Текст книги "Паутина"

Автор книги: Константин Фарниев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

За столом уже выпили по одной, с аппетитом закусывали. Несмотря на то, что Гоша и Рыба сидели чистые, аккуратно причесанные и с отмытыми руками, Хорек все равно предпочитал не смотреть на них.

– А как те? – неожиданно спросил Жорж. – Вы как забыли о них.

– Они на месте, сидят тихие, как сурки.

– А что те? – пожал плечами Ягуар. – С ними все ясно. Иван нам чужой, Зойка шлюха, каких много, а это кадило недорезанное с толчка… стукач натуральный. Так, Хорек?

– Натуральный, – подтвердил тот. – От него так и несет лягавым. Что-то мне его рожа знакомая, а понять не могу, откуда.

– И мне тоже.

Оба они не ошибались, потому что видели Азамата в том горном селе, где они дезертировали, но тогда он был еще подростком, и разве могли они узнать его сейчас – прошло столько лет.

– Зойку и Ивана можно отпустить на все четыре стороны. Пусть катятся. К Гоше мы все равно не пойдем больше никогда. Будзи уже нету. Кого они еще знают? Этих базарных шлюх, пусть закладывают их.

– А я? – спросил Жорж. – Меня они тоже знают.

– И меня, – добавил Гоша. – Если их возьмут, тогда мне хана полная. Ты это учти, – обратился он к Ягуару.

За столом стало так тихо, что все услышали сопение старухи в кухне. Из смежной комнаты, где находились Азамат, Зойка и Иван, не раздавалось ни звука. Бандиты говорили совсем тихо, опасаясь, что их могут услышать те, чью судьбу они решали.

– Тогда не знаю, – пожал плечами Ягуар, довольный тем, что разговор разворачивается в нужном для них с Хорьком русле.

– Я бы пришил этого молокососа, а этих отпустил, – добавил он, чтобы еще сильнее обеспокоить Жоржа и Гошу.

– Тебе хорошо, – проворчал Жорж. – Ты сегодня здесь, а завтра тю-тю, и нет вас, птичек божьих. А мне не с руки гореть здесь синим пламенем.

– Пришить их надо всех! – пристукнул по столу кулаком Гоша. – Огород у старой ведьмы большой. Закопаем, ни в жизнь никто не найдет. Верняк.

Хорек с сомнением покачал головой.

– Не подпустят они нас, не фраера, тоже думают калганом. Гоша встал, сумрачно посмотрел на закрытую дверь. В руках у него уже был нож. Как это у него получилось, трудно было уловить. Вроде бы и в карман не лазил, а нож в руках.

– Открывай дверь, – Гоша кивнул Рыбе, у которого был ключ. – Чего с ними чикаться?

– Постой, – остановил Рыбу Ягуар. – Ты чего, в уме? Их же трое, и у Ивана точняк есть перо.

– У чужака ничего нет, по всему видно, – добавил Рыба.

– Все равно, надо всей кодлой. Зойку не троньте, ее я беру на себя. Убери, – кивнул Ягуар на стол. – Потом поделим. Хорек проворно вытащил из-под кровати саквояж, смел в него деньги, облигации, драгоценности, засунул меха. Потом щелчком открыл лезвие своего ножа и приготовился к действию.

Рыба стоял у двери с ключом. Гоша и Жорж с ножами были уже готовы для броска.

– Мы с Хорьком с вами, – сказал Ягуар. – Давай, – скомандовал он Рыбе.

В руке его тускло блеснул наган.

Глава десятая. На окраине…

Машина с бешеной скоростью мчалась по предутренним улицам города. Рядом с шофером сидел Пащенко, в закрытом кузове – Пикаев, Алешин, Задворнов. Следом за ними в другой машине к домику на окраине торопился усиленный наряд милиции.

Перед самым выездом на операцию Пикаеву сообщили, что совсем недавно в тот же район выехал полковник из управления милиции республики, проверявший сегодня ночью работу постовых в городе. Вряд ли он знал, какой опасности подвергает он себя и своего шофера.

Чекисты располагали информацией, что в домике на окраине предположительно скрывается Ягуар и его сообщники.

Задворному и сержанту милиции по купчей удалось установить, где живет мать бывшего дружка Купца. Нашли ее. Мать долго не запиралась. Она подтвердила, что сын и есть тот самый Жорж, которого разыскивала оперативная группа. Он как вернулся из заключения, ни один день не работал, терроризировал мать, занимался, как она полагала, какими-то темными делами.

С неделю тому назад ночью к Жоржу пожаловали гости – двое мужчин: один высокий, стройный, широкоплечий, другой маленький и худой. Жорж думал, что мать спит, а она не спала. Кто пришел, она не знает. Во дворе было темно, а сидели они в другой комнате и говорили тихо. Может, один из них и был Купцом, кто его знает. Она Купца помнит подростком, а прошло уже столько лет. Вот если бы увидела в лицо, тогда, конечно, узнала бы.

Наутро Жорж приказал матери, чтобы она несколько дней пожила у своей одинокой приятельницы, он хочет привести в дом свою женщину. Такое случалось и раньше, и мать не спорила – сын мог и побить, если бы она не подчинилась. Дома он бывал редко и, объясняя это соседям, мать говорила, что Жорж работает строителем и что работа его связана с постоянными разъездами. Не раз собиралась она заявить на сына в милицию, но останавливал страх – этот бандит способен на все. Так она и мучилась с ним.

В воскресенье Жорж сообщил матери, что она может вернуться домой. Гостей уже не было. И сын с того дня перестал бывать дома. Мать догадывалась, где мог жить Жорж. Однажды сын проболтался по пьяной лавочке о том, что «сделал дело»– стал домовладельцем и даже показал купчую. Мать запомнила улицу и номер дома. Как-то даже специально пошла поглядеть на сыновье домовладение. Думала, в самом деле дом, а оказалось – развалюха.

Показания матери Жоржа наводили чекистов на важные выводы. Похоже, что ночными гостями Жоржа были Кикнадзе-Долинин и Маринин: один высокий и крепкий, другой низкий и хлипкий. И то, что Жорж так захлопотал, стараясь спрятать их от глаз матери, и день появления ночных гостей у Жоржа… Именно в этот день, по расчетам оперативной группы, Ягуар и Хорек могли уже добраться до города. И то, что неизвестные пришли именно к Жоржу – старейшему дружку Купца. Слишком много совпадений для случайности. Как бы там ни было, но в неказистом доме Жоржа на отшибе вполне может быть бандитское логово…

– Жми, Чермен, на всю железку! – попросил Пащенко.

– Уже все выжал, товарищ капитан. Хорошо, что успел отремонтировать карбюратор.

При предельной скорости машина громыхала еще оглушительнее, чем раньше. Мчались уже по улице Армянской, когда в районе старых кладбищ грохнул выстрел, потом второй, через минутный интервал – третий, четвертый.

– Все, – побледневшими губами прошептал Пащенко.

Случилось как раз то, чего он боялся: полковник напоролся на бандитов, и они, по всей вероятности, дали ему бой.

Милицейская машина стояла поперек дороги напротив дома, к которому так спешили Пащенко и его группа.

Раненый в правое плечо полковник лежал на траве. Возле него хлопотал милиционер – шофер милицейской машины.

Пикаев, Задворнов и Алешин выпрыгнули из кузова и устремились к дому, а Пащенко подбежал к полковнику, склонился над ним. Он был еще в сознании.

– Со мной милицейский наряд, товарищ полковник. Что здесь произошло?

– Срочно оцепите весь этот район. Бандиты уходят к лесу, надо перекрыть им дорогу, вы успеете, у вас машина.

– Слышали? – обернулся Пащенко к командиру милицейского патруля. – Немедленно к лесной дороге, а мы займемся домом и его окрестностями. Оставьте только нам двух милиционеров.

Машина с нарядом сорвалась с места и помчалась по дороге, которая вела к лесу. Оставленных милиционеров из наряда Пащенко отправил прочесать кладбище. Не исключалось, что не все бандиты решили бежать к лесу, кто-то мог спрятаться и на кладбище.

– За меня не беспокойтесь, – снова заговорил полковник. – Шофер отвезет в санчасть.

Вокруг машины и раненого уже образовалась толпа. Сюда прибежали взбудораженные выстрелами жители близлежащих домов.

– Дорогу! Дорогу! – раздался голос. – Я врач!

К полковнику подбежал среднего возраста мужчина с докторским саквояжем. Скоро его четкие и резкие команды прекратили суматоху, поднятую толпой вокруг раненого.

Пащенко посмотрел на часы. Прошло всего три минуты, как он подбежал к полковнику. Ему не терпелось присоединиться к тем, кто находился в доме. Что там происходит? Остался ли в доме кто-нибудь из бандитов? За забором все было спокойно. Капитан подбежал к калитке, сильно толкнул ее плечом. Во дворе никого не было.

В проеме двери показался Пикаев. Он поманил Пащенко рукой. Вид у Заурбека был крайне озабоченный.

Кухня встретила Пащенко зловонной смесью запахов запущенного человеческого тела, несвежих продуктов и керосинового угара. Он чуть не споткнулся о старуху, лежавшую на спине рядом с топчаном, с которого она, видимо, свалилась. Старуха была жива. Сильно перекошенный на правую сторону рот ее выталкивал наружу какие-то хриплые звуки.

– Боимся трогать ее, может, нельзя. Я побегу, нужно вызвать скорую помощь! – крикнул с порога Пикаев и исчез.

В первой комнате все, как говорится, было перевернуто вверх дном. Опрокинуты стол, лавки, на полу посреди большого пятна пролитого керосина – в комнате ощущался сильный запах керосина – валялась керосиновая лампа, по всему полу были разбросаны отрезы материала, предметы женского туалета, кровать опрокинута на бок. Пащенко влекла к себе дверь в следующую комнату. Там, у самой двери, лицом вниз лежал на полу какой-то человек. Руки его, вывернутые за спину, были связаны поясным ремнем, а ноги стянуты грязной тряпкой, отдаленно напоминавшей тюлевую занавеску.

– Это «Усатый», товарищ капитан, – пояснил Задворнов, который делал перевязку женщине, сидевшей на полу спиной к столешнице перевернутого стола. Пащенко сразу узнал ее по описанию. Это была Зойка.

– Иван, – лейтенант кивнул на мужчину, который стонал, лежа на полу у самой стены.

Возле Ивана и Зойки влажно поблескивали бутылочные осколки. Наверное, кто-то действовал бутылками, нападая или защищаясь.

– Он жив? – Кивнул Пащенко на «Усатого».

– Жив, товарищ капитан, – угрюмо ответил лейтенант. – Силы в нем много. Ну и драка же была здесь – целая бойня.

– А где Азамат?

Задворнов виновато глянул на Пащенко, промолчал. Он закончил перевязку Зойке, поднялся с колен.

– Пока не известно, товарищ капитан.

– А Алешин?

– Прочесывает огород. Когда мы забежали во двор, кто-то метнулся за дом. Зойка с Иваном потеряли много крови. Скорее бы приехали врачи. Что-то Алешина нет. Может, ему нужна помощь.

– Да, да, поторопись.

Гоша перевернулся на спину. Налитые кровью глаза его с откровенной ненавистью уставились на Пащенко. Гоша скрипнул зубами и застонал, наверное, не от боли, а от своего бессилия что-то изменить в свою пользу.

Пащенко склонился над Зойкой. Лицо ее было бледным, с черными кругами под глазами. Она чуть приподняла веки, но они тут же немощно упали вниз. Иван попытался подняться, однако у него не было сил, чтобы оторваться от пола.

– Не надо двигаться, – нагнулся над ним Пащенко. – У вас снова откроется кровотечение. Потерпите, сейчас будут врачи.

Он вспомнил о старухе: может, все-таки положить ее на топчан? У нее, скорее всего, инсульт. Но трогать ее, пожалуй, не следует.

Пащенко выглянул во двор: не идут ли врачи. До станции «скорой помощи» отсюда совсем близко. Капитан был вконец расстроен. Ягуар, если он был здесь, ускользнул, Хорек тоже, да еще неизвестна судьба Азамата.

Минут через десять в доме появились врачи и санитары.

– Как жестоко обошлись здесь люди друг с другом. Сколько пролито крови. Будто после звериной схватки.

– Здесь были не люди, доктор, так что не удивляйтесь, – ответил Пащенко. – Я имею в виду бандитов.

– Да, конечно, – кивнул доктор, – вы правы. Но жестокость в таких случаях не решает никаких проблем, она создает новые. – Он говорил все это, не отрываясь от своей работы.

– Можете класть на носилки, – разрешил он санитарам, закончив работу с Зойкой и переходя к Ивану.

Два других врача возились с «Усатым» и старухой. Заурбек все не появлялся.

Пащенко проводил за ворота носилки с ранеными и старухой. Толпа вокруг ее дома выросла уже во много раз. Видимо, сюда, на окраину, сбежались не только жители. Осетинской слободки, но и прилегающих к ней городских улиц. Весть о том, что «накрыли банду», несмотря на такой ранний час, быстрее пожара пробежала по окраине города. Возбужденные люди не отрывали глаз от дома, гадая, что же происходит там: за плотно закрытыми ставнями окнами, за низкой узкой дверью, обменивались самыми фантастическими предположениями. А потом, когда к дому примчались две машины скорой помощи, мрачная фантазия толпы принялась рисовать самые жуткие картины. Предполагалось, что подвал дома сверху донизу забит трупами убитых бандитами людей, что в перестрелке с милицией бандиты погибли сами, но зато «уложили не одного милиционера». Робкие поправки очевидцев самых первых событий, которые видели только раненого полковника и его шофера, слегка задетого пулей, тонули в криках возмущенных опровергателей.

Обо всем этом рассказал Пащенко позже участковый инспектор, на чьем участке находился дом старухи. Ночью он дежурил в райотделе милиции, и как только узнал о случившемся, примчался на место происшествия.

Участковый едва сдержал внезапный порыв толпы, которая рванулась к калитке, как только в ней показались санитары с первыми носилками. На них лежала старуха. Лицо ее с перекошенным ртом и закрытыми глазами – казалось жутким серым пятном на фоне белизны простыни, которой были застелены носилки.

– У-у-у, старая сука, – прозвучал чей-то грубый женский голос. – Пригрела зверей лютых.

Эта реплика будто разорвала в клочья густое угрюмое молчание людей. Толпа разом ожила возмущенными, гневными криками, вскинутыми над головами руками. «Сволочи», «бандиты», «звери», «гады», «убийцы» – эти и множество подобных им слов, произносимых на русском, осетинском, грузинском, армянском языках, были понятны всем, потому что красноречивее слов выражали чувства людей их лица – гневные, непримиримые в своем праве судить бандитов беспощадным судом своей совести.

– Все, конец шайке! – пророкотал, покрывая шум толпы, огромного роста и толстый мужчина в пиджаке и тапочках на босу ногу, когда санитары загрузили в машину последние носилки. Он стоял в самом первом ряду.

– Еще лечить будут их, – сказала пожилая женщина, стоявшая совсем рядом с участковым инспектором.

Все услышали ее реплику, несмотря на то, что она не крикнула, а уронила негромко, как бы для себя одной. Но, видимо, выраженная женщиной мысль была общей, и когда она обрела звуковую, словесную форму, то на мгновение поразила толпу своей возмутительной парадоксальностью. Как можно лечить бандитов, которые приносили людям только смерть?! Толпа онемела от этого внезапного откровения и опомнилась только тогда, когда взревели моторы машин «скорой помощи».

– Расходитесь, товарищи! – громко обратился ко всем Пащенко. – Не мешайте, пожалуйста, нам работать.

Люди уже начали расходиться, когда со стороны кладбища на улицу вышли трое. Один шел впереди, понурясь, с заложенными за спину руками, двое других в милицейской форме сопровождали его с наганами в руках. Толпа в полном молчании следила за ними, готовая расступиться, когда человек в гражданском подошел к ней.

– Глянь, Генка, – послышался женский голос. – Достукался все-таки, белоглазая образина.

Рыба – это был он – вскинул было голову и тут же опустил ее, испугавшись, что люди увидят безысходный страх в его глазах. Конечно, Рыба понимал, что прощения ему не будет, что впереди у него только «вышка». А он-то думал, что сообразил хитрее всех, спрятавшись в склепе на кладбище. Надо было бежать дальше – до самого леса, где столько укромных мест и столько свободы. Все эти мысли пронеслись у Рыбы в те короткие мгновения, когда он шел через толпу, не видя ее, но почти физически ощущая гнетущую тяжесть беспощадного людского гнева.

– Ведите в дом, – приказал Пащенко милиционерам, когда они, поравнявшись с ним, придержали шаг.

– Еще один, – с удовольствием подвел итог кто-то в толпе, и она начала расходиться.

В глубине души Пащенко был доволен тем, что так много людей стало очевидцами событий. Скоро весь город будет знать о том, что с бандой покончено. Люди-то не догадываются, что взяты еще не всё бандиты. Что происходило в доме и где сейчас Азамат, жив ли, нет? Эти вопросы мучали Александра. До полного разгрома банды пока далеко…

Пащенко запрокинул лицо к светлеющему прямо на глазах небу. Что принесет им наступающий день? Знай капитан о трагедии, которая произошла ночью в городе, в особняке, и которая уже была зафиксирована в журнале происшествий дежурным по управлению милиции, он не тратил бы время на размышления, а уже мчался бы к себе в министерство.

Глава одиннадцатая. Блажен, кто верует…

Ягуар резко оступился и, потеряв равновесие, кубарем покатился вниз – на дно глубокого оврага. Смерть или свобода? Но у него не оставалось больше сил сделать еще хотя бы шаг. Прохладой росы окропила его потревоженная зелень. Он лежал неподвижно, и мысль, что сейчас, сию минуту, уже не нужно никуда бежать и думать, думать и думать о настигающей тебя смерти, удовлетворяла. Откинутая набок правая рука Ягуара цепко держала ручку пузатого саквояжа. Он не выпустил свою ношу даже во время падения.

Наконец, Ягуар сел, поставив саквояж между ног и прислушался к звукам проснувшегося только что леса. Он слышал частые и звонкие голоса птиц, легкий шелест разбуженных свежим утренним ветерком листьев, журчание ручейка, пробегавшего по дну балки, и еще много самых разных звуков, таких естественных в предлесье. И все это, не имеющее конца, обладало таким мощным запасом покоя, уверенности в неизменности всего сущего здесь, что Ягуар потянулся к природе, будто не было в нем той страшной и беспощадной сути, изначально враждебной и миру людей, и ему самому, как частице природы. Он испытывал такие же ощущения, как и в тот далекий день, когда, оставив под кустом Маринина и Долгова, пришел к своей пещере, к обретению полной свободы. И на этот раз он оказался умнее и удачливее остальных своих сообщников. Жаль, не повезло Хорьку – старинному дружку. Но что оставалось делать? Собаке, которая бежала за ними, нужна была кость, и кто виноват в том, что этой костью оказался Хорек. Впрочем, он уже и не нужен с его прошлым, настоящим, со всеми своими потрохами, а самое главное – с тем, что он может рассказать про него, Ягуара. Ведь жизнь продолжается, и лагерные связи, о которых знал и Хорек, теперь тоже принадлежат только ему, Ягуару. Нет, еще, в самом деле, не родился на него Шерлок Холмс. Сегодня надо уходить отсюда, а там как получится. Только вот не мешает хорошо отдохнуть, выспаться, подзакусить. Ночь была такая тяжелая, а утро еще тяжелее. Здесь его не найдет никто. Собаки след не возьмут, потому что кругом мокрота. Никто не знает об этом его убежище, никто! Предлесье менты, конечно, оцепили, и к лесу дороги тоже нет. Но там и делать нечего. А оцепление… Не первый раз уходить от облавы. Какое все-таки знатное тело было у той бабы! Эта совершенно неожиданная мысль развеселила Ягуара. Значит, он перестал уже бояться.

Резо, крадучись, шел по оврагу, густо заросшему невысокими деревьями и кустарником. Чем выше поднимался он по склону ручья, тем отвеснее становились склоны оврага. Вот Ягуар резко шагнул в сторону… Если бы кто-нибудь следил сейчас за ним, то наблюдателю показалось бы, что человек в овраге, подобно призраку, растворился в воздухе или в окружающей зелени. Но Ягуар не был призраком, и он не растворился, а нырнул в довольно широкое отверстие своего самого тайного логова. Он начал его рыть лет пятнадцать назад, на всякий случай готовя себе убежище, и закончил совсем недавно. Логово было довольно просторным с подстилкой из сухой травы, накрытой старым байковым одеялом.

Задерживаться здесь надолго он, конечно, не собирался. Раньше, правда, думал по-другому. Предполагался совсем иной исход отношений с бандой. Резо планировал, что они с Хорьком мирно расстанутся со своими сообщниками, поживут в этом логове несколько дней, а потом уйдут так же, как и пришли – сами по себе. Но так не вышло, однако это уже не важно. Если все обойдется, то завтра он будет уже далеко от этих мест.

Ягуар сел на подстилку, положил рядом с собой саквояж. Прямо у ног стояла плотно сплетенная корзина с крышкой.

Рука, державшая стакан водки, совсем не дрожала, и это окончательно успокоило Ягуара. Цедя сквозь зубы, он выпил водку, тряхнул стаканом, понюхал кусок копченой колбасы. Жорж щедро снабжал их с Хорьком самыми первосортными продуктами. Надо же было милицейской машине проезжать мимо дома в тот самый момент, когда они с Хорьком выбежали на дорогу? Ягуар и сейчас не мог бы точно сказать, что было первым у него тогда – мысль или действие. Скорее всего, они слились воедино. Когда он увидел в машине людей в милицейской форме и офицерские погоны, палец его уже нажимал на курок нагана. Ягуар отчетливо зафиксировал, как вскинулся на сидении офицер и тут же скользнул вниз и как схватился за руку шофер.

Хорек тоже стрелял из своего маузера и выронил пушку, дурак. От страха, наверное. Может, и к лучшему, что выронил. Но кто же тогда бежал за ними и стрелял, если Хорек доконал шофера. Выбеги они из дома минут на десять раньше или позже, и все было бы в порядке. Наверное, начальничек делал обычный объезд патрулей. Машина и не думала останавливаться возле домишки этой старой карги. Но уже ничего не вернешь. Раньше нельзя было уходить: Гоша, паразит, и Рыба так и не спускали глаз с саквояжа. А вот когда начался шухер… Этот парень уложил Гошу с первого же захода и выскочил из той комнаты со скамейкой в руках, как дикарь с дубиной. Хороший был момент уложить его на месте, но стрелять…

Кажется, Рыба успел-таки пырнуть парня ножом в бок или почудилось? Некогда было уже разглядывать что к чему. А все-таки пырнул, потому что парень уронил скамейку и схватился за бок. Заварушка началась что надо. Что там Жорж и Рыба сделали с Зойкой и Иваном? Порезали, наверное, потому что совсем озверели. Каждый спасал себя, ну и они с Хорьком тоже не забыли о себе: подхватили саквояжик – и ходу. Если бы не ментовская машина, все обошлось бы в самом лучшем виде. Сидели бы они сейчас здесь с Хорьком и попивали бы водочку, а так… Город, конечно, оцеплен, уйти будет трудно, но он не торопится.

Ягуар лег на подстилку, сложил под затылком ладони. Сейчас он отдохнет, выспится, соберет свои вещички… Закрыл глаза с твердым намерением заснуть. Но не спалось и даже не дремалось. Мысли так и тянулись к недавнему прошлому. Ровно восемь дней тому назад рано утром в прошлый четверг они с Хорьком вылезли через верхний люк своего вагона в Беслане, добрались до трассы, сели на попутную машину. Время было темное, так что шофер и не разглядел, кого он посадил в кузов. Да и дали ему за труды всего трешку, не запомнит. Хорошо, что в городе оказался Жорж – единственный из довоенных дружков. А думалось, что будет их здесь целый косяк. Куда там! Жизнь разметала всех, и концов не найдешь…

Ягуар сел, выпил еще полстакана водки. Очень хотелось уснуть, избавиться от назойливых мыслей. Казалось, что они жужжат в голове, как мухи, каждая со своим звуком… Ягуар опять лег, теперь уже на бок, повернувшись лицом к земляной стене. Удивительно, прошло уже почти пятнадцать лет, как он нашел эту нору, и с тех пор она больше никому не попалась на глаза. Бывает же такое. Здесь он хотел спрятаться, когда зарезал этого дурака Вахтанга. Не трепи он языком, ходил бы сейчас по земле. А что оставалось делать – погубить Котэ? Своего единственного дядьку, который столько рассказывал о былой богатой жизни купеческого дома Долидзе, о своем старшем брате, который погиб, как мужчина. Если бы не Котэ, был бы сейчас Резо Ягуаром, настоящим сыном своего отца? Черта с два! Тянул бы сегодня где-нибудь лямку на заводе или в учреждении, как его здешние сверстники. Резо вспомнил с усмешкой, как он учился и жил двойной жизнью: днем был в школе, а по ночам со своими дружками грабил прохожих, магазины, развивал свою мускулатуру, избивая сообщников за малейшие провинности и прохожих при ограблении. Котэ радовался, когда Резо приносил домой хорошую добычу. У них в саду был тайник, где они прятали награбленные золото, драгоценности, отцовский маузер. Все это Котэ захватил с собой, когда бежал из города. Потом, уже в лесу, сказал, что потерял эти богатства, но соврал – не тот Котэ человек, чтобы позволить себе такое. До сих пор, наверное, лежат они где-нибудь в том лесу. А эти – жена и дочь его? Пошли в работницы, в активистки и – получили. Резо страховал дядьку на улице, пока тот делал свое дело. Вот это был человек! Правда, дал промашку, когда доверился агентам, но все равно они прикончили бы его. Да, Котэ уже и не нужен был никому. Главное он сделал – заронил в душу его, Резо, зерна ненависти к врагам их. Все, что об отце говорили люди – треп. Правду знал только Котэ: его старшего брата затравили, как беззащитную собаку, и он, Резо, должен был отомстить за отца, и он это сделал и сделает еще. В конце концов он может уйти за границу, у него есть такой шанс, а потом вернуться оттуда еще более сильным. Все, что сделано здесь – мелочь. Не то надо делать, не то. Пауль говорил, что тот адресок надолго. Вот где его научат и помогут отомстить. Все-таки он не уголовник, а агент абвера по кличке Ягуар. Такие, как он, еще нужнее теперь, чем раньше. Газеты надо читать и понимать! У него есть золотишко, камешки, не с пустыми руками придет по адреску. Пусть менты раскалывают теперь Рыбу, Жоржа, Гошу, если они не ушли. Плевать он на них хотел. Наконец-то у ментов получится его полный портрет Кикнадзе-Долидзе – Павел-Резо-Купец-Ягуар. Только никогда не узнают они, что означает его последнее имя. И хватит мутить себе мозги. Надо хорошо выспаться, а потом уходить.

Уже утопая в омуте пьяного сна, Ягуар увидел в своем воображении во много раз увеличенного паука – того, из товарного вагона, который легко и свободно убегал прочь от своей паутины. «Я тоже сам ушел от своей паутины», – подумал Ягуар и почувствовал, как губы его растягиваются в гордую пьяную улыбку.