Текст книги "Золотая сетка"

Автор книги: Корреа Эстрада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

С какой бы стати я не верил, что он Иван Иваныч Скобелев? Но карточку взял.

Двадцать четвертого года рождения, плешь просвечивает через серые волосы, очки даже на фотографии увеличивают до безобразия серые, буравчиками, глаза.

– Посмотрел? Вот запомни: я буду не я, если твоя математика в данном применении хоть чего-нибудь стоит.

Но меня уже разбирал азарт. Я не гнался за лотерейным счастьем, я и так на жизнь зарабатывал. И так нашел бы, где взять на изумруды для любимой. Но ставилась под сомнение моя профессиональная пригодность, вкупе с мыслительными способностями.

Такое стерпеть, если считаешь себя стоящим мужиком – позор.

– У вас красивое простое имя и знаменитая фамилия, Иван Иваныч. Жалко будет вас этого лишать. Ну, а уж если я не докажу, что математика есть королева наук и в данном конкретном применении чего-нибудь да стоит, я тоже переменю имя.

– Чудак, ты как это доказывать собрался?

– Пара недель на подготовку. После этого в течение месяца я буду играть в этом павильоне, определенную сумму каждую неделю. Карточки можете держать у себя и проверять лично. В течение этого месяца выигрыш должен превысить расходы.

Большего я сказать пока не могу. Все же я не игрок, я математик. Я играю не чтобы выиграть, а чтобы подтвердить теоретический расчет. Если вас заинтересует методика – дам книги. Хотя с семью классами, не обижайтесь, разобраться будет трудновато.

Хмыкал, щурился, почесывал за ухом Иван Иваныч Скобелев. Потом изрек:

– Дельное предложение, тезка. Сразу видно, мужик! Но тоже видно, что не практик.

Одного месяца будет мало. Четыре тиража – не показатель. Бывают, знаешь, полосы везения и невезения. Но если ты сыграешь два месяца так на так, без потерь, я зауважаю математику. Если нет… Кстати, как тебя по батюшке и так далее? Пока фамилию не пришлось менять.

Я вынул из бумажника российский паспорт, раскрыл на первой странице и подал, наблюдая, как вытягивается квадратное лицо старика. Иван Атаульфович Гусман – это вам не хухры-мухры. Хотя, если рассудить, и хуже бывает.

Вообще, я оценил услугу мудрейшего Абрама Моисеевича. Даже на мудреное отчество не обращали внимания ни в одной инстанции, ни в одном кабинете. Тем более что соответствующий выговор я скоро наработал.

– Кто ж ты, Ваня, по национальности? – спросил оторопело Скобелев.

– Фг`анцуз, – ответил я голосом Штеренгорца. Старик перевернул страницу и взглянул с явным облегчением.

– А у нас говаривали про вашего брата – иерусалимские казаки. Ой, не обижайся!

– А, який же я казак, – вспомнил я Максимову побасенку, – колысь голым задом ежака не задавлю… Не на что обижаться, Иван Иваныч, правдой не задразнишь.

Старик поднялся со мною вместе и вызвался подбросить "до нужного места". Я согласился, поскольку был без колес. Он подвозил меня на потертом "Москвиче" давнишнего гола выпуска, хотя я подозревал, что в заначке премудрого деда хватило бы и на "Мерседес". На костюмчик подороже того, что на нем был. Однако единственно дорогая вещь, какую он себе позволил, были очки. И машина, годами явно старше меня, ни одним суставом не пискнула за всю дорогу.

По-моему, после этого о человеке уже ничего рассказывать не надо.

Старик меня подкинул до Новогиреева, где я садился на кучинскую электричку. Он пытался разговорить меня "за жизнь" – кто я и чем занимаюсь. Но я беседу поддерживал минимально. В голове уже жужжало и щелкало: мозговая мясорубка готовилась перемолоть поставленную задачу.

**********************

А задачка заставила сосредоточиться. И не одного меня. Приехав, я рассказал дома, в какое пари ввязался, и попросил небольшой помощи.

– Что скажет собрание акционеров?

Максим поморщился.

– Оно тебе надо было? Верных денег там не заработаешь, лотерея, она лотерея и есть. Пусть и не теряешь ты ничего – ну, по мелочи, если вовсе не попрет, а времени уйдет уйма. Или ты рассчитываешь взять "на шарапа", как в тот раз?

Насчет "не теряешь ничего" Максим сказал к тому, что на эксперименты я ни копейки не брал из общей кассы. Два "сороковника" обеспечили меня финансами на все два месяца. Вот насчет времени у Макса были претензии резонные: коль скоро я начинал заниматься другим делом, основная работа по магазину падала на него.

"На шарапа" я не рассчитывал. Максимову правоту признал. Но не сдался:

– Хорошо, буду заниматься как все, в свободное от основной работы время. Тут не в том дело, чтоб сшибить деньги или переменить деду фамилию на Иванов. Магазин дает деньги стабильно, замечательно. Но скучно, как любая нелюбимая работа. И хочется мне немного порезвиться. А тут такая математическая загогулина под моим почти еврейским носом. А у меня математические извилины в мозгу отсыреют, если не напрягать периодически. Работу свою я делать буду, но лотереей все равно займусь. В порядке хобби.

Максима это успокоило.

– Хобби? Это хорошо. Как говорится, каждый человек имеет право налево. Валяй.

Мария вообще как-то проигнорировала наш спор. Единственным загоревшимся идеей игры по-научному был Колька. Он стал моим добровольным ассистентом во всякое свободное от школы время.

Итак, я приступил, прихватив с собою всю прошлую статистику "лимона", как называл косноязычный Валерка "Лото миллион".

Для начала загрузил все в компьютер и попробовал вычислить периодичность и последовательность выпадения номеров, так называемую консеквенцию, не на глаз, а как полагается.

Результаты озадачили. При том, что ряд состоял только из сорока девяти чисел, а статистика шла за три года, с октября 92-го по октябрь 95-го, распределение выпадений было неравномерно. Некоторые номера выходили довольно часто, а некоторые – считанные разы, и это перекашивало вычисления. Я подумал было, что это вызвано нехваткой материала и три года мало для проверки распределения. Ведь по теории вероятности, если достаточно большое количество раз вытряхнуть по шесть шаров из барабана, в итоге получится, что все выпадали примерно одинаковое количество раз.

Тогда я решил искусственно нарастить статистику и дал компу задачу: из ряда в сорок девять номеров произвольно выбрать шесть и повторить это сто пятьдесят раз.

Скоро цифры уже светились, и вот тут-то я офигел. В компьютерном варианте царила строгая однородность, и каждое число повторялось то же самое n раз, что и все прочие. А в реальной статистике за те же сто пятьдесят или чуть побольше раз властвовал разброс. Двойка или четверка выпадали в три раза чаще, чем, например, сорок шесть.

Колька сидел при мне верным адъютантом.

– Что ты репу чешешь? Мухлюют, сто пудов, в твоей лотерейной конторе. Сунут какую-нибудь гайку в шар, и нате, пожалуйста!

Но я не мог допустить мысль о мухлевке настолько примитивной. Перед тиражом несколько заинтересованных лиц из числа постоянных игроков осматривали шары и сам лототрон, и уж они-то гайку не пропустили бы. Тиражная комиссия состояла из людей посторонних, правда, совершенно некомпетентных. Конечно, где деньги, там обман, но уж какой-нибудь похитрее, чем гайка в шаре.

Тогда я устроил сам себе лототрон. Купил набор для игры в русское лото, с карточками и номерами на бочонках. Карточки мне были ни к чему, из номеров я выбрал первые сорок девять, засунул их в горлышко двухлитровой пивной баклажки, и велел Кольке вытряхнуть оттуда шесть любых номеров. Записал их, засунул обратно. Добросовестно перетряс и велел повторить процедуру. И так сто четыре раза.

Потом бегло разобрал то, что получилось, и у меня "зачесалась репа".

Структура выпадения из "пивотрона" почти в точности совпадала со структурой выпадения реальной статистики.

– Значит, не мухлюют, – сказал Колька с оттенком уважительного удивления.

Если мухлевали, то какой-то более тонкой манерой. Оставив вопрос о возможных передергиваниях, мы с Колькой стали в подробностях исследовать результаты "экспериментальных данных" на предмет частоты, повторяемости и последовательности выпадений. Все подтвердилось: одни номера попадали через два-три тиража или вообще шли "на повтор", другие же выходили неохотно, раз через шесть-семь. Каждая цифра имела свою цикличность.

Пока мы все это выясняли, приспело время первой ставки. Я подготовил ее как смог – двенадцать номеров почти наобум. Угадал только три и крепко продулся.

Иван Иваныч посмеивался:

– Ах, быть тебе, Ваня, Ивановым!

На другую неделю я переменил тактику. Не стал делать развернутый вариант. При попадании хотя бы четырех цифр он давал большой выигрыш, если этого минимума не было – вместо выигрыша светил крупный проигрыш. Двенадцать чисел при полном развертывании дают в сумме 924 варианта по одной тысяче каждый. А я на второй раз сыграл сотни две простых вариантов, комбинируя три-четыре наиболее вероятны цифры с другими по мере убывания вероятности.

В итоге все шесть игравших в тираже чисел явились в этих двухстах вариантах.

Неудивительно, поскольку фактически я использовал весь ряд. И в одном проценте случаев, то есть в двух вариантах, совпали по четыре. Что в итоге окупило затраты раза в полтора.

Старик уже не хихикал – внимательно посмотрел по порядку карточки все до единой и сказал:

– Делаешь успехи, сынок.

На третью неделю я задумался, почему цифры 10 и 43 любят выпадать несколько раз подряд, после чего надолго выпадают из игры. Потратив еще несколько дней, я обнаружил, что цифра 46 чаще всего выпадает на следующий тираж после 49, 35 после 9 и еще массу наблюдений подобного же рода. Правда, в абсолютном выражении это пристрастие было не подавляющим, 35 шли за девяткой в восьми процентах случаев, а в остальных девяноста двух гуляла как попало.

Ах, старые добрые Кузнецов, Демидов, а также Марк Сканави и прочие! (Авторы учебников математики для вузов – прим. Автора) Сказал бы я им поправки к закону распределения, ведь даже задача попадалась такая, на вероятность выигрыша лотерейного билета! Математическое ожидание как числовая характеристика случайной величины? Знаем, тоже проходили. И знаменитое первое следствие тоже помним: "несколько взаимно независимых случайных величин…" и далее в том духе, что в лотерею целенаправленно не выиграть, может только повезти, но в итоге все равно прогоришь.

И они были безусловно правы, что подтверждали все компьютерные модели. Такие задачи, в принципе, решались как немонотонные математические последовательности.

Но описать такую формулу из расчета 6 из 49 – это задача для титана. До скончания века в самый раз. Так что я ограничился математическим описанием с некоторыми поправками в данных. Причем плотность вероятности на отдельных участках возрастала до так называемой "жирной точки".

И при том я был уверен, что уйма народа делала это до меня, поскольку такие формулы доступны любому школьному учителю. А лотерейные фирмы как процветали, так и процветают.

Придя в павильончик в очередной раз, я сказал Скобелеву:

– Подаю документы на перемену фамилии! Вы были правы: расчет не подменяет предвидения.

– Слепой сказал, посмотрим, – проворчал тот и, как всегда, внимательно изучил все до единой карточки. Потом мигнул пальцем Толе и Равилю:

– Посмотрите-ка!

– Хитрый шайтан! – сказал Равиль и погрозил, как всегда, левой. – Уже передернул нашу раскрутку!

Неправ он был. Ничего я не передергивал. Только правило конвергенции никто не отменял. Если есть какая-то стоящая идея, разными путями к ней будет приходить много народа. Все великие открытия делались не по разу. Профсоюз Ивана Иваныча и я пришли к одной схеме: один развернутый вариант, правда не из двенадцати, а только восьми цифр, и дополнения из простых вариантов.

– Толково сделано, – сказал Толя. – Ваня, возьмешь опять.

Юрий Палыч, как двоечник на контрольной, вытянув шею, не глядя, переписывал цифры с моей карточки. Выглядело это с его стороны совсем несолидно, но я не стал бы связываться. Однако Иван Иваныч с завидным для его лет проворством подскочил и схватил плагиатора за ухо, усугубив тем самым комическое сходство со школяром.

– Дед, ты что? – взвыл бедолага. – Ошалел?

– Сам ошалел, совесть потерял! Кто второй месяц ни хрена не приносит? Кто наши номера Косте-громиле продавал? Сядь и нишкни. С тобой отдельный разговор, вылетишь ты в два счета за эти штуки.

– Нет, как это вылетишь? – завертелся обиженный Юрий Палыч. – У нас и так народа некомплект, потому что Димку ты, Иван Иваныч, отшил, а Ваня пока на проверке и будет играть, нет ли – неизвестно. И потом, мои деньги в общем котле не кончились!

– Ваню не замай, как не он у тебя списывает, а ты у него номера воруешь, а за это по шее полагается, и ты знаешь. А твои пять лимонов выну и отдам. Что скажешь, Толя?

Толя был, как я уже знал, казначеем профсоюза и правой рукой босса. Отставной военный, большой аккуратист, вел безразмерной величины тетрадь, в которой записывалось, сколько сыграли, сколько получили (со знаком плюс или минус), сколько кому выплачено из общей добычи (как у пиратов Карибского Моря!) и какая сумма осталась в резерве. Тридцать процентов выигрыша шло на специальную банковскую книжку. Оттуда брались деньги на игру, если долго не везло и оборотные средства иссякали. А если сумма превышала определенную отметку, излишек распределяли между компаньонами в какой-то пропорции, которая раз от раза менялась в зависимости от успехов того или другого игрока.

Точных сумм я, конечно, не знал. Но, судя по тому, что тратилось на еженедельные ставки, профсоюз не бедствовал. Начиналось же все с пятидесяти тысяч с носа, еще в девяносто втором, в год начала "Лото миллион", когда Иван Иваныч организовал в то "анонимное общество" Равиля и Толю, старых "спортлотошников".

Какими-то неведомыми путями старик, неоспоримый авторитет, пришел к выводу, что наилучшим образом такое общество функционирует, если в нем шесть членов. Но когда я впервые появился в павильончике, профсоюз переживал, если можно так выразиться, кадровый кризис. Заседания проводили пятеро, и скоро численность грозила уменьшиться до квартета. Потому что Толя присоединился к боссу:

– И правда надоел, старое помело. Вон Валерка как пиво бросил, так и машинку стиральную жене купил, а почему? По номеру железно каждую неделю. Мы тут стараемся, а он на халяву хочет.

– Ну вы что, вы что! – замахал руками обвиняемый во всех грехах. – Невезуха одолела! С кем не бывает!

– Не везет тому, кто сам не везет, – резюмировал грозный босс. – Терплю еще месяц. А что до некомплекта, знаешь сам: только свистни. Таких, как ты – косой десяток.

Явившись через неделю на привычное уже рандеву, я знал уже, что выиграл, хотя и совсем немного. Общий счет оставался пока не в мою пользу, потому что в первой развернутой ставке уж очень много потерял. Но положение начало выправляться, так что начал я с шутки:

– Иван Иваныч, не взять ли вам фамилию Гусман? Говорят, к везению?

Иван Иваныч был, однако, не в духе.

– Замолчи насчет везения,– отрезал он. – Что работал – сразу видно. Но работа на другой манер. Ты, Ваня, погоди пока с данными: у нас заседание месткома.

И при этом как-то хмуро посмотрел на соседний стол. Там сидели два молодых человека. Оба выглядели очень стильно, но стиль был контрастным.

Один был типичный "бык", таким же точно платил налог наш магазинчик. Они все на одно лицо, и лицо это было, по выражению Максима, в три дня не оплюешь – такой оно ширины. Необыкновенно толстая морда плавно переходила в необыкновенно толстую шею и далее – в необъятно крутые плечи. "Бычья" униформа тоже выдерживалась строго: с головы до пят затянут в турецкую кожу, ботинки на подошве с протектором. С шеи свешивалась цепь такой толщины, что хоть на велосипед, а на мясистых пальцах сидели золотые блямбы в количестве девяти штук.

Ничего занимательного на морде написано не было, только выражение туповатой настороженности. "Погляди вокруг себя – не надул ли кто тебя?" Второй молодой человек был ростом повыше, раза в два потоньше и вид имел безукоризненно холеный, англизированный через посредство дорогого твида и суперэлегантного галстука, ужасно деловой и несколько томный. Нежное лицо с розовой кожей пыталось изобразить олимпийское спокойствие и даже подобие высокомерия, но удавалось это не очень хорошо. Незабвенный Кувалда сказал бы о нем, прищурившись презрительно:

– Maricon!

Что ни говорите, это слово куда шире и ёмче, чем его литературный русский перевод. "Педераст" означает только сексуальную ориентацию. Maricon, помимо этого, классифицируется как хлюпик, хныкса, человек неосновательный и ненадежный.

Одним словом, пидор. И этот перевод получается абсолютно точным.

Оба молодых человека неотрывно смотрели на наш стол, где Иван Иванович проводил обычную еженедельную "раскрутку": мордатый мерно, как всамделишный бык, пережевывал свой "Орбит" без сахара, томный по временам нервно теребил папочку.

Раскрутка закончилась. Старик собрал бумаги и дал обоим знак подсаживаться к нам.

Валерка услужливо сдвинул два квадратных столика, как в кафе.

– Ну что там у тебя, Костя? – спросил Иван Иванович.

Костей оказался бык. Он подал целую стопку бланков, пальца в два толщиной.

Старик свистнул:

– Костя, у меня в глазах рябить будет! Ты дай свои стопроцентные, и я скажу, будет у тебя сегодня толк или нет.

– Дак не бывает стопроцентных, Иван Иваныч! – развел бык златоковаными конечностями.

– А с чем мне тогда дело иметь? Ты к нам в профсоюз хочешь? Ты наши порядки знаешь? Пять чисел еженедельно, и чтоб хоть одно было верным. Что я, буду это все перелопачивать? У тебя есть деньги играть одному. Играйте и выигрывайте!

– Дак у вас вернее, Иван Иваныч.

– Вернее, потому что четверо приносят по одному числу. Выверенному, точному! А у тебя что? Всю таблицу Менделеева собрал. Не годится нам такое! В общем, в течение месяца пять чисел и из них одно верное, и тогда у тебя есть шанс. А так…

Ваня, хочешь посмотреть? – обратился он неожиданно ко мне.

– Зачем? – я был удивлен.

– На случай обнаружения чего-нибудь ценного.

Но я отказался. Тогда он протянул пачку второму парню:

– Дима, хочешь оценить качество работы?

Томный Дима поправил золотые очки.

– Безусловно, компания "Лотто миллион" будет процветать благодаря таким людям, как наш друг Константин. Это типичная бессистемная работа, рассчитанная на чистую случайность. Впрочем, о расчете тут говорить не приходится.

Холеными пальцами он перелистал пачку и отодвинул хозяину едва ли не брезгливо.

Затем расстегнул кейс и извлек оттуда нечто похожее на египетский папирус.

Бумажный свиток метра в полтора длиной был покрыт рядами цифр.

– И что? – спросил старик.

– Это моя усовершенствованная система игры, – объяснил Дима.

Иван Иваныч, привстав, обозревал исписанную полосу.

– Так-так, так-так… Что скажете, вожди?

Мы молча таращились на эту цифирь. Кто-нибудь, может, что-то и понял, но я – ничего.

– Мура, – изрек Костя.

– Это универсальная система игры, которая действует при выпадении любой комбинации из шести номеров,– сказал Дима, уничижительно глядя на неотесанного конкурента. Фраза предназначалась Косте, однако я из нее понял, о чем речь. Но молчал, поскольку меня пока не спрашивали.

– Не бывает такого,– сказал основательно Толя. – Все мечтают построить такую сетку, невод, понимаешь, золотых рыбок ловить. Ты на прошлой такой сетке сколько денег ухлопал? Десять лимонов. Сколько взял? Две четверки. Сколько над тобой смеялись? До сих пор Любашка хихикает. И вот нате-здрасьте, полгода не прошло, уже что-то новое родил. Ты это хоть проверил?

– Ну… я закончил недавно. Два последних тиража система себя окупала.

– А до этого?

– Я же сказал, недавно закончил. Как я проверю?

Старик подвинул папирус ко мне.

– Ваня, ты бы мог это проверить своими математическими методами?

Дима протестующе вскинул руки:

– Нет-нет! Компьютерному анализу игровые системы категорически не поддаются.

Практически, игры лотерейного типа относятся к немногим феноменам, которые не поддаются математическому расчету. Алгеброй проверить гармонию игры невозможно.

Если бы имелся точный стандартный алгоритм выигрыша – его открыли бы давным-давно.

– А сам пытаешься то же самое сделать,– поддел Толя. Бывший артиллерист в математике оказался подкован неплохо и холеного Диму явно терпеть не мог.– Системы эти – а я их перевидал уйму – все как раз искали этот алгоритм.

– Но ведь и ваша методика с попыткой вычислить, а не наугад играть – тоже попытка системы. Иначе бы вы с закрытыми глазами ставили точки на листах. Не так ли?

– Попытка угадать тем или иным способом завтрашний вариант – это одно, – не сдавался Толя, – мы здесь на этом все, можно сказать, собаку съели. Но сделать что-то универсальное – самонадеянность.

– Ша! – оборвал препирательства старик. – Нам годится все, что работает. Ваня, будет работать эта штука?

В этот раз спросили меня, и я ответил:

– Принципиального ответа дать не могу, не думал над этим. Но могу дать хороший совет, как проверить именно эту сетку на работоспособность, не тратя на это много времени и денег. Купите набор от лото, возьмите первые сорок девять номеров, ссыпьте в посуду с узким горлом – пивная баклажка подойдет, и организовывайте тиражи сами. Достаньте шесть номеров, проверьте расклад в сетке.

Потом сложите их обратно и повторите столько раз, сколько заблагорассудится.

Дима ужасно рассердился.

– Профанация! Причем грубейшая профанация. Я, как вам, наверно, известно, сотрудник администрации компании "Лото миллион". Я знаю оборудование, на котором производятся тиражи. Это французские усовершенствованные лототроны, которые обеспечивают абсолютную, практически стерильную случайность выпадений. А то, что вы предлагаете – кустарщина, самодеятельность и халтура.

Он даже порозовел от гнева. Но Скобелев глядел на него с усмешечкой, да и меня в моем ничтожестве он не убедил.

– Правильно, самодеятельность и кустарщина. Где ж я возьму французский лототрон?

Однако мой пивотрон вовсе не халтура. Я проверял на комьпьютере систематику выпадений: разницы практически никакой. Так что рекомендую не брезговать.

Засим оскорбленный в лучших чувствах Дима собрал свой папирус и удалился, получив то же напутствие, что и Костя:

– Пять номеров и хотя бы один верный!

А мне напоследок сказал:

– Подумай насчет системы, Ваня. Димочка этот фуфло человек и никудышний игрок.

Но он работает в самой контре и кое-чего нахватался. Системами он все уши прожужжал. Говорит, многие люди их создавали, но, ясен пень, пользовались сами.

Конечно, если можно придумать такую вещь, ее будут держать под страшным секретом.

Конечно, имея такую сетку, озолотеет любой придурок. А как тебе кажеся, не слишком ли хорошо, чтобы быть правдой? Или это задача для гения? Я, сынок, играю очень давно, и счет потерял, сколько мне их показывали, систем этих. Я и сам, был грех, пытался что-то лепить. У меня это оказалось туфтой. А вот ты подумай: это в принципе возможно?

Сразу я ответить не мог и обещал подумать.

Математика игры меня к этому времени увлекла всерьез. Не соблазн выигрыша. Я все-таки был относительно обеспеченным человеком. Нет, конечно, не богатым. Но меня жадность не одолевала. Я по-латински легкомыслен: необходимое есть, даже немного сверху, а рвать жилы из-за лишнего не в нашем обычае. Я занялся лотереей, можно сказать, из любви к искусству, из-за возможности посоревноваться с Его Величеством Случаем, математического начала. Я не Костя и не Юрий Палыч. Я не мечтал хапнуть. Но вести комбинацию два месяца и не потерять ничего – это было равнозначно выигрышу, по определению коммерческой лотереи.

Максиму я пересказал разговор насчет системы. Друг мой разволновался не на шутку.

– Абак, если можно сделать такую сетку, она будет золотой сеткой!

– Уже слышал. Жадность обуяла?

– Эх! – он поморщился. – Знаешь, как достала уже вся коммерция! А времени прошло всего ничего, представь, как это достанет через год, два, пять! Не торгаш я, и ты, кстати, тоже. Даже не математик, в отличие от тебя. Ну да, у меня неплохо пошла эта наука. Но ведь я не ученый. Я спортсмен и стрелок. Если бы этим можно было прокормиться, вернулся бы в спорт. С большим удовольствием – в качестве тренера для мальчишек. Но кому сейчас надо тренировать мальчишек? И куда, к черту, денусь я с этой стрельбой? В киллеры меня уже начали приглашать, знаешь?

Ладно, в киллеры я ни при какой погоде не соблазнюсь, хоть настолько-то я человек порядочный. Торговля – это относительно чистая экологическая ниша, которая многих приютила в нынешнем бардаке. Но и только. А тут… Абак, ты, в отличие от меня, математик настоящий. Не сушеный догматик, который будет всю жизнь подтверждать равенство на все стороны Пифагоровых штанов. Ты настоящий, творческий, парадоксально мыслящий математик. Ты и в аспирантуру не пошел из-за того, что там неизбежно голову повяжут теми же Пифагоровыми штанами. Так почему бы тебе в качестве неформальной, для души, темы не взять разработку беспроиргышной системы игры? Работы там, как я понимаю, хватит и на хорошую докторскую. Степени она, конечно, не даст. Но даст свободу заниматься тем, чем хочешь заниматься.

Ты понимаешь, что меня зацепил коммерческий эффект. Только не думай, что я бессовестный. В киллеры не пошел и пашу, как могу, настолько честно, насколько жизнь позволяет. Ворочаю коробки с тобою на паях. Честно сказать, мне сейчас стыдно, что я тебя от глупой ишачьей работы сразу не освободил. Но не вечер же еще, можно нам на паях предпринять некое научно-практическое изыскание? Не гожусь я тебе в подметки, но чему-то и я учился, на подхвате быть смогу. В качестве младшего партнера для черновых разработок. Финансово это безопасно: до вложения денег можем опробовать систему многократно, до получения гарантий. Это законно, поскольку у нас даже налоги с выигрыша не платятся. Это не аморально, поскольку все нам проигрывающие добровольно вверяют судьбу лототрону. Чего еще тебе надо?

Не без удивления я выслушал эту тираду. До сих пор Максим относился к моему занятию как к хобби, отдыху от "ишачьей работы". Это пока мотивировка была чисто спортивная. Но коммерсант он всегда был куда лучший, чем я, и потому раньше почуял запах денег.

Однако в математике всегда был сильнее я. Тут он не льстил.

Я сказал:

– Ты недооцениваешь сложность этой работы. Шансы должны быть стопроцентными, так?

Единственное, что поддается хотя бы условному вычислению – консеквенция, последовательность. И то, знаешь ли, относительно. Она повышает шансы процентов на пятнадцать. Где я возьму остальные восемьдесят пять? Всей моей науки хватает только чтобы напропалую не просаживать. Едва концы сведены с концами, а вначале еще и крупно проиграл.

– Да ведь ты только начинаешь… Черт! А старый хрыч этот, Иван Иваныч? Он же хвалился тебе, что пятнадцать лет не проигрывал! С семью-то классами! Он что-то знает или что там у него за душой?

– Огромная практика и, по-видимому, в значительной степени интуиция.

– Интуиция, Иван, обычно на практике и основывается. Если я регулярно тренируюсь, я интуитивно попадаю в десятку. Стоит пару недель не походить на стрельбище – интуиции как не бывало. Ну что, добро? Пивотрон и Колька в нашем распоряжении.

Пробуем?

Разговор происходил тем же вечером на той же кухне, при общем присутствии. Но если Колька был в полном восторге, то Мария с женской практичностью остудила пыл:

– А жить на что? Кто магазином заниматься будет?

– Проза жизни, – скривился Максим. – Будем, будем мы заниматься магазином.

Синица в руках – святое дело.

Максиму я тоже сказал, что подумаю. Это тоже не обязывало ни к чему.

В эту неделю я опять выиграл. Опять немного – превышение над расходами на тираж тысяч на сто. Общий баланс был уже почти нулевой.

– Дружище, – сказал Иван Иванович, – мне пора документы подавать. Перемена фамилии – это у нас дело мешкотное, даже теперь. Не сомневаюсь в твоей конечной победе.

Сам-то я знал, что по строгому счету уже победил. Судите сами.

Если лотерейная компания оставляет на свои нужды около сорока процентов собранных сумм, а остальное пускает на выплату выигрышей, потеря этих сорока процентов запланирована, предопределена. И если потери игрока меньше этой величины, значит, теоретически он в плюсе. А если деньги практически не теряются – значит, эти сорок процентов я уже сделал. А уж если больше, значит, имел полное право обсуждать со стариком, будет он Петровым, Сидоровым или Гольдбергом для экзотики.

Заседание выдалось тихим. У Кости с Димой босс взял листочек, посмотрел недовольно и сказал:

– Не особо… Но как вы есть экзаменуемые, принимаем без обсуждения. Играть это, упаси боже, не станем, играйте сами. Я только гляну завтра, что у вас попало.

И, как уже повелось, отпустив всех, взялся за меня. Долго молча перебирал карточки, отвлекался и думал о чем-то, сняв очки. Потом снова надевал их и изучал листочки. Я ждал.

– Знаешь, что я тебе скажу, Ваня? – изрек он, наконец. – Я тебе скажу, что на этом листочке пахнет выигрышем. Прямо тебе скажу – пахнет! Но ты его понюхаешь и не получишь, потому что у тебя здесь кое-что лишнее, а кое-чего не хватает. И у меня в связи с этим сомнение: нарушить чистоту эксперимента или оставить все как есть?

– А что бы вы хотели?

– Хм… ладно, эту карточку оставь, как есть. Дай чистую. Вот смотри: это оставляем, это долой, а вот здесь я добавлю одну-единственную цифру. Сыграй, и посмотрим, какая разница между тобой и мной.

В варианте из десяти чисел он убрал три, одну поставил – совершенно неожиданно для меня, ибо эти 17 у меня в раскладе даже не фигурировали. Я сыграл и положил в карман к остальным.

На другой день вечером в магазине сводили еженедельный "дебет с кредитом", когда ворвался вихрем Колька и, вопя "Ура!", стал изображать в подсобке что-то вроде гопака вприсядку. Потом схватил меня за руку и, бешено вскидывая на ходу ногами, поволок наверх, в мою комнату.

Там на столе были разложены карточки текущего тиража. Его только что показали по телевизору. У стола стояли Мария, с озадаченным лицом, и Максим, непривычно бледный.

На карточках карандашом были подчеркнуты выпавшие номера.

Отдельно лежала карточка, заполненная Иван Иванычем.

Из восьми сыгранных чисел пять были подчеркнуты. И в том числе стариковы семнадцать. Было, отчего Кольке ходить вприсядку.

Но это Колька. Я почувствовал себя щенком, которого ткнули носом в собственную лужу.

Максим тоже знал, что это за карточка.

– Ну что? – спросил он. – Результаты уже объявляли. На четырнадцать тысяч баксов в этой бумажке. Как будешь делить? Твоих цифр четыре, одна его, ему двадцать процентов, а твое остальное. Так?

– Ты посчитал, сколько там было бы без этой его цифры? – поинтересовался я. Не знаю, так ли зловеще звучал у меня голос, как он впоследствии мне приписывал.