Текст книги "Слуга Смерти"
Автор книги: Константин Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
К дому Макса я приблизился, лишь выждав сумерек. Единожды недооценив решительность и серьезность намерений фон Хаккля и возглавляемого им полицай-президиума, я не собирался повторять допущенную ошибку. Конечно, уже по всему городу жандармы поставлены в известность и приведены в полную готовность. Охрана ворот, эти грозные и нелюдимые увальни в пластинчатых кирасах и со зловещими шипованными палицами в руках. Жандармы на улицах, эти тощие солдаты императора, многочисленные, как целая армия серых муравьев. Конные дозоры, стремительные и рассекающие город грозным перестуком конских копыт по булыжнику. Тайные осведомители, без которых не обойдется ни один квартал, невидимые и неслышимые люди, каждый из которых, конечно, уже получил мое описание. У фон Хаккля было достаточно времени, чтобы заняться ситуацией настолько тщательно, насколько это вообще возможно. И еще магильеры. Чтобы поднять их и вывести на улицы мало одного желания господина полицай-гауптмана, но я не питал иллюзий относительно того, как прочие Ордена отнесутся к бродящему по Альтштадту убийце-тоттмейстеру. Я представил гул мостовой, по которой проходят, звеня тяжелыми доспехами, исполины-штейнмейстеры. Сухое шуршание воздуха, заворачивающегося в кокон вокруг отрешенно стоящего люфтмейстера, который ловит даже шепот на расстоянии нескольких миль. Скрип сапог фойрмейстеров, вестник всепожирающего пламени. Сотрудничество с полицай-президиумом при всех его неудобствах имело и практическую пользу – за несколько лет я мог с достаточной точностью определить действия господина фон Хаккля.
Попасть в казармы Ордена я даже не пытался. Люди, которые меня искали, не были идиотами и уж на подступах к Ордену должны были организовать засады прежде всего. Магильер, попавший в беду, первым делом будет искать общества себе подобных и покровительства своего Ордена – факт известный и давно проверенный, значит, в Орден мне нельзя.
Спрятавшись в густой тени стены, я наблюдал за знакомым мне домом, в окнах которого горел свет. При некотором количестве поздних прохожих мало кто из них был похож на переодетого жандарма. Дважды проходил патруль – и по тому, что жандармов было четверо, а у каждого из них за поясом обнаружилась пара пистолетов, я рассудил, что и фон Хаккль способен учиться на своих же ошибках. Хуже всего было до наступления темноты – мой синий магильерский мундир был слишком приметной вещью, к тому же в узких окраинных переулках, куда я подался в своем безрассудном и безоглядном бегстве. А уж если на бронзовой эмблеме магильера отчеканены две скрещенные кости, внимания он и подавно будет привлекать больше, чем Вельзевул, решивший совершить променад по городу. После недолгих колебаний эмблему я оторвал. Выкидывать не стал, не позволила гордость, но убрал в карман. Без кивера, кацбальгера и эмблемы я вполне мог сойти за какого-нибудь загулявшего вассермейстера, выбравшегося из трактира только к полудню и нетвердо стоящего на ногах. Правда, что-то во взгляде и самом выражении лица все равно выдавало мой Орден, что было мне известно по опыту, однако же я не планировал общаться с горожанами или давать им повод хорошенько себя рассмотреть.
Я помнил одну сгоревшую пекарню на самой окраине, с год назад я был там по вызову полицай-президиума, поднимал обгоревших мертвецов. Работа была еще та, нескольким жандармам сделалось дурно, двое лишились чувств, а Антон Кречмер позеленел так, что его самого можно было принять за покойника. Муторная была работа, тяжелая…
Я убедился в том, что обгоревший остов пекарни остался на месте – видно, никто не спешил строить на его месте новое здание. И то верно, после того, как в доме сгорит пяток человек, да еще смертоед примется проводить там свои жуткие ритуалы, немного найдется охотников не то что чинить его, а и даже проходить рядом. Там я просидел целый день, то погружаясь в беспокойную липкую дрему, то выныривая из нее при звуках приближающихся голосов. Смерть, верная Хозяйка и Госпожа, не подарила мне за весь день ни единого мертвеца. Уже около самой пекарни я обнаружил в одном из домов покойника, ожидающего захоронения, но он оказался дряхлым восьмидесятилетним стариком, и я рассудил, что хлопот с таким будет куда больше, чем пользы от него.
