Текст книги "Деньги не пахнут 2 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Деньги не пахнут 2

Глава 1

Парень, задавший вопрос, был таким же новичком, как и я. Кажется, звали его Нельсон. Ну, или как-то так. Раньше с ним словом не обменивались – имя возможно запомнилось лишь потому, что сидит рядом.

– У тебя есть девушка, да? – спросил Добби, едва заметно прищурившись.

На этот вопрос Нельсон отреагировал слишком резко, впившись взглядом, словно пуская лазеры.

– Меня бросили.

– О…, – Добби вытянул губы, но больше ничего не сказал.

Нельсон вздохнул, склонил голову, пальцы сжались в замок. В голосе проскользнула усталость:

– В конце концов, даже до семи недель не дотянули.

Воздух между столами потяжелел, словно в комнате убавили свет.

Любой аналитик в Goldman Airlines рано или поздно переживает подобное. Семь недель – магическая граница, за которой рушатся отношения. Мы же рабы Excel. Где найдет время для свиданий тот, кто прикован к бесконечным таблицам?

Эти стеклянные стены – тюрьма. С рассвета и до трёх ночи мы гниём в них, пока мир за окнами живёт своей жизнью. Иногда случается уйти пораньше, но чаще всё обрывается звонком после одного-единственного письма от MD. Мужчины, женщины – мало кто готов терпеть подобное.

Нельсон взял телефон, будто хотел показать переписку, но лишь криво усмехнулся:

– Получил ультиматум после того, как… ну, сам виноват. Думал, в этот раз получится выкроить время. В понедельник дедлайнов не было, но в воскресенье утром прислали обновление по предложению. Рассчитывал закончить его к пяти вечера, а в итоге, закрыл всё к десяти. Потом пришло короткое сообщение: "Всё кончено". И тишина. Даже звонки игнорировала.

Добби хмыкнул, хлопнул Нельсона по спине:

– Уф, стряхни это. Мы все через такое проходим, не так ли?

Нельсон кивнул, будто легко сбросил груз, и через секунду перевёл взгляд на соседний стол:

– Так что там у тебя с Рэйчел?

Вопрос повторялся в последнее время как заезженная пластинка.

– Какая сделка? Она просто самый близкий друг среди новых сотрудников.

– Серьёзно? Никаких скрытых мотивов?

– Скрытые мотивы?.. – переспросил тон, будто пробуя слова на вкус.

Рэйчел – красивая, добрая, родом из хорошей семьи. Ещё и деньги есть. Если бы не обратный отсчёт, можно было бы поклониться ей в ноги, ну или минимум поцеловать. Но сейчас нужен не романтический партнер, а принцесса, способная зацепить богатых клиентов так же крепко, как сушёная рыба прилипает к сетям.

Ничего хорошего не выйдет, если спутать чувства с расчётом. Романтические эмоции переменчивы. Деньги и рынок – ещё более непредсказуемы. Когда эти два мира сталкиваются, остаётся только катастрофа. Поэтому границы должны быть жёсткими: деньги отдельно, личное отдельно. Даже работа и личная жизнь не требуют такого разделения.

– То есть можно мне попробовать? – Нельсон улыбнулся, словно проверяя реакцию.

Спит этот парень с открытыми глазами, что ли? Нет в мире дурака, который верит в платоническую дружбу между мужчиной и женщиной. Стоит Рэйчел начать встречаться с кем-то, и Нельсон первым скажет ей держаться подальше, и воткнёт нож в спину, даже не моргнув.

Принцесса под запретом как минимум на два года.

– Пока дышу обеими ноздрями – нет, – прозвучало твёрдо, как глухой удар по столу.

Дружелюбная улыбка Нельсона погасла. На лице появилась сухая маска, плечи чуть дёрнулись.

– На самом деле, твоё разрешение мне не нужно. Свободен действовать, – бросил он с лёгкой усмешкой.

Слова проскользнули, как ледяная вода за шиворот. Легкомысленно воспринял? Так дело не пойдёт.

– Свободен, значит… – шаг разрезал тишину.

Ноги вынесли вперёд, остановились опасно близко. Рука легла ему на плечо – твёрдо, как тиски. Высокий рост в такие моменты играет на руку: тень давит сильнее любых слов.

– Подумай. Если моё разрешение не нужно, зачем спрашивал?

