Текст книги "Лунин атакует "Тирпиц""

Автор книги: Константин Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

ЛУКЬЯНОВ УШЕЛ, АРВАНОВ ПРИШЕЛ

Конечно, экипаж «К-21» уже понимал, что лодка своей атакой отвратила угрозу конвою со стороны немецкой эскадры во главе с «Тирпицем». Но ни экипаж, ни командир лодки Лунин, ни командование дивизиона и бригады не знали и не могли знать, что атака «Тирпица» явится звеном в цепи важнейших событий государственного масштаба, вызовет целый ряд очень важных последствий, найдет отзвук во многих директивных указаниях для флотов воюющих стран, подстегнет английский флот к более решительным действиям против гитлеровской эскадры тяжелых кораблей, по существу явится прологом к поражению и уничтожению северной группировки ВМС фашистской Германии.

Сейчас же перед экипажем стояла задача подготовить лодку к новому походу. Повседневные хлопоты опять становились самым важным делом. Тем более, что произошло еще одно важное для лодки событие – старпом Федор Лукьянов был назначен командиром лодки «М-104» и уезжал в Горький ее принимать. Старпомом на «К-21» назначался капитан-лейтенант Зармайр Арванов, до этого служивший командиром БЧ-II-III на лодке «К-2».

Федор Лукьянов много сделал для наведения порядка и укрепления организации службы на лодке. Но много сделать вовсе не значит сделать все, что нужно.

В БЧ-V все еще давала себя знать слабина со старшинами групп. Владимир Браман, назначенный командиром БЧ-V 22 апреля 1942 года, несмотря на свой большой служебный и методический опыт и авторитет, не успел еще добиться должного порядка. Перед самым выходом лодки в пятый боевой поход мотористы умудрились дважды (13 и 14 июня) задрать поршень второго цилиндра вспомогательного дизеля.

Задир в пожарном порядке сумели устранить. Когда лодка была уже в походе, 2 июля появился приказ

[176]

командира бригады, в котором дивизионному инженер-механику Трофимову объявлялся выговор, Браман на 2 месяца лишался процентной надбавки за выслугу лет к жалованью, а с Липатова было приказано удержать 50% стоимости ремонта, то есть 1000 рублей (из двух тысяч). Командование дивизиона знало свое дело и решительно подтягивало дисциплину, невзирая ни на какие боевые успехи, заслуги, ордена, славу и т. д.

  ^{Июль 1942 года. После пятого боевого похода Командир ПЛ «К-21» Н. А. Лунин прощается со своим помощником. Капитан-лейтенант Федор Лукьянов назначен командирам новой ПЛ и уезжает принимать ее в г. Горький. Слева – Герой Советского Союза Н. А. Лунин, в центре – Ф. Лукьянов, справа– инженер-капитан 2 ранга Василий Добродский}

Поскольку судьба Арванова на протяжении трех лет войны, или семи боевых походов, неразрывно связана с«К-21», необходимо рассказать о том, как он служил до прихода на эту лодку.

Он родился в Тбилиси в 1915 году. В 1932 году закончил ФЗУ и работал слесарем в паровозном депо. В 1933 году поступил в ВМКУ им. Фрунзе, закончил его в 1938 году по специальности минер-подводник и был назначен на ПЛ «С-1» КБФ. Лодкой командовал старший лейтенант А В. Трипольский, который стал Героем Со-

[177]

ветского Союза в советско-финской войне 1939 года.

^{Июль 1942 года. На ПЛ «К-2» новый помощник командира капитан-лейтенант З. М. Арванов. До прихода на ПЛ он участвовал в шести боевых походах ПЛ «К-2» в должности минера}

 Этот выдающийся подводник воспитал в молодом лейтенанте любовь кморю и кораблю, стремление к овладению сложной техникой, старательность и добросовестность, ответственное отношение к своим обязанностям. В конце 1938 года энергичный лейтенант Арванов был назначен командиром минно-торпедной и артиллерийской боевой части (БЧ-II-III) на вновь строящуюся подводную лодку «К-2» В 1940 году «К-2» была переведена на Северный флот и вошла в состав бригады подводных лодок. Природное трудолюбие, деятельный характер помогли ему в овладении сложной боевой техникой. Когда началась война, Арванов быстро вырос в своем боевом мастерстве. В боевых походах, на вахте он показал себя бесстрашным и находчивым, бдительным и решительным, отличным знатоком и мастером применения своей боевой техники.

Еще будучи всего лишь старшим лейтенантом, он стал известен всему флоту: по его инициативе родилась и укрепилась сначала на Северном флоте, а затем и на других флотах традиция – корабль, вернувшийся с моря с победой, салютует родной базе выстрелом из пушки. Он же был и первым исполнителем такого салюта.

[178]

Перед новым старпомом стояла задача – продолжить усилия Лукьянова по наведению порядка и улучшению организации службы. Для этого ему самому предстояло овладеть ремеслом старпома. О том, как Лунин встретил нового старпома, рассказывает сам Арванов:

«Получив такое повышение по службе, я, как положено, принарядился, побрился и явился с докладом о прибытии на службу к своему новому командиру.

Лунин встретил меня стоя, выслушал доклад молча и задал мне первый вопрос

– Где блокнот?

Я несколько опешил. Какой блокнот?! Грешным делом, я полагал, что новый командир захочет познакомиться со мной поближе, расспросит о моей прежней службе, походах и т. д. и т. п., как это обычно и происходило при новых назначениях. Ничего Лунин у меня расспрашивать не стал, а повторил свой вопрос:

– Где блокнот?

Пришлось доложить ему, что блокнота у меня с собой нет. Тогда он задал мне второй вопрос

– А как ты будешь записывать мои указания? Ведь ты старпом и явился к командиру…

Естественно, я промолчал. Сказать было нечего, оставалось только мотать на ус этот первый урок. Тогда Лунин продолжил:

– На будущее учти правило: хороший корабль – хороший командир; плохой корабль – плохой старпом. Между нами должно быть полное доверие. Любому твоему докладу, любой твоей бумаге я должен абсолютно верить. Если ты пришел ко мне с какой-то бумагой, я ее подписываю, не читая. Понял? Ну, а теперь иди, служи, никаких больше указаний, никаких особых порядков излагаться не будет, тем более блокнота все равно у тебя нет…

После такого "холодного душа" я пошел на лодку. Дежурным командиром был старший лейтенант Владимир Ужаровский, с которым мы вместе служили на "К-2". Я предупредил его, чтобы он меня завтра утром

[179]

встретил как положено, а я успею подготовиться к приходу на лодку Лунина.

Однако человек предполагает, а бог располагает. На следующее утро иду к подъему флага на лодку, никто меня не встречает… Ну, думаю, сейчас я Ужаровского раздолбаю! Спускаюсь в лодку, а Лунин уже сидит внизу в ЦП, покуривает, со мной не здоровается…

С его разрешения начинаю работы на лодке, а после захожу к нему в каюту. Он говорит:

– На всех флотах мира, в том числе и капиталистических, а также на всех торговых судах старпом приходит на корабль раньше капитана…

На следующий день картина почти повторяется: когда я подошел утром к лодке, Лунин уже спускался вниз… Тут я не выдержал и спросил его напрямик:

– Товарищ командир! Зачем нам в жмурки играть! Скажите мне, когда Вы будете завтра на лодке, и я буду обязательно раньше Вас!

Лунин сразу ответил:

– А ты приходи на лодку всегда вместе с личным составом и, таким образом, всегда будешь на лодке своевременно…

Таков был его стиль: без длительных нравоучений, распеканий, утомительных назиданий, упреков и нагоняев он давал мне понять, чего он хочет от меня. Это было не грубо, но достаточно жестко и в то же время ясно. Он не хотел, чтобы я даром ел старпомовский хлеб. И я понял, что попал в руки сильного целеустремленного человека, который может меня научить многому в службе и, помимо того, что он может из меня сделать хорошего старпома, он мне показывает, каким должен быть хороший командир.

Я также понял, что нужно учиться изо всех сил, что вся моя прежняя служба была только первой ступенькой в лестнице должностей, чтобы утвердиться в должности старпома у такого командира и, тем более, подготовить себя к следующей должности.

Однако такое благое направление мыслей и мое старание отнюдь не спасли меня от последующего громкого провала. Все было очень просто. Лодка го-

[180]

товилась к походу, принимались торпеды, мины, снаряды, грузилось продовольствие, проверялась вся материальная часть. Я крутился в лодке как белка в колесе, стараясь ничего не упустить, все сделать наилучшим образом.

^{Август 1942 года. Помощник командира Зармайр Арванов проводит в боевой рубке занятия с комсоставом ПЛ. Слева направо: лейтенант Василий Терехов, военфельдшер Иван Петруша, капитан-лейтенант Зармайр Арванов, старший лейтенант Владимир Ужаровский старший лейтенант Михаил Леошко, лейтенант Валентин Мартынов}

Когда командиры боевых частей доложили о готовности каждый по своей части, я обошел лодку. Выход был намечен в 23.00 12-го числа.

Я подготовился к приходу командира: новенький кителек, новая фуражечка с щегольским маленьким козырьком, новая кожаная тужурка, кожаные перчатки с крагами – в общем не старпом, а картинка, как жених на смотринах.

В 18.00 вахта сверху доложила: идет командир! Я поднялся наверх, скомандовал "Смирно!" Командир спросил:

[181]

^{Конец июля 1942 года. Капитан-лейтенант 3. М. Арванов назначен старпомом на ПЛ К-21}

^{Погрузка торпед на ПЛ «К-21» перед выходам в боевой поход}

[182]

^{Конец июля1942 года – начало августа 1942 года. Массированные налеты фашистской авиации на Полярное. На мостике ПЛ все  готово к отражению налета. У орудия – Зармайр Арванов} 

– Ну, как дела?

Докладываю:

– Лодка к походу готова!

– Проверял?

– Так точно!

Переспрашивает:

– Сам все проверял?

– Так точно, сам все проверил! – бодро докладываю я.

Мы спустились в лодку и командир зашел в свою каюту, закрыв за собой дверь. Я остался ждать его около каюты, поскольку он меня не отпускал. Внезапно он вышел переодетым в грязный рабочий комбинезон и в парусиновых рукавицах…

[183]

^{Старпом 3. М. Арванов следит за погрузкой боезапаса для артиллерии ПЛ}

У меня как-то невольно вырвался «нестроевой» вопрос:

– Вы что так оделись?

– Буду проверять готовность лодки кпоходу, – ответил Лунин.

[184]

– Разрешите мне тоже переодеться?

– А когда мы будем проверять? – спросил он и приказал в каждом отсеке ПЛ вооружить "переноску" (переносную лампу).

Тут я понял, что начался очередной урок Лунин на деле показал мне, что такое настоящий класс проверки готовности корабля к походу. Уже в I отсеке он указал мне на незакрепленные ящики с консервами. Он не придирался к мелочам, хотя и не упускал их. Ни разу он не обратился ни с одним вопросом или упреком ни к одному из командиров или старшин-командиров отсеков, со всеми вопросами он обращался только ко мне и все его вопросы и замечания били в точку. Весь этот осмотр или, точнее, показательная проверка проходила на глазах у личного состава. И весь личный состав корабля – командиры, старшины, краснофлотцы – видели, как командир жарил на медленном огне старпома, ответственного за все их упущения и недоработки. И каждый из них понимал, что за эти упущения он от меня благодарности не дождется. Поэтому, как только мы с Луниным покидали очередной отсек, в нем тут же закипала работа по тщательному устранению как замеченных, так и незамеченных нами недостатков. Тем более что уже проходило время принятия пищи и мы послали заявку на расход.

Однако истинный шок ожидал Лунина, да и меня тоже, в дизельном V отсеке. Его внимание привлек необычно яркий свет за левым дизелем и он спросил:

– Старпом, зачем свет за дизелем?

– Немного протекала гидромуфта, товарищ командир, вот мотористы с ней возились, – бодро ляпнул я наобум.

– Посмотрим, – сказал Лунин и полез за дизель. Я полез за ним. Внезапно он спросил меня:

– Старпом, ты никогда птичником не был?

– Никогда, товарищ командир, – с недоумением ответил я.

– Почему тогда здесь инкубатор?!

Действительно, за дизелем лежала коробка, выложенная ватой, в ней три каких-то яйца, светила лампа

[185]

в 500 Вт и торчал длинный термометр. Натуральный инкубатор!

– Так чей это инкубатор? Чьи яйца? – добивался Лунин.

– Наверное, птичьи, – ответил я.

– А если змеиные? Ведь змеи тоже несут яйца! Или аллигаторы?!

– На Севере их нет, товарищ командир!

– Нет, есть! А вдруг у нас за дизелем крокодил объявится! – веселился Лунин. – Поэтому инкубатор убрать, и впредь за дизелем смотреть особо тщательно!!

Проверяем VI и VII отсеки, там, слава богу, инкубаторов нет, и выходим наружу, на палубу лодки.

– Ну, что же, – говорит Лунин, – полезли в надстройку, там проверим…

– Что же у меня останется от тужурки, товарищ командир?! – взмолился я.

Что останется, то и останется, – отвечает Лунин, – ведь там наверняка ничего не закреплено, все дребезжит. Ты сам туда лазил или нет?

– Нет, не лазил, – мрачно отвечаю я.

– Ну, вот видишь, – говорит он и закуривает, – придется мне идти к командиру бригады и докладывать, что лодка к походу не готова!

– Товарищ командир! Мы все сделаем к 23 часам!

– Ну, может быть, ты и успеешь сделать, но я не успею проверить, а доверия у меня к тебе нет! – говорит Лунин и уходит.

Настроение у меня ужасное. Да и моя щегольская форма превратилась в никуда негодное тряпье! Прогар по всем направлениям! Зато экипаж после такой проверки не нуждается в понуканиях, все работают как звери – в трюмах, в надстройке, везде стучат, завинчивают, проверяют… Раньше нужно было как следует работать, а мне… Ну, я теперь вас всех так проверю!..

Отпускаю всех на базу поесть, а потом – опять на лодку. Но в 23 часа приходит замполит Сергей Лысов – похода не будет, всем, кроме вахты, – на базу.

[186]

На следующий день, 13-го числа, Лунина с утра нет. Он в штабе флота, но передал команду – сегодня в 21.00 уйдем в боевой поход.

Посреди дня он пришел на корабль, мы перешли в губу Оленья и он снова ушел на катере в Полярное. Вернулся он на корабль в 20.00 и сразу спросил меня:

– Таранька есть?

– Нет, товарищ командир, береговая база тараньки не дала.

– Пишите семафор в бригаду: "Береговая база не додала продуктов. Прошу ваших указаний о доставке недостающих продуктов. Командир".

"Продукты", естественно, доставили, но только к 24.00, чего Лунин и добивался. Он не хотел выходить в море 13-го числа – моряк есть моряк. Лодка дала ход в 00.04, уже 14-го.

Когда мы вернулись из похода, я повстречался на пирсе с комбригом Виноградовым. Он остановил меня и спросил:

– Ну, Арванов, как служится на новой лодке?

– Неважно, – ответил я, – да вам, товарищ капитан 1 ранга, докладывал ведь командир о моих промашках?

– Впервые слышу о твоих промашках, Арванов, – сказал комбриг. – Мне Лунин ничего о них не докладывал! Наоборот, он говорил, что тобою в общем доволен!»

Так началась для старпома Арванова наука у командира Лунина.

4 июля 1942 года

погибла подводная лодка

«М-176»

9 июля 1942 года

погибла подводная лодка

«Д-3»

[187]

ШЕСТОЙ БОЕВОЙ ПОХОД (14 – 23 АВГУСТА 1942 ГОДА)

Итак, лодка вышла в поход, но не 13 августа, а в 00.04 уже 14 августа. Отошел от борта катер с командиром бригады Виноградовым, и лодка вышла в Кольский залив, имея на борту, кроме штатного состава, корреспондента нашей флотской газеты писателя Бориса Яглинга. Боевой задачей лодки была постановка активного минного заграждения с последующим ведением боевых действий против всех кораблей противника в отведенном районе.

Эскорт из двух катеров МО проводил лодку до крайней линии внешнего дозора и тут же пришлось маневрировать, уклоняясь от плавающих мин, а затем срочно погрузиться ввиду плохой видимости. Пройдя некоторое время под водой, лодка всплыла и пошла противолодочным зигзагом. В 05.10 вновь вошли в полосу сплошного тумана, видимость – 1 каб. Снова Лунин скомандовал срочное погружение, давая команде отдохнуть. После всплытия лодка вновь пошла зигзагом на позицию. В 22.25 вахтенный командир Арванов заметил по пеленгу 50° на расстоянии 10 каб. перископ подводной лодки и немедленно скомандовал «Лево на борт!», уклоняясь от лодки и приводя ее за корму. Пришлось также уклоняться от четырех плавающих мин, уничтожить которые из-за зыби не удалось,

Лунин поставил себе задачу быстрее поставить мины. В 11.20 16 августа лодка подошла к кромке предполагаемого минного заграждения противника, погрузилась, поддифферентовалась и начала готовиться к форсированию заграждения на большой глубине. Но начались непредвиденные осложнения – в 11.44 электрики остановили из-за неисправности электропривод вертикального руля. Пришлось перейти на его ручное управление.

К 12.00 погрузились на 79 м и здесь не выдержала давления прочная шахта подачи воздуха к дизелям. Вода

[188]

начала поступать в шахту. Тем не менее, лодка была управляема, шла на глубине 90 м и в 13.46 минное заграждение было преодолено. В 13.57 лодка была уже на глубине 11 м, осмотрели горизонт в перископ – горизонт чист. Лодка направилась к месту предполагаемой минной постановки, идя в подводном положении. В 15.16 вновь всплыли и осмотрели горизонт. Ничего не обнаружено.

В 17.30 подвсплыли, штурманы определились с местом и в полную воду (максимум высоты прилива) началась постановка мин. Всего поставили три минных банки (5 + 5 + 10 мин). Постановка мин была закончена в 18.34, и ПЛ вновь направилась к кромке минного заграждения для его форсирования. Теперь задачей лодки становился поиск и уничтожение кораблей врага в проливе Серей-Сунн. В 20.09 достигли кромки минного заграждения и пошли под ним на глубине до 85 м. Преодолели заграждение и всплыли под перископ в 22.43. Осмотрели горизонт, ничего не обнаружено. В 24.00 продута средняя группа ЦГБ.

Весь следующий день, 17 августа, был днем сплошных неудач. Поиск противника был безрезультатным. В 11.00 вышел из строя левый дизель – мотористы прозевали, вовремя не отключили забор солярки из израсходованной топливной цистерны, вода замещения (то есть морская вода) через форсунки попала в цилиндры и двигатель заглох. Причины попадания воды в дизели будут изложены ниже, в другой главе. Нужно только сказать, что удаление морской воды из дизеля – очень нелегкая и хлопотная процедура, а для лодки в море – и опасная.

Осмотр поврежденной шахты подачи воздуха к дизелям показал безотрадную картину – выявилась недостаточная жесткость крепления шахты, она была смята, болты на ее фланце порваны. Шахта в подводном положении заполнялась водой, создавая отрицательную плавучесть.

Так же внезапно из-за обгорания контактов вышло из строя электроуправление вертикальным рулем из боевой рубки. Руль заклинило в положении «Лево

[189]

15°» и, пока переходили на управление им из центрального поста, лодка совершила полную циркуляцию.

Контакты зачистили и перешли снова на управление рулем из боевой рубки, но на этом неприятности отнюдь не кончились.

Правда, это были уже неприятности совсем другого рода. О них – следующий отдельный рассказ Арванова.

[190]

«РАЗРЕШИТЕ ВЫБРОСИТЬ МУСОР!»

 «Идея об изменении существующей организации вахтенной службы на мостике ПЛ возникла у меня сразу же после выхода лодки „К-2“ в боевой поход 7 сентября 1941 года. Задачей лодки была постановка минного заграждения (банки) в районе порта Вардэ против крупных кораблей и транспортов, после чего лодка должна была нести позиционную службу, то есть, попросту говоря, искать и уничтожать в этом районе транспорты и корабли противника торпедами и артиллерийским огнем. Это была первая в истории СФ постановка боевых мин с ПЛ.

Уже упоминалось, что еще в период проектирования и постройки ПЛ типа "К" XIV серии было довольно много сомнений в работоспособности и надежности минно-сбрасывающего устройства. И наша минная постановка прошла не вполне благополучно; только 13 мин были выставлены в намеченной точке. Минно-сбрасывающее устройство было недостаточно отрегулировано.

После постановки мин лодка отошла от берега и всплыла в надводное положение для зарядки аккумуляторной батареи – ведь мины мы ставили на подводном ходу и батарею разрядили. Первый раз с начала войны я стоял вахтенным командиром в надводном положении в реальной боевой обстановке и нервы у всей вахты были очень напряжены. И тут началось… Каждые 2-3 минуты из центрального поста на мостик неслись запросы:

– На мостике!

– Есть на мостике! – отвечает вахтенный командир.

– Разрешите команде обедать! (Ужинать и т.п.).

– Разрешаю! – отвечает вахтенный командир.

– На мостике!

– Есть на мостике! – отвечает вахтенный командир.

– Разрешите вынести мусор!

– Разрешаю! – отвечает вахтенный командир.

[191]

– На мостике!

– Есть на мостике! – отвечает вахтенный командир.

– Разрешите выйти на мостик!

– Разрешаю! – отвечает вахтенный командир.

– На мостике!

– Есть на мостике! – отвечает вахтенный командир.

– Разрешите подсушить трюм V (или другого) отсека!

– Разрешаю! и т. д., и т. п.

Выходящие на мостик начинают закуривать, пытаются заговорить с вахтой или о чем-нибудь спросить вахтенного командира. Даже командиры лодок полагали для себя возможным вступать в разговоры, прямо не относившиеся к несению вахты.

Все это мне казалось не только неправильным, но и опасным. Собственно, я был в этом убежден и поэтому позволил себе обратиться по этому поводу к командиру "К-2" Василию Прокофьевичу Уткину. Командир посмотрел на меня с сожалением и спросил:

– Кто вам разрешит вводить новый порядок? Конечно, он предполагал с моей стороны попытку лишить власти вахтенного командира (или, боже упаси, командира лодки). Я больше не пытался изменить существующий порядок на мостике, но остался при своем мнении. Ведь наши дизельные ПЛ больше половины времени пребывания в море находятся в надводном положении и порядок несения вахты на мостике должен обеспечивать максимальную безопасность. Личный состав вахты должен заниматься только наблюдением за обстановкой и ничем больше. И никто не имеет права отвлекать вахту посторонними разговорами и обращениями.

Все мои доводы не изменили точку зрения Уткина. Вдобавок ко всему, на лодку к этому времени был назначен новый старпом, мой однокашник по училищу Григорий Галаган. Он только что окончил курсы старпомов в УОПП им. Кирова. Меня же, окончившего Училище им. Фрунзе по первому разряду и имевшего право после года службы на флоте продолжить

[192]

свое образование, не пустил учиться на курсы старпомов командир бригады Д. А. Павлуцкий. Придется сделать небольшое отступление и объяснить, почему так получилось.

В 1940 году на Северный флот прибыл недавно назначенный на должность Народного Комиссара Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов. Нас предупредили, что Нарком и командующий СФ контр-адмирал Головко прибудут на лодку. В этот день командир ПЛ Уткин был дежурным по бригаде, тогдашний старпом Моисеев был дежурным по дивизиону ПЛ и командир лодки приказал мне построить личный состав ПЛ на носовой палубе и доложить Наркому. Так и было сделано. Мне запомнилось, как реагировал Нарком на мой доклад:

– Товарищ Народный Комиссар, личный состав подводного крейсера "К-2" построен для смотра корабля. Доложил лейтенант Арванов!

Не отнимая руки от головного убора, Нарком спросил меня:

– Как вы сказали, лейтенант, крейсера?

Я ответил:

– Так точно, крейсера!

Нарком повернулся к командующему и сказал:

– А что, лейтенант прав – крейсера!

В I отсеке я докладывал Наркому о торпедных аппаратах и новом приборе дистанционного управления торпедной стрельбой из боевой рубки. Внезапно мой доклад был перебит одним из сопровождавших Наркома, капитаном 1 ранга, который доложил, что система еще не принята и не работает. В ответ на это я, в свою очередь, доложил Наркому, что система работает, и я могу это показать – набрать из рубки любую комбинацию стрельбы из торпедных аппаратов. Нарком, посмотрев на капитана 1 ранга, сказал мне:

– Продолжайте, лейтенант!

Для доклада о минном устройстве все перешли в IV отсек. И снова мой доклад перебил тот же капитан 1 ранга, который доложил Наркому, что минное устройство от промышленности не принято и вообще

[193]

таких мин, которые могли бы быть использованы на лодке, промышленность еще не производит.

Я возразил и доложил Наркому, что система испытана, была произведена минная постановка на Балтике и на лодке в минно-балластной цистерне находится 20 боевых мин. Нарком снова посмотрел на капитана 1 ранга и сказал мне:

– Продолжайте, лейтенант!

И я продолжил доклад, но, видимо, не на пользу себе. В марте 1940 года я подал рапорт по команде с просьбой командировать меня на курсы старпомов и получил его обратно с резолюцией: «Отказать. Командир БПЛ капитан 1 ранга Д. А. Павлуцкий». Такой ответ меня озадачил. Командир дивизиона Гаджиев разрешил мне обратиться лично к командиру бригады. Впервые за время службы на «К-2» я зашел в штаб бригады, нашел кабинет комбрига, постучался, зашел и был очень удивлен – за столом сидел тот самый капитан 1 ранга, который вмешивался в мои доклады Наркому и доклады которого Наркому я публично опровергал. Мне все стало ясно, но комбриг сам меня спросил, по какому вопросу я к нему обращаюсь. Я доложил, что имею право на продолжение учебы как окончивший Училище по первому разряду. На это комбриг раздраженным тоном заявил:

– Невские лейтенанты мне не нужны. Служите здесь, изучайте театр и флот!

Я попросил разрешения, вышел из кабинета и на курсы старпомов так и не попал. Меня догнали по службе те офицеры, которые кончили Училище позже меня.

Но нет худа без добра. В июле 1942 года я был назначен старпомом на ПЛ "К-21". Плавая на "К-2", я набрался опыта войны и начальство решило, что можно обойтись и без курсов.

Поскольку старпом отвечает на лодке за организацию службы, я решил серьезно приступить к решению вопроса о новой организации, чего мне не удалось сделать, плавая на "К-2". Прежде всего, нужно было тщательно разработать новую идеологию.

[194]

Мостик ПЛ ― это передовая линия фронта. Весь личный состав верхней вахты – это бойцы, находящиеся на этой линии. В состав верхней вахты входили вахтенные командиры – старпом, командир БЧ-II-III (минно-торпедной боевой части), командир торпедной группы этой части и наблюдатели, по 3 человека на смену, всего 9 человек – из рулевых, комендоров, торпедистов. В боевой рубке на вертикальном руле – боцман и командир отделения рулевых-сигнальщиков, на машинном телеграфе – старшина группы комендоров и старшина торпедной группы. В боевой рубке посты двухсменные, они не на мостике, волна и ветер до них не достают. Все доклады из ЦП на мостик отменяются, за исключением аварий внутри прочного корпуса. Вся служба внутри прочного корпуса – это тыл корабля, повседневная служба обеспечения работы всех механизмов и распорядка дня.

Каждый наблюдатель в своем секторе систематически и аккуратно ведет наблюдение за морем и воздухом. При появлении опасности – перископ ПЛ, след торпеды, самолет, мина прямо на носу или близко от борта лодки, в темное время суток силуэт корабля– он громко докладывает об этом, показывая рукой направление на обнаруженную опасность; остальной личный состав наблюдателей срочно уходит в лодку. На мостике вахтенный командир принимает меры по уклонению от опасности, дает команду на руль, машинный телеграф или производит срочное погружение, уклоняясь от самолета или таранного удара. О появлении в секторе неопознанных предметов наблюдатель докладывает вахтенному командиру обычным голосом, предварительно обратив внимание – положив руку на его плечо. Больше никаких разговоров на вахте не ведется

Дополнительной обязанностью вахтенного инженер-механика является обеспечение порядка выхода личного состава на мостик – не более двух человек сразу, без предварительного запроса и разрешения вахтенного командира. Решения по выполнению рас-

[195]

порядка дня (обед, чай и т. п.) вахтенный инженер-механик принимает самостоятельно, без доклада на мостик Вынос мусора и осушение трюмов регулируются вахтенным штурманом, которому известно местонахождение лодки и который обязан предотвратить ее демаскировку.

Каждый наблюдатель должен иметь свой бинокль, который подгоняет к особенностям своего зрения.

По моему глубокому убеждению, только такая система организации службы на мостике могла обеспечить наибольшую безопасность и наивысший боевой успех в надводном положении ПЛ.

Тем не менее, внедрение этой организации службы началось с крупного скандала и могло окончиться для меня очень плохо. Проинструктировав 17 августа очередную смену верхней вахты, с которой я заступал вахтенным командиром, и предупредив вахтенного инженер-механика, чтобы наверх на мостик выходили с его разрешения и не спрашивали ни о чем вахтенного командира, я поднялся на мостик и начал наблюдение.

Уж не знаю, как это получилось, но вахтенный инженер-механик Липатов прозевал – на мостик полез моторист Иван Мац с ведром мусора. Остановившись на срезе верхнего люка и поставив ведро перед собой, он, как и все мотористы после долгого пребывания у грохочущих дизелей, заорал, как мне показалось, не своим голосом:

– Товарищ вахтенный командир, разрешите выбросить мусор!

От такого крика я прямо опешил, а потом меня взяла ужасная досада – ведь я предупредил нижнюю вахту, наверху так тихо, и вдруг подобное безобразие! Я пнул ногой ведро, которое тут же загремело вниз в люк, и так зарычал на Маца: "Вон с мостика!", что он, по-моему, догнал упавшее вниз ведро.

Дальнейшие события разворачивались следующим образом. Бледный перепуганный Мац побежал прямо к Лунину и доложил ему:

– Товарищ командир! Старпом дерется!

[196]

То есть как дерется? – изумленно спросил Лунин. – Что он, пьяный, что ли?

– Не знаю, но он дерется!

– Черт знает, что такое!

Лунин оделся и поднялся на мостик.

– Старпом, в чем дело, чего ты дерешься?

– Товарищ командир, я не могу с Вами разговаривать, – ответил я.

– То есть как это? Почему ты вдруг не можешь? – изумленно спросил Лунин.

– Смените меня. Я на вахте и говорить с Вами не могу. Пусть меня сменит Ужаровский, – сказал я.

– Черт знает, что такое! – сказал Лунин и ушел вниз.

Через 20 минут, отстояв в темноте положенное время, наверх вышел Ужаровский и спросил недоуменно меня:

– В чем дело, что случилось?

Я коротко объяснил ему. Он сказал:

– Ну, помогай тебе бог!

И я сошел с мостика, сдав ему вахту.

Лунин ждал меня в своей каюте и, когда я появился, спросил:

– Старпом, ты понимаешь, такие штуки команда никому простить не может и тебе, возможно, придется расстаться с кораблем?

– Да, товарищ командир, я это понимаю, – сказал я.

– Тогда по возвращении на базу напиши рапорт о своем желании перейти служить на другую лодку.

– Хорошо, товарищ командир, я это сделаю.

– Ну, а теперь скажи мне, чего ради ты его побил?

– Я его не бил, товарищ командир, я ударил ногой по ведру, а он просто перепугался!

– Но хоть за что ты его так шуранул с мостика?

– Товарищ командир, это длинный разговор…

– Ничего, мне это интересно, – сказал Лунин, – я тебя слушаю, давай рассказывай….

– Товарищ командир, у верхней вахты, обеспечивающей нашу безопасность в надводном положении, единственные "технические средства" наблюдения – это глаза, уши и чувство высокой ответственности

[197]