Текст книги "Золотая сетка"

Автор книги: Корреа Эстрада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Со вздохом облегчения Максим запустил двигатель, умудрившись не слишком набраться пива от гостеприимства Пиментеля:

– Абак, ты здорово рисковал. Почем ты знал, что эта лавочка за столько лет не закрылась? Старый хрен, твой приятель, мог помереть или по-иному переменить место жительства. А твои собратья по расе могли и не полезть за тебя в драку из соображений латинской солидарности.

– Если бы эта лавочка закрылась, дальше в этом квартале есть еще пяток таких же пивных. В старые времена я за хозяев, туговато соображавших в местных законах, заполнял налоговые бумаги. Довольно ловко заполнял, платили неплохо. Если эта пивнушка закрылась бы, пошел бы в другую. Если бы хозяин оказался бы незнакомым, это дела не меняло бы. И тут расчет был как раз на латинскую солидарность. В любой попавшейся пивной мне стоило только облокотиться на доминошный стол, сказать кодовую фразу "эти янки говорят, что мы вонючие чикано", и результат обеспечен. А драки тут не боятся, в чем ты, кажется, убедился. Знаешь, чем зарабатывают на пиво местные доминошники? В безобидных случаях – вышибалами в барах, мордобойцами по заказу, телохранителями в борделях и сутенерами на полставки, мальчиками по вызову, продавцами марихуаны под маркой таксистов. В более тяжелых случаях возможно все. Законопослушных трущоб не бывает.

Через час мы были в отеле, где Мария и Колька извелись в ожидании. Мария прямо в дверях кинулась ко мне на шею, бледная и заплаканная. Колька с важным видом хотел подать Максиму руку, но тот не дал изобразить значительность – подхватил, как маленького, и самым несолидным образом болтал Колька в воздухе ногами.

Мы порядком проголодались, обед велели подать в номер и за обедом устроили военный совет.

– Вам не кажется, что нас тут слишком горячо встретили? – спросил Максим риторически. Возразить было нечего, и даже Колька не только не возражал, но и выдал предложение по существу.

– Махнем в Калифорнию! Ну, приедет Марик, он что, по всем Штатам будет нас разыскивать? Америка – она большая!

– Может, и будет, – возразил я. – Америка велика, да затеряться в ней не так просто. Тут все насквозь просматривается и простреливаетя. Нас занесли в компьютер в прокате машин? Нас зарегистрировали в отеле? Это Америка, тут все запротоколировано, а раз так, то все дело времени. Искать будут, на другое не надейтесь. Колька, ты думаешь, ты один умный? Ты знаешь, что за бомбу перекатал в свой "Палм". И если Марик дурак, то Дима догадается, что и как надо вычленять.

Братки почуяли Большую Халяву и с хвоста не слезут.

Вывод: из компьютерной Америки надо удирать в глушь. Как насчет того, чтоб пожить у бабушки в Тепете? По-моему, вам там понравилось.

– Понравиться-то понравилось, – заметил Максим, – но ведь мы и оттуда ноги уносили. Забыл?

– Это когда провожали, а встречать-то никто не догадается. Будем сидеть тихо-мирно, а денег хватит лет на сто.

– Тепета хорошее место, и бабушка твоя прелесть, – сказал Макс, – но насчет ста лет ты загнул. Месяц, два, и будет.

– Иван, нам можно бездельничать, – подала голос Мария, – а с ребенком что делать?

Ему учиться надо. А что из себя представляет школа в Тепете? Четырехклассная типа церковноприходской. Обосновываться надо из расчета на учебный год, с приличным учебным заведением. Коля, ты ведь не хочешь остаться неучем?

Колька глядел с тоской. Учился он не то что плохо, но без энтузиазма. Я стал "чесать репу". Поселиться в Лиме не годилось. Мало ли кому попадешь на глаза, хоть это и немаленький город. На случайностях и вероятностях я собаку съел. И в Сан-Лукас не хотелось. Лицей там, конечно, имелся. Но на этом достоинства моего родного города кончались. И меня там ждала бы непрерывная головная боль отношений мамы с Марией. Свекровь невестку невзлюбила, классика семейного жанра. Радости мало! И с удивлением я понял, насколько отвык от страны, гражданином которой официально являлся.

