Текст книги "Деньги не пахнут 7 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Глава 2
После выступления Акмана сеть взорвалась, как перегретый котёл. Со всех сторон посыпались комментарии, спор, похожий на гул летнего шторма, заполнил интернет. Кто-то горячо поддерживал Акмана, другие язвили: «Касатка перегнул палку. Если это эксплуатация, тогда виноваты все фармкомпании подряд».
– Чтобы создавать новые лекарства, нужны деньги, – писали одни.
– Акман владеет десятью процентами акций «Валианта». Неужели стал бы инвестировать в откровенное зло? – вторили другие.
Но рядом, почти с тем же жаром, звучали и голоса насмешников:
– Всё свелось к «нам просто нужно больше прибыли», ха-ха.
– Программа поддержки пациентов? То есть помогают только бедным, а средний класс душат в упор?
– Тот, кто хвалится благотворительностью, обычно первый, кого стоит обходить стороной.
Поддержка Акмана держалась на его репутации – годами созданный образ инвестора с принципами, щедрого, решительного, умного. Однако имя Сергея Платонова, за которым тянулась слава разоблачителя «Эпикуры» и «Тераноса», само по себе притягивало к полемике массу внимания.
Никто не выигрывал. Баланс шатался, словно маятник, застывший между двух магнитов.
* * *
Телевизионные студии тут же почуяли запах крови – острый, металлический, будоражащий. Камеры засверкали, телесуфлёры ожили.
– Битва за «Ботокс» набирает обороты, до завершения тендера осталось всего две недели. Кто выйдет победителем? – вещали ведущие.
– Исход зависит от акционеров. Если сравнивать стороны, Акман давит на разум и выгоду, а Сергей Платонов – на совесть и чувства. Но обычно акционеры голосуют кошельком, а не сердцем.
– То есть у Акмана преимущество?
– Не всё так просто. Есть фактор бойкота, который продвигает Платонов. Если тот вырастет, стоимость бренда «Валианта» рухнет, и акционеры не смогут этого игнорировать."
– Получается, и у Платонова есть шанс?
– Зависит от масштаба. Сейчас активны в основном пользователи «Ботокса» и узкий круг сторонников «этичного потребления». Они шумные, но не многочисленные – меньше десяти процентов населения. Этого мало, чтобы напугать инвесторов.
Если перевести всё на язык цифр, картина выходила проста: Расширится бойкот – победа за Платоновым. Останется всё как есть – триумф достанется Акману.
* * *
В кабинете совета директоров «Аллергана» воздух был густой, с привкусом кофе и усталости. Стеклянные стены отражали напряжённые лица, а за окном дымились вечерние улицы.
– Присутствие Шона усилило поддержку, – произнёс кто-то, задумчиво крутя ручку, – но исход всё ещё туманен. Нужно искать запасные ходы. С учётом провала сделки с «Саликсоном» нельзя полагаться только на мнение публики.
«Саликсон» когда-то должен был стать козырем – блестящей покупкой, что подняла бы цену самой «Аллерган» и тем самым сделала бы захват «Валиантом» неподъёмным. Но проверка вскрыла фальшивку: фиктивные продажи, накрученные отчёты, складские призраки вместо товара. Пришлось отступить, оставив за спиной запах бумажной гнили.
Они тратили время зря. Но всё это было частью замысла.
Настоящая драма требует напряжения. Без риска и ошибок победа – просто цифра на экране. Зрителю нужно дыхание перед бурей, дрожь ожидания, прежде чем всё обернётся на волосок от гибели.
* * *
– До окончания тендерного срока осталось две недели, – сказал финансовый директор, – даже если найдём нового кандидата на покупку, сделку не успеть закрыть. Единственный шанс – выиграть время. Юридический запрет, приостановка сделки… возможно, это единственный вариант.
Юридическая война – холодная, вязкая, тянущаяся, как капля масла на воде. Когда-то всё это уже происходило. То же противостояние, те же шахматные партии с судьбой.
– Что скажете? – спросил кто-то у конца стола.
– Поддерживаю, – прозвучал ответ.
Голоса одобрения наполнили зал, напряжение ослабло. Взгляды, которые ещё недавно были настороженными, теперь стали доверчивыми. Совет директоров верил – возможно, впервые за долгое время. Верил, что этот человек способен тянуться с Акманом на равных, не дрогнув.
А где-то за окном уже темнело. Вдалеке рокотал город – как огромная сцена, готовая к следующему акту.
Совещание уже подходило к концу, когда один из членов совета, будто решаясь перейти тонкую грань, осторожно произнёс:
– Медийная стратегия… она останется прежней? Если затишье затянется, не станет ли это… проблемой?
В его голосе не звучало открытого недоверия, скорее – тревога, лёгкое беспокойство от осознания, что шаг за шагом компания шла по канату над пропастью. Время, пожалуй, действительно пришло – пора было переходить к следующему этапу.
– Вернёмся к этому разговору завтра. К ночи ситуация изменится.
– К ночи? – кто-то приподнял брови. – Неужели снова выход на эфир?
– Нет, на этот раз – не лично. Сегодня выступит другой.
– Другой?.. Неужели…
В зале повисло напряжение. Несколько голов синхронно повернулись, в глазах – ожидание, нетерпение.
– Да, – прозвучал ответ. – Господин Айкан согласился выйти в эфир.
Настоящая медийная война требовала зрелища – вспышки, искры, запаха дыма. Айкан подходил идеально: острый на язык, артист по натуре, он знал, как зажечь публику.
– Айкан⁈ —
– Да ну, правда? —
– Не может быть… Второй раунд? —
К девяти вечера офис гудел, словно улей. Люди сбивались в группы, тянулись к экранам, пахло разогретым кофе и пылью от старых кондиционеров. Гул голосов сливался с треском переключающихся каналов. По ту сторону Уолл-стрит, наверное, царила та же лихорадка: ожидание шоу.
– Он ведь снова нападёт, да? – сказал кто-то, пододвигая стул поближе к монитору.
Год назад словесная дуэль между Айканом и Акманом вокруг Herbalife стала легендой. Никто тогда не щадил ни себя, ни противника. Остальные инвесторы предпочитали играть в джентльменов, говорить об этике и стратегии, но эти двое – плевали на приличия. Они колотили друг друга словами, как молотами, и публика визжала от восторга.
После того боя – год перемирия. Но стоило Акману поддержать Valeant, как Айкан, словно хищник, учуявший кровь, снова вышел на арену. По лицам зрителей скользила предвкушающая улыбка – все ждали, что он скажет, каким ударом начнёт.
Эфир начался. Голос Айкана звучал спокойно, хрипловато, но с жёсткой интонацией, как сталь, гнущаяся под прессом.
– Акман – лицемер.
Коротко, чисто, прямо в цель. А дальше пошёл поток обвинений – точных, хлёстких, с отточенной интонацией старого бойца.
– Он изображал из себя благородного спасителя, разоблачал Herbalife, утверждая, что борется с пирамидой, наживающейся на иммигрантах и бедняках. Говорил, будто защищает людей.
Тогда Акман разыгрывал роль рыцаря справедливости, будто не ради прибыли, а во имя общественного блага. Но теперь…
– С кем он теперь? С Valeant – компанией, что скупает препараты для редких болезней, взвинчивает цены до небес и покупает новые, пока больные гибнут, не дождавшись лечения. Разве это не настоящая пирамида, где заложники – пациенты? Вампир? Нет, хотя бы вампиры не скрываются. Акман – комар, сосущий кровь тайком, под покровом приличий.
– Вот оно! Комар!
Смех и хлопки прокатились по комнате. Пара трейдеров вскочила, кто-то достал банкноты, оказывается, спорили, как именно Айкан его назовёт. Запах пота, кофе и азарта смешался в воздухе. На Уолл-стрит даже шутки делались ставками. Каждый здесь был игроком.
На экране Айкан не замедлял темпа.
– Благотворительность? Зарабатывать на страданиях больных, а потом жертвовать часть наживы – это благородство? Нет, это просто спектакль. Очередная попытка отполировать собственный имидж.
Слова звучали хлестко, с металлическим эхом. Толпа перед экраном то ахала, то смеялась. А в углу, где стоял Сергей Платонов, уголки губ едва заметно приподнялись. Выбор оказался верным – Айкан сыграл роль безупречно.
Акмана можно было бы атаковать и в одиночку, но роль бойца куда лучше подошла Айкану. Для задуманного требовалось не просто резонанс – нужен был настоящий прилив людского интереса, вихрь свежих голосов и лиц.
Бойкот, поднятый несколько дней назад, тянул к себе в основном одних и тех же – принципиальных, шумных, но предсказуемых. Нужна была масса пошире: те, кто приходит не за идеей, а за зрелищем, запахом крови и вкусом горячего скандала.
Если бы сейчас вмешался сам Сергей Платонов, всё бы выглядело как обыкновенная дуэль – «Платонов против Акмана». Но если в игру вступает Айкан – всё превращается в продолжение легендарного шоу:
«Второй сезон великой собачьей драки».
«Старик возвращается за реваншем!»
«Затачивал нож год – и вот, дождался!»
Толпа таких зрителей не заставила себя ждать. Шум, свист, тысячи комментариев – словно стая ворон налетела на одно место, где запахло мясом.
– Говорит о морали, а сам высасывает деньги из пациентов!
– С самого начала было видно, что мерзавец.
– Орал про прозрачность, а сам тайком скупал акции через деривативы!
Поток насмешек и злости обрушился на Акмана. Но радость толпы ещё не значила поддержку. Пока это был просто праздник разрушения – люди наслаждались тем, как рушат чужой пьедестал. Чтобы этот огонь разгорелся в нужную сторону, требовалось добавить масла.
«Подлить ещё немного?» – мелькнула мысль, будто щелчок зажигалки перед новой вспышкой.
* * *
Как заставить людей стать на свою сторону? Сделать, чтобы полюбили? Нет. Сначала нужно, чтобы возненавидели другого. Ненависть вспыхивает быстрее, чем симпатия. А материал для разжигания этой злости уже лежал под рукой.
Утро встретило запахом мокрой бумаги и шорохом газет, когда на первой полосе развернулось крупное заглавие:
«Allergan подаёт в суд на Акмана и Valeant… Их альянс – инсайдерская торговля».
Выяснилось, что Акман и Valeant тайно скупали долю в компании Allergan. Всё это – до того, как план поглощения стал публичным. Сделка висела где-то между серым и чёрным на шкале закона.
Генеральный директор Allergan, мистер Беккет, выступил перед прессой. В его голосе звенел металл, а вспышки фотокамер вспарывали воздух, словно молнии.
– До публикации плана покупки Акман приобрёл значительный пакет наших акций. Это операция на основе внутренней информации – прямое нарушение правил SEC 10b-5. Незаконная прибыль не может быть оправдана.
Он пытался разжечь возмущение, но вместо огня публика зевнула. Всё звучало слишком высокопарно.
– Этот иск – не просто защита Allergan. Это борьба за справедливость на финансовом рынке. Мы не потерпим подобного поведения и ответим всеми законными средствами.
Благородно, сухо, без искры. А ведь людей зажигает не абстрактная справедливость, а то, что бьёт по их собственному карману.
«Не так это делается…» – подумалось с лёгким раздражением.
Чтобы злость зазвенела в сердцах, нужно было сделать её личной. Чтобы каждый у телевизора ощутил себя обманутым.
Через несколько часов в эфир вышло новое лицо. Камеры щёлкнули, свет ослепил, воздух в студии пахнул раскалённой пластмассой и кофе.
– Когда на рынке появляется новость о слиянии, акции компании-мишени обычно растут. Многие из вас следят за такими новостями, надеясь на небольшой, но честный заработок. Но пока вы сидели с калькулятором и лупой, Акман уже получил информацию напрямую от Valeant и молниеносно начал скупать акции.
Слова легли мягко, но остро, словно нож, скрытый под бархатом. Так делается ненависть – бесшумно, точно и с запахом крови в воздухе.
Толпа мелких инвесторов, людей, что каждое утро начинали с чашки дешёвого кофе и ленты новостей, оказалась идеальной целью. Те, кто следил за цифрами на экране, мечтая урвать кусочек удачи, даже не подозревали, что стали пешками в чужой игре.
На экране вспыхнуло лицо ведущего, его голос звучал спокойно, но под ним дрожал металл:
– И это ещё не всё. Подумайте о тех, кто продал акции Allergan до того, как вспыхнула новость о слиянии. Знали бы они о готовящейся сделке – ни один не расстался бы с бумагами по старой цене.
Кадры сменялись, на экране мелькали графики, пульсирующие зелёными и красными полосами. Шум толпы у мониторов в брокерских конторах напоминал ропот улья. Там, где раньше царила скука, теперь закипали разговоры, воздух пах пылью, перегретым пластиком и кофе из автомата.
– Тогда акции стоили сто двадцать пять долларов, – продолжил ведущий, – а вскоре поднялись до ста шестидесяти шести. Maverick Investments уже получил тридцать три процента прибыли – миллиард двести тридцать миллионов долларов чистыми.
Фраза повисла в воздухе, как удар гонга. Люди, привыкшие считать каждую сотню, ощутили, как в груди зашевелилось что-то горячее и злое.
Зависть – древний, острый запах, узнаваемый сразу.
Что может быть противнее, чем узнать, что сосед купил участок и разбогател? А если участок достался ему незаконно – и не просто сосед, а богач, что играет судьбами, словно фишками?
– Доступ к информации Акман получил не благодаря проницательности, – гремел голос, – а напрямую от главы Valeant. Это и есть инсайдерская торговля. Мог ли простой инвестор, сидя у экрана, получить тот же шанс? Нет. Простому человеку недоступны встречи один на один с генеральным директором.
Камера плавно приближалась. Ведущий смотрел прямо в объектив, словно обращался к каждому зрителю по отдельности.
– Миллиард двести тридцать миллионов. Вот цена того, что доступно лишь одному проценту людей. Остальные девяносто девять платят за их роскошь.
Эти слова сработали, как спичка, брошенная в сухую траву.
– Один процент против девяноста девяти – лозунг, который когда-то гремел на Уолл-стрит, ожил вновь.
– Жадность одного процента давит всех остальных!
В соцсетях запахло серой и злостью. Хэштеги множились, как искры в темноте:
– Опять эти богачи! Тридцать три процента прибыли, когда остальные довольствуются нулями!
– Конфисковать каждый цент!
– Почему никто не останавливает их?
«НечестнаяИгра»
«ПродажнаяСистема»
Смех сменился гулом возмущения. Старые раны – кризисы, потерянные дома, обесцененные сбережения – снова открылись.
Теперь в бой вступили не пациенты и не бойкотчики, а люди с брокерских форумов, те, кто жил надеждой на честный рынок.
Акман, почувствовав, как надвигается буря, поспешил оправдаться.
– Это недоразумение. Всё законно. Каждый шаг был согласован с юристами, – заявлял он в интервью, глядя прямо в камеру.
Но слова, рассчитанные на защиту, превратились в нож, обращённый против него.
– Раз он говорит, что всё законно, значит, законы гнилые!
– Закон для богатых!
– Они всегда уходят с прибылью, а мы платим!
Люди слышали совсем не оправдания. Они слышали: «Закон на моей стороне.» И с каждым часом убеждались – система прогнила до основания.
Для настоящей справедливости нужны были другие методы. Гул общественного возмущения достиг апогея. Настало время вывести на сцену героя, которого толпа ждала.
В студии вновь вспыхнул свет. Голос, спокойный и холодный, прорезал эфир:
– Бизнес-модель Акмана и Valeant не просто порочна – она угрожает самой идее справедливого рынка. Хищнические схемы должны быть остановлены. И они будут остановлены.
Толпа затаила дыхание. Каждой клеткой чувствовалось приближение развязки, как перед последним аккордом.
– Pareto Innovation открывает короткую позицию против Valeant. Объём – один миллиард долларов.
Эти слова прогремели, будто выстрел. Вибрация прошла через экраны, телефонные линии, через сердца людей, уставших быть обманутыми. Воздух дрожал от ожидания. Начинался настоящий финал.
* * *
Объявление Сергея Платонова о короткой продаже пронеслось по финансовому миру, словно ревущий тайфун, сметая покой и привычный ритм деловых кварталов. Новости гремели со всех экранов – от аналитических каналов до утренних шоу, где обычно обсуждали погоду и курсы валют. На экранах мелькали взволнованные лица ведущих, а внизу ползли красные строки: «Платонов открывает короткую позицию на миллиард долларов против Valeant!»
В эфире CNBC голос эксперта дрожал от восторга:
– За последние тридцать лет лишь трое осмеливались шортить свыше миллиарда! Джордж Сорос, который в девяносто втором поставил на колени Банк Англии! Майкл Бьюрри, предсказавший ипотечный крах 2008-го! И Уильям Акман, обрушивший Herbalife в 2012-м! И вот теперь – новичок с Уолл-стрит, фонд всего полгода как открыт, а уже рядом с легендами! Немыслимо, сенсационно, почти безумно!
Между стеклянных башен Манхэттена перекатывались эхом возгласы:
– Он спятил!
– С ума сошёл!
– Кто его подпёр деньгами⁈
Даже самые прожжённые трейдеры теряли дар речи.
На экране ведущая попыталась вернуть разговор в русло:
– Для зрителей, которые не знакомы с короткими продажами… объясните, что это вообще такое?
Эксперт вытер лоб платком и заговорил, стараясь сдержать дрожь в голосе:
– Короткая продажа – это когда инвестор берёт акции взаймы, продаёт их, а потом выкупает обратно дешевле, если цена падает. Разница и есть прибыль. Но это не просто инвестиция, это дуэль. Никаких компромиссов. Или выигрыш, или гибель.
Он сделал глоток воды и, повысив голос, добавил:
– Если акции Valeant пойдут вверх – Платонов потеряет всё. Если рухнут – Valeant падёт. Здесь не бывает ничьих. Победа только у одного.
Ведущая кивнула, будто ощутила холод стали на горле:
– Значит, настоящая битва?
– Именно. И дело не только в деньгах. Платонов сделал это открыто, бросив вызов самой Valeant. Это не просто сделка – это декларация войны. В духе того, как Сорос когда-то бросил вызов Банку Англии!
Имя Сергея Платонова теперь звучало рядом с великими. Его шаг напомнил миру, что один человек способен заставить дрожать даже экономические империи.
Когда-то Сорос публично заявил, что фунт стерлингов переоценён, и пошёл против самой Британии. За ним потянулись другие фонды, словно стая акул, почуявших кровь. Миллиарды обрушились на валюту, и в итоге Лондон вынужден был отступить. Сорос заработал миллиард за ночь – но главным трофеем стало доказательство, что даже государство может пасть от одного точного удара.
Теперь Платонов собирался применить тот же метод.
Публичное шортирование – это особая форма войны. Два полководца выходят на поле, объясняя миру, почему их правда – истина. А зрители, инвесторы, журналисты, обыватели – все выбирают, к кому примкнуть. И победа достанется тому, кто соберёт под свои знамёна больше союзников, больше денег, больше веры.
Этими полководцами стали Сергей Платонов и Уильям Акман. А поле боя – Уолл-стрит, где запах кофе и тревоги стоит в воздухе с самого утра.
На экранах мелькали заголовки:
«Битва титанов начинается!»
«Платонов против Акмана: кто рухнет первым?»
* * *
Тем временем в конференц-зале фонда «Мэверик Инвестментс» стояла вязкая тишина. Акман сидел, уставившись на столешницу, и глухо пробормотал:
– Не думал, что он осмелится…
Он прокручивал в голове десятки сценариев, но такой ход был за гранью здравого смысла. Публично объявить о короткой продаже – это всё равно что выйти на площадь и выстрелить в небо ракетой, приглашая всех врагов смотреть, как ты идёшь на штурм. Даже опытные фонды с многолетней историей не решались на такое.
– Храбец, мать его… – выдохнул кто-то из подчинённых.
Акман поднял глаза. В его взгляде смешались злость и уважение. Перед всем миром этот парень бросил вызов самому влиятельному человеку на рынке. Безумие. Абсолютное. Но именно в безумии и крылась опасность – потому что безумцы часто выигрывают там, где здравомыслящие проигрывают.
Он резко обернулся к аналитикам:
– Как рынок реагирует?
Ответа он ждал с тем же нетерпением, с каким генерал слушает доклад разведки перед боем. Где дрогнет первый фронт? Кто побежит? Пока ещё можно было спасти лицо. Но лишь пока.
После долгой паузы, когда воздух в кабинете стал густым, будто пропитанным напряжением и запахом кофе, Акман наконец заговорил снова, ровным, уверенным голосом:
– Продлим срок тендера до пятидесяти дней.
– Пятьдесят? – переспросил кто-то из аналитиков, не веря своим ушам.
– Этого хватит, – коротко бросил Акман.
Решение было принято. Новый срок установлен. Полсотни дней, чтобы поставить точку в скандале, затянувшем финансовый мир в водоворот. Акман был убеждён: за это время он сумеет всё повернуть в свою пользу. В сражении за умы институциональных инвесторов он не проиграет. Не может.
* * *
На следующий день газеты и новостные ленты запестрели заголовками:
«Valeant меняет условия тендерного предложения!»
Компания выкатала пересмотренную заявку – больше наличных, щедрее компенсации. Ход, рассчитанный на то, чтобы успокоить акционеров Allergan: показать, что слухи, обвинения и паника – всего лишь временная буря. Мол, всё под контролем.
Но буря только набирала силу.
Утром следующего дня, когда в воздухе стоял запах перегретой техники и свежей бумаги, началась трансляция, которая вскоре станет легендой. На экране появился Сергей Платонов. Фон за его спиной был спокойным, почти стерильным, но голос звучал как удар колокола:
– Valeant выстроила свой рост на безнравственной бизнес-модели.
Война уже была объявлена. Теперь наступал час генерала Платонова – время объяснить миру, почему акции Valeant обречены рухнуть. Задача стояла предельно ясная: дать инвесторам причину нажать кнопку «продать».
Речь началась с этики.
– Посмотрите, как менялись цены на препараты, купленные Valeant за последние пять лет: рост на 330%, 3000%, 150%, 1700%, 700%, 500%… Особенно на лекарства от редких болезней, где нет аналогов. Эти скачки – не бизнес, а грабёж.
Слова падали тяжело, будто камни. Но одной морали Уолл-стрит не проймёшь – ей нужен страх. А страх всегда требует фактов.
Платонов вывел на экран два ключевых довода.
– Первое: потребители узнали правду. Уже начался бойкот. Многие продукты Valeant – безрецептурные, они продаются в аптеках и супермаркетах. Простуда, прыщи, контактные линзы – всё это уйдёт с прилавков. Бойкот ударит прямо по выручке.
Второе касалось политики.
– В это время правительство обсуждает реформу здравоохранения, цель которой – снизить цены на лекарства. В таких условиях деятельность Valeant, основанная на эксплуатации, не может остаться без внимания. Мы обратимся в Федеральную торговую комиссию, Министерство юстиции и Конгресс с требованием начать расследование.
Пахло жареным. То, что раньше пряталось под корпоративным глянцем, теперь лежало на поверхности, под прицельным светом прожекторов. Вся страна следила за этим столкновением. Регуляторы, встревоженные гулом толпы, не могли остаться в стороне – Платонов ясно дал понять: проверка неизбежна.
* * *
Тем временем, в просторном кабинете «Мэверик Инвестментс» воздух стоял неподвижно, и только гудение кондиционера нарушало тишину. Акман смотрел на экран, нахмурив брови. На секунду в его взгляде мелькнуло что-то вроде узнавания. Эти слова, эти интонации… слишком знакомо.
То, что делал сейчас Платонов, было зеркальным отражением того, как когда-то сам Акман шёл против Herbalife. Те же удары. Та же стратегия. И теперь оружие, выкованное им самим, обернулось против него.
Когда-то Акман сам стоял на вершине – громогласно объявил о миллиардной короткой позиции и обрушил на Herbalife целый шквал обвинений. Тогда он вскрыл пирамидальную суть бизнеса, сыграл на общественном возмущении, предсказал гнев потребителей, вмешательство властей и обвал акций.
Теперь же в воздухе витала странная, почти вязкая тревога, словно сама история решила обернуться зеркалом.
Совпадение ли это? Мысль холодным уколом скользнула по сознанию Акмана, но вскоре растворилась в рациональной дисциплине. Эмоции следовало отложить в сторону – война не терпит сомнений. Оставалось только наблюдать.
Через два дня кабинет наполнился тихим гулом голосов и шелестом распечаток.
– Каков отклик рынка? – спросил Акман, не отрывая взгляда от экрана.
– Акции рухнули на восемнадцать процентов, – ответил аналитик, и слова его прозвучали как удар по стеклу.
Существенное падение. Холодные цифры говорили громче любых заголовков: буря, поднятая вокруг Valeant, ударила по доверию со всей силой.
– Основной удар пришёлся со стороны ESG-фондов, – добавил менеджер. – Они массово избавляются от бумаг.
Для фондов, ориентированных на принципы «Environment, Social, Governance», Valeant теперь выглядела как ядовитое пятно. На лице Акмана промелькнула тень – не раздражение, а скорее усталое осознание неизбежности.
Ещё в 2014 году ESG-фонды занимали уже семнадцать процентов мирового рынка активов. Цифра внушительная, но потеря предсказуемая. Те, кто исповедует корпоративную добродетель, не могли остаться в лагере, запятнанном репутацией.
– Они и так бы ушли, – прозвучал сухой вывод.
Всё внимание теперь сместилось на оставшиеся восемьдесят три процента – тех, кого ещё можно было удержать. Именно их следовало убедить.
– Что с короткими позициями? – спросил Акман.
– Сейчас открыто около 12,8%. Торги держатся на уровне двадцати процентов объёма. Пока это выглядит как разведка – мелкие игроки и частные трейдеры пробуют почву. Крупные фонды не вмешиваются, ждут.
Отчёт соответствовал ожиданиям. Влияние Платонова пока не достигло уровня, при котором задвигаются миллиарды.
Но затем в комнате повисла пауза. Молодой аналитик, сидевший рядом с менеджером, замялся, словно не решаясь продолжать.
– Есть ещё кое-что, сэр… хотя, возможно, это мелочь.
– Говори.
– Мы заметили странную активность со стороны розничных инвесторов.
– Розничных? – брови Акмана едва заметно дрогнули.
Эти игроки обычно оставались фоном. Да, их доля в рынке составляла около двадцати процентов, но в крупных сражениях институциональных капиталов их участие редко имело вес. Без доступа к закрытой информации, без финансового рычага, без скоростных платформ – толпа частников не могла играть в одну лигу с хедж-фондами. Их стратегия сводилась к «купи и держи», а о сложных инструментах вроде коротких продаж большинство знало лишь по статьям в интернете.
И всё же – почему вдруг всплеск активности?
– В соцсетях распространяются посты с призывами присоединиться к акции Платонова и поддержать бойкот Valeant. Более того, брокерские платформы начали выкладывать простые, пошаговые инструкции по торговле опционами… – голос аналитика стал тише, почти виноватым.
Фраза, которая изменила всё, прозвучала как глухой выстрел в тесной комнате:
– Похоже, частные инвесторы объединяются и массово становятся на сторону коротких позиций.
Тишина затянулась. Мониторы тихо гудели, в воздухе стоял запах нагретого пластика и кофе, оставленного нетронутым.
Акман не произнёс ни слова. Лишь неподвижно смотрел на цифры, ползущие вниз по экрану.
Это был новый, непредсказуемый фактор. То, чего не мог просчитать ни один из аналитических алгоритмов. Толпа – стихийная, эмоциональная, непокорная – впервые вошла на поле боя, где до сих пор властвовали титаны Уолл-стрит.
