Текст книги "ХАРЬКОВ 354-286"
Автор книги: Константин Минаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Ладно, чёрт с ним, до следующего лета сначала дожить надо, а уж потом думать что и как. Задумавшись, я шёл к метро, не смотря по сторонам. Поэтому далеко не сразу услышал, что меня окликают.
– Лёха. Лёха. Ты что, глухой что ли?
Обернувшись, я увидел своего старого университетского товарища Саню Шереметьева, более известного под именем Нильс. В универе мы с ним учились на разных потоках, а познакомились только на военке.
– О, привет, Нильс, я тебя сразу и не заметил.
– Конечно, ты меня не заметил, идёшь задумавшись, никого не видишь. Прям как товарищ Роммель, которому Алоизыч предложил выпить яду.
– Ты бы за языком последил, юморист хренов. Сейчас не 2008 год на дворе. Будешь потом в НКВД доказывать, что не хотел государственную тайну разглашать.
– Да пошёл, ты, – Нильс на меня даже обиделся, – я понимаешь, к тебе с лучшими чувствами. Пива хотел предложить выпить за встречу. А ты НКВД сразу.
– Александр, сорри. Я просто сейчас из СБХ был, а там, вне зависимости от цели посещения, настроение не повышают.
– Ого, чего это тебя в СБХ понесло?
– Помнишь, мы в страйкбол играли?
– Ну. Допустим, помню.
– Доигрались. В субботу поехали на тренировку, а какие-то бабушки нас толи за террористов, толи за диверсантов приняли. Кончилось тем, что милицию вызвали. А сегодня мне на работу позвонили и вызвали в СБХ. Такие дела.
– Раз я тебя здесь вижу. То могу подозревать, что ничего особо серьёзного ты не сделал.
– Угу. Ты прямо Шерлок Холмс, блин. Может, пойдешь в органы работать?
– Нет, мне и в политехе преподавать неплохо.
– Да какой из тебя преподаватель, ты же совсем недавно универ закончил.
– А что делать? Если раньше универ получал бабло от всяких иностранных студентов, и студентов контрактников, то теперь, как сам понимаешь, деньги брать неоткуда. Вот и взяли мы на обучение студентов из СССР. Хотя бы зарплату сможем получать.
– Погоди. Ты хочешь сказать?
– Да, обучение у нас теперь снова бесплатное, но есть распоряжение сверху, неуспевающих сразу отчислять.
– Интересно, интересно. А товарищей из СССР как учить будете? Небось, программу менять придётся.
– Как сказать. Вот смотри, помнишь, как у вас информатику преподавали на первом курсе?
– Честно говоря, смутно помню. Я неё забил тогда, и пришёл сразу на экзамен, всё равно ничего нового там вначале не говорили.
– Вот-вот. Не говорили. А вели обучение с расчётом на студентов, которые и компа до этого в глаза не видели. Конечно, мы учились не на программистов и админов, но всё же. Так что особо менять что-то даже не придётся. Так, кое-какие мелочи. Правда теперь, если что случится с техникой, что на кафедре стоит, так просто не отделаешься. Компы все опечатали, сидюки и дисководы поснимали со всех машин, кроме сервака.
– Суровые вы ребята. Нечего сказать.
– Аха, ресурс берегут у всего чего можно. Такими темпами скоро одну ручку на факультет давать будут.
– У нас на заводе такая же фигня. Лазерники и струйники почти не юзаем, зато достали из закромов Родины старые матричные эпсоны и на них печатаем.
– Ну это-то понятно, там и с расходниками попроще будет, и чинить можно гораздо легче.
– Ага, тем более, что теперь фирменных расходников и не найдёшь нигде. Приходится использовать то, что в Харькове делают, а ты сам знаешь, какого они качества. Зато наши.
Вот так, разговаривая, мы неторопливо подошли к киоску с пивом.
– Ты что будешь? – спросил я у Нильса.