Можно было с равным успехом выбрать для жительства любой город южнее Рио-гранде наобум, как говорится, святого Лазаря. В большом кипучем городе, где легко завести ни к чему не обязывающие знакомства или обойтись без них. Где Мария может ходить по магазинам и кино. Где Колька без натуги включится в обучение на испанском. А Макс, усовершенствовавшись в языке, может распушить хвост и обмурлыкивать местных обольстительных кошечек.

Эти идеи я и изложил вслух.

– Одобряю,– сказал Макс. – Прости, Абак, твое Перу – такое захолустье мирового масштаба!

Я не спорил, но ждал конкретных предложений. Предложения получились неожиданные.

– Поехали на Кубу! – в один голос воскликнули Колька и Мария.

– Почему бы и нет? – поддержал Макс. – Я по Кувалде соскучился. И с визами нет проблем.

Мне потребовалось время, переварить идею. Она показалась неплохой. Нас встретит надежный человек, знающий все ходы и выходы. Компьютеризации нет, транспорт плохой, местное население лояльно к иностранцам, на которых мало-помалу начал возрождаться туристический бизнес, да и просто можно затеряться в испаноязычной среде. И половина нашей команды хорошо ориентируется на местности. Почему бы и нет?

– Ладно, – сказал я, – уговорили. Звоните Кувалде и заказывайте билеты не откладывая.

– Прямо сейчас? – спросила Мария.

– Чего тянуть? – пробурчал Макс. – Что до меня, я б завтра же отсюда уветрился.

Или даже сегодня. С меня сегодняшнего хватит.

– И хорошо, если на этом закончится, – каркнул я.

– Убью, – пригрозил Макс. – Так на ближайший рейс?

– Притормози, – остудила его Мария. – Как надолго мы туда собираемся? Неделя, месяц, год? Мальчики, вы латынь не учили? Как там будет – все свое ношу с собой?

Куба райское место, но если мы туда более или менее надолго, нам надо вот именно все тащить с собой, как улитки дом на горбу тащат. Мне не верите, спросите Кольку.

Колька не особо раздумывал.

– Мыла надо, – изрек он авторитетно. – Макс, там мыла ни за какие бабки не купишь. И шампунь. Утюг тоже проблема (старшая сестра согласно кивала, загибая пальцы). Да, можете ржать, ребята, но пару пачек стирального порошка прихватить надо. А то и трусов с носками постирать нечем будет. Особенно если заедем куда-нибудь в провинцию, где нет долларовых шопов. А если возвращаться на старое место в Ольгин, так надо девчонкам подарки купить, лент, кружев, и еще по мелочи кое-чего…

Мальчишка внезапно порозовел, и я вспомнил Кувалдины байки о Кубе и ее дефицитах, из которых одним из острейших был дефицит женского нижнего белья.

Однажды огромная очередь собралась у магазина, где по карточкам прекрасный пол отоваривали принадлежностями для упаковки их прелестей. Толпа собралась человек в семьсот, и на всех, естественно, не хватило. Дамы подняли шум и гам и никак не желали расходиться. Вынужден был приехать какой-то чин из муниципии и уговаривать разъяренных женщин разойтись. Мол, это коварные гринго душат остров Свободы, и стоит немного потерпеть, а там на всех хватит.

И тогда вся толпа, сколько их было, разного возраста, цвета и комплекции, дружно, словно по команде, повернулись к агитатору и задрали подолы.

Ход для митинга весьма нестандартный.

– Нет, конечно, – говорил циник Кувалда, – зад вообще в женщине первое дело. У нас ценятся зады крутые, ядреные, это называется "попа телевизором". Вот представь, что к заду, например, сеньориты Кейрос привесили "Рекорд" с диагональю пятьдесят один сантиметр, не "Фунай" и не "Сони", у них экраны плоские, а зад плоский не должен быть ни под каким соусом… или бельем. Нет, с задами у наших баб в полном ажуре. Но белье! У нас такое называют matapacion – убийца страсти. Линялое, рваное, заплатанное. А кое-кто и вовсе с голым задом, и уж эти по такому раскладу оказались в выигрыше.

