Текст книги "Архив Шамбала"
Автор книги: Константин Гурьев
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
31. Москва. Пятница
Небольсин вошел в палату тихо, почти на цыпочках, хотя видел, что Корсаков не спит и вообще жив-здоров. Положил на стол апельсины, взял пару, подошел к кровати, протянул их Корсакову:
– Что еще принести?
– Валер, ты чего? – спросил Корсаков. – Со мной все в порядке.
– Ну, и хорошо, что все в порядке, – не стал спорить Небольсин. – Тем более, ешь фрукты.
Он пожал руку Дружникову и уселся по другую сторону стола.
– Сколько тебя тут держать будут? – начал он светскую беседу.
Корсаков демонстративно отвернулся.
– Что еще расскажете, Валерий Гаврилович? – поддержал беседу Дружников.
– Был я там, – Небольсин рукой указал куда-то повыше своего, но не самый верх.
– Понял, – кивнул Дружников.
Помолчали. Первым не выдержал Небольсин:
– Советуют быть осторожнее, – он говорил безлично, отвлеченно. – Азизов влиятелен, у него обширные связи на всех уровнях. Конфликтовать с ним сейчас никто не станет.
– Особенно из-за какой-то ерунды, – вклинился Корсаков.
– Погоди, Игорь, погоди, – попросил Дружников. – Что еще?
Небольсин, ощутив слабое сочувствие, ободрился:
– Считают, правда, по косвенным, что он сыграл важную роль в свержении клана Ракиевых.
– Да, – подхватил Дружников. – Ракиевы представляли собой большую опасность. Марат почти напрямую просился в Штаты, обещал капиталовложения. Вполне мог в обмен на это помочь укреплению Штатов у себя на родине.
Нависла пауза, и Корсаков понял, что его приглашают включиться в разговор.
– Мог бы, конечно, если бы сменил отца, – подхватил он.
– Ну, а переворот и отца отстранил, и, тем более, Марата, – ободрился Небольсин. – Хотя, говорят, многие кланы уже были готовы Марата поддержать, особенно узбекские.
– Вот видишь, – повернулся Дружников к Корсакову. – Вот тебе и кланы, вот тебе и история семей.
– Так что, сейчас Азизов считается одной из самых влиятельных персон в этом регионе, и, по слухам, влияние его ширится и все больше переходит в реальную плоскость.
– Это же наркотрафик, – подал голос Корсаков.
Небольсин пожал плечами:
– Святых там нет. Наркотики лучше, чем штатовские базы у нас под боком, согласись.
– А там? – Корсаков показал пальцем в потолок. – Там понимают, что Азизов просто прорабатывает свой собственный сценарий? Ракиевы Ракиевыми, но ведь так можно и…
Небольсин сокрушенно покачал головой, легко шлепнув себя по уху. То ли это означало «лопух ты, Корсаков», то ли намекал, что их слушают. Впрочем, какая разница? Слово – не воробей.
Дружников же среагировал иначе.
– Теперь ты понимаешь, как важен для него архив. Мы пока не знаем, как он влиял на тех, кто его поддержал в вопросе с Ракиевыми, но можем представить, какую власть он обретет, если овладеет подобными тайнами. Это, брат Игорь, Восток.
– Восток – дело тонкое, – согласился Корсаков.
Небольсин хмыкнул:
– Свежая мысль.
– Вы представьте, что будет, если Азизов с новыми силами и возможностями влезет в газовые дела, – вернулся к основной теме Дружников. – На чьей стороне он окажется? Газпрома? Набукко[2]2
Nabucco – проектируемый магистральный газопровод протяженностью 3300 км из Туркмении и Азербайджана в страны ЕС, прежде всего Австрию и Германию. Проектная мощность – 26–32 млрд кубометров газа в год. В настоящее время сроки запуска проекта сдвинулись к 2017 г.
[Закрыть]?
– Так он может и свой собственный проект запустить, например, в Индию или в Китай, – подсказал Корсаков.
Дружников прищурился, уткнулся пальцем в Небольсина:
– Как сказал один умник – свежая мысль.
– Одни юмористы кругом, – вынес свое заключение Корсаков.
Дружников продолжил:
– Именно в этом направлении нам и надо думать.
– О чем? – поинтересовался Небольсин.
– Если гипотетически возможна идея самостоятельного проекта Азизова, значит, так же гипотетически, это кому-то может не нравиться.
– А что, – взбодрился Небольсин. – Это в самом деле надо обсудить.
– Вот-вот, обсудите поскорее, – попросил Дружников. – Я тоже поговорю, где возможно. Но это – перспектива, а нам надо подумать о ближайших часах.
– Почему?
– Вы – мудрый человек, Валерий Гаврилович, но сейчас немного увлеклись. Время, в данном конкретном случае по имени Игорь, не на нашей стороне.
– То есть?
– Сегодня у нас какой день недели?
– Пятница.
– Именно. А когда заканчиваются эти каникулы?
– В понедельник.
– Во вторник, – поправил Корсаков Небольсина.
– Значит – что? – спросил Дружников тоном учителя.
Выждав паузу, сам себе ответил:
– Значит, надо использовать обстановку временного разреженного пространства.
– И относительно спокойного проникновения, – дополнил Небольсин.
– Я так понимаю, что мне конец? – завершил логическую последовательность Корсаков.
– Тебя-то мы прикроем, – сказал Небольсин, натыкаясь на саркастический взгляд Корсакова. – Людей я вызову прямо сейчас.
Он потянулся к своему телефону, когда распахнулась дверь, и Катя официальным тоном предложила:
– Посетители – на выход, – и отошла в сторону.
Ее место в проеме двери занял солидный пижон лет пятидесяти, приветственно кивнувший Дружникову.
– Это – главврач, – негромко проконсультировал Дружников, поднимаясь.
А главврач обратился к кому-то, стоящему за дверью:
– Вот он, ваш пациент, – и отошел в сторону, освобождая путь.
Корсаков не поверил себе: в дверях стоял Шукис.
32. Москва. Пятница
Эмиль Шукис, или, проще, Эмик, он же – Элик, он же – Элька, был стопроцентным евреем.
Вова же Беккер был русским немцем, предки которого давным-давно приехали в Россию, кажется, во времена Екатерины Великой. Когда Беккера сослуживцы попросили уточнить время их прибытия, он, подумав, ответил:
– Не помню. Меня тогда еще не было.
Однажды во время ожесточенного спора по какому-то очень важному вопросу, о котором потом никто не мог вспомнить, Эмик, исчерпав аргументы, выкрикнул:
– Гитлер – капут!
На что Беккер нарочито сдержанным тоном диктора московского радио проинформировал:
– Мир клеймит позором сионистскую военщину!
Эмик покраснел и заявил совсем по-детски:
– Дурак!
Беккер помолчал несколько секунд, потом констатировал очевидное:
– Оба хороши.
После чего Эмик выскочил из комнаты.
Он вернулся только после отбоя и вытащил уже заснувшего Беккера из кровати. Не говоря ни слова, потащил его из казармы. За углом остановился, достал из кармана бутылку водки.
Больше всего Вовку поразило, что абсолютно непьющий Шукис принес из самоволки алкоголь. Бутылку эту они выпили, по очереди отхлебывая из горлышка и занюхивая куском черного хлеба.
Ни опустошая бутылку, ни позже, они не вспоминали о состоявшемся диалоге. Корсакову понадобилось больше месяца, чтобы клещами вытянуть из своего лучшего друга, Вовки Беккера, ответ на вопрос: куда вы с Шукисом тогда ходили?
Свидетелем сцены, которая произошла, был только Игорь, и все трое молчали, хотя рядом с ними постоянно находились всего два человека: Саня Андронов – Дрын, и Анзор Поликаниди, откликавшийся на Полю. Шукиса и Беккера чаще звали по фамилии, а Корсакова – Корса.
Впятером они составляли РДГ, или, говоря понятнее, разведывательно-диверсионную группу. Первые полгода, в учебке, всем им пришлось поработать с разными людьми, но в конце концов они оказались именно в таком составе.
Их часть стояла в Литве, но каждой РДГ то и дело приходилось выезжать на учения, точнее – вылетать. Самолет уносил их на тысячи километров, и с того момента, как они вываливались в ночную тьму, всякая связь с частью прерывалась.
После выполнения задания – учебного или боевого – они добирались «домой» самостоятельно, не имея права обращаться за помощью ни к кому, кроме членов своей группы.
Однажды их выбросили где-то в Азии. Объект, который им следовало «работать», находился в Таджикистане, а возвращаться пришлось через Казахстан.
Камуфляж десантника со всеми его карманами и карманчиками, сам по себе – почти вооружение, поэтому десантировались, конечно, по форме. Однако после выполнения задания следовало переодеться, и по условиям учения часть гражданской одежды им было разрешено взять с собой, но «без превышения», чтобы, как уточнил прапорщик Костенко, не подвергать самолет риску падения. (Никогда нельзя было понять, шутит Костенко или говорит серьезно.)
Короче говоря, в тот раз взяли с собой только необходимое, и им впервые не повезло: В Средней Азии они ухитрились приземлиться на озеро и потеряли часть груза.
Возвращались с видом не краше бомжей. Шли на отшибе от населенных пунктов, чтобы не привлекать внимания: в тот раз задание было боевое, и кое-кто из местных жителей с удовольствием посчитался бы с РДГ.
На третий день стало ясно, что без контактов не обойтись, и, увидев какой-то домишко, отправили туда Корсу, оставшись на отдалении ожидать его.
Когда через сорок минут Игорь не появился, выдвинулся вперед Поля. Вернулся он в сильном волнении: Корсу метелят менты, человек двадцать.
Теперь уже все вчетвером рванули вперед, но опоздали: милиционеры садились в грузовик. Нападать в таких условиях было бы глупо. Бежать следом пришлось на большом отдалении от грузовика, чтобы никто не «засек».
Когда прибежали в небольшой городок, наступила ночь. Корсу, видимо, закрыли в камере отделения милиции, откуда его и следовало доставать.
Они отступили, нашли какие-то развалины, в которых и расположились на ночь.
Планировал, конечно, Дрын: тут никто не возражал, зная, что лучше ни у кого все равно не получится. Планировал он молча, про себя, а потом всех расставил по местам, как в фильме «Чапаев».
Оружие, как и все остальное снаряжение, зарыли. Поэтому полагались исключительно на свои умения и на точное выполнение плана.
Когда хитростью и коварством городская милиция была захвачена, приступили к переговорам, благо начальник отдела после операции улегся спать в своем кабинете вместе с другими милиционерами.
Просыпались они уже под полным контролем неизвестных, настроенных очень решительно. Корсу, правда, освободить не удалось, потому что дежурный не знал, где ключи, а ломать двери не стали: людям тут потом службу нести.
Между прочим, факт уцелевших дверей стал аргументом в пользу захватчиков. Потом еще выяснилось, что один из милиционеров тоже служил в ВДВ, и боевое братство одержало верх.
После чего сели пить чай, не сразу вспомнив о Корее. Если бы тот не заорал, устав ждать «освободителей», долго бы ему еще сидеть в кутузке.
История, жертвой которой стал Корса, оказалась трагичной. Из колонии, которая находилась неподалеку, километрах в сорока, сбежало пятеро рецидивистов. Убили они трех охранников, похитили их оружие и боеприпасы. По пути налетели на крохотный поселок, где ограбили продуктовую лавку, изнасиловали двух продавщиц и проломили голову старику сторожу.
На поиски отправились все, но результаты заставляли себя ждать.
Корсу же приняли за одного из сбежавших. Ну, это и понятно: после нескольких суток в степи каждый бы выглядел не лучше.
Едва допили чай в «ментовке», как прибежала школьная учительница: мальчик, которого отец привозил в школу с полевого стана, рассказал, что в развалинах старой крепости он видел бандитов.
Милиционеры, «на пальцах» изобразили возможный маршрут бандитов, сокрушаясь, что их, милиционеров, так мало.
Корса, из-за синяков старавшийся сидеть позади всех, угрюмо заявил:
– Если я хотя бы одному из них глаз не натяну, не прощу, – помолчав, уточнил, не обращаясь ни к кому. – Ни себе, ни вам.
Дрын, о способностях которого милиционеры и не догадывались, стал расспрашивать их об окрестностях. Выяснив, что в нескольких километрах от городка проходит железная дорога, которую бойцы так искали, сказал:
– Тут-то место людное – они не пойдут. Так что вы нас здесь поставьте, а потом поможете сесть на поезд.
И пояснил:
– Ну, как-то надо же компенсировать наши потери. – Он указал на Корсу, который аж побагровел.
Расположившись вдоль единственной дороги, шедшей от железной дороги, через пару часов РДГ заметила идущего широким спокойным шагом мужика. Несмотря на приличное расстояние, видна была вся его судьба на долгие годы вперед. Правда, тот своей судьбы даже на ближайшие часы не знал. Иначе рванул бы подальше со всех ног…
На свою беду этот рецидивист заглянул в развалины, попавшиеся ему на пути. Там его и повязали. Одного из пятерых. Он, как потом выяснилось – главарь и инициатор побега, и отправился на поиски еды и на разведку.
На вопрос «где остальные?» мужик ответил длинным плевком через нижнюю губу, еще более длинной тирадой изощренного мата и презрительной улыбкой. Малый не догадывался, кого злит.
На этот раз планировал Шукис. Связанного бандита оставили в небольшой комнате, в окно которой как раз палило солнце, и тот просидел там, привязанный к какой-то ржавой железяке, крепко вделанной в стену, не меньше пары часов. Потом в комнату вошел Эмиль.
Между прочим, у него уже тогда было плохо со зрением, и он требовал, чтобы никто из нас не вздумал «заложить» его. Мама Шукиса прислала ему очки с неболыпи-ми круглыми стеклами в металлической оправе, и Элик всегда носил их в кожаном кошельке, специально для того купленном.
В общем, он зашел в комнату, надев очки, и начал «косить» под допрос. Бандит, конечно, знал, что в милиции работают не ангелы и что, не отвечая на вопросы, он всех злит, и к побоям был готов. Не готов он был к другому.
Минут через пятнадцать, как и велел Шукис, в комнате появился Анзор Поликаниди.
Старшина Иванов утверждал, что Поликаниди не следует выдавать теплое белье, потому что он, как формулировал старшина, греется шерстью, которую сам же и выращивает.
Папа Поликаниди был понтийским греком, мама – грузинкой. Они познакомились в поезде по пути из Москвы, где оба учились, в Тбилиси, откуда оба должны были поехать в свои поселки. Будущий папа Поли на протяжении всего пути пытался ухаживать за его будущей мамой, но безуспешно.
Рассказывая об этом сыну, папа говорил:
– Она очень вредная была, твоя мама.
На вопрос сына «а сейчас?», подумав, ответил:
– Потом изменилась в лучшую сторону. Под моим влиянием.
Поля прожил семь лет в Грузии, у дедушек и бабушек, которые никак не могли понять: зачем мальчику ехать в какую-то Москву, где не растут ни абрикосы, ни виноград, вообще, слушай, ничего, кроме картошки!
Родители, которые после учебы все-таки остались в Москве, конечно, и слышать ничего не хотели, и Поля приехал в столицу нашей Родины, где и прожил последующие годы, вплоть до призыва.
Несмотря на то, что числился он москвичом, акцент из Анзора не потерял, и, если надо, мог сойти за самого настоящего «кавказца».
Когда обнаженный до пояса мохнатый Поля вошел в комнату, он сразу же устремил свой взгляд на бандита и глядел неотрывно.
– А Дрын где? – в полном соответствии со сценарием спросил Шукис.
– Сейчас принесет камеру. Кино снимем. На память, – пояснил Поля.
Потом, будто только что сообразил, подошел в дверному проему и крикнул в пустоту:
– Нож еще захвати!
– Нож-то зачем? – будничным тоном поинтересовался Шукис.
– Ты думаэшь, он дать штаны снять? – с сомнением произнес Поля. – Рэзать придется. Сзади.
И показал – где.
Потом повернулся к зеку и пояснил почти с извинением:
– Дарагой, пять дней женщины не было, понимаешь!
Ну, в общем, бандит рассказал все: где, кто и как его ждет.
Конечно, «на дело» отправился Корса. Остальные страховали, но им делать почти ничего и не пришлось. Так, по мелочам.
Милиция после этого с почестями усадила их в купе международного поезда, но РДГ в том купе доехала только до ближайшей станции. Как и положено. Оттуда на перекладных добиралась до какого-то полустанка, чтобы забраться на проходящий товарняк.
Демобилизовали их в ноябре восемьдесят девятого, но время от времени собирали вместе на несколько дней.
Последний раз такое случилось весной девяносто первого. Задание было трудное, но прошло блестяще.
Корсаков вернулся в редакцию, а спустя несколько месяцев, в начале сентября его вызвали в областной КГБ, и серьезный майор, положив перед Игорем лист бумаги, на котором были перечислены четыре фамилии «Андронов, Беккер, Поликаниди, Шукис», сказал:
– Мне поручено передать вам просьбу: сделайте все, чтобы ни с кем из этих людей не встречаться.
– А?.. – открыл было рот Корсаков.
– А их предупредят о том же самом другие.
Именно поэтому появление Шукиса в палате стало для
Корсакова полной неожиданностью.
33. Москва. Пятница
Шукис между тем вел себя крайне нахально, а с главврачом – даже свысока. Говорил он с легким акцентом, то и дело вставляя в свою речь английские слова.
Беззастенчиво осматривая рану, тыкая пальцами вокруг нее, он говорил о какой-то конференции, откуда только что возвратился.
– Я потому, собственно, и оказался у вас, – пояснил он, глядя Корсакову прямо в глаза, очень серьезно – как иногда в прежние времена.
Потом он снова повернулся к главврачу, повествуя о каком-то профессоре из Франции, который уже давно и скальпеля-то в руках не держал.
– Ну, – вмешался в монолог Эмика главврач, – его руки сейчас заняты совсем другим, если вы заметили.
Эмик уставился на него и проговорил:
– Эта его ассистентка? Не может быть! Ему за семьдесят, а ей – не больше двадцати!
– Ей едва исполнилось семнадцать, – открыл тайну главврач и захохотал, глядя на Эмика.
– Как я горжусь такими собратьями по цеху! – признался тот.
И сразу же сменил тему:
– Я бы…
– Да, да, – вскинул руки главврач. – Вы говорили, Эмиль Эммануилович, я помню. Подожду вас на посту.
– У меня просьба, – сказал Эмик. – Эта девочка там…
– Увы, – сразу же понял его главврач и закатил глаза к макушке. – Дочка!
Когда дверь за ним закрылась, Шукис проговорил:
– Вот, учись, студент, как я для тебя информацию получил, а? Совершенно спокойно и прозрачно! А девочка хорошая, ты с ней осторожнее: она еще всему верит, – учил Эмик и закончил упреком. – Спасибо сказал бы дяденьке и поздоровался.
– Ты откуда? – адекватно отреагировал Корсаков.
– Я все рассказал только что. А ты думал?
– Эмик, ты в самом деле такой крутой?
– Пока еще нет. Вот лет через пять дядя передаст мне все дела – стану крутым, – откровенно ответил Эмик.
– Ну, а сюда-то ты как попал?
– Не поверишь – в самом деле случайно оказался в Москве, – признался Шукис и включил музыку.
Теперь он сидел совсем рядом, и Корсаков увидел в его шевелюре седой волос.
– Ты седеешь.
– Иди в задницу, не отнимай время, – негромко проговорил Эмик, почти прижавшись к уху Корсакова. – Все в панике, иначе, конечно, не собрались бы никогда.
– Тебя тоже вызывали? – вспомнил Корсаков.
– Вас всех вызывали, а ко мне приезжали, – похвастался Эмик. – Я ведь в Германии уже давно живу, работаю в клинике дяди.
Потом спохватился:
– Ты меня не сбивай!
– Как ты тут-то оказался?
– Стреляли, – ответил цитатой из фильма Эмик. – Ты куда пропал?
– Ты-то откуда знаешь, что пропал?
– Тут такое дело, – заулыбался Эмик. – Приехал я ненадолго, можно сказать, контрабандой.
– Это как?
– Мне надо в Австралию, и я взял билет специально через Москву. Знаю, что ты и Поля в столице должны быть, Дрын тоже недалеко, ну, Беккеру пришлось «намекать», чтобы тоже тут случайно оказался.
Глаза Эмика утонули в морщинках улыбки.
– Приземлился, а следующий мой рейс только через семь часов. Другой бы скандалил, а я рад: Дрын с Полей в порту, а Беккера поехали встречать уже втроем.
– Да ты что! Встретили?
– А то! Конечно!
– Где они все?
Эмик, видимо, снова вспомнил о «задании»:
– Не отвлекай. Всему свое время. Стали звонить тебе – никто не отвечает. Ну, думаем, трахается Корса, – снова сбился с темы Эмик.
– Когда звонили?
– Вчера часов с девяти вечера. Ехали за Беккером и звонили тебе.
Корсаков вспомнил вчерашний вечер и открыл рот, чтобы все объяснить, но Эмик приказал:
– Молчи и слушай! Звоним – не отвечаешь, звоним – не отвечаешь! Тогда Дрын повез нас всех к какому-то своему приятелю. Поднимался он один, мы не светились, – предупредил возможные вопросы Эмик. – Засек твою мобилу, а она все время в одном и том же месте, в твоем доме.
– Как – в моем доме?! – удивился Корсаков.
Он помнил, что свою мобилу отдал вчера киоскеру в подземном переходе.
– Ну, а в чьем доме ей быть? – удивился в ответ Эмик. – Поехали туда, думаем, сейчас наведем шороху. Пошел к тебе, конечно, Беккер. Моя морда часто в таблоидах появляется – баб люблю, – пояснил Эмик. – Анзору нельзя, потому что местный и внешность нетипичная, по нашим временам вызывает повышенный интерес. Дрын тоже недалеко живет, если искать начнут. А Беккер приезжий, незаметный, малоинформативный. Короче, зашел он в подъезд…
– Как – зашел? У нас там домофон с каким-то крутым замком установлен, – снова перебил Корсаков.
– Ой, не смеши ты меня, – вскинулся профессор Эмик. – И не перебивай! Зашел и сразу же вышел. С твоей мобилой.
– Где он ее взял?
– Нашел! – разозлился Шукис. – Он вошел в подъезд, набрал тебя, чтобы спросить номер квартиры, а мобила заверещала где-то рядом. Вовка огляделся, а она тут лежит: в твоем же почтовом ящике.
Корсаков все понял: кто-то взял мобилу из киоска, чтобы вернуть ее Корсакову. Вещь-то нужная. А взять ее должен был сам Корсаков, возвращаясь после трудов ратных. И взял бы, если бы не попал сюда. Но, если его вычислили «свои», то могли вычислить и «чужие»!
– Эмик, за ней же могли следить!
– Что значит «могли»? – напрягся Эмик. – За ней и так следили! Еще как!
– И как вы?..
– Корса, ты в порядке? Ты кем нас считаешь? Мы все сделали, как надо. Машину остановили в квартале от твоего дома. Рассредоточились. Контролировали весь процесс от начала до конца. Расслабься.
Эмик положил руку на плечо Корсакову и произнес серьезно:
– Все в порядке, Игорь, все в полном порядке. За Беккером, конечно, потянулся след, но Вовку-то учить не надо, да и мы его «пасли» все время.
– А меня-то как нашли?
– Ну…
Шукис замялся.
– Понимаешь… Если ты не отвечаешь и мобила твоя так просто лежит в почтовом ящике, то вариантов всего два: морг или больница, правильно?
Корсаков промолчал, и Эмик продолжил:
– Что касается моргов, мы, скажу честно, не совались туда. Ну, а все, что касается медицины…
Он самодовольно улыбнулся.
– Главврачу я сказал, что ты – мой сослуживец, склонный к депрессиям.
– На кой черт? – возмутился Корсаков.
Шукис хотел осадить его, но замер с поднятой рукой, а потом сказал, оправдываясь:
– Ну, я же не знал, что тут эта девочка работает, извини. Я ей все объясню, хорошо?
Все это время они так и шептались, сидя лицом к лицу. Шукис поднялся:
– У меня поясница затекла, сидеть в три погибели, я похожу немного.
Корсаков откинулся на подушку. Какое счастье, что есть эти парни!
Расхаживая по палате, Шукис чуть ли не напевал какие-то веселые побасенки, потом снова сел рядом:
– Теперь ты рассказывай.
И Корсаков поведал ему всю эту долгую историю, зная, что Шукис все передаст ребятам.
Элька еще долго выспрашивал, замечая детали, на которые сам Корсаков не обратил внимания… Потом поднялся:
– В общем, отдыхай, набирайся сил, побольше спи, но без снотворных. Я приду завтра.
«Мне бы до завтра дожить», – хотел сказать Корсаков.
Но Шукис повторил:
– Завтра мы все обсудим, завтра.