Текст книги "Клоуны водного цирка (СИ)"

Автор книги: Константин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Малявка, хайло захлопни, пока я тебе язык не вырвал. Терка не выросла! Ты мне нахалку не пришьешь, все видели, крытники по вайгам скубали, под балабола катишь! – Сютрель готов ударить. Эрик привстал, чтобы вмешаться, но тут Жак, чей таракан пришел вторым, вмешался в спор:

– Так! Харе! Стопы царапнули! Оба! Ты! Неправильный, буркалы светил? Кто парафинит?

Николас только пожал плечами. Никто толком ничего не видел, игроки смотрели на своих тараканов, а окружающие орали и выдвигали каждый свою версию. Эрику показалось, что таракан пацана был первый, но сказать точно он не мог, к тому же таракан Сютреля и правда, лез на трассы по бокам, вместо того чтобы бежать прямо. Сютрель вроде за таракана не в ответе. Какой попался. И «внешность» у всех тараканов была исключительно однообразная – светлокоричневые, ржавые, почти как роба на обитателях камеры. У всех черное пятно на верхней части спины. Усы и шесть ног. «В лицо» не опознать. А если и опознаешь – не докажешь. Тараканов накрыли кружкой и оставили на полу.

– Волдырь, ты глазастый. Что видел? – продолжал расследование Жак.

– Не, ну чо короче. Там хоп и оп, а кидка не было. Вот ежели чо, щас сразу на кой и на раз, то нишкнуть было бы в масть, без куража дешевого. Но то если хопа поймать, а вот так на кипеж, да перед босяками на прежняк, я и не смогу. Голимого заделать, это же не дурку раскоцать или кучеряво лукать. А куркуля толкать не в падлу…

– Заткнись транда, даже я ни хрена не понял, – Жак почесал паутину на щеке.

– Сютрель, кореш, друг мой, – Эрик говорил почти ласково. Мелькнула в голове мысль и надо было ее проверить. Пацан ему нужен был живым и нельзя было его пускать на игры. Ни сегодня, ни в ближайшие дни. – Скажи Сютрель, мне интересны две вещи – первая, что означает твоя кликуха? Или это имя? Но это можешь мне сказать потом. А сейчас скажи другое. Ты до того, как сюда попасть, чем занимался?

– Тебе то что? Базар не о том сейчас.

– Не скажи, это важно. Ты ведь тоже всех расспрашивал, как только мы всей кодлой в хвиру прописались. И я потом обосную, пока скажи.

– Я босяк с именем, на мне много чего. Кому надо опознает, а докладывать не в масть, я визите-билетте не раздаю!

– Кому надо? Сейчас мне надо. И ответь – ты случаем в карты играть не любишь?

– А чо карты?! А чо карты?! Стирогоном не был, но свет мотаю и святцами скриплю при случае.

– Когда ваши с пацаном крытники пересеклись на дорожке, ты ведь по рейке щелкнул, верно? Чтобы их разделить?

– И чо?

– Да или нет?

– Так, ясно дело!

– И крытника ты не задевал?

– Не задевал. Чо я беса гнать буду? Никогда сплавки не бросал. Все по чесноку, без спуска было!

– Покажи руку.

– Что? Какую руку?

– У тебя их две. Мне покажи ту, которой по рейке щелкнул.

Вся камера слушала с напряженным вниманием. Хоть игроков было мало, но азарт игры и последующие разборки завели всех.

Сютрель, с неохотой протянул руку.

– Не та. Я ж рядом был. Кое-что подметил. Так ты значит, в карты любишь играть?

– Да чё те карты?! Чё те рука?!

Эрик схватил его за другую руку и резко вывернув ее ладонью наружу поднес к свету. Сютрель скривился от боли.

– Это что?

– Где?

– Вот у тебя на пальцах. Белое.

– Да не знаю я. Пусти баклан, больно.

– И опять. Крутые вы ребятки только до того момента, когда с реальными трудностями столкнетесь. А теперь тебе больно. – Эрик отпустил руку.

– Здесь тепло, это да. Но сыро. Мел отсырел и на твоей руке остался. Прилип. Так говоришь крытника не толкал?

Сютрел облизнул губы и ожесточенно проговорил:

– Ты, по любому никто. И здесь и по жизни. Что тебя, что твою кентовку кинуть – святое дело. Тем более щегла шушерного – он кивнул в сторону пацана. – И воровскому закону убытка нет. А ты хоть здоровый и злобный, но никто!

– Кто еще так считает?! – Кровь прилила Эрику к лицу.

Ему никто не ответил.

– Ты парниша, даже не представляешь, насколько я злобный, – приветливо произнес Эрик.

Он нагнулся, поднял с пола кружку и прежде, чем кто-то успел понять, что происходит, высыпал себе в ладонь ее содержимое. Рывком ухватил Сютреля за затылок и притянув к себе, с размаху впихнул копошащуюся массу ему в рот.

– Жри!

Тот выпучил глаза, начал вырываться, но Эрик держал крепко. Сютрель ухватил его за руку, замычал. Послышался хруст. Из уголка рта торчала колючая лапка и молотила Сютреля по губе.

– Жуй, давай, – яростным шепотом сказал Эрик.

Хруст стал сильнее. Сютрель давился, пытался что-то сказать, но не мог. Эрик не отпускал руку, пока тот не проглотил все.

– С остальными о вреде шулерства и хамства поговорим позже. Особенно, твари, о вреде хамства мне. Вреде, для вашего здоровья, непоправимом.

В невидимом от входа тесном углу они не размещались, а вталкивали себя туда. Мелкогабаритному пацану, победителю, было проще. Спиной к нему, полностью перекрыв обзор, сел Жак. За ним, следуя результатам выигрыша, Шпринка, потом Эрик, потом Карел. Сютрелю места не досталось. Отблевавшись тараканами он пытался что-то сказать, но Эрик, еще не остывший от вспышки гнева, врезал ему в челюсть и тот продолжил отплевывался у костра смесью непрожеванных тараканов, крошевом зубов и остатками рвотных масс с кровью.

Сидеть было неудобно всем, даже мелкому пацану, чей нос упирался в спину «Бати». Никто, не жаловался, жизнь дороже, а времени было мало. Стражники должны были прийти с минуты на минуту. Второй день вносил свои порядки в жизнь камеры, один из которых выражался в том, что «артистическое» сообщество замерло, когда часы за окном звонко отбили четыре часа.

Эрик услышал, как пацан сзади позвал Карела. Тот вполголоса откликнулся. Мальчишка спросил:

– Почему ты предупредил меня про футы и фунты?

– Не знаю. Жалко тебя стало. Мелкий совсем, такого обязательно Арман приметил бы на первый раз. Чтобы и артиста крепкого не терять и демонстрацию остальным устроить. А ты малый, хорохорился, но видно, что испуган…

– Это кто испуган?!

– Тихо, – приказал Эрик.

Дверь открылась со сдавленным, похожим на писк, скрежетом. Из-за нар можно было рассмотреть, что стражники вошли небольшой колонной по двое. Вид серьезный и хмурый. Вместо протазанов в руках короткие годендаги, на поясах кинжалы.

– Всем построится!

Первые двое, одетые только в кожаные безрукавки были безоружны, но выделялись ростом. Колонна вклинилась в толпу посреди зала. Рослая парочка сноровисто схватила одного из заключенных и крепко держа, перекинули назад, к остальным стражником. Те не менее ловко набросили на него цепи и приставили лицом к стене. Потом следующего и так далее. Нельзя сказать, чтобы они хватали наугад, но оценивающие взгляды были быстрыми и небрежными. Никто им не сопротивлялся, только мелькало что-то во взгляде. Мелькало и угасало. Зря игроки переживали, что их заметят в углу. Хоть ближнего, хоть дальнего. Стражники хватали только тех, кто был в центре толпы, в которую они вклинились. Отобрав ровно двадцать человек и заковав у стены в цепи, стражники их вывели. Дверь с приятным шорохом закрылась.

– Много сегодня взяли, – сказал Карел вставая, – какую-то особенную дрянь приготовили. Новый сезон, новые аттракционы.

– На дурняк игры. Завтра дубаки новых терпил роги мочить потащят. Опять расход на футляр делать, – говорил Жак раздражено, но по всему доволен, что все закончилось. Подошел к бассейну и стал умываться.

Вот что он сейчас сказал?! Ладно, уже не важно, не вечно же пацана с собой как переводчика таскать. Эрик направился к своему месту. Хотелось нормально вытянуться после угла. Кстати, насчет пацана.

– Все хочу спросить, тебя как зовут-то? – обратился к нему Эрик.

Снова скрипнула дверь. Первым вошел Арман, за ним все те же стражники. Смотритель был раздражен.

– Тут и моя вина, конечно, есть. Знаю, что полагаться на вас нельзя, но все надеюсь, что вы ребята, чему-то научились. Сказал же, берите нормальных. У нас гости сегодня важные, надо удивить и поразить.

– Да мы нормальных взяли, – полуголый амбал на две головы выше Армана робко оправдывался.

– Знаю я ваше «нормально». Первых попавшихся всегда хватаете… О! Вот как раз, – Арман ткнул пальцем в застывших посреди зала Армана и Курти. Эти с фантазией и игру могут сделать. К тому же они уже любимчики. Тащите обоих на арену.

Глава 8

– Приятно осознавать, что вы под впечатлением, – улыбнулся Тарант.

– Признаться, удивлен, – покачал головой барон. – Провинция, откровенное захолустье, и вдруг увидеть такое! Это новое слово в развитии военных машин.

Селестина встала и вышла.

Барон удивлено посмотрел ей вслед. Лоренс с Софией неловко переглянулись, а Бартаэль пасмурно взглянул на спутника.

– Ладно, орехов этих ваших в патоке жареных не надо, а вина давайте, – барон Петер айт Эрнстермирх не понял, почему на него воззрились и постучал кубком по столу, не смотря ни на кубок, ни на стол, ни на окружающих.

Тарант хмуро глянул на него и перевел взгляд на виночерпия. Застывший слуга ждал приказа. Князь коротко кивнул. Вина барону налили.

– Сколько вы намерены взять требушетов?

– Уже и не знаю. Но, наверное, и одного хватит, учитывая его возможности и цену, которую вы за него заломили.

– Цена напрямую и связана с возможностями. Барон, я хотел вас спросить.

– О чем?

– Почему требушет? Это наступательное оружие, а вы собираетесь оборонять город.

– Требушеты можно установить на стену. К тому же не обязательно заряжать ядром. Можно метать массу мелких металлических осколков по наступающей пехоте, можно горшки с горящей нефтью. С такого расстояния мы будем способны достать до лагеря фраков.

– Тогда может вам не требушет нужен? Больше подойдут эйнармы или полиболы. Они идеальны для установки на стену.

– Они тоже относятся к изобретениям маэстро Йохана?

– Нет. Их изобрели давно. Но Великий Механик усовершенствовал их до такой степени, что и они не имеют себе равных по своим техническим данным. Наше захолустье умеет удивлять. Мы уже какое-то время продаем машины и пока недовольных качеством наших товаров не было.

– Вы продаете оружие всем?

– Нет. Малагарцы вряд ли его получат.

– А если обратятся фраки?

– Пока не обращались, – уклончиво ответил Тарант.

– А если? Неужели продадите и им?

– Знаете. Это называется деловые отношения. Или еще проще – дело.

Барон медленно произнес:

– С таким оружием фраки наших стен и не заметят.

Тарант не отвечал, и Петер продолжил:

– Ваше княжество основано выходцами Вольных городов. По сути, кровь от крови, плоть от плоти. И вы способны продать оружие… такое оружие их врагам?

– Барон. Мы достаточно давно стали независимыми, чтобы принимать самостоятельные же решения. Мы провинция, захолустье, как вы выразились, но мы самостоятельное захолустье.

– Но вы знаете про войну?

– Мы знаем про войну. Как и знаем, что идет она уже почти шестьсот лет. И думаю, столько же еще будет идти. Мы способны посочувствовать вам, способны ужаснутся бессмысленности войны и ее жертвам, но, когда к нам обратятся с деловым предложением, мы его рассмотрим. Потому что как я уже сказал, война эта будет идти долго. И войн в этом мире будет много. А нам предстоит жить в этом мире и жить на что-то. А война часть этого мира.

– Вы философ. И страшный человек.

– Отнюдь. Я зрелый человек. А философы это старые нищеброды, не способные заработать себе на жизнь, но убежденные, что эту самую жизнь познали. Убежденные настолько, что поучают других. Хотя их бывает иногда интересно послушать. У меня есть несколько таких при дворе. Держу забавы ради. Что-то читают, что-то пишут. Подрались однажды.

– Значит, все-таки вы к ним прислушиваетесь?

– Нет. Вот этого я как раз не делаю. Я сказал, что их интересно слушать, но не сказал, что полезно.

– Вернемся к королевству Фраккар, – начал Лоренс.

Князь тихо прервал:

– Нас не интересуют дела материка. Поэтому мы не будем говорить о политике. Будем говорить о деньгах. Если вам станет от этого легче, то уточню, что производство военных машин процесс долгий, трудоемкий и очень сложный. Особенно наших машин. Поэтому в ближайшее время вам не следует опасаться, что они появятся у фраккарцев. Нам будет нечего им продать.

– Демонстрация впечатлила не только фрайхерра айт Эрнстермирха, – продолжил разговор Лоренс. – Мы все поражены. Вы упомянули, что у вас есть не только требушеты. Мы хотели бы взглянуть на остальные машины. В действии, разумеется.

– Обязательно. Завтра вас ждет еще одно зрелище, можете мне поверить, – кивнул князь.

– Почему завтра? До вечера далеко, – бухнул Бартаэль.

– На сегодня с делами все. Мы хотим поразить вас еще раз. Но теперь покажем, как умеем развлекать гостей. Скоро начнется представление. Напомню, что мы с вами в Цирке.

– А заказы вы принимаете?

– Заказы? На представление? – удивленно поднял брови князь.

– Да какое представление! Я про ваши машины. Вы говорите, что не можете сделать сразу много. Но заказ вы можете принять?! – Бартаэль по-купечески горячился, будто торговался.

– Конечно, можем, – радушно согласился князь. Затем отвернулся от представителя мэрии и Высшего земельного суда и наклонился через стол к барону:

– И вот еще что. Чем больше у нашей провинции заказов, тем меньше вероятность, что мы сможем построить машины для кого-то другого. Например, для фраккарцев.

Даже здесь сыро. Коридоры Цирка красиво украшены, богато обставлены и по первым впечатлениям, единственное грязное и неуютное место была их камера. Все остальное здание, включая переходы, были произведением архитектурного искусства. Но везде влажно. Всюду бассейны. Они или возвышались посреди комнат или жались по углам, но поблескивали в каждом помещении.

– А для чего везде бассейны? Здесь? В камере?

Один из заключенных спросил Армана. Тот озабочено обернулся:

– Так что? Вам не сказали?

– Нет.

– Надо же. Недоработка. Это, чтоб вы тренировались.

– Это в камере что ли?

– Конечно! Вы же артисты. Должны красиво выступать перед публикой. А без тренировок этого не добиться. А ты что, не тренировался разве?

– Нет. Я не знал.

– Значит, придется тебя обратно возвращать. Не готов ты.

– Правда?!

– Разумеется. Придется тебя вообще отпустить. Не готов ты к выступлениям на арене. Хотя…

– Что?

– Бассейны ведь не только в камере. Здесь тоже. Прямо сейчас и подготовишься. Я засуну тебя в ближайший и ты будешь там плавать пока не отучишься вопросы идиотские задавать.

Их опять водили по зданию, вверх-вниз, как казалось, без системы, но надсмотрщики шли уверено. Спустились в пышущий жаром подвал, где заключенные оробели, когда их встретил плечистый мужик с бородой, в одном только холщовом фартуке на голое тело. Надсмотрщики подвели к нему двух человек из очереди и тот уверенными, быстрыми движениями заковал их попарно. Цепь тонкая, не массивные оковы, но по всему крепкая. И длинная. Расстояние между «напарниками» получилось около четырех футов. Те опасливо косились на пылающий горн и зажмурив глаза вздрагивали при каждом ударе молота.

– Так зачем я тебе? – в грохоте кузницы, Эрик не сразу расслышал, о чем его спрашивают и переспросил.

Они с пареньком стояли в самом конце очереди. Замыкающий процессию крейклинг остался около двери и сосредоточенно пялился в горнило.

– Зачем тебе мои навыки? Хоть я и не понимаю, о чем речь – спросил его еще раз Курти.

– Ты ведь вор, верно? Карманник?

– Правильно ловкач или щипач, можно бабочник или воробей. Шигач или ширмач, если работаешь с байданщиком который понт бьет. Но я человек честный и никогда таким не занимался, – Курти смотрел на него светлыми глазами.

– Тогда откуда все это знаешь?

– Плохая компания. Видел, слушал и для себя решил, что никогда таким заниматься не буду. Потому что это плохо. А я человек честный, – парень даже не моргнул ни разу.

Эрик кивнул, убедился, что никто их не слушает и спросил, стараясь говорить негромко:

– Выбраться отсюда хочешь? Сбежать?

– Нас ведут на арену, где ждут зубастые твари больше человеческого роста. Через два часа мы, скорее всего, мертвы будем. Так, что говори быстрее, что бы там ни было.

– Шансов у нас с тобой половина на половину. Не самые худшие шансы, поверь.

– Предположим, что выживем. Дальше что?

– Дальше, мне нужен ключ, который носит Арман на поясе.

Курти выглядел удивленным.

– Арман, это вон тот? Живчик наглый? Командует тут?

– Он.

– Ты где там ключ высмотрел? У меня глаз наметан и то ничего не увидел.

– У тебя глаз наметан на кошельки, а он ключ не на поясе, а под ним носит. Точнее в нем. Видишь пояс-шарф. Ключ он закатывает в него, потом на себя одевает. Так надежнее. Никто не видит, и вытащить сложнее.

– Если никто не видит, то, как ты разглядел?

– Я не разглядел. Так квартирмейстеры на кораблях ключи носят. Значит и он так же. Ему больше нечего там прятать. При его должности это должен быть ключ.

– Дядя, даже если раздобудем ключ, это ничего не изменит. Камера наша открывается только снаружи.

– Я не говорил, что это ключ от камеры.

– Тогда от чего? – удивленно спросил Курти.

Их обоих пихнули в спину. Крейклинг оторвался от созерцания огня и подтолкнул к кузнецу. Арман поприветствовал:

– Любимцы публики. Шепчутся, секретами мастерства делятся. Не могу же я вас разделить.

Цепь сковала правую руку Курти и левую Эрика.

Это был тот же зал, куда их привели в первый раз. Тропические фрески на красных стенах и скульптуры бородача с топором. На столе нарезанные хлеб, сыр. Вино в тонких длинных кувшинах. К ним тут же пристроились. Арман предупредил, чтобы много не пили.

– Вы нужны расслабленные и веселые, а не пьяные и не способные к игре, – после чего опять куда-то исчез.

Курти пить не стал, а вот хлеб с сыром уплетал с удовольствием. Кроме него почти никто не ел. Он, да еще один из «артистов». И кажется по той же причине – не так часто в жизни удавалось за таким столом побывать. Чтоб и вкусно и главное досыта.

– Так вино и не пьешь? – рыжая опять стояла рядом.

Курти не знал как себя с ней вести, поэтому помотал головой.

– Выпей, не так страшно будет.

– Я не пью, – как и прошлый раз сказал Курти.

– Маленький какой, – сказала она тихо и погладила его по голове.

Курти шарахнулся от этого прикосновения, как от удара и ошеломленно посмотрел на нее. Цепь натянулась, Эрик рывком поправил ее и поинтересовался:

– Он не пьет, я пью. Его порция думаю, мне полагается? – и позвенел цепью.

– Прости, дело не в порциях, а в дозе. Даже такому крепышу не надо пьяным идти туда, – она показала на окно, – твоей бесшабашности и без того с избытком хватит.

– Бесшабашности? – удивленно спросил Эрик, – какое слово книжное. Не знаю, чему удивляться, – слову или тому, что ты мою бесшабашность заметила?

– Много о себе не думай лихач. То, как ты орал на публику после игры, что всем запомнилось и всем понравилось. Особенно самой публике.

– Странная публика. Это не нормально.

– Тебя это удивляет? Нормальные люди на такие зрелища не ходят и уж точно не получают от него удовольствия.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Работаю. И я не публика. А ты пока одеваться начинай.

– Обычно я от женщин обратное слышу, – усмехнулся Эрик.

– Кто бы сомневался, – фыркнула рыжая.

– И тебя очаровал?

– Кто бы сомневался, что ты так скажешь, – закончила мысль Оливия.

– Слушай, а Мокрый и правда, твой муж?

– Кто?

– С которым ты у решетки разговаривала. Его теперь так кличут.

– А что его не спросишь?

– С тобой разговаривать интересней.

– Одевайся, – повторила Оливия, – и протянула странную рубаху. Эрик скинул ржавую робу и натянул обнову. Широкие короткие рукава с разрезом, так что одеваться цепь не мешала. Осмотрел себя. Рубаху будто шил сумасшедший портной, ушедший в пьяный загул. Она была соткана из множества разноцветных лоскутов – оранжевого, малинового, зеленого, красного, ярко-синего. В довершение ко всему на спине и груди были пришиты маленькие стекляшки.

– Для чего это?

– Чтоб блестело, – ответила Оливия и обратилась к Курти:

– Теперь ты.

Паренек, странно смотря на нее, переоделся. Потом спросил:

– Что нас ждет на арене?

– Честно не знаю. Сегодня не должно было всего этого быть. Обычный день, обычные игры. Это все для гостей. Кто-то важный приехал. Хотят удивить. Какая-то новая игра, никто не знает, что там будет.

– Быстрее! Почему еще не все одеты?! – Фабрис, как обычно, бледный и с выражением брезгливости на лице стоял у дверей и рассматривал зал.

– Так, рано херр Нилс, – отозвалась Оливия, – они еще не подкрепились.

– Когда я с тобой разговариваю, – мерно прочеканил Фабрис, – это не значит, что я тебя о чем-то спрашиваю. И я жду не оправдания, и даже не ответа, а жду действий. Шевелись, давай!

– Конечно, херр Нилс, – Оливия закусила губу и наклонила голову.

– Эй, поганка бледная, нельзя ли полегче с девушкой?

Все в зале уставились на Эрика.

– Это ты мне?!! – спросил Фабрис бесцветным голосом.

– Тебе, покойник ходячий.

– Ты понимаешь, что в моей власти приказать тебя выпороть? Здесь и сейчас?

– А ты понимаешь, что угрожаешь поркой человеку, который на смерть идет?

– Так это ты ходячий покойник? – Фабрис достал платок и поднес к носу.

– Никто никого не будет пороть. Во всяком случае, сейчас, – вошел Арман.

– Холоп мне нагрубил, – это нельзя оставлять без наказания, – и я давно хочу тебе сказать, что ты Арман вездесущ. И всегда появляешься в самый интересный момент, нужен ты или нет, но ты всегда в центре события.

– Не поверишь, только что, то же самое князь сказал.

– Это у тебя дар?

– Скорее проклятье, – я человек нелюбопытный, а вот, поди ты, приходится быть всегда в гуще.

– Вот тебе и гуща, прими меры – накажи его, я пойду встречать зрителей.

Фабрис вышел, Оливия сделала несколько быстрых шагов к Арману и зашептала ему на ухо.

– М-да. Что ж. Какой смысл его наказывать тогда? Итак, через часок наказан будет. А не наказан, так что ж. Мы его напугаем, верно! – он погладил Оливию по волосам.

За окном ударили барабаны. Курти вздрогнул, Эрик заметил и спросил:

– Ты чего?

– Страшно, – признался Курти.

– Постарайся выжить, ты мне нужен.

– Ага. Ты мне тоже, – паренек поднял руку с цепью, – так, что и ты постарайся.

Эрик осмотрел зал. Знакомых в камере немного, но из них никто на сегодняшние игры не попал. Сплошь неизвестные лица, хотя вон того в камере видел. Светловолосый парень, поймал взгляд, потер курносый нос и улыбнулся Эрику:

– Привет, я Тим, – и помахал закованной в цепь рукой. Его напарник, чья рука сползла с колена из-за движения, не обратил на это внимания, невидяще смотря перед собой в пол.

Эрик не стал отвечать, приветливый парень только раздражал. А про его напарника подумалось, что он уже не жилец.

«Артисты», все двадцать человек подошли к окнам. За окном танцевали. Бассейн занимал всю площадь арены и изображал пруд или озеро. На зеленых платформах, сделанных в виде листьев кувшинок, танцевали девушки. Так и невидимый из окна оркестр, наигрывал что-то мелодичное, зрители благосклонно, но без энтузиазма хлопали. Танец закончился тем, что девушки прыгнули в воду, сделали несколько танцевальных движений в воде, помахали зрителям и убежали по бортику бассейна в проход. Курти проводил их глазами и подумал, что идут они, наверное, в тот зал, куда его привели после первой игры. Интересно, там тоже сейчас накрытый стол? Или он только для игроков-победителей? Очень захотелось туда. Захотелось того чувства, что все уже закончилось.

На грудь и спину им повесили номера. Эрик и Курти оказались десятыми.

Большая одежда медком висела на Курти.

– Пошли, пошли, пошли! – Крейклинги толкали их тупыми концами годендагов к выходу на арену, где построили в колонну перед дверью.

– Слушаем и запоминаем! – Арман громко вещал из-за их спин, – сейчас каждая пара становится напротив своей дорожки. Дальше, вы просто поднимаетесь по ней вверх.

– Ох, сдается мне, это будет не просто, – сказал курносый Тим, поправил на груди номер «2» и деловито попрыгал на одном месте.

– Дальше все поймете, – продолжал Арман, – цель у вас простая – добраться до самого верха.

– Верха чего? – спросил кто-то.

– Говорю же – увидишь.

– А зубастики будут?

– Зубастики? – переспросил Арман, – насмешливо смотрел на спросившего, – а что, соскучился?

– Нет, я…

– Будут. Специально для тебя! Я перед игрой с ними поговорил, сказал, что ими интересуются. Спрашивают вот. Тебя ведь Матс зовут?

– Нет, Матис.

– Вот точно! Я им так и сказал – Матис про вас спрашивал, а они мне головой покивали, зубами пощелкали, сказали, что обязательно с тобой пообщаются. А то неудобно, человек ими интересуется, невежливо будет не откликнуться. Сказали, обязательно тебя найдут. Так что готовься.

Матис угрюмо посмотрел на Армана и отвернулся. Смотритель, продолжая улыбаться вышел.

– Мне бы меч, – сказал невпопад Эрик. Сказал сам себе, но стоящий перед ним «артист» под четвертым номером обернулся на его слова и оскалился:

– И что? Что бы ты сделал? Поубивал бы всех зубастых? А потом стражников? А потом город бы захватил?! Герой! – выматерился и отвернулся.

Эрик его узнал. Это тот самый, что ударил его ведром по спине, во время драки с шайкой Жака. Скуластый, с острыми чертами лица. Странно, что прежде не заметил. Эрик открыл рот, чтобы ответить, но тут двери открылись и крейклинги вытолкали их на арену.

Сырой запах. Воды, тряпок, травы. Огромный бассейн из зеленого мрамора с тонкой паутиной прожилок. «Артистов» погнали по кругу, разместив в правильном порядке вокруг бассейна. Мокрый камень скользил под ногами. На воде по-прежнему плавали «листья кувшинок». Солнце уходило с неба.

– Это дивный, но опасный мир, – раздался над ареной голос Фабриса. Это мир природы, чистой воды и яркого солнечного света. Это милое озеро, где-то на опушке леса. И живут в нем добрые, честные и трудолюбивые муравьи. Трудяги-насекомые работают весь день, а на закате хотят отдохнуть и испить свежего нектара.

Вода взбурлила и из центра бассейна, бросая волны, поднялся огромный граненый конус на массивном стержне. С него стекала вода, громко трещал механизм, но голос Фабриса, тихий и вкрадчивый в обычной жизни, сейчас торжественно гремел над Цирком и перекрывал любой шум. В том числе и гул заинтригованных зрителей.

Конус вырос, поднялся над трибунами и замер. Зрители и «артисты» задрали головы. Конус раскрылся и превратился в детально изготовленный цветок с десятью лепестками. Широкие лепестки плавно, хоть и со скрипом опустились краями перед бортиком бассейна, и распахнувшаяся конструкция стала в два раза ниже.

«Артисты» смотрели настороженно и ничего не предпринимали, пока Арман не высунулся с балкончика и нарушив целостность «постановки» яростно приказал двигаться вперед.

– По лепестками поднимайтесь недоумки. Вверх!

Только после этих слов стало понятно, что поперечные перекладины на лепестке – это ступени. Они шли в два ряда с торчащими штырями между ними, надо полагать перилами. Десять лепестков-лестниц уходили вверх к центру.

– Слышь, ребята, это даже не соревнование. Кто погибнет, кто выживет, не так важно – важно добраться до центра. Кто окажется на вершине, для того игра закончена – закончил Арман и убрал голову.

Никто из «артистов» не двинулся с места, только настороженно смотрели вверх.

– Жизнь муравья трудна, но интересна, – продолжал Фабрис. Интересна тем, что нектар находится в самом центре высокого цветка.

На бортик выбежали крейклинги и стали бесцеремонно, но скоро и привычно сталкивать «артистов» в воду. По краям было мелко и сброшенные оказались по пояс в холодной воде. Как только последний оказался в ней, по всему периметру бассейна из бортиков с лязгом выскочили частые шипы. Не менее трех футов, заточенный шип, изогнутый как клык, едва не задел спрыгивающего с бортика крейклинга. Тот, ругаясь, убегал с арены.

«Артисты» испугано смотрели на воду. На лепестки никто не взбирался.

– Но жизнь полна опасностей. И чтобы добраться до заветного нектара муравьям придется пройти трудный путь.

– Не люблю я большие цветы, – снова невпопад сказал Шепелявый.

– В озере водятся хищные рыбы, которые любят полакомиться муравьями.

Затрещали шестеренки. По зубчатым колонам вниз устремились четыре стеклянных шара. Внутри метались серебристо-серые тела. Шары коснулись воды и застыли рядом с игроками.

Раздался звук трубы. «Та-тат-тат-та-та-ту-у-у-у-у, ту-ту» пронеслось над головами зрителей. Ударила барабанная дробь. Шары раскрылись, твари плюхнулись в воду.

Артисты, все десять пар кинулись из воды вверх, по раскрытым лепесткам. Музыка стихла.

– Ставки больше не принимаются! – объявил Фабрис с трибун.

Курти и Эрик бежали по вверх лепестку-дорожке. Неясно, что там придумали организаторы, но чем раньше доберутся до вершины, тем быстрее все закончится. Цепь мешала и цеплялась за колья ограды между ними. «Артисты» пробежали почти полпути на всех лепестках, когда вновь прозвучала труба, которую сменила нарастающая барабанная дробь. Барабаны замолкли, на арене воцарилась тишина. Был слышен только топот. Курти тяжело дышал. Не от того, что запыхался. Нет. От волнения. Он боялся, что недостаточно рослый, чтобы бежать наравне со всеми и что сейчас подведет Шепелявого.

Все «артисты» были уже почти на самом верху. Курти с легким торжеством подумал, что они с Шепелявым первые. Он легкий и бежал резво, а мощный Шепелявый не запыхавшись пер как конь-тяжеловоз. Курти увидел поверхность цветка на линии глаз. Покрытый темным лаком древесный узор…

Раздался щелчок и ступени под ногами исчезли.

Они втянулись в лепестки и те стали гладкими, превратившись из лесенки в горку. «Артисты» сбитые с ног покатились вниз, но цепи повисли на «перилах» между ними и двадцать человек распластались по лепесткам, дергая ногами.

Цепь больно вцепилась в левое запястье. Правой рукой Эрик ухватился за край лепестка. Пацан ойкнул и тоже ухватился рукой за свой край.

– Чтобы выиграть, надо, по-прежнему, доберется до верха – громогласно повторил Фабрис.

Эрик схватился левой рукой за стойку на которой повисла цепь.

– Давай пацан, соберись, полезли.

Пацан сжал зубы и старался быть спокойным, но был бледен и смотрел под ноги, где плавали кайкапы.

– Не смотри вниз, – выдохнул Эрик и рывком сорвав цепь с поручня, перебросил ее выше. Держась другой рукой за бортик, подтянулся. Пацан дрожал и не отставал. Лепестки были гладкие, но давали ногам подобие опоры. Остальные пары, тоже с грехом пополам, лезли вверх.

Цепь резала запястья и Эрик как мог, пытался взять на себя большую часть нагрузки. Они пролезли пару футов, когда снова ударила барабанная дробь и хор приятных девичьих голосов пропел:

– Десять!

– Девять!

– Восемь!

– Семь!

– Шесть!

Курти сначала решил, что они пересчитывают пары, но потом понял, что это отсчет. Вот только отсчет чего? Он оглянулся.

– Пять!

– Четыре!

Эрик тоже завертел головой.