Текст книги "Деньги не пахнут 7 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава 8
Следующее утро встретило мир запахом раскалённого кофе и лихорадочным звоном биржевых колоколов. На экранах, сиявших голубыми и зелёными отблесками, словно в отражении городских витрин после дождя, красовалась цифра: 1500. Акции Herbalife рванули вверх, оставляя за собой шлейф восторга и паники. Люди сжали чашки с остывающим кофе, кто-то не дышал, кто-то выругался, кто-то закрыл лицо ладонями. Но уже к вечеру жара схлынула – стрелка ползла вниз, медленно, как падающий лист, пока не остановилась на 1350.
Через день биржа охладилась окончательно. Взлёт, взорвавший мир, закончился столь же стремительно, как начался. В течение двух суток легендарный «шорт-сквиз» растворился, оставив после себя пепел комментариев и всплеск эмоций. Но затишье было обманчивым – волна только набирала силу.
По всем телеканалам, в газетах, в интернет-лентах гремели восторженные заголовки:
«Исторический день: простые инвесторы свергли титана Уолл-стрит!»
«Давид снова победил Голиафа! Это событие войдёт в учебники по экономике!»
Речь шла не просто о деньгах. Это был бунт против самой системы – яростный крик мелких инвесторов, уставших от жадности гигантов. И в центре этого бури стояло одно имя – Сергей Платонов.
– Без него ничего бы не произошло, – говорили аналитики в холодных студиях, где свет прожекторов дрожал на белых столах.
– Можно считать это его официальным дебютом, – произносил ведущий с восторженной улыбкой. – До этого были сомнения в его таланте, но теперь – тишина. Одним ходом он заставил замолчать всех критиков. Такой взлёт не видели никогда!
Репутации обычно строятся годами, иногда десятилетиями. Сергей Платонов прошёл этот путь за полгода, с того самого дня, как основал свой фонд. Гений, не иначе.
Газеты пестрели словами:
– Фонд-менеджер должен обладать холодным разумом, терпением и прозорливостью… Но Платонов – не просто аналитик. Он словно играет в четвёртом измерении.
– Контршорт против шорта – немыслимый ход! Увидел мошенничество там, где никто не заметил. И при этом защищал лекарства для пациентов с редкими болезнями. Уникальное сочетание – ум, храбрость и совесть.
Толпа обожествляла нового героя. Его имя произносили с оттенком святости – «Святой Сергей». В эпоху, когда протесты «Occupy Wall Street» кипели по всему миру, общественная любовь к управляющему хедж-фондом казалась невозможной. Но Платонов нарушил и это правило.
Он стал не символом алчности, а лицом справедливости – человеком, который боролся за больных, за честность, за простых инвесторов.
На форумах и в социальных сетях текли нескончаемые потоки восторгов. Скриншоты прибыли, победные комментарии, мемы, цитаты. Люди хвастались своими выигрышами на Herbalife и теми, кто успел заработать на опционах Valeant.
– Святой велел YOLO на 50 тысяч, и вера принесла четыре миллиона!
– Семь миллионов! Ухожу на пенсию. Вера уровня богов оправдалась!
Истории успеха множились, и вскоре из этой пены восторга родилось новое движение.
– Можно стать миллионером, просто повторяя за Сергеем Платоновым? – этот вопрос эхом прокатился по форумам.
Психологи называли это эффектом ореола – когда блеск чьего-то успеха ослепляет рассудок. Так толпы шли за Баффетом, Соросом, а теперь – за Платоновым.
– Есть новости о следующем пророчестве Святого Сергея?
– Доступ к его инвестициям – только у участников фонда?
Форумы гудели, словно рынок на рассвете. Люди, опьянённые свежими прибылями, хотели знать, куда направлен его взгляд.
Но фонд Платонова, Pareto Innovation, был слишком молод и невелик, чтобы раскрывать все карты. Документы о его позициях должны были появиться лишь в феврале. До тех пор оставалась только одна нить.
– Allergan, – писали на форумах.
– Он ведь всё это затеял ради защиты Allergan!
– Говорят, он даже в совете директоров!
Allergan – фармацевтическая компания, чьё имя теперь звучало как пароль. Люди верили, что за этим стоит что-то великое, и начали скупать её акции с жадностью, какой пахнет только в дни биржевых чудес.
За считанные недели цена взлетела с 156 до 200. На экранах всё снова горело зелёным. Мир привык к чудесам Сергея Платонова – и, кажется, был готов поверить в ещё одно.
Сергей Платонов не упустил этот шанс.
* * *
Работа ещё не была закончена. Нужно было избавиться от акций «Аллергана».
В прошлой жизни компания слилась с «Актавис» за двести двадцать долларов за акцию, но теперь всё пошло по-другому.
«Теперь-то можно продать подороже…» – мелькнула мысль, пока утренний свет ложился на длинный стол заседаний, где пахло свежим деревом, кофе и лёгким оттенком антисептика.
На заседании совета директоров «Аллергана», впервые за долгое время собравшем всех вместе, Платонов поднялся и спокойно произнёс:
– Предлагаю рассмотреть новый вариант слияния.
В комнате сразу воцарилась тишина. Шорох бумаг прекратился, щёлкнула ручка – кто-то нервно постучал ею по столу. Директора переглянулись, а генеральный директор Беккет, нахмурив лоб, осторожно спросил:
– Раз уж угроза со стороны «Валианта» миновала… действительно ли слияние всё ещё необходимо?
С самого начала идея объединения не вызывала восторга. Её приняли скорее как вынужденную меру – чтобы не дать ненавистному «Валианту» проглотить компанию. Теперь, когда опасность исчезла, прежний скепсис вернулся вместе с облегчением.
Но Платонов говорил твёрдо, без колебаний:
– Если просто сидеть сложа руки, скоро появится новая компания, которая попробует то же самое. Сейчас фармацевтика держится на масштабе.
Мир лекарств менялся. Сроки патентов истекали, и компании стремились к слияниям, как моряки к берегу во время шторма – чтобы расширить линейки препаратов, сохранить влияние. Теперь размер определял силу.
Если оставить всё как есть, «Аллерган» снова станет лёгкой мишенью.
– Лучше объединиться сейчас, на наших условиях, пока цена высока, чем потом снова воевать.
Слова звучали спокойно, но за ними чувствовалась сталь. Тем не менее, выражения лиц оставались пасмурными – кто-то опустил глаза, кто-то делал пометки, лишь бы не встречаться взглядом с Платоновым.
Он пожал плечами, слегка постучав пальцами по полированной столешнице.
– Вы против? Тогда давайте запустим официальный процесс.
В воздухе, словно от электрического разряда, пробежало напряжение. Кто-то кашлянул. Кто-то шумно вдохнул, будто вспомнил, с кем имеет дело.
Пусть Платонов числился директором и публичным лицом, тем, кто выстоял против Акмана, – на деле он представлял активистский фонд. Фонд, который покупал доли, чтобы диктовать решения.
Улыбнувшись почти дружелюбно, он добавил:
– Если совет не согласен, можно спросить у акционеров напрямую.
После истории с Акманом его репутация взлетела до небес. Чьи слова окажутся убедительнее на общем собрании – скромных директоров или человека, который спас компанию от захвата? Ответ был очевиден.
И это тонкое напоминание сработало.
– Разумеется, мнение Сергея мы уважаем, – поспешил сказать один из членов совета. – Просто нынешние кандидаты, как нам кажется, не слишком удачны…
В этом он был прав. Те варианты, что обсуждались раньше, выглядели блекло. «Актавис» был лишь наименее плохим из всех.
Платонов кивнул.
– Значит, начнём с нуля. Ситуация ведь изменилась, не так ли?
– Изменилась? – переспросил Беккет.
– Конечно. Благодаря этой истории «Аллерган» теперь воспринимается как символ честности и стойкости. Компания, которая не продалась хищникам. Такой имидж стоит сотен миллионов долларов рекламного бюджета. Разве не думаете, что теперь крупнейшие фармпроизводители захотят нас заполучить?
– Крупнейшие…? – медленно повторил кто-то из директоров, и в воздухе повисла едва уловимая смесь недоверия и надежды.
Кто-то щёлкнул крышкой авторучки. Кто-то тихо втянул запах свежесваренного кофе. И в этой гулкой тишине было ясно: лед тронулся.
Совет директоров «Аллергана» сидел в растерянности, будто в комнате внезапно потух свет. Это было понятно: основная продукция компании – косметические препараты вроде ботокса – плохо сочеталась с деятельностью фармацевтических гигантов, производящих серьёзные лекарства. Для таких, как «Аллерган», идея поглощения всегда казалась чем-то чужим, почти враждебным.
Однако Сергей Платонов говорил спокойно, уверенно, словно ветер, который знает, куда дует:
– Бросим сеть в рынок. Уверен, улов будет достойным.
Выбора у совета не оставалось – пришлось согласиться. И, как и следовало ожидать, недолго пришлось ждать. Рынок отозвался быстро, словно тёплая вода, в которой вспыхнули тени крупных рыб. Одна за другой на горизонте появились компании-гиганты, но внимание Платонова привлёк именно «Лоусон» – мировая корпорация с весомым именем и мощными ресурсами.
– Разрешите вести переговоры лично? – спросил он, глядя на директоров.
– Ты, Шон? – переспросил кто-то с оттенком сомнения.
– Если доверия нет…
– Нет-нет, конечно, доверяем, – поспешно ответил Беккет.
Репутация человека, с которым не стоит связываться, порой оказывалась лучшим щитом. Так исчезала необходимость в долгих уговорах – дорогу расчищала одна лишь репутация.
Когда начались переговоры с «Лоусоном», атмосфера в зале напоминала плотный воздух перед грозой – гулкий, настороженный. Сергей изложил предложение предельно прямо, без обходных фраз:
– Триста пятьдесят долларов за акцию. При этом «Аллерган» сохраняет независимость как дочерняя компания.
Представитель «Лоусона» нахмурился, тонкие пальцы постукивали по стеклу планшета, где мерцали цифры.
– Триста пятьдесят… Это выше ожидаемого, – произнёс он наконец.
– Считаю, что компания стоит не меньше, – ответил Платонов, чуть склонив голову.
– Есть опасения, – осторожно добавил собеседник, – что текущая стоимость акций завышена. Возможно, это временный пузырь.
Платонов тихо улыбнулся. В комнате пахло кофе, бумагой и лёгкой тревогой.
– Возможно, – кивнул он. – Поэтому есть особое предложение. После слияния – место в совете директоров «Лоусона».
Собеседник даже перестал дышать на миг. В подобных сделках старые члены совета обычно уходят. А тут – человек предлагает не просто остаться, а присоединиться, будто делает одолжение.
Но Платонов знал, что делает.
– Пока я в совете, пузырь не лопнет. Не так ли?
Слова упали на стол тяжело, но звучали как обещание. Репутация Платонова, сиявшая после истории с Акманом, теперь должна была перелиться и на «Лоусон». И это было только начало.
– Кроме того, если в будущем возникнут вопросы этики… моё присутствие окажется весьма полезным.
Наступила тишина, густая, как мёд. За окном шумел кондиционер, где-то звякнула чашка. Собеседники переглянулись. Все прекрасно знали, как теперь называли Платонова в сети – «святым инвестором». Человеком, который спас компании, поддерживал разработки для редких болезней, оберегал слабых. Его участие само по себе стоило больше, чем любая рекламная кампания.
– Это… верно, – наконец произнёс представитель «Лоусона».
Так и началось слияние «Аллергана» с «Лоусоном» – не как поглощение, а как встреча двух течений, где одно усилило другое, а имя Сергея Платонова стало тихим, но неоспоримым знаком силы и доверия.
В тишине просторного офиса, где воздух дрожал от слабого гула серверов и запаха свежесваренного кофе, в воздухе повисла мысль: «Продажа вышла на удивление удачной». Пять процентов акций «Аллергана» принесли солидную прибыль, но дело, конечно, было не в деньгах. Не только в них.
Компания «Лоусон» оказалась бесценным партнёром – именно та, что занималась редчайшими лекарствами, спасавшими жизни. Если теперь в совете директоров появится человек с таким именем, сотрудничество с крупнейшими фармацевтами откроет новые пути, словно закрытая до этого дверь, за которой слышались едва уловимые звуки больших возможностей.
Пришло время двигаться дальше. На этом этапе всё, что можно было получить напрямую, уже лежало на столе. Пора было подвести итоги.
– Все позиции по «Вэлианту» и «Гербалайфу» закрыты, – голос Лорана звучал спокойно, но внутри него звенело напряжение. – Восемьсот восемьдесят девять миллионов с «Вэлианта» и три миллиарда триста сорок два миллиона с «Гербалайфа». Итого четыре миллиарда двести тридцать один миллион долларов.
– Чего⁈ – выдохнул Добби, прижимая ладони к лицу. Глаза его блестели, будто в них вспыхнули крошечные молнии.
Лоран бросил на него короткий взгляд, затем снова уткнулся в экран, и пальцы его застучали по клавиатуре.
– Если сделка с «Аллерганом» пройдёт гладко и удастся ликвидировать пакет акций… добавится ещё три миллиарда пятьсот девяносто миллионов. Общая сумма составит семь миллиардов восемьсот двадцать один миллион.
По комнате прокатился глухой звук – кто-то шумно сглотнул. Люди переглядывались с округлившимися глазами, но никто не смел нарушить напряжённую атмосферу. Отчёт ещё не закончен.
– Осталась прибыль по опционам… – Лоран говорил медленнее, словно подбирал слова. – Но из-за возможных претензий регулятора точную сумму назвать пока нельзя. Сделка слишком крупная, мы зашли почти на предельный уровень. Вероятность, что Комиссия по ценным бумагам заинтересуется, крайне высока.
В комнате запахло озоном – то ли от разогретой техники, то ли от самой тревоги. Сделка и впрямь балансировала на грани – объёмы покупок достигли тех самых лимитов, после которых рынок начинает шептаться о манипуляциях. Если Комиссия решит провести расследование и увидит в происходящем признаки сговора, часть прибыли могут забрать штрафами… или даже хуже.
Но в голосе Сергея Платонова не дрогнула ни одна нота:
– Даже если начнут расследование, проблем не будет.
– Уверен? – уточнил Лоран, сжимая в руках лист с цифрами так, что тот чуть не порвался.
– Это не инсайдерская торговля, – прозвучал ответ. – Максимум – обвинят в манипулировании рынком. Но тут всё иначе: никто из хедж-фондов не тянул за ниточки. Это был стихийный взрыв, уникальное короткое сжатие, вызванное самой публикой. При таком пересечении «Вэлианта» и «Гербалайфа» невозможно говорить о заранее спланированной игре.
Несколько секунд Лоран сидел молча, затем кивнул и продолжил отчёт.
– Если исключить риск регулятора… прибыль по «Вэлианту» – один миллиард семьсот восемьдесят один миллион, по «Гербалайфу» – два миллиарда четыреста восемьдесят четыре миллиона. В сумме…
– Чёрт… – выдохнул кто-то.
– Вот это да… – добавил другой, едва слышно.
Добби в это время судорожно набирал цифры на калькуляторе, а потом закричал:
– Святой небосвод! Двенадцать миллиардов восемьдесят шесть миллионов!
Цифра отозвалась эхом под потолком. Это была прибыль за один-единственный квартал. Некоторые просто сидели, глядя в экран, как на мираж. Даже воздух казался гуще, чем обычно.
За окном солнце пробивалось сквозь жалюзи, полосами ложась на столы, на листы с цифрами, на растерянные лица. Исторический момент – результат трёх акций, двух легендарных «шортов», сыгранных так, как не сыграет больше никто.
Под конец шум в комнате постепенно стих. Возбуждение оседало, превращаясь в спокойное осознание: такой день случается раз в жизни. И в этом спокойствии слышалось не только удовлетворение, но и отдалённый привкус грозы – предчувствие следующего шага, ещё более опасного, но манящего, как запах грядущего дождя.
* * *
Январь 2015 года.
В финансовом мире этот месяц всегда стоял особняком – гулкий, напряжённый, будто воздух в нём дрожал от ожидания. Именно тогда, под хруст бокалов и шелест дорогих костюмов, управляющие фондами, распоряжающиеся сотнями миллиардов долларов, сходились лицом к лицу с инвесторами, каждый стремясь заманить деньги в свою гавань.
Но в тот год Уолл-стрит гудел как перегретый трансформатор – неспокойно, тревожно, с едва уловимым запахом озона в воздухе.
В залах дорогих отелей, где кондиционеры гудели басом, раздавались уверенные голоса:
– Текущие рыночные тренды благоволят технологическим компаниям. Наш фонд уже вложился в лидеров облачных вычислений и финтеха, за год показав 12-процентную доходность. В этом году ожидаем ещё больше…
Каждый управляющий расправлял плечи, словно актёр на сцене, демонстрируя безупречную улыбку и безупречные графики. Цифры летали в воздухе, как искры: «рост», «ликвидность», «капитализация».
Инвесторы сидели напротив, опершись подбородками на руки. На лицах – скука, в глазах – холодный блеск.
– Хм, понятно, – лениво кивали они, хотя в глубине сознания уже щёлкали калькуляторы.
Позже, в своих кабинетах с мягким светом ламп, они вновь оживали – цифры забегали по экранам, формулы шептали свои секреты, а отчёты превращались в карту сокровищ, по которой решалось, куда потекут миллиарды в новом году.
Обычно это было занудное занятие – игра в арифметику с шестью нулями. Но не в этот раз.
На этот раз всё внимание приковал один-единственный фонд, стоящий особняком, как сверкающий небоскрёб среди серого каменного моря. Его имя звучало в каждом разговоре – «Парето Инновейшн».
Во главе стоял восходящая звезда Уолл-стрит – Сергей Платонов, тот самый, кто обошёл Акмана и с грохотом вошёл в элиту финансового мира.
Деловые каналы не умолкали ни на день:
– Сможет ли Акман вернуться на вершину?
– По слухам, частная компания KP готова влить 10 миллиардов долларов в его «Мэверик Инвестментс».
Акман, некогда король Уолл-стрит, теперь едва держался на плаву. Волна заявок на вывод средств грозила утопить его фонд, и лишь срочная помощь спасла его от гибели.
– Эксперты считают, что это может стать концом карьеры Акмана. Хотя, похоже, он готов попробовать ещё раз.
– Почему же KP рискнула вложить столько?
– Видимо, всё ещё верят в его талант. Убытки ведь вызваны редким случаем – «восстанием розничных инвесторов». Остальные активы у него по-прежнему привлекательны. Хотя, без сомнения, условия сделки были жёсткими.
Акман словно вынырнул из-под воды, хватая воздух, но вокруг уже кружили акулы сомнений.
– Размер убытков поражает – около 13 миллиардов долларов, – писали аналитики.
А на Уолл-стрит, как водится, чья-то потеря всегда означает чью-то победу. И все взгляды устремились в одном направлении.
– Кто же нажился на падении Акмана?
– Судя по данным, отдельные инвесторы, вложившиеся в Herbalife и Valeant, заработали неплохо. Но…
Все уже знали, кто действительно снял сливки.
– Похоже, именно «Парето Инновейшн» собрал львиную долю прибыли.
Следом, словно цепная реакция, встал новый вопрос:
– А сколько же они сделали на этом?
На Уолл-стрит этот вопрос звучал не раз, но ответа не было. Прибыль хедж-фондов раскрывали только своим.
Однако слухи имели странное свойство просачиваться сквозь любую завесу секретности. И вот появилась первая зацепка – разговоры о премиях.
– Слышал, сколько бонусов выплатили в «Парето»? – шептал кто-то в лифте, пахнущем металлом и дорогим парфюмом.
В мире хедж-фондов бонусы – не просто награда, а отражение успеха. Чем выше прибыль, тем толще кошелёк сотрудников. Именно по этим цифрам можно было вычислить, насколько хороши дела у Платонова.
Но то, что доносилось до публики, казалось неправдоподобным.
– Что? Аналитик получил семь миллионов? – ахали в кулуарах.
– Да, но…
– Не смеши! Наверняка это сумма портфельного менеджера.
В воздухе витала смесь кофе, дорогих духов и азарта. На мониторах переливались графики, а где-то в небоскрёбе с зеркальными окнами кто-то тихо улыбался, глядя на бегущие цифры.
Сергей Платонов уже не просто играл на бирже – он дирижировал оркестром, и весь Уолл-стрит слушал его музыку.
На Уолл-стрит в тот вечер гул стоял такой, будто под потолками баров гремел морской прибой. Кто-то сказал, что премьер получил тридцать миллионов долларов, и эти слова, перекатываясь из уст в уста, разрастались, как снежный ком.
– Что? Тридцать миллионов бонусом? Да это же бред! – изумлённые голоса сливались с грохотом льда в стаканах и звоном бокалов.
Чем дальше расходились слухи, тем сильнее росло недоверие. Сумма казалась просто немыслимой. Кто-то шепнул, будто Сергей Платонов заработал больше, чем Сорос во время кризиса фунта. Если верить этой болтовне, прибыль Платонова могла перевалить за два миллиарда долларов.
– Да ну, ерунда, – говорили одни. – Наверняка преувеличивают.
– Или его сотрудники хвастаются, – добавляли другие.
Однако вскоре пышные траты работников фонда «Парето» заставили всех усомниться в собственном скепсисе.
– За Парето хоть в гроб! Однажды в стае Касатки – навсегда в стае Касатки! – кричал кто-то, размахивая бокалом.
– Дом купил на десять лет раньше, чем планировал. Теперь жить неинтересно – что дальше?
– Текилы всем по пять шотов!
Бары Уолл-стрит гудели от вечеринок, будто там праздновали не успех, а конец света. Смех, тосты, пьяные песни, звон монет, летящие в воздух – всё это делало слухи слишком убедительными, чтобы не поверить.
Весть о баснословных прибылях разлетелась по всему финансовому району со скоростью вспышки. Реакции были разные.
– Не может быть! – твердили те, кто всё ещё не верил.
– Эх, вложился бы тогда… – сокрушались опоздавшие.
– Когда следующая подписка? – спрашивали самые нетерпеливые.
Фонд Сергея Платонова мгновенно стал самым желанным местом для инвестиций на Уолл-стрит. Но попасть туда теперь было почти невозможно. Популярные фонды не пускают всех подряд – даже если перед ними машут пачками денег.
«Парето Инновейшн» уже управлял одиннадцатью целыми и тремя десятыми миллиарда долларов. Платонов закрыл приём средств, как только достиг этого предела. Теперь все гадали: расширит ли он фонд? Если да, то насколько? И по каким критериям будет отбирать новых инвесторов?
– Он что-нибудь объявлял о новом раунде?
– Нет. Даже с институциональными инвесторами не контактирует.
– И на февральском саммите не появится, говорят…
Пока рынок затаил дыхание, вышла короткая новость:
«Pareto Innovation приглашает на новогодний вечер 2015 года».
Официально – чтобы восполнить упущенное: без Рождества, без праздников, без фейерверков. Но опытные игроки сразу поняли подтекст.
– Почему именно сейчас? – задавались вопросом в кулуарах.
И стало ясно: среди приглашённых были не только старые партнёры, но и те, кто ещё не вложил ни цента, – представители крупных институтов, состоятельные клиенты, охотники за удачей.
Это был сигнал. Платонов снова собирался открыть двери для новых денег. Только не для всех – лишь для тех, кому позволят войти.
Что же там происходило на самом деле – знали только те, кто оказался среди гостей. И вот, когда напряжённое ожидание достигло пика, настал день вечеринки.
* * *
Празднование Нового года фонд «Парето» решил устроить в отеле «Сент-Риджис» – месте, где воздух сам пахнет богатством и старинной роскошью. Лакированные двери, словно отполированные до зеркального блеска, отражали мягкий свет люстр, а в мраморном холле разливался аромат свежих цветов и тонких духов.
Сергей Платонов прибыл, когда вечер уже набрал обороты. У входа его окутала волна звуков – звенели бокалы, играли скрипки, слышался густой гул разговоров, в котором пробивался звонкий смех. Сердце, казалось, на мгновение сжалось от нахлынувшего чувства: всё это когда-то было мечтой, давней, почти забытой.
Когда-то он мечтал провести приём именно здесь, в главном зале «Сент-Риджиса» – того самого, куда обычных людей не пускали даже взглянуть лишний раз. Для этой гостиницы важно было не просто богатство – статус, история, репутация. И то, что двери зала теперь открылись ради «Парето», значило одно: победа достигнута.
У входа в банкетный зал гостей встречала ледяная скульптура – творение, заказанное по личному распоряжению Платонова. На прозрачных, искрящихся под прожекторами глыбах застыла сцена: Давид занёс пращу над поверженным Голиафом. Аллегория была прозрачной – слишком даже. Победа над «Голиафом» Уолл-стрит, Биллом Акманом, стала символом всего этого торжества.
В центре зала переливалась башня из бокалов Baccarat. Тонкие, как дыхание, стены хрусталя улавливали каждую искру света. Внутри струился Dom Pérignon, в котором на поверхности играли золотые хлопья – настоящие, двадцатичетырёхкаратные. Говорили, что персонал отеля, привыкший к сдержанной роскоши, морщился, расставляя бокалы под такую мишурную затею, но роскошь была не случайна. Каждый блеск, каждый пузырёк шампанского, каждый кусочек золота – символ добычи, завоёванной ценой рискованных решений и безупречного расчёта.
«Тратить – так тратить с размахом», – словно бы шептали стены, глядя на золотистый каскад. Ведь в этом блеске отражалась суть победы, её цена и её вкус – терпкий, обжигающий, но пьянящий.
Зал был переполнен. Воздух стоял плотный, тёплый, пах духами, шампанским, лёгким потом и дорогими сигарами. Люди теснились плечом к плечу, и даже мраморные колонны казались живыми – будто впитывали шум голосов. Список подтверждений участия превысил девяносто пять процентов – фантастический результат даже для самых элитных мероприятий.
Стоило Платонову показаться, как людская волна рванулась к нему.
– Сергей! Наконец-то удалось встретиться!
– Читал статью в Forbes! Поздравляю – звезда 2015 года! Никто не заслужил этого больше, чем ты!
– Мы ведь пересекались на саммите, помнишь?
Институциональные инвесторы, обычно надменные и холодные, теперь буквально тянулись к нему – кто-то хотел пожать руку, кто-то просто произнести хоть слово.
Всего полгода назад эти же люди отворачивались на встречах, словно он был пустым местом. Теперь же теснились, стараясь попасть в его поле зрения, в его мир.
И вдруг, среди блеска улыбок и шороха шелка, толпа стала расступаться. Наступила короткая, настороженная пауза. В глазах гостей мелькнуло любопытство.
Через образовавшийся коридор шёл высокий мужчина с уверенной походкой. Суровое лицо, холодная улыбка, и в его присутствии чувствовалось что-то хищное, ледяное.
Декс Слейтер из «Шарк Кэпитал». Тот самый, кто некогда сражался против Платонова в истории с «Эпикурой» и потерпел сокрушительное поражение.
Он остановился прямо напротив, чуть склонив голову.
– Давненько не виделись, – произнёс Слейтер, и в его голосе звенел металл, тонкий, как лезвие ножа.
Вокруг запахло грозой.
Великий белый кивнул коротко и отвернулся, но оказался не одинок.
– Позвольте представить. Это Дан Лоеб, а это Саул Спрингер, – произнес кто-то рядом, и имена отозвались в ушах, как шорох дорогих костюмов.
Сразу же бросились в глаза двое, стоявшие по обе стороны – фигуры узнаваемые, тяжеловесы в игре активистских инвестиций, те, кого на Уолл-стрит причисляли к топ-десятке. Их приветственные улыбки были тонкими, почти театральными; под ними скрывались расчётливые взгляды, холодные и внимательные, как лезвие, изучающее добычу.
– Следили за последними событиями, – прозвучало ровно.
– Очень нестандартный ход. Смело и креативно, – добавили с лёгким торжеством в голосе.
Сквозь вежливость слышалась аналитика: причина интереса понятна – поверженный был Акман, игрок того же высшего эшелона. Разрушение устоявшегося порядка всегда вызывает тревогу у тех, кто держит власть железной хваткой с момента финансового кризиса. А теперь появилась трещина в их крепости.
– Как тут душно – не выйти ли на свежий воздух? – предложили с почти ненавязчивой вежливостью, ведущей к укромному месту у колонны, подальше от ушей и глаз.
В укромной тени последовало предложение, от которого кровь в жилах замерла от предчувствия:
– У нас есть закрытое собрание, где каждые месяц–два обмениваются инвестиционными идеями. Говорили о приглашении тебя. Как насчёт участия?
Имя группы прозвучало тихо и величественно: «Треугольник».
Это имя – легенда. Даже в прежней жизни о нём шептались, словно о мифическом совете, где вершилась настоящая власть. Неформальное, но невероятно влиятельное объединение, куда собирались старшие пояса Уолл-стрит, чтобы перед крупными ходами протестировать воду и отладить стратегию. В современной экономике это было нечто вроде тайного саммита мировых лидеров.
– Пока это не полноценное членство. В группе ценится баланс, нужен консенсус. Но пригласить на встречу хотели бы, – пояснили сдержанно, будто вручая билет на полоса испытаний.
Официально – ещё не член. Но шанс присутствовать на первом заседании и показать уровень – звучало как прямой вызов. Отказываться? Ни малейшего смысла. Попасть в круг обсуждений высшей лиги – редкая привилегия; отказаться – равносильно отвергнуть ключ к дверям, которые прежде казались запертыми навсегда.
Признание приходило упакованное в тонкие, почти невесомые удовольствия: репутация, влияние, положение. Деньги, конечно, тоже – огромные, но в этот момент нематериальные дивиденды мерцали ярче. Двенадцать миллиардов прибыли звучали как гром, но теперь важнее стали возможности, которые открывались вместе с этим.
Сверху скорлупа победы треснула и показала ещё большие горизонты. Соглашение последовало без колебаний – вход в новый круг был принят, словно сделка, заключённая рукопожатием и взглядом.
В груди вырвался тихий звук, почти неуловимый – смесь облегчения и предвкушения. Список приобретённых благ при падении Акмана рос, как башня шампанских бокалов: звон монет, шорох банкнот, шепоты в коридорах власти. Но это было только начало. Настоящий урожай, та, что изменит судьбу, ещё впереди.