– Ради любезности…, – голос дрогнул.

– С каких это пор тут вежливость ценят? – губы растянулись в улыбке, слишком широкой, чтобы быть доброй. Джокер бы оценил.

Плечо под пальцами напряглось, словно под кожей завелась пружина.

– У тебя свобода ухаживать за Рэйчел. А у меня свобода вмешиваться. Попробуешь что-то – имею полное право выдать тебя за подонка.

– Зачем так делать?

– Потому что это моя свобода, – прозвучало мягко, но в этой мягкости таился холод, от которого по спине пробегал ледяной ток.

– ….

– Если интересно, зайду ли так далеко – проверяйте. Слова здесь не расходятся с делом.

Тянуть канат из-за Рэйчел между двумя павлинами казалось скучнее скучного. Проще было бы запустить сторожевую псину с глазами-вертушками – толку больше.

А так, одно сплошное удовольствие! Нельсон с досадой оттолкнул руку и вернулся на место, губы сжаты, челюсть ходуном. Ну-ну.

– Получил намёк?

Похоже, ни черта. Ещё перед уходом, когда Рэйчел заглянула в офис, он выкатил своё предложение:

– Сейчас пойдём выпить. Присоединишься, Рэйчел?

– Нет, я….

– Я как раз собирался встретиться с парой старших с Уолл-стрит. В этой сфере связи решают, правда? Учиться можно из разных источников.

Чистая правда. Только беда в том, что Рэйчел, похоже, слишком загорелась этой идеей.

– Тогда, может, загляну ненадолго?

Достаточно было взглянуть в её глаза – мысль читалась без слов: «Потенциальные клиенты для галереи!»

Когда приманка клюёт слишком жадно – это проблема. Всё ещё дел по горло, а принцессу терять нельзя. Особенно ради таких жучков.

– Звучит весело, тоже присоединюсь, – выдалось с ленивой улыбкой.

– Это мой друг Даниил Оливер, аналитик Bridgewater, и Карл Бейли из Renaissance Capital, – представил Нельсон двух громил в дорогих костюмах.

Друзья, говорит. Ну-ну. Стояли с поднятыми плечами, будто таили за воротником мандаты от Бога.

– Давно я не видел такого, – пробросил один, разглядывая, как расставлены места.

И правда – словно провалился в прошлое. Уолл-стрит – мир иерархий, жёстких, как стальные балки. Есть ряды во фронт-офисе Goldman, есть – в среднем, есть – в бэке. И за пределами Goldman – та же лесенка. Один критерий веса: AUM – активы под управлением.

На момент смерти Bridgewater держал 124 миллиарда долларов. Renaissance – около 106. Названия таких фондов – как знак царской крови. Неудивительно, что парни выпрямились.

Официально эта игра зовётся "мой пакет толще, чем твой". Ну или если проще, то моя пиписька длиннее. Играют все. Для Goldman за таким столом – нули без палочек.

– Так это ты тот самый Шон? – лениво протянул Даниил.

– Слышал от Нельсона, у тебя какой-то алгоритм.

Пока два тяжеловеса зажимали в клещи, сам Нельсон плавно соскользнул на стул рядом с Рэйчел. Как и ожидалось, плевать ему на предупреждения. Слова, сказанные всерьёз, здесь никто не воспринимает. Когда все расселись, первым заговорил:

– Первый бокал за Нельсона.

– Почему?

– Сегодня его бросили. Нужно приободрить коллегу – всё-таки один отдел.

Мельком вскрыл свежую рану, от чего лицо Нельсона затвердело.

– Думаешь, это низко? – подцепил взглядом.

Да хоть как. Ни лица, ни правил – ничто не встанет на пути, если трогают то, что под рукой.

– Цветы уже отправил? У тебя ведь на быстром наборе круглосуточная доставка?

У Нельсона дёрнулся уголок рта. Всё слышано раньше: его напыщенные фразы сыпались как из дырявого мешка. Недавно отпустил такое:

«Извиняться женщине – пустая трата времени. Лучше ещё сделку закрой. Что тут думать? Присылай цветы – и готово».

Вот и доигрался. Рабочее время – не единственная причина, почему его выставили.

Собрался уже разворачивать целый набор его «мудростей» – по одной, с чувством. И тут заметил: щеки его побелели, как вываренная кость. Как раз собирался показать ему зубы бешеной собаки, как в разговор вломился кто-то третий:

– Ну что, Рэйчел, какой у тебя идеальный тип?

