355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Корреа Эстрада » Золотая сетка » Текст книги (страница 2)
Золотая сетка
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 04:14

Текст книги "Золотая сетка"


Автор книги: Корреа Эстрада



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Перед открытием решили дать себе немного отдыха. Ездили купаться на озеро Тарелочка, жарили кур на вертеле и дурачились как могли. Вернулись домой поздно, и разбрелись по постелям. Но только я хотел гасить свет, как в дверь постучали, и вошла Мария.

Она переоделась в полосатое коротенькое платьице, ноги были босы, а в руках держала бутылку красного монахора из магазинных запасов, два стакана и яблоко.

– Иван, сегодня кончается наш медовый месяц. Ты не находишь, что это надо отметить?

Без церемоний подвинула меня и уселась на край кровати. Поставила стаканы на тумбочку, яблоко вручила мне и ловко вынимала пробку, орудуя складным ножичком и зажав бутылку между колен. Сама налила и подала стакан – деловито, почти буднично.

Скажете, заранее можно было догадаться, чем дело закончится? Я не был так уверен.

Я никогда не пользовался у женщин особым успехом и вообще оцениваю свои мужские данные как скромные среднестатистические.

Но мул меня в детстве кованым копытом не лягал.

Я принял стакан и сказал любимое присловье деда Федора, когда он поднимал очередную рюмочку:

– Есть предложение – нет возражений!

Поскольку в горле еще раньше пересохло, опрокинул стакан залпом.

– Дорогая моя, а вино-то горчит.

Удивилась, отхлебнула:

– Нет вроде бы… дешевка, конечно, но полусладкое. Так и написано.

– Мало ли что написано! Все равно горько, подсластить надо!

Тут уж и догадываться не надо было. Месяц назад на свадьбе нас этим извели.

Особенно дед Федор, который от души забавлялся неподдельным смущением невесты.

Мария отставила стакан и наклонилась для поцелуя.

Ах, маленькая негодяйка, подумал я, она ведь за этим сюда и шла. На ней даже белья был половинный комплект. То есть никакого бюстгальтера, а одни кружевные трусики, эластичные и тугие, она из них выбиралась, как змейка из шкурки.

Я совсем не супермачо. Но я не знаю, что со мной сотворил скуластый маленький дьяволенок. От нее оторваться было невозможно. И если я изобразил что-то из ряда вон на широком деревянном рундуке, застеленном сверху поролоновым матрасом и гордо именуемом кроватью, причины ищите не во мне.

Когда-нибудь я возьмусь за дело и докажу, что тело женщины описывается совершенной математической функцией, причем значения функций могут быть произвольны. Высокие и маленькие, полные и худые – не в этом суть. Суть состояла в том, что именно эта женщина подходила мне с феноменальной, фантастической точностью, словно мы были две половинки одного яблока. Может, того самого, за которое праотца и праматерь человеческого рода взашей выгнали из райского сада.

Никогда я не был избалован женским вниманием, как уже говорил. Но и невинным за тридцать лет по нашим временам мало кто остается. Было мне, с чем сравнивать. В том числе с тем, что казалось совершенством. И теоретических знаний было выше головы. Но к чертям собачьим полетела вся теория. И в сиреневых блаженных облаках я плавал, как вдруг мелькнула в них электрическим разрядом мысль:

– Господи боже, да она же моя жена!

А Мария хохотала, блестя ровными зубами, поскольку я сказал это вслух:

– Ну конечно, дорогой, разумеется! – и придвинулась поближе. – Знаешь, Иван, я все это время наблюдала за тобой и подумала, что нечестно было бы оставлять тебя на монашеском положении, коль скоро покинула тебя дама сердца.

Она это знала, сто пудов, что от Максима. Грудастая португалка Кристина Кейрос не была дамой сердца. Строго научная личность, наука у нее, редкий случай для женщины, стояла на первом месте. И когда требовала своего неискоренимая природная сущность, она обращалась ко мне за помощью. Конечно, подобного рода помощь Кристина могла получить от кого-то более привлекательного – с ее-то бюстом! Но, очевидно, боялась, что слишком сильное увлечение пойдет во вред научным изысканиям. Так или иначе, она вернулась в Лиссабон и, по-моему, благополучно забыла про меня на второй день по приезде.

И я тоже не сильно плакал. Хотя был ей благодарен.

– Забудь! Я же теперь счастливо женат.

– Пустое все это, Абак.

И замолчала.

– Почему пустое?

– Потому что когда женились, рассчитывали на деловое партнерство, так? Чего я совсем не хочу, так это навязываться. Я просто… посочувствовала тебе как мужчине и немножко себе как женщине. Можешь посчитать это дополнительным пунктом к нашему договору. С одним условием: в эти игрушки играем до тех пор, пока одному из нас не надоест. А как надоест – каждый спит в своей постельке, и никаких претензий по этому поводу.

– Готовишь почву для отставки и развода?

– Почему так сразу? Думаешь, я не могу надоесть? Право личности на свободу неприкосновенно. А мы ведь свободны, не так ли?

Говорила она, даже посмеиваясь. Но я понял, что за этим стоит. И не стал выяснять, кто разбил ее сердце, и с чьего голоса она повторяла эти убийственные слова. Меня это не интересовало. Главное, не приходилось уже уговаривать Марию выйти за меня замуж. Я надеялся, что уговорить ее со мной не разводиться будет проще. Поэтому вместо вопросов молча стал ее утешать, как умел.

Это занятие требует уйму сил, как утешителя, так и утешаемого. Так что утром Максим, ввалившись по старой привычке без стука, застал голубков в гнездышке, спящими, в обнимку. Охнув, он тут же вывалился обратно и в захлопнутую створку постучал.

– Да! – крикнул я, натянув Марии одеяло до макушки.

В дверь просунулась голова с пылающими ушами.

– Прошу прощения, месье-мадам, вставать пора. Сегодня у нас что-то вроде премьеры, так что протирайте глазки.

Потом он убрал голову и уже из-за двери пробубнил:

– Ребята, я за вас так рад, вы не поверите, как!


******************

Если имеешь магазин и хочешь получать с него нормальную прибыль, надо вертеться как белка в колесе. Мне торговое дело вообще напоминало велосипед: держишься в седле, пока крутишь педали. А не то дело труба, и в эту трубу ты и вылетишь.

Поначалу экономили на персонале, были сами за шофера, экспедитора, грузчика. Мы с Максимом на немецком дизельном фургончике днями рыскали по оптовым рынкам и базам. Мария, знать не знавшая, что такое обратная сторона прилавка, осваивалась под руководством старика Штеренгорца, который взялся ее консультировать по всем вопросам совершенно бесплатно и вообще к нам зачастил: ему нравилась наша легкомысленная компания. Старикан был чрезвычайно деловой и оборотистый, но не все же для дела, надо что-то и для души!

Жили вчетвером: с нами прочно обосновались Максим и Колька. Никто Кольке даже не намекал на то, что надо бы переехать к родителям. Если бы я намекнул, сразу попал бы во враги и предатели. Да и рассудить, на что ему к такой мамаше? А папаша навещал частенько, брал с собой по делам, но потом неизменно водворял в наш "фонарь", норовя по вечерам зависнуть подольше за чаем и разговорами с сурдопереводом в исполнении того же Кольки или Марии, превосходно усвоившей язык жестов.

А потом у Миши Конкина (у Кольки, естественно, была та же фамилия) появилась официальная причина быть у нас столько, сколько заблагорассудится.

Комната, отведенная под кухню, столовую и гостиную, была грандиозных размеров: примерно пять на восемь. Здесь во время ремонтно-восстановительного аврала Миша поставил верстачок, запас кое-какие материалы и инструменты. Здесь никто не закатывал истерик по поводу скрипа пилы или шарканья наждака, вызывавших у тещи мигрень, здесь можно было сколько угодно пускать виться по полу кудрявую стружку или насыпать сугробики опилок от токарного станка. На этот случай Колька имел здоровенную швабру. А если настырные опилки заползали в жилые комнаты, просто в ход пускался пылесос.

В общем, Миша на пустой половине огромной, как танцкласс, залы устроил мастерскую. Скорее даже студию. Он когда-то окончил хорошее художественное училище и умел не только строить рундуки. Скоро наше новое жилище охранял уютный домовенок, появившийся на свет из подобранной в лесу коряги. А в магазине учредили для него особую витринку. Мария называла ее "леший угол", по имени главного персонажа. Из подручных средств там изображался уголочек леса, очень живо и реалистично, а реалистичнее всего – сценки из жизни мелкой нечистой силы.

Декорации и фигурки менялись, на сюжеты Миша оказался неистощим, и ребятишки не отлипали от "лешего уголка", пока мамаши затаривались.

Своеобразную коллизию являл мой тесть с Абрамом Моисеевичем. Официально считалось, что его отношения с тещей закончились раньше, чем на ней женился мой тесть. Неофициально это было далеко не так. Мария во всяком случае была полностью осведомлена о течении интриги. Глупо было бы подумать, что Миша, вовсе не дурак и прекрасный физиономист, как все глухонемые, этого не знал. Но к моменту водворения нашего семейства в "фонарь" давно уже Штеренгорц был в ауте.

Миша же, похоже, давно понял, что за птица его супруга, и на появление за чайным столом "молочного брата" реагировал с завидным спокойствием. И Штеренгорц знал, что Миша все знает. И тоже вел себя дипломатом, то есть делал вид, что никто и не пукал.

Истина же заключалась, как ни странно, в том, что прожженный старый еврей Ирину Анатольевну любил. Трудно было поверить, что можно много лет, пусть и не совсем безответно, любить такую вздорную и, в общем-то, глупую даму. Наверно, лишь по принципу схождения крайностей. Но когда Ирина Анатольевна была свободна, он, естественно, был женат, а развод для чиновника тогда был равнозначен отставке.

Теперь он был вдов, но дама сердца занята. Или просто охладела. Сердце красавицы склонно к измене. Но Штеренгорц остался верен в душевной склонности, опекал по мере возможности детей, и именно он со своими связями поспособствовал тому, что Колька с сестрой смогли пять лет прожить на Кубе вместе.

Что мне делать с собственной душевной склонностью – вот был вопрос! Ответ тоже был – пользоваться, пока дают пользоваться. Мария относилась ко мне по-человечески хорошо. Хорошие соседи, веселые друзья… надежные партнеры. За скобками почти мужской дружбы и деловых разговоров оставались ночные визиты из спальни в спальню. Иногда она приходила ко мне, а чаще я к ней, потому что оставаться без нее уже не мог. "Небольшое взаимно приятное дополнение к нашему договору", как же. Я по отношению к ней стал как наркоман. Господи боже мой, что она со мной творила! Мы были друг с другом так, что ближе не придумаешь. И при этом такая дистанция, что все готовые сорваться признания застревали где-то между зубов.

Доступ к телу беспрепятственный. Далее – запрещен.

Я рассуждал: многие мужья имели не больше того, что имею я. Уповал лишь на то, что скоро не надоем, если буду терпелив. Радикально изменило бы ситуацию, только если Мария оказалась бы в положении. Но сам об этом даже не заикался, а надеяться, что взрослая женщина попадет в "положение" нечаянно, было бы глупо.

Так оно и катилось шариком – без слов.

Производственная сторона жизни и материальная база тем временем потихоньку наладились. Я давно и хорошо был знаком с торговой работой, какое-то время ушло на освоение местной специфики, а потом все покатилось само собой. Стало появляться время для работы математической половины мозга, до той поры почти отключенной за бездействием. Я как-то стал вспоминать, что не определился с темой диссертации.

И вот тут-то оно и началось. Вмешалась в судьбу Ее Величество Математическая случайность.

Однажды мы с Максимом должны были двигаться куда-то порознь, он на машине, я своим ходом. Чтоб не разминуться, договорились о встрече на углу одного уютного скверика. Но Максим запаздывал, а в это время начался дождь, да такой, что под деревом было не спастись. Оглянулся вокруг – ни навеса остановки, ни кафешки, а единственное убежище, где можно спрятаться – стеклянный павильончик "Спортлото".