Около дома Макса обнаружился старый, порядком потрепанный экипаж, запряженный парой вороных. Сперва я опасался, что внутри него сидят жандармы, готовые выскочить по свистку, но, обойдя его вокруг, убедился, что тот пуст. Неужели старина Макс решился пуститься в путешествие?..
Проще всего было бы связаться с кем-нибудь из тех, кто незримо караулил меня, но я не обнаружил ни малейших признаков слежки. Может, ребята Ордена выжидают, не желая приковывать к беглецу излишнее внимание? Будь они рядом со мной, пожалуй, помогли бы, когда я несся, сломя голову, по переулкам в тщетной попытке уйти от жандармов. А следовательно… – я нахмурился, обдумывая это самое «следовательно» – слежки за мной или нет, или ребятам из Ордена даны строжайшие указания не вмешиваться.
«А ведь так и может быть, – потянулась длинная и холодная, как хирургическая дратва, мысль. – Я всего лишь приманка, а приманку следует вести, но не обязательно защищать. Особенно если цена этой защиты может оказаться высока. Если Орден отобьет меня у полицай-президиума, тот не станет терпеть подобного, а учитывая отношения между нашим оберстом и полицай-гауптманом, достаточно прохладные для того, чтоб их можно было назвать ледяными… Если меня кто-то и ведет сейчас, этот кто-то вовсе не обязательно станет на мою защиту».
Я в очередной раз тщательно оглядел улицу, но, как и прежде, не заметил никого, кроме припозднившихся редких прохожих, и вынужден был констатировать, что слежки или нет, или она ведется на профессиональном, недоступном мне уровне.
Я постучал в дверь и сам поморщился – стук вышел резкий, неуверенный. Постучал еще раз, сильно и громко. Дверь распахнулась так быстро, что я не успел даже отступить. Кто-то схватил меня за рукав и громко задышал в ухо:
– Ну, наконец-то! Мы тебя целый день ждем, подлец ты этакий!
Это, конечно, был Макс, и я почувствовал, как ледяная глыба, пристроившаяся рядом с сердцем, рассыпается колючим инеем. Вполне могло быть, что Макса здесь не окажется. Вполне могло быть, что вместо Макса тут сидел бы десяток жандармов с ружьями и парочка фойрмейстеров.
К моему удивлению Макс повлек меня не в прихожую, а к двери по-прежнему стоявшего у крыльца закрытого экипажа. Рассудив, что время для вопросов еще не настало, я послушно позволил себя вести. Макс открыл дверь, запихнул меня внутрь, в душную темноту большой скрипучей коробки, где пахло старой кожей и пылью, сам крикнул в сторону:
– Петер, полезай на козлы! Править сможешь? Эх, шляпа… Фуражку натяни на нос, чтоб лица видно не было. И подгонять не забывай! Горе-кучер… Ну доедем с Божьей помощью. Трогай!
Сам он сел рядом со мной и только тогда, закрыв дверь и проверив пистолеты за поясом, перевел дыхание, точно все это время бежал, как загнанный. Экипаж тронулся, резко, накренившись на одну сторону, заскрипели несмазанные оси, застучали подковы. В небольшом окошке впереди я видел макушку Петера, прикрытую чьей-то потрепанной фуражкой. Сидеть на жестком кожаном диванчике было неудобно, вдобавок экипаж немилосердно трясло. В обычной жизни я избегал пользоваться повозками, разве что экипажами Ордена, и то по серьезной нужде. Но те блестящие лакированные механизмы, легкие и бесшумные, не шли ни в какое сравнение с этой рухлядью. В моем положении выбирать, однако же, не приходилось; мне подумалось, что, возможно, сверкающий экипаж Ордена мог бы отвезти меня туда, где мне оказаться совсем бы не хотелось…
– Ну ты и герой… – пропыхтел Макс. – Молодец! Отыграл, как на клавишах. Блеск!
Мне не требовалось спрашивать, что он имеет в виду.
– Не моя вина.