Коллега, сидящий слева от неё, небрежно хлестнул вопросом, словно ножом по натянутой струне.

– Мой идеальный тип? Даже не знаю….

– Ну хоть какой-то нравится?

– Слушайте, мы что, не слишком стары для разговоров об идеальных типах? – засмеялась она, сбивая градус напряжения.

Проглотить эти слова оказалось нетрудно, ведь было ясно – они только что вылетели из колледжа. И вдруг – тишина. Все разговоры будто ножом отрезало, и воздух в комнате стал плотным, как бархат. Рэйчел, застенчиво улыбаясь, медленно потягивала мартини. Лёгкий блеск на её губах поблёскивал в свете ламп. Она в последнее время словно расцвела, и улыбка сияла так, будто освещала весь зал.

"Чёрт возьми…"

Мысль отстрелить всех этих жуков без всякой пощады, что жадно тянулись к её свету, ударила в виски тупой болью. Принцесса же, ничего не подозревая, продолжала говорить с той самой неловкой робостью, что делала её ещё привлекательнее.

– Не совсем мой идеал, но есть человек, которым восхищаюсь…, – выдохнула она, чуть опустив глаза.

– Какой? – подался вперёд один из парней.

– Знаете историю, как Джобс позвал Скалли? "Хочешь до конца жизни продавать сладкую водичку или пойдёшь со мной менять мир?" – Рэйчел улыбнулась ярче, словно ребёнок, которому подарили секрет.

Воздух в комнате стал плотнее от напряжённого молчания и хищных взглядов.

– Удивительно, правда? Двигать мир так, словно это песчинка…, – её голос дрогнул от восторга.

– Ха-ха… не слишком ли высоко? – нервно усмехнулся кто-то.

В ответ посыпались цитаты Джобса – в ход пошли все заученные фразы, что так любят выстреливать те, кто мечтает казаться значительными.

"Нельзя соединить точки, глядя вперёд – только оглядываясь назад"… "Если ты не хочешь оставить след во Вселенной, то зачем вообще живёшь?" – слова падали одно за другим, как мелочь на прилавок.

Но за этими словами читалась лишь жадность. Джобса они боготворили не за идеи, а за деньги. Если бы он не озолотился, вспоминал бы его кто-нибудь? Любой, кто повторяет эти цитаты, жаждет только одного – урвать кусок, открыть новый рынок, стать вторым богом айфонов.

Подумать только: сколько "мечтателей" с блестящими глазами ломится в индустрии, прыгает в вагоны уходящих поездов ради миллиарда. И хочется спросить – изменил ли Джобс мир к лучшему или просто разогнал стаю хищников по новым полям?

"А Рэйчел другая?" – мысль кольнула неожиданно. Она, похоже, и правда верит. Слушать её – как смотреть на огонь: искренне делится мечтой, ждёт, что мир откликнется. И именно поэтому возникла безумная идея – если связать её с незнакомыми художниками, может, хотя бы их крохотный мир удастся перевернуть.

Мужчины вокруг слушали её с таким выражением, словно вот-вот станут апостолами новой веры. Лица менялись каждые десять секунд – старались, чтобы было заметно, как они понимают глубину слов.

"Стоит ли всё это прерывать?" – вопрос завис в воздухе. Пусть говорят. Пусть играют в эту игру.

Виски оказался горьким, обжёг горло и оставил послевкусие, будто напоминание: не время расслабляться. Пока в руках стакан, к столу подкатили друзья Нельсона.

– Ты ведь Шон, верно? – в голосе льстивая нотка. – Куда двинешь после Голдмана?

– Частная справедливость? Хедж-фонд? – подхватил второй.

Эти аналитики знали систему "два и выход": два года в Goldman, потом прыжок выше – в крупные фонды. Только единицы выживали в этой мясорубке и могли позволить себе хвастаться, как эти пацаны: "Мои сделки толще твоих".

– Если надумаешь к нам, – бросили невзначай, – шепнём, когда появится место.

Другими словами: "Подлизывайся, парень". Но всё это – мимо. Горечь на языке только крепче. Здесь и сейчас нечего ловить. Силы нужны для другого. План ещё не собран. И тут – звонок. Дин! Смартфон вспыхнул светом, прорезав полумрак.

"Предупреждение: Дэвид Фонбаум"

Дыхание сбилось на миг. Сработало оповещение Google. То самое, которого ждали.

– Извините, нужно выйти, – голос сам нашёл выход из тишины.

Коридор встретил прохладой, под пальцами – холодная латунь дверной ручки. Сердце колотилось, как кузнечный молот.

"Наконец-то…"

Нашёлся. Человек, которого все это время так отчаянно искал. Создатель надежды. Архитектор будущего лечения. Экран загорелся ярким светом уведомления. Вибрация от телефона отозвалась в пальцах, как лёгкий разряд. Сообщество по редким болезням прислало сообщение.

"Автор: Дэвид Фонбаум"

"Чтобы продвинуть понимание этой болезни, нужны биообразцы для исследований болезни Каслмана. Если вы готовы пожертвовать образец, напишите..."

Фонбаум. Не какая-нибудь распространённая фамилия. Слишком редкая, чтобы в этой нише оказался кто-то другой с таким именем. Это он. Должен быть он. Тот самый, кто разработал диагностические критерии болезни Каслмана. Раньше её постоянно путали с лимфомой, но благодаря ему мир научился различать тьму и свет.

И этим его заслуги не ограничиваются. Этот человек открыл второе лечение – ингибитор mTOR. Если он смог сделать это однажды, то при поддержке, при мощном финансировании… конечно, он найдёт и второе, и третье решение.

"Здравствуйте. Меня зовут Сергей Платонов. Я тоже потерял очень дорогого человека из-за этой болезни, и теперь полон решимости найти лекарство сам…"

Готовое письмо скопировано и отправлено. В тексте ни лишнего слова, только суть:

"Работаю в Goldman, финансовая сфера. Скоро будут крупные средства. Хочу направить всё исключительно на борьбу с этой болезнью…"

Вдох – короткий, прерывистый. Моление без слов, только напряжение в висках. Палец дрогнул на экране. Отправлено. Поворот на каблуках, шаг к дверям...

Дин!

Звонкий сигнал прорезал тишину, заставив сердце удариться о рёбра. Ответ пришёл почти мгновенно.

"Хорошие новости. На самом деле, то, что нам сейчас нужнее всего – это финансирование. Даже базовые исследовательские расходы…"

С облегчением выдохнул. Пугала мысль, что он окажется из тех мечтателей-аскетов, что бормочут: "Деньги мне не нужны, я служу только науке". Но нет, этот человек был реалистом.

"Любопытно, сколько исследований проведено по болезни Каслмана. Проверил PubMed – почти ничего…"

Поиск материалов о Каслмане – как ловить дым голыми руками. Даже кода классификации нет. Всё держится на обрывках.

"Это верно. Основные данные – клинические отчёты..."

А что такое клинический отчёт? Просто запись: "Пациент с такими симптомами поступил к нам". И всё. Ни анализа литературы, ни направлений, ни планов, ни списка проблем. Настоящая наука прячется в полноценных исследованиях. Но с Каслманом беда – стандарты публикаций требуют массивных данных, статистики, а при редких болезнях это роскошь. В итоге, исследования даже не доходят до журналов.

"Пытался найти эксперта по Каслману, но даже это оказалось почти невозможным…"

Без публикаций – и специалистов не найдёшь. Разве что на профильных конференциях по гематологии или иммунологии, где такие дела подают как редкие казусы, а не как главный фокус. Фонбаум обошёл этот тупик. Раздобыл сорок имён, сорок исследователей.

"Вот оно!"

Волнa предвкушения накрыла, словно электрический ток прошёл по венам. Нужен напарник. Кто-то, кто возьмёт на себя науку, пока здесь ведётся бой на Уолл-стрит.

После ещё пары писем вопрос решился.

"Могу позвонить?"

"Если дадите номер – свяжусь прямо сейчас."

Телефон вздрогнул в руке. Голос на том конце – без лишних приветствий:

– Знаете много технических деталей. Вы из медицины?

– Медицинский факультет за плечами.

– А! Тогда разговор будет проще. Как вы упомянули, сейчас есть только клинические случаи...

– Секунду.

Всё потом. Есть вопрос, который нельзя задавать вслепую, только вживую.

– Хочу встретиться лично. Где вы?

