Текст книги "Солоневич"

Автор книги: Константин Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

Глава двадцать третья
ПОСЛЕДНЯЯ АТАКА МЛАДОРОССКОЙ ПАРТИИ

В августе 1939 года член младоросской партии Василий Дюкин[160]160
  Василий Николаевич Дюкин (1901–1985) – участник Гражданской войны, автор книги «Кадеты и юнкера в Белой армии и на чужбине». Был членом представительства младоросской партии в Риме. Доклад Дюкина о Солоневичах был «получен» на Лубянке 30 сентября 1939 года, то есть через полтора месяца после написания.


[Закрыть] подготовил для Антикоммунистического центра в Италии «Аналитический доклад» по братьям Солоневичам.

Это была очередная акция по их компрометации, причём не только перед эмиграцией, но и германскими властями. Основной тезис оригинальностью не отличался: «Они не те, за кого себя выдают». Дюкин полностью проигнорировал статью-кредо Солоневича «Пути, ошибки, итоги», опубликованную месяцем раньше. Раз оправдывается, значит, есть за что!

Младороссов не устраивала перспектива превращения Солоневича в «русского фюрера», в «объединителя» всех национально мыслящих эмигрантов, поддерживаемого к тому же (слухи об этом ходили настойчивые) нацистской верхушкой и генералами вермахта. Доклад был фактически поэтапным обзором жизни братьев до августа 1939 года и ставил под сомнение всё, что Солоневичи писали, говорили, сообщали о себе публично и в частном порядке.

Если проанализировать пункты «доклада», можно убедиться в том, что дезинформация, которую настойчиво распространяли спецы НКВД, прочно угнездилась в сознании и подсознании эмиграции. Младороссы повторяли (с вариациями, конечно) основные тезисы из аналогичных обвинительных документов РОВСа. Реальные факты жизни Солоневичей часто искажалась в них до неузнаваемости.

Определённая вина лежала на самих братьях, которые излишне «беллетризировали и героизировали» свои поступки и деяния в советский период жизни. Заметные «разночтения» в их историях свидетельствовали, по мнению «аналитиков» эмиграции, о том, что ГПУ не сумело по-настоящему отработать их легенды, как это было в 1920-е годы, когда успешная операция «Трест» потрясла основы эмигрантской жизни. Основные положения «доклада» Дюкина: братья не воевали в рядах Белой армии. В Гражданскую войну находились в тылу Добровольческой армии… При эвакуации Крыма войсками генерала Врангеля остались в Севастополе и ПЕРЕШЛИ НА СТОРОНУ КРАСНЫХ;

братья были близки к советским верхам. Дальнейшая их деятельность после перехода к «красным» узнаётся из их книги «Россия в концлагере», где они откровенно и цинично описывают… свою близость к правительству и личную дружбу с Ягодой, с которым «выпили не одну бутылку водки», как выражаются сами Солоневичи;

братья не подвергались реальным репрессиям. Солоневичи были сосланы в «концлагеря», но не как простые арестованные, а на известные должности;

побег братьев был фальшивым. Все подробности бегства очень красноречиво описаны в «России в концлагере», но для людей, хорошо знакомых с обстановкой и условиями концлагерей, такое бегство кажется почти невозможным, подозрительным и маловероятным;

братья прошли школу советской журналистики и пропаганды. Знали, какими темами статей можно привлечь внимание, учитывали окружающую обстановку, великолепно изучили психологию толпы, угадывая её желания и подчиняя её себе;

братья ищут подходящее поле для своей деятельности. При помощи Фосса и генерала Абрамова Солоневичам удаётся переехать в Болгарию и там обосноваться;

братья издают газету для саморекламы и вербовки сторонников. Особенностью новой газеты, отличающей её от прочих эмигрантских, был своеобразный стиль (блатной жаргон), довольно смелые вульгарные выражения и ругательства, которыми Солоневичи пересыпали свои статьи. Снова сказывались способности Солоневича влиять на массу. Вокруг них появляется группа поклонников, которая всё увеличивается и увеличивается. Этих поклонников Солоневичи нарицательно назвали «штабс-капитанами», так как большинство из них было из среды военных. Тираж газеты стал быстро расти, появились её представители в других государствах.

