Текст книги "Клоуны водного цирка (СИ)"

Автор книги: Константин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Стражник еще что-то говорил, но Курти не слушал, уставившись в пол и думая о своем. Как там сейчас Шепелявый? Крейклинг сказал, что его ведут в камеру, значит не так уж и пострадал, раз сам идет. Надо будет к нему подойти, спросить, что и как? Только про порку прямо не говорить. Не надо. Серьезные ребята не любят такое вспоминать. Захочет – сам скажет. А как ни крути, Курти ему обязан.

Он сидел так какое-то время прежде, чем сообразил, что что-то не так. Тишина. Курти поднял голову и увидел, что крейклинг спит, сидя на стуле возле окна. Как будто дождавшись, когда Курти поднимет голову, стражник сполз на пол и издал звучный храп. Оказался прав – коварное вино.

Курти смотрел на него секунду, затем вскочил и выскочил в коридор.

Дорогу он не запоминал, когда тащил пьяного, вместе со стражником. Да и не важна дорога. Выход надо найти, а не дорогу в камеру. На каждом повороте осторожно высовывал голову, прежде чем повернуть. Коридоры были пустые и только в одном месте, видел стражника. Точно так же скучающе, как и тот, что в зале, откуда он тащил барона, крейклинг опирался на алебарду и Курти не заметил.

Курти свернул в другой переход и проблуждав еще несколько минут увидел окно. Так же высокое и узкое, оно пропускало холодный воздух сквозь приоткрытую створку. Решетки нет. Других вариантов не было, Курти распахнул окно сильнее и выглянул.

Внизу скалы, правее виднелась часть двора мощеного камнем. Темно, никого не видно. Левее колыхалось море. Внизу, футах в пятнадцати от окна начинался кривой гребень острых скал, что объясняло отсутствие решеток на окне. Влезть сюда невозможно. А вот вылезти – вполне. Если уцепиться за карниз, то расстояние сократится почти на треть. Прыгнет, получит несколько синяков и царапин, и неслабых, но это лучше, чем быть сожранным. Закрепиться на острой скале можно. Он цепкий. Сползти потом ближе к морю и прыгнуть. Уплыть с острова, конечно, не получится, но обогнуть этот треклятый Цирк вплавь не так уж и сложно. Затеряется в городе и можно будет начинать думать, как выбраться из княжества.

Курти вылез на карниз, повернулся и замер. Ему нужно только сползти по стене вниз и прыгнуть. Но почему-то он этого не делал. Вдруг вспомнил, как похожим образом болтался на перилах и дорожке всего пару часов назад и как Шепелявый его вытащил. Как из-за него рисковал и дрался с огромными зубастыми тварями. Он его там не бросил. Вспомнилось и как потом обнял и сказал несколько ободряющих слов.

Курти торчал в окне и находил себе правильные и нужные слова, что Шепелявый делал это не потому, что такой добрый и хороший, а потому что ему от Курти надо, чтобы тот стащил ключ у Армана.

«Все равно я не смогу ему помочь» – убеждал себя Курти. – «Я хочу, но не могу. Что даст ему этот ключ? Останусь – погибнем оба». Это были правильные слова и правильное решение. Курти кивнул, посмотрел вниз, чтобы видеть куда прыгнет, приноровился…

…и вылез обратно в коридор. Вспомнил «Канарини».

Шел по каменным коридорам и шепотом ругал себя последними словами. Путь назад помнил плохо, но мелкие ориентиры остались в голове и с горем пополам нашел дорогу обратно. «Обратно». Куда? На корм тварям? Глупо! Глупо!

Он отсутствовал недолго. Заглянул в полутьму комнаты, услышал храп и прикрыл дверь. Чтобы не услышал никто и не помешал. Не крейклингу, а ему. Рядом была только одна дверь, а значит это комната Армана. Вряд ли он держит таинственный ключ здесь, но все может быть. Глупо было возвращаться, но еще глупее не попробовать… раз уж вернулся.

Комната была заперта. Курти вернулся соседнюю, где пьяно дрыхло уже двое и пошарил рукой с внутренней стороны двери. Хотя бы этот ключ на месте. Вытащил и вставил в скважину комнаты Армана. Подошел. То ли беспечные, то ли им действительно боятся здесь некого. Скорее последнее.

Курти оставил дверь наполовину открытой, чтобы падал свет. Окинул взглядом комнату, вернулся и прикрыл дверь так, чтобы осталась только узкая щель. Пройдет кто-нибудь по коридору, увидит открытую дверь, может заинтересоваться. А Курти с его умением видеть в темноте, достаточно и этого.

Комната была большая, но обставлена не полностью. Ее хозяин или редко бывал в ней или не уделял удобствам большого внимания. Посредине покоев кровать с балдахином. Одну стену полностью занимал гобелен, где изображалась охота или групповой поединок, в темноте не разобрать. Такое же высокое окно, как и в соседней комнате и такой же стол перед ним. У другой стены короткая скамья, два стула с витыми ножками и резной сундук в углу. В противоположном углу выпуклый дрессуар в человеческий рост. Каминов Курти здесь нигде еще не видел. Неужели у них не бывает холодно? На столе свечи, масляная лампа и кресало с кремнем, но Курти решил не рисковать. Останется запах, а Арману не надо знать, что кто-то здесь был.

Засунул дверной ключ за пазуху, где уже были хлеб и рыбины и приступил к поиску другого ключа. Таинственного. Который не от камеры, но так нужен Шепелявому и вроде как для побега.

Начал с дрессуара. Нижние дверцы, ближе к полу оказались незапертыми, но там толкового ничего не было, кроме пыльной горки тарелок, кожаной кружки с крышкой, затертого треснутого панно и нескольких восковых свечей.

Дверцы среднего отделения открылись со скрипом. За ними лежали две книги, свитки, пучок гусиных перьев, медная чернильница, еще какая-то мелочь, о назначении которой Курти не догадывался. Хотя вон та штучка – застежка от плаща.

Верхние дверцы заперты. Курти подергал и приподнявшись на носки попытался разглядеть замочные скважины. Если не очень хитрые, то можно попробовать отпереть. Той же застежкой, например или даже гусиным пером.

Он внимательно вглядывался и ощупал дверцы на предмет поиска отверстий. Но скважин не было. Или спрятаны среди резьбы или потайной замок. Курти решил оставить шкаф на потом и пока заняться сундуком. И только направился к нему, как услышал чьи-то шаги в коридоре.

Стараясь подавить панику, завертел головой и бесшумным прыжком переместился под кровать.

Шаги приблизились. Кто-то остановился у двери. Несколько секунд ничего не происходило. У Курти участилось дыхание, и он боялся, что его вздохи сейчас услышат за дверью. Прошло бесконечно долгое мгновение и дверь открылась. На пороге стоял Арман. Ручку двери он не отпускал и наклонив голову смотрел на нее. Поднял голову и оглядел комнату. Потом пробормотал под нос: «Странно» и вошел, оставив дверь открытой. Сделал пару шагов и остановился около кровати.

Курти перестал дышать.

Прямо перед его лицом к кровати приставили двуручный меч в ножнах.

Арман развернулся, вышел и Курти услышал, как скрипнула дверь в соседнюю комнату, где спали барон со стражником. Еще несколько секунд тишины, потом раздался звучный звук храпа.

Сейчас Арман все поймет.

Снова скрипнула закрываемая дверь и Арман вернулся. Подошел к столу, зачиркало кресало.

Значит, не увидел крейклинга под столом и решил, что это барон храпит.

Загорелся свет. Над головой Курти скрипнула кровать. Смотритель Цирка разувался. Снял туфли, встал, бросил камзол на скамейку. Шлепая обтянутыми в колготки ступнями, прошел к дрессуару. Из-под кровати Курти видел, как Арман провел рукой за шкафом, послышался тихий щелчок. Верхние дверцы открылись и на пустой полке обнаружилось две бархатные подушечки. Золотистые с коричневой каймой и кистями. На каждой лежало что-то вроде монеты или золотой пластинки с выпуклым изображением. Нормально не видно, но кажется перо с какой-то скалящейся зверюгой в обнимку. Арман любовно погладил каждую и положил рядом третью. Без подушечки. Закрыл дверцы и замер в такой позе, повернув голову в сторону коридора.

Опять шаги и в дверь тихонько постучались.

Арман открыл, на пороге стояла молодая, богато одетая девушка.

– Фру Нудзансенс?! – удивленно спросил Арман, – я думал это кто-то из стражников. Простите великодушно, я не одет.

– Великодушно прощаю и это, кстати. Времени не так много.

– Времени на что? – в голосе Армана было больше доброй насмешки и ласки, чем удивления.

– Ах, мне трудно поверить, что ко всем вашим достоинствам вы не так умны, как кажетесь. Так что не говорите, что не понимаете, – девушка точно повторила интонацию.

– Не очень, но давайте это обсудим, – Арман посторонился, пропуская ту, кого назвал фру Нудзансенс. – Не могу же я держать вас на пороге. И как вы нашли мое жилище?

– Я шла за вами.

– Следили?

– Называйте, как хотите.

– Налить вам вина?

– Нет. Муж учует. Это вызовет ненужные вопросы.

– Как он вас отпустил, кстати? Я думал вы все уехали.

– Собирались. Но встретили по пути этого… механика вашего. Великий который. Я не помню. Поехали к нему домой обсуждать катапульту. Особую. Я сказала, что устала и хочу уехать во дворец. Зная мужа, скажу, что эти переговоры надолго, но все же не настолько и если он приедет во дворец раньше меня, то это вызовет вопросы. Еще они обсуждают Хэнка.

– Хэнка?

– Писарь. Муж проиграл его благодаря вашей победе. Это все ненужный разговор, Арман.

– Арман?

– Я не запомнила вашу фамилию, уж простите великодушно, но и вы можете называть меня просто Софи. И если это все вопросы, то еще раз напомню вам что времени у меня не так много.

– Последний вопрос, – спросил Арман мягко, – вы что? Не любите своего мужа?

– Я люблю Лоренса, и я рада, что это был последний вопрос. Хорошенькая ты мордашка.

Арман шагнул ей навстречу.

Мальчишеские мысли Курти были далеки от интереса к происходящему прямо над его головой. Ситуация была больше опасной, чем притягательной. Он видел, что на верхней полке дрессуара кроме значков на подушках ничего нет, и видел, куда упал камзол Армана. Закрыли они балдахин или нет? Дверь в комнату прикрыта, но не заперта. Улизнуть можно. Но пояс всего в двух шагах от него.

Курти осторожно высунулся и повернул голову. Увидел многое, но главное, что балдахин задернут. Правда, небрежно, впопыхах и обзор из кровати такой же четкий, как и на саму кровать. Полоска тяжелой ткани почти ничего не скрывала. Но Курти все же решился. К тому же горела всего одна свеча и стена, где на скамейке валялся камзол, освещена плохо.

Пол был необычный, будто собранный из дубовых кирпичей. Но гладкий и удобный для скольжения. Курти полз по нему, стараясь, чтобы небрежно скошенная ткань балдахина все время была между ним и парочкой на кровати. В темноте не заметил, как наполз на сокровенную деталь женской одежды. Она скомкалась в районе живота и страшно мешала. Извиваясь Курти подполз к скамейке и в этот момент кровать перестала скрипеть. Курти застыл и представил, как сейчас раздастся гневный оклик, затем громкое шлепанье босых ног по полу и его ухватят за шкирку. Голова стала в срочном порядке придумывать оправдания, одно нелепей другого, и он уже физически предчувствовал истошный женский визг, когда его увидят, но в этот момент кровать снова заскрипела. Хотя без звуков шлепанья все же не обошлось.

Холодея, боясь дышать, дрожащими руками рылся в разбросанной по скамейке одежде. Что-то мягкое, податливое, вперемешку с плотным и рельефным. Пальцы вязли и путались в тряпье. И тут Курти нащупал. Твердый стержень с осязаемым язычком и бородками.

Скрип затих. Курти вжался в пол. Повернет кто-нибудь из них голову и все.

Возня, хихиканье, вздох и опять заскрипело.

Ключ застрял. Он чувствовался на ощупь, но погребенный в складках слоев различной одежды не хотел вылезать, и Курти, сжав зубы, рылся в этом ворохе, распутывая одежду.

Наконец нащупал холод металла и потянул ключ на себя. Тот еще упирался, цепляясь за петлю камзола, потом неохотно вылез.

По-пластунски, с ключом в зубах, Курти подполз к двери. Часть женского туалета, по-прежнему цеплялась за его рубаху. У выхода повернулся, вытащил ее из-под живота и бросил обратно в общий ворох. Хорошо, что в коридоре темнее, чем в комнате. Когда дверь приоткрылась, парочка и этого не заметила.

Вернулся в соседнюю комнату, вставил дверной ключ обратно (не запутаться бы в этих ключах), прикрыл дверь и подошел к храпящему на полу стражнику.

– Слушай, барбос, как тебя там?

– А? Что?! – тот вскинулся и стал шарить руками вокруг себя. Хорошо бутылка на столе осталась, иначе бы полетела на пол и в соседней комнате могли услышать.

– Где глефа? – крейклинг шлепал ладонью по полу.

– Простите, я хотел спросить, может мне пора обратно в камеру? А вы уснули.

– Вот черт!!

– Тише. В соседнюю комнату Арман недавно вошел.

– Арман?! Вот черт! – перешел на шепот стражник. – Он же меня мог увидеть! А как это я уснул? Вот вино проклятое!

– Нет, не видел. Он мимо прошел, здесь же темно, а потом дверь я прикрыл. Но думаю, может услышать еще.

– Так, малец, давай-ка выбираться отсюда. Только тихо. А ты чего не сбежал-то?

– Куда?! – пожал плечами Курти.

И ответил, надо сказать, искренне.

Глава 11

Марселетт уже не было. Когда Йохан долго не приходил, Лотту она оставляла своей служанке. Немногословная вдова служила кастеляншей в ее особняке, к внучке механика относилась тепло и обязанностями няньки не пренебрегала. Но Йохану все равно не нравилась. Хотя ему никто не нравился. Тем более если был слишком близко к Шарлотте.

Открывшая дверь кастелянша, увидев вместе с Йоханом гостей, в том числе и князя, по-девичьи смутилась, закрыла лицо рукавом и убежала вглубь дома.

– Я, наверное, должен предложить вам напитки, но я не пью вина и обычно не принимаю гостей, так, что предложить мне нечего, – извинился Йохан с такой интонацией, что стало понятно, что он и видеть-то гостей не хочет, не то, что вина им наливать.

Гости вскинули руки, Лоренс, сказал, что «ничего страшного», Бартаэль пошутил по поводу излишества вечерних возлияний, Бонифаций ничего говорить не стал и не дожидаясь приглашения, сел на стул, устало откинувшись на спинку. Только князь немного загрустил и покосился на жену. Та ответила ему преувеличено одобрительным взглядом и тоже села на стул. Оливия встала рядом.

Йохан попросил всех быть чуть потише, так как внучка уже спит. Поднялся к Лотте на второй этаж, проверил, как она, и снова спустился к гостям.

– Ваш заказ не то, чтобы необычен, – продолжил он разговор, начатый еще в карете. – Но я не предполагал, что подобный требушет понадобится для обороны.

– Установим его на открытой площадке у стен. Мы примерно представляем, где фракки поставят лагерь, но даже если ошибемся, то ненамного и у нас будет время переустановить орудие. Несколько залпов и от лагеря противника останется только грязь и мерзкий запах. Хотя фракки и живые пахнут мерзко, – Бартаэль хлопнул кулаком о ладони.

– Простите, а что значит, «вы предполагали»? – спросил Лоренс.

– Потому что такой требушет уже есть, – кивнул Йохан.

Воцарилась тишина.

– Вы предвидели, что нам понадобиться такое орудие? – осторожно спросил Лоренс.

– Вам или кому-то другому, – вмешался в разговор князь. – Я ведь говорил фрайхерру айт Эрнстермирху, что нам все равно кому продавать и главное, кто первый обратится.

– В данном виде он скорее наступательное оружие и недостаточно маневренное – кивнул Йохан, – но это можно исправить. Буквально за пару дней. Вы сможете забрать его уже по окончании этой поездки.

Гости из Эсселдейка переваривали сказанное.

– Но у нас нет дополнительного корабля для этой цели, – сказал Лоренс, – мы не ожидали, что все продвинется семимильными шагами.

– Могу дать в аренду один из своих, – снова подал голос князь.

Покупатели переглядывались.

– Слишком много расходов, – покачал головой Бартаэль. Мы и сегодняшний требушет, надеялись, будет дешевле.

– Вы сами сказали, что с его возможностями вам таких машин много и не понадобится. Так, что уложитесь.

– Но теперь еще и этот заказ. Плюс корабль. У нас нет столько денег с собой.

– Могу дать ссуду, – князь поправил рукава и с тоской посмотрел на пустой стол.

– Вы так нам доверяете?

– Дело не в доверии. Я знаю, что вы еще не раз обратитесь к нам.

– Да, возможно. Но вы точно поняли, что за орудие нам необходимо? Оно должно быть большим. По-настоящему большим.

– Вы назвали размеры, а я умею считать. И разбираюсь в военном деле, чтобы понять, что именно нужно.

В коридоре застучало. Гости невольно повернули головы. Йохан встал, подошел к проему и схватил кролика в прыжке, когда тот поравнялся с ним. Все времени нет штифт поправить. Сел обратно снял кожух, залез пальцами. Гости с интересом наблюдали.

– К тому же требушет готов. Надо только кое-что изменить. Завтра покажу, что он из себя представляет. Думаю, на сегодня демонстраций моих умений вам хватит. А дома, кроме кролика мне и показать-то вам нечего.

– Нет, есть что, – буднично произнесла Селестина.

Йохан закрыл кожух, повернул выключатель и поставил кролика под стол.

– О чем вы, княгиня? – с любопытством спросил Лоренс.

– Мне интересно, маэстро и сейчас скажет, что мы слишком высокого мнения о его способностях? – добродушно спросил Бонифаций?

Маэстро ничего не говорил.

– Херр Йохан не любит, когда мы упоминаем про НЕЁ, – сказал князь.

– Да, о чем вы? – Лоренс ерзал на стуле.

– Маэстро? Удивите гостей?

– Гости уже видели, что им нужно. Они хотели посмотреть на осадные машины в действии. И они их увидели, – уклончиво ответил Йохан.

– А если я попрошу вас, маэстро? – Селестина склонила голову. – Это грех создать такое и никому не показывать.

– Ваш сын мне вчера примерно то же самое говорил, – Йохан повернулся к Бонифацию.

– На открытие просился?

– Да.

– Правильно сделали, что не пустили. Он, кстати, все-таки сумел выбить себе место в Цирке. Причем, постоянное. Напросился Арману в помощники. Но в вопросе искусства, он, как и княгиня прав. Это грех. Сотворить и не показывать.

– Маэстро, – князь побарабанил пальцами по столу. – Это еще и невежливо. Гости вас просят. Представьте нам ЕЁ.

– Представьте, – Йохан наклонил голову. – Хорошее слово вы подобрали. Не «покажите», а «представьте».

Он встал.

– Хорошо.

– Да, о чем вы господа?! – Лоренс не на шутку заинтересовался.

Йохан вышел в соседнюю комнату, было слышно, как открывается еще одна дверь. Скрип, шорох, затем что-то тяжело покатилось по полу.

В гостиную вкатилась широкая коробка выше человеческого роста. Лакированный деревянный ящик стоял на платформе с шарнирными колесами. Механик остановил его на середине комнаты, развернул к гостям стороной с дверцами.

Даже флегматичный Бартаэль заинтересовано поднял голову.

Йохан раскрыл дверцы, превратив их и остальные стенки в раздвижную ширму. На платформе кто-то стоял. В тонкой фигуре, накрытой тонким прозрачным покрывалом, угадывались очертания девушки.

Лоренс и Бартаэль переглянулись.

Йохан хотел позвать служанку – кастеляншу Марселетт, но забыл, как ее зовут, несмотря на то что она ходит сюда уже год. Принес несколько дополнительных шандалов сам.

Света надо было много – платформа занимала половину гостиной.

Механик снял покрывало.

Нет, гости не ахнули, ничего не сказали, но атмосфера в комнате изменилась. Конечно, ЕЁ нельзя было перепутать с человеком – румянец был неестественный, немигающе глаза смотрели сквозь всех, и она не двигалась, но это было предчувствие шедевра. И присутствующие это ощутили.

Йохан достал из-под платформы коленчатый рычаг, вставил в углубление за ширмой и энергично провернул. Поднялся на платформу, погладил ЕЁ по волосам, чем-то щелкнул и спустился.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем заиграла музыка. Девушка, прежде стоявшая прямо и держа руки перед собой, мягко отвела правую ногу назад, и слегка повернувшись, подняла левую руку над головой.

Музыка звучала приятно, но немного скрипуче. Тем удивительнее было, что двигалась девушка грациозно. Мелодия ускорялась, танцовщица поспевала за ней, ни на мгновение не теряя плавности в движениях. Это было что-то вроде бурре, но частые резкие движения делали танец похожим на жигу. Музыка заиграла еще быстрее, девушка высоко прыгнула, сделав сложное па. Все дружно охнули.

Девушка приземлилась, закрутилась, опять прыгнула. Она танцевала по всей платформе, откуда при каждом касании ноги слышался слабый щелчок. Музыка закончилась, и девушка, вернувшись в прежнее положение, замерла.

Йохан накинул на нее покрывало и стал закрывать коробку.

– Она отрывалась от пола! Как это возможно?! – Лоренс был изумлен.

– Если вы спрашиваете о механических деталях, то ответ будет долгим, сложным и богатым на технические термины, – ответил механик, – поэтому ограничусь простым ответом – возможно и всё.

– Как вы смогли ее сделать? – спросил Бартаэль.

– Я боюсь, что отвечу вам в том же духе, что и вашему партнеру. Поэтому и этот ответ будет простым – я захотел ее сделать. Поэтому и сделал.

– Это совершенство!

– Пока не могу избавиться от щелканья, но думаю это поправимо.

– Что за музыка?

– Музыку сочинила моя дочь, еще, когда была жива.

– Это уже и не механика. Это магия настоящая, – покрутил восхищенно головой Лоренс.

– Вы это уже говорили. Я перефразирую свой ответ. И уверяю вас, если разобраться в той же магии, то выяснится, что и она механика. Те, кто ею овладел, взяли себе за труд разобраться в принципах ее действия.

– Магия – это механика? – поднял брови Бартаэль.

– Всё механика. Все действия, все поступки и даже работа мысли – это механика.

– Мысли? – Я не возьмусь судить детально, но вряд ли работа мозга имеет отношение к механике, – Селестина оживилась, – я читала, что мозг – это орган который в первую очередь дает нервный сок, а во вторую, охлаждает кровь, которую горячат сердце и печень.

– Княгиня, не повторяйте эти глупости, – отмахнулся рукой Бартаэль. – Всё это выдумки невежд, не способных понять, что такое душа! Это она и кровь горячит, и нервы возбуждает. Всегда странно и грустно видеть, как молодые прячут за научными выдумками нежелание понять душу и божий замысел.

– И душа, если она есть – тоже механика, – продолжил Йохан.

– Если есть?!! Механика!! – изумился Бартаэль.

– Конечно. Пусть эти механизмы и скрыты от нас, но принцип работы тот же. Вот, что вы испытываете после моих слов? Возмущение? Правильно? Вы видели принцип работы парового котла, что я вам показывал сегодня?

– Так то котел.

– А никакой разницы. Говорю же, принцип действия одинаков. Вы гневаетесь, кровь горячится, давление повышается, как в котле. Это находит отражение у вас в голове. Нагревшийся пар эмоций давит на поршень огорчения, обиды, уязвленного самолюбия. Вы испытываете чувство несправедливости, это физический дискомфорт. И вы пытаетесь избавиться от него. Волна гнева достигает груди, и вы это должны чувствовать. Поршень огорчения толкает вал возмущения, и он включает злость, раздражение и недоумение. У кого, что больше развито. И от этого же зависят дальнейшие действия. Маховик негодования запускает мстительность и опять все зависит от того, какого размера и как смазаны остальные детали. Пружина ожесточения сжимается и распрямляясь заставляет спорить и рассерженно кричать.

Если у человека эта пружина слаба, то пустота бессилия в полости тонкостенного цилиндра вынуждает человека дуться, таить злобу. Если развита чрезмерно сильно, то бешено двигает поршень в толстостенном цилиндре и заставляет хвататься за меч, как это было недавно с вашим другом. Это механизм, и я вижу, как он работает.

– Не соглашусь. Но не найду слов, чтобы это выразить, хотя вы наверняка и под это механическое объяснение найдете. – Селестина категорично трясла перед собой рукой. – Но то возмущение. И вы неуклюже связали кипение в котле с кипением в душе. Как же остальные эмоции?

– Какие именно?

Селестина повернулась к Оливии, стоящей за ее спиной. Та улыбнулась кончиками рта и выразительно произнесла:

– Радость, досада, стыд, скука, нетерпение, испуг, гордость, жалость, страх, покорность.

– Да! – Селестина тряхнула головой. – Любовь, в конце концов?! Как же любовь?!

Йохан размерено продолжал:

– Любовь объясняется так же. И если вы сейчас не о физическом контакте, который очень просто объяснить с точки зрения механики трения, то я объясню и механику чувств, которые принято называть возвышенными.

Бартаэль засмеялся, но никто не подхватил, и он перевел смех в кашель.

– Любовь – это влечение, – продолжал Йохан, – херр Марикур из Амкердского университета подробно и точно описал свойства магнитных камней. Как каждый из них тянется к себе подобным. Так и у людей. Это механические законы.

– Любовь не возникает ниоткуда!

– А я и не говорю, что она возникает ниоткуда. Это закон природы. Все магниты тянутся друг к другу или к Северной звезде. К тому же каждый морской капитан способен намагнитить даже простую иголку. Для этого нужны или молоток или обычный моток шерсти, но сейчас не об этом. Если представить себе это чувство в виде намагниченного шара, то он катится по желобу чувственности, как только чувствует схожий магнит.

– А как же любовь без взаимности?

– Так и магнит не только к магниту тянется. А к любому куску железа. Не способному ни на какое самостоятельное притяжение. Хотя, как я уже сказал и его можно намагнитить.

– Столько эмоций испытывает человек и это все простые магниты?!

– Они не простые, смею вас уверить. Это таинство небесных сфер. И когда катится шар, то задевает детали механизмов похоти, ревности, преданности. У кого, что больше развито. А сила трения от скольжения нагревает человека посильнее гнева и возмущения. И чем моложе люди, тем сильнее в них магниты.

– То есть в бога вы не верите?

– Давайте на этом остановим разговор, – вмешался Тарант. – Ибо я уверен, что если мы его продолжим, то херр Йохан впишет и бога в свою механическую теорию и придаст ему машинные свойства.

– Так оно и есть, – пожал плечами Йохан.

– Не боитесь, что бог накажет за подобные слова?

– Бог если он есть, уже наказал меня. И сильно.

– Это чем же?

– Бог наделил меня упорным характером и вечным недовольством собой. Это горючая смесь заставляет беспрерывно работать. И это тоже механика.

Плохо их охраняли. Стражник всего один и вел по полутемным коридорам. Будь на его месте Шепелявый, он бы, наверное, уже сбежал. Курти думал так до самой камеры. Перед входом его мнение об охране изменилось. Несколько «полосатиков» сидели в алькове перед решеткой, за которой начиналась лестница вниз. И еще двое перед дверью в камеру. Все вооружены копьями, мечами с зазубренным лезвием, кинжалами, годендагами, у нескольких тарчи. Толпу заключенных они, надо полагать, надолго бы не остановили, но попытку побега заметили бы. На что надеется Шепелявый? И от чего этот ключ, что он, Курти стащил у Армана? Тот надо полагать скоро заметит пропажу. И неизвестно как отреагирует. Хотя Курти должен быть вне подозрений.

Шепелявый был на своем месте, на нарах и лежал на животе. Когда Курти втолкнули в камеру, на него никто не обратил внимания. Подробности игры уже выспросили у пары победителей, выступавших под седьмым номером. Сунулись и к Шепелявому, чтобы узнать, что было потом, но тот так глянул на просителей, что его оставили в покое.

Неправильный сочувствующе посмотрел, хотел сказать, что-то ободряющее, но Шепелявый прямо его послал и предупредил, чтоб близко никого рядом не было. А когда появился Курти, интерес уже улегся, и обитатели камеры занялись своими делами. В основном картами. Еще у кого-то колода была? Странно другое. Их всех в ближайшее время ждет встреча с ареной. Не хотят знать подробности? Или уже смирились?

Курти не сразу пошел Шепелявому. Час отлеживался на нарах. Устал. Он собирался, но вид у Шепелявого был такой мрачный, что соваться не хотелось. Спустя все тот же час, тот сам подозвал его взглядом. Курти не ерепенился, в конце концов, он ему жизнью обязан. Когда подошел, то Шепелявый хмуро спросил, когда Курти сможет достать ключ? И даже стал давать какие-то советы, как подойти к Арману, где они смогут пересечься. Курти какое-то время слушал. Говорил Шепелявый негромко, но и не шепотом. Камера большая, а вокруг них почти никого не было. Всех здоровяк расшугал. На них и внимания не обращали. Понятно, этим двоим, есть, что обсудить после сегодняшнего.

Курти еще какое-то время послушал, но потом из бассейна вылез Хальдор. Курти поднял руку, остановив речь Шепелявого и подошел к карлику. Нагло, кстати, получилось, но Шепелявый отреагировал нормально. С пониманием. Курти дал Хальдору хлеб и рыбину и тот счастливо жмурясь, грыз угощение, сев на пол и откинувшись на бортик бассейна как на спинку стула.

Это не всем понравилось. Курти поймал внимательный и недовольный взгляд Жака-бати. В хвире есть правила. И одно из них, что «подогревом» надо делиться в первую очередь с «буграми» во главе с «батей». Хотя Шепелявый тут вроде главный. Но той кампашке во главе с Жаком это не объяснить. Надо в голове держать и то, что он теперь неразрывно связан с Шепелявым. И сегодняшний день это показал.

Курти вернулся к Шепелявому и спросил:

– Этот ключ, что прячет Арман. Что он отпирает? И как это поможет бежать?

Странно, но прямой вопрос заставил Шепелявого недоверчиво сузить глаза.

Курти сказал:

– После сегодняшнего я тебе обязан. Можешь верить. – И еле сдержался, чтобы не рассказать, как чуть не сбежал, но вернулся.

Шепелявый ответил:

– Карлик, к которому ты подошел.

– Он тут при чем?

– Как он перемещается между бассейнами, думал об этом?

– Я слышал, как Карел рассказывал тебе, что бассейны связаны между собой, но там решетки.

– А, что на решетках замки слышал?

– Нет. Этого не слышал.

– Дальше говорить, для чего нужен ключ?

Курти переваривал сообщение.

– Так когда сможешь добыть ключ? Я понимаю, что на все нужно время, но и ты прикинь. Может в той комнате, где нас кормят, может после игры. Я постараюсь, чтоб ты выжил, парень.

Курти повернул голову к бассейну и смотрел на Хальдора.

– Если нужно будет отвлечь этого пижона… – Шепелявый осекся на полуслове.

Курти не поворачивая голову достал ключ.

– Когда?! Как?!!

– На какой из вопросов отвечать первым? – Курти почувствовал прилив тошноты.

– Парень, ты это… Молодец! …Что с тобой?!

Курти бросился в угол, невежливо растолкав несколько человек в центре. Подбежал к ведрам в углу, схватил первое попавшееся, к счастью оказавшееся пустым и его вырвало.

– Ничего себе! Его кровью рвет! – удивился кто-то рядом. Голоса подхватили фразу и любопытный гул тучкой прошелся по камере.

– Это не заразное?

– Да нет, печень отбили, наверное. Или желудок.

– Ого, сколько! До утра не доживет. Он всю свою кровь выблевал.

– Это не моя кровь, – давясь, с плевком фыркнул Курти.

– А чья?

– В бассейне нахлебался, – подал кто-то голос с верхних нар.

Голос знакомый. Курти бросил взгляд на говорившего. Победитель. Один из пары номер «семь». Матис.

Курти продолжил блевать, ужасаясь мысли, что это могло случиться в комнате Армана. Что до, что после появления смотрителя.