– Филадельфия. А вы в Нью-Йорке, верно?

– Да.

– Жаль, что не в одном городе. Может, на следующей неделе...

– Нет. Подождите.

Телефон полетел на стол. Лихорадочный поиск в браузере. Встреча не может ждать. Goldman – это стеклянная тюрьма: ни жизни, ни свиданий, ни воздуха. Если отложить – можно не встретиться никогда. Филадельфия рядом. Всего-то пара часов. Был бы личный самолёт – добрался бы за сорок минут, но... даже машины нет.

Расписание поездов мигнуло на экране: первый – в 3:20. Полтора часа в пути. Если выехать сейчас – прибуду к пяти утра.

– Сможете встретить на станции 30th Street к пяти?

***

Виски-бар гудел мягким гулом голосов, даже после того как Сергей Платонов покинул заведение. Воздух был густ от аромата выдержанного алкоголя и легкой горечи сигарного дыма, перемешанного с запахом кожаных кресел и полированного дерева.

– В ближайшее время могут повысить до премьер-министра, – лениво бросил кто-то, играя льдинкой в бокале.

– Цыплят по осени считают. Сколько ты там работаешь? – последовал насмешливый вопрос с другого конца стола.

– Если есть навыки – всё возможно. В прошлом году комп составил 700К.

– Семьсот?.. – удивленно переспросил один из выпускников, не веря своим ушам.

Слово "комп" звучало как заклинание и к вычислительной технике никак не относилось – сокращение от "компенсация". Бонус. Не зарплата, а именно премия.

Мысль о семисоттысячном бонусе заставила глаза новичков из Goldman широко распахнуться, словно они впервые увидели настоящий золотой слиток. Трейдер с ренессансной улыбкой поймал этот момент, наслаждаясь их реакцией. Но вдруг осёкся.

– Что это?.. – взгляд метнулся к девушке, сидящей чуть поодаль.

Рэйчел, от которой все ждали живого отклика, оставалась равнодушной. Лёд в её взгляде не дрогнул. Для неё семьсот тысяч долларов были пылью на подоконнике.

– Возможно, на этот раз приму участие в Кубке Альфа, – проговорил кто-то, словно между делом. – Говорят, сам Шварцман появится….

Имя легенды, упавшее в беседу, вызвало лишь ленивый отклик. Рэйчел давно обедала с бывшими президентами за одним столом – её этим не удивишь.

– А где Шон? Задерживается…, – заметила она, слегка приподняв бровь.

Эти слова заставили пару самодовольных лиц напрячься.

– Этот парень говорил что-то про восемьдемят процентов точности? Он что, квант?

– На вид – обычный. Хотя сейчас любой может снять очки и прикинуться нормальным.

– Верно, – хмыкнул кто-то. – Полно квантов, дерзких и безрассудных. Но тут важно не только знание, а интуиция и выдержка.

– У нас в команде есть такой тип, – вставил третий. – Каждый раз, как что-то идёт не так – ломается. Ни смелости, ни решимости увеличить позиции.

– Шон другой, – вмешался Лентон, голос его прозвучал с холодной твердостью.

Он не любил Сергея Платонова, но разговор про очки задел за живое.

– Эти ребята… – Лентон окинул взглядом собеседников. – Сколько вы из университета? Лига Плюща, внимание, тусовки… А теперь представьте: русский ботаник, которого в школе никто не замечал, поднимается по лестнице быстрее вас.

В его словах сквозила колючая насмешка. Ему хотелось ударить больнее.

– Нужно иметь смелость заявить про восемьдесят процентов попаданий, работая между двумя MD. Слышали про аналитика, делающего работу на уровне ассоциата?

Ответа не последовало. Банкиры слишком хорошо знали: Сергею Платонову позволено то, что другим – нет. Лентон поднял бокал с самодовольной улыбкой, наслаждаясь маленькой местью тем, кто некогда косо смотрел на него из-за очков.

Но вдруг раздался голос Нельсона:

– Какая польза, если характер – дерьмо? Я не верил слухам, что он сутенёр, но сегодня убедился.

– Почему? Что случилось?

– Угрожал распространить грязь про меня, если не сделаю то, что он велел. Сказал, что раздавит. Будьте осторожны.

Под видом заботы проскользнула клевета, но даже это не сработало.

– Не люблю обсуждать тех, кого нет, – холодно отрезала Рэйчел.

Она знала истинную цель Сергея и лишь жалела о недоразумении. Мужчины почувствовали холодок и поспешили сменить тему:

– Кстати, про этот сезон…

Но её мысли были далеко. Тридцать минут назад Сергей вышел – сказал, что нужно позвонить. И не вернулся. В три ночи звонить некому. Разговор, длящийся полчаса в такой час, выглядел странно.

– Я тоже выйду ненадолго…, – тихо сказала она, поднимаясь из-за стола.

Выйдя из виски-бара, Рэйчел заметила неподалёку Сергея Платонова, погружённого в разговор по телефону. Его голос звучал мягко, но в нём сквозило что-то необычное, не похожее на обычные деловые интонации. В свете уличных фонарей лицо Сергея было озарено радостью – чистой, без примеси усталости или напряжения. Такой его вид прежде не доводилось видеть.

Почему же так хотелось остаться и подтвердить, что это не обман зрения? Казалось, в этой улыбке скрыта какая-то тайна, о которой мир не должен знать. Собравшись уйти, Рэйчел уже повернулась, как вдруг чёткие слова прорезали ночную тишину:

– Да, встретимся тебя на вокзале. А ещё пришли, пожалуйста, материалы из Гематологического общества. Нет, клинические отчёты у меня уже есть. Нужны данные, которые не были опубликованы в журнале.

Голос Сергея звучал уверенно и спокойно, но тема разговора показалась странной и неожиданной. Рэйчел замерла, почувствовав, как по спине пробежала лёгкая дрожь. Зачем ему такие сведения? В этот момент звонок закончился. Сергей улыбнулся так широко, что тёплый свет от витрины бара будто стал ярче.

– Ах! Рэйчел! – в его голосе звучала неподдельная радость.

Она растерялась, потому что никогда не видела, чтобы этот человек улыбался так чисто, искренне, словно на миг исчезли все заботы.

– Думаю, пора уходить. Тебе тоже стоит. Здесь тебе нечего делать, – сказал он почти шутливо, но без намёка на сомнение.

– Мне тоже? – переспросила она, надеясь услышать объяснение.

– Чистая трата времени. Лучше поезжай домой и немного поспишь. Сейчас самый час для этого.

Не оставив Рэйчел возможности возразить, Сергей зашёл внутрь, быстро собрал вещи и мягко подтолкнул её к выходу. На улице он молча поднял руку, ловя такси. Город дремал, но редкие машины всё ещё катили по мокрому асфальту, отражая в лужах блики фонарей. С улицы тянуло прохладой и запахом бензина, смешанным с ароматом дешёвого кофе из круглосуточной забегаловки. Когда такси подъехало, Сергей открыл дверцу и бросил взгляд на часы. На лице мелькнула тень сомнения.

– Если я поеду один, ничего? Просто немного тороплюсь…

– Даже не думай. Поедем вместе. Высажу тебя по пути.

Сергей коротко кивнул водителю:

– Пенсильванский вокзал, пожалуйста.

У Рэйчел сердце кольнуло странное чувство. Вокзал? В этот час? Машина плавно тронулась, и огни ночного города потянулись за окнами, будто длинные золотистые нити.

– Куда ты едешь? – спросила она, не скрывая удивления.

– В Филадельфию. Есть дела.

– В это время? А как же работа утром?..

– Всё нормально. Побуду там пару часов и вернусь к началу дня.

Он собирался пересечь город, а может, и больше, и вернуться к рассвету, будто ночь была создана для подобных безумств. Что-то очень важное двигало им, иначе такой график выглядел бы невозможным. В памяти всплыл телефонный разговор. Рэйчел набралась смелости:

– Это из-за редкой болезни, о которой ты как-то упоминал?

Сергей удивлённо поднял брови:

– Откуда ты… Подожди, ты слышала…

– Случайно подслушала, – поспешно пояснила она, опасаясь, что он разозлится. Но в его глазах не было ни капли раздражения. Только спокойствие.

– Да, встречаюсь с человеком, который её изучает, – сказал он так просто, словно речь шла о походе за хлебом.

Рэйчел почувствовала лёгкий холодок в груди. Она знала немало богатых людей, тех, кто вращался среди влиятельных и знаменитых. Но вот так – сорваться ночью, чтобы искать лекарство от неизлечимой болезни…. Это было новым.

– Можно поехать с тобой?

Он повернул голову и посмотрел с немым вопросом: "Зачем?" Рэйчел быстро добавила:

– Думала начать проект по открытию новых имён в искусстве. Хотела бы увидеть что-то необычное, вдруг это вдохновит.

Сергей усмехнулся уголком губ:

– Только внимания тебе уделить не смогу.

– Не нужно. Просто понаблюдаю со стороны.

– Хорошо. Смотри сама.

Согласие прозвучало легко, словно он сейчас готов был выполнить любую просьбу. Лицо Сергея всё ещё светилось возбуждением. Казалось, внутри горел огонь, который невозможно погасить.

– Мне нужно кое-что просмотреть…, – тихо добавил он, и с тех пор его пальцы не отрывались от экрана смартфона. Подсвеченное синим светом лицо казалось почти нереальным, а молчаливое упорство только усиливало её доверие.

За окном проплывали тёмные улицы, редкие прохожие, блеск витрин круглосуточных магазинов. В салоне пахло табаком и затхлой тканью сидений, а где-то под приборной панелью тихо жужжал вентилятор.

Такси мягко шло по ночным дорогам, а мысли всё возвращались к одному: с кем готов встретиться человек в этот час?..

Он был из тех людей, которыми она восхищалась всю жизнь, но так и не встречала лицом к лицу. Тем, кто видит то, что другим недоступно, кто двигает мир так тихо, что никто этого не замечает.

Сердце глухо стучало, словно барабан в пустом зале. Да, Сергей Платонов оказался настоящей находкой.

***

Филадельфия. Станция Тридцатая улица.

Пять утра – редкий час, когда в зале царит не спешка, а сонная тишина. Воздух отдавал металлом и влажным камнем, лампы глухо гудели под потолком. Немногочисленные пассажиры шагали торопливо, каблуки чиркали по плитке. Легко было заметить высокого мужчину в бейсболке – стоял прямо, поворачивая голову, будто высматривая кого-то среди редкой толпы.

– Дэвид Фаунбаум?

– Сергей Платонов?

– Зови Шоном.

– Тогда называй меня Дэвид.

Фаунбаум, или Дэвид, оказался куда моложе, чем ожидалось. Годы где-то на стыке двадцати и тридцати. Рядом – веселая блондинка с мягким, открытым лицом.

– Моя невеста, Джесси, – представил он.

– А это моя подруга, Рэйчел.

– Любите МакМаффины? – Дэвид усмехнулся, тряхнув шуршащим пакетом с желтым логотипом. От него тянуло жирным теплом, маслом и запахом свежих булочек.

– Рядом есть круглосуточная закусочная, но вам же уезжать через два часа. Зачем терять время? Поедим здесь.

Возражать смысла не было… Но едва голова повернулась, как Рэйчел ожила, глаза блеснули:

– Обожаю МакМаффины! Есть с яйцом?

– Все варианты взял: Большой завтрак, печенье с беконом, сыром и яйцом, хоткейки…

– Печенье! – Рэйчел говорила так уверенно, словно не раз брала в руки эти мягкие, маслянистые лепешки.

Что ж, даже Баффет не гнушается "Макдональдсом". Почему бы принцессе не откусить фастфуда?

– Тогда идем.

Нашли тихий уголок с редкими шагами мимо, пластик холодных сидений слегка поскрипывал. Пакеты легли на столы, запах картофеля и кофе заполнил воздух. Дэвид остался стоять.

– Перед тем как начнем…. Признаюсь в одном.

Он снял кепку – голова абсолютно гладкая, кожа поблескивала под светом ламп. Контраст с молодой улыбкой резал глаз.

– Болезнь Каслмана. Четыре обострения. Химию вкачали так, что волосы все сгорели. Обычно у меня шевелюра ого-го! – нервно хохотнул.

Теперь стало ясно, зачем он примчался в этот час. Не вера в инвестора гнала его сюда. Отчаяние. Человек, у которого смерть дышит за плечом. Дэвид говорил спокойно, без лишних пауз, будто сто раз повторял эти слова:

– Первый удар – четыре года назад. Полтора года провел в больнице, лежал как труп.

Приглядевшись, можно было прочитать на теле следы войны: кожа мягкая, обвисшая, под глазами синеватые тени. Казалось, еще чуть-чуть – и почки сдадутся, и он превратится в надутый водой шар.

– Единственное лечение – ингибитор IL-6. Но мне он не помогает. Никто не ищет обходных путей, поэтому решил взяться сам. Выпускник медфака, в конце концов. Выпускник. Как и тот, кто стоял напротив. Оба ровесники, оба ищут лекарство для самих себя.

"Любопытно…" – промелькнуло в мыслях.

Сначала казалось странным совпадением. Но нет, вовсе не совпадение.

– Конечно, мы оба медики, – спокойно добавил он.

Большинство уверено: редкие болезни не поддаются лечению лишь потому, что слишком сложны. Потому что медицина не доросла. А правда в другом….

Ошибаются они. Техническая сложность тут не чудовище из кошмаров, а вполне управляемый зверь. Всё упирается в ресурсы и руки, которых катастрофически мало – даже первый шаг пока не сделан.

Стоит лишь начать исследования, и современные технологии способны родить лекарство. Тем, кто не просто прошёл школу, а кое-что в ней усвоил, это очевидно. Поэтому вместо того, чтобы опустить руки, решено сделать последнюю отчаянную попытку.

Но сейчас не время топтаться на этом мысленном перекрёстке. Часы тикают. Гулкий, раздражающий тик-так бьёт по вискам, будто отсчитывает не минуты – остаток жизни.

– Позволь мне быть первым, – голос дрогнул от спешки. – Времени почти нет. Хочу решить проблему деньгами.

– Деньгами? Мы говорим не о мелочи на карманные расходы…

– Готов. Если средства найдутся, каковы шансы отыскать лекарство за десять лет?

– Десять лет…, – слова повисли, как капли дождя на стекле.

Лицо Давида изменилось на глазах. Тепло, дремавшее в его взгляде, исчезло, уступив место суровой тени, в которой угадывалась та самая стальная решимость, что бывает у людей науки. Исследователь заговорил с инвестором.

– Всё зависит от масштаба финансирования, – голос стал сухим, будто щёлкнул выключатель. – Если запустить сразу несколько проектов, сроки можно урезать.

– Я готов вложить до пятидесяти миллиардов долларов.

– Простите?..

Глаза Давида распахнулись так, словно кто-то плеснул в них ледяной водой.

– Пятьдесят миллиардов? Что ты на Земле…

– Планирую создать частный фонд. Деньги поступят постепенно, за несколько лет.

– Ох… – Давид уставился в пол, а потом расхохотался, но смех прозвучал не весело, а надтреснуто, как старая скрипка.

– Честно? Я и не ждал пятидесяти миллиардов. Любая сумма поможет. Даже двадцатка сейчас – и завтрак обеспечен!

Как и ожидалось, он не верит. И доказать нечем – на счету пусто, ни намёка на миллиарды. Но ведь цель не в том, чтобы заставить поверить.

– Неважно. Даже если думаешь, что это теория, мне нужен ответ.

Наверняка звучит, как бред. Но времени нет.

– Если бы у тебя было пятьдесят миллиардов, реально ли создать лекарство за десять лет?

– Это… – Давид замолчал. Лицо вновь стало каменным.

Подперев подбородок, уставился в пол, будто в глубине узорчатых плиток можно найти правильный ответ. Мысли, словно тени, проносились в его взгляде. Ему, наверное, приходилось воображать подобное. Да что там – каждый, кому знакома нужда, хотя бы раз мечтал о выигрыше в лотерею. А уж человек, которому смерть дышит в затылок, тем более. Он наверняка не раз продумывал, на что пустил бы такую прорву денег.

Давид вёл исследования, бывал на конференциях, собирал крупицы знаний по капле. У него наверняка уже есть мысленный чертёж того, как сдвинуть ледник болезни с места. Нужно лишь узнать – возможно ли это в пределах десяти лет и пятидесяти миллиардов.

Он поднял взгляд. В глазах полыхнуло решимостью.

– Это возможно.

Конечно, полного ответа у него нет – и быть не может. Но если у меня есть план достать миллиарды, у Давида должен быть план их потратить.

– Сможешь прикинуть, как распределишь эти деньги?

– Хм… Придётся пояснять.

– Объясни – постараюсь понять.

– Ты ведь работал в этой сфере, Шон? Наверняка уже догадываешься….