Я никогда раньше не интересовался лотереей. И в ту минуту, отфыркиваясь в мокрые усы, как тюлень, я не понимал, какой зигзаг сотворила судьба, заведя меня не в какую-нибудь чебуречную, а в эту застекленную будку.

Честно говоря, я и не в первую минуту об этом не заподозрил. Я просто разглядывал висящие по стенам таблицы статистики. Кончался сентябрь, и ватманы были заполнены на три четверти по всем системам: 5:36, 6:45, 6:49, 7:56. То есть, конечно, каждая имела свое название, но я по привычке извлекал из всего цифровую суть.

Потом по той же привычке начал штудировать одну из таблиц, помню, 5:36, не без удивления поймав себя на том, как пытаюсь упорядочить кажущийся хаос произведения лототрона и продолжить вертикальную колонку цифр, предугадывая выпадения номеров на следующую неделю. Впрочем, этим занимались в павильончике все, кроме нескольких случайных, зашедших переждать дождь прохожих. Прикинул "на глазок" действие теории вероятности на отрезке натурального ряда из тридцати шести чисел, цикличность выпадений в грубом приближении и записал то, что показалось самым подходящим.

– И что у тебя, парень, вышло? – спросил меня кто-то сбоку. Я оглянулся – там сидел старик в потертой кепке, просторном клетчатом пиджаке и таких же точно роговых очках, как у меня. Я это сразу заметил – несоответствие одежды и очков, которые стоили в несколько раз дороже всего наличного гардероба. Конечно, несоответствие это было неспроста. Но я по этому поводу ничего говорить не стал, сел рядом со стариком и показал ему бумажку из блокнота.

– Так-так-так, – сказал он. – Семерка у тебя идет сто процентов?

Помню, вероятность выпадения семерки была, в самом деле, выше, чем остальных, что я и подтвердил:

– Да, семь, восемь и тридцать два, а остальное как получится.

Вместо ответа старик достал из папки несколько заполненных, но еще не сыгранных бланков лотереи "Счастливая пятерка" – те самые 5:36, выбрал один и подал мне.

Там красовались, отмеченные крестиками, те же самые 7, 8, 32 и еще два каких-то.

– Давно играешь и где? – спросил старик, уставив на меня свои очки. Он был сильно близорук, просветленные немецкие линзы тянули на восемь-девять диоптрий.

– Вообще никогда и нигде не играл и не играю.

– Не разводи конспирацию, дорогой. Я вижу, как ты работаешь с цифрами.

Я пожал плечами.

– Дело ваше, верить, не верить. С цифрами работать умею, потому что когда-то профессионально учил математику. Прогноз этот сделал исключительно от нечего делать, потому что на улице льет, а мне на этом углу надо дождаться друга.

Причем объявляю таки вам, что это не есть работа с цифрами. Это грубая прикидка наобум святого Лазаря.

– Ну таки ты, дорогой, не выбрасывай, – старик, усмехаясь, слегка спародировал мое выражение. – Сыграй на удачу святого Лазаря, судя по тебе, пятак-другой тебе не проблема. Возьми вот, – и подал чистый бланк и ручку.

Цифр у меня было девять, я отметил пять и замялся, не зная, что делать с остальными.

– Раскрутку будешь делать или по развернутой бить?

Но я не понял, о чем он.

– Э да ты и впрямь чалдон! Отмечай все, играй по коду неполного развертывания.

Опять я ничего не понял. Но деньги требовались совсем небольшие, я сыграл карточку и хотел уж было выскочить на улицу, где заметил подъезжавший фургончик с Максимом, но старик ухватил меня за рукав.

– Парень, ты не пропадай. Приходи сюда, когда можешь. Поглядим, какова твоя удача. Я тут часто бываю, а если не окажусь, спроси у Любашки, – он указал в сторону операторши – Ивана Ивановича.

– Меня тоже Иваном зовут, – сообщил я заинтригованный.

– Вот и хорошо, что тезка! Чует мой нюх, что сметаной пахнет!

На том и расстались.

Прошло, однако, недели две, прежде чем я опять очутился на углу с павильончиком "Спортлото". Карточка, изрядно замусолившаяся за полмесяца, болталась в записной книжке, и я решил ради любопытства "проверить удачу".

Краснощекая Любаша при моем появлении подняла настоящий переполох.

– Молодой человек! Вас Иван Иваныч спрашивал разов сорок, а вас все нет! Да вы хоть знаете, что выиграли?

Действительно, в таблице результатов стояли те самые "стопроцентные"7, 8, 32, и, кроме того, не входившая в число лидеров, но все же отмеченная 4. Любашка все охала:

– Две недели как выиграл и хоть бы хны! Наши б уже и деньги получили, и сыграли бы два раза еще. Иван Иваныч! Да куда он запропастился, только что был тут! Ну, подождите чуть-чуть, если есть время, они далеко не уйдут. Перекусить выскочили.

– Что, Иван Иваныч тут частый гость?

Женщина махнула рукой:

– Не то слово. Они тут все прописанные, весь ихний профсоюз. Я им так и говорю: кровати поставь, вы и ночевать тут будете.

И в это время четверо во главе с самим Иваном Ивановичем зашли в павильончик.

Цепкие глаза старика сразу остановились на мне:

– Иван! Я уж ждал, ждал, все жданки съел. Смотри на него такого, куш сорвал, и не чешется!

– И много я выиграл?

– Нет, вы его еще и послушайте! Он и не знал, сколько выиграл! Ну, давай разберемся…

Взял мою карточку.

– Четыре угадано, по шестнадцатому коду, до хрена! С тебя на пиво.

Почти два миллиона теми еще, неденоминированными. Для ясности – около восьми тысяч баксов. Недурная сумма для случайной ставки меньше девяноста тысяч. Я еще подумал, что если бы был пенсионером, обрадовался бы куда больше.

– Дуракам счастье, Иван Иваныч.

– Трепи больше! – отрезал он. – Бывает, конечно, и дураку везет, но случай в медицине чрезвычайно редкий. На моей памяти раза три-четыре, а я играю от начала "Спортлото".

Это звучало так же гордо, как "от сотворения мира", и поневоле я посмотрел на компанию с интересом. А старик поволок меня за стол:

– Время есть? Садись с нами. Мы тут уже работаем. Выкладывайте, у кого что.

Равиль, ты первый. "Лотто миллион", поехали.

Равиль был пожилой и почти однорукий татарин: от левой ладони отходил единственный указательный палец.

– Два номера на повтор, – лаконично доложил он и придвинул бумажку.

– Толя!

Толя тоже был в годах, в потертом камуфляже и со следами армейской выправки. Он тоже положил на стол листок с рядом цифр.

– Валера?

Валера был самый молодой, около сорока. Так же деловито, без слов, предъявил свой листок.

– Юрий Палыч, что у тебя?

Но Юрий Палыч, небольшого роста и предпенсионого возраста мужичок, оказался недисциплинированным. Вместо того, чтобы показать требуемое, он сунул мышиный нос в чужие листки и зашуршал ими:

– Равиль, чего, сдурел? В четвертый раз восьмерку на повтор? И пятнадцать – да никогда пятнадцать не идет после такого расклада! Ты, Валерка, чего, богатый – четырнадцать чисел? У тебя больше восьми не берут, и то во второй ряд!

Валерка посмотрел на говоруна с молчаливой ненавистью, а старик и вовсе оборвал:

– Показывай!

Тот пошарил по карманам и извлек листок. Иван Иваныч посмотрел по очереди все, что подали, и задержался на последнем:

– Юрий Палыч! А это не с прошлой недели?

Тщедушный обиделся:

– Ну вот! Равиль вечно одно и то же приносит, а я что, виноват, если мне так дало?

– Если дало – полбеды, – покачал очками старик, – а беда в том, что, сдается мне, ты брешешь.

Я склонялся к тому же наблюдению, но встревать в чужие разборки не стал. Только Иван Иваныч отмолчаться не дал и спросил:

– Тезка, а ты что скажешь?

Я ответил:

– Играть не думал даже и не готовился. Дайте несколько минут.

И все время, пока я прикидывал вероятности, кругом стояла почтительная тишина. В пять цифр уложиться не удавалось, и я опять написал девять.

Старик прямо выхватил блокнотный листок из-под рук.

– Так-так-так! Восьмерка совпала, пятнадцать совпало, – понял, Равиль?

Одиннадцать и сорок – а дальше что?

– Что, что! – влез Юрий Палыч. – Считать умеет, по нечетным исключительно! Сорок один, сорок три, сорок семь, сорок девять! Да когда оно такое было?

Я пожал плечами. Склочный мужичонка был неприятен, но Иван Иваныч смотрел вопросительно.

– Мне так дало.

– Откуда? – не унимался балабол.

– Хоть бы таки и от верблюда, – съязвил я. – Всем дает каким-то образом, а мне вот так.

Я уже просек незамысловатую терминологию.

– Уел! – засмеялся Равиль и погрозил левой рукой: она у него словно нарочно на это была приспособлена.

– А если без смеха, сынок, почему?

– Если без смеха, – объяснил я,– это объяснить вкратце таки довольно затруднительно. Кто-нибудь знает, что такое периодичность консеквенции отрезка натурального числового ряда?

Это впечатлило.

– Где тебя так выражаться научили? – спросил Равиль.

– На матфаке МГУ, – ответил я чистую правду.

– Там у вас все такие умные? – поинтересовался Юрий Палыч.

– За остальных не ручаюсь, а меня за дурака пока не держали, хоть и Иван.

– И ты всегда так бьешь? В смысле, всегда так выигрываешь? – продолжал допытываться тщедушный.

– Первый раз в жизни играл.

У бедолаги, наверно, пересохло в горле, он ерзал на стуле, блестел воспаленно глазками, поглядывая то на меня, то на Ивана Ивановича, который, безусловно, был боссом этого профсоюза. Старик, однако, и ухом не повел на его выразительные намеки. Вынул из папки чистый лист бумаги и сказал:

– Давайте работать.

Посидев минут сорок, с минимальными разъяснениями, я понял систему профсоюзной игры. Дело было поставлено на широкую ногу. Играли разные системы, но больше всего 6:49, "Лото миллион". Играли развернуто и на суммы, которые трудно было ожидать от людей, одетых довольно скромно. Но я посмотрел еще раз на роговые очки босса – очкам эти суммы соответствовали.

Итак, эти четверо приносили по несколько цифр, которые, как им казалось, могли выпасть в следующем тираже. По три цифры от каждого старик брал в конечный "главный" вариант из двенадцати чисел, по ему одному ведомому критерию определяя, что именно имеет больший шанс на выпадание. Один, впрочем, критерий был понятен: если та или другая цифра попадала в независимые вычисления двух или более игроков, оно автоматически попадало в карточку. Что до остальных приемов – я их постиг куда позже.

Потом составлялся еще один вариант из двенадцати чисел. Этот вариант составлялся более произвольно, и числа, попадавшие туда, подлежали коллективному обсуждению.

При этом босс категорически не хотел брать то, что предлагал Юрий Палыч.

– Балаболище! Неделю лодыря гонял, потом высосал из пальца что попало и приволок!

Не болтай, я вижу, работал человек или нет. Валерка работа, Толя работал, Равиль узкий специалист, а ты ерунду принес! – и вдруг повернулся ко мне:

– Ваня, играешь с нами? Что, если мы используем твои сороковые номера?

– Пожалуйста, не жалко.

– Нет, не о том речь, чтоб ты номера подарил. Давай с нами в долю. Платишь пятую часть билета и получаешь пятую часть выигрыша. Ты при деньгах, с выигрыша сыграть – святое дело. Идет?

– Соглашайся! – запел Юрий Палыч. – Вместе вернее. Не один, так другой, в свою очередь все угадывают, попеременно. У профсоюза вхолостую не бывает!

Старик поглядывал уничижтельно:

– То-то и оно, что попеременно! Ты давно уж на чужом горбу катаешься.

– А что, что? Не брал ничего, что ли? У всех бывает!

– Один раз пятерку взял. Было дело, но когда?

– Зато сколько взяли!

– Зато потом это все уже выбросили, считай. Не готовишься, как двоечник, нахлебником стал. Когда последний раз получал шары? Забыл? То-то!

