Текст книги "Деньги не пахнут 2 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава 15
Назначенная встреча выпадала на воскресенье, но впереди оставалось ещё три дня – три долгих, напряжённых дня, которые нельзя было позволить себе растрачивать впустую. За эти часы предстояло многое успеть: обложиться сведениями о «Теранос», найти способ удержать Джерарда от вывода средств и одновременно подготовиться к разговору с его отцом.
Задачи громоздились, словно серые каменные плиты, и каждая требовала отдельного усилия. А тут ещё и новая трещина в планах: Рейчел объявила о себе как о представительнице прав пациентов в фонде Каслмана. От этой новости скулы сжались сами собой. Слишком ясно было, что тайное станет явным, и вопрос лишь во времени. Значит, оставалось только одно – подготовиться так, чтобы неизбежное обернулось оружием.
На следующий день состоялся разговор с Рейчел. Слова вышли прямыми и тяжёлыми, как свинец:
– Джерард назначил встречу. В воскресенье. Метрополитен-клуб.
Рейчел моргнула, глаза её расширились, как будто в них вспыхнул свет от внезапно распахнувшейся двери. Она ничего не знала. Или делала вид?
– Не может быть…, – пробормотала она, но голос выдал сомнение.
Выражение лица девушки колебалось между удивлением и тревогой. Всё же знала – не всё, но что-то. После короткой паузы Рейчел призналась:
– Отец в последнее время странно себя ведёт. Недавно спрашивал, знаю ли я человека по имени Сергей Платонов… Я боялась, что он навестит Шона.
Воздух в комнате сделался густым, словно перед грозой.
– И зачем ему встреча со мной лично? – вопрос прозвучал сухо и нарочито серьёзно, будто любое подобное событие само по себе несёт опасность.
Рейчел заметно занервничала, губы чуть дрогнули, но взгляд остался прямым. Наконец она выдохнула:
– Лучше, если ты скроешь наше знакомство. Папа подозрителен ко всем, кто рядом со мной. Особенно если это мужчина.
Слова её упали мягко, но в них слышалось предупреждение. И в этом проступала та же осторожность, что прежде угадывалась у Джерарда. Мужчины её семьи явно охраняли её от любого постороннего, словно от врага.
– Тогда скажем, будто мы просто знакомы… что лишь здороваемся при встречах, – добавила она уже тише.
Между фразами повисла пауза, будто воздух сам задержал дыхание.
– То есть ты предлагаешь лгать? – голос прозвучал негромко, но с острой тенью сомнения.
Рейчел вздрогнула, будто слова коснулись её слишком резко. Щёки вспыхнули лёгким румянцем, пальцы сжались. Девушка замялась, не решаясь сразу ответить. Она всегда тянулась к правде, словно к единственной прочной опоре, и любое отступление от неё давалось с трудом. Даже если в нужный момент ложь могла бы сыграть на руку, для неё это оставалось почти невозможным. Но в подобной прямоте таилась опасность – слишком уж легко было бы раскрыть тайну.
– Скрывать всё равно будет странно, – прозвучало рассудительно. – Если правда всплывёт позже, подозрений станет ещё больше. Да и раз уж Рейчел связана с фондом Каслмана, тайна не продержится долго.
Девушка тяжело вздохнула. Словно сама себе призналась: утаивание проиграно ещё до начала игры.
– Дома ты говорила что-нибудь о фонде? – вопрос прозвучал настороженно.
– Пока нет…. Думаю, такие вещи обсуждаются только лично. На самом деле встреча назначена на воскресенье вечером.
– Вечером? Во сколько?
– В пять.
Смысл был очевиден. Джерард задумал встретиться с сестрой сразу после разговора со мной, чтобы лишить нас возможности сверить слова. Проверка, сравнение – явный замысел. А значит, следовало заранее выстроить линию обороны.
Только вот для этого Рейчел придётся хоть немного согнуться под тяжестью обмана. А просить её прямо о лжи – всё равно что идти против её натуры. Тут нужен обходной манёвр.
Взгляд скользнул по её лицу, и слова прозвучали осторожно:
– Честно говоря… не хотелось бы, чтобы ты была замешана в делах фонда.
Выражение Рейчел тут же напряглось, словно на лбу прорезалась едва заметная морщина. Чтобы не дать ей времени на обиду, последовало поспешное разъяснение, окрашенное в извиняющиеся тона:
– Конечно, дело не в твоих способностях. Ты проявила огромную доброту, предложив помощь. Просто это эгоистично с моей стороны, но лично для меня всё выходит очень тяжело.
– Но почему? Разве Шон…, – слова её запнулись.
Ответом стал опущенный взгляд и горькая тень на лице – словно у человека, которого выставляют мошенником без права оправдаться.
– Ты же сама знаешь, как Джерард относится ко мне: для него я шарлатан. И если в такой момент ты вложишь два миллиона долларов в фонд Каслмана и займёшь там ключевую роль?..
– Но я делаю это не ради тебя, – Рейчел вспыхнула искренностью. – Это моё решение, мой выбор…
– Верю. Но Джерард не поверит. Для него это будет выглядеть так, будто я тебя обманул.
Даже самые чистые слова Рейчел в глазах брата превратятся в доказательство чужого обмана. Отсюда вытекал только один вывод – нужны жёсткие меры.
На лице проступила тень тревоги, голос прозвучал глухо:
– Фонд Каслмана – моё самое уязвимое место. И скрыть этот изъян невозможно. Стоит только вложить деньги в клинические исследования – всё окажется в открытых источниках. Если Джерард найдёт эту слабость… он не оставит это без ответа.
Комната тонула в мягком полумраке. Часы на стене тикали глухо и вязко, будто отсчитывали не минуты, а удары сердца. Воздух был сух, отдавал запахом бумаги и старого дерева. Каждое слово, сказанное вполголоса, звенело настороженно, как тонкая струна, готовая оборваться.
– После всего, что случилось, разве Джерард оставит всё без последствий? – слова прозвучали негромко, но в них чувствовалась тяжесть приговора. – Стоит ему разглядеть слабое место – и удар последует незамедлительно.
– Даже если узнает, Джерард ничего не сделает, – уверенно бросила Рейчел.
Наивность прозвучала слишком явно. Её взгляд ещё не видел тех лазеек, которыми умел пользоваться брат. Значит, придётся объяснить.
– Способов навредить достаточно. Уже сейчас он может предложить исследователям больше средств, и те отвернутся от нашего проекта.
Тишина легла вязкой паузой.
– Может, всё это выглядит как преувеличение. Но вспомни: расследование комиссии по ценным бумагам прошло слишком уж стремительно. Хотя нарушений и не нашли, средства заморозили.
Опять молчание.
– Нет, конечно…, – голос надломился в усмешке, в которой слышался оттенок самоиронии. – Хотя кого я обманываю? Подозреваю именно его. С его связями и состоянием подобное не составит труда.
Слова падали тяжело, будто камни. Образ жертвы выстраивался сам собой – словно мелкая фигура под сапогом наследника крупного капитала. Но и чересчур демонизировать Джерарда было нельзя – для Рейчел он оставался братом, частью семьи.
– Для него это, возможно, было всего лишь предосторожность, – голос стал глуше, в нём проступила тень горечи. – Чтобы защитить фонд от якобы мошенника. Но ведь подобная "мелочь" способна задержать клинические испытания на месяц-другой. За это время у кого-то из больных случится припадок, и жизнь оборвётся.
Рейчел резко вздрогнула. Лицо её побледнело, пальцы невольно сжались в кулак.
– Этого не будет, – голос зазвучал твёрдо, с огнём решимости. – Не позволю. Если Джерард и правда решит так поступить… никогда больше не увижу его.
В глазах сверкнула готовность разорвать узы крови ради принципа. Ирония судьбы: Джерард, желающий уберечь сестру, сам толкал её к отчуждению.
Но щит, если уж становиться им, должен держать удар полностью. Лёгкие уговоры не защитят. Потому и пришлось нарисовать самую мрачную картину, приправив её отчаянием.
– Чем больше Рейчел будет вставать на защиту, тем сильнее Джерард будет ненавидеть, – прозвучало почти шёпотом, с тягучей тоской.
– Нет, он всё ещё слушает меня, – горячо возразила девушка.
– Пока что. Но ведь наступит день, когда для него появятся дела важнее. И если тогда Рейчел отступит…, – на губах появилась бледная тень улыбки, больше похожая на рану, чем на выражение радости.
Вечер тянулся вязко, словно вино, оставленное на солнце. Лампа под абажуром бросала тёплое, почти медовое свечение, и слова в этой тишине казались тяжелее, чем обычно.
– Разве Джерард способен забыть? – голос звучал негромко, но в нём чувствовалась осторожность. – Он будет помнить годами. Даже спустя время найдётся повод снова взглянуть пристально, чтобы уловить слабость.
Эти слова повисли в воздухе, оставив привкус железа. Смысл был прост: шаг назад уже невозможен. Если однажды втянулась в это дело, выхода не будет. Стоит только передать дела фонда другому – и сформированные атаки обрушатся сразу. А значит, и больные, едва державшиеся за жизнь, окажутся беззащитными.
Может, в этих словах и проскальзывало преувеличение, но сути они не искажали.
– Потому и сказано это сейчас. Рейчел принадлежит к семье особенной, и случайные решения здесь слишком дороги.
Речь звучала искренне. Ведь если уж взяться за это место, то только с полной ответственностью.
Рейчел, склонив голову, ответила с неожиданной твёрдостью:
– Это не легкомысленный выбор. Считаю, что тот, кто пришёл ради галочки, не должен занимать это место. Здесь нужен человек, который действительно борется за права пациентов. И я готова быть этим человеком.
Возникла тихая пауза, в которой слышалось только дыхание и лёгкий скрип кресла.
Зачем же эта девушка, привыкшая к роскоши и спокойствию, стремится взвалить на плечи такую тяжесть? Ответа не последовало. Но ясно одно: её так просто не свернуть с пути.
– Тогда стоит подумать о другом, – произнесено было после недолгого раздумья. – Если продолжишь оставаться в этом деле, лучше рассказать семье правду. И о фонде, и о том, что связывает нас.
– Правда? Думаешь, это необходимо?
– Да. Иначе потом всё станет только подозрительнее.
Рейчел тяжело выдохнула, на её лице проступила тень тревоги.
– А если после разговора они вмешаются? – прошептала она. – Если попробуют перехватить исследователя, работа задержится на недели…
Опустив взгляд, она замолчала, и воздух в комнате стал ещё тяжелее. Ответ пришёл не сразу, будто требовалось время, чтобы взвесить каждое слово.
– Совсем безвыходных дорог не бывает. Но….
– Что? – в глазах Рейчел блеснуло напряжение.
Просить прямо о лжи – слишком грубо, слишком опасно. Нужно было иначе. Сначала осторожно, через намёк, через игру образов.
На салфетке легли две строчки:
"Сергей Платонов – финансирование клинических испытаний"
"Рейчел – защитник пациентов фонда"
Две строки, два факта, неподвижные, как камень. Затем они поменялись местами.
Рейчел, всматриваясь, медленно распахнула глаза шире. До неё дошёл смысл: картину невозможно скрыть, но можно изменить её восприятие.
Взгляд, полный намёков, и мягкая улыбка, в которой слышался намёк мудреца:
– Картина уже написана. Но если изменить рассказ о ней – смысл будет совсем другим.
***
В воскресный полдень, ближе к трём часам, машина с Джерардом оказалась зажатой в плотном потоке машин на Манхэттене. Гудки сигналов тянулись протяжно, будто в этом шуме сплелись нетерпение и злость всего города. Сквозь стекло пахло горячим асфальтом, выхлопными газами и чем-то сладким от уличного торговца орешками.
В планах стояла встреча с отцом до разговора с Сергеем Платоновым, но вязкая пробка рушила всё расписание. В груди неприятно заныло предчувствие: снова придётся выслушивать упрёки. Лоб нахмурился, но не только из-за пробки. В памяти настойчиво всплывал недавний разговор с Рейчел.
"Есть организация – Фонд Каслмана. Редкие заболевания. Хочу стать там представителем пациентов…"
Сестра собиралась обсудить это с отцом сегодня и даже просила помочь, если возникнет сопротивление. На первый взгляд, безобидная затея: Рейчел всегда участвовала в благотворительности. Но раньше всё её внимание уходило на помощь малоимущим семьям и детям из неполных домов. Болезни, тем более редкие, никогда не были сферой её интересов.
Почему же теперь этот поворот? Внутри поселилось подозрение: не связано ли это с тем самым Платоновым? Биотехнолог, инвестор, человек с медицинским прошлым. Может ли быть так, что он заманил её в сомнительный проект? В воображении Джерарда Сергей всё чаще рисовался в образе какого-то харизматичного вождя секты.
– Приехали, – вывел его из мыслей ровный голос водителя.
За окном выросла величественная громада клуба "Метрополитэн". Когда-то его называли вершиной нью-йоркской роскоши. Фасад, вдохновлённый итальянским Ренессансом, поражал сохранностью: мраморные колонны сияли в солнечном свете, латунные детали поблёскивали, словно их полировали каждое утро.
Швейцар Крис, безупречно подтянутый, с лёгким движением открыл дверцу:
– Добро пожаловать.
Для Джерарда это место не было чужим. Внутри воздух пах прохладой камня, пылью веков и лёгким ароматом дорогого дерева. Высоченные своды, облицованные мрамором, создавали впечатление, будто шагнул внутрь дворца. Именно за эту торжественную строгость клуб получил прозвище "мраморный дворец". Здесь не требовалось позолоты или лишних украшений – сама гладь камня создавала ауру величия.
– Мистер Джерард, пожалуйста, подождите немного, – с улыбкой поприветствовала его сотрудница ресепшена.
Чуть позже подошёл проводник в строгой униформе:
– Прошу, пройдёмте.
Правило оставалось неизменным: гости, не являющиеся членами клуба, не могли разгуливать без сопровождения. Даже если это родственники тех, кто имел доступ.
И в эту величественную тишину ворвалась тревожная мысль: "Именно сюда приедет Сергей Платонов…"
Ощущение нехорошего предвестия вновь сжало грудь. Несколько дней назад Джерарда посетила нелепая догадка: а что, если все шаги Платонова были продуманной игрой только ради этой встречи?
Он резко покачал головой, стараясь отогнать навязчивое предположение.
"Бессмыслица. Одного разговора мало. Чтобы извлечь выгоду, нужны годы доверия".
Сегодняшняя встреча имела одну-единственную цель – выяснить, представляет ли собой Сергей Платонов угрозу. Вся ситуация складывалась так, что преимущество явно было не на его стороне.
Узкий коридор вывел гостей к просторному залу, когда-то служившему библиотекой для завсегдатаев клуба. Потемневшие от времени дубовые шкафы поднимались к самому потолку, книги в старинных переплётах молчаливо хранили пыль столетий. В массивном камине, украшенном резными завитками и строгими гербами, давно не горел огонь, но от полированного камня исходил прохладный запах старины.
Проводник жестом пригласил к назначенному месту и почтительно обратился к мужчине, что сидел в кресле у окна:
– Господин, ваши гости прибыли.
– Он пришёл? – голос Раймонда, отца Джерарда, прозвучал сухо, почти механически.
Первым делом взгляд скользнул к часам на запястье. Опоздание – пятнадцать минут. Джерард внутренне приготовился к привычному нагоняю, но вместо грозных слов услышал другое:
– Слишком напряжённый вид.
– Что?
– Пока шёл сюда, выглядел так, словно думы жгли сильнее, чем этот воздух.
Нервозность действительно сковывала изнутри, но признаться, что причиной был Платонов, Джерард не решился. Взяв паузу, он осторожно заговорил о Рейчел, пересказывая часть вчерашнего разговора. Упомянул лишь её неожиданное желание заняться делами Фонда Каслмана, тщательно умолчав обо всём, что касалось Сергея.
– Фонд… Зная её характер, проблем быть не должно, – спокойно заметил Раймонд. – Если вдруг захочет уйти из "Голдмана", остановить её мы не вправе.
Беспокойство отца было едва заметным, почти отсутствующим. Для него это не выходило за рамки естественного выбора дочери.
Но мысль о Платонове не отпускала Джерарда. Доказательств причастности Сергея к решению Рейчел не существовало – лишь подозрение, неясная догадка. И именно потому об этом нельзя было обмолвиться при отце.
Достаточно вспомнить его вспышки: стоило какому-нибудь ухажёру приблизиться к Рейчел, Раймонд мог достать "Глок" и с ледяным спокойствием положить его на стол. Что случится, узнай он о близости дочери к человеку, которого сочтёт опасным?
Мысль кружила голову, вызывая слабость в коленях. Этот сценарий нужно было предотвратить любой ценой. Значит, в сегодняшнем разговоре имя Рейчел лучше вовсе не упоминать. Раймонд пришёл сюда как наставник сына, его цель – оценить Сергея Платонова и высказать советы, но не более. Исполнение оставалось на плечах Джерарда.
И всё же волнение не отпускало. Взгляд раз за разом падал на стрелки часов. Встреча назначена на четыре, и время стремительно убывало.
Наконец к Раймонду подошёл служащий и негромко сообщил:
– Гость ожидает у входа.
Спина Джерарда напряглась, будто он сидел на холодном лезвии.
"Наконец-то… Платонов пришёл."
Кулаки Джерарда сами собой сжались – сухая кожа на костяшках побелела, а ногти впились в ладонь. В воздухе повисла напряжённая тишина, и вдруг массивная дверь скрипнула, впуская в зал нового гостя.
На мягком ковре гулко зашагал молодой человек, сопровождаемый сотрудником клуба. Это был он, Сергей Платонов.
Десяток взглядов, словно по команде, обрушились на вошедшего. Высокая фигура, уверенная осанка, почти мальчишеское лицо – всё это привлекало внимание. Но больше всего поражала сама его чужеродность. Такое чувство, будто у него на лбу написано, русский. Но тайна открывалась проще. Его одежда. По местным меркам он одет был словно БОМЖ.
В клубе, где по сей день царила атмосфера старого Нью-Йорка, в залах пахло полировкой дерева, сухим вином и редкими книгами, появление такого гостя казалось почти неуместным. Здесь собирались в основном пожилые мужчины, белокожие, с одинаковыми выправленными спинами и одинаковыми костюмами. Женщин начали принимать лишь в конце восьмидесятых, и то редко кто решался переступить порог. А уж люди иной расы тут были диковинкой, словно птицы, занесённые случайным ветром.
Джерарда кольнуло осознание: впервые в этом зале оказался русский. От этого ощущения внутри поднялась тревожная дрожь.
"В обычных обстоятельствах дорога сюда ему была бы заказана…" – мелькнула тяжёлая мысль. Но именно сейчас Сергей вошёл, уверенно ступая по мраморным плитам, будто по праву хозяина.
Гид почтительно указал направление:
– Сюда, прошу.
Платонов слегка склонил голову перед Джерардом, но тут же перевёл взгляд на мужчину, сидевшего у камина.
– Сергей Платонов. Можно звать Сергеем.
В голосе не дрогнуло ни одной ноты. Черты лица сохраняли спокойствие, словно встреча была давно предсказана.
– Раймонд Мосли, отец Джерарда, – прозвучало в ответ.
– Рад знакомству.
– Присаживайтесь.
Когда Платонов опустился в кресло, разговоры в зале смолкли. Остались лишь шорохи страниц, перелистываемых где-то у окна, да мерное тиканье старинных часов. Все взгляды, полные любопытства и скрытой настороженности, остановились на нём. Атмосфера давила, словно тяжёлый купол, но молодой человек сидел прямо и спокойно, будто мраморные стены признавали его своим.
Глаза Раймонда сузились, взгляд стал острым, пронзающим. Несколько секунд он просто изучал собеседника, словно взвешивал каждое движение, каждую черту.
И наконец бросил фразу, от которой воздух словно похолодел:
– Не похоже, что присутствие постороннего застало вас врасплох.
В этих словах уже звучала проверка.
Ответ прозвучал без малейшей заминки:
– Ваше появление ожидалось.
Лоб Джерарда тут же прорезала морщина. Всё в этом ответе было неверным. В подобных случаях стоило бы изобразить удивление или хотя бы неуверенность. Но Сергей, наоборот, демонстративно показывал осведомлённость.
На лице Раймонда проступило раздражение:
– И каким образом вы это предугадали?
– "Метрополитен" – клуб с особыми правилами, – спокойно пояснил Платонов. – Для входа необходим членский билет либо сопровождение. Было трудно представить, чтобы человек возраста Джерарда состоял в числе членов. Следовательно, оставалось предположить, что вы будете рядом.
Логика в словах Платонова звучала безупречно, но ощущение от них оставалось странным, будто гладкий камень неожиданно оказался холоднее льда. Раймонд нахмурился – по лицу скользнула тень раздражения, скрытая за внешним спокойствием.
– Умеете готовиться, – произнёс он сухо.
– Привычка досконально разбираться в местах, куда ступает моя нога, – ответ последовал с лёгкой уверенностью.
– Значит, и в людях вы роетесь так же тщательно?
– Да, именно так.
От этого короткого признания воздух словно стал плотнее. Фраза звучала почти как намёк: будто он уже перелистал чужие страницы биографии.
– Стало быть, и про меня кое-что успели узнать?
– В определённых пределах.
Речь прозвучала просто, без прикрас, и повисла в тишине.
Уголки губ Раймонда изогнулись в недоброй усмешке:
– Любопытно, до каких же пределов?
– Известно, что вы партнёр "Crabson Swaine" и одно время были адвокатом Генри Киссинджера.
Сухая констатация, будто вырезанная острым ножом. Раймонд напрягся, взгляд стал тяжёлым.
– Создаётся впечатление, что меня разыскали по досье.
– Это не расследование. Просто слухи, услышанные в коридорах "Голдман". Будь у меня желание копнуть глубже, знал бы и о специализации. Этой информации пока нет.
Тон Платонова сбивал с толку. Обычный человек осторожничал бы, прятал лишние знания подальше, а он говорил прямо, будто нарочно бросал вызов.
– Надо признать, откровенность у вас редкая, – усмехнулся Раймонд.
– Единственное, чем можно похвастать, – последовал ответ, спокойный, почти бесстрастный.
В памяти Джерарда вспыхнуло воспоминание о прошлой встрече: тогда, в защищённой комнате, прозвучали такие же опасные слова, сказанные без оглядки, словно собеседник нарочно испытывал судьбу. Сердце Джерарда ёкнуло: а что если и сейчас вырвется что-то столь же безрассудное – например, фраза про жадность к деньгам или желание пожертвовать дружбой ради баснословной суммы? Одно неосторожное слово могло разрушить всё.
Меж тем Раймонд, не меняя ледяного выражения лица, задал новый вопрос:
– С дочерью моей близки?
– Да, довольно близки.
Грудь Джерарда болезненно сжала невидимая рука. Всё строилось на убеждении, что Платонов будет держаться в рамках рассудка. Но тот снова шагнул за черту, сказав это открыто, как ни в чём не бывало.
Лицо Раймонда потемнело, в чертах проступила суровая жёсткость. Джерард попытался вставить неловкую улыбку и поспешное пояснение:
– На самом деле они не так близки…. Рейчел со всеми общается легко, дружит почти со всеми ровесниками….
Резкий взгляд Раймонда тут же оборвал оправдания – предупреждение было безмолвным, но предельно ясным. Джерард умолк.
– Забавно, – произнёс Мосли после паузы. – Ведь дочь утверждала обратное: будто вы едва знакомы и только здороваетесь время от времени.
– Верно, – откликнулся Платонов тем же ровным голосом, не выдав ни волнения, ни желания пояснить больше.
Раймонд прищурился:
– Значит, выходит, она солгала?







