Текст книги "Солоневич"

Автор книги: Константин Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)

Впрочем, «стальные ростки» не нашли между собой общего языка. Николай Абрамов попытался сдружиться с Юрием. Тот не выразил желания к «товарищескому» сближению, заявив отцу, что «советский душок из Николая не выветрился». «Ворон» в долгу не остался. В агентурном отчёте о встрече с младшим Солоневичем он был категоричен в его оценке: «Юра производит на меня очень нехорошее впечатление, слишком похож на „хулигана-болтуна“»…

По болгарским законам лицензии на новые печатные органы выдавало Министерство внутренних дел. Фосс и Браунер обещали Солоневичу ускорить процедуру получения разрешения и нажать для этого на все «кнопки влияния». Стараться стоило: РОВС без больших усилий мог обзавестись ещё одной газетой для ведения антибольшевистской работы. Однако ведущие сотрудники «внутренней линии» в Софии переоценили свои силы: отказ следовал за отказом. Болгарские власти считали, что в стране и без того «переизбыток» русских эмигрантских изданий.

Поэтому Фосс предложил Солоневичу два варианта выхода из ситуации: выпускать его газету «приложением» к органу НТСНП «Голос труда» или использовать «Галлиполийский вестник», на что имелось согласие его издателя – генерала Зинкевича. Иван отказался и от того и от другого. Он хотел полной самостоятельности, собственной – полностью независимой – газеты. Делать её он собирался в основном «семейными силами», повторяя опыт отца с «Северо-Западной жизнью».

Ещё до прояснения вопроса со своей газетой Солоневич знал, где будет её печатать. Помог ему в этом деле давний знакомый Борис Калинников. Иван познакомился и сдружился с ним в Петербургском университете на рубеже 1912–1913 годов. В 1919 году Солоневичи вместе с семьёй Калинниковых перебирались в Киев. И вот – новая встреча – в Болгарии!

Именно к Калинникову направил свои стопы Иван. Старый друг, в общем-то, неплохо устроился. Он владел книжарницей – книжно-писчебумажным магазином «Зарница» на углу улиц Раковска и Гурко, куда эмигранты забегали поговорить, посплетничать, обменяться новостями, из-за чего «Зарницу» называли в быту «центробрёхом». Отчасти и сам хозяин книжарницы способствовал этому: его иронические реплики и меткие характеристики отдельных персонажей из эмиграции передавались из уст в уста.

Калинников уже слышал о приезде друга в Софию. После объятий и радостных восклицаний первое, о чём спросил его Иван, – о типографии: не мог бы Борис рекомендовать какую-либо из них, подходящую по местонахождению и тарифам, чтобы печатать газету на русском языке. Калинников словно ожидал этого вопроса. Он подошёл к телефону, набрал номер и произнёс вполголоса несколько слов. Вскоре, как по мановению волшебной палочки, на пороге «Зарницы» появился Всеволод Константинович Левашов[96]96
  Всеволод Константинович Левашов – родился в Санкт-Петербурге в семье офицера 12 ноября 1901 года. Учился в Первом кадетском корпусе. В семнадцатилетнем возрасте вступил в Добровольческую армию. После эвакуации из Крыма в Галлиполи окончил юнкерское училище и получил погоны подпоручика. Затем переехал в Софию. Работал дровосеком, на макаронной фабрике, потом – в типографии.


[Закрыть], работавший метранпажем в типографии «Древне Болгария». Выяснилось, что он налаживал самостоятельное дело, взяв в аренду дышавшую на ладан типографию «Рахвира», которая располагалась на улице Цеслау (Веселец), 8. Что ж, повезло! Первого клиента искать не пришлось, пришёл сам…

Левашов понравился Солоневичу: в нём чувствовались серьёзность, ответственность, внутренняя основательность. Биография его по тем временам была стандартной: белый офицер, участник Гражданской войны. В Ленинграде во время «чисток» после убийства Кирова были репрессированы его родные. Куда-то в Сибирь были высланы мать и брат. Судьба их была покрыта мраком. Для Левашова эта неизвестность была источником глубоких душевных мук и страданий!

В начале знакомства Солоневич не мог предвидеть, что эта встреча свяжет его с Левашовым на всю жизнь. По натуре эти двое были диаметрально разными людьми. Но, как говорится, противоположности сходятся. Как писала впоследствии Т. Дубровская (жена Левашова), «благодаря высоким умственным качествам обоих различие их характеров отходило на десятый план. Их объединяла горячая любовь к родине и одинаково жертвенное служение ей»[97]97
  Дубровская Т. Тайна Всеволода Константиновича // Наша страна. 1976. 16 ноября.


[Закрыть]. Левашов стал надёжным помощником Солоневича. Вспоминая о постановке газеты в Софии, Иван писал: «Только один человек, Всеволод Константинович Левашов, был совершенно уверен в успехе – гораздо больше, чем был уверен я сам. Он организовал типографскую часть, добыл кое-какие кредиты на бумагу, устроил дело с разрешением и вообще связал свою судьбу с судьбой нашего общего дела… без него газета не смогла бы начаться и не смогла бы существовать».

С лёгкой руки Левашова Ивану удалось получить в полное распоряжение газету Русского общетрудового союза в Болгарии – «Голос труда», которая издавалась с 1932 года и влачила жалкое существование, принося хозяину – поручику Николаю Ивановичу Плавинскому – одни убытки.

Несмотря на сотрудничество РОВСа с «новопоколенцами», определённая ревность друг к другу у них сохранялась, поэтому они так соперничали за влияние на Солоневичей. Энергичные руководители Союза нового поколения представляли молодую поросль эмиграции, были преисполнены новых идей, энтузиазма, уверенности в конечном успехе своей исторической миссии в России. Не напрасно в РОВСе опасались, что радикализм НТСНП будет симпатичен Солоневичам. Так получилось, что в Болгарии именно «новопоколенцы» дали средства на первое издание книги «Россия в концлагере». Солоневичи приехали в Софию без копейки, и потому пришлось согласиться на выход книги под «эгидой» НТСНП, что наполовину урезало предполагаемый доход от неё. Первый тираж в две тысячи экземпляров разошёлся быстро, был выпущен второй – таким же тиражом. Третье издание – три тысячи экземпляров – печаталось на средства автора.

От нескончаемых хлопот по подготовке первого номера газеты Солоневичам приходилось отрываться на лекционную деятельность. Так, 23 мая в помещении Софийского сводного университета состоялось закрытое выступление братьев на тему о советском быте. В зале присутствовали не менее пятисот человек. Среди них – бывший премьер-министр генерал Златев, начальник болгарской разведки подполковник Маринов, видный деятель болгарской националистической организации «Родна защита» Русевич-Бориков. Спонсором мероприятия был «Союз русских писателей».

Борис выступил с лекцией о подпольной работе скаутов в Советском Союзе. Первыми его слушателями в Софии стали ученики Русской гимназии. Фосс был недоволен этой импровизацией Бориса, считая, что тот должен был сосредоточиться на работе с подконтрольной РОВСу Национальной организацией русских разведчиков.

Следуя совету генерала Абрамова, братья искали выходы на дворцовые и правительственные круги Болгарии, обращались к военному министру, пытаясь организовать через него издание своих книг. В софийском отделе РОВСа эта активность Солоневичей казалась чрезмерной, с претензиями «не по рангу», и по этой причине – подозрительной. Солоневичи так спешили решить главное для них дело – поставить свою газету! – что пренебрегали всякой конспирацией. Это настораживало Фосса: они так уверены в своей безопасности, что создаётся впечатление о наличии у них в Совдепии каких-то гарантий. Эпитет «подозрительные» всё чаще «прилагался» к братьям, хотя объективных причин для этого не было. Разве не сам генерал Абрамов советовал им «завоёвывать доверие болгарских властей»?

Первый номер газеты Иван Солоневич готовил особенно тщательно. Обсуждал его содержание с людьми, которым доверял, понимая, что если «первый блин выйдет комом», то авторитет издания будет подорван с самого начала. В. М. Левитский, назначенный Иваном представителем во Франции, прислал свои рекомендации[98]98
  В. Левитский – И. Солоневичу (от 21 мая 1936 года).
  Левитский сообщал также о подготовительной работе по распространению газеты, о размещении рекламы в таких изданиях, как «Возрождение», «Последние новости», «Русский инвалид», «Часовой». Он рекомендовал Солоневичу «политическую осторожность» в выборе представителя газеты в Германии, посоветовав согласовать этот вопрос с генералом фон Лампе.


[Закрыть]. По его мнению, первый номер «должен быть исключительно интересным и тщательно подобранным. Самое трудное: сделать его популярным и живым, ведь публика в массе своей весьма примитивна».

Для того чтобы ввести Ивана в курс текущих эмигрантских дискуссий, Левитский направил ему свою свеженаписанную статью о пораженчестве, отметив, что «сейчас – это самый модный вопрос в Париже». Обстановку в эмигрантской среде он описал как крайне сложную, во многом из-за активности Советов:

«Здесь страшный напор Москвы. Основная линия нападения – …вообще германофильство и фашизм всех белых, их якобы очевидная готовность бороться вместе с немцами против СССР, союзника Франции и т. д. Будьте особенно осторожны со всеми вопросами международной политики. Но, конечно, сохраняйте резкость и твёрдость в защите интересов национальной эмиграции и целей антикоммунистической борьбы».

По просьбе Солоневича Левитский прислал тезисы к программной редакционной статье первого номера:

«Среди эмиграции усиливаются настроения близкие к злобному отчаянью. Но к таким настроениям основания нет: современная международная обстановка меняется с поразительной быстротой. Национальная эмиграция должна быть готова к принятию быстрых и ответственных решений.

Эмиграция не знает подлинной антикоммунистической России, она часто судит о родине сквозь „сталинские очки“, ловко подсунутые ей агентами красных. „Голос России“ зовёт всех людей за рубежом помочь ей говорить правду, всю правду и только правду о положении нашей Родной Земли. Страшная русская правда – это могучее средство против мелких разногласий и яд для соглашателей, для подлипал.

Каждый враг коммунизма может быть нашим союзником, но никогда пути национальной эмиграции не смогут слиться с воровскими тропами 3-го Интернационала. Объявление Сталина защитником русской земли – позор и самопредательство. Вчерашние дезертиры и пораженцы учат сейчас „патриотизму“. Россия, „кто смеет учить меня любви к ней“ (Бунин).

Русские люди: читайте газету „Голос России“, помогайте ей, пишите. У нас нет средств на рекламу, нет покровителей, нет „финансовых баз“. „Голос России“ будет существовать, если вы поможете словом и делом. Правда о России нужна эмиграции как воздух, как хлеб. „Голос России“ независим от всяких групп, явных и тайных».

Первый номер еженедельной общественно-национальной газеты «Голос России» вышел в свет 18 июня 1936 года. Объявление от редакции гласило:

«С этого номера газета „Голос труда“ переименовывается в „Голос России“. Редакцией приглашён в качестве ближайшего руководящего сотрудника Иван Лукьянович Солоневич, который принял на себя редактирование целого ряда отделов газеты. В газете будут принимать участие: Б. Л. Солоневич, В. В. Шульгин, В. А. Ларионов, В. М. Левитский, А. И. Ксюнин, С. Л. Войцеховский и др. Издательство газеты взял на себя И. Л. Солоневич».

Так началась двухлетняя эпопея «Голоса России»…

Прежний хозяин газеты Плавинский продолжал подписывать её как редактор, фактически исполняя обязанности корректора, за что получал две тысячи левов. Эта зарплата его вполне устраивала. Нужно отметить, что Плавинский был негласным помощником Фосса по информационной части. «Внутренняя линия» РОВСа поручила Плавинскому вести наблюдение за газетно-издательской деятельностью Солоневичей, её соответствия интересам союза. Впрочем, собирать компромат на братьев он не спешил, хотя заверял Фосса, что закроет газету, если заметит в поведении братьев что-либо настораживающее. О тайных взаимоотношениях Фосса и Плавинского Солоневич не догадывался, но «редактора-корректора» единомышленником не считал и потому держал от себя на дистанции.

Наибольшей симпатией Ивана в «Голосе России» пользовался курьер Анатолий Максимов. Юный Толян неутомимо и ответственно выполнял поручения Ивана. Солоневич, вспоминая своё собственное «редакционное детство», щедро оплачивал его труд, не забывая дополнительно вручать два-три лева на покупку конфет. Толяна издатель «Голоса России» именовал то «самым непосредственным сотрудником», то «начальником путей сообщения».

В редакционной статье «Происхождение и цель „Голоса России“» Иван Солоневич использовал тезисы Левитского, существенно развив и переработав их, в том числе о «финансовых базах» и читательской поддержке. «Сейчас по эмигрантскому миру ходит весьма большое количество весьма тёмных денег, – писал он, – и рейхсмарок, и совзнаков, и иен, и франков, и чего хотите. Поэтому – первое и самое важное, что читатель должен знать о газете, это: а на какие деньги она существует. Многие из ныне здравствующих изданий прекратили бы бытие своё, если бы читатели этим вопросом заинтересовались всерьёз».

Солоневич прямо заявил, что никогда и ни при каких условиях не будет опираться на материальную поддержку «со стороны», брать деньги от каких-либо, «организаций», подчиняясь их партийному заказу или программным установкам. Иван счёл своим долгом сообщить об источнике финансирования первых номеров «Голоса России»:

«Деньги на газету – исключительно наши личные деньги, преимущественно от гонораров иностранной печати, от чешского издания моей книги и от шведского издания книги брата, от лекций и, наконец, от гонораров брата, полученных им на поприще профессиональной борьбы… Денег этих немного»…

«Газета будет жить, если она нужна читателю, и не будет жить, если читателю она окажется ненужной» – такова позиция Ивана. И это даёт ему основание обратиться к потенциальным читателям «Голоса России» с просьбой о помощи и материальной поддержке, – для него это прежде всего проведение массовой подписки на «Голос России». Солоневич без обиняков говорит, что «и для газеты, и для читателя выгоднее подписка на возможно более долгий срок: скажем, на 10 номеров. Выход пяти номеров мы гарантируем. Но остальных пяти читатель рискует не получить. Тогда пять его франков пропадут. Переведём эти пять франков на честную мужскую валюту по парижскому курсу: это стоимость трёх рюмок водки. Не такой уж великий риск. Ежели у читателей хватит духу отказаться ещё и от четвёртой или пятой и прислать несколько лишних франков, думаю, что они помогут неплохому русскому делу».

В программной статье Солоневич писал:

«В эмиграции есть масса людей, которым до смерти надоело партийное сквернословие, но которые любят Россию живой любовью, не ставят никакой партии выше родины и никаких вождей в гении не зачисляют. К ним-то и будет обращаться газета. Она не собирается организовывать никаких новых партий. Её издатели не собираются лезть ни в какие вожди. Единственная цель газеты – это хоть как-нибудь сгладить ненужные и часто бессмысленные раздоры в национальном лагере эмиграции. Именно в национальном. Те люди и те течения, которые активно делали революцию и которые до сего времени не нашли вне себя повода, а внутри себя мужества в этом честно раскаяться, – нам не по пути и разговаривать с ними не о чем».

Что имел в виду Солоневич под тезисом о «национальном лагере»? «Чистокровных» русских? Отнюдь нет. По его мнению, «еврей доктор Пасманик, который сразу пошёл к Добровольческой армии, является единомышленником. П. Н. Милюков, человек безукоризненно русский, в патриотизме которого сомневаться было бы просто нелепостью, – не „национальный лагерь“. И не потому, что в своё время он бросил свою знаменитую фразу „глупость или измена“, а только потому, что он ни в этой глупости, ни в этой (конечно, невольной) измене не нашёл времени покаяться».

Выход новой русской газеты в Софии, как считал Солоневич, обеспечил ей заметное преимущество перед другими изданиями Русского Зарубежья: «Здесь, оценивая международные перспективы России и международные опасности, грозящие нашей стране, мы можем допустить роскошь полной независимости. Рижская „Сегодня“ принуждена восхвалять Ульманиса, варшавский „Меч“ – наследников Пилсудского, берлинское „Новое слово“ – Гитлера… На чьём возу едешь, тому и песенку пой. Мы же стараемся петь только русскую песенку и только для России».

Независимый, подчёркнуто авторитарный характер первых номеров газеты пришёлся по нраву рядовым читателям, хотя «эмигрантские вожди» восприняли появление «Голоса России» с заметным недоверием. Солоневич явно не собирался делать «ручную, почтительную и елейную» газету. Наличие «Трибуны читателя» – прямого канала связи читающей публики с газетой – придало ей ещё больше популярности. Конечно, появилась и критика новой газеты. Солоневич, с его борцовско-боксёрским опытом, умел «держать удар» враждебной критики, «играющей не по правилам и бьющей ниже пояса». Он писал: «Мы достаточно сильны нашей правдой, чтобы смотреть в глаза всякой критике». Он страстно полемизировал со своими оппонентами, не задумываясь «предавал гласности» самые недружественные письма, в том числе с грубыми личными нападками. Из подобных поединков Солоневич выходил с честью, полемического мастерства ему было не занимать.

Чтобы привлечь подписчиков, Иван использовал различные методы, в том числе бесплатное распространение: «Если Вы ещё не читали „Голоса России“ – выпишите открыткой пробный номер. Это Вам ничего не будет стоить и ни к чему не обязывает. Чрезвычайно маловероятно, чтобы после первого номера Вы от этой газеты отказались. Ещё одно замечание: „Голос России“ – газета правая и, безусловно, „контрреволюционная“. Людям, обладающим революционными симпатиями, выписывать её не стоит».

В рекламных вкладышах Солоневич настойчиво просвещал эмигрантов о направленности и задачах своего издания: «„Голос России“ – газета несколько необычного для эмиграции типа. Она говорит только о России и больше решительно ни о чём. Она исходит из того предположения, что сотням тысяч, а может быть, и миллионам рассеянных по белу свету русских „штабс-капитанов“[99]99
  В данном случае «штабс-капитаны» – младшие армейские командиры и приравненная к ним часть гражданской эмиграции.


[Закрыть] придётся дернуться на свою родину и снова взвалить на свои плечи очень тяжёлую роль культурного отбора русского народа. Поэтому нашим „штабс-капитанам и штабс-капитаншам“ необходимо с возможной точностью знать всё то, что произошло и происходит за кровавым советским рубежом. „Голос России“ стоит на точке зрения абсолютной непримиримости к большевизму. Он не связан ни с какой из существующих в зарубежье организаций и партий. Это даёт возможность говорить правду так, как понимаем её мы, так недавно ещё бывшими подсоветскими».

Иван обещал Фоссу, что будет советоваться с РОВСом в отношении содержания и курса газеты, и обещания не выполнил. Солоневичи делали всю работу по газете «в своём кругу», не позволяя каких-либо подсказок и рекомендаций со стороны о том, как вести газету, какие темы поднимать и какие игнорировать. Первое время газета ориентировалась на эмигрантского читателя вообще, затем постепенно нацелилась на «штабс-капитанов», «рядовую эмигрантскую массу».

Главного адресата среди потенциальных читателей газеты впервые, по утверждению Ивана Солоневича, назвал Юрий. Во время очередной семейной дискуссии он, в пылу полемики, заявил, что есть «масса людей, сидящих по углам», людей, которым до смерти надоела постоянная межпартийная перебранка, претензии политических лидеров на титул вождя и прочие эмигрантские конфликты и «бури в стакане воды». К ним-то, к этим людям, на которых активные политики перестали обращать внимание, и нужно обращаться.

Ориентация «Голоса России» именно на эту аудиторию нравилась далеко не всем. На заре существования газеты эмигрантский авторитет профессор П. Б. Струве пришёл к мнению, что Солоневичи слишком заняты саморекламой среди рядовой массы Русского Зарубежья, «много врут», «выпячивают себя», и потому «ответственная» эмиграция может больше не заниматься братьями. Они сами сумеют выжить в любых обстоятельствах.

За первые месяцы существования авторитет газеты укрепился, вырос и тираж её – с двух до десяти тысяч экземпляров. Иван Солоневич ревниво оберегал «суверенность и независимость» своего детища. Так, на предложение К. В. Родзаевского[100]100
  Константин Владимирович Родзаевский (1907–1946) – генеральный секретарь Всероссийской фашистской партии, в создании которой (1931) принимал прямое участие. Партия претендовала на роль ведущей политической силы Русского Зарубежья. Программа действий включала установление в России фашистской диктатуры. Активисты ВФП пытались проводить террористическую работу в СССР, но серьёзного характера она не носила. Нередко за успешные акции «саботажа и диверсий» выдавались аварии и иные происшествия на промышленных предприятиях, железных дорогах и других объектах в СССР.


[Закрыть], вождя Всероссийской фашистской партии (ВФП), действовавшей в основном в эмигрантских кругах в Маньчжурии о создании «единого фронта» русских газет за рубежом, Иван ответил мягким, но однозначным отказом: «Мы среди эмигрантской печати занимаем несколько особое положение: мы не связаны ни с какой организацией, и газета по существу носит характер „дневника писателя“»[101]101
  И. Солоневич – К. Родзаевскому (от 10 октября 1937 года).


[Закрыть]. Здесь любопытна «жанровая» характеристика «Голоса России». В какой-то мере это отсылка к «дневнику писателя», который регулярно вёл в газете-журнале «Гражданин» Ф. М. Достоевский, отзываясь на острые проблемы современной ему жизни.

Отрицательный ответ Родзаевскому Солоневич дал и по другой причине. Из публикаций в эмигрантской печати он уже знал, чем завершились усилия Родзаевского по объединению русских фашистских организаций за рубежом. Он выдвинул эту идею в конце 1933 года и был поддержан А. А. Вонсяцким, русским эмигрантом «с американским паспортом», который возглавлял Всероссийскую фашистскую организацию в США. Они встретились в конце февраля – начале марта 1934 года в Японии и пришли к соглашению о создании объединённой фашистской партии со штаб-квартирой в Харбине. Были распределены руководящие посты: Вонсяцкий – председатель, Родзаевский – генеральный секретарь ЦИКа партии.

В апреле на очередном съезде было торжественно объявлено о создании Всероссийской фашистской партии. Однако идиллия «совместной борьбы» продолжалась только до конца года. Камнем преткновения стало «чрезмерное юдофобство» Родзаевского и его соратников. Для Вонсяцкого акцентирование этого вопроса в условиях Соединённых Штатов не сулило ничего хорошего: проблем с властями и конфликтов с влиятельной еврейской колонией он не хотел. Родзаевский, игнорируя точку зрения Вонсяцкого, продолжал давить на него, требуя боевитости в реализации программы ВФП. В итоге Вонсяцкий пришёл к мнению, что Родзаевский сознательно раздувает еврейский вопрос, чтобы поставить его в невыгодное положение и тем самым укрепить своё лидерство в партии. В декабре 1934 года отношения между ними были полностью и окончательно прерваны.

Чтобы избежать неприятностей подобного рода, Солоневич решил воздержаться от сближения с Родзаевским. Идея создания единого фронта эмигрантских газет была явной химерой.

Иван твёрдо выдерживал курс на сохранение «семейно-авторского контроля» над «Голосом России». Газета всё больше оправдывала себя в финансовом плане. Строгий режим экономии ушёл в прошлое, сотрудники, – от Левашова до Толяна, «начальника путей сообщения», – без задержек получали зарплату и премии к праздникам.

Долгожданным и радостным событием для Ивана стал приезд в Софию Тамочки в начале лета 1936 года. Она приехала в гости, опять только в гости, но, поддавшись на его уговоры, всё-таки решила остаться. Отправила в «Крафт дурх Фрейде» письмо об уходе с работы и ещё одно письмо на свой прежний берлинский адрес, содержание которого осталось для Ивана неизвестным.

Прошлое, с молчаливого обоюдного согласия, было оставлено «за скобками». Вся «весёлая семейка» снова была вместе, так, как мечталось в Москве четыре года назад. Тема «берлинского мужа» возникла только один раз, когда в мае 1937 года Тамара съездила в Берлин, чтобы оформить развод с Прцевоцни.

Вскоре Тамара стала полноправным членом редакции. Для начала Иван поручил ей ведение финансовых дел, которые отнимали у него много времени. Соблюдение бухгалтерской дисциплины было не самой сильной стороной представителей газеты. Тамара сумела навести порядок, и денег в кассе прибавилось. У неё пробудился интерес к литературной работе. В редакции творили все. Иван не отходил от стола. Много писал Борис, – импульсивно, жёстко, без оглядки на авторитеты. Не отставал от «ведущих сотрудников» Юрий: его «Повесть о 22-х несчастьях» с жадным любопытством читала эмигрантская молодёжь: как-никак – свидетельство из первых рук о жизни сверстников в далёкой Совдепии. Тамара взялась за мемуары из советского прошлого. Она так увлеклась, что, начав с нуля (без записных книжек и архивов), завершила за несколько недель «Записки советской переводчицы».

Разумеется, газета не могла существовать без авторов «со стороны». Наиболее авторитетным пером «Голоса России» был монархист В. В. Шульгин. Иван напечатал серию его статей, в том числе «Государство рабочих и крестьян», «Помещики и капиталисты», «Советы трудящихся (ст. 3-я Сталинской конституции)». Шульгин обещал материалы на другие не менее актуальные темы – о еврействе, гитлеризме, младороссах… В письмах к нему Солоневич сетовал на недоброжелательное отношение части эмигрантов. Шульгин поделился собственным опытом:

«Многие [из них] неспособны к сантиментам, зато любят лягать по криво понятому лозунгу Ницше – „падающего подтолкни“. Среди нас – русских – всегда было невероятно много злости одного к другому. Памятуя это, я сам стараюсь не обращать никакого внимания на всю эту кампанию, которая ведётся, – стоит мне только пошевельнуться. Будут рвать и Вас, и тем более что полупомешанный от злости элемент очень легко подчиняется [бессознательно] внушениям тех, кому Вы объявили войну»[102]102
  В. Шульгин – И. Солоневичу (от 8 августа 1936 года).


[Закрыть].

К корреспондентам газеты Иван относил Бориса Суворина. В одном из писем (сентябрь 1936 года) Солоневич отметил, что «Суворин уже появился на страницах „Голоса России“… Живёт в Париже и сильно бедствует, единственный, так сказать, платный сотрудник: надо помочь старику».

Свои услуги предлагали Солоневичу бедствующие журналисты-эмигранты. Иосиф Иосифович Колышко был до революции скандально известным фельетонистом. Он писал под псевдонимом «Баян» в либеральной газете «Русское слово». Писал и в другие газеты, под другими псевдонимами, и нередко «полемизировал» сам с собой, используя различные «маски». Находясь в апогее славы, он соперничал с королем фельетона Дорошевичем, получая максимальные по тем временам гонорары.

Славился «Баян» любовными похождениями, причём одно из них могло завершиться смертным приговором. В годы Первой мировой войны Колышко влюбился в немку, для встреч с которой тайно ездил в Стокгольм, давая себе отчёт, что подобная связь в военную пору чревата обвинением в шпионаже. Немка действительно была креатурой ведомства Вильгельма Николаи, главы германской разведки. Популярный журналист заинтересовал немцев неспроста. Они хотели привлечь Колышко для организации издания газеты, которая должна была проводить в России идею сепаратного мира.

Колышко, авантюрист по натуре, решил заработать на немцах, но проявил неосторожность и попал в поле зрения русской агентуры в Швеции. От расстрела его спасла Октябрьская революция. У новой власти претензий к Колышко не было, и он оказался на свободе. С большевиками фельетонист, однако, не «сработался». Он уехал в эмиграцию, сумев вывезти солидный капитал, с которым можно было начать новую жизнь. Но деньги были растрачены на несерьёзные коммерческие афёры, и в итоге Колышко оказался у разбитого корыта, на содержании женщины, последней поклонницы его таланта[103]103
  См. подробнее: Крымов В. Портреты необычных людей. Paris, 1971. С. 151–157.


[Закрыть].

За несколько недель до смерти Колышко направил Ивану Солоневичу письмо с предложением услуг[104]104
  И. Колышко – И. Солоневичу (от 11 августа 1936 года).


[Закрыть]. Этот документ целесообразно привести целиком, потому что он отражает первую реакцию Русского Зарубежья на начало публицистической деятельности Ивана и Бориса Солоневичей, даёт профессиональную оценку содержанию «Голоса России»:

«Глубокоуважаемые господа Солоневичи, жил я с Вами в концлагерях, живу с Вами и сейчас в Вашем подвиге не менее тяжком, чем бегство. И вместе с Вами перенёс тяжёлую обиду губителя нашей Родины, подлеца из подлецов, политического Смердякова и литературного хама – Милюкова (меня он оклеветал и омерзил раньше, чем Вас, ибо я раскрыл его суть и с ним боролся ещё в Царской России, обок с Дорошевичем).

Ваш корреспондент – один из старейших публицистов и драматургов, ближайший сотрудник „Русского слова“ (Баян), „Нового времени“, „Петербургских ведомостей“, „Белорусских ведомостей“, „Гражданина“ – под другими псевдонимами, автор пьесы „Большой человек“, ближайший сотрудник Витте по его реформе 17-го октября и пр. и пр., как пишут про знатных особ. Сейчас эта „особа“ старая рухлядь, облаянная, больная, нищая, доживающая свои дни на Лазуревом берегу – подлейшем из уголков подлой, хотя и прекрасной Франции.

Плоть моя гаснет, но дух ещё жив и, уверяют, не притупилось ещё перо (не мне судить). Я много пишу (для корзины), ибо – не могу молчать. Мой шкаф полон статей и мемуаров, о которых многие отзываются ласково (например, Бунин), но которые, очевидно, никому сейчас не нужны (впрочем, их охотно печатают в Америке и Азии, само собой разумеется, не платя). Моя главная (и единственная почти) тема – большевики. И если Вы исчерпали их плоть, то я думаю, что исчерпал их дух. И они меня знают, убили двух моих сыновей. Если бы случилось чудо и мне Бог послал бы средства для издания всего того, что написано о большевиках за эти 15 лет, думаю, более сильного обличения, ИДЕЙНОГО, их дел – не было бы.

Но чудес уже нет, чудо уже то, что Вы и я живы, копошимся. Что-то изрекаем вне достижения Сталиных и Милюковых. Кто-то прислал мне Вашу газету, и я с радостью её прочёл. Очевидно, это не газета, как я понимаю газету (после 40 лет газетного сотрудничества), а вопль души, крик сердца. Здоровая затрещина Сталиным и Милюковым – затрещина достаточной физической силы и моральной чистоты господ Солоневичей. В России [были] „господа Головлевы“, но были и господа Солоневичи. Это был мой тип, и крупицы его я находил во Власе Дорошевиче, что меня с ним и связало. Будучи сам хворым, я всегда любил здоровых. В Ваших очерках меня больше всего привлекала Ваша здоровость [антиневрастения], ибо сам я – неврастеник…

Прочтя Вашу газету, я порылся в шкафу и нашёл одну из бесчисленных статеек на Вашу тему и шлю её Вам. Делайте с ней, что хотите. Я лишь как Добчинский норовлю запечатлеть, что первым изрёк „А“ не Вы, господа Солоневичи, а хворый, старый, облаянный Рославлев – Баян – Серенький и проч.

Вот и всё. Бывайте здоровы и жарьте. Как все бывшие люди, я люблю мечтать и вспоминать. Вспоминаю о гонорарах у Суворина и Сытина (до 4-х тысяч золотых рублей в месяц), о пышном особняке в Питере, о вечерах у Витте и прочем. А мечтаю я, что господа Солоневичи печатают свою газету не в переулке Софии, а на большаке Ниццы, что к физической силе Солоневичей приложит остатки своей литературной силы Рославлев – Баян, а какая-то фея посыплет на них хоть и подлыми, но полноценными франками, и весть о делах и словах Солоневичей и Колышко пройдёт по всей иудо-масонской Европе и Америке, и не зарастёт к ним народная тропа.

На сих мечтаниях позвольте пожать 3 пары здоровых и честных рук и остаться Вашим читателем.

Иосиф Иосифович Колышко».

Несмотря на косые взгляды завистников («не успел приехать, а уже гребёт деньги!»), анонимные телефонные звонки и подмётные письма с угрозами (работа чекистов?), Иван Солоневич выдерживал политическую линию газеты, заявленную в редакционной статье первого номера. Поток писем, которые приходили из самых далёких мест русского рассеяния, вдохновляли его, подтверждали, что ориентация на рядового читателя, а не «командиров» и «осколки прошлого», себя оправдывает.