Мы с Максимом смеялись и поддразнивали: собрал всех своих любовниц в одном месте и выставил их оценить, чья задница круче. Однако Мария и Колька подтвердили воин голос: так и есть.

И, стало быть, чемоданы надо было упаковывать основательно. К тому же и сами чемоданы купить следовало, а то мы поехали налегке. И, кстати, разговор о белье навел меня на мысль проверить, какое белье на моей жене, что я по ней соскучился и что день был бесконечный и утомительный.

И я скомандовал отбой.

Следующий день был ознаменован вакханалией покупательства. Колька и Мария погрузились в это занятие с головами, так что чемоданы по мере заполнения составлялись в штабели. Они за годы на Кубе обросли друзьями, приятелями, знакомыми, и не хотели лишать себя удовольствия появиться с кучей подарков. Уйму вещей заказал безумно нам обрадовавшийся Кувалда. В том числе, по просьбе своей мамы доньи Лауры, большой телевизор "Панасоник". Запомните этот предмет багажа.

Он потом… ладно, вперед забегать не буду. Встречать нас в Гаване следовало, пожалуй, с грузовиком.

Провожать с грузовиком было некому. Когда мы стали собираться в аэропорт, оказалось, что кроме зеленого "Мерседеса" потребуется еще машина. Мария вызвала такси.

– Вы, ребята, в "Мерсе", а я в такси с Колькой.

Она собралась раньше, такси уже подошло, погрузилось, а мы немного замешкались.

Макс сказал, чтоб поезжали: мы догоним через несколько минут.

И тут Колька, уже садясь в машину, вдруг вспомнил, что забыл в номере коробку с набором для рукоделья, предназначенный в подарок его какой-то подруге. В коробке имелись: ножницы, набор иголок, вязальных спиц, пяльцы, катушки и мотки ниток ля вязания и вышивания и большущий пакет крупного разноцветного бисера. Судя по набору, Колькина подруга была особой домовитой и хозяйственной. Оставить без этого великолепия мальчишка ее не мог. Сестра заворчала – мол, времени уже нет, – но он все равно выскочил из такси.

– Ты поезжай, а я бегом. Ребята еще в номере, я коробку захвачу и с ними пристроюсь.

А нас в номере уже не оказалось. Но горничная, подав забытую коробку, сказала, что "сию минуточку ушли". Колька припустил было по коридору, твердо надеясь нас догнать. И замер, как конь на скаку.

Навстречу шла плотная группа ребят удивительно знакомого облика и походки, и походка эта не сулила ничего хорошего. Более того, некоторые из парней имели следы недавних крепких побоев, а в одном остроглазый мальчишка узнал главу компании, которая поджидала нас в аэропорту двое суток назад и которой так славно перепало во славу латинской солидарности. Еще один мордатый "бык", правда без следов знакомства с латиноамериканской общиной Майами, тоже показался знакомым, и пошевелив извилиной четверть секунды, Колька вспомнил и его. Это был один из четверых, окруживших их с отцом у новогиреевского сортира.

Тут уж и шевелить мозгами было незачем, чтоб понять: прибыла подмога из России.

Нас вычислили. Тем самым способом, которого я опасался: через зеленый "Мерседес", взятый напрокат. Американская компьютерная, чтоб ей пропасть, система. Все они знают и всем поделятся, если это не составляет коммерческой тайны. В компьютерной модели общества самое слабое звено – это человек, особенно американский. Средний американец прост как грабли и предсказуем, как арифмометр.

Но это к слову.

У Кольки в голове устройство имелось посложнее. Оно, это устройство, не дало команду задать стрекача, пока не увидели. Оно просчитало, пока орава проходила по коридору полтора десятка шагов, что вот сейчас они дойдут до номера. Нас не обнаружат. Спросят у горничной. Она скажет то же, что и ему. Нас с Максом постараются перехватить в гараже, точно так, как это пытался сделать он сам. И успеют, если не задержать. Надо не дать им сразу стучать в номер. Отвлечь хоть на две-три минуты.

Как? Просто. Если он узнал громил, как пить дать, они его тоже узнают. Особенно тот, кто их с Мишаней выслеживал.

И Колька подождал на месте, пока компания приблизилась, пока не увидел на лице гримасу узнавания и не услышал характерные, подтверждающие это узнавание возгласы, и лишь тогда повернулся и побежал. И тут же сзади услышал дружный топот: его преследовали.

Из коридора хорошо была видна стеклянная дверь, выходящая на угловую лестницу. В сторону этой лестницы мальчишка и припустил со всех ног, так что преследователи думали, что именно туда он и торопится.

Но он торопился не туда. В самом конце коридора, там, где кончалась многоцветная ковровая дорожка, влево вел неприметный арочный проход. Там находилось просторное служебное помещение. Раздевалки и курилки горничных и коридорных, шкафы с бельем, уборочным инвентарем, узел водоснабжения с пожарным краном и много что еще. А самое главное, там была расположена еще одна лестница и два служебных лифта. Постояльцы ими не пользовались. Один был пассажирский и соединял служебные помещения всех этажей. Второй, маленький и квадратный, спускался к кухне и был предназначен для тележек с обедами, заказанными в номера.

Постояльцам ни к чему знать об этой подробности устройства гостиниц. Но мне она была известна с тех времен, как я сам в курточке с галуном и дурацкой круглой шапочке разъезжал со столиком-тележкой. И Кольку я просветил на этот счет мимоходом, сообщая к случаю подробности своей биографии. Так что парень знал, куда бежать, и, почти не сбавляя скости, шмыгнул в закоулок.

Помещение оказалось, как на грех, пустым. Ни одна мулатка в переднике не заваривала себе кофе, ни один дежурный вымогатель чаевых в каскетке не курил в уголке, как по закону всемирной подлости, некому было поднять переполох. Колька захлопнул дверь, не сомневаясь, что символический замок преследователей не остановит, – разве задержит, и то ненадолго. Он подскочил к лифтам и вызвал оба.

В дверь начали грохотать, задергали ручку. Но Колька опустил "собачку", и теперь замок можно было только сломать, но не открыть. Дверь, соответственно, тоже.

Лифты уже распахивали двери. Проще всего было вскочить в пассажирский. Еще проще – удрать по лестнице. Я бы, например, именно так и сделал. Но не Колька. Колька сообразил по-своему.

Прислушиваясь к треску и скрипу двери, он, просунувшись внутрь большого лифта, нажал кнопку двенадцатого этажа и выскочил обратно. Лифт захлопнулся и пустой поехал вверх. Затем он влез в маленький, грузовой, закрыл за собой решетку, которой такие лифты непременно снабжаются. Затем вынул из коробки, которую все это время прижимал к груди, пакет с бисером, раскрыл его и, высунув руку через решетку, высыпал граммов двести стеклянных шариков на скользкий кафельный пол.

Затем, вывернув руку до невозможности, нажал кнопку, закрывая кабину, и едва успел вдернуть ее обратно, чтоб не прищемило. В два маленьких глазочка ему были видны пол, усыпанный бисером, и нижняя часть двери, открывшейся наконец. Толпа ввалилась в подсобку.

Именно ввалилась и повалилась. Скользкие бусины на скользком кафельном полу создали эффект подшипника или конька. Ноги у братков разъехались, и они повалились друг на друга, – "как мамаево побоище, ей-богу!" Колька, наблюдая в свои две дырочки, заметил, что догонявших стало меньше, и подумал, что кто-то все же остался обыскивать номер. Он сообразил верно, но не все. Два человека остались у двери номера караулить. Четверо побежали перекрывать лестницы, нашелся кто-то грамотный среди братков. Так что я со своим вариантом имел все шансы влипнуть. Со вторым вариантом тоже. Один из ребяток на четвереньках добрался до лифта и каким-то образом сумел его остановить. Я переспрашивал потом Кольку раз, другой, – отвечал, что сам этого, естественно, не видел, определил это по репликам громил. Кабину остановили, вернули, открыли, убедились, что она пуста, и выразили свое отношение к этому.

– Ничего, – сказал один из побитых. – Не уйдет, оба выхода перекрыты. Пошарьте по шкафам, а потом айда оттуда.

Мальчишка съежился на дне своего укрытия, хотя через глазки разглядеть его было невозможно. И в это самое время (говорят, младенцев бог любит) пол лифта под ним дрогнул: с кухни нажали кнопку вызова.

На кухню лифт и прибыл. Когда дверца распахнулась, перед мальчишкой предстала толстая-претолстая тетка в халате и колпаке. Настроена она была сурово и спросила, что это за поросенок едет там, где не положено? Колька выбрался из кабинки и, не умея толком соврать по-английски (по-русски или по-испански, верно, не оплошал бы), и был за ухо через всю кухню препровожден в коридор. Там он сориентировался в сторону подземного гаража и рванул со всех ног. Нас застать уже не надеялся: времени прошло уже много. Но надо же было выбираться и догонять нас!

В гараже тоже маячили знакомого типа фигуры. Колька остановился было в замешательстве. Потом подумал: а, пан или пропал! И двинулся вперед, прикрываясь машинами и опорными колоннами. Подобравшись поближе, прислушался. За колонной говорили по сотовому телефону.

– Ищем, ищем, щас… мелкий? Не видали. Не,не. На выходе пацаны секут. Ага, на хвост и проследить. Ага, пока.

Колька оставался невидимым за колонной. Он понял, что нас не нашли. Но то ли мы успели опередить преследователей, то ли прячемся где-то? Народа в гараже сновало много, но Колька боялся попасться на глаза не тем. Надо было бы еще и спросить кого-нибудь о нас. И Колька пытался на глазок определить, с кем можно было бы заговорить по-испански, потому что его английский мог выдать.

И вдруг сердце у парнишки екнуло. Из глубины подземной стоянки не торопясь приближались два пожилых негра в спецовках – автослесари, которые имеются в любом себя уважающем гостиничном гараже. И эти двое переговаривались между собой жестами: один из негров был глухонемой. А язык жестов глухонемых схож во всем мире. Колька понял что-то об уровне масла и еще какую-то автомобильную дребедень и решил, что старики и потом договорят, а ему упускать шанса не следует.

Он подошел поближе и постучал одного по локтю. Зажал коробку между колен, чтобы не мешала, и спросил, не видали ли они зеленый "Мерседес-280". "Был такой, уехал".

Парнишка всплеснул руками: "Ой, я потерялся"! Он не стал вдаваться в подробности погони и засады. Потерялся – и все! Сестра думала, что он с мужчинами, мужчины – что он с сестрой. Негры переглядывались между собой – "может, тебя отвести в полицейский участок, там что-нибудь придумают"? Колька ответил, что это хорошо, но лучше бы ему догнать своих в аэропорту. Он достал деньги и пояснил, что у него с лихвой хватит на такси, но он не знает, как объяснить шоферу, куда ехать.

Тут он встретил полное понимание. За руку бедного потерявшегося ребенка отвели в угол, где стояли гостиничные машины, и тот из негров, который не был глухонемым, объяснил даме за стойкой ситуацию. Если бы у Кольки не было денег, могли бы возникнуть проблемы. Но проблем не возникло. Мальчишка с коробкой был водворен на заднее сиденье. Когда машина проезжала у "поста" при выезде, он просто свалил свою коробку вниз и встал на четвереньки, собирая обратно рассыпавшиеся сокровища. Если кто-нибудь и заглянул в окно, то увидел бы только тощий зад в модных полосатых штанах, неизвестно кому принадлежащий, а на переднем сиденье – дородного старого негра.

В аэропорт его доставили быстро и без приключений.

Мы в это время сорванца едва хватились. Мария стояла около своей кучи чемоданов, мы с Максом принялись выгружать к ней свои, и вдруг она охнула и спросила:

– Мальчики, а где Коля?

Мы на нее уставились:

– А разве он не с тобой?

Тут-то она и рассказала про забытую коробку. Мы уже хотели разворачиваться и гнать "Мерседес" обратно, с риском опоздать на рейс, но вдруг прямо к нам не без шика подкатил серебристый "Форд" и потерявшийся мистер Конкин собственной персоной выскочил на тротуар, держа в руках ту самую коробку. Мария попыталась было его обнять, но он отмахнулся и выпалил:

– Мужики, ходу скорее! Мариковы громилы в отеле, я еле смылся от них!

Два раза повторять не пришлось. Мы и так торопились как могли.

Громилы в аэропорт явились в большом количестве, с дюжину, не меньше. Более того, явился сам Марик и при нем Костя. Как они улаживали дела с визами, вопрос остается открытым. Впрочем, это дело не мое.

Но мы к их появлению уже сдали в багаж все наши чемоданы. Мария и Колька, пропущенные вперед "в качестве женщины и ребенка", уже прошли паспортный контроль.

– Абак, ты следующий, я, как всегда, затычкой.

В это-то время они и появились. Слава богу, что не раньше. Но Колька здорово их запутал, они искали его по всей гостинице, пока не вернулся толстый старый негр и не доложился даме у стойки, что сдал мальца с рук на руки семье. Тут уж братки подхватились и рванули следом. Что б им опоздать! В конечном итоге они отделались бы гораздо легче.

Но кому в одном месте чешется, тому там надо перцем намазаться. Марик остановился поодаль, а Костя еще с одним другом направился к нам.

Он облокотился о стойку почти с тем же победительным видом, что недавно в Москве.

Второй достал фотоаппарат и по-наглому стал нас снимать.

– Иван, отдай сетку.

Макс тронул за плечо:

– Нечего с ним разговаривать, пошли.

– Послать успею. У нас время есть?

– Минуты три.

– Ну и ладушки. Этого хватит. Костя, ты что же невежливо – ни привет, ни здрасьте? Отдай ему то, не знаю что, и прямо с разбега?

– Не траляля, жидовская морда. Не отдашь, хуже будет.

Ценное сведение: инкогнито не раскрыто.

– И что именно я должен тебе отдать?

– Придуриваешься? Объясняю для шибко умных. Универсальная система игры. Сетка.

Допер?

– Почему ты думаешь, что она у меня? Старик свою забрал с собой, обвел вас вокруг пальца и всучил фуфло, я потом у Димы его видел. Просадили много?

– Старик свалил, но и тебе кое-что оставил. Иначе что играл три дня назад пацан сопливый, когда тебя тут не было?

Ах, паршивец Колька! Я ему, невзирая на мужество и героизм, проявленные при нашем спасении, выдал хорошую головомойку за инициативу. Он обиделся, до него не дошло. Теперь дошло задним числом: здешние резиденты русской мафии проверили по терминалам, где и с каким успехом играли русские. Бумажку с автографом я сам видел, и остальные тоже разглядели. Фамилии Конкин и Гусман у них были на слуху.

Теперь расхлебывай…

– А я, Костя, не бегаю за чужим умом, своего хватает.

– А нам плевать, кто сетку делал: ты или дед.

– А с какой стати я должен тебе свою работу отдавать?

– Отдашь сейчас – треть с оборота. Не отдашь – хуже будет.

– Как это?

– Отдашь за здорово живешь.

– А тебе яйца не виноград? Тебе не сказали, как тут некоторые меня искали?

Самому хочется? Напугал ежа голой задницей.

Костя от такого разговора даже кепочку сдвинул на затылок – до того опешил. С ним так давно уже никто не хамил. Кроме начальства, разумеется.

– Рожа корявая, – сказал он проникновенно, – ты что, того?

– Дружище, ты тут не в России. И я не должен ничего ни тебе, ни Диме, ни кому бы то ни было. Совет тебе на прощание: иди учиться. Московский университет, факультет вычислительной математики. Умный будешь, сам сетку напишешь, тогда и пользуйся на здоровье. Прощай!

И развернулся спиной, а Максим отсек его, став в позицию затычки.

Кольке сказал, что если еще раз выпендрится, за уши выдеру.

Мария была встревожена:

– Они же и в Гавану за нами попрутся!

Но я не велел паниковать:

– Этот рейс последний за день. А там нас Кувалда встретит и устроит лежбище.

На том и успокоились.

***********************

Кувалда встретил нас сразу за стойкой контроля. За голову схватился при виде количества барахла, а потом расхохотался:

– Я-то думал, будете смеяться над моим грузотакси! А оно как раз кстати!

Но смеялись мы до упаду: предприимчивый приятель спроворил нам вместо такси советский грузовик, "Газон".

– Какая вам легковушка! А тут самое оно: барахла-то сколько!

Мы закидывали барахло в кузов, кроме привезенного в подарок телевизора: его я водворил в кабину на сиденье и лишь при этом обнаружил, что к коробке привязан талон не от моего билета.

– Макс, ты телевизор забирал?

Он легкомысленно махнул рукой:

– Я смотрел на последние цифры, а они, видишь, одинаковые. Телевизоры же одной марки. И не вспомнят те, с кем перепутали.

Я посмотрел: кто-то из Кито привез такой же "Панасоник", какой мы тащили из Майами. Я даже мельком припомнил то, что на ленте конвейера таких коробок стояло целых три. И тоже махнул рукой: что их менять, и правда одинаковые, и правда не вспомнят. Ох, если бы так и было! Но об этом потом.

Вот так, впятером поверх груза в кузове, триумфально въехали мы на Остров Свободы. Московские гаишники от такого в осадок бы выпали, а здешние и ухом не вели: не к такому привыкли. По нужде закону применение. Грешно и глупо ставить человеку в вину то, что он виснет на подножке, если до дома двадцать километров, а следующий автобус то ли через полдня, то ли вообще его не будет.

Кувалда дурачился, балагурил, представил нас своей маме, угостил шикарным обедом, то есть скорее ужином, а сам нет-нет да и поглядывал на нас с Максимом, пытаясь угадать, что нас заставило поднять задницы? Он знал, что в Москве у нас осталась небольшая, но вполне процветающая лавочка. В отпуск, что ли?

В этом духе он примерно и высказался, когда мы остались одни. Объяснения он получил исчерпывающие. Нам требовался надежный человек, а надежному человеку надо доверять.

– Ньо! – только и сказал Кувалда. Жалко, меня с вами не было. Я бы вписался в компанию, я же по этой части тоже кое-чего стою. А то, знаешь ли, насточертела жизнь по карточкам. Социализм или смерть– не слишком роскошный выбор.

– Смотри, – предупредил я, – компания наша вместе с деньгами нажила кучу приключений на свои задницы. Можешь считать, что мы тебя в компанию уже пригласили. Но у нас там, сзади – стая бульдогов. Догонят – больно покусают. И тебя за компанию к нашей компании, прости за каламбур.

– А это мы посмотрим, – ухмыльнулся здоровенный красавец мулат и посмотрел на свои кулаки, сложенные на столе. Из-за них он и был назван Кувалдой В общем, со старым другом столковались без проблем и по справедливости. На Кубе слишком специфические условия жизни, чтобы можно было там затеряться без надежного местного проводника.

– Найдешь такое место, где можно переждать несколько месяцев, может быть, год?

Лечь на дно, как по-русски говорится.

Кувалда ухмылялся:

– У нас говорят: забананиться. Ну, знаешь, как живет специальная лягушка в банановом стебле: хорошо, тепло, сыро, сытно, и никто не видит. Ну, так это запросто. Снять дом на пляже где-нибудь в Баконао. Там их вдоль побережья видимо-невидимо, таких домиков, и в каждом по такой вот семейке, жаждущей уединения. Жизнь почти дармовая, наблюдение минимальное. Русские туда не ездят, они тусуются в местах покруче, вроде Варадеро. Девчонки, правда, черноваты, но попки!

Кто о чем, Кувалда о бабах.

– Я пас, я женат. Нет, такая глушь не годится Мальчишке нужна школа.

Маурисио помрачнел.

– Это сложно. Даже не представляешь, до какой степени. Вы даже не представляете, сколько придется пройти бюрократических процедур! Уйма контор, в каждой сидит вот по такой морде, каждая морда требует свои справки, каждая из которых противоречит всем остальным и себе самой. Раньше ваш мальчишка эти препоны прошел, потому что он имел статус. Член семьи советского специалиста – таких уйма. А сейчас? Просить вид на жительство? Матерь божия Дель Кобре, вы представляете эту волокиту? Мало того, вы засветитесь в посольстве, туда при таком раскладе не миновать заглянуть, а также в управлении миграции, и там тоже обивать пороги. А куда пойдут первым делом братки, начав вас искать? Ну-ка, с двух попыток? Правильно, посольство и управление миграции. И это именно те места, где уже завелись компьютеры.

В общем, Иван, брось затею со школой. Пусть лучше мальчишка пропустит год.

Парень, как я погляжу, не безмозглый. Учебники я ему соберу, и пусть занимается самостоятельно. Неужели так трудно объяснить ученику второй ступени, что непонятно, и надавать по макушке, если будет отлынивать?

Это был замечательный ход из разряда нестандартных. Мы его сразу оценили, особенно Колька,– несмотря на угрозу лично его макушке. Мария засомневалась было – порядок есть порядок. Но мы ее убедили. К великой радости братца, в припадке восторга сделавшего стойку на небитой пока макушке и дрыгавшего в воздухе ногами.

И в это время раздался негодующий вопль с многоярусными причитаниями. Вопила и ругалась донья Лаура, Кувалдина мамаша, стоя на просторной лоджии. Квартира располагалась на первом этаже, от земли пол лоджии отстоял хорошо если на два метра, и ни решеток, ни остекления в таком простонародном районе столицы не полагалось. Собственно, в таких квартирах нечего было красть. Но тут – нашлось.

Пока младший Кувалдин брат с азартом настраивал новый телевизор, его мама, оценив габариты и крепкую конструкцию упаковочного картонного ящика, напихала его всякой всячиной и вынесла на лоджию, плотно прикрыв. Потом занялась своими делами, потом зачем-то снова вышла на лоджию – а нового сундука со старой рухлядью нет, как не было!

Под горячую руку всем попало: воришке, позарившемуся на коробок, правительству, у которого народ так обнищал, что тащит у соседа перегоревший утюг и две пары стоптанных башмаков, упрятанных в импортную картонку, Америке за эмбарго, России за пособничество мировому империализму – никого не обидела, не забыла. Виртуозно ругалась, любо-дорого послушать, собралось полквартала сочувствовать и внимать.

Посмеялись и мы, посочувствовали и не восприняли происшествие всерьез. Кому, господи боже мой, придет в голову жалеть о старой подметке?

Если бы еще в подметке дело было!

Воспользоваться гостеприимством доньи Лауры мы не могли. Даже не потому, что орда из четырех человек – это многовато для просторной гаванской квартиры и радушной хозяйки, наслышанной о студенческих приятелях сына. Мы бы точно поместились и точно не отяготили, но куча иностранных гостей непременно привлекла бы внимание стукаческого органа под названием "Комитет защиты революции", "Сomite de defense de revolution", CDR сокращенно, сэ-дэ-эре.

Я от души люблю кубинцев, как собратьев по Латинидаду. Но с прискорбием признаю, что на каждой улице находится по нескольку человек, из убеждений или по призванию шпионящие за соседями в пользу властей. А местные власти считают, что проживание иностранцев просто так в гостях развращает местное население.

Иностранцам разрешается жить в частном секторе, только если хозяева жилья платят государству за это мзду. Можно принимать хоть родню из-за рубежа, хоть вовсе незнакомых людей, доставленных из аэропорта за процент знакомым таксистом.

Главное, чтоб была книга, в которую записываются имена постояльцев, их количество, сроки проживания, и чтоб с этого шел налог. Книги, конечно, периодически проверяют. Этак раз в квартал.

Но с налогами мухлюют везде. Поэтому записывают прибытие гостя не в тот же день, а неделю-другую спустя, если не живет под боком какой-нибудь стукач. Если гость пожелает жить инкогнито, он может записаться под любым именем. Полиция не будет без особого повода лезть к иностранным туристам, которые на Кубе вроде священных коров. Следят бдительно только за бывшими соотечественниками, вернувшимися погостить в родные пенаты. Русские, немцы и всякие прочие шведы могут жить спокойно, лишь бы деньги водились, и чтоб быть выдворенным с благословенных берегов, надо учинить что-нибудь из ряда вон. Или начать квакать о правах человека. Но отдыхающим бюргерам чужие права до одного места, а своих им хватает.