Текст книги "Кораблекрушение у острова Надежды"
Автор книги: Константин Бадигин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
Митрий Зюзя то и дело нагибался и рассматривал яркий ковер под ногами. Его радовала каждая травинка, каждый цветок.
– Цветочки-то, цветочки! Топтать жалко! – приговаривал он, поднимая заскорузлыми пальцами примятые цветы.
Взглянув на море, поморы обомлели. Волшебное полуночное солнце залило кровью белоснежные льдины и сделало море темно-зеленым. Подгоняемые ветром, кровавые льдины медленно проплывали мимо острова на восток. Пройдя невидимую границу, они смывали полуночный багрянец и снова делались белыми, как лебеди.
Большие, морского хода кочи, стоявшие на берегу за линией прилива, поморам понравились. Корабли стояли на катках и в любую минуту могли быть спущены в море. Корму подпирал деревянный брус толщиной в четверть.
На кочах по три мачты, доски хорошо обструганы и залиты в пазах варом. Паруса убраны и спрятаны. Митрий Зюзя заметил на бортах много царапин, полученных во льдах. А в некоторых местах черная осмолка была вовсе содрана.
«Были во льдах, – отметил про себя Зюзя, – однако не в столь тяжелых, как мы».
Вблизи кораблей на песке лежали выгруженные товары в ящиках и мешках, покрытые от дождя смоленой парусиной.
Мореходы обошли корабли два раза и разглядели все самым лучшим образом.
Сувор Левонтьев толкнул в бок Зюзю и показал на дым, потянувшийся из трубы на корме ближнего коча.
– Охолодали поморяне, печь топят, – сказал он. – Нам уходить надо, пока спят.
Митрий Зюзя не успел ответить.
Наверху хлопнула крышка люка. Мореходы прижались к кузову.
– Рано еще, – сказал кто-то хриплым со сна голосом.
– Пойдем досыпать… А что тебе сказал – помни: следить в оба глаза. Ежели что, жалеть нечего, скажем – ошкуй либо волки задрали.
– Ладно, Богдан Лучков, это мы могим… Смотри, прибылая вода пошла.
– Ну-к что ж, спать так спать.
Крышка люка снова хлопнула. И опять все стало тихо. Зашелестела, зажурчала приливная вода, и незаметно подкралось море, затопило отлогий берег.
На реке гулко всплеснулась большая рыба. Мореходы вздрогнули и схватились за ножи.
– Рыба плещется, – опомнился Митрий.
Оба облегченно вздохнули.
– Ты понял, о чем речь? – прошептал Сувор Левонтьев.
– Нет, – отозвался Зюзя. – Однако думаю, тот Богдан Лучков плохой человек. Не иначе, убивство замышляет… На большом озере опять гуся зажарим. – Он причмокнул губами. – Сколь их там облиняло, не сочтешь! И озеро и берега – всё пухом и перьями усыпано. Там и отдохнем.
– Пошли.
– Пошли.
Мореходы, оглядываясь по сторонам, выбрались из-за борта и, стараясь не шуметь, тронулись в путь.
Глава девятнадцатая
ГРЕХ ДА БЕДА НА КОГО НЕ ЖИВУТ
Двое суток прошло с тех пор, как кочи Степана Гурьева положили якоря в небольшом закрытом становище на южном берегу у входа в широкий пролив.
Митрий Зюзя и Сувор Левонтьев все еще не возвращались. Степан Гурьев был поглощен мыслями о предстоящем нападении на английские кочи. Он не сомневался, что английские купцы решили захватить один из островов близ Обского устья. Однако ветер был тот же, шелоник упорно держался на просторах Ледовитого моря. С таким ветром плыть на юг кормщики вряд ли согласятся.
Мореходы отдохнули, отоспались в спокойном становище, напились сладкой свежей воды, наловили рыбы в синем прозрачном озере. На удобном месте сложили печку из дикого камня для варки пищи, и Анфиса готовила еду на чистом воздухе.
После высадки на остров Анфису охватила тоска. Она плакала по ночам, видела страшные сны. Работу выполняла бездумно, одними руками. От мужа скрывала свои чувства, видя, что он увлечен предстоящим делом. Однако на этот раз Анфиса его не одобряла.
И Василий Чуга ходил мрачный, не разговаривал с товарищами и думал про свое. Он знал, что недолго ему осталось смотреть на ясное солнышко, слышать людской говор… Приказные в Сольвычегодске рано или поздно вызнают, кто убил купца Семена Строганова. Василий был молод и хотел жить. И еще мучила совесть: ведь он воспользовался доверчивостью Степана Гурьева и ничего не сказал ему о своих делах. Он утешался мыслью о предстоящем нападении на английские кочи. Уж здесь он покажет свою удаль и храбрость… Пусть в бою прольется его кровь, пусть убьют, так будет даже лучше. Он решил просить Степана Гурьева назначить его на самое опасное дело.
В первый же вечер, бродя в задумчивости по берегу, Василий Чуга неожиданно встретился с ошкуем. И он решил испытать судьбу. «Пойду на медведя, – сказал он себе. – Если задерет, значит, так на роду написано. Не тронет медведь, останусь жить – будет легче». Нож, висевший у пояса, он решил в дело не пускать. И Василий Чуга, сжав кулаки и твердо ступая по земле, шел на медведя. Когда до зверя оставалось три шага, ошкуй не выдержал, повернулся и побежал прочь.
После встречи с медведем в нем пробудилась надежда. Васька стал слышать вскрикивания чаек и голоса товарищей. Мир будто ожил, пробудился от спячки, стал ощутимым и снова желанным.
На третий день мореходы проснулись рано, вышли на берег, всех волновала судьба разведчиков.
Василий Чуга первый увидел Митрия Зюзю и Сувора Левонтьева. Они были еще далеко, на соседнем холме. Утреннее солнце осветило их едва видимые темные фигурки.
– Аглицкие кочи на берегу, – выпалил запыхавшийся Митрий Зюзя: увидев собравшихся мореходов, он последние полверсты бежал. – Избу строят, бревна с собой привезли. Мореходов много…
– Вот тебе раз! – Степан Гурьев не знал, что и думать.
На острове Надежды избу англичане строят, да еще на северной стороне. В его голове подобное не укладывалось. Наконец он понял: англичане хотят захватить остров Надежды потому, что он ближе от Лондона, чем река Обь. А в северную гавань могут заходить английские корабли… Опять-таки, рассуждал Степан, летом на острове собираются самоеды, и англичане могут выменивать у них меховой товар. На этом острове удобнее в случае опасности обороняться.
– Ну, ребяты, – сказал Степан, – послушаем, что еще Митрий Зюзя скажет.
Мореходы сгрудились плотной кучкой.
Митрий Зюзя рассказал все, что он видел на острове, не забыл и про разговор, услышанный на одном из кочей.
– Вроде у них свара между собой, – пояснил он, – и Богдан Лучков, ихний управитель, наказывал: «Ежели что, жалеть нечего, скажем – ошкуй задрал либо волки».
Мореходы молча переглянулись, посмотрели на Степана Гурьева.
– Вот и встретились с агличанами на одном острове, – не сразу сказал кормщик. – Я, ребяты, не знаю, что делать. Видно, и нам зимовать здесь придется. Место неплохое. – Степан посмотрел вокруг. – В драку лезть, кровь христианскую проливать, не разобравшись, воздержусь. Надо узнать, кто из поморян наших, из холмогорцев, на той стороне. Можно и добром все уладить. А избу да баню мы сумеем из плавника выстроить, леса по всему острову море навалило много.
Степан Гурьев пока сам не знал, как можно выполнить приказ купцов Строгановых, не проливая крови. Но подспудное чувство подсказало ему: торопиться не следует. И он, может быть, первый раз в жизни растерялся.
Мореходы молчали, ждали слова кормщика. Народ собрался крепкий, ко всему привычный, сильный, предприимчивый. Все знали, зачем они здесь, и ждали драки с англичанами.
– Кочи пусть на воде стоят, может быть, еще пригодятся, – после долгого раздумья распорядился Степан. – Вы, ребята, за плавником для избы ступайте.
Мореходы разошлись, а Степан позвал жену. Он хотел посоветоваться с ней, Анфиса не раз помогала ему добрым словом. Они подошли к берегу, уселись на плавниковые бревна. У них была одинаковая одежда – оленьи малицы, беличьи шапки, бахилы. Все сделал в Сольвычегодске один и тот же мастер. Сзади даже свои мореходы не сразу их отличали. Ростом они одинаковы.
– Что посоветуешь, Анфиса? – спросил Степан.
– Ты правильно решил. Не торопись, посмотри, подумай… Я одного боюсь, – помолчав, продолжала она. – Семен Аникеевич убит, а он тебе верил и за тебя стоял. Как будет при Никите Григорьевиче? Вдова Евдокия Нестеровна в твоем деле не заступница. Одно хорошо знаю: напрасно ты Макара Шустова старшим оставил. Плохой он человек.
– Я и сам казнюсь, да что теперь делать.
– Ты прав… Нехорошо на душе у меня, Степан. Прошу, не проливай крови. Обойдись, если можно. Плохого жду.
Анфиса взяла руку мужа и держала ее в своей.
– Осмотрись, Степушка, разузнай, – продолжала упрашивать Анфиса.
– Да разве я против? И сам так думаю.
– Завяжется драка, – тихо говорила Анфиса, – убьют человека, и не дай бог, аглицкого купца. Дело заварится большое. Заступится ли за тебя молодой Строганов? Чаю я, не заступится. Ежели отречется от всего, тогда беда. Тебя убивцем посчитают. Разве поверят, что ты по приказу Семена Аникеевича дело делал? Ох, Степан, Степан, болит мое сердце!
Степан Гурьев обнял жену и стал ее успокаивать. Себе он дал слово быть осторожным и не допускать кровопролития. Слова Анфисы запали ему в душу.
Посидев немного с мужем, Анфиса ушла готовить мореходам обед, а Степан сидел и думал. Понемногу его мысли приняли другое направление. Он вспомнил про самоедов. Они могли приехать на остров и встретить англичан, а этого больше всего не хотел кормщик. В мореходной тетради было записано, что самоеды с большого острова и с матерой земли выходят к реке Песчанке. «Где река Песчанка, – думал Степан, – надо ее посмотреть: может быть, самоеды уже здесь!»
Море шумело. Начавшийся прилив тащил к берегу плавник. Степан заметил большое дерево, вывороченное из земли вместе с корнями. Вместе с приливом коряга подходила все ближе и ближе. Понемногу скрывались под водой песчаные мели, расположенные вдоль берега. Прилив усиливался.
Подгоняемые ветром дождевые тучи медленно уходили на запад. Погода прояснилась, снова во всю силу горело северное солнце.
Степан Гурьев решил идти на реку Песчанку. Прихватив с собой кое-что в дорогу, вместе с Митрием Зюзей они отправились на восток от становища.
Южный берег был плоский, как пирог, высотой пятнадцать – двадцать локтей. На севере, в глубине острова, виднелись небольшие пологие холмы, покрытые мхом и травой. К морю берег обрывался круто. В прилив вода подступала к нему вплотную.
В двух местах, там, где берег выступал в море, мореход увидел галечные пляжи, не затопляемые в самую полную воду. На гальке расположились шумные и вонькие залежи моржей. Зверя было множество. Митрий Зюзя принялся было считать, но потом бросил, потому что не достало и счета.
Не раз мореходам преграждали дорогу небольшие речушки, спокойно стекавшие к морю. С тихим звоном пробивались во мхах ручейки. Тундра на острове жила полной жизнью. Спелое летнее солнце светило и день и ночь, побуждая природу торопиться. Сейчас оно крепко припекало спины мореходам. То и дело встречались белые медведи. Они паслись на лужайках, словно коровы, поедая какую-то траву и не обращая на людей внимания.
Часа через три мореходы подошли к маленькому озеру с приподнятыми песчаными берегами. Прозрачная вода отливала синевой. На озере пискливо щебетали кишевшие там птенцы линяющих гусей.
Митрий Зюзя захотел поймать одного, подержать в руках пушистенький комочек. Однако затея не удалась: птенцы, быстро загребая лапками, устремились к противоположному берегу, где, словно печная пасть, чернело отверстие, и мгновенно скрылись в этой дыре. Озеро опустело, остались только перья и пух линяющих гусей.
А Митрий в погоне за птенцами поскользнулся на мшистых камнях, упал и ушиб колено.
Степан Гурьев с любопытством осмотрел берег, место, где укрылись гусенята.
– Озеро у нас под ногами, – догадался он, – там и птенцы спрятались. Место хорошее, их ни песец, ни сова не достанут… Идти можешь, Митрий?
– Могу. – И Зюзя заковылял следом за Степаном.
К концу дня мореходы увидели закиданную камнями говорливую речку, а на берегу – высокий крест. Неподалеку виднелись остатки самоедского стойбища: кости, обрывки ремней, куски оленьей кожи, сломанные сани…
Степан Гурьев вынул из-за пазухи свою мореходную тетрадь.
– Река Песчанка, – сказал он. – На этом месте с большого острова самоеды переходят пасти оленей на наш остров. В малую воду осушается песчаный перешеек, соединяющий оба острова, – продолжал он, – и, значит, нет и течения. Агличанам об этом, наверно, рассказали.
Вечером стало прохладнее. Мореходы разложили на сухом месте костер, разожгли его. Митрий Зюзя наловил жирной рыбы в реке и принялся варить уху. Плотно наевшись, они стали подумывать, как удобнее лечь спать.
– Спать будем по очереди, – сказал Степан, посмотрев по сторонам. – Вон медведей сколько. Нас за моржей примут и съедят запросто.
– И я так думаю, – отозвался Митрий Зюзя. – Успеем выспаться. Смотри-ка… – Он показал на стайку песцов, подобравшихся к остаткам рыбы, брошенной мореходами. – Ишь ты, непуганый зверь, совсем человека не боится.
Мореходы разгребли огонь, настелили сухих прутьев на горячем месте и разожгли новый костер.
– Скажи, Митрий, – укладываясь спать, спросил Степан, – как бы ты поступил на моем месте? Подумай-ка.
– А сам ты?
– Не могу решить, от мыслей голова вспухла. Одно знаю: аглицких купцов сюда пускать нельзя. А другое – невинную кровь проливать тяжкий грех.
Митрий молчал недолго.
– С ребятами надо поговорить… с теми, что агличанам служат.
– Ну?
– Обсказать, как и что, пусть агличане одни на острове остаются. Небось взвоют.
– Так-то так, однако… Ну, а ежели нас агличане увидят и догадаются, что мы по их души? Драки не миновать.
– Разве у нас на лбу написано? – доказывал свое Митрий. – Мы сами по себе, они сами по себе… Мы на промысел за моржами – вон их по берегу сколь, – а для каких дел они пришли, нам незнаемо.
Степан Гурьев все понял. Голова бывшего корсара варила слишком прямолинейно. Он получил приказ уничтожить врага, а в таких случаях внезапность нападения часто решает дело. И Степан решил воспользоваться своим преимуществом. Он знал, где враг, и знал, что его надо уничтожить… Но что было хорошо во времена морской войны, сейчас не подходило. И Степан стал обдумывать все по-новому. Мешали комары, тучами осаждавшие мореходов. Дым костров мало помогал. Руки и лица вскоре превратились в зудящую опухоль, покрытую липким месивом раздавленных насекомых.
– С Федором поговорить надо, чать он тебе не чужой!
– С каким Федором?
– С шуряком твоим.
– Да разве он там?
– Тама, деньги кого хошь прельстят. И у меня приятели есть. Верных агличанам там не много. Из Москвы управитель Богдан Лучков, с ним двое товарищев. И двое пустозерцев-кормщиков, они всему делу голова. И дорогу агличанам указывают, и место сие они нашли. Знакомые самоеды у них есть. Оба кормщики, давно пушниной промышляют.
– Вон оно что! – сказал Степан. – Вон оно что! Федор тама. Попробуем теперя инако. – И как-то сразу успокоился. – Молодец, Митрий… – Он поудобнее улегся у костра, подложил под голову заплечный мешок. – Когда солнышко над тем мыском станет, разбуди… Что ты раньше про Федора не сказывал?
– Ты не спрашивал, а к слову не пришлось.
– Ладно.
Степан повернулся спиной к костру и сразу уснул. А Митрий Зюзя долго бродил возле костра, стараясь не заснуть, и посматривал на бледное, низкое солнце, катившееся над самым островом.
Тихо в этот полуночный час на острове Надежды.
Утром мореходы снова наварили рыбы, позавтракали и отправились в обратный путь.
Советы жены и разговор с Митрием Зюзей помогли Степану принять правильное решение. Теперь он не сомневался: надо действовать не силой, а хитростью. Надо выполнить приказ купцов Строгановых так, чтобы не идти против своей совести и против закона. И еще решил кормщик: не откладывая, идти в лагерь англичан и узнать все самому.
Был отлив. Море ушло, оставив оголенные отмели. Подходя к своему становищу, Степан увидел знакомую корягу. Она чернела на мокром песке, зацепившись корнями. Следующий прилив еще больше поднесет ее к берегу. Он осмотрел кучу плавника, собранную мореходами за его отсутствие. В нем много ровных, крепких стволов. На избу и баню вполне хватало.
Время было обеденное. Мореходы дружно таскали ложками из большой деревянной чаши Анфисино варево – жирную кашу с кусками оленины.
После обеда Степан созвал своих товарищей.
– Вот что, ребята, – твердо сказал он, – свару заводить с агличанами нам не с руки. Пусть они своим делом занимаются, а мы своим… Дом и баньку срубим. Песцов промышлять будем. Поняли меня?
– Поняли, Степан Елисеевич.
– Плавника, я думаю, хватит. Можно приступать к делу. Сначала баню сколотим, потом избу, попариться всем охота… Кто хочет, ребята, совет подать? – Степан посмотрел на своих товарищей.
– Все довольны, Степан Елисеевич, правильно ты рассудил.
Степан хотел было вместе с артелью строить баню, но потом подумал, что для постройки народу много, а главное вовсе не в бане, а в том, как он сумеет устроить дела с английскими купцами. «Отдохну часок-другой – и в дорогу, – вдруг решил он. – Чем скорее узнаю, что и как, тем надежнее».
Степан направился к берегу повидать Анфису. Она сидела возле костра и чистила рыбу.
– Пойду к агличанам, – сказал он, присаживаясь рядом с женой на черный плоский камень.
– Иди, так будет лучше, однако осторожность держи. – Анфиса встала, обняла и перекрестила мужа. Внимательно посмотрела на него. – Отдохни-ка, Степан, устал ты, по глазам вижу. Я тебя подниму, когда тень на костер ляжет. – Анфиса показала на черную полоску, тянувшуюся от креста, одиноко стоявшего на самом берегу. – И Митрию скажу.
Степан не торопясь сел в лодку и, взмахнув два раза, приткнулся к борту коча. В каморе он снял малицу, шапку, верхнее и свалился на свою постель.
Заснул он не сразу, долго лежал с открытыми глазами и думал.
Глава двадцатая
ОДНАКО МЫ НЕ ЗАПРЕЩАЕМ НИКОМУ МИРНО ПРИХОДИТЬ В ВАШИ ЦАРСТВА
После казни Марии Стюарт испанский король на весь мир объявил себя наследником и преемником английской короны и, не жалея денег, стал готовить большой флот для завоевания Англии.
Лорд Уолсингем каждый день докладывал королеве Елизавете о подготовке к походу испанских кораблей: его разведчики буквально наводнили все приморские города Португалии и Испании. Даже в окружении маркиза Санта-Крус, опытного флотоводца, стоявшего во главе всех морских дел испанского короля, притаился разведчик лорда Уолсингема.
Конечно, и в Англии немало глаз следило за действиями королевы Елизаветы. Английские католики ревностно выполняли задания папы римского, и действия их давно перешагнули границы религиозных споров.
О своих приготовлениях католик король Филипп II предупредил папу Сикста. Свое подробное письмо он закончил следующими словами: «…Одни только ветры могут воспрепятствовать флоту сему завоевать Англию, но я уповаю, что покровительство божье и благословение, которое ваше святейшество дарует ему, остановит все противоборствующие волнения…»
Поистине неисповедимы пути господни. Папа немедленно послал тайное письмо испанского короля Елизавете Английской. А на словах своему гонцу велел ей сказать, чтобы она заблаговременно готовилась к обороне и чтобы приложила все силы к тому, дабы не напали испанцы на нее врасплох. Не обольщалась, считая неприятеля не столько сильным, каков он есть в самом деле.
Зловещие слухи ползли по Европе. И чем ближе подступали сроки выхода испанской «Непобедимой армады», тем слухи становились упорнее и злее. В городах и селах говорили, что Елизавете отрубят голову по приказанию короля Филиппа на том же месте, где государыня сия повелела обезглавить королеву Марию. Другие говорили, что королеве Елизавете не будут рубить голову, а задушат как отпавшую от католической веры. Во дворце английской королевы в эти тревожные дни не было ни забав, ни развлечений. Елизавета каждый день призывала сэра Френсиса Уолсингема и требовала от него новых сведений. Ежедневно она вызывала к себе и других министров, рассылала своих приближенных на верфи, где строились новые корабли для боев с испанской армадой, и приближенные торопили строителей. Из России по-прежнему привозили пеньку и корабельные мачты. Сотни оружейных мастеров день и ночь стучали молотками, изготовляя броневые доспехи и оружие для королевских стрелков. Англия деятельно готовилась к встрече врага. И королеве и народу вторжение испанцев сулило много несчастий. Католиков, выступавших против протестантов и королевы, ловили и без сожаления предавали смерти.
«Непобедимая армада» вышла из Лиссабона 30 мая и медленно двигалась на север. Испанский флот казался в море подобным городу, состоящему из замков и крепостей. Корабли были высокобортны и внушительны на вид. Шестьдесят галионов несли на себе по сто двадцать пушек каждый. На самом малом корабле стояло пятьдесят пушек. 31 июля моряки «Непобедимой армады» увидели берега Англии, на кораблях готовились высаживать пехоту. На английскую землю должны были вступить девятнадцать тысяч испанских солдат.
3 августа на испанские корабли, отбившиеся от армады, напал знаменитый английский корсар Френсис Дрейк. Корабли у него были меньше испанских, но зато поворотливее. Адмирал Дрейк долго выбирал удобный случай, понимая, что потерять флот для Англии – значит потерять все. Испания рисковала только кораблями.
Победа осталась за англичанами. 4 августа произошло еще одно сражение, и 8 августа – последнее. Испанцы понесли большие потери.
Испанские флотоводцы решили, не высаживая солдат, идти к северу под восточным берегом Англии. Налетевшая сильная буря уничтожила и повредила много кораблей. Продолжение военных действий сделалось бесцельным, и остатки «Непобедимой армады», обойдя Англию с севера, направились в свой порт.
Прошло несколько дней. Англия торжественно отпраздновала свою победу над безжалостным и коварным врагом. Королеву Елизавету славила вся английская земля.
В конце августа похудевшая и побледневшая королева снова принимала в Ричмондском дворце Джерома Горсея.
При тайном разговоре присутствовали лорд Сесиль Берли, Френсис Уолсингем и граф Лестер.
На этот раз королева была закована в золото, словно в латы, и была похожа на индийского идола.
– Мы прошлый раз не обратили ваше внимание, господа, на одно место из письма государя Федора Ивановича… Дайте царское письмо, лорд Берли… Да, да, вот здесь он пишет, – королева показала пальцем, – прочитайте нам вслух.
– «…Кто бы ни был или кто бы из какой земли ни приехал в наше государство, – читал лорд Берли немного охрипшим голосом, – тому можно и повольно торговать, и нудить нас в том, чтобы мы в своем государстве не позволяли другим торговлю, непригоже. Прошение к тебе твоих гостей неразумно; они хотели забрать все прибытки для себя одних и не хотят никого другого допускать в наши пристанища, а это как бы для нашего государства помеха. Это статья неподходящая…»
– Довольно, – сказала королева. – Отсюда видно, что наш любезный брат Федор склонен допустить в северных портах свободную торговлю, без всяких ограничений, лишь бы платили ему таможенные сборы?!
– Да, ваше величество, выходит так, – подтвердил Френсис Уолсингем.
– Наглое письмо. Ведь англичане имеют давние права на исключительную торговлю в Белом море. Не так ли, милорды?
– Да, ваше величество.
– Англия могущественная морская держава, и с ней нельзя говорить таким языком.
– Россия независимое государство, ваше величество, и ее государь может распоряжаться в своих землях.
– А мы говорим – не может! – Королева хлопнула ладонью по платью. – Если англичане получили исключительное право торговать в северных морях, они должны защищать свое право.
– Ваше величество, – сэр Берли поклонился, – но ведь и Россия не беззащитна. Она ревностно смотрит за каждым квадратным дюймом своей земли.
– Не злите нас, милорд… Английское право должно быть превыше всего. Господин Горсей, наш верный слуга, что скажете вы? Я помню, прошлый раз вы просили принять крутые меры.
Но Джером Горсей многое передумал за время между приемами королевы. И он решил, что несвоевременное вмешательство Англии в московские дела затронет неокрепшее предприятие новой торговой компании.
– Московиты не потерпят грубого вмешательства, – запинаясь, ответил купец. – И я и мы… Может статься, что пеньковые канаты и корабельные мачты будут возить к себе нидерландские купцы.
Елизавета вскочила с кресла, лицо ее покраснело, покрылось потом, словно росой.
– Мы приказываем направить в Белое море десять, двадцать больших кораблей! – визгливо закричала королева. – Пусть они охраняют подступы к двинским портам. Ни одно судно не должно войти в эту реку и выйти из нее. И тогда, я не сомневаюсь, мой любезный брат напишет мне о своем согласии.
Министры молчали.
– Вы оглохли, упрямые мужики? Мы хотим – вы слышите, хотим! – чувствовать себя королевой на всех морях. Мы уверены, что никакой народ не осмелится совершать морские плавания без нашего государского желания. Мы не хотим угрожать нашему брату Федору оружием, но мы требуем, если он печалится о своей чести, не оскорблять нашего государского достоинства. После нашей победы над сильнейшим испанским флотом мы не видим достойных противников.
– Ваше величество, государь Федор Иванович может изгнать из своего царства всех английских купцов, и я…
– Ах, так, наглый плут!..
Королева маленькой, но твердой рукой влепила пощечину Джерому Горсею.
Посланник свалился на колени.
– Целуй руку ее королевского величества, она осчастливила тебя, негодяй, – чуть усмехнувшись, сказал граф Лестер.
– Ваше величество, ваше величество, не гневайтесь, дайте поцеловать ручку! – вопил Джером Горсей, испугавшись насмерть. – Дайте вашу ручку, прекрасная королева!
– Мы не гневаемся. – Помедлив, королева сунула свою руку посланнику.
Джером Горсей захлебнулся, покрывая ее поцелуями.
– Никогда я не видел женщины прекраснее вас, ваше величество!
– Довольно! – Показав в улыбке длинные зубы, королева отняла руку. – Мы надеемся на вашу верность. Поднимитесь с колен.
– Ваше величество, – обратился к королеве лорд Берли, переглянувшись с членами тайного совета, – нам следует сначала испытать мирные средства. Я предлагаю написать письмо русскому государю от имени вашего величества и строго предупредить о самых серьезных последствиях. Он должен пойти на уступки. И надо написать правителю Борису Федоровичу любезное письмо и просить его помощи… Я вижу лукавую душу Годунова, но вижу и его великий государственный ум. А если ваше письмо не подействует, ваше величество, тогда подумаем о более суровых мерах.
– Ваше величество, – вступил в разговор лорд Уолсингем, – надо привести к порядку наших купцов в Москве. У них нет единого мнения. Двадцать человек ведут свои дела в одиночку и не хотят знать никаких лондонских агентов. Несколько человек крестились, приняли греческую веру.
– Черт возьми, это кощунство, нельзя крестить человека дважды! – закричала королева.
– Да, но русские делают все по-своему. Благодаря нашим купцам, изменившим своей вере, в Москве знают обо всех европейских делах значительно больше, чем при отце нынешнего царя Федора. Там знают все наши порядки и правила… Не так ли, Горсей?
– Да, да, достопочтенный лорд. Многие перестали думать о пользе своего отечества.
Королева сидела в задумчивости, опустив голову.
– Мы решили так. – Она выпрямилась и строго посмотрела на своих министров. – Сэр Берли, пишите строгое письмо московскому царю. Не будем бряцать оружием, но покажем когти. Завтра вам поможет своими советами господин Горсей, он сведущ в московских делах. Мы должны по самой дешевой цене покупать пеньковые канаты и лес для постройки наших кораблей. А мы с вами, лорд Уолсингем, возьмемся за купцов. Вы согласны, милорды?
– Вы правы, как всегда, ваше величество, – отозвался лорд Берли с глубоким поклоном.
– Сегодня вечером, господин Горсей, – продолжала королева, – вы должны навестить ольдерменов Московской компании. Они досаждают нам своими жалобами.
* * *
Ольдермены Русской купеческой компании собрались в доме своего престарелого председателя Роуланда Гэйуорда. Каменный дом, выходящий окнами на пустынную набережную Темзы, был построен лет двадцать назад, когда доходы компании были высокие и она пользовалась уважением лондонского купечества.
Последние годы в Лондон стали проникать слухи о пошатнувшихся делах Русской компании.
Купцы и подмастерья в России нарушали старинные правила, вели себя свободно – без разрешения посещали русские дома, женились на русских, а иногда даже меняли и религию.
Не выдерживали и слуги. Они видели большие деньги, идущие в руки купцов, в то же время получая от компании небольшое жалованье. У слуг все чаще стало появляться желание отколоться от хозяев и завести отдельную торговлю. Для того чтобы заработать побольше денег, шли на все: воровали, доносили на товарищей, возводили клевету на неповинных людей. Московское правительство ловко использовало внутренние раздоры английских купцов, стараясь освободиться от обременительных повольностей, пожалованных еще во времена Ивана Васильевича Грозного.
В сближении с Англией русские, несомненно, извлекли немало хорошего для развития своего государства. Царь Иван получал нужное для войны оружие, порох, селитру. Из Англии приезжали разные мастера. Восприимчивый русский народ быстро осваивал все полезное и нужное. Многие преимущества и повольности для английских купцов, на которые соглашался царь Иван, укрепляли англо-русские отношения. Англичане показали дорогу другим европейцам в русские морские пристанища на Белом море, привозили много необходимого для России и вывозили излишки русских товаров.
После смерти Ивана Грозного исключительное положение англичан в России делалось ненужным и даже вредным. В сближении с Англией таилась опасность для России очутиться в положении страны угнетаемой. И дьяк Андрей Щелкалов, и Борис Годунов весьма разумно и осторожно обходили места и подводные камни, лежавшие на пути англо-русской торговли. Самое главное заключалось в том, что теперь не московиты нуждались и искали англичан, а англичане всяческими путями старались восстановить свои прежние права в России.
Льготы, пожалованные английским купцам, подрывали отечественную торговлю, русские купцы, не защищенные своим правительством, не могли соперничать с английскими купцами. Вместе с тем все больше и больше товаров стекалось на внутренние рынки и заметно возросло значение отечественного купечества.
И сейчас вместо подтверждения прежних привилегий русское правительство решило отделаться, выплатив компании шесть тысяч фунтов спорных денег и снизив пошлины. На все требования англичан восстановить исключительное право торговать через пристанища Белого моря русское правительство отвечало отказом.
Жалованная грамота царя Федора Ивановича не слишком обрадовала ольдерменов, сидевших вокруг тяжелого дубового стола в доме председателя Роуланда Гэйуорда.