"Получать шары" означало, объяснил Иван Иваныч, особую премию за верно угаданные номера. Следовательно, балабол давно работал вхолостую.

Работа продолжалась развертыванием нескольких вариантов из восьми и десяти чисел и большого количества простых вариантов, и я посчитал, что сумма, нужная для оплаты карточек, превышала мой собственный выигрыш.

Тем временем закончились расчеты, Иван Иваныч собственноручно заполнил внушительную стопку, подсчитал на калькуляторе и объявил мою долю. Получалось порядочно.

– У меня с собой нет столько наличных.

– Тю! – присвистнул старик. – Вот чалдон, право слово. У тебя же карточка с собой. Ею можно расплатиться за ставку. Давай знаешь как? Сколько тебе причитается? Один девятьсот восемьдесят, почти два? В игре твоя доля, – посмотрел на калькулятор, – пятьсот семьдесят. У нас деньги с собой. Давай карточку, и я тебе выдам… – он начал подсчитывать, но я его опередил:

– Один четыреста десять.

Равиль выстави большой палец на здоровой руке:

– Во даешь! Счеты ходячие.

– Абак, – поправил я татарина, – прозвище мое такое.

Потом в почти молитвенном благоговении компания сидела за столом, пока Иван Иваныч стоял к нам спиной, а Любашка трещала терминалом, обрабатывая карточки.

Потом принес стопку, проверил отметки терминала и сказал:

– Все свободны до послезавтра.

Я хотел было уйти вместе с остальными, удивляясь про себя, зачем потратил столько времени и денег. Денег, впрочем, жалко не было, все равно шальные. Но Иван Иваныч опять взял меня за рукав, как в прошлый раз, и хотел усадить на стул:

– Ты, тезка, если не торопишься, останься.

Но я торопился. Максим меня уже крыл на все бока, нагружая в одиночку мешки и коробки. Я пообещал:

– Приду послезавтра.

– Но рассчитывай так, чтоб я после работы мог с тобой потолковать один на один.

А еще лучше,– он черкнул номер на бумажке,– позвони, Ваня, будет о чем поболтать.

На оставшиеся деньг я купил серебряные сережки с зелеными камушками. Меня уверяли в магазине, что это настоящие изумруды, но я в драгоценностях не разбираюсь. Я просто подумал, что серебро и зеленые камни хорошо подойдут к смоляно-черным волосам Марии.

Коробочку затейливо перевязали бантом, я принес ее вечером в комнату и положил прямо в ладонь.

– Что это? – она подняла черные глаза с выражением некоторого даже недовольства.

– Посмотри, – предложил я.

Она проворно распустила бантики, открыла футлярчик… я ждал благодарности, хотя бы даже дежурной, подарок делался от души. Но нахмуренная азиатка захлопнула футляр и спросила:

– Зачем?

Приходилось отвечать.

– Все мужья дарят подарки любимым женам.

– Только не тогда, когда женился по необходимости. Или по случаю.

– Теперь у меня в тебе совсем другая необходимость. А случаи бывают и счастливыми.

Она вспыхнула.

– Если у нас с тобой штамп в паспорте и если я с тобой сплю, это не означает еще, что… что…

– Что мы муж и жена?

Неожиданно она заплакала. Плакала горько и беззвучно, только слезы текли по щекам.

Я опустился на колени и вытирал ей лицо носовым платком, который она же наутюживала мне. Будь я проклят, думал я, я не виноват, что не меня она хотела видеть своим мужем.

– Я не знаю, кто он. Только кто бы он ни был, он не стоит твоих слез. Если он не остался с тобой, он не знал, чего лишился. Значит, и плакать не о ком.

Если Мария думала, что мне надоест и я уйду ужинать, она здорово просчиталась.

Никуда я не собирался уходить и не ушел, пока щеки не высохли. Я дождался, пока она сердито высморкалась и проворчала:

– Долго ты будешь на коленях стоять? Я тебе не икона богородицы.

– Пока не наденешь сережки и не пойдешь на кухню меня кормить. А то так и умру с голода у твоих ног.

Так и сделали, и присоединились к Максиму и Кольке, которые коротали вечер за беседой: пиво у одного и чай с лимоном у другого. Колька учил великовозрастного родича иностранным языкам. Макс один был у нас, по выражению деда Федора, "немтырь".

Остальные чередовали в разговорах английский, испанский, русский и международный язык жестов глухонемых.

За ужином я поведал, откуда взялись деньги на подарок. Даже Мария развеселилась.

– Здорово, – размечталась она. – Ни суеты, ни напрягов с нашей лавочкой не надо, устроим игру в лотерею по-научному. Пять минут посчитал, сделал ставку, и стриги купоны. А в промежутке пей шампанское. Благодать!

– А ну как продуем? – развел руками Максим – Пей, сестренка, пиво с таранкой, шика меньше, зато надежнее!

Позвонить старику я как-то не собрался. Но через два дня, как обещал, заглянул в павильончик. День был воскресный, я ожидал встретить компанию в сборе, но с Иван Иванычем сидел один Валерка с таким видом, будто выслушивал отеческое внушение.

И, похоже, так оно и было.

– А. тезка! Что, и теперь скажешь, что счастье дуракам?

– А что, таки привалило?

Валерка округлил глаза.

– У тебя что, телевизора нет? Ты что, тиража не видел? Ты что вообще по вечерам делаешь, братан?

– Зачем мне телевизор, если я молодожен? А что, выигрыш?

– Поздравляю! Четверка,– перешел сразу к главному старик. – Сыграли два твоих сороковника, Валеркина тройка и повтор от Равиля. И еще кое-что прошло в раскрутке, так что четверок море. Вон Валерка собрался стиральную машину жене купить. И купит, если не зайдет по дороге пивка попить.

Мрачный малый помрачнел еще больше.

– Полгода как одну минералку! Это вы, Иван Иваныч, меня так, для профилактики песочите.

Стало быть, насчет внушения не ошиблись… Валерка ушел с честно заработанным "шаром".

А старик приступил ко мне:

– Ты, Ваня, как на самом деле считаешь, вычислил ты что или повезло?

– А вы как думаете?

– Я не думаю, я тут знаю кое-что. Во-первых, на новенького везет частенько. Во-вторых, можно сказать, я игрок уже профессиональный. Я играю примерно столько, сколько тебе лет. Всякого повидал. Эти деньги считаются легкими. Как бы не так! Кто только на моей памяти за ними не гонялся! Когда начиналось "Спортлото", десять тысяч выигрыша стоили больше, чем сейчас, может быть, сто миллионов. Желающих на такой кусок уйма находилась, и математиков там хватало, уж ты поверь. Кандидаты-доктора, профессора и чуть ли не академики. Сколько было разработано всяких систем! И все до одной на поверку оказались туфтой, пустым переводом денег.

– А вы всегда выигрывали?

– Не всегда и не сразу, и старуха моя на меня ворчала. Но последние пятнадцать лет, сынок, я постоянно в плюсе. При образовании в семь классов, заметь. Я опираюсь на практику и на специфические приемы работы. Могу поспорить, что вся твоя высокая математика тут гроша ломаного не стоит. Ты, хоть и не завзятый игрок, математикой своей маскируешь интуицию. Согласен?

Тут-то я и подумал, что нет лучше материала для работы по статистическому анализу и статистической прогностике, чем лотерея. И отвечал, уже размышляя на эту тему:

– Вы правы и неправы одновременно. Правы, что если б с помощью каких-то функций можно было бы вычислить выпадение шаров, все лотерейные конторы закрылись бы.

Рассчитать можно некоторые параметры, чем добиться увеличения шансов. Интуиция – это тоже метод расчета, только способ расчета не выходит на уровень сознания и остается в подсознании, из-за чего результат кажется озарением. Ваши специализированные методы, мне кажется, того же корня. Нащупали функцию практически, но даже не поставили задачу сформулировать ее. Результативность повысилась процентов на пятнадцать, но и это уже дало огромный плюс. Всю гармонию интуиции, поверьте, можно проверить алгеброй.

– Сынок,– сказал старик проникновенно, – меня зовут Иван Иваныч Скобелев.

Посмотри, если не веришь, – и он протянул карточку водительского удостоверения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю