355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Абатуров » Тихая пристань » Текст книги (страница 12)
Тихая пристань
  • Текст добавлен: 21 марта 2017, 04:00

Текст книги "Тихая пристань"


Автор книги: Константин Абатуров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Две зари

– Может, остановимся в том углу, Павел Павлыч? – сбавляя ход моторки, кивнул Николай на блеснувший впереди чешуйчатый клин полоя, врезавшийся в низкий камышовый берег.

Сулоев, не по сезону тепло одетый в ватные штаны, стеганку и меховую шапку, массивный, похожий на глыбу, пошевелился и, придерживая на коленях тугой рюкзак, закачал головой:

– Не годится. Я ж говорил: основная дичь в Жарках. Туда и двигай! – Он перекинул через сиденье ноги и раскрыл рюкзак. – Не скоро мы туда доберемся, давай-ка закусим.

Николай отказался. Он снова погнал моторку. А Сулоев, жмуря от стеклянной россыпи брызг маленькие, с припухшими веками глаза, стал извлекать из мешка снедь. Потом появилась фляжка в чехле. Приложившись к ней, он поморщился, сунул в рот огурец и, с хрустом пережевывая его, подмигнул:

– Калории. Без них, батенька, нельзя в нашей бурной жизни.

Николай Мальцев мало знал своего шефа. Прошел всего месяц с небольшим, как Сулоев приехал на лесопункт и занял должность начальника. За это время близко он виделся с ним только один раз, когда получал премию. Было это вечером в клубе. Поздно вернувшись из третьего рейса и разгрузив на нижнем складе свой лесовоз, Николай, усталый, пропахший бензином и хвоей, пошел домой, но на половине пути его окликнул посыльный: «В клубе тебя ждут, иди!» – «Это еще зачем?» – «Начальство зовет!» Пришел, а там полно народу. Он попятился было к дверям: неудобно в рабочей одежде. Но начальник, сидевший за красным столом на сцене, крикнул через зал:

– Проходи, чего там!..

И вручил ему пакет с деньгами. Руку пожал и даже по плечу похлопал.

После этого Николай не встречался с Сулоевым, но зато слышал, что о нем говорили шоферы. Один радовался, что начальник списал с него пережог горючего, велел только побольше давать кубов. Другой хвалился: «А с меня ни копейки не взыскал за поломку заднего моста, только поругал и тоже велел кубы выставлять». Считали его добряком. Многие шоферы к нему шли с просьбами.

Шофером Николай работал пятый год. И все на Сосновском лесопункте, ближайшем к Волжскому морю. У него и отец жил здесь и тоже был шофером. Николай смутно помнил отца, но по рассказам матери он представлял себе, какой это был сильный и честный человек, как все уважали его в поселке. Николаю хотелось быть во всем похожим на него, даже внешне. Такой же, как у отца, был у него вихрастый чуб, такая же узкая щетка усов темнела на суховатом смуглом лице. Только ростом, как говаривала мать, он был немного меньше бати и чуточку поуже в плечах.

…Шум мотора изредка вспугивал уток, они стайками поднимались с воды вдалеке от лодки и, набирая высоту, летели в сторону.

– Видишь, не допускают, а в Жарках не пугливые, – кивал Сулоев, заканчивая еду. – Там знаешь сколько набьем? Десятками будем считать.

– Куда же столько? – возразил Николай.

– Найдем куда… Какой же охотник без азарта? Вот подожди, скоро чертить полетит. С севера. В Жарках тучи ее соберутся.

Положив в рюкзак остатки еды, Сулоев облизнулся.

– А все-таки наш чирок лучше северной утки. Вкуснее. Жирнее и нежнее мясо. Одним словом, букет!

– Вы, видать, всякой дичи отведали?

– Еще бы! Я, батенька, с мальчишества не расстаюсь с ружьишком. Скажу тебе по секрету – меня и на лесную работу потянула матушка-природа. Она мне на ухо шептала: дружи, слышь, со мной, не обижу. Каково, а? – засмеялся Сулоев.

Впереди показался большой остров со стогами сена. Как только лодка приблизилась к нему, Сулоев попросил остановить ее и послал Николая за сеном для «ночной постельки». Мальцев послушно выполнил просьбу.

