Текст книги "Архив Шамбала"

Автор книги: Константин Гурьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

26. Подмосковье. Пятница

В руках у Глеба Маслова был пистолет, которым тот пользовался как указкой.

– Сядь! – скомандовал он Гуцулу.

Видя, что хозяин не спешит выполнять распоряжение, гость шагнул вперед и ударил старика левой рукой. Правая со стволом была направлена в сторону Корсакова.

С оружием Глеб управлялся профессионально, и это не радовало. Одолеть вооруженного человека легко только в бесконечных телесериалах, но не в реальной жизни. Как говорится, навыки не пропьешь, тем более что Маслов, судя по всему, держит себя в форме.

Глеб снова ударил Гуцула перед тем, как тот опустился на табурет.

– Я же тебя по-людски просил – отдай бумаги деда, а ты кобенился, – ровным тоном пояснил он и снова ударил – теперь ладонью по лицу, все так же держа Корсакова под прицелом.

Гуцул сидел смирно, не поднимая рук, но в голосе его не замечалось никакого смирения, когда он ответил:

– На кой они тебе? Ты ведь даже не знаешь, что с ними делать?

Маслов возразил все так же ровно:

– Не твое дело, – и добавил: – Ты бумаги отдавай, иначе никто из вас до утра не доживет.

Гуцул вскинул брови вверх:

– Парнишка-то тут при чем? Мы только познакомились, он заплутал, попросился до утра посидеть, до первой электрички.

У Маслова глаза сузились, весь он напрягся:

– Я, между прочим, в дом вошел, пока вы, заговорщики, ссать ходили, и ваш разговор слышал.

– Да какой «разговор»? – Гуцул старался говорить беззаботно. – Это я просто истории из жизни вспоминал, чтобы не уснуть.

Маслов медленно разворачивался всем телом, готовя удар, но Гуцул сидел, как сидел.

– Это ты другому мозги парь, хрен старый, а Корсакова я давно знаю, – сказал Маслов.

– Корсаков? Впервые слышу, – улыбнулся Гуцул.

Пружина, закрученная Масловым, распрямилась, удар пришелся точно в челюсть снизу и несколько сбоку. Гуцул ударился головой о стену и рухнул на пол.

– Вот, довел, дурак старый! Все они, коммунисты, думать не хотят. Консервативное мировосприятие.

Маслов повернулся к Корсакову. Теперь на Игоря смотрели и глаза Глеба, и дуло его пистолета.

– Ну, что делать будем, старый друг? – спросил Маслов.

– Ну, что делать будем, старый друг? – повторил Корсаков.

– Насмотрелся и ерничаешь? – расшифровал его ответ Маслов. – Напрасно. С ним-то все ясно: он мне больше в самом деле не нужен. Я ведь к нему людей присылал, сам у него несколько раз бывал, все объяснил.

– Что объяснил?

Корсаков понимал, что преимущество на стороне Маслова. Ему было интересно понять, как же складывался и затягивался сложный узел, в который теперь почти основной нитью вплетена и его, Игоря Корсакова, жизнь.

Маслов смерил Корсакова взглядом.

– Ты, мой старый друг, чуешь, во что ввязался?

– Начинаю, – признался Игорь.

– Вот что мне в тебе нравится – ты не любишь пыжиться. Не выдавливаешь из себя сверхъинтеллект на зависть другим, – улыбнулся Глеб.

Улыбка, однако, Корсакова не обманывала: Маслов был на грани истерики. Время от времени он смотрел на лежащего Гуцула взглядом сожалеющим. Сожаление это касалось не бедственного положения пожилого человека, а скорее его неуступчивости, по мнению нападавшего – бессмысленной!

Маслов повернулся к Корсакову, пристукнул пистолетом по столу:

– Ну, что, Игорек, делать будем?

«Так, – понял тот. – Началось. Нервы сдают, что очень опасно».

– Глеб, с тобой все в порядке? – попробовал он удержать ситуацию под контролем, осознавая, впрочем, всю бессмысленность попытки. Ну, хоть чуть-чуть…

Маслов тоже все понимал и игру не принял:

– Игорь, не гони дуру. Что ты, как маленький? Сейчас вот с хрычом этим разберусь, и поговорим.

– Ты можешь объяснить, что тебе надо? – продолжал тянуть время Корсаков.

Лицо Глеба напряглось, он снова ударил по столу и выговорил уже откровенно зло:

– Игорь, не зли меня, иначе выстрелю в живот. Смерть долгая, мучения невыносимые, ты мне тогда все расскажешь, но тебе это уже не поможет.

Он все так же держал Корсакова на расстоянии, исключающем атаку.

– Школа у тебя хорошая, – расслабленно заметил Корсаков.

Как ни странно, это сработало:

– Со мной дед занимался каждый день по три-четыре часа.

– Дед – это Маслов? Андрей?

– Ну, а кто еще? Вот ты представь, – Глеб взял в свободную руку табурет и отошел метра на три дальше, оказавшись в углу кухни.

– Вот ты Представь человека, который все свои двадцать девять лет верой и правдой служил государству! Не человеку, не ведомству, а – Государству, в котором родился и жил. Он, этот человек, готов был заниматься чем угодно по заданию этой машины, понимаешь? Чем угодно! Сказали бы ему – стань врачом, стал бы! Полярником – с удовольствием! Дед мне всегда говорил, что мечтал быть учителем в сельской школе, а его направили в НКВД. И он сразу, безоговорочно принял это поручение государства, своей Родины!

Маслов пытливо вглядывался в лицо Корсакова.

– Ты меня глазами-то не сверли, – попросил Игорь. – Над твоими словами о государстве и Родине я смеяться не буду. И не потому, что тебя боюсь, а потому что думаю точно так же. Но учти, что ты и твой дед говорили о разных вещах…

– Да откуда тебе знать? – стремительно подался вперед Маслов. – За такую верную службу его наградили расстрелом, и только чудо деда спасло. Он всю оставшуюся жизнь провел в глухой деревне. Прикинулся заплутавшим охотником, устроился кое-как, потом документы выправил, законные, настоящие. Только фамилию пришлось сменить. Ну, что молчишь?

– А что я скажу? Ты же все равно любишь своего деда.

– При чем тут любовь? Дед был умнейшим человеком, которому к тому же в жизни очень повезло. Он сам говорил, что ему повезло прикоснуться к великому делу, и мне завещал это дело продолжать, сколько смогу. Ослабну сам – должен приготовить продолжателя! И так – до конца, до победы!

Голос Маслова дрожал, глаза сверкали! «Надо задержать этот психоз», – подумал Корсаков.

– Глеб, ты только верил? Чем же это отличается от религии?

– Дурачок ты, Игорь. Ну, при чем тут религия? Религия и вера – разные вещи. Мой дед, его единомышленники, я, – мы все верим в то, что делаем.

– Ну а что ты делаешь-то? Можешь хотя бы сейчас мне рассказать? Интересно все-таки, что ты такого нашел в планах Бокия, или кого там еще?

Странно, но Глеб снова успокоился. Хотя бы внешне.

– Бокий сам по себе был просто умным человеком, который смог увидеть перспективу, организовать движение к точной цели и не мешать тем, кто умел идти к ней!

– Целью ты называешь эти древности?

– Древности – чепуха, ты прав. Главное в другом.

– В чем?

– В чем? – рассудительно повторил Маслов. – Ну, вот, смотри. Ты помнишь, в центре Москвы показывали на большом экране футбольный матч?

– Ты о погромах после поражения от японцев?

– Именно! Умница! Значит, несложно будет вспомнить, что происходило на том же самом месте в декабре?

– Ты снова о болельщиках?

– Ну, можешь их так называть, хотя понимаешь, что в их головах могут быть другие лозунги, а в руках – другие предметы. Но дело не в этом.

– А в чем?

– В том, что этой толпой управляли люди.

– Отделяешь, так сказать, козлищ от человека?

– Ага, отделяю, потому что каждому своя жизнь дана, и ее не изменить.

– Но ведь ты-то как раз и хочешь изменить! – завелся на спор всерьез Корсаков.

– Неточно формулируешь, – возразил Маслов. – Речь идет о другом. Россия задыхается от тех, кто приезжает к нам и оседает тут. Они приносят свои обычаи, привычки, отношения! И стараются воздействовать, меняя суть нашу, понимаешь?!

– Ну, а ты будешь воздействовать на них? – не скрыл издевки Корсаков.

Сейчас он хотел только одного: Маслов должен захотеть ударить его! Тогда ему придется подойти ближе, и уж тут-то он окажется в руках у Корсакова. Но Глеб продолжал сидеть: то ли увлекала дискуссия, то ли догадывался о намерениях Игоря.

– Понимаешь, друг, Бокий, вообще, был умнее, чем принято считать. Он создавал новую модель, в которой сотрудничали бы и интеллектуалы, и практики.

– Ты о чем?

– В работе над «тибетской загадкой» он, по-моему, стремился, чтобы интеллектуальные идеи воплощались в жизнь практиками, а не кабинетными сидельцами. Согласись, кабинетные ученые и живут лишь замкнутыми понятиями. На большее у них не хватает пороха.

Что касается практиков, то у них всегда слишком близко оказывается не камень, а стена преткновения. И без подробной инструкции им эту стену не преодолеть.

Вот Бокий и искал систему взаимодействия тех и других. И, признай, система начинала работать, ее результаты можно проверять!

– На людях? На живых людях? – не выдержал Корсаков.

– Ну, не на крысах же, – спокойно ответил Маслов. – На ком, в конце концов, проверяют лекарства? Что ты вообще знаешь об этом Знании? Оно подскажет людям верный путь! Посмотри, что происходит вокруг! Мы уничтожаем сами себя, самозабвенно радуясь этому. От могучей страны ничего не осталось, кроме иллюзии былого величия.

Теперь Глеб говорил мирно, голос его тек ровно, модулируя там, где нужно. «Он и в самом деле успокоился», – подумал Корсаков. – «Но нельзя его оставлять в покое. Нужно сменить направление и узнать что-нибудь новое».

– Когда ты включился в дело? – спросил Игорь.

Маслов одобрительно кивнул:

– Ну, что же, ты имеешь право знать… Это не я включился, а ты. Честно говоря, я очень удивился, когда ты позвонил насчет той статьи и газеты.

– Почему?

– Потому что они являлись наживкой. Не для тебя лично, а вообще…

– Как это «вообще»?

– Мне неважно было, кто клюнет.

– Тебе?

– Мне, нам, какая разница?

– Зачем?

– Мне требовалось любое знание о документах, исчезнувших после ареста Бокия. Нужны были различные следы, намеки, чтобы только напасть на след!

– И – напал?

– Как видишь, – усмехнулся Маслов.

Корсаков уголком глаза уловил движение: Гуцул направил в сторону Маслова оружие. Глеб не остался безучастным: моментально развернувшись, он всадил в старика три пули… потом повернулся к Корсакову:

– Скучный ты человек, оказывается, Игорь.

– Ну, ты тоже не идеал, – признался Корсаков.

Маслов все еще держал ствол направленным на Гуцула, и в этом был последний шанс Игоря. Он согнул ногу, чтобы сильнее оттолкнуться. Во всяком случае, попасть в передвигающуюся цель труднее…

Но это время с грохотом разлетелось окно, и осколки полетели в сторону Маслова. Потом распахнулась дверь, Глеб обернулся…

А Корсаков ощутил сильный удар ниже плеча… и ничего не успел подумать. Последнее, что он помнил – лицо Гуцула с еще открытыми глазами…

27. Подмосковье. Пятница

В машину, стоящую метрах в ста от дома Гуцула, сел, шумно дыша, мужчина в годах, но подвижный и тренированный. Он сразу же повернулся к заднему сиденью:

– Ситуация там обостряется, Маслов, судя по всему, на пределе. И голос, и речь, и реакции – все свидетельствует, что он теряет контроль.

– Вы обозреваете пространство?

– Ограниченно.

– Что со входом?

– Разблокируем в течение тридцати секунд.

Мужчина на заднем сиденье вздохнул:

– В мои годы спать надо по ночам, а я тут с вами…

Сидящий впереди тоже вздохнул в знак понимания и сочувствия, но тот, что был сзади, повысил голос:

– Ты чего там вздыхаешь? Сожалеешь, что ли? Потерпи до похорон.

– Типун вам на язык.

– Ладно, давайте готовиться к разблокировке. Они на кухне?

– Да.

– Кухонное окно выходит во двор?

– Да.

– Одного человека поставь к окну, чтобы отвлек. Пусть имитирует попытку проникновения через окно…

– Вы не беспокойтесь, все будет нормально.

– Нормально, Саша, это когда люди спокойно спят в своих кроватях, – пожилой мужчина не мог скрыть раздражения, а может быть, волнения. – Особое внимание – дверям. Если увидят малейшую опасность открытия огня, пусть стреляют.

– Есть, – ответил тот, что помоложе, и, прерывая разговор, вышел из машины.

Пожилой вздохнул.

28. Подмосковье. Пятница

Он видел только потолок. Потолок был какой-то странный, но Игорь точно знал, что когда-то он жил под таким потолком. Правда, давным-давно, но это было, он точно помнил. Вот вспомнить бы еще только – где?

Странный потолок. Напоминает крашеную фанеру или плиту ДВП. Точно такая же была в доме бабушки, в деревне. Да, да, он еще долгое время называл такой потолок «деревенским». Где же он такое видел совсем недавно?

Корсаков мучительно старался вспомнить, и вспомнил бы, если бы рядом кто-то не бубнил разными голосами. Шутники, блин!

«Надо бы оглядеться», – подсказал себе Корсаков и хотел опереться на предплечье, но тут его пронизала резкая боль, заставившая остаться неподвижным.

– Ну, как вы, Игорь? – спросил кто-то очень знакомым голосом, который будто пробивался через ватный шарик, вложенный в ухо, и опознать говорящего представлялось очень сложным.

«Сложно, но возможно, – решил Корсаков. – Вообще-то, пожалуй, просто необходимо!» Он открыл глаза и увидел знакомое лицо.

– Ваше приближение я чувствовал жопой, – признался он, узнав человека.

– Игорь Викторович, меня ваша задница совершенно не интересует. Хотя, между нами говоря, она когда-нибудь нарвется на большие неприятности.

– То есть сейчас у меня неприятности маленькие? – уточнил Корсаков.

– Наш врач уверен, что вы вообще – везунчик, и я с ним соглашаюсь, – заявил человек, сидящий рядом с Корсаковым – Феликс Александрович Дружников.

Их связали крепко-накрепко два дела, в которые точно так же, как сейчас, оказался втянут известный журналист Игорь Корсаков.

Дружников нравился Корсакову своей невозмутимостью и компетентностью в истинном смысле этого слова: если тот чего-то не знал, то точно знал, где это надо искать и кто в этом поможет.

– Вам-то на кой вся эта «космическая энергия»? – с иронией поинтересовался Корсаков.

– Неужели вы все еще верите в эту белиберду? – спросил Дружников и тут же высказал сомнение: – Врач говорит, что голова у вас не задета, а вы, извините, ахинею несете.

– Вы давно тут?

– Хотите узнать, что я слышал и что я знаю?

– Ну, да.

– Ох, как творческого человека привлекает всякая галиматья! Поразительно! Неужели вы в нее верите? Ну, при чем тут «космос»?

– А «фокусы» тибетцев?

– Вот именно – «фокусы».

– Но экспедиции?! – не сдавался Корсаков, предчувствующий что-то новое и необычное.

– Доктор, что с ним? – обратился Дружников куда-то в сторону.

Подошел крепкий мужичок, посмотрел на Корсакова, оттянул ему веко, достал стетоскоп:

– Как дела, боец?

– Нормально, док, – автоматически отчитался Корсаков.

– Ну, я ему уже ничем не помогу, – констатировал врач, если это на самом деле был он. – Коньячку бы ему да поспать до отвала, вот и все.

Дружников довольно ухмыльнулся:

– Вы, доктор, ему на несколько дней женщин запретите, а то рана откроется.

– Рана у него сквозная и нормальной, полноценной жизни не помешает, – не пошел на поводу медик. – Я его буду смотреть потом?

– Да.

– Ну, вечером сегодня сделаем перевязку. Машину за мной пришлете часов в восемь-девять. Я ему сделаю укол, чтобы спал спокойно.

– Насчет времени мы договоримся позднее.

– А-а, – понимающе протянул врач. – Все в игры играете, ну-ну.

– Он сейчас нормально перенесет дорогу? – поинтересовался Дружников.

– А ничего, что я тут же лежу и лучше себя знаю? – попытался заговорить Корсаков.

– Лежите, лежите, вы нам не мешаете, – успокоил Дружников, все так же вопросительно глядя на врача.

– Через полчаса я сделаю еще один укол, но лучше бы его транспортировать в лежачем положении.

– Ага, понял, – сообщил Дружников. – Вы пока можете подремать, доктор. Пришлите мне полковника.

Врача сменил новый персонаж.

– Что там, Никита?

– Все в порядке, сейчас уже заканчиваем бумажную канитель.

– Соседи как?

– Соседей пригласили, да тут уже весь поселок собрался. Не каждый ведь день такие развлечения!

– Я не о том. Что соседи слышали, что говорят?

– Полная тишина, Феликс Александрович.

– Это хорошо. И вообще…

– Мы об этом уже говорили, – с достоинством поставил Дружникова на место полковник Никита.

Дружников не обиделся, признал:

– Извини, устал.

– Вам бы поспать, – посетовал Никита, но Дружников попросил:

– Не дразни, а? Ладно, иди, но через полчаса мне нужен будет реанимобиль. Сможешь?

– Обижаете, – и полковник вышел из комнаты.

– Это меня в реанимобиле повезете? – поинтересовался Корсаков.

– Заслужили, голубчик, заслужили, – пошлепал его по руке Дружников. – Вот не знаю только, куда везти: домой или в психиатрию.

И рассмеялся.

– Ну, вам, чекистам, не привыкать, – обиделся Корсаков.

– Не обижайтесь, Игорь, не обижайтесь. Просто ваша вера в чудеса заслуживает особого внимания.

– Ну, а вы-то что думаете по этому поводу? – продолжал злиться Корсаков.

Ему очень не нравилось лежать в присутствии этого человека.

– Ах да, – спохватился Дружников. – Ну, давайте с самого начала. Что вы вообще знаете об Азии?

– В каком смысле? – опешил Корсаков.

– Риторическим вопросом, молодой человек, называют такой вопрос, на который не следует отвечать, – усмехнулся Дружников. – Понимаете, Игорь, ни одна держава, претендующая на статус великой, не спрашивает на это разрешения. Никогда и ни у кого! Иначе какая же она «Великая»? В Европу, как вы знаете, Россию не пустили даже после натиска Петра Великого, а уж он-то старался вовсю. Его потомки какое-то время еще пытались ерепениться, но потом признали, что Европе лучше оставаться мечтой, и двинули в Азию. А в Азии в это время уже захватывают земли Англия, Франция, Голландия и все, кому не лень. Ну, а когда много конфликтов, сами понимаете, проще простого прийти и сесть «жандармом».

– Это вы о России?

– Ну, да. Собственно, у России и выхода-то не было: Англичане на то, что мы до сих пор именуем Средней Азией, положили глаз и рвались туда со страшной силой.

– Да слышал я и про Платова, и про Бичурина.

– Пржевальский-то, между прочим, тоже принимал участие в захватах.

– Знаю, знаю. Ну, и что? При чем тут они? Ну, искали новые пути, открывали новые земли и лошадей.

– Не ерничайте, Игорь, не надо, – попросил Дружни-ков. – Тут не до шуток.

В соседней комнате усилился шум, будто стали поднимать чемоданы, готовясь к отъезду.

Вошел Никита:

– Все готово.

– Так ты мне скажи, как там участковый?

– Адекватен. Версию немотивированного нападения поддержал, благо преступник мертв и возражать не станет.

– Это хорошо, – похвалил то ли Никиту, то ли участкового Дружников. – На всякий случай опечатай тут все и намекни, что приедут саперы, но не сегодня. Мол, опасность взрыва велика, потому что дом может быть заминирован. Проще говоря…

– Чтобы не лезли, – перебил полковник. – Понял. Разрешите выполнять?

– Распустился ты, полковник, – надулся Дружников.

– Учителя хорошие были, – парировал Никита.

– Ладно, давайте переносите этого пострадавшего.

– Да, я сам…

– Еще чего, – авторитетно возразил Никита. – Ты представь, как увидят они тебя лежащего, окровавленного – так сюда год не подойдут.

– Мудро, – похвалил Дружников.

В реанимобиле Корсаков утроился так удобно, что Дружников пошутил:

– Так и мне захочется прокатиться на самом главном месте, – и уселся рядом.

Корсаков дождался, пока машина тронется, потянул Дружникова за рукав:

– Феликс Александрович, вы-то как здесь оказались?

Дружников не стал увиливать:

– Мне вчера с большим опозданием стало известно, что в Москве появился Льгов, но я еще больше удивился, когда узнал, что с ним – вы!

– А что, Льгов – «темная сторона»?

– Он из другой команды, Игорь. Тут не «стороны», не игры, пора бы понять.

– Мне он показался приличным человеком, – сказал Корсаков с некоторым вызовом.

– Знаю, – согласился Дружников. – Но я отвечал на ваш вопрос, и ответил на него.

– Ну, в принципе, – признал Корсаков.

Он хотел еще о многом расспросить, но Дружников его опередил:

– Ну, а коли так, ваша очередь отвечать: как вы-то оказались втянуты во все это?

Корсакову пришлось рассказать всю историю с самого начала. Делать это было легко, потому что Дружников то и дело перебивал его «да я знаю», «это можете пропустить» и иными подобными фразами.

Когда Корсаков закончил, Дружников предложил:

– Отдохните, Игорь. Вы все-таки ранены.

– Спасибо, я хорошо себя чувствую, да и едем мы очень медленно.

– Да, врач посоветовал не трясти вас, – пояснил Дружников. – Ну, если вы в порядке, давайте продолжать. Есть неясные места.

– Например?

– Например, вы говорите, что вас втянул Маслов, так?

– Он сам об этом сказал мне несколько часов назад.

– Но ведь вы-то сами на публикацию не обратили внимания, так?.

Корсаков согласился.

– Значит, втянул Горошников? Но он-то и вовсе мелкая сошка, ему такие игры не по зубам. Он вас попросил, вы позвонили Маслову, он привел к журналистке, а потом к Гридасу, так?

– Да, так.

– Все равно не понимаю. Как вы сумели так быстро оказаться в Казани?

– Я не рассказал об Азизове.

– Азизове?

Дружников резко повернулся к Корсакову.

– Ну-ка, подробнее!

После этого он заволновался, стал куда-то звонить, отдавать какие-то распоряжения. Потом и вовсе велел остановиться и вышел из машины.

Вернулся Феликс спокойный, вместе с врачом, который сделал еще один укол Корсакову.

Когда машина тронулась, Дружников сказал:

– Все в порядке, не волнуйтесь, Игорь.

– Да я и не волновался, – возразил тот.

– Ну, и славно. А теперь поспите, да и я вздремну, – подвел черту Дружников.