Текст книги "Полководцы гражданской войны"

Автор книги: Константин Паустовский

Соавторы: Сергей Голубов,Леон Островер,Николай Кондратьев,Михаил Палант,Гайра Веселая,Иван Обертас,Анатолий Мельчин,Иван Мухоперец,Кирилл Еремин,Александр Тодорский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

В последующих боях стратегический план Врангеля был окончательно сорван. Три дня шло наступление красных войск. Белые решили, что войска А. И. Егорова выдохлись, и попробовали восстановить положение. Но не тут-то было!

За трое суток в тылу красных полков выросла сильная укрепленная полоса. Так возник знаменитый Каховский плацдарм.

В сентябре Врангель предпринял новое наступление, пытаясь вырваться в Донбасс. Ему удалось захватить Мариуполь и Александровск (ныне Запорожье). Переправившись через Днепр, белые попытались зайти в тыл Каховскому плацдарму. Но красноармейцы 9-й стрелковой дивизии героически отбили все атаки превосходящих сил противника.

Врангель не смог вырваться из Крыма, и его войска оказались наглухо запертыми на полуострове.

Образование Каховского плацдарма создало стратегические условия для последующего освобождения Крыма.

Отгремела гражданская война. Советский народ получил, наконец, возможность залечить раны и приступить к строительству социализма. Росло и крепло первое в мире рабоче-крестьянское государство. Росла и крепла доблестная рабоче-крестьянская армия – надежный страж завоеваний трудящихся.

И в дни мира кавалер трех орденов Красного Знамени и Почетного революционного оружия А. И. Егоров отдает все свои силы, весь свой незаурядный организаторский талант и знания строительству Советских Вооруженных Сил.

В эти годы он последовательно занимает должности: командующего войсками Киевского и Петроградского военных округов, Кавказской краснознаменной армией, войсками Украины и Крыма, Белорусского военного округа, члена Реввоенсовета СССР. А. И. Егоров вместе с М. В. Фрунзе и К. Е. Ворошиловым работает в Комиссии по реорганизации Красной Армии. Его имя пользуется в стране глубокой любовью и уважением. Трудящиеся избирают А. И. Егорова членом ВЦИКа.

В 1931 году Александр Ильич Егоров назначается на важнейший пост начальника Генерального штаба РККА.

В 1935 году ему наряду с четырьмя другими наиболее выдающимися и заслуженными военачальниками Красной Армии – К. Е. Ворошиловым, М. Н. Тухачевским, С. М. Буденным и В. К. Блюхером – присваивается высшее воинское звание Маршала Советского Союза.

Мне приходилось и в эти годы несколько раз встречать Александра Ильича. Виски его посеребрились сединой, около глаз появились морщины. Он был все таким же жизнерадостным, скромным, не кичащимся постами и званиями, каким я его знал на фронте, безгранично преданным делу коммунизма, уверенным в его скорой победе.

В памяти встают эпизоды незабываемых дней первой пятилетки. Быть может, тем, кому сейчас 17–18 лет, на чьих глазах были подняты необъятные целинные степи, созданы атомные электростанции и взвились в небо советские космические ракеты, кому предстоит стать активным участником нового грандиозного подъема социалистического народного хозяйства, цифры нашей первой пятилетки и кажутся на первый взгляд до удивления скромными. Но именно тогда трудящиеся первого в мире государства рабочих и крестьян в необычайно трудных условиях воздвигали нерушимый фундамент социалистической промышленности и сельского хозяйства.

Царская Россия оставила нам в наследство отсталую, слабую промышленность, в том числе и военную. Для того чтобы оградить молодую Советскую страну от агрессивных вожделений империалистических держав, чтобы советские люди могли свободно строить новое социалистическое общество, нужна была сильная Красная Армия, сильная военная индустрия. И партия поставила задачу – в кратчайшие сроки такую индустрию создать.

К руководству этим важным делом были привлечены и крупные военные специалисты. Вот почему я не удивился, когда меня однажды срочно вызвали к А. И. Егорову как к члену Коллегии военной промышленности Высшего Совета Народного Хозяйства. Александр Ильич, как всегда, приветливо, долго и подробно расспрашивал о моей поездке, в Тулу, на некоторые тамошние предприятия. В частности, я рассказал Егорову о больших неполадках, которые имели место в специальном я гражданском строительстве города. Поражали непомерно раздутые штаты во всяких строительных конторах и управлениях и – что в это время было особенно важно – совершенно, неправильное, преступное использование квалифицированных специалистов. Например, на строительстве четырех небольших трехэтажных домов топталось 96 архитекторов, инженеров, техников, хозяйственников, что не помешало, между прочим, грубейшему нарушению строительных правил. А между тем на строительстве объектов оборонного значения до зарезу не хватало инженеров, техников, прорабов.

Пожалуй, никогда раньше, даже на фронте, мне не пришлось видеть Александра Ильича таким разгневанным.

– Да, Иван Михайлович, – сказал он в конце концов. – Это тебе не то, что шашки вон, в атаку, марш! Там враг виден сразу, здесь его нужно еще распознать. Время сложное. Некоторые специалисты не верят в революцию, стали на путь торможения и даже вредительства. Другие заняли выжидательную позицию: не вредят, но и не помогают. Чтобы сломить сопротивление старых специалистов, привлечь их к строительству социализма, нам нужно бороться. Учеба и работа, работа и учеба – вот путь, который приведет нас к победе и на этом фронте.

Из кабинета Егорова я вышел словно заряженный энергией. Что же касается тульских строительных организаций, то порядок там вскоре был наведен и, как я понял, не без вмешательства Александра Ильича.

И впоследствии, даже при коротких встречах, он никогда не упускал возможности порасспросить, как обстоят дела в промышленности, что нового в технике и т. д. И это не случайно: один из создателей советской кавалерии, А. И. Егоров стал одним из инициаторов реорганизации Красной Армии на новой технической основе. Ему, в частности, принадлежат большие заслуги в деле создания мощных бронетанковых войск.

Хочется отметить еще одну черту Александра Ильича, которая не могла не запечатлеться в памяти всех, кто знал его лично: необычайное человеческое обаяние, какое-то особое добродушие, сплавленное со стальной, волей. Многие ветераны Советской Армии по сей день помнят покоряющую егоровскую улыбку, его мягкий народный юмор. Обладая великолепным баритоном, Александр Ильич замечательно пел. Иногда в кругу друзей он вместе со своей женой, профессиональной актрисой и пианисткой, устраивал настоящие концерты.

Поразительно скромный, А. И. Егоров не терпел возвеличивания своей личности.

Ни одному тогдашнему корреспонденту ни разу не удалось добиться от Александра Ильича рассказа о себе. Даже в своих двух книгах «Разгром Деникина» и «Львов – Варшава», описывая боевые действия подчиненных ему войск, А. И. Егоров сумел ни одним словом не обмолвиться о своей роли в крупнейших сражениях гражданской войны.

Последний раз я видел Александра Ильича в кабинете Наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе после осмотра нового советского автомобиля. Вспоминаю его слова:

– Вот американцы смеются над нашими машинами. Что ж, это их право – они идут пока впереди нас. А все же мы их догоним и перегоним. Я верю, что это сбудется, и ждать придется не так долго…

Таков был Александр Ильич Егоров – талантливый советский военачальник, мужественный солдат, простой и скромный товарищ, один из выдающихся строителей и полководцев победоносной армии Страны Советов.

К. Паустовский
ВАСИЛИЙ БЛЮХЕР

До сих пор мы еще плохо знаем, как создаются народные легенды. Они возникают на степных шляхах, в лесах, у догорающих ночью костров. Их рассказывают бывшие бойцы, сельские школьники, пастухи. Их поют дрожащими голосами лирники, ашуги и акыны.

Легенды рождаются как ветер. Они шумят над страной и передаются из уст в уста. Они разносят славу побед и гордость народа своими сынами и дочерьми. Народ награждает лучших людей прекрасными легендами, точно так же как правительство награждает их званием Героя.

Легенда – это всенародное признание, проявление любви и благодарности.

Имя Блюхера окружено славой освободителя. Ни один из завоевателей – полководцев прошлого – не мог сказать, как Блюхер:

– Волочаевская эпопея показала всему миру, как умеют драться люди, желающие быть свободными.

Слава Блюхера – это отблеск славы величайшей в мире революции. Блюхер был рожден и воспитан ею. Он ее сын, ее солдат и один из ее полководцев. Он обладал качествами, свойственными гражданину социалистической страны и полководцу рабочей армии. Он был спокоен и скромен, смел и находчив, упорен и тверд.

Василий Константинович Блюхер – волжанин. Родился в 1889 году. Всего полтора года он учился в сельской школе, потом его отвезли в Петербург и отдали «мальчиком» в магазин.

Жизнь этих «мальчиков при магазине» была невыносимой. Их били за каждую пустяковую провинность или просто так, без нужды, чтобы «выбить дурь». У приказчиков существовала традиция непрерывно глумиться над ними. Их заставляли работать почти круглые сутки: мести и мыть полы, перетаскивать тяжелые товары, разносить по городу покупки, прислуживать хозяину и его подручным. Их воспитывали по-купечески: «не обманешь – не продашь», «не пойман – не вор». Обстановка мелких краж и злобы окружала этих худых, без кровинки в лице, маленьких рабов.

У Блюхера не было детства. В петербургской лавке, на побегушках, он сразу же, без всяких подготовок узнал и возненавидел тогдашнюю жизнь, отталкивающее лицо старого строя.

Из магазина Блюхер еще подростком ушел на завод. Он работал на франко-русском заводе Берга. Все свободное время он читал запоем, без разбора.

У Блюхера, как и у Горького, единственной школой, единственным его университетом в молодости были книги и люди.

Сила книг, сила знаний, добытых из этих книг, была в те времена различна для людей разных классов. Блюхер сам вырывал знания из книг, он их искал всюду. Его пытливость была неистощима. Поэтому знания и обогащали его во сто крат сильнее, чем сыновей других классов, сыновей буржуазии, учившихся в гимназиях и университетах в силу обязанности или традиции.

Обширные знания дают закалку революционному темпераменту. Эту закалку Блюхер начал приобретать с мальчишеских лет.

В 1909 году, когда Блюхер поступил рабочим на Мытищинский вагоностроительный завод под Москвой, он уже был юношей-революционером с ясной головой и твердой волей.

Были годы реакции. Их звали тогда безвременьем. Смысл этого слова почти непонятен молодому советскому поколению. Это слово умерло с первых же дней революции.

Безвременье – это серые, долгие годы приглушенной, почти потухшей легальной общественной мысли, годы ожидания, годы жестоких расправ царского правительства со всем живым и беспокойным, что еще оставалось в стране.

Но безвременье существовало преимущественно для интеллигенции. На закопченных заводах, в дощатых домах рабочих окраин шла напряженная жизнь. Революционная мысль и революционный гнев росли, крепли, захватывали все более широкие пласты рабочих масс и городской бедноты, ремесленников и крестьян. Большевистская партия упорно работала в подполье.

Бойцы 1-й дивизии внеочередного формирования принимают присягу. Тамбов, 16 мая 1918 г. Текст присяги зачитывает Н. И. Подвойский, рядом – начдив В. Киквидзе.

1-я свободная революционная батарея, прибывшая из Саратова на помощь Царицыну. 1918 г.

В 1910 году молодой мытищинский рабочий Блюхер впервые выступил как революционер. С каменной тумбы на заводском дворе он произнес перед рабочими горячую речь. Он призывал к забастовке. За это был приговорен к 2 годам 8 месяцам тюрьмы.

Тюрьма была для Блюхера продолжением революционной школы. Для истинных революционеров даже годы сидения в одиночке никогда не пропадали даром, тюрьма делала их непримиримыми, уничтожала без остатка мысль о возможности мирного пересоздания общества.

С первых же дней европейской войны Блюхер был взят в армию. Он был простым солдатом, рядовым, но прежде всего революционером.

Не было лучшего места для роста революционного сознания и для революционной работы, чем затоптанные поля сражений, сгоревшие местечки, залитые глинистой водой окопы. Громадные армии, миллионы рабочих и крестьян, одетых в шинели и папахи, были согнаны на эти поля убивать и умирать во имя прибылей, рынков, торговых сделок.

Нищие, измаявшиеся от непонимания своей беды крестьяне, растерянные, не знавшие, где враги, где друзья, месили кровавую грязь, отступая без снарядов, без патронов, озлобленные, ежеминутно готовые к восстанию. Слово «измена» катилось по фронтам и еще больше мутило головы солдатам.

Позади, за спиной ждала нищета, бесправие, голодный тиф. Впереди – ураганный огонь, немцы, бессмысленная смерть. Чудовищный, еще небывалый в мировой истории обман народных масс совершался у всех на глазах.

Всюду – в окопах и на ночевках в амбарах-стодолах, в походе и в боях – Блюхер разоблачал этот обман, бросал во взбудораженные умы солдат простые, ясные слова о причинах войны, об ее отвратительных целях, об единственном средстве избавить человечество от ужасов войны и эксплуатации – о пролетарской революции.

В 1916 году Блюхер был тяжело ранен и уволен из царской армии. Он вернулся в родные места, на Волгу, работал токарем на Сормовском судостроительном заводе, оттуда перешел на механический завод Остермана в Казани.

В Казани в 1916 году Блюхер вступил в партию.

Он много и упорно учился, хотел даже сдать экзамен при гимназии на аттестат зрелости. Каждый вечер после работы на заводе он ходил в Собачий переулок к студенту-репетитору Нагорному.

Нагорный был энергичный юноша, бравшийся за одну зиму пройти с учениками полный курс гимназии. Он задавал Блюхеру чудовищные уроки. Один из питомцев Нагорного, учившийся у него вместе с Блюхером, вспоминая об этом времени, сознается, что от обилия заданного все ученики Нагорного совершенно шалели, и один только Блюхер упорно и точно выполнял все требования неистового репетитора.

На заводе Остермана было много молодых рабочих. Все заводы работали тогда «на оборону». Старых рабочих не хватало. Большинство остермановских рабочих были неопытны, не потерлись еще в пролетарской среде, не знали самых простых технических навыков. Среди молодых рабочих было много «горчичников». Так на Средней Волге зовут городских бедняков, ремесленников-«люмпенов».

«Горчичники» долго не могли привыкнуть к тому, что Блюхер – такой же рабочий, как и они. Их поражала его сдержанность, вежливость, привычка чисто одеваться, его правильный русский язык. «Горчичников» Блюхер учил не только токарному делу, но и политической грамоте.

На заводе Блюхер провел итальянскую забастовку в защиту уволенного товарища. В те годы увольнение с завода грозило отправкой на фронт.

Февральская революция застала Блюхера в городе Петровске бывшей Самарской губернии. Блюхер работал на тамошнем маслобойном заводе. Прй первом же известии о революции он бросил Петровск и уехал в Самару.

Приближался Октябрь. В Самаре во главе местных большевиков стоял Куйбышев. Блюхер работал вместе с ним, он руководил всем, что имело отношение к военному делу, к солдатам, к организации вооруженных рабочих отрядов.

Популярность Блюхера среди солдат запасных частей, стоявших в Самаре, была огромна. Воинские части, формально подчиненные Временному правительству, на деле были целиком в руках скромного и смелого большевика, токаря Блюхера.

В Октябрьские дни Блюхер был членом Самарского революционного комитета и начальником губернской охраны.

С октября 1917 года начался стремительный рост Блюхера – столь же стремительный, как и развитие самой революции.

Все предыдущие годы с их упорной, но небольшой по размаху революционной работой, годы войны и медленного, трудного самовоспитания, создания из самого себя при помощи партии культурного и проницательного революционера, сразу же отодвинулись в прошлое. Они кажутся только необходимой подготовкой и коротким предисловием к новой жизненной эпохе, отмеченной великими делами, победами и славой.

Талант Блюхера как полководца проявился на Урале в 1918 году во время героического похода в тылу у белых.

В мае 1918 года восстали чешские батальоны. Чехи шли эшелонами во Владивосток. Поезда с чехами растянулись от Пензы до Иркутска. Восстание чехов началось одновременно по всему этому длинному пути.

Вооруженные до зубов чехо-белогвардейцы захватывали города, арестовывали и расстреливали советских работников, создавали в занятых областях «маргариновые» белые правительства.

Плохо вооруженные, разрозненные партизанские отряды отчаянно дрались с чехами, но вынуждены были отступать: не было патронов, не было пулеметных лент. Вместо пулеметов, чтобы хотя на время ввести в заблуждение врага, пускали в ход самодельные деревянные трещотки.

На Урале партизанские отряды отошли с тяжелыми боями под натиском чехов и белых к Белорецкому заводу.

На западе, востоке и севере были чехи, на юге – банды атамана Дутова. Красные отряды оказались в кольце белых. До своих, до ближайших регулярных частей Красной Армии было свыше тысячи километров пути через области, занятые белыми.

На юге, в Оренбурге, стоял Блюхер, выбивший из города казачьи полки Дутова. Блюхер пошел на помощь уральским рабочим отрядам и соединился с ними в Белорецке. Был образован Южно-Уральский отряд численностью в 10 тысяч человек.

Отряд этот отличался от остальных партизанских отрядов тем, что в его составе было крепкое, испытанное в революционной борьбе ядро рабочих-большевиков, составивших Белорецкий социалистический полк. В этот полк входили рабочие Белорецкого, Тирлянского, Кагинского и Узянского заводов.

Старинный Белорецкий завод был запружен оборванной, запыленной, измученной боями армией и тысячами беженцев.

Нужно было во что бы то ни стало прорваться к своим. Путь на юг, к Ташкенту, был долог и шел по открытым степям. Можно было пробиться на север, к Екатеринбургу, занятому Красной Армией, и на восток.

На пути к Екатеринбургу лежал Верхнеуральск. Туда белые стянули крупные силы. Чтобы пройти на север, нужно было выбить белых из Верхнеуральска.

Десять дней красные части прорывались с боем через густые, девственные леса. Лето стояло знойное, засушливое.

Лесные бои – самые трудные и медленные. Каждое дерево превращается в форт, каждая заросль дикой малины – в засаду. Но все же бойцы, хотя и ограниченные «патронным пайком», медленно, шаг за шагом сбивали белые казачьи части и офицерские роты и подошли к Верхнеуральску.

Белые окопались под городом на горе Извоз – лысой, пыльной, заросшей низкой колючей травой. Гора была густо заплетена проволокой и изрыта волчьими ямами. Длина проволочных заграждений была неслыханной в истории гражданской войны. А в отряде не было даже ножниц, чтобы резать проволоку.

Начался кровопролитный штурм Извоза. Красные части карабкались под ураганным огнем на крутую и гладкую гору, где не было никаких, даже самых пустяковых, прикрытий. Пулеметные пули поднимали густую пыль.

Бойцы ломали проволоку руками, бросались на нее с размаху всей тяжестью своих тел и рвали ее, оставляя на колючках куски кожи и одежды. Многие бойцы проползали под проволокой по земле.

Патроны быстро иссякли. Единственный выход был в том, чтобы скорее прорваться через проволоку и броситься на белых в штыки.

К вечеру проволока была прорвана и начался безмолвный рукопашный бой. Белые дрогнули. К ночи Извоз был взят, путь на север был свободен. Но этой же ночью в отряде узнали, что Екатеринбург пал, захвачен белыми.

Двигаться дальше на север было бесполезно. Нужно было выбирать другой путь.

Созвали совещание командиров. На нем Блюхер изложил свой план соединения с Красной Армией.

Надо было вернуться в Белорецк и двигаться оттуда через горы на запад по глухим дорогам, дойти до берега Белой, свернуть вдоль реки на север, пересечь железную дорогу и соединиться с частями Красной Армии около Кунгура. На этом пути было меньше белых. Высокие горные цепи защищали от ударов с флангов, и, кроме того, были сведения, что в этом районе действовали небольшие партизанские отряды.

План Блюхера был принят всеми командирами. На этом же совещании Блюхер был избран командующим Южно-Уральским отрядом.

Отряд начал с боями отходить от Верхнеуральска к Белорецку. Каждый день налетали казаки.

В одной из стычек казаки окружили пулеметчика Бачурина. Он выпустил последнюю ленту, лег на пулемет и взорвал себя вместе с пулеметом ручной гранатой.

Через много лет после этого Блюхер писал: «Мне вспоминается бесконечное число случаев беспримерного героизма». Смерть Бачурина была одним из этих бесконечных случаев.

В старой, дореволюционной армии, в армиях других стран бывали проявления храбрости. Но нигде и никогда еще не было такого случая, чтобы вся армия состояла из людей, для которых героизм стал второй натурой, как это было и есть в нашей армии.

Героизм определяется не только личной храбростью, но главным образом величием и силой идей, за которые люди дерутся. В этом причина героизма нашей армии и залог ее непобедимости.

После недолгой передышки в Белорецке начался беспримерный поход Южно-Уральского отряда на запад, через территорию, занятую белыми.

5 августа 1918 года отряд выступил из Белорецка. Он растянулся по глухим горным проселкам на 20 километров. Шла босая пехота, шла измученная кавалерия, гремели старые, износившиеся орудия, тянулись сотни подвод с ранеными бойцами, боевыми припасами и провиантом. Вместе с отрядом уходили из Белорецка сотни рабочих.

Путь был мучителен. У телег горели немазаные колеса, на тяжелых, почти непроходимых подъемах лошади выбивались из сил, есть было нечего.

Босая и голодная армия медленно, непрерывно и упорно двигалась на запад, отбрасывая налетавшие на нее казачьи отряды. В этом движении было столько настойчивости и спокойствия, что белые вначале растерялись.

Имя Блюхера уже вызывало трепет. Кто он, откуда появился этот неустрашимый и талантливый полководец, чьи оборванные полки спаяны, как легендарные римские легионы? Кто он, полководец армии, которую невозможно остановить, как нельзя остановить медленно текущую глубокую, полноводную реку? Не может быть, чтобы это был простой рабочий, токарь, бывший рядовой царской армии. Белые газеты печатали сенсационные известия о том, что Блюхер – немецкий генерал, нанятый за большие деньги Совнаркомом. Белое командование назначило за голову Блюхера награду в двадцать тысяч рублей. Блюхер, читая объявления об этом, сдержанно улыбался, – он был совершенно спокоен за свою голову.

У себя в штабе он изучал карты и разгадывал их с необычайной легкостью. Карта оживала в его руках и выдавала все свои тайны, ловушки, скрытые опасности.

В боях он был рядом с бойцами. Под ним убивали лошадей, но пули не трогали его. Его видели всюду в отряде – этого стройного жизнерадостного человека с серыми, очень внимательными, чуть прищуренными глазами и спокойным, мужественным голосом. Всюду была видна его потертая до белых лысин кожаная куртка и старая солдатская фуражка.

Он мало смеялся. Смех у него заменяла улыбка. Только один раз во время похода бойцы видели, как командующий смеялся громко, от души.

Это было на берегу реки Сарыган. Измученные кавалеристы остановились на привал под черными густыми ивами, разделись и начали купаться. Неожиданно из леса вырвались казаки.

– Кошомники! – успел крикнуть кто-то из бойцов. Нет более обидного прозвища для казаков, чем это малопонятное слово. Казаки спешились и открыли по кавалеристам огонь. Пули с треском распарывали воду. Одеваться было некогда. Голые кавалеристы вскочили на коней и с громкими криками ринулись на казаков в атаку. Казаки бежали. Блюхер смеялся. Должно быть, впервые в военной истории кавалерия голой ходила в атаку.

Стояла медная и звонкая уральская осень. Дороги и леса были засыпаны палыми листьями. Их терпкий холодный запах освежал усталых бойцов. На привалах бойцы собирали костянику, – они называли ее «кровавыми слезками». Осень, на счастье, стояла сухая, ясная, почти не было дождей.

В Богоявленском к отряду Блюхера присоединился партизанский отряд Калмыкова. Богоявленские рабочие решили уходить от белых вместе с красными частями. По всему поселку зазвонили в старинные чугунные била – созывали сход. Надо было решить: брать ли с собой семьи или оставить их в Богоявленском? Рабочие решили семей не брать, чтобы не задерживать громоздкими обозами движение отряда и дать ему возможность поскорее соединиться с главными силами Красной Армии.

За Богоявленском горы стали ниже, появились первые липовые леса – отряд выходил в предгорья Урала.

От села Макарова отряд повернул на север, на Кунгур, оставляя Уфу к западу. В Уфе началась паника. Белые газеты писали, что Блюхер убит, но никто в это не верил.

Отряд остановился у глубокой и быстрой реки Сим. Начали строить мост. Гвоздей не было, пришлось связывать бревна веревками.

Белые воспользовались остановкой Блюхера, чтобы нанести ему сильный удар. Блюхер принял бой.

Сражение развернулось широким фронтом: длина его составляла тридцать километров. Чтобы отвлечь внимание белых от строившегося на Симе моста, Блюхер начал ложную переправу через реку Белую около Бердиной Поляны.

Бой шел в деревнях Зилим, Ирныкши и Бердина Поляна. Деревни горели. Под Блюхером был убит его любимый конь. Белые наседали с неслыханным ожесточением. Дрались главным образом на околицах деревень. Поэтому бои за переправу через Сим получили у бойцов название «околичных». Несколько раз белые начинали теснить красные части, но положение спасли стремительные встречные атаки.

Главные силы вступили на мост. Белых сдерживали только арьергарды. К ночи переправа всего Уральского отряда через Сим была закончена.

Мост сожгли, и отряд стремительно двинулся дальше на север и перерезал около станции Иглино (к востоку от Уфы) Самаро-Златоустовскую железную дорогу, отшвырнув к Уфе заградительные отряды белых.

Чешские батальоны отступили к Уфе, даже не приняв боя. Подтянутые и чистые чешские полки не выдерживали схваток с голодной армией – неистовой и бесстрашной.

Отступление чехов усилило панику в Уфе. Она достигла наивысшего напряжения, когда красные части обстреляли поезд, в котором ехали в Уфу члены пресловутого уфимского учредительного собрания. Среди обстрелянных были Чернов и Брешко-Брешковская.

Части Блюхера разрушили железную дорогу на 20 километров и двинулись дальше на север. Впереди было последнее препятствие – река Уфа.

Белое командование бросило в погоню за Блюхером отборные части. Неуловимый Блюхер уходил из западни, из окружения, быстро двигался к рубежам, за которыми преследование его становилось уже невозможным. Необходимо было задержать его на реке Уфе. Белые рассчитывали, что Блюхеру не удастся перейти реку: места вокруг были безлесные, не из чего было построить мост, а река была полноводная и быстрая, с топкими, болотистыми берегами.

Когда Уральский отряд выходил из Иглина, Блюхер стоял на крыльце деревенского дома и смотрел на свои войска.

Удивительная армия проходила перед ним: исхудалая, почерневшая от непрерывных походов и сражений. Бойцы несли самодельные грубые знамена, покрытые пылью, изорванные в клочья в боях. Армия была одета в лапти, в зипуны, в пиджаки, в заскорузлые солдатские шинели. Разнокалиберные потертые винтовки качались за плечами, шашки у кавалеристов были не в ножнах, а в деревянных колодках.

Шли русские, башкиры, латыши, уральские казаки, украинцы, китайцы, шли молча, вперемежку с обозами. Возницы, проезжая мимо Блюхера, снимали шапки, раненые подымали вверх костыли, приветствуя своего командующего.

Блюхер молчал. Голодная армия, покрытая славой, армия первых дней революции шла на новые испытания. Ее не надо было ободрять, она не нуждалась в благодарности, – каждый боец дрался за свое кровное дело.

На реке Уфе не было леса. Мост пришлось строить под ураганным огнем, в обстановке напряженного боя. Мост длиной в сто саженей складывали из гнилых бревен от разобранных изб. Бревна доставляли крестьяне-башкиры. Они подвозили их к берегу реки по болотам под орудийным огнем.

Бревна закидали хворостом, и началась осторожная переправа. Кавалерийские части Блюхера ударили во фланг белым и приняли на себя весь огонь, пока отряд не переправился через Уфу.

За рекой армия Блюхера вышла из лесов и гор в глухие, безлюдные равнины, заросшие редким березовым лесом. Шли по проселочным дорогам. Главные силы Красной Армии были уже недалеко.

В один из серых и сырых осенних дней разведка Блюхера встретилась с передовыми частями Красной Армии. Случилось это около деревни Аскино, к югу от Кунгура. А через несколько часов регулярные части Бирской бригады, выстроившись, пропускали мимо себя неожиданно появившуюся из уральских земель армию Блюхера.

Весть о появлении этой армии, прошедшей с боем 1 500 километров по белым тылам, быстро разнеслась по всей стране, по фронтам. Застучали аппараты прямых проводов. Шли донесения Блюхера, шли радостные ответы из Кремля.

30 октября 1918 года Блюхер был награжден за героический поход по Уральским горам орденом Красного Знамени. Блюхер был первым человеком в стране, получившим этот орден.

А через семнадцать лет – в 1935 году – молодые рабочие Белорецкого завода прошли пешком весь этот героический путь, чтобы изучить и на всю жизнь запомнить места, где проходили вместе с Блюхером, отбиваясь от белых, их отцы и деды. Молодых рабочих провели по этому пути трое старых партизан, участников легендарного похода.

В 1919 году Блюхер с 51-й стрелковой дивизией прошел всю Сибирь, очищая ее от Колчака. 51-я дивизия была сформирована им из закаленных бойцов – уральских рабочих и сибирских партизан.

В 1920 году дивизия была переброшена под Каховку и Перекоп против Врангеля.

К своим воспоминаниям о перекопском бое Блюхер взял эпиграф из Багрицкого:

 
И, разогнав густые волны дыма,
Забрызганные кровью и в пыли,
По берегам широкошумным Крыма
Мы красные знамена пронесли.
 

Так встретились полководец и поэт. Эта как будто незначительная черта характеризует все наше время.

Командующий пролетарской армией знал и любил поэзию, она ему сродни. Характерна также та ненависть, с которой Блюхер упоминал о солдафонстве иностранных генералов и офицеров. Дух старых армий ненавистен ему, врожденному пролетарскому полководцу. В бою Блюхер смел и решителен, в личной жизни он мягок и культурен в самом высоком значении этого слова.

51-я дивизия получила приказ овладеть Перекопом. Нет ни одного человека в Советском Союзе, который бы не знал хотя бы в общих чертах картины этого громадного беспримерного боя. Перед ним меркнет слава Аустерлица и Ватерлоо.

Части 51-й дивизии шли на штурм перекопских бетонных укреплений и Турецкого вала, закрывавших наглухо Крым. Крупные военные специалисты Европы считали, что Перекоп неприступен.