– Конечно! Полицай-президиум весь город перетряс и на голову поставил. Жандармы на каждом углу! Пикеты у ворот! Шпионы шныряют всюду, как чумные крысы. Не твоя вина? Однако же! А знаешь, что сегодня приказом бургомистра подняты по тревоге казармы фойрмейстеров? А? Что две сотни этих проклятых ублюдков топают по улицам? Не твоя вина! Я такое видал только при осаде!
– Будет, – сказал я, дернувшись. – Это все проклятая запонка. Ума не приложу, как она могла попасть к жандармам.
– Запонка?
– Когда у мертвой экономки Блюмме делали обыск, жандармы нашли мою запонку.
– Растяпа!
– Я даже не был у нее!
– Как это?
– Так! – я раздраженно треснул кулаком по стенке, отчего, казалось, весь экипаж натужно заскрипел, а с потолка посыпалась какая-то мелкая труха. – Я лишь взял у Кречмера ее адрес, чтобы расспросить на следующий день. Потом визит к тебе, ну, ты помнишь… Я не был у нее дома, и о том, что ее нашли мертвой, узнал случайно у жандармов. Однако же запонка была моя, я узнал ее. И Кречмер узнал. И еще многие люди в полицай-президиуме, как оказалось. Положение скверное, как покойник, попавший в молотилку для льна.
– Подкинули? – уточнил Макс. Старый добрый Макс, он и мысли не допустил, что я ему лгу. – Ну и ну.
– Видимо, да. Не знаю, кто это сделал и каким образом ему удалось отыскать мою запонку – у меня их не больше десятка, и все дома. Однако же факт – теперь я беглый убийца, за которым охотится весь город. Кречмер предупреждал, а я, проклятый дуралей…
– Он говорил с тобой?
– Вчера, после визита к тебе. Явился домой и рассказал про запонку. Хотел предостеречь.
– Вот те на. Антон Кречмер является на дом к предполагаемому жестокому убийце, демонстрирует ему свежую улику и предупреждает об опасности? Ну уж скорее волчица выкормит молоком поросят, дружище Курт.
– Мы с Антоном долго работали вместе. И мне он верит больше, чем какой-нибудь запонке.
– Но действовать так – это нечто более серьезное, чем просто не верить в вину приятеля, – резонно заметил Макс. – Такой выходкой он поставил под удар себя, причем весьма крепко. Кречмер, насколько его помню, всегда был крайне осторожным и вдумчивым малым, а уж подобные жесты совсем ему не свойственны. Он жандарм, а у них дело крепко поставлено на ход – сперва в кутузку, на плесневелый хлеб и воду, а там уж будем разбираться, насколько ты не виноват… Надо было вчера же и бежать!
– Голова не сообразила.
– Говорю же – растяпа, – устало пробормотал Макс. Корить меня за упущения он, вроде бы, не собирался, напротив, выглядел уставшим, но удовлетворенным. Он вытащил из-под полы серебряную фляжку, откупорил, выпил из нее, не предложив мне. Я ощутил плотный и пряный коньячный запах. – Ну да вытащим тебя, я думаю.
– Куда мы едем? – наконец спросил я. Вопрос был запоздалый, мы успели отъехать достаточно далеко от дома. По бокам мелькали узкие проемы освещенных окон и оранжевые хвостатые звезды фонарей, копыта по-прежнему отбивали свой ритм по мостовой, и ритм этот, кажущийся рваным и немелодичным, отчего-то нагонял сон.
– За город, – ответил Макс.
– Это куда же?
– В Орден ехать бессмысленно, сам понимаешь. Около него целые кордоны, людей согнали столько, как будто Корсиканца на штурм ждут. Прорываться смысла нет, да и нужды тоже.
– И, как я понимаю, нужды во мне Орден тоже не испытывает? – осторожно, но со значением, спросил я.
Макс долго молчал, пристально глядя на свою фляжку. Мелькающие на ней отсветы фонарей, казалось, полностью привлекли его внимание.
– В тебе тоже. В Ордене сейчас полный бардак, Курт. Официального приказа от оберста еще нет, но ситуация страннейшая. С одной стороны, подлинный убийца на свободе, и его поимка нужна нам как никогда. С другой, обвинения против тебя слишком серьезны. Фон Хаккль вознамерился вцепиться в тебя всеми зубами, и в этот раз ни на какие сделки он не пойдет. Старый хитрый паук. Слишком много людей в курсе, бургомистр в том числе. Сам понимаешь… Укрывать тебя сейчас для Ордена – то же самое, что открывать дверь амбара птице с горящей паклей в лапах. Это будет открытым демаршем не только против полицай-президиума, нежная дружба с которым давно притча во языцех, но и против городских властей, да и самого императора тоже. Такими вещами играют осторожно, знаешь ли.
– Догадываюсь.
– Поэтому я получил приказ: схоронить тебя подальше от всего этого гама, пока несколько не прояснеет небо. Пользоваться укрытиями и казармами Ордена нам строжайше воспрещается. Также как схронами, информаторами, агентами и прочим полезным скарбом. Использовать только свои силы и рассчитывать на себя.
– У тебя дома тоже небезопасно?
– Представь себе. Еще с полудня у меня под окнами ошивались двое жандармов в штатском, верно, ожидали тебя, потом ушли… По счастью у меня есть этот экипаж, с ним спокойней.
– Колесить вечно по улицам? – я пожал плечами. – Хорошая же задумка. За ворота нас не выпустят, раз такое дело. Я уверен, что охрана получила распоряжение задерживать любого тоттмейстера, который попытается покинуть город, а уж с экипажем… Можно заранее написать краской на боку: «Тут укрывается беглый убийца и смертоед Курт Корф».
– Верно мыслишь, – подмигнул Макс, отхлебнув из фляжки. – Но и я не дурак. На восточных воротах сейчас стоит один мой знакомец, скажем так, обязанный мне некоторым образом. Он там офицером.
– Полезное знакомство, – только и нашел, что сказать я.
– Уверяю, совершенно случайное, – отмахнулся он. – Это вышло в прошлом году, и весьма нелепо. Проезжал я как раз этими воротами по какой-то служебной надобности, не помню уж… Смотрю, шум какой-то. Что ты думаешь? Оказалось, какой-то пришлый – не то поляк, не то мадьяр – буянит, скандал чинит. Пьяный, понятно… Не помню уже, из-за чего там шум поднялся, но разозлился на него офицер при воротах. Подошел, да как приложит палицей своей по шее… Кто ж знал, что тот слабоват окажется. Моментом дыхание вышло, хлопнулся и лежит. Крики, плач… Как назло, кто-то из важных жандармских инспекторов на проверку спешит, а тут на, пожалуйста – мертвец свеженький, да еще и, вроде как, безвинный. За такое известно что бывает, не только чин, но и голову в придачу потерять можно запросто. Ну и подскакивает ко мне этот жандарм-убивец, руку целует, плачет: «Защитите, господин тоттмейстер, век не забуду!». А мне и забавно стало. Поднатужился, поднял этого мертвого остолопа, не так уж и тяжело было. И пошел тот, шатаясь, да в проверяющего как раз и врезался! Тот в ор: «Что такое! Как смеете! Хауптман, а ну шомполов пьяному подлецу!». Жандармы и довольны, оттащили покойника в сторону, да где-то вечером во рву и прикопали. Такое дело.
– Милая история.
– А, и не такое бывало… Словом, за ворота нас пропустят. А дальше… В общем, есть у меня один домик на отшибе, часа два езды будет. Даже не домик, так, хибара… Тетка наследство оставила уже Бог знает сколько лет назад, все руки не доходили взяться за ту разруху. Там ни души, паутина… Зато и не знает никто. Провианта я прихватил, вода есть, оружие оставлю. Будешь жить, аки отшельник-богомолец в благости и душевном спокойствии. Петера я тоже, пожалуй, оставлю там, нечего ему в городе болтаться, и так уже набегался. А, Петер?
– Да, господин Макс, – едва слышно отозвался с козел Петер, которого, кажется, такая судьба ничуть не смущала.
– Славный парень, – вздохнул Макс, пряча фляжку. – И смелый, что главное. Ладно, вижу, устал ты, потрепало тебя сегодня прилично… Устраивайся на подушках, ехать нам еще долго.
* * *
К указанному дому подъехали уже в глубокой темноте. Меня разбудил громкий скрип экипажа, а потом я почувствовал, что движение прекратилось. Снаружи мел ветер, гладя точно тяжелыми шершавыми ладонями тонкие стенки. Обнаружив, что Макс уже вышел, я открыл дверь. Пахло чисто и привольно: степью, ночью, какими-то травами, бурьяном. Пахло так, как никогда в городе, запах нес какие-то новые мысли, пока еще слишком смутные, чтобы толком оформиться, и новые чувства, слишком забытые для того, чтобы в полной мере проявиться. Ночное майское небо висело так низко, что заставляло машинально пригибать голову. Редкие звезды тлели холодными болотными огоньками.
– Как в старые времена, – сказал Макс, вздохнув во всю огромную грудь. – А? Давно нам, двум старым городским крысам, не случалось глотнуть свежего воздуха!
Видно, ему тоже что-то припомнилось из прошлого.
Дом оказался и вправду развалиной, но развалина эта была достаточно солидного размера – глядя снизу вверх на крепкие, хоть и подгнившие стены, на крутую крышу, крытую черепицей, я подумал, что здесь наверняка будет удобнее, чем в сгоревшей пекарне. Петер, не дожидаясь указа, начал заносить внутрь припасы – корзины с провизией, фляги, ящик вина, табак… Это казалось приготовлениями к долгой и сложной осаде.
– А что ты? – спросил я у Макса, который ежился на ветру и прятал подбородок в воротник.
– А что я… Вернусь в Альтштадт. Буду тебя ловить.
– А убийца?
– Да что убийца… Следов нет, зацепок нет, свидетелей и подавно. Ты свою роль уже исполнил, как понимаешь. Во всех актах и мизансценах, чтоб тебя… От всех жандармов города мы тебя уже не убережем.
– Значит, безнадежно. Если, конечно, он не совершит еще убийства.
– Наверно, – сказал Макс, но как-то рассеянно. – А может, и нет.
– Что ты имеешь в виду?
– Давай внутрь зайдем, холодает к полуночи…
Запах запустения ощущался едва ли не кожей. Тот самый запах, который образовывается, вбирая в себя и клочья паутины, и саван пыли на мебели, и гнильцу стен. Предусмотрительный Макс захватил с собой маленькую керосиновую лампу, теперь она нагревалась, освещая просторную комнату жидким желтоватым светом. Обнаружился траченный термитами диван, осевшие кресла, уродливо-гротескный, в духе середины прошлого столетья, стол…
– Так о чем ты говорил? – спросил я, обозревая эту безжизненную картину. Кажется, долгие десятилетия здесь умирали лишь мухи, да и те – от скуки.
– Да видишь ли, – Макс на удивление не спешил высказывать мысли вслух. – В общем, есть у меня кое-что. Так, догадка, глупость.
– Ну так давай. Я и тем похвастаться не могу.
– В общем… Мне кажется, я знаю, кем он может быть, наш таинственный убийца-сумасброд.
То ли он нарочно испытывал мое терпение, то ли сам пытался мысленно сформулировать что-то для себя, но я едва подавил желания схватить его за воротник.
– Да говори ты, дубина!
– Антон Кречмер, – тихо сказал Макс, глядя на меня с выражением какого-то невеселого удовлетворения. – Господин обер-полицмейстер Его Императорского Величества полицай-президиума города Альтштадта.
Мне показалось, будто на мою голову вторично, как тогда, во Франции, обрушилась окованная стальными полосами палица. Только после крепкого удара обыкновенно ломит в висках и перед тазами темнеет, сейчас же в голове у меня воцарилась полнейшая тишина.
– Да ты пьян… – пробормотал я зачем-то, хоть и прекрасно видел, что Макс ни в одном глазу, более того, даже легкий коньячный хмель совершенно из него выветрился.
– Да нет. Ты подумай. Сам долго соображал, клеил друг к другу… Да вот и вышло. Думай, думай, Шутник.
– И думать нечего!
– Ты погоди… – он мягко тронул меня за плечо. – Я тоже сперва решил, что вздор. Но очень уж все странно складывается и склеивается… Во-первых, сами покойники. Я имею в виду головы. Ты же не будешь отрицать, что господин обер-полицмейстер разбирается в наших методах?
– И недурно, – признал я. – Он работает с тоттмейстерами бок о бок не один год, со мной в том числе. Но это не дает повода говорить…
– Это дает повод убивать, – мрачно сказал Макс. – А точнее, отличную возможность. Будучи жандармом, он знает все наши козыри так, словно они лежат в его собственной руке. Он знает, как работают тоттмейстеры, ему ничего не стоит одним ударом обезопасить себя. Погоди! Дай-ка мне сказать, пока мысли не спутались. Покушение, помнишь?
– Меня хотел убить жандарм? – у этих слов, прокатившихся по моему языку, был вкус абсурда.
– Именно. Ты был вызван на осмотр тела. Тела, убитого им же. Кто знает, что ты мог прочитать в нем?..
– Но Кречмер присутствовал там! Он видел, что у меня ровным счетом ничего не вышло! Мертвец молчал как… как мертвец.
– Антон подозрителен по своей природе, подозрителен и скрытен, тебе-то это известно. Что если он тебе не поверил? Подумал – вдруг ты унюхал что-то подозрительное, указывающее на него? Разумеется, ты не стал бы выкладывать свои подозрения возможному убийце, правда ведь? Ты бы пошел к фон Хакклю и выложил все ему. Не удивительно, что у Кречмера сдали нервы. Ты был возле обоих трупов, а это несомненный повод понервничать. Представь – убиваешь ты человека, сам же осматриваешь место убийства в качестве жандарма, а тут приходит тоттмейстер – молчаливый угрюмый тип, что-то вынюхивает, косится, бормочет… Тут, если совесть нечиста, нервы заиграют почище струн арфы. А тут на тебе – и на второй труп приходит тот же самый! Тут уж можно не сомневаться – вынюхал и идет по следу. Так ведь?
– Э-э-э… Да, ну… Погоди же ты! – я не поспевал за приятелем. – На второе тело я прибыл по приказу фон Хаккля! Кречмер мог это выяснить за две минуты.
– Возможно, он и выяснил, но куда позже. А тогда он считал, что ты дышишь ему в затылок. Он решил избавиться от тебя поскорее.
– Но выстрелил в Арнольда.
– Опять же, он не тоттмейстер! – в голосе Макса появились торжествующие нотки. – В темноте он мог вас не различить!
– Он знал, что я везде хожу с мертвецом, даже подшучивал по этому поводу.
– Как знал и то, что Арнольд вечно ходит сзади. Он знал, что если убьет тебя, мертвец ему уже ничего не сделает. Но дело сорвалось. И на следующее утро ты, как ни в чем не бывало, заявляешься в полицай-президиум и рассказываешь жуткую историю про покушение, причем в глаза фон Хакклю. Что же Кречмер?
Я напряг память. События последних дней никак не желали отделяться, липли друг к другу как стопка непропеченных блинов.
– Он имел со мной разговор. Сказал, что верит в мою версию, предлагал охрану…
– Ну. Он понял, что подозрений против него самого у тебя нет, иначе ты высказал бы их фон Хакклю, поэтому несколько успокоился. Однако же отношение к тебе все равно осталось крайне настороженным. Ведь ты был частично свидетелем не только двух его убийств, но и попытки покушения на тебя лично. В любой момент ты мог вспомнить запах мертвецов, узнать силуэт, голос… Ты был ему неудобен, поэтому он и старался всеми силами держаться в друзьях, обещать поддержку и так далее. Чтобы ты внезапно не прозрел, мой дорогой Шутник.
– Постой, постой! – я действительно схватил Макса за ворот, но силы в пальцах вдруг оказалось недостаточно, чтобы его встряхнуть. – Но телом бездомного покойника управлял тоттмейстер! Ты же сам… В Кречмере магильерского таланта не больше, чем вшей в Папе Римском! Он не мог управлять покойником!
– Ему и не было нужды. Два сообщника, помнишь?.. Тоттмейстер и обычный человек. Чистильщик и убийца. У Кречмера должен быть компаньон!
Я хотел спорить, но вдруг ощутил внутри странную пустоту. Антон? Но ведь какой вздор…
– А дальше что было тогда? – без интереса спросил я. – После покушения на меня?
– Дальше понятно. Антон понял, что убивать тебя накладно. Во-первых, ты верткая сволочь, опытный бывалый пес, да и чутье у тебя серьезное, связываться еще раз опасно. Поэтому он просто устранил твоего Арнольда – телохранитель был ему не с руки. Во-вторых, твое убийство неожиданно ставило бы его в весьма щекотливое положение.
– Отчего это?
– Да из-за вашего разговора с фон Хакклем! – выпалил Макс, досадуя на мою непонятливость. – Из-за твоих теорий! Суди сам – сперва тоттмейстер бредит о каком-то убийце, появившемся в городе, потом жалуется на то, что его чуть не лишили жизни, а потом – хлоп! пожалуйста! – и он уже лежит мертвый. О чем можно подумать? Одно дело, когда обычного тоттмейстера просто убивают на улице – случай редкий, неприятный, но все же иногда имеющий место. Тоттмейстеров не любят, взглянул он на кого косо, тот за пистолет и… понятно, в общем. Бывает изредка. А тут похуже. Потому что покойный тоттмейстер сообщал о том, что за ним охотятся. Раз убили – значит, не врал и не бредил, следовательно, тут имеет место серьезная охота и вряд ли по пустяковому поводу. Все твои прошлые дела подняли бы в момент, и не простые жандармы, а кто повыше – в канцелярии бургомистра, пожалуй! Там люди зоркие, они бы общих деталей в этих убийствах не упустили бы. Опять же, Антон не знал, скольким людям ты успел рассказать о том, что убийства – дело рук одного человека. Он знал одно – убивать тебя отныне чревато. Просто потому, что твое убийство привлечет излишнее внимание – и к тебе и к нему.
– Дай коньяку, в голове трещит от твоих рассуждений.
– Держи. Ну, так слушай… Ты наводишь у него справки на счет экономки – и это вдруг наталкивает его на мысль. И он делает комбинацию – сложную, запутанную, но победную. Он направляется к несчастной женщине и убивает ее тем же самым способом. Припомни-ка, при вашей тогдашней беседе вы были наедине?
Я припомнил сверкающий лаком и бронзой кабинет полицай-президиума, лицо Антона, чьи-то фигуры в сером сукне, голоса…
– Нет, мы были в общем зале.
– Ну и пожалуйста. Он сообщил тебе адрес не приватно, а при свидетелях. Догадаешься, зачем?
Я отпил из фляги. В сырой прохладе безлюдного дома коньяк показался едва ли не пресной водой.
– Вот тебе и факты, Шутник. Вечером ты спрашиваешь адрес, получаешь его, а утром находят тело. Совпадение?.. О да. Но улики этой было недостаточно: все-таки чтобы обвинить тоттмейстера, да еще и проверенного, долгие годы работавшего на полицай-президиум, ветерана войны, доказательства нужны серьезные. И они появляются.
– Запонка?
Он кивнул:
– Ага. Антон видел тебя достаточно часто, чтобы незаметно прибрать ее. Опять же он гостил у тебя дома несколько часов, как ты говоришь. Прекрасная возможность, по-моему. Он возвращается на место убийства и подкидывает улику.
– Э нет! – я закашлялся. – Тогда к чему было приходить ко мне и демонстрировать улику? К чему спугивать ничего не подозревающую жертву, которую сам же отдаешь на заклание? Правда, я все равно сглупил, однако же это неважно… Этот визит ничем не объясняется!
Макс задумался, но не надолго.
– Что, если и это было частью плана? – нашелся он. – Гляди, если бы тебя замели в кутузку жандармы, через какое-то время они могли бы и выяснить, что ты невиновен… У жандармов есть свои методы, не всегда одобренные императором, как ты догадываешься. Тогда весь план прахом. Недопустимо. А что если ты сбежишь? Смотри, как элегантно выходит со всех сторон – подозреваемый в трех убийствах магильер бесследно скрывается из города. Неважно, куда – прячется в казармах Ордена или вообще покидает Империю – в данном случае это почти равнозначно. Убийцы нет, но есть его след, Кречмер в безопасности. Он пришел вчера, чтобы побудить тебя к бегству! Именно поэтому он не донес об улике в тот же вечер – не хотел, чтоб кто-то чинил тебе препятствия, когда ты будешь покидать город. Он дал тебе время на то, чтобы скрыться. Ну как?
– Не знаю, Макс, – я повесил голову, позвоночник вдруг отказался удерживать ее в нужном положении. – Я же его… столько лет… Ну как так?
– Вот уж не думал, что встречу романтика среди однополчан, – вздохнул Макс. – Что тебе сказать? Сам думай. Я тебе свои мысли изложил, сам ими голову ломал долго, теперь вот твоя очередь.
– Зачем ему убивать? Почему?
Макс забрал у меня флягу, поднес к губам, но там было уже пусто. Он задумчиво уставился на нее, зачем-то дунул в горлышко, издав короткий немелодичный свист, и спрятал под мундир. В свете керосиновой лампы лицо его казалось бледнее, чем обычно.
– Мне откуда знать… Сломалось в нем что-то, должно быть. Всю жизнь жандармом, насмотришься всякого… И на войне бывал, а мы знаем, каково в голове после этого бывает. Разум по-своему не сложнее обычной кости – где-то она может поддаться, треснуть, а где-то – и надломится… Будь здесь он сам, мы бы спросили у него, да как-то не случилось. Ну и ладно, надоел я тебе, наверно, со своими мыслями… Располагайся ко сну, завтра думаю заглянуть еще разок, проверить, как ты тут, тогда и поболтаем.
Мне надо было что-то сказать, но слова мерзли в горле, становились бесполезными еще до того, как могли бы коснуться губ. Поэтому я сказал только:
– Доброй ночи, Макс.
* * *
Мы прожили с Петером под одной крышей четыре дня и, хоть никто из нас не оставлял зарубок и не составлял подобия календаря, мы не теряли счета времени и каждый день оставлял в памяти крохотную нестираемую веху. Дом и верно был запущен, причем запущен не один год назад: он скрипел, трещал и источал запахи, которые имеет обыкновение источать забытое людьми и миром строение, наполовину превратившееся в ветхий склеп.
Макс не приехал на следующий день, хоть я и ждал его, до позднего часа не гася лампы, не явился он и позже. Не могу сказать, что это вызвало сильное беспокойство, я прекрасно представлял, что творится сейчас в городе и вполне допускал, что все тоттмейстеры Ордена находятся под жесточайшим контролем. Максимилиан Майер же был слишком умен, чтобы вести ко мне жандармский «хвост». С Петером я не делился своими мыслями, однако не было заметно, чтоб это ему досаждало – он был по своему обыкновению молчалив и редко считал нужным заговаривать первым. Он носил воду из колодца, разжигал камин, неумело стряпал, расходуя наши не очень обширные запасы, остальное же время предпочитал проводить вне пределов моего зрения. То сидел на чердаке, то листал книги, некоторое количество которых мы обнаружили в кабинете. Я тоже было пытался взяться за чтение, но в запасе Макса оказалась лишь беллетристика, впридачу порядком устаревшая, так что из этой затеи ничего не вышло. Я не испытывал склонности к литературе даже в молодости, сейчас же изучать ровные строки, испещрившие пожелтевшие страницы, и подавно показалось неуместным.
– Почему ты тут? – один раз спросил я у Петера, когда тот по своему обыкновению расположился с книгой в пустом кабинете.
Больше смущенный, чем озадаченный неожиданным вопросом, он пробормотал:
– Чтоб помогать вам, господин тоттмейстер.
– Когда мы с тобой встретились – я имею в виду не первую нашу встречу – не припоминаю, чтоб между нами был договор о том, что я согласен взять тебя в услужение.
– Не было договора, – подтвердил он.
– Тогда почему ты тут? – возможно, мне стоило говорить мягче, но долгое ожидание и вечно молчаливый спутник под конец четвертого дня сказались на нервах не лучшим образом. – Ты, помнится, хотел мстить? Искать убийцу! А теперь?.. Сидишь взаперти день ото дня, бесцельно и напрасно! Или ты думаешь, что убийца явится сюда с извинениями за то, что не поспел догнать нас в городе? Это была глупая игра, парень, и она уже закончена. Иди-ка ты обратно!
