Текст книги "Полководцы гражданской войны"

Автор книги: Константин Паустовский

Соавторы: Сергей Голубов,Леон Островер,Николай Кондратьев,Михаил Палант,Гайра Веселая,Иван Обертас,Анатолий Мельчин,Иван Мухоперец,Кирилл Еремин,Александр Тодорский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Л. Островер
НИКОЛАЙ ЩОРС

Щорс со своими сновскими партизанами продвигался к Семеновке, продвигался осторожно – не по шоссе, а лесом, полевыми стежками: он предвидел, что главари семеновских анархо-бандитских отрядов попытаются преградить ему путь.

Семеновский большевистский комитет послал одного из своих членов навстречу Щорсу – главным образом для того, чтобы предупредить его о грозящей ему опасности. Товарищ этот целый день безуспешно рыскал по лесным дубравам, к вечеру попал он в хату, где Щорс обедал.

– Каков из себя Щорс? – спросил он хозяина.

Хозяин ответил восторженно:

– Щорс сел на лавку – лавка под ним заскрипела, Щорс рассмеялся – стекла в окнах зазвенели. Встал из-за стола – в потолок уперся головой.

А ведь Щорс к тому времени (почти у истоков своей боевой биографии) сделал не очень много, однако щорсовское «немногое» было именно то, чего народ ждал от своих героев. Щорс со своим отрядом спустил под откос поезд с немецкой солдатней: народ исстари ненавидел иноземных захватчиков; Щорс со своим отрядом изгнал из одной деревни «пана», вернувшегося под защитой гайдамацких нагаек: народ исстари ненавидел панов.

Сотни лет звучала под украинским синим небом грустная песня:

 
Е на свiти доля,
А хто ii знае?
Е на свiти воля,
А хто ii мае?
 

Щорс бросил клич: «Не пановать панам на Украине!» И этот клич был так созвучен самым сокровенным мечтам трудового люда, что слава о человеке, ринувшемся в бой за «волю и счастливую долю», словно птица на широких крыльях, летела из деревни в деревню, из села в село, создавая легенду о чудо-богатыре.

Плохо жилось украинскому трудовому люду на своей благодатной родине. Его окружали тучные поля и привольные степи, недра земли хранили уголь и марганец, ртуть и соль, но все эти богатства захватили паны. 22 миллиона десятин чернозема находились во владении Потоцких и Браницких, Сангушек и Ярошинских, Кочубеев и Апостолов, Скоропадских и Разумовских, даже немецкие герцоги Мекленбург-Стрелицкие и Саксен-Альтенбургские отхватили несколько сот тысяч десятин. Хозяевами угля и марганца, ртути и соли были бельгийские, французские, английские и германские акционеры. Для них, для этих «панов», Украина «дышала привольем», а люд трудовой в деревне и в городе, работая от зари до темна, жил тесно, униженно и впроголодь.

Мирился с этим украинский народ? Нет. Он бунтовал, восставал, но царское правительство зверски подавляло революционные вспышки, не давая им широко разгораться.

В 1917 году пал царизм. В то время как украинский рабочий надеялся освободиться от эксплуатации капиталистов, а крестьянин добивался земли, украинская буржуазия мечтала лишь о «национальном правительстве», чтобы с помощью националистических лозунгов еще туже объяремить свой народ.

В России победила Великая Октябрьская социалистическая революция; хозяином в стране стал человек труда. Но на Украине удержалась у власти буржуазия: верховодил там батька Петлюра. И для того чтобы удушить народную мечту о «воле и счастливой доле», Петлюра попросил кайзера Вильгельма «направить на Украину вооруженную силу. Кайзер посла л трехсоттысячную армию. За эту «братскую» помощь Петлюра обязался уплатить:

135 000 000 пудов хлеба,

11 000 000 пудов живого скота,

30 000 голов живых овец,

1 000 000 гусей,

1 000 000 прочей птицы,

4 000 000 пудов сахару,

2 500 000 пудов сахарного песку,

60 000 пудов масла,

400 000 000 яиц,

20 000 000 литров спирта,

200 000 пудов консервов ежемесячно,

37 500 000 пудов железной руды.

Такой контрибуции еще не знала история.

Взялся за оружие украинский народ. Руководимые подпольными большевистскими организациями, рабочие и крестьяне создавали в тылу у немцев партизанские отряды, сопротивлялись реквизициям, взрывали мосты и жгли воинские склады. Сотни партизанских отрядов, подчас плохо связанных друг с другом, делали одно и то же дело – сопротивлялись нашествию иноземцев.

Одним из таких партизанских отрядов командовал Николай Александрович Щорс.

Сновск – небольшой городок на Черниговщине. Беленькие домики отгорожены от пыльных улиц густолистыми кленами, а позади домиков зеленеют вишневые сады. В одном из таких домиков в 1895 году и родился Николай Щорс. Отец был машинистом на маневровом паровозе. Нудное занятие! Месяцы, годы катать вагоны взад-вперед, не выезжая за пределы станции. Придет домой, умоется, сядет за стол с семьей и посыплются вопросы: кого видел, что слышал и вообще что делается в большом мире. А рассказывать машинисту не о чем: кроме рельсов да пристанционных построек, он ничего не видел.

Особенно настойчив в расспросах был сынишка Коля – тонкий, невысокий, сероглазый, с упорным взглядом. Он учился в железнодорожном училище, числился в списках лучших учеников, хотя и понимал, что арифметика или география важны не сами по себе, а лишь как ступеньки к большой жизни. А большая жизнь манила Колю. Он искал ее в книгах.

Коле 15 лет. Из сотен прочитанных и продуманных книг у него сложилось убеждение, что мир расколот на два лагеря: богачей и бедняков; первые – бездельничают и живут в роскоши, вторые – вечно в труде и недоедают, оттого-то они хилые, больные. Коля решил стать врачом, врачом бедноты.

Но… чтобы учиться, нужны деньги, а денег у маневрового машиниста не было, зато была «льгота», связанная с его унтер-офицерским прошлым: детей бывших унтер-офицеров принимали в военные школы на казенный кошт. В 1910 году Коля Щорс поступил в Киевскую военно-фельдшерскую школу: как-никак шаг вперед к будущей врачебной деятельности. Опять учебники, опять книги, а к тому еще и встречи с людьми, которые не только делили народ на богатых и бедных, но и боролись за то, чтобы бедных совсем не стало.

В мае 1914 года Щорс окончил фельдшерскую школу, а в июле вспыхнула война. Щорса направили фельдшером в 3-й мортирный дивизион. Тут впервые Николай Щорс попал в гущу живой жизни, и она его поразила своей чудовищной нелепостью. В нескольких десятках шагов от неприятеля, на виду у смерти, бок о бок жили солдаты и офицеры. Вся тяжесть войны (или почти вся) лежала на солдатских плечах, а офицеры – и не только в бою, но и в тесном блиндажном быту – требовали от солдат безмолвного, тупого холуйства, как от вышколенных лакеев. На фронте продолжалась классовая рознь, та рознь, что существовала в стране, и офицеры своим наглым высокомерием как бы подчеркивали: так было, так есть, так будет.

Работники санчасти общались с солдатами только в часы работы. Это не устраивало Щорса: он захотел жить среди солдат, их жизнью, их горестями, влиять на их умонастроения, внушать им, что «так было, так есть, но так не должно быть». Воспользовавшись своими правами вольноопределяющегося, он вступил в Полтавскую школу прапорщиков и после окончания школы в 1916 году был направлен на австрийский фронт командиром взвода в 355-й Анапский полк.

Подтянутый, всегда тщательно выбритый, с маленькими усиками, которые подчеркивали бледность лица, остроумный в беседе и смелый в бою, новый прапорщик пришелся по душе офицерам полка, но их благорасположение вскоре сменилось ярой неприязнью: они заметили, что между солдатами и прапорщиком Щорсом установились немыслимые в царской армии товарищеские отношения и что его, прапорщика Щорса, частенько навещают «подозрительные типы» из других рот. Зашумели офицеры, полетели в штабы полка и дивизии «служебные записки». Весь этот шум не разразился бурей только потому, что с каждым днем все явственнее стали прорываться подземные толчки приближающейся революции.

Наступил февраль 1917 года. Царя сменило Временное правительство, и это правительство захотело во что бы то ни стало удержать народ в окопах. А солдат устал от войны, да и не за что ему было свою кровь проливать: на фронте – все то же офицерье, а в тылу – все те же помещики и тот же фабрикант. Злобы в сердцах накопилось до края, но как переплавить эту злобу в оружие, которым можно добыть «волю и счастливую долю», солдаты еще не знали. Потому-то они так чутко прислушивались к большевикам, что жили среди них, к большевистским агитаторам, что приезжали к ним из корпусных и армейских комитетов.

Одним из большевистских агитаторов был прапорщик Щорс. «Не Дарданеллы нужны русскому крестьянину, – объяснял он солдатам, – а нужна земля, не крест на Ай-Софии нужен русскому рабочему, а нужен верный заработок и человеческая жизнь. И все это – землю и человеческую жизнь – вы можете добыть, если выкинете капиталистов из правительства».

Осенью 1917 года заболел Николай Александрович: сказались тяготы окопной жизни, сказалось нервное перенапряжение последних месяцев. Его направили в госпиталь, а после выписки из госпиталя куда деваться? Только домой: армия к тому времени перестала существовать.

С вещевым мешком за плечами, в продымленной шинельке и застиранной гимнастерке, в просторных яловичных сапогах, хотя и начищенных до зеркального блеска, явился Щорс в родной Сновск. Там петлюровцы в цветных свитках и широких шароварах, они грабят, пьянствуют и песни горланят про «вильну Украину». Да к тому еще приближаются немецкие полчища, те, которые пан Петлюра призвал себе в помощь.

В Сновске была небольшая подпольная большевистская организация, с ней и связался Николай Александрович.

Шел февраль 1918 года. В Гомель на заседание революционного комитета съехались представители с мест. На повестке дня всего один вопрос: борьба с иноземными захватчиками. Решили: всюду, где только возможно, организовать партизанские отряды. Организацию отряда в Сновске поручили Щорсу.

Взял слово Николай Александрович. Он поблагодарил за доверие, но постановка общего вопроса его не удовлетворила. Отряды – нужное дело, однако это не все. Для партизанской борьбы с немцами нужны новые методы.

– Какие? – спросили его.

– Немцы продвигаются по железнодорожным магистралям и продвигаются большими массами. Какова наша задача? Мы должны отвлекать их от железных дорог. Мы должны заставлять их углубляться в леса, мы должны дробить их силу, бить их по частям.

Щорс организовал партизанский, отряд – небольшой, всего человек тридцать, но сновские большевики подобрали человека к человеку. В отряде были железнодорожники, годами связанные с партией, были фронтовики – бывалые солдаты, было несколько крестьян – люди пожилые, громившие помещиков еще в 1905 году.

В первый же день утром выстроился отряд на лесной поляне. Крестьяне были в свитках, в валенках, а горожане – кто в пальто, кто в шубе.

– Товарищ командир, отряд построен для инспекторского смотра! – доложил старший.

Щорс молча прошелся по рядам, всматривался в лица, переводил взгляд на ноги.

– Смотра не будет. Отправляйтесь обратно в землянки, побрейтесь, почиститесь, пуговицы пришейте. А кто в валенках явился, пусть домой сбегает, переобуется. На дворе весна, неудобно в валенках топать, а своих складов у нас пока нет: нарядов на обмундирование еще не получили. – Эти слова Щорс произнес спокойным голосом. Но вдруг посуровел его голос: – Вы солдаты революции! Когда наш отряд войдет в какую-нибудь деревню, крестьяне должны по нашему внешнему виду сразу узнать: пришли солдаты великой Коммунистической партии.

Сразу было покончено с «партизанской вольницей». Люди поняли, что одного желания изгнать немцев недостаточно, что, кроме желания, нужна прежде всего революционная дисциплина, которая поможет командиру проявить свое умение.

А что Щорс обладает этим «умением», они убедились в первую же неделю. Он провел удачную операцию против немецкого воинского эшелона, он изгнал вернувшегося в свое имение пана, – смело, дерзко и без потерь Щорс сделал то, о чем мечтал каждый из миллионов украинских тружеников.

Но и в этих незначительных операциях уже сказывался будущий полководец. Он неизменно подчеркивал, что между большой и малой операцией нет никакой разницы: любую операцию надо подготавливать с одинаковым тщанием, ибо результат даже самой незначительной операции влияет на общую боевую обстановку. Вторая особенность: Щорс видел всегда перед своим мысленным взором большую цель – торжество революции и, отправляя людей в бой, объяснял им не только задачу, что стоит непосредственно перед ними, но и пользу, какую она принесет общему делу. Третья: Щорс был одновременно командиром и солдатом, он руководил боем и участвовал в нем с винтовкой в руках. Четвертая: за хаосом и горем 1918 года он ясно видел порядок и счастье послевоенных лет, – так человек видит солнце сквозь набежавшие тучи, и это свое видение он сумел передать своим партизанам.

Следующая операция была более сложная, хотя опять-таки незначительная по масштабам: Щорсу предложили занять Семеновку – большое богатое село, где хозяйничали кожевники, овчинники, маслобойщики. У Щорса тридцать бойцов, а в Семеновке укрепились две анархо-петлюровские банды. В открытом бою их не осилишь. Тут Щорс применил новую тактику: он сам с несколькими партизанами проник в штаб бандитских отрядов, обезоружил главарей, а к их отрядам обратился с речью, простой, ясной. Он им рассказал, зачем Петлюра призвал немцев на Украину, рассказал, какая судьба уготована украинскому народу, если Петлюра укрепится, рассказал, кто такие большевики и за что они борются. Большинство в этих отрядах – крестьянские парни, бедняки, обманом вовлеченные в банды или сами вступившие в нее по невежеству. Слова Щорса дошли до их сознания. И в результате Щорс вошел в Семеновку с тридцатью бойцами, а ушел оттуда с тремя ротами пехотинцев, конным эскадроном, двенадцатью пулеметами и одной пушкой, – большинство вчерашних «бандитов» пошло со Щорсом добывать «волю и счастливую долю».

С этой силой Щорс двинулся к станции Злынка. Оставив отряд в лесу, он с пулеметчиками вышел к железной дороге. К вокзалу подходил немецкий эшелон. Как только состав остановился, высыпали солдаты из вагонов: кто к водопроводному крану, кто в буфет. Вдруг застрочил пулемет: он стрелял из леса, что подходил вплотную к станции. Паровоз дал тревожный гудок. Состав сдвинулся с места. Немцы кинулись к своим вагонам, прыгали на ступеньки. Из леса застрекотали еще два пулемета; возле паровоза начали рваться гранаты. Эшелон очутился в ловушке. Из классного вагона послышались свистки, появились офицеры. Немцы с ружьями наперевес бросились к лесу. Этого и добивался Щорс. В лесу завязался бой, упорный, жестокий. Щорс устраивал засады в оврагах, нападал на мелкие группы, делал обходные марши. Командир немецкой части начал с утра бой силами одной роты, к полудню он вытребовал в лес весь полк, а к обеду уже был втянут в дело новый эшелон, вызванный немцами на помощь из Новозыбкова.

В этих сражениях Щорс потерял многих товарищей, да и сам он был ранен, но задачу, которую поставил перед собой, выполнил. Он замедлил. движение вражеских эшелонов, уничтожил немалую толику живой силы немцев, а главное – дал понять оккупантам, что петлюровские розы оснащены колючими партизанскими шипами.

Бойцы Красной Армии около захваченного английского танка.

Советская артиллерия ведет огонь по боевым позициям американо-английских интервентов. Северный фронт, 1919 г.

В штабе командующего войсками Приамурского военного округа А. Я. Лапина. Слева направо: А. Я. Лапин, Главком Народно-революционной армии В. К. Блюхер, член военного совета округа Мельников, начальник штаба округа Луцков, член военного совета ДВР М. И. Губельман и начальник полевого штаба НРА Магер.

На рассвете Щорс ушел из-под Злынки. Но немцы в тревоге за безопасность железнодорожной магистрали погнались за ним. Два полка шло по его: следу, между станциями Гомель – Новозыбков – Злынка кружили бронепоезда. Щорс петлял по лесу, то приближаясь к Новозыбкову, то удаляясь от него, он все глубже и глубже затягивал врага в лес, наносил внезапные удары и исчезал, отсекал мелкие подразделения от основных сил и уничтожал их, громил врага на марше и на отдыхе – появлялся всегда там, где его меньше всего ждали. И эта лесная охота продолжалась до конца апреля, когда Щорс, обескровленный частыми боями, вынужден был уйти к станции Унеча, на «нейтральную полосу», – эта полоса (между Советской Россией и Украиной) была установлена Брестским мирным договором. Щорса вместе с несколькими боевыми его товарищами вызвали в Москву. Отряд было решено распустить.

– Конец это? – спросил Щорс бойцов, собравшихся на прощальный митинг. – Нет, товарищи, это только начало. В Советской России формируется Рабоче-Крестьянская Красная Армия, и эта армия поможет нам очистить Украину от захватчиков. Отправляйтесь, товарищи, в свои города, отправляйтесь в свои деревни, будите народ, зовите его в бой! За большевистскую правду, за вольный труд, за счастье наших детей! Каждый из вас должен сформировать „взвод, роту, батальон. К вам придут люди, к вам потянется трудовой народ, как подсолнечник тянется к солнцу. Обучайте людей, научите их бить врага, как вы сами его били. Не пановать панам на Украине!

Москва – голодная, притихшая. Окна магазинов наглухо заколочены деревянными щитами. Среди редких пешеходов чаще всего попадаются солдаты с винтовками, пулеметными лентами на груди.

В общежитии, куда попал Щорс, царило тревожное оживление: в комнатах, коридорах, за обеденным столом только и говорили о смертельной опасности, что нависла над страной. Империалисты Англии, Франции, Америки и Японии задались целью удушить молодую Советскую республику: они готовят войска для вторжения в Россию.

Вдруг телефонный звонок: Щорса с его товарищами вызывают в Кремль, к Ленину. На такое счастье Николай Александрович не надеялся, но он был готов к встрече. У костра в лесных чащобах или в землянках, разрабатывая план очередной операции, Щорс частенько задумывался над тем, что одними разрозненными партизанскими отрядами нельзя осилить современную армию. Немецкой регулярной армии надо противопоставить регулярную армию революционного украинского народа, наподобие той, что создается в Советской России, той, которая 23 февраля уже нанесла чувствительный удар немецким захватчикам под Псковом и Нарвой.

Оказалось, что именно для этого, для беседы об организации регулярной украинской армии, вызвали украинских партизан в Москву.

Ленин рассказал товарищам с Украины, что революция переживает один из наиболее опасных периодов, что империалисты собираются охватить Советскую Россию железным кольцом, что они хотят задушить первое пролетарское государство голодом и тифом. Но пролетариат, взявший власть в свои руки, непобедим. Он выстоит. Рабочие и трудовое крестьянство верят своей большевистской партии. Они уверены, что большевистская партия приведет их к победе. На фронт идут рабочие из Москвы и Петрограда, Иванова и Нижнего, идут отовсюду, куда дошел призыв партии: «Революция в опасности!» Идут на фронт донбасские шахтеры и волжские грузчики, лесорубы Севера и приморские рыбаки, сибирские охотники и уральские сталевары, – на фронт идут все, кому дорога советская власть. Создается армия, сильная, могучая Красная Армия. И такую же армию надо создать на Украине. Русский народ поможет, он поделится со своими братьями последним куском, он поддержит украинских трудящихся в их справедливой борьбе за светлое будущее.

Щорс торопился поскорее выехать из Москвы, чтобы целиком отдаться тому большому делу, которое поручил ему Владимир Ильич. Он вернулся в Унечу: надо было восстановить боевую цепочку там, где она временно оборвалась. В округу полетела весть: «Дядя Микола объявился». К Унече потянулись партизаны: крестьяне из Черниговщины, батраки из-под Умани, рабочие из городов, мастеровые из местечек. Лесными тропами, балками и болотами, мимо немецких патрулей и гайдамацких застав просачивались партизаны из Нежина и Прилук, из Бахмача и Киева, из Белой Церкви и Таращи.

Украинские свитки перемежались с солдатскими шинелями, посконные рубахи – с фронтовыми френчами, кожаные сапоги – с лаптями. Вооружение было такое же пестрое: винтовки, берданки, охотничьи двустволки, обрезы. Этих людей надо одеть, обуть, обучить, сформировать из них роты, полки, из них надо создать украинскую Красную Армию.

К одному такому вновь прибывшему отряду подошел Щорс. Правофланговым стоял семидесятилетний крестьянин, обутый в лапти.

– Почему, дед, воюешь? – спросил Щорс.

– Сына и дочку гады замучили.

– Крепко решил воевать за советскую власть?

– Коли пришел до тебя, значит крепко. Вот и внука с собой захватил.

Рядом стоял паренек лет шестнадцати со штыком, заткнутым за пояс.

– А тебе, молодой человек, не рано ли еще воевать? – спросил Щорс.

– Зачем рано? В самый раз.

– А где же винтовка твоя?

– У немцев добуду, – с уверенностью ответил паренек.

Приказ партии был выполнен: первые украинские полки сформированы.

Молодая Советская республика, сама ощущая нужду решительно во всем, щедро снабжала украинцев оружием и боеприпасами, материалами и обмундированием.

Командиром 1-го Украинского полка имени Богуна был назначен Николай Александрович Щорс.

На Украине осложнилась обстановка. Немцы хозяйничали жестоко, хищно, точно в своей африканской колонии. Грабили, гнали в свой фатерланд скот, хлеб, уголь, марганец – все, что под руку попадалось. Десятки тысяч людей угонялись на работы в Германию. Украинский народ ответил на это бунтами, восстаниями. В мае взялось за оружие почти все население города Лубны; в июле партизаны захватили Мариуполь, в августе вышли партизаны из чащоб Чернолесья и, уничтожив немецкие гарнизоны вокруг Звенигородки, ворвались в самое местечко. В разгар лета вспыхнули крестьянские восстания в Таращанском, Липовецком, Уманском уездах. Участились забастовки. Под ногами немецких оккупантов запылала украинская земля. Они стали еще больше зверствовать: началась беспощадная расправа с рабочими и крестьянами. Сменили правительство: вместо Петлюры с его Центральной радой объявили гетманство с царским генералом Скоропадским во главе, – немцы полагали, что генерал Скоропадский скорее, чем бухгалтер Петлюра, поставит на колени украинский народ.

Первые украинские полки в это время усиленно готовились к боям. Командиры и бойцы знали, что творится на их родине, и понимали, что приближается час решительной схватки.

Щорс был неутомим: он работал дни и ночи. Деятельный, всегда подтянутый, жизнерадостный, он стал живым примером для своих помощников и солдат. Строевые занятия он чередовал с классной учебой. Щорс добивался того, чтобы его бойцы выучкой превосходили воинов противника. Он боролся за дисциплину – сознательную, революционную. Воспитывал в своих бойцах любовь и преданность Родине, партии, народу. Мысли эти он четко высказал в письменной клятве, которую сам составил:

«Я, гражданин… совершенно добровольно вступаю в ряды 1-го Украинского повстанческого полка и обязуюсь, не щадя своей жизни, бороться против капиталистов за освобождение Украины от оккупантов и контрреволюционеров, беспрекословно выполняя все приказания моего начальства…»

Несмотря на предельную загруженность, Щорс сам вел беседы с бойцами о политике большевистской партии, о борьбе трудящихся за социализм. «Ломаный грош цена тому коммунисту-командиру, – говорил Щорс своим помощникам, – который не воспитывает воинов в коммунистическом духе».

В ноябре 1918 года произошла революция в Германии. Началось бегство немецких захватчиков. Крестьяне и рабочие преследовали бегущих, отбивали у них артиллерийские парки, обозы с интендантским имуществом. С немцами побежал и их ставленник гетман Скоропадский, но… буржуазное правительство осталось и опять с батькой Петлюрой во главе.

Украинская армия во взаимодействии с частями Красной Армии перешла в наступление против укрепившихся еще во многих местах немцев и против Петлюры.

Щорс был назначен командиром бригады. В ее состав входили полки: Богунский, которым непосредственно командовал Николай Александрович, Таращанский, которым командовал рабочий киевского «Арсенала» Боженко, и Новоград-Северский, которым командовал крестьянин Тимофей Черняк. Цель, которую партия поставила перед бригадой, – захватить Киев.

Прошло всего девять месяцев, а какая перемена! Из Сновска вышел Щорс с тридцатью бойцами, а к Киеву направляется во главе бригады, и какой! В Богунском полку – 1100 штыков, 100 сабель, 15 пулеметов, 3 орудия; в Таращанском – 400 штыков, 150 сабель, 20 пулеметов, 2 орудия; в Новоград-Северском – 600 штыков, 80 сабель, 35 пулеметов и 4 орудия.

Как река во время половодья, неудержимо наращивая силы, сметает в своем стремительном движении все, что преграждает ей путь, так бригада Щорса в своем рывке к украинской столице сметала на своем пути и немцев, которые медлили с уходом, и петлюровцев, которых германцы напоследок богато оснастили оружием, и отряды разных бандитских батек, которые в уездном масштабе копировали главного батьку – Петлюру.

Январь 1919 года был холодным; дороги замело снегом. Отставали обозы. Но может ли это остановить движение вперед людей, рвущихся к победе, к новой жизни? Щорс посадил часть своих бойцов на сани.

К местечку Седнев Щорс подошел с одними своими разведчиками. Обычно мелкие гарнизоны не очень сопротивлялись, разбегались или сдавались в плен, а вот тут, в Седневе, засели отборные петлюровские сечевики: они решили принять бой. Ждать подхода частей Щорс не захотел: он разведал расположение вражеских средств обороны, выждал ночи и, разделив своих разведчиков на две группы, внезапно с двух сторон наскочил на местечко. Удар был такой дерзкий и неожиданный, что сечевики после первого же натиска выбросили белый флаг.

Дальше Чернигов – большой, хорошо охраняемый город. Там был размещен целый корпус, и им командовал боевой царский генерал Терешкович. Он укрепил подступы к городу и расставил свои части так искусно, что «зайцу не проскочить в Чернигов», – так доложил генерал самому батьке Петлюре.

Город жил мирной, глубоко тыловой жизнью: горело электричество, торговали магазины, газета печатала «роман с продолжением».

В губернаторском доме бал. Из окон льет на улицу яркий свет, доносятся звуки бравурной музыки.

Бал был в разгаре, когда Щорс с конным эскадроном подошел к губернаторскому дому. Бесшумно снял часовых, оцепил здание и в сопровождении одного только адъютанта поднялся по широкой мраморной лестнице. Двери в танцевальный зал распахнуты. Тысячи радужных искорок вспыхивают в хрустальных подвесках, которые, точно льдинки, свисают с пирамидальной люстры. На хорах играет духовой оркестр. По залу кружат офицеры в ярких мундирах, девушки в белых воздушных платьях. Они выписывают замысловатые фигуры на скользком паркете. Вдоль стен – старики во фраках, в цветных свитках.

С улицы ударил винтовочный залп: так было условлено со Щорсом. В зале поднялся переполох. Танцующие кинулись к стенам, музыка замолкла.

Поднялся во весь свой огромный рост генерал Терешкович.

– Сечевики балуются, – сказал он и, распахнув дверь на балкон, крикнул: – Прекратить стрельбу! Перевешаю вас, бисовых сынов!

Тут выступил вперед Щорс, стройный, подтянутый, в черной кожанке и с красной звездой на кожаной фуражке.

– Кончайте бал, – сказал он спокойно. – Большевики пришли.

Но это еще не была полная победа. В городе завязались бои. Щорс приставил надежный караул к зданию, а сам со своим эскадроном спустился к Десне, куда сбегались гайдамаки. Начал действовать, как это заранее было договорено, Черниговский подпольный большевистский комитет, вышли на улицу рабочие. Они блокировали казармы, возводили баррикады на перекрестках, уничтожали телефонную связь между петлюровскими частями, перехватывали конных связных. Гайдамацкие командиры рвались к Десне: одни для того, чтобы построиться для контратаки, другие – чтобы вывести свою часть из-под огня, уйти на несколько верст и со свежими силами вернуться в Чернигов. Но уйти за Десну им не удалось: два батальона богунцев уже стояли на том берегу и сторожко следили за отступающими.

Обеспечив Десну, Щорс вернулся в центр города, где галицийские части оказывали упорное сопротивление.

Но… недолго: к утру они сдались. Взят Чернигов, последний большой город на пути к Киеву.

После боя, как и после любой операции, Щорс собрал своих командиров на беседу. На таких беседах возрождаются детали проведенной операции, обсуждается поведение участников. Даже в самой удачной операции бывают зевки, промахи, ошибки, и именно об этих промахах и ошибках говорилось на собеседованиях больше, чем об отдельных успехах.

Сегодняшняя беседа пошла по иному руслу. Бой за Чернигов – первое большое сражение бригады – показался многим командирам из молодежи чуть ли не мировым событием. Они упивались победой, о ней только и говорили. Молодость ревнива к славе, и поэтому некоторые юноши считали, что вмешательство черниговских рабочих в какой-то мере умаляет их храбрость, их славу.

Выступил Щорс. Он сказал, что молодости свойственно увлекаться, но в увлечении некоторых молодых товарищей, подчеркнул он, таится большая опасность. Эти товарищи не понимают, сказал он, что народ – источник нашей силы, корень, который нас питает. История – это рассказ о поступках народа; он, народ, творит эту историю, а отдельные личности, большие или малые, лишь выполняют его волю. Геройство отдельного человека – только вспышка, она ослепляет, но не согревает, геройство масс – это священный огонь, который поддерживает жизнь. Трудящиеся Чернигова проявили массовое геройство во имя той великой цели, которая и нас привела сюда. Этому надо радоваться, ибо в массовом геройстве людей труда – залог скорой победы…

Да, по иному руслу шло обсуждение Черниговской операции – по более широкому, и детали только что завершенного боя слились в сознании участников с той огромной и благородной задачей, которую поставил перед собой трудовой народ.

Таращанский полк задержался под Нежином, но Щорс решил, не дожидаясь его, двигаться к Киеву. Боеприпасы были на исходе, мела пурга, но Щорс знал, что его бойцы готовы преодолеть любые препятствия, что их воля к победе возрастает с каждым днем.

И вот он, Киев, до него рукой подать. На ночном небе точно синей тушью прорисованы корпуса церквей.

Щорс выехал из Бровар; скрипят полозья саней. В деревнях, мимо которых едет Николай Александрович, идет предбоевая страда. Бойцы сгружают боеприпасы, чистят оружие; спешат верховые ординарцы; связисты тянут провод; в окнах видно, как на перевязочных пунктах девушки гипсуют бинты.

Все распоряжения уже отданы: артиллерия останется в Броварах, два батальона богунцев пойдут в лоб из центра; на крыльях таращанцы и новоградсеверцы; конный полк, приданный бригаде, в резерве.

В санях тепло, уютно, на душе покойно. На рассвете бой, решительный, и все произойдет именно так, как Николай Александрович предполагал.