– Теперь порядок! Тепло нам будет ночью. В сене, если хочешь знать, законсервированы солнечные лучи. Продукт природы! А ну-ка, прибавь ходу!

Через час открылся и Жарковский полой. Весь он зарос осокой и тростником, лишь на середине поблескивали небольшие зеркала воды.

Перед полоем Сулоев велел остановить моторку и, как только она ткнулась в вязкий берег, поднялся.

– Надуй мне «резинку», а я малость разомнусь.

«Резинкой» Павел Павлович называл маленькую надувную лодку. Выходя на берег, он взял топорик и вскоре вернулся с тремя молодыми дубками.

– На-ка, пригодятся на таганок. Чай, на супишко-то сегодня набьем, – ухмыльнулся он.

«Зачем же он дубки?..» – подумал Николай. А Сулоев меж тем посмотрел на небо, чистое, безоблачное.

– Ти-ши-и-на-а-а, – протяжно проговорил он. – Райская будет зорька.

Они разъехались в разные стороны. Сулоев – на «резинке», Николай – на лодке с выключенным мотором. Сулоев взял с собой корзинку с подсадными утками, а Николаю дал чучела.

– Завтра поменяемся, – указал он на подсадных.

Без особой предосторожности пробирался Николай через тростник. Несколько уток взлетело из-под самого носа лодки, но он даже не поднял ружье. Нехорошо было у него на душе. И отчего бы? Ведь погода и впрямь райская, а чего еще надо охотнику?

Вскоре он остановился в камышах перед широким разводьем, местами затянутым ряской. А дальше виднелась синяя кромка берегового леса. Солнце спустилось низко, красноватые лучи легли на ближайший край, слегка подрумянивая воду, ряску, танцующую мошкару. Было по-летнему тепло. Пахло йодистым настоем водорослей, сладковатым соком тростника. Как сюда не прилететь уткам на кормежку!

И верно, как только солнце провалилось за лес, сторожкий полумрак вздрогнул, в высоте с присвистом пролетела стайка уток и шлепнулась в воду метрах в сорока от Николая. Слышно стало негромкое кряканье.

Утиные голоса приближались. Николай наконец поднял ружье. Видимо, он выдал себя, потому что птицы тотчас взлетели. Охотник выстрелил влет. Одна утка кувыркнулась в вышине и, описав полукруг, упала у противоположного края разводья. «Подберу потом», – решил Николай.

Он стал ждать новых стай. Сейчас ему захотелось стрелять еще и еще, чтобы потом предстать перед Сулоевым с богатыми трофеями. Пусть тот не очень-то гордится!

Вот снова послышалось азартное шорканье, снова раздались всплески, но где-то вдалеке. Николай никак не мог заметить птицу, видел только, как в потревоженной воде покачивалась яркая звезда. Вдруг звезда пропала, на месте ее появилась утка. Выстрел отнес ее в сторону, звезда снова закачалась.

Охота продолжалась до тех пор, пока выползшие из-за леса облака не закрыли все небо. Стало темно. Николай покричал Павлу Павловичу, и вскоре к моторке бесшумно подплыла «резинка».

– Сколько? – отдуваясь спросил Сулоев.

– Четыре.

– А я только трех взял. Подранков не нашел, скрылись, канальи, – пожаловался Павел Павлович и махнул рукой: – А ну и шут с ними! Впереди еще целый день, настреляю новых. Поедем на ночлег.

Причалили они к лесистому берегу. Хотя было и поздно, но Сулоев развел костер. Без охотничьего супа, подкрепленного «калориями» из фляжки, он не мог лечь. На этот раз он был неразговорчив, сразу после еды завалился на сено в моторку и захрапел.

А Николай долго еще сидел у костра. К нему сон не шел. Глядя на золотую россыпь углей, он думал о прошедшем дне, прислушивался к звукам ночи. Где-то жалобно, с пристоныванием, крякнула утка. Он приподнял голову: небось сулоевский подранок. Сколько их тут?

Он взглянул на моторку. Сулоев лежал неподвижно, храпя все громче. Таким сном, говорят, спят праведники. Но ему, Николаю, досаждал этот храп, и какая-то смутная тревога стала подкатываться к сердцу. Раньше он ездил на охоту с ребятами из своей бригады, и ему было хорошо. А вот с ним, с добрым Павлом Павловичем, не так. Хоть он и опередил своего шефа по трофеям, но у него не получилось того торжества, о котором думал на зорьке.

Костер догорал. Ночь плотнее сжималась вокруг Николая, и в ней все больше и больше прибавлялось разных звуков, шорохов. Потом их заглушил шум ветра, набежавшего невесть откуда. Он привел в движение уснувший лес. Затрепетала листва прибрежных берез, глухо загудели верхушки старых елей. Вдруг брызнул дождь, мелкий, колючий.

Николай встал, проверил, надежно ли установлена лодка на отмели, затем вытащил из-под кормы брезент, накрыл им спящего Сулоева и, постояв еще немного, сам нырнул под брезент и зарылся в сено.

В сене в самом деле было тепло. Ничего не скажешь: знал толк Сулоев в устройстве ночлега. Николай закрыл глаза. Монотонный шум дождя, тепло, слегка дурманящий запах сена – все это сейчас гасило в нем волнения, успокаивало, погружая его в сладкую истому.

Перед рассветом Сулоев разбудил Николая.

– Поедем, пора. Оставить подсадных?

– Не надо.

– Как хочешь. Ну, ни пуха ни пера. Соберемся здесь на очередную похлебку в десять ноль-ноль.

Сулоев опять уехал на «резинке». А Николай продолжал лежать. Небо очищалось от туч, ветер затихал. От воды тянуло свежестью, над оконцами курился туман. Николай стал наблюдать за ним: если туман будет подниматься, то снова соберется дождь. Нет, белесая путаница тумана крепко прижималась к воде, цепляясь за камыш. Значит, день будет солнечный. Значит, и зорька будет хорошая.

Вот раздались уже и выстрелы. Сулоев дает знать о себе.

Николай поднялся, ополоснул лицо холодной водой и взял ружье. Может, стоит все же посостязаться с ним? Охота есть охота. Он сдвинул лодку с мели и поехал. Остановился у маленького островка, покрытого низкой, будто подкошенной, осокой, которую посеребрили первые лучи солнца. Однако утки сюда не летели. Николай не огорчался, терпеливо ждал.

Давно уже растаял туман, и теперь все ожило. Тихо звенел чистый воздух. В этом неумолчном тонком звоне сливались воедино все звуки: и одиноких стрекоз, что летели над синим зеркалом воды, шаркая по верхушкам тростника сухими крылышками, и разбуженных теплым восходом нарядных бабочек, перелетавших с листочка на листок, и маленьких птичек-камышовок, занятых своими хлопотами, и невесть откуда появившихся шмелей…

Красота! И Николай радостно улыбнулся. Хотелось без конца смотреть и смотреть на этот мир.

Вдруг он встрепенулся от неожиданного шороха, донесшегося со стороны. И застыл, когда увидел невдалеке летящую огромную птицу. Она широко и, как показалось Николаю, устало размахивала крыльями, направляясь прямо к островку. На островок и опустилась. Несколько раз переступив, птица подтянула к пышному животу ногу, оставшись стоять на другой, тонкой, окрашенной в желто-коричневый цвет, как будто она надела щегольской сапожок. Николай понял, что это цапля, редкая для здешних мест птица.

Несколько секунд цапля стояла неподвижно, как изваяние. Грациозно вытянув длинную точеную шею, отливающую серебром, она прислушивалась к звукам, и Николай, чтобы не выдать себя, затаил дыхание, стараясь получше разглядеть южную гостью. Приподнятое трепетно-гибкое тело ее в светло-сером оперенье, с черно-радужным хвостом было удивительно изящно. Сейчас птица стояла к Николаю спиной, поэтому он не видел ее глаз. А когда она повернула голову с красным клювом, то увидел и глаза, окруженные оранжевыми колечками.

Кажется, она заметила охотника, потому что вздрогнула, приподняла крылья, как бы готовясь взлететь. Но Николай не шелохнулся, и цапля снова сложила крылья, приподняв голову. Теперь охотник еще разглядел у нее треугольную щетку синих перьев на зобу, служащую, видно, для того, чтобы она защищала грудь от ветров.

Наконец цапля тронулась с места и пошла к воде, высоко и плавно выкидывая ножки.

«Будет кормиться», – подумал Николай и снова замер. Нельзя ей мешать. Ведь она перед большим стартом – в скором времени полетит на далекий юг, наверное, в Африку, чтобы весной снова вернуться на Волжское море.

Вскоре птица скрылась в камышах, Николай слышал только сторожкие шаги ее. Но через некоторое время цапля, хлопая крыльями о стебли камышей, поднялась и поспешно полетела вдаль: чего-то, видно, испугалась. Николай помахал ей рукой:

– Не бойся, человек не тронет тебя!

Больше нечего было делать Николаю в укрытии. Он выгреб лодку на открытое место и поплыл к месту условленной встречи с Сулоевым. Там, на берегу, он и подождет Павла Павловича.

Он разжег костерок. Надо было варить охотничий суп. Для супа выбрал самую большую утку. Пусть понаслаждается неуемный шеф! Небось устал и отощал.

Сулоев не заставил долго ждать себя – быстро приехал на дымок. Был он очень оживлен, радостен. Еще издали начал докладывать о своих трофеях.

– Двадцать штук, из них восемь крякв. Каково? А у тебя?

– Без прибавки.

– Неважно, батенька. А из-за себя: почему не взял подсадных.

– Так я не обижаюсь…

Сулоев шумно причалил «резинку» к моторке, подошел к костру, принюхался.

– А похлебка, кажись, готова? Спасибо!

Проворно разостлал на траве газету, выложил на нее вое остатки съестного и фляжку, затем водрузил сюда же котелок с клокочущим, душистым супом и воскликнул:

– Пожалуйте к столу!

Сулоев опять принюхался к супу, расширив толстые, мясистые ноздри.

– А этот вроде лучше моей, вчерашней похлебки. Еще раз хвалю за успех. – Открыв фляжку, он налил в пластмассовые стаканчики: – Ну-ка, господи благослови!

Николай отказался от выпивки.

– Ну и товарищ… – поморщился Сулоев и замолчал.

Молчал и Николай. Теперь ему досаждало все: и то, как Павел Павлович аппетитно ел, обсасывая каждую косточку, и как тыльной стороной руки вытирал жирные губы и подмигивал: «Королевский супок».

Ел он долго, не оставив в котелке ни капли. Насытившись, прилег на луг, закинув руки за голову. Глядя на первые паутинки, знаки осени, он даже прочитал первые строчки тютчевского стихотворения:

 
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора…
 

– Как, дельно сказано, Мальцев? – повернулся он к Николаю.

Тот кивнул.

– Да ты что в самом деле раскис? – приподнялся на локоть Сулоев. – Ну, будь пободрее! Эх, погоди-ка…

Он зашагал к резиновой лодке, порылся там и вдруг поднял над головой большую птицу с беспомощно опущенной головой.

– Забыл показать тебе эту красавку!

Николай бросился к Сулоеву. Неужели она, цапля?

Да, это была она, та самая, которой он любовался всего какой-нибудь час назад, которая стояла перед ним во всей волшебной красе. Как же он посмел?

– Что, понравилась? – ухмыльнулся Сулоев, оглядывая птицу. – Бери, не пожалею.

Николай, мрачнея, отрицательно покачал головой.

– Не надо? Ну, и мне ни к чему, – сказал Сулоев и, размахнувшись, бросил цаплю в осоку. Николай успел заметить: у птицы по-прежнему ярко горели оранжевые колечки вокруг глаз.

Он круто обернулся к Сулоеву:

– Вот что… Моторка в порядке. Можете ехать. А я…

– Что ты? – удивился Сулоев.

Посмотрев в последний раз на зеленый полой, на мертвую цаплю, притоптав затухающие головешки, Николай закинул за плечи вещевой мешок, ружье и, не оглядываясь, зашагал в глубь леса, где вилась тропа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю