Текст книги "Архив Шамбала"

Автор книги: Константин Гурьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

34. 2011, январь

Расшифровка телефонного разговора между фигурантом «Азизов» и неустановленным абонентом.

Неустановленный абонент: Алло, это я.

Азизов: Да, слышу. Что у вас?

НА: У него был Дружников, потом пришел Небольсин.

А: Точно Небольсин?

НА: Точно, точно. Я же Валеру лично знаю.

А: Так, что дальше?

НА: Дальше пришел какой-то профессор. Не можем пока идентифицировать, но пытаемся. Видимо, какой-то крутой, потому что главврач возле него волчком вертелся.

А: О чем они говорили?

НА: Не знаю. Пока не удалось установить прослушку. Вообще, надо ли устанавливать? Спрашиваю потому, что это волокитное дело: там все под наблюдением.

А: У меня могут работать только профессионалы, чтобы ты знал.

НА: Профессионалы – не волшебники. Другие профессионалы многое предвидят. Им за это тоже платят. Мы, конечно, сделаем все, что велите, но, предупреждаю, это может оказаться бесполезным.

А: Хорошо, я подумаю. Теперь… Что по поводу… ну…

НА: Повторяю: все, что угодно за ваши деньги, но – не сегодня.

А: Почему?

НА: Нелепая случайность: там работает дочь Рукавишникова.

А: Того?

НА: Именно. Сами понимаете, что будет, если с ней что-то случится.

А: Когда она сменится?

НА: В девять утра, но, как говорят, на пересменку уходит до получаса.

А: Понятно. Значит, до девяти тридцати пауза?

НА: Если вы не против.

А: Хорошо, оставьте там наблюдение и езжайте ко мне.

35. Москва. Суббота

Фирма Татьяны Серовой, хоть и получала заказы от правительственных структур, была частной и жила по принципу «волка ноги кормят». Именно поэтому многие работники вышли на работу, не дожидаясь окончания новогодних «праздников».

Серова слишком долго и кропотливо подбирала коллектив, чтобы разбрасываться работниками. В фирме трудилось много людей предпенсионного возраста, а то и пенсионного, что нетипично для нашего времени. Вопреки устоявшемуся мнению, люди эти редко болели, не опаздывали и очень мало сплетничали. Ну, если только о чем-то, не касающемся работы.

Вот и в этот субботний день в небольшом особнячке неподалеку от Садового кольца толклось много людей, занятых делом. Некоторые из них, вернувшись с отдыха, хотели повидаться с Серовой. Кто по делам, кто просто так.

Однако сделать это оказалось невозможно: Серова была занята: в ее кабинете уже больше часа сидел тот самый солидный мужчина, который, по мнению «экспертного сообщества», оказывал на Татьяну самое благотворное воздействие.

Но в этот день все отличалось необычностью. Если раньше Небольсин привлекал Серову как умный человек, мнение которого она ценила, то сейчас он стал любимым мужчиной, которого хочется удержать от риска.

Серова понимала, что указывать Небольсину рискованно: он этому просто не поддастся. Понимала, что характер его не приспособлен к пустому лавированию. Понимала, что он верен взятым обязательствам. Понимала, что все это, вместе взятое, демонстрирует его исключительно хорошим человеком, на которого всегда можно положиться.

Но именно это и не устраивало Татьяну. Она знала, что Валерий все важные решения будет принимать сам. Тем более – в данном вопросе.

Ей тоже был симпатичен Корсаков, но сейчас ситуация оказалась слишком сложна, чтобы лезть в нее очертя голову. Именно это Татьяна Львовна и пыталась объяснить Небольсину, стараясь быть покладистой, но доказательной.

– Успокойся, ты ни в чем не виноват, – говорила она Небольсину. – Мне кажется, ты уже взрослый человек, чтобы быть максималистом.

Тот слушал молча. Отошел к спасительному окну. Пепельницей ему по традиции служил бумажный кулечек, сворачиваемый каждый раз Серовой.

И сейчас она подошла к Небольсину с таким кулечком. Он взял «пепельницу», обнял Татьяну:

– Ты же понимаешь, что я тебя не «услышу», – признался он.

Серова была согласна, но сдаваться не собиралась:

– Валер, я тебя понимаю, поверь, но прошу не спешить! – старалась быть убедительной Таня. – Предел возможностей есть у всех людей. Это лучше принять сразу и навсегда.

Небольсин поморщился:

– Ты не на заседании Общественной палаты, не на ток-шоу, Таня. Корсаков в критической ситуации, и развиваться она может в самые разные стороны.

Он говорил без нажима, ровным голосом, за которым трудно было уловить непреклонность. За это Серова его и любила. Из-за этого и старалась помешать.

– Хорошо, пусть так, – согласилась она. – Что делать? Обратиться в милицию к твоим бывшим коллегам?

Небольсин поморщился, и Серова усилила давление:

– В прокуратуру? В газеты, на ТВ? И что? Летят самолеты и танки идут на помощь Игорю Корсакову, – ироническим тоном спросила она и испугалась.

Продолжила торопливо, лишь бы он не воспринял все чересчур серьезно:

– Конечно, неприятно понимать, что не все зависит от тебя, но это неизбежно.

Выговорив, прильнула к нему, замерев. Небольсин провел рукой по ее спине, прижал сильнее:

– Понимаю.

Это была крохотная победа, и Таня форсировала, почти шепча в самое ухо:

– Ты же понимаешь, что Игорь вполне может оказаться в чьей-то игре. Не по своей воле, а просто – подставили. Сейчас ведь подставить может кто угодно!

Зазвонил телефон, и Серова отошла к своему столу. Говорила она долго, может быть, даже слишком. Надеялась, что Небольсин остынет, обмякнет. Положив трубку, не спешила встать, попросила приготовить кофе. И только, когда пили кофе, продолжила:

– Недавно была я на суде. Убили приятельницу. Я не знала, даже на похоронах не была. История, конечно, страшная: приятельница замужем, муж – деловой человек, на нее времени нет, зато и не запрещал ничего. В общем, у нее был… в гостях молодой любовник… Нашли два трупа в спальне… все разбросано…

Голос Серовой задрожал.

– Похищены драгоценности, ее шубы, еще что-то… Замки не повреждены. По всему выходило, что двери кто-то открыл, а дома – только домработница, которая постоянно ругалась с хозяйкой. Ну, вот, суд. И, ты представляешь, ее только опросили как свидетельницу, которая никого не видела и не слышала. Как свидетельницу, и все!

– Ты зачем мне это рассказываешь? – недоумевал Небольсин.

– Чтобы ты понял, что сегодня предать может кто угодно, – умоляющим тоном ответила Серова.

– А ты меня предашь? – с улыбкой спросил Небольсин и не дал ответить. – Я думаю – нет.

Он потянулся, продолжил:

– Домработницу, конечно, не смогли задержать, потому что не было доказательств.

– Да, я знаю.

– Ты, видимо, не знаешь, что было потом.

– Не знаю.

– Девица эта уехала к себе домой, а через две недели вернулась, написала явку с повинной.

– Да ты что?

– Только писать не могла: пальцы руки сломаны, и все лицо в синяках. Ее, конечно, сразу освидетельствовали, чтобы потом на милицию не свалили. Ну, да она и не скрывала ничего, и к милиции претензий не имела.

– А кто ее так… убедил?

– Брат твоей покойной подруги. Нашел ее…. поговорил с ней душевно… где-то в лесу, вот в этой девице душа и заговорила, – ответил Небольсин. – Между прочим, парень этот со своей сестрой при жизни только и делал, что ругался. Это я к тому, что в каждом из нас скрыты разные силы и мотивы, и многим они неведомы до поры до времени.

Серова провела руками по лицу, потом по рукавам блузки.

– То есть ты хочешь сказать, что не отступишься, правильно?

– Если бы я отступился, ты бы мне этого не простила.

Серова поднялась:

– Ты прав.

И отправилась к своему столу и, набирая номер, спросила:

– Ты ведь знаешь, что Корсакова хорошо знает Мельников?

– Мельников?

– Да. Тот самый…

Геннадий Сергеевич Мельников – еще один человек, принявший участие в истории с «заговором Ягоды». Странно, что Небольсин забыл о нем.

Серова положила трубку:

– Он ждет тебя через час.

Мельников поднимался из своего кресла навстречу Небольсину медленно, со значением: нужно было, чтобы проситель проделал весь путь от двери до стола. Только хороших друзей следует принимать в дверях. Правда, такие друзья тут появлялись редко.

Времени на общие разговоры Мельников не выделил:

– Татьяна Львовна сказала, у вас ко мне дело, касающееся вашего знакомого.

Оба-на! «Вашего знакомого»? Этого Небольсин не ожидал:

– Она имела в виду Корсакова.

– Игоря? – уточнил Мельников. – Да, знаю такого. В чем дело? Какие проблемы?

Небольсин не стал спешить, тем более что начиналось все как-то неожиданно.

– Я изложу по порядку, в меру, так сказать, осведомленности, – предложил он.

– Как вам будет угодно, – согласился Мельников, и Небольсин ощутил растущую злость.

Однако гость решил, что по ходу рассказа Мельников и сам поймет, в чем тут проблема и как можно помочь. Говорил он неспешно, стараясь излагать все по порядку, чтобы не возвращаться, ломая фабулу. Иногда делал паузы, подбирая слова или обдумывая формулировку.

Мельников сидел молча, не делая никаких заметок. После того как Небольсин замолчал, подождал немного, потом спросил:

– У вас все? Тогда я уточню.

Он поднялся, прошелся по кабинету, встал перед Небольсиным:

– Итак, Игорь искал какие-то документы. Кстати, что его все время на документы тянет? – улыбнулся он, но Небольсин на улыбку не отреагировал, и Мельников продолжил: – Ну, хорошо, увлекся парень, бывает. Но документы-то, о которых вы говорили, – настоящие, реально существующие? Или это просто предположение, допуск?

Небольсин почувствовал неловкость: этот вопрос он и сам задавал себе, но всякий раз отгораживался ссылками на то, что он помогает Корсакову, а не ищет вместе с ним раритеты.

– Не могу ответить однозначно, – признался он наконец. – Возможно, допуск.

Потом спохватился:

– В конце концов, можно поговорить с Дружниковым.

Мельников внутренне чертыхнулся: этот милиционер предлагает собрать тут консилиум! Он с ума сошел? Не понимает, что, даже принимая его, Небольсина, Мельников рискует? А если кто-то решит: это интрига или, хуже, заговор?

– Да зачем же огород городить ни с того ни с сего? – возразил он, не глядя на Небольсина. – Чаю хотите?

Пока накрывали на стол, Мельников и Небольсин обменивались какими-то пустыми фразами. А когда остались вдвоем, хозяин предложил:

– Ну, давайте продолжим. Итак, газовая тема, о которой вы говорили, это – реальность? Есть какие-то факты, намеки? Или это тоже – допуск?

Небольсин снова задержался с ответом, и Мельников, стараясь говорить спокойно, без рывков, заметил:

– Смотрите, во что вы меня втягиваете: сплошные допуски, версии… Если я пойду к президенту с такими рассказами, мое положение серьезно пошатнется, поверьте. Фантазиями сейчас переполнены и газеты, и Интернет – читай, не хочу! – И, видя, как напряглось лицо Небольсина, он перебил сам себя: – Давайте чай пить.

Допив из чашки и помолчав, Небольсин попытался сыграть последним козырем:

– Сейчас Тимур завязан на наркотики, а это – наличные, которые могут выплыть где угодно. Так что вскоре Азизов сможет переключиться невесть на что.

«Только когда настанет это «вскоре», и кто тогда будет тут сидеть?» – подумал Мельников про себя. А Небольсину ответил:

– Все понимаю, но ничем сейчас помочь не смогу. Домыслы не ценятся.

После ухода Небольсина он долго расхаживал по кабинету, даже покурил тайком в комнате отдыха.

Потом вызвал помощника:

– Подберите мне все материалы следующей направленности: Азизов – бизнес – наркотики – газ. Ну, и вообще.

36. Москва. Суббота

Караван автомобилей на скорости преодолел поворот и устремился к воротам, за которыми высилось здание концерна Тимура Азизова, когда с другой стороны, перекрывая въезд, выехал микроавтобус, а следом за ним – «мерседес».

Из микроавтобуса вышел полковник и бодрой походкой направился к машине, в которой сидел Азизов. Стекла всех машин были тонированы, но полковник точно знал куда идет. Наперерез ему выскочили несколько охранников, но полковник этого будто не заметил.

Перегородившему дорогу здоровяку, назвавшемуся «начальником службы безопасности концерна господина Азизова» военный предрек:

– В дворники хочешь, халдей?

«Халдей» не двигался, полковник – тоже.

Открылась дверца одной из машин, выскочил помощник Азизова:

– Что тебе, полковник?

– Твоего хозяина хотят видеть, – отчеканил полковник.

Теперь неподвижно стояли трое.

Азизов вышел, заговорил громко:

– Полковник, тебе погоны надоели?

Ответ насторожил своей простотой:

– Пройди в машину, с тобой будут говорить.

Так с Азизовым не разговаривали давно, и он где-то в глубине души слегка «просел». Еле нашел силы все так же напористо спросить:

– Кто?

На что получил ответ:

– Не уполномочен.

«Сказав “А” следует сказать и “Б”», – решил Азизов, шагая прямо на полковника. Тот отступил в сторону в самый последний момент.

Азизов подходил к машине, когда дверца распахнулась. В машине его ждал Геннадий Мельников. Это было неожиданно. Второй сюрприз за пару минут – это уже чересчур.

Чересчур, но наступает ясность. С Мельниковьш проще, чем с неизвестным полковником.

Только теперь Азизов признался себе, что испугался. Полковник вполне мог быть частью покушения, это Тимур понял только сейчас, опускаясь на сиденье рядом с Мельниковьш. Не выдержал:

– У тебя что есть выпить?

– Коньяк?

– Давай.

Сделав пару глотков, Тимур помолчал, потом повернулся к Мельникову.

Положение Мельникова «при дворе» было Азизову хорошо известно, но и Азизов тоже не мальчик, которого можно вот так гонять из машины в машину!

– Ну! Что надо?

Мельников удар принял спокойно, помолчал.

– Ты, Тимур, что так разволновался?

– Я… – начал было Азизов, но собеседник перебил безапелляционно:

– Это не ты, а я! Мне нетрудно сейчас уехать, чтобы через полчаса у тебя тут все федеральные службы своей очереди ждали!

«Е2—Е4». Ход был сделан.

«Если прет буром, – подумал Азизов, – значит, что-то случилось. И ведь не позвонить сейчас никуда при нем. И выходить из машины, чтобы звонить – глупо».

«Ладно, – решил он. – Надо отрабатывать».

– Из-за чего сыр-бор? – спросил он, имитируя улыбку.

Мельников улыбке подыгрывать не стал, но тон сразу же взял обычный, спокойный:

– Тимур, у меня есть просьба.

– Ну, так бы и сказал. Надо было для этого?

– Для этого и надо было, – уточнил Мельников.

– Что за просьба? – отступил Азизов.

– Мой товарищ обеспокоен. Все бы ничего, да я ему сильно обязан, сам понимаешь. А его преследуют, угрожают, даже стреляли.

– Ну, дела, – заулыбался Азизов. – Что за товаршц-то?

– Фамилия его Корсаков. Может, слышал?

Азизов помолчал.

– Может, у вашего товарища плохие знакомые? Мельников развел руками, произнес с сожалением:

– Да я тоже об этом подумал. Некоторым его знакомым лучше бы оставить его в покое.

Азизов молчал долго. Потом спросил:

– Ну, и что я могу?

Мельников ответил, не повернув головы:

– Можешь воздержаться.

Затем помолчал, и добавил:

– Лучше – забыть.

После паузы Азизов спросил:

– И надолго?

– Навсегда!

37. Москва. Суббота

Тимур Азизов был в бешенстве. Его унизили так, что виски сдавило и дышать стало трудно.

Вернувшись в свою машину после разговора с Мельниковым, он попросил всех выйти. Попросил вежливо: нельзя же открываться перед чернью.

Не доверяя тонированным стеклам, приложил к уху телефон и стал сам себе рассказывать стишки. Со стороны выглядело так, будто он с кем-то разговаривает, не давая собеседнику и слова вставить.

Нет, не успокоился, кровь бурлила по-прежнему, но мысль уже работала, подгоняя Тимура: «Ах, Корсаков, сукин сын! Позвал большого парня! Да ты еще больших парней не видел! Это тебе только предстоит! И то – для острастки. Ты мне пока еще нужен, Игорек, и в этом твое счастье. Недолгое».

Когда все, что следовало сделать, сложилось в единую картину, Азизов только и вспомнил о Мельникове, но лишь на миг. Сразу пролетела мысль: «Ничего не буду откладывать! Кто он такой, этот Мельников? Президентов меняем, а уж эту публику – и подавно!»

Караван из пяти машин подлетел к входу в больницу, тормознул так, что свист стоял на всю округу!

Впереди шествовали три охранника, раздвигая несуществующую толпу. Им эта игра всегда нравилась! Охрана больницы отчаянно попыталась преградить путь, но их смяли.

Азизов только успел предупредить:

– Нейтрализуйте, но – мягко, без серьезных травм. Смотрите, чтобы они «тревожную кнопку» не нажали.

Перед входом в лифт оставили двоих, лифтера тоже, на втором этаже уложили под присмотром еще двоих. На каждом этаже оставляли пару своих на всякий случай.

Когда вышли на этаж, где находилась палата Корсакова, уперлись в стойку дежурной. Девочка побледнела.

– Сиди тихо, и все будет в порядке, – пообещал Азизов и приказал: – Остаются двое. Смотрите, чтобы никаких телефонов. Двое – со мной.

Когда уже приблизились к дверям, снизу раздались звуки милицейской сирены. Кто успел? Ну, да ладно. Все равно – как мебель, решил Азизов, распахивая дверь.

В палате кроме Корсакова, лежащего на кровати, находился еще какой-то лысый толстеющий хмырь в марлевой маске.

– Пшел вон! – ласково послал Азизов хмыря.

Хмырь попался дурной.

– Не могу, товарищ, – отказался он и пояснил: – Процедура.

– Ты меня не понял? – нахмурился Азизов.

– Я вас понял, но и вы меня поймите, – попросил хмырь.

– Ну и черт с тобой, – согласился Азизов. – Сам напросился.

Он сразу же перешел к Корсакову:

– Ну, что, Игорек, как дела?

– Да вот, подстрелила какая-то сволочь по приказу другой сволочи, – поискал сочувствия Корсаков.

Азизов шагнул вперед и схватил его за ворот пижамы. Игорь вцепился в его руки, а хмырь тем временем не унимался:

– Товарищ, подождите, процедура еще не закончена. Вы пока разговаривайте без контактов, пожалуйста.

Азизов отошел, взял стул, грохнул им об пол, уселся.

– Ну, где документы?

– Какие документы?

«Вот, мерзавец! Он еще тут веселится, – подумал Азизов. – Ну, ничего, посмотрим, кто будет веселиться последним». Корсакову же сказал по возможности спокойно:

– Игорь, я знаю, что ты их нашел.

И тут Корсаков задал встречный вопрос:

– От кого знаешь? – и сразу же попросил: – Только не ври.

Азизов на миг задумался. Вопрос-то законный, но не отыгрывать же назад.

– Какая разница?

– Громадная, – заявил Корсаков и пояснил: – Если тебя разводят, то можем пострадать оба, и не за дело.

Беседа сломалась. Надо было что-то менять. Нельзя терять инициативу.

– Ты почему от моих людей уходил?

И снова Корсаков не сдался:

– Когда?

– Позавчера вечером.

У Игоря брови поползли наверх.

– А я знал, что они твои?

Азизов снова смешался и разозлился: что за болтовня!

– Ты знал, Игорь, что я дал указание страховать тебя. Как видишь, я был прав.

– Ты был прав, – согласился Корсаков. – Но кто из твоих людей мне сказал об этом? Кто меня предупредил? В конце концов, ты мне позвонил, чтобы взять ситуацию под контроль?

Азизов не выдержал, вспылил:

– Я перед тобой отчитываться должен?

– Не нужны мне твои отчеты, – возразил Корсаков. – Но тогда и ты не требуй от меня невозможного. Я не волшебник.

«Ну, теперь его уже не заломить тут», – понял Азизов и поднялся, посмотрев на хмыря:

– Процедуры твои закончились?

– Да, – с готовностью ответил тот. – Я пойду, пожалуй.

– Идти надо было тогда, когда тебя гнали, сморчок, – гордо проговорил Азизов. – А теперь с нами поедешь.

Он кивнул одному из двоих охранников, столбами застывших у дверей:

– Сходи с ним, пусть возьмет все, что может понадобиться. Мы их с Корсаковым с собой заберем.

Хмырь был напуган невероятно и стоял сгорбившись.

Когда охранник схватил его за рукав, хмырь спросил:

– Я-то вам зачем, ребята?

– Очень многое ты повидал, – пояснил Азизов.

– Что я видал, тебе, дурачок, за всю жизнь не увидать, – проговорил «хмырь» ленивым голосом Вовы Беккера.

– Не понял, – начал было Азизов, но застыл.

Тот охранник, который держал «хмыря» за рукав, стремительно повалился на пол, наверное, чтобы не мешать остальным. Второй так и остался столбом, потому что быстрее Вовы Беккера при необходимости могла двигаться только пантера. Ну, или, например, рысь. На несколько мгновений показалось, что охранника распяли на гладкой стенке, а потом он тоже улегся на пол.

Азизова Вова паковал всерьез.

– Ты, тля, если просто подумаешь еще хоть раз в сторону Игоря, один получишь больше, чем эти двое, вместе взятые.

Искусству держать паузу Вова мог бы научить любой академический театр. Он ее, эту паузу, не чувствовал, он ее просто сам создавал из всемирной тишины.

– Ты понял? – спросил он, когда Азизов только начинал осознавать, что, оказывается, произошло.

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Теперь вот что, – Беккер пошел к двери, но Азизов остановил его испуганным вскриком:

– Там мои люди.

– Ага, щщщяззззз! – возразил Беккер. – Какие это, на хрен, люди?

Из коридора он вернулся с ноутбуком.

Беккер, простая душа, покрылся семью потами, прежде чем понял, какие кнопки надо нажимать, чтобы запугать Азизова окончательно и навсегда.

– Сюда смотри, – предложил он Тимуру. – Ты номера своих счетов-то помнишь?

Азизов побледнел, но, как ни странно, ему стало легче. Он решил, что это просто Мельников решил его поприжать через каких-то бандитов.

– Конечно, помню. С этого бы и начинали, – упрекнул он и ошибся.

Об ошибке Беккер сообщил ему молча, подзатыльником. Потом повторил на словах:

– Много текста. Смотри.

Вовка снова вспотел, а Корсакову стало смешно – он едва сдерживался.

Но профессионализм и есть профессионализм, и Беккер за пять минут продемонстрировал, как уйдут деньги с любого счета «товарища» Азизова, если тот когда-нибудь по ошибке помянет Игоря Корсакова дурным словом.

Любимым литературным героем Беккера был старший лейтенант Таманцев из «Момента истины», поэтому, расставаясь с Азизовым, он его обнял и повторил почти слово в слово обещание Таманцева:

– Если обманешь, это будут последние минуты твоей жизни.

Потом не выдержал, добавил от себя:

– За Гарьку я тебе горло сломаю, веришь?

Подведя Азизова к двери, распахнул ее, и позвал:

– Эй, орлы, своих тут подберите!

За «орлов», остававшихся в коридоре, отвечал Шукис. (Он долго уговаривал «взять его в дело». Взяли лишь после того, как Элик отдал свой израильский паспорт Игорю, оставив себе только российский. Чем обезопасили себя от международного скандала.)

А Беккер у дверей прощался с Азизовым:

– Там внизу милиция, так ты не глупи, хорошо? Надо ответить за тех, кого твои засранцы избили, понимаешь? Это справедливо.

Он развернул Азизова лицом к себе:

– Ну, ты понял, что нас туг не было?

Азизов кивнул, а Беккер предупредил:

– Если начнешь гадить, в камере до утра не доживешь.

Азизов автоматически спросил:

– Вы думаете, я в камере окажусь?

На что Беккер ответил:

– Какая разница?

Спустя три дня, встретившись с Мельниковым на совещании у президента, Азизов долго и пытливо вглядывался в него, надеясь уловить хоть какой-то намек. Намека не увидел и отнес это, про себя, конечно, на счет истинно иезуитской выдержки Мельникова.

Но все же решил стать еще осторожнее.