В 1937 году Солоневичи, продолжает Дюкин, достигли высоты своей славы, их называли вторыми «Мининым и Пожарским»… После подобного триумфа Солоневичи ещё больше стали подумывать о том, чтобы объединить несколько организаций в Российский национальный фронт под своим водительством.

Естественно, по версии Дюкина, братья получили отпор от младороссов, которые выяснили их «действительное лицо».

Апофеозом «доклада» стало заключение, что братья изменили ГПУ и перешли на службу в гестапо. Таинственное покушение в Софии стоило жизни Тамаре Владимировне Солоневич. Подавляющим большинством эмиграции было решено, что это дело рук ГПУ, которое отомстило Солоневичам за измену.

Братья поссорились и потерпели полный крах. Заканчивается «доклад» категорическим выводом: если не считать генерала Туркула, то «Иван Солоневич остался один, и вся его деятельность свелась к полнейшему нулю. Даже его верные „штабс-капитаны“ покинули его, поняв весь вред, принесённый Солоневичами эмиграции в целях её разложения. Ходят слухи, что Иван Солоневич находится на услужении гестапо, но вряд ли оно может серьёзно интересоваться прогоревшим политическим деятелем с довольно тёмным и грязным прошлым… Так заканчивает свою деятельность семейство Солоневичей, в течение многих лет мутивших больные мозги эмиграции».

К «докладу» Дюкина был приложен вопросник явной обвинительной тональности по всем этапам жизни братьев Солоневичей. Как видим, «Аналитический доклад» Дюкина в эффектной форме обобщил практически все вброшенные в эмигрантскую среду «активки» НКВД.

«Доклад» был передан младороссами в Антикоммунистический центр в Риме, стал достоянием итальянской тайной полиции ОВРА и через неё – в рамках отлаженного сотрудничества – гестапо. В Берлине доклад был подшит в досье на Солоневичей, страницы его пронумерованы, внесены в опись. В будущем – может пригодиться.

По иронии судьбы, именно в 1939 году Иван несколько смягчил своё отношение к партии младороссов, признал за нею определённые заслуги: «Нужно отдать справедливость, это единственная из монархических группировок, которая говорила современным языком, оперировала понятиями современности и не была исполнена плотоядными вожделениями реставрации».

Атака на Солоневичей была, без преувеличения, одной из последних политических акций младороссов. Через месяц началась Вторая мировая война, которая положила конец относительно спокойному существованию этой партии во Франции. Для французского правительства подписание советско-германского мирного договора стало предлогом для «принятия мер» в отношении «просоветских» организаций в стране. После подписания французами акта капитуляции по русской колонии поползли слухи об угрозе выдачи Казем-Бека немцам в числе других «просоветских элементов» как одного из главных агентов большевиков в стране. Он был вынужден бежать в Соединённые Штаты, где официально объявил о роспуске своей партии.

На рубеже тридцатых-сороковых годов материальное положение семьи Солоневичей ухудшилось. В Болгарии правительство царя Бориса приняло решение о закрытии «Нашей газеты». После трёхмесячной паузы в Софии стал выходить журнал «Родина», фактический преемник «Голоса России» и «Нашей газеты». Удалось выпустить только шесть номеров журнала. Германское правительство, по словам писателя, «после некоторых обоюдных разочарований» запретило продажу его книг. «Попытки сбежать в Америку не удались. Иностранные гонорары оказались отрезанными войной. Мне и моей семье глядел в глаза наш старый социалистический знакомый: голод. Кроме того, над моим сыном – художником – висела угроза мобилизации на военные заводы. Вообще было плохо» – так Иван охарактеризовал сложившуюся ситуацию.

Попытки Инги заработать на жизнь безобидными и вполне аполитичными «картинками» из мира животных привели к возникновению серьёзной проблемы: вместе с первыми заказчиками появился дядя, предъявивший удостоверение какой-то полиции и поставивший свирепый вопрос: а имеет ли фрау Золоневич право рисовать собачьи портреты? Состоит ли она членом национал-социалистической камеры изобразительных искусств – и прочее в этом же роде.

На семейном вече было решено, что Иван поможет житейски неопытной Инге получить разрешение камеры изобразительных искусств на продажу её работ. Как отметил писатель, «расчёт был на то, что я с моим отечественным социалистическим опытом сумею как-то оставить в дураках и немецких социалистов».

Опыт пригодился! На ключевой позиции в национал-социалистической «культурной камере» находился партайгеноссе Лесник, недоучившийся студент художественной школы. Он-то и определял «соответствие» работ художников идеологическим постулатам Третьего рейха, зорким взглядом подмечал наличие в их творениях элементов «вырождения» и скрытого диссидентства. Иван Солоневич с задачей справился. По его словам, «техническая часть всего этого предприятия была урегулирована быстро и безболезненно». Взятка помогла решить «возникшую проблему». А общение с партайгеноссе Лесником Солоневичу очень пригодилось. Работая над страницами «Диктатуры слоя», посвящёнными искусству тоталитарных обществ, он не раз вспоминал Лесника и его «идеологически выдержанные» высказывания, которые явственно перекликались с тем, что Солоневич под другим «политическим соусом» не раз слышал в Москве.

В этот сложный период в «общине» Солоневичей появилось маленькое существо, которое объединяло, радовало и согревало их. Иван Лукьянович писал:

«У меня сейчас имеется внук, размеров от роду шести месяцев – хороший внук, оптимистический, как масленый блин. Я с великим удовольствием отвлекаюсь от работы, чтобы поговорить с ним на интеллигентные темы. На мои интеллигентные разговоры потомство отвечает с неизменной экспансивностью: начинает размахивать тремя лапками, четвёртую засовывает в рот, ухмыляется во всю свою масленичную рожицу и отвечает что-то, вероятно, тоже очень интеллигентное, но совсем непонятное».

Щекастый упитанный малыш и в самом деле производил впечатление серьёзного основательного существа. И улыбка была у него очаровательная. Иван Солоневич по-разному обращался к внуку, ориентируясь на его «текущее миронастроение»: то Михаил Юрьевич, то Михайло или Мишутка, но чаще всего – Мишка.

Он родился 30 ноября 1939 года, в тот же самый день, когда началась советско-финляндская война. Войска Ленинградского военного округа получили приказ перейти границу и разгромить противника. Все были уверены в быстрой капитуляции Финляндии. Но в начале декабря стало очевидным, что финны сдаваться не намерены. Упорное сопротивление финской армии стало неожиданностью для советского руководства: подвижные группы лыжников атаковали со всех направлений, в том числе с тыла. Снайперы-«кукушки» выбивали командный состав. Бутылки с зажигательной смесью, прославившиеся в годы Великой Отечественной войны как «коктейли Молотова», впервые были использованы финнами для уничтожения советских танков. Военнослужащие Красной армии не были готовы к войне в зимних условиях и нередко большими группами сдавались в плен.

Один из историков «зимней войны» писал:

«Без тёплых рукавиц и перчаток, обутые в сапоги, в ботинки с обмотками, тысячи солдат обмораживали руки и ноги. Укомплектованные (хотя официально воевал лишь Ленинградский ВО) жителями южных республик, не знакомыми с суровыми зимами, ночёвками на снегу, воинские части с трудом пробивались сквозь заваленные сугробами леса, а выйдя без маскхалатов на ледяные просторы озёр, в тёмных шинелях, попадали под финские пули, изображая из себя, как тогда говорили бойцы, „мишень № 14“ (фигурная мишень „силуэт в полный рост“)»[161]161
  Бонафеде Г. Зимняя война // Посев. 1985. № 3 (1384). С. 56.


[Закрыть].

В конце 1939 года финское правительство пригласило Ивана Солоневича «для постановки», по его словам, антисоветской пропаганды. «Мне пришлось приложить очень большие усилия, – вспоминал он, – чтобы прекратить тот стиль радиопередач и листовок, который действовал как раз наоборот: стиль антирусский». Зарисовки Гельсингфорса в месяцы «зимней войны» можно найти у Солоневича в ряде предвоенных и послевоенных публикаций. Особенно его поразило, что в самый разгар войны у подножия памятника Царю-освободителю лежали свежие цветы.

Для финских властей, однако, «главным советником» от русской эмиграции стал «бывший секретарь Сталина» Борис Бажанов. Он сумел добиться поддержки ведущих организаций – от РОВСа до Монархического совета. В адрес маршала Маннергейма было направлено коллективное письмо лидеров эмиграции, и он без задержки прореагировал на него, предложив Бажанову приехать в Гельсингфорс. Их беседа длилась весь день 15 января, в конце которой Маннергейм дал согласие на формирование из пленных красноармейцев Русской народной армии (РНА), чтобы двинуть её на «освобождение России от коммунизма». В этом Бажанову помогали офицеры финляндского отдела РОВСа. Как полагал Бажанов, первый отряд «добровольцев» должен был вызвать «эффект снежного шара». Пленные в массовом порядке решились бы на вступление в РНА, и в итоге не менее пятидесяти дивизий РНА после «успешной наступательной кампании» ринулись бы вглубь России.

Подготовка первых отрядов из 450 военнопленных затянулась на два месяца, и когда в марте они отправились на фронт, поступило сообщение об окончании войны. Финские власти попросили Бажанова срочно покинуть Финляндию, чтобы избежать включения в списки лиц, подлежащих выдаче советской стороне. В своих воспоминаниях он писал: «Всё это совершенно резонно и правильно. Я сажусь в автомобиль, еду в Турку и в тот же день прибываю в Швецию». Вполне вероятно, что Иван Солоневич 15–16 марта получил те же самые рекомендации и уезжал тем же самым маршрутом. Любопытно, что Бажанов ни слова не упомянул о деятельности Солоневича в Финляндии. Видел в нём конкурента? Или испытывал к нему недоверие под влиянием местных активистов РОВСа? Скорее всего, и то и другое.

Глава двадцать четвёртая
ЗАЩИТА РУССКОЙ ЛИНИИ

В самом начале Второй мировой войны у Ивана ещё сохранялась надежда на «здравомыслие» нацистского руководства, возможность «компромисса» с ним с целью использования военного потенциала Германии для свержения власти большевиков и реализации проекта установления в России народно-монархической формы правления. Иван не видел себя в стороне от этого процесса. В тот период Солоневич часто начинал свои публичные выступления словами: «Если в грядущей России что-то будет зависеть от меня…» Он верил в то, что всей своей судьбой, радикальным неприятием советской власти и бескомпромиссной политической траекторией предназначен для выполнения громадной исторической миссии – восстановления России из пепла большевистской революции…

Критических ноток в отношении гитлеровского режима в статьях Ивана Солоневича 1939–1940 годов почти нет, что, впрочем, вряд ли было возможно в условиях жесточайшей цензуры, введённой Геббельсом. Сдержанность писателя-публициста была не только отражением благодарности стране, которая предоставила ему убежище. В какой-то мере он был околдован внешними достижениями Германии, «торжеством её воли и силы». Солоневич старался разобраться в причинах стремительного укрепления экономической и военной мощи Германии, её политической консолидации на основе национал-социалистической идеологии. В его статье «По путям иловайским» то и дело встречаются высказывания апофеозного характера:

«Мир переживает период омоложения – иногда мучительного. На современных стадионах возрождаются эллинские „гимназии“ и „лицеи“. В современной Италии возрождается Древний Рим. В современной Германии возрождается Священная римская империя германской нации».

«Два года самым внимательным образом всматриваюсь в совершенно грандиозное строительство современной Германии».

«Я никак не отрицаю ни „личности“, ни „героя“. Но они благодетельны только тогда, когда идут по линии исторического пути народа, не против течения и не в хвосте, а во главе течения – как идёт Адольф Гитлер».

«Наши доморощенные фашисты, вопя о русском Гитлере, совершенно забывают то простое обстоятельство, что можно мечтать, но рассчитывать на это никак нельзя. У нас человек калибра Гитлера – Пётр I – появился за всю нашу историю только один раз, – люди такого калибра появляются раз в столетие».

«Политическую теорию можно строить только на сущности народа, которая выражена в его прошлом и которая ставит его цели в будущем. Именно так построил и свою теорию, и свою практику Адольф Гитлер: он доводит до апогея ту линию исторического развития, которая была заложена во всём прошлом германского народа и наиболее яркими выразителями которой явились Фридрих Великий и Бисмарк. Очень нетрудно заметить, что все элементы национал-социализма в, так сказать, недоделанном виде заключаются и в деятельности Бисмарка».

Внешняя лояльность этих утверждений не означала, что Солоневич был готов отказаться от всего, что он проповедовал раньше, и пойти на службу к «эффективному режиму», который сумел навести порядок в стране, объединить народ понятной идеологией, правда, густо пропитанной доктриной расовой исключительности. С этой доктриной, отодвигающей многие другие народы, включая славянские, на роли «неполноценных», Солоневич начал знакомиться по вполне конкретному поводу. К нему обратился за помощью «добрый приятель, бывший есаул лейб-гвардии Казачьего полка, инженер И.», который до прихода Гитлера к власти успешно занимался производством рекламных фильмов. Оказалось, что в национал-социалистической Германии к киноделу допускались только «расово чистые лица», лишённые еврейской крови. По этой причине к инженеру И. зачастили нацистские бюрократы, требуя предъявить так называемое «арийское удостоверение».

Приятель Ивана в силу своей горячности отмахнулся от назойливых визитёров, но когда почувствовал, что существование его фирмы находится под угрозой, всполошился. Ещё бы: многие клиенты стали его избегать. С Советской Россией все связи он давно прервал и никоим образом не мог затребовать оттуда соответствующие справки. Солоневич обещал инженеру помочь и вскоре выяснил, что из «расовой ловушки» можно выбраться двумя основными путями. Первый вариант: нанять за определённую сумму марок и бутылку шнапса трёх свидетелей, которые могли подтвердить в суде под клятвой «арийскую безупречность бабушек и дедушек». Второй вариант: прибегнуть к услугам некоего русского профессора генеалогии, работавшего в Кенигсбергском университете. Он вывез из России тома родословных книг дворянства и за плату выдавал липовые справки, которые (тоже за плату) принимались службами, контролирующими «расовую состоятельность».

Инженеру И., чтобы не потерять кинофирму, пришлось «откупаться» от бюрократов, боровшихся с «излишками» еврейской крови в арийских телах. Во всей этой расовой параферналии Солоневич выявил для себя две стороны монеты: «Арийское законодательство отдавало немецких евреев на полное растерзание немецким партийцам. Но и немецкое [население] было обложено тяжкой данью – моральной и материальной». Путём нехитрых подсчётов писатель определил, что «раса господ» должна была получить в общей сложности около 100 миллионов арийских удостоверений, получивших в русских эмигрантских кругах название «жидомеров». Получение справок открывало безграничное поле деятельности для вымогательства, шантажа и издевательств, на которые столь падки профессиональные бюрократы.

Для Солоневича советские и нацистские бюрократы – близнецы-братья. Они работают по одним и тем же схемам, только один, скажем, «удостоверяет» пролетарские корни «подателя сего документа», а другой – принадлежность к высшей расе. И в Германии, и в СССР узурпаторы власти (нацисты и большевики) апеллируют к своим народам как к «мессиям», призванным спасти человечество, и они же через всесильный бюрократический аппарат «превращают их в бессловесное и бесправное быдло».

После согласования с Солоневичем 12 апреля 1940 года Левашов разослал по «берлогам» циркуляр-разъяснение о причинах «приостановления» выхода «Нашей газеты». «С первых же номеров газеты – отмечалось в циркуляре – приходилось бороться за её существование и парировать, часто в самый последний момент, удары, готовые её поразить. Ни один из 65 номеров не вышел в нормальных условиях».

Левашов отметил, что с началом войны противники «Нашей газеты» заметно активизировались. В полицейские инстанции различных стран Европы посыпалась новая серия доносов, в которых Ивана Солоневича называли двойным шпионом: и ГПУ, и гестапо. В Болгарии доносы были приняты во внимание. Там Солоневичу поставили в вину не «шпионаж», а излишне «антисоветский тон» издания, который якобы мог поссорить болгарское правительство с Москвой на фоне «прогрессирующей дружбы с Советами».

В циркуляре Левашова подчёркивалось, что если возобновления газеты добиться не удастся, то софийская редакция попытается наладить издание журнала. В качестве промежуточной альтернативы планировалось издание серии брошюр на острые темы современности и отдельных глав «Белой Империи».

Левашов призвал «штабс-капитанов» проявить терпение, верить, что «будут восстановлены те оборвавшиеся сейчас ниточки, по которым в души истинно русских людей шла энергия и воля Ивана Лукьяновича к борьбе за возрождение России и создание понятной идеи, которая может быть противопоставлена идее коммунизма».

На время вынужденного молчания Ивана Солоневича циркуляр предлагал «штабс-капитанам» заняться приведением в порядок «умственного багажа» и изучать работы Солоневича. Задача предельно ясная: при первой возможности всё это будет применено на практике. В документе рекомендовалось использовать опыт изучения «Белой Империи» одной из «берлог». Например, рекомендовалось начать изучение с тщательной проработки главы «Дух народа» по темам: формы нового мира, обусловленные великим и славным прошлым России; динамика нашего развития; внутренняя ценность русского народа; самобытный русский государственный инстинкт; литературное кривое зеркало; «теория» о русской лени; территориальное расширение России и т. д.[162]162
  В циркуляре были рекомендации по методике проведения дискуссий. Вот одна из них: «Докладчик должен представить себе, что перед ним сидят любопытные люди, которые, однако, ничего не знают. Его просят объяснить, что такое, например, корпоративный строй, что такое – тоталитарный, и каково отличие одного от другого. Далее докладчик спрашивает, а как смотрит Иван Лукьянович на каждую из этих государственных систем, пригодны ли они для России, и если нет, то почему».


[Закрыть]

И ещё один тезис персонального характера:

«Иван Лукьянович не в силах сам со всем справиться – мы должны ему помочь. Он должен знать, что имеет в своём распоряжении совершенно определённый и готовый кадр помощников и проводников его идеи».

Циркуляр как бы уведомлял «штабс-капитанов»: приближается час, когда их патриотизм и готовность к жертвенному служению родине будут востребованы.

В июне 1940 года в журнале «Родина» была опубликована статья «Будущая русская дипломатия». Автор подписал её псевдонимом «Средний беженец». Под ним скрывался сам Иван Солоневич: статья была нужна в качестве затравки для большого разговора на самую актуальную тему момента: о судьбе России в преддверии войны на Востоке. По мнению «Беженца», эмиграция должна быть благодарна Гитлеру, что он «вовлёк Сталина „в драку“ и тем самым поставил на очередь русский вопрос». Автор, однако, пояснил, что эта благодарность – отрицательная, поскольку гитлеризм в положительном смысле неприемлем, поскольку германизм и славизм несовместимы. Исторические основания для этого вывода есть, так как германизм всегда рассматривал славизм как «удобрение» для расцвета своей высшей культуры.

Солоневич ответил «Среднему беженцу», явно пытаясь разобраться в том, на какие перспективы возрождения России можно рассчитывать после гипотетического падения Советского Союза. В отношении военной слабости СССР у Солоневича сомнений не было. Он проанализировал соотношение силы и вооружения у Финляндии и СССР и пришёл к заключению, что финская война показала «невероятную эволюцию вниз» Советской России, то есть её слабость, неготовность к ведению серьёзных боевых действий.

Статья была написана в мае 1940 года, советско-германский пакт о ненападении соблюдался Москвой по всем параметрам, и Солоневич воздерживался от прогнозов о неизбежности военного столкновения между двумя государствами. Но он подчеркнул, что эмиграция должна быть благодарна Адольфу Гитлеру за то, что он «вывел СССР из состояния гнилого равновесия».

В ответе на письмо «Среднего беженца» Солоневич затронул такие темы, как изучение немецкого опыта восстановления страны, повышение продуктивности сельского хозяйства, судьба советской армии, советского кадрового аппарата, формирование нового дипломатического корпуса. Солоневич считал, что с последней задачей проблем не будет:

«Те люди, которые нынче представительствуют интересы русского беженства, как Штрандман в Белграде, ген. Бискупский в Берлине, Маклаков в Париже, Саблин в Лондоне, Бахметьев в Вашингтоне, – все они находятся очень в курсе местной политики. Весьма сомнительно, чтобы этих людей следовало заменять новыми, и ещё более сомнительно, чтобы на дипломатических постах следовало бы оставлять прежних полпредчиков».

Для понимания позиции Солоневича в тот период немаловажное значение имеет заметка «От редакции», которая появилась в 3-м номере журнала «Родина» (от 5 июня 1940 года):

«Читатели, наверное, заметили, что наш журнал почти не затрагивает тем о войне, с невиданным ожесточением бушующей сейчас в Европе. Да, мы избегаем этих тем до некоторой степени умышленно. Причин к тому несколько:

Первая: при стремительных темпах современных событий и при военной неурядице почтовых сообщений – угнаться за событиями дело безнадёжное. Каждый день несёт что-нибудь новое, и это новое заглушает интерес вчерашнего дня. Три недели нашего опоздания для иных наших подписчиков несут изменения не только политические, но и географические. О прошлом же приятно читать в спокойные времена.

Вторая причина: война неминуемо вызывает болезненное следствие – шпиономанию. „Родине“ приходится учитывать и эту болезнь. При наличии сомкнутых рядов наших профессиональных клеветников-доносчиков – не исключены любые сюрпризы и неприятности. А мы стремимся, чтобы журнал доходил по мере возможности до всех штабс-капитанов Зарубежья.

Третья причина: Россия в войне ещё не участвует, – а мы пишем только о России.

И четвёртая причина: всегда, во всех условиях и в любых передрягах мы должны мыслить, чувствовать и говорить только по-русски. И без того достаточно русских газет, которые говорят по-французски, по-немецки, по-еврейски и пр. Наш журнал – журнал русский и только русский. Его задача – давать духовную пищу для русского сознания и русской мысли. Эту задачу мы будем проводить неуклонно, пока будут хоть малейшие технические и политические возможности. Заговорить на чужом языке не может заставить нас никакая сила в мире».

В последних словах Солоневича содержится намёк на то, что его пытаются заставить «говорить по-немецки». Министерство пропаганды было не прочь привлечь русского публициста к воспеванию побед на Западе. Но Иван на это не откликнулся.

Летом 1940 года журнал «Родина» перестал выходить «по обстоятельствам военного времени». Отсутствие печатной трибуны катастрофическим образом сказалось на связях Солоневича со «штабс-капитанскими» организациями. Как вспоминал позднее Левашов, «война нанесла серьёзный удар всему „штабс-капитанскому“ движению в целом. Многие группы его членов (после войны) попали за железный занавес, не успев покинуть захваченные Советами страны. Другие – прекратили свою деятельность, продолжение которой стало невозможным в условиях военного времени. По злой иронии судьбы, немало „штабс-капитанов“ попало в тюрьмы и концлагеря союзников по клеветническим доносам, обвинявшим их в сотрудничестве с Иваном Лукьяновичем, которого клеветники изображали как немецкого агента, в то время как он сам находился в ссылке как „ненадёжный иностранец“»[163]163
  Дубровский В. Народно-монархическое движение: Вчера – сегодня – завтра // Наша страна. 1953. 16 мая. (Под фамилией Дубровский с 1947 года скрывался В. К. Левашов.)


[Закрыть].

В предвоенное время в Русском Зарубежье многие умы занимались разработкой планов будущей «реорганизации» России. Иван Солоневич не без иронии вспоминал об этом:

«В Берлине у меня был такой знакомый – тоже писатель проектов, А-p. Самое скверное заключалось в том, что был он замечательно милым человеком. У него был проект переустройства России на началах графизма. Поэтому его письменные проекты изобиловали схемами: круги, кривые эллипсы, параболы и гиперболы. Круги должны были как-то вращаться, – и если они будут вращаться правильно, так, как требуется истинными принципами графизма, то это ему, графизму, принадлежит „грядущая эра“. Отделаться от автора, графизма и эры не было никакой возможности. Генерал А. Туркул тоже было чуть не пал жертвой в борьбе роковой. Но он закрывал глаза – чтобы внимательно выслушать истины графизма и часа два-три спал совершенно спокойно, не тревожимый ни параболами, ни эрами: у генерала А. Туркула был большой боевой опыт… У меня его не было. Господина А-ра мне пришлось просто выставить вон».

Но и сам Солоневич хотел сконструировать модель будущей «Национальной России». Идею государственного устройства будущей России он первоначально изложил в форме «Политических тезисов Российского народно-имперского движения»[164]164
  Впервые опубликованы В. К. Левашовым в Софии в 1940 году.


[Закрыть]. Базовая главка этого солидного труда – «Русский национализм». Всё остальное идёт как бы в развитие: «Монархия», «Православие», «Правящий слой», «Служилый слой», «Право собственности», «Хозяйство и планы», «Армия», «Крестьянство», «Рабочий вопрос», «Самоуправление» и т. д.

По мнению автора, «идея всякого национализма есть идея, объединяющая и воспитывающая нацию к исполнению её исторической миссии на земле. С этой точки зрения – шовинизм есть дурное воспитание нации. Космополитизм – отсутствие всякого воспитания. Интернационал – каторжная работа нации для чуждых ей целей». Для Солоневича русский национализм неразрывно связан с православием, его христианским и православным мироощущением. Он подчёркивает: «Вне религиозной основы не может быть обоснован никакой национализм, как не может быть обоснована и никакая этика. Русский национализм без православия есть логическая нелепица».

Единоличная наследственная монархическая власть – не менее важная составляющая часть русского национализма. Она оформляет нацию «государственно».

Один из ключевых моментов «Политических тезисов» – недопустимость эксплуатации человека человеком в новой России. Сословия, классы и касты должны быть ликвидированы: «Никаких „пролетариев“ и „буржуев“, никакого деления на „белую“ и „чёрную“ кость». Вместо этих понятий Солоневич выдвигает понятие государевой службы, «подчинения частного интереса интересу общенациональному». Фактически он предложил замену сословно-классового строения государства на корпоративное. При таком строе, пояснил Солоневич, «каждый русский занимает в нации то или иное положение только и в зависимости от своих личных качеств и своей личной работы – безо всякой оглядки на родословные и капитал».

Полемично звучит вывод Солоневича о том, что не стоит во всех несчастьях России искать результат внутренних и внешних заговоров. Слова Солоневича о реальных виновниках этих несчастий актуально звучат и в наше время: