. Прощай, Грейс.

Мы достигаем середины зарослей. Кэри вытягивает руку, показывая битой на улицу и побуждая нас идти вперед. На ту самую аллею. У меня намокли волосы, намокла одежда. Ладони покрылись потом. Касперы. Бедные Касперы. Они мертвы. Мы осторожно выходим из-за деревьев.

На открытое, пустое пространство. Небо светлеет.

– Может они все отсюда ушли? – шепчет Харрисон.

Кэри злобно зыркает на него за то, что он заговорил.

Я указываю рукой: аллея пуста, и в то же время не пуста. На ней лежат тела. Я вижу по крайней мере тела трех человек, распластанных на узкой бетонной дорожке. Тех, кто превратился и был убит. И теперь разлагается на асфальте. Я внимательно осматриваю дорожку и замечаю на ней очертания других тел.

С первого взгляда они кажутся грудами мусора, но это – тела. По-настоящему мертвые.

Райс стучит битой по земле, и мы все переводим на него взгляды.

– Надо бежать, что есть мочи, – говорит он.

Бежать. И правда, глупо медленно тащиться по улице в надежде ничего не задеть и не издать ни звука.

Райс поднимает три пальца и опускает по одному за раз, ведя тем самым отсчет.

Три… два… один.

Я рвусь вперед, и рюкзак цепляется за вытянутые ветви деревьев, тщетно пытающихся меня схватить. Нога угождает в лужу у бордюра, и летящие во все стороны брызги чуть ли не оглушают в тишине. Вода забрызгивает джинсы. Мы несемся к аллее, панически боясь всего живого. До нее уже рукой подать. Мы добегаем до середины улицы, когда…

Тела одновременно начинают подниматься.

Я останавливаюсь. Стоп. Стоп. Стоп.

– Стоп!

Не знаю, кто это кричит, я или кто-то из парней. Мы стоим посреди улицы, спиной к спине. Я кручу головой во все стороны. Вокруг нас неуклюже поднимаются на ноги тела с гниющими лицами. Мертвые, которые здесь выжидали.

Их кожа отслаивается кусками и частично отсутствует. Внутренние органы торчат на виду, присохшее к одежде мясо смочил дождь. Эти заново ожившие, «освежеванные» и «распотрошенные» – везде. Мужчины и женщины, парни и девушки. Люди, которых я когда-то могла знать, но теперь не узнаю. На них все оттенки крови: черная, бурая, красная, алая. Глаза с молочно-белыми радужками видят нас такими, какие мы есть, но какими им уже не быть.

Трейс поднимает пистолет.

– Нет, – говорит ему Кэри. – Нужно бежать.

– Куда нам, черт побери, бежать? – спрашивает Райс.

Их голоса приводят инфицированных в действие. Они бросаются к нам, и Кэри кидается влево, забыв про аллею и кратчайший путь. Мы несемся за ним. От бега у меня болит бок, но останавливаться нельзя. Ни в коем случае нельзя. Мертвые бегут за нами, и я слышу их крики – неприятные, хриплые и визгливые, словно звук пытается пробраться сквозь сорванные голосовые связки. Живые кричат не так. Мне хочется остановиться, свернуться клубком на дороге и позволить случиться тому, что должно случиться затем – до такой степени меня пугают эти крики.

– Парк, – кричит Кэри. – Парк!

Но я вижу кое-что получше.

– Кэри, машина!

Она стоит на другой стороне от парка. Я сворачиваю, чтобы добежать до нее. Машина в хорошем состоянии, маленькая, желтая, четырехдверная. Просто дар Божий! Райс с Кэри зовут меня. Они добежали до середины дороги, но не останавливаются. Я дергаю за дверную ручку, и улицу прорезает пронзительный звук сигнализации.

– Черт.

Я разворачиваюсь и бегу к парням. Мы вносимся в парк, и я притворяюсь, что не вижу перевернутый в песочнице грузовичок и ярко-розовое пальто мертвой девочки под качелями. Урны перевернуты, и все засыпано мусором. Кэри указывает на уличные туалеты, и мы бежим к ним. Он толкает дверь, мы заходим внутрь, и дверь захлопывается за нашими спинами.

– Замка нет! – Кэри тяжело дышит, ощупывая дверь. – Здесь нет долбаного замка!

В нос бьет вонь. Резкий и кислый запах забивается в ноздри и вызывает тошноту. Райс закашливается. Мы разворачиваемся к двум закрытым кабинкам. Я открываю дверь правой и шарахаюсь назад. На унитазе сидит то, что когда-то было мужчиной. В его голове дыра, тело всё искусано, из него выдраны целые куски плоти, и в этих местах оголены мышцы и кости. На полу засохли сгустки крови.

Харрисон издает рвотный звук.

– Не смей, – предупреждает его Кэри.

Харрисон сдерживается.

В задней части туалета есть маленькое окошко. Мы можем вылезти через него. Я снова поворачиваюсь к двери, ожидая нападения мертвых, которые поймают нас тут в ловушку, но этого не происходит.

– Что они делают? – спрашиваю я. – Почему они не идут сюда?

Кэри передает мне свою бейсбольную биту, тихонько подходит к двери и приоткрывает ее настолько, чтобы было видено, что творится на улице. Я прижимаю воротник рубашки ко рту. От туалетного зловония, смешанного с запахом разложения режет глаза и кажется, что следующую тысячу лет меня будет выворачивать наизнанку. Кэри закрывает дверь и оборачивается к нам.

– Они у машины. У которой орет сигнализация. И туда стекается всё больше и больше мертвяков. Нужно убираться отсюда, пока сигналка не отключилась.

Он шарит глазами по туалету и видит замеченное мной ранее окошко. Залезает на раковину и выглядывает наружу.

– С этой стороны вроде никого нет. Вылезем через окно. – Он дергает раму, но та не поддается. – Придется его разбить.

– А потом что будем делать? – спрашивает Харрисон.

– Найдем где укрыться.

На этой стороне парк спускается вниз и заканчивается высоким деревянным забором, отгораживающим его от Хатт-стрит. Эта улица – ближайшая к пригороду. Раньше тут было поле, а теперь здесь настроили кучу одинаковых домиков. Какие-то из них продаются, какие-то – уже проданы, а некоторые еще строятся. Один из них послужит нам временным убежищем.

– Слоун, разбей окно, – просит Кэри.

Я разбиваю его монтировкой только со второго удара. С первого стекло просто трескается. Со второго – разбивается вдребезги. Чудно. Я пытаюсь насколько можно очистить раму от осколков, но Кэри говорит мне перестать это делать, потому что нам пора уходить. Окошко слишком маленькое, чтобы пролезть через него с рюкзаками на спине, поэтому мы сначала выкидываем рюкзаки, а затем уж медленно протискиваемся сами. Я опять первая. Осколки впиваются в руки, и мне вспоминается женщина, лезущая в наш дом через панорамное окно. Панорамное окно. Как может быть безопасно в доме, в котором разбито панорамное окно?

В лицо бьют капли дождя. Я приземляюсь на земле. Здесь нет мертвых, но я не знаю, что там, за этим забором. Следующим вылезает Харрисон. Затем Кэри. Над головой прокатывается жуткий раскат грома. Небеса разверзаются и обрушивают на нас водопад воды. Мы промокаем насквозь.

Глава 4

Мы ползем с холма, чтобы не быть увиденными. Ползем по грязной и сухой весенней траве. Во всю разыгралась гроза, и единственное, чему я радуюсь – тому, как пахнет земля у лица. Я с наслаждением зарываюсь в нее пальцами. Мне нравится это ощущение.

Даже посреди всего этого. Очень нравится это ощущение.

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как мы ушли из школы. Уже светло. Не может быть, чтобы мы ушли оттуда давно. Или может быть? В таких ситуациях время забавным образом то летит, то замедляется. Его или недостаточно, или слишком много, и всегда противоположно тому, как надо тебе.

Мы, наконец, достигаем забора и прижимаемся к нему спинами. Долго тут задерживаться нельзя. Рано или поздно сигнализация отключится, мертвые уйдут от машины и побредут сюда. А забор здесь не перепрыгнешь.

Я вжимаюсь в него лицом, словно могу сквозь дерево и дождь услышать, что там, за ним. Ничего не слышу. Не знаю, что там по другую сторону от него. Ненавижу рисковать.

Мы ползем вдоль забора. Трейс позади, Кэри – впереди. Я за Кэри, Райс – за мной, Харрисон – за Райсом. Лили перепугается, увидев меня в таком виде, всю в грязи. Интересно, она заплачет? Поверит в то, что я рядом, живая? Обнимет мое лицо ладонями, чтобы убедиться в этом? Уверена, что даже тогда она в это не поверит.

Кэри останавливается, а я так поглощена мыслями о сестре, что врезаюсь в него. Мы достигли конца забора. Кэри поднимает руку, призывая нас ждать, а затем ползет вперед и выглядывает из-за него. Через пару секунд он продвигается дальше, чтобы иметь лучший обзор, но тут же дергается назад.

– С другой стороны мертвяки, – тихо сообщает он. – Еще минута, и они обойдут забор. Нужно идти, или они нас увидят. Доберемся до одного из тех домов и заляжем, пока не закончится дождь. Готовы?

Мы поднимаемся и огибаем забор. От открывшегося нам с другого конца забора вида меня начинает тошнить. Группа инфицированных приближается к забору, ищуще дергая головой. Тот, кто дошел до него первым, шарит по дереву руками. Похоже, они знают, что мы где-то рядом, но не знают где точно. Кэри показывает, чтобы мы шли вперед, и мы тихи, но не невидимы. Как жаль, что мы не невидимы. Дома напротив практически зовут нас к себе. Их двери распахнуты, как рты.

Нужно бежать.

Нужно просто-напросто бежать к ним.

Но мы идем. На цыпочках переходим дорогу, хотя дождь и так заглушает наши шаги. Мы взлетаем вверх по ступеням первого же попавшегося на нашем пути дома.

Дверь закрыта.

Кэри осматривается, а затем прыгает через крыльцо, и мы следуем за ним по дорожке между двух домов. Я знаю, о чем он думает. «Может быть, в доме есть задняя дверь. Может быть, она открыта». Харрисон держится рядом с Кэри, я – рядом с Райсом. Трейс плетется позади.

Мы почти обошли дом, когда капли дождя превращаются в осколки стекла. Я чувствую их в волосах, на лице. Из разбитого окна рядом стоящего дома выпрыгивает инфицированный. Он приземляется прямо между нами. Крик рождается в моем горле и умирает у меня на губах. Райс дергает меня назад, и мы врезаемся в Трейса. Это мужчина. Мертвый мужчина. Недавно умерший, я так думаю. У него серая, с фиолетовым оттенком кожа, и глаза видят всё и ничего одновременно. На руке глубокие раны, шея разорвана. Он хрипит, несколько сбитый с толку количеством окружающих его живых людей. Он медленно поворачивается. Оказывается лицом к Кэри. И выбирает его.

Кэри кидается на мертвого, и они оба падают на землю. Я поднимаю монтировку, готовая обрушить ее на мужчину до того, как тот укусит Кэри, когда осознаю, что это не Кэри. Это Харрисон.

Харрисон прыгнул вперед, загородив Кэри.

Я опускаю монтировку на плечо мужчины. Его это не останавливает. Вцепившись в плечи Харрисона и прижав его к земле, мертвый впивается зубами в первый попавшийся на пути его рта кусок плоти – щеку Харрисона. Это похоже на поцелуй, но только кожа Харрисона отделяется от его лица, вниз хлещет кровавая река, а мертвый зубами тянет плоть, раздраженный тем, что она всё еще не отрывается от того, кому принадлежит.

Харрисон кричит, и я ужасна, потому что первое, о чем я думаю – о том, что Харрисон привлечет внимание, а не о том, что он обречен, что так или иначе, но он умрет. Райс поднимает биту. Летят брызги крови и ошметки мозгов. Всё кончено. Я оглядываюсь. Никто больше не пришел.

Пока.

Райс ногой спихивает мертвого мужчину с Харрисона, и Харрисон лежит на земле, дергаясь и хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. У него шок. Мы его окружаем. Его губы открываются и закрываются, открываются и закрываются, отчего из раны еще сильнее течет кровь. Он пытается что-то сказать, но изо рта не выходит ни звука. Кэри нагибается к нему. Глаза Харрисона расширяются, и он, наконец, находит голос:

– Здесь, – говорит он.

Кэри поднимает на нас взгляд. У него мокрое лицо. Не знаю, только ли от дождя.

– Забирайтесь в дом, – велит он.

– Но…

– В дом!

Мы влезаем внутрь через разбитое окно, оставляя Харрисона и Кэри снаружи. Я падаю на холодный пол и отползаю к кухонному островку, там поднимаюсь на ноги. В этом доме открытая планировка: кухня сливается с гостиной, а гостиная – с коридором, который заканчивается лестницей. Я не вижу мертвых, но везде пятна крови. Экран телевизора валяется на полу. У перевернутого стола не хватает ножек. Диван распорот.

Сжав монтировку, я осторожно иду вперед. За спиной на пол падают Райс и Трейс. Райс бежит к входной двери проверить, закрыта ли она. Трейс поднимается по лестнице наверх. Я иду в другую сторону дому, в кабинет. Он пуст. Все окна закрыты. В коридоре я встречаюсь с Райсом. Спускающийся по ступенькам Трейс останавливается посреди лестницы.

– Там чисто? – спрашивает его Райс.

Трейс кивает и возвращается наверх, а я осознаю, что он не произнес ни слова с тех пор, как мы ушли из школы. Я делаю шаг к лестнице, чтобы пойти за ним – не знаю зачем, – но Райс хватает меня за руку и удерживает.

Из кухни доносится стук. Мы идем туда и обнаруживаем стоящего на четвереньках Кэри. По полу катится его бейсбольная бита. Рядом лежат два рюкзака.

Харрисона нет.

– Ничего не говорите, – просит он.

Кэри стоит так долгое мгновение, пытаясь найти в себе внутренние силы, чтобы подняться. Он не делает этого, пока Райс не подходит к окну.

– Не смотри туда, – говорит он. – Я перекрою его.

У меня всё внутри опускается.

Кэри с трудом пододвигает холодильник к окну. Мы с Райсом предлагаем ему свою помощь, но он отказывается. О чем он думает? О том, что Харрисон должен был умереть еще тогда, когда мы впервые вышли на улицу? О том, что Харрисон переживал по поводу того, что ничего в жизни не успел испытать, а в конце отдал свою жизнь за Кэри? Харрисон умер. Мне его очень жаль, но я не могу сказать, что полна печали. Я подхожу к испорченному дивану, скидываю рюкзак и сажусь. В эту секунду я остро осознаю, какая я мокрая, как мне холодно и как ноет тело. Я закрываю глаза и слушаю дождь.

Харрисон и Грейс мертвы.

Диван прогибается. Кто-то садится рядом со мной. Я не в силах открыть глаз, поэтому оставляю их закрытыми. Тело в туалете. Мистер Бакстер. Лили.

Открыв глаза, я ощущаю, что прошло довольно много времени. Райс на противоположном конце дивана уткнулся лицом в подушки. Я достаю из рюкзака бутылку с водой и опустошаю ее наполовину, прежде чем мне приходит мысль, что я должна беречь воду. Я засовываю бутылку обратно в рюкзак и осматриваюсь. За кухонным столом сидит Кэри, задумчиво катая взад-вперед свою бейсбольную биту. Я подхожу к нему.

– Как там на улице? – тихо спрашиваю я.

Кэри пожимает плечами:

– Они знают, что мы где-то рядом. Сейчас бродят и с той, и с этой стороны улицы. Я не могу добраться ни до одной из машин. Нужно уходить.

– У тебя есть план?

– Бежать. Надеяться на лучшее. Надо сказать Райсу, чтобы собирался. – Он умолкает. – И Трейсу. Он наверху. Так и не спустился.

– Я схожу за ним.

– Будь осторожна.

Я медлю некоторое время, а потом вместо того, чтобы идти за Трейсом, сажусь рядом с Кэри. Он отодвигается от меня. Я тянусь к его руке, но он отстраняется. Он не хочет ничего того, что я ему предлагаю.

Я встаю из-за стола, прохожу по коридору и поднимаюсь по лестнице. Трейса я нахожу в спальне. В чьей-то спальне. На спинке стула висит платье. На стене крепится множество фотографий и на всех них юная светловолосая девушка. Наверное, эта спальня – ее.

Трейс сидит на краю постели и смотрит в окно. В его руке пистолет. Он поглаживает его большим пальцем. Трейс поворачивается ко мне, и мое сердце сжимается от ужаса, однако выражение лица Трейса смягчается, становится очень печальным, и страх отпускает меня. Грейс было бы невыносимо видеть брата таким. И невыносимо, если она может его сейчас видеть.

– Прости, – говорит он мне.

Я сажусь на постель, и Трейс снова поворачивается к окну. Я прослеживаю его взгляд и вижу бродящих туда-сюда инфицированных.

– Всё нормально, – отвечаю я.

– Это хорошо, – кивает он. – Хорошо.

Приставляет дуло пистолета к подбородку и спускает курок.