– Гиннес, блин буду. Издеваешься, да? Сам знаешь, что кроме Роганского и Новой Баварии, нет ничего. Выпили всё за два месяца. Оболонь, и та кончилась.
– Насколько я знаю, Изюмское пиво ещё неплохое осталось, только его разбирают быстро.
– Ладно, бери что есть.
В киоске пиво было, и я, несказанно обрадовавшись этому факту, купил пару бутылок Изюмского, поразившись очень высоким ценам – поллитра пива стоило около 10 гривен, или 2 бакса старыми деньгами. Это ж охренеть можно, как дорого. До переноса пиво стоило в среднем 2,75 – 3 гривны, или чуть больше, чем полбакса. Да, нешуточная инфляция, чтоб её пусто было.
В общем взяли мы пиво, и отошли в сторонку, дабы людям прохожим не мешать. Я открыл сначала одну, а потом другую бутылку открывалкой с изображением Сталина, в своё время привезённой из Питера. Надо мной ещё раньше шутили, что если я с этой открывалкой попаду в 37 год, то запросто смогу статью получить. Не думаю, что это правда, но теперь я, на всякий случай, старался особо её не светить.
– Сам-то ты как живешь? – спросил меня Нильс.
– Потихоньку. Работаю в поте лица, в страйкбол хотел побегать. Ну, ты это уже знаешь. Что ещё сказать. На учёт меня взяли, как увлекающегося историей.
– Меня тоже, – чуть улыбнулся Нильс, – думаю, что среди СБХшников был народ, который на тематических форумах тусил. Вот и просекла эта светлая голова, что было бы очень неплохо контролировать всех любителей военной истории.
– Да, скорее всего так и есть, ладно, давай выпьем за товарища Сталина и далее по списку.
– Давай.
Мы выпили, помолчали, потом Нильс спросил меня:
– А что там с твоей Леной?
Лена официально считалась моей девушкой. Она училась в Политехе на пятом курсе, а в момент переноса была в гостях у своих родственников в Белгороде. И до разговора с Нильсом я старался не думать о ней.
– Хреново с Леной. Она в Белгороде была, когда это произошло.
– Мрачно, – Нильс не стал уточнять, что я подразумевал под "этим". И так всё было ясно.
– Мрачнее некуда. Ну ладно, надеюсь, что ей там, в будущем, лучше, чем нам здесь.
– Я тоже надеюсь. Интересно, что там, в будущем сейчас творится. Наверное, переполох большой был, если вместо нас оказался Харьков 1940 года.
– Да уж, наверное, не слабый переполох. Интересно, к кому тот Харьков будет себя относить, России или Украине. Или ни к одной из этих стран. Всё ж таки буржуазные государства – классовые враги.
– Боюсь, что мы этого так никогда и не узнаем.
– Да, скорее всего так и будет.
После первой бутылки пива взяли по второй, потом пошли в ближайшее кафе, дабы продолжать в более цивильной атмосфере. В общем, опять я попал домой пьяный и поздно.
А ночью мне приснилась Лена.
Харьков. 27 августа 1940 года
Что за жизнь такая пошла. Второй день голова болит. Причём после пива похмелье было гораздо сильнее, чем после более крепких напитков. Ну да ладно. Главное, что проснулся вовремя и на работу не опоздал. Хотя, наверное, перегар у меня был ещё тот.
Жаль, что жвачки в городе уже закончились. А ведь это далеко не предмет первой необходимости, а уже начинаешь ощущать дискомфорт. Хорошо, ещё что мыло, шампунь и всякие зубные пасты в области производили. А то пришлось бы дустовым каким-нибудь голову мыть. Правда и то, что было, очень сильно подорожало. Цены, конечно, были уже указаны не в гривнах, а в нашей новой валюте, к которой я всё никак не мог привыкнуть.
Скажу честно, всю свою наличность менять я не стал – оставил по несколько купюр каждого номинала на память. Детям показывать буду, если доживу до того момента, когда у меня будут дети. Пока же мысли о детях носили чисто теоретический характер, и я надеялся, что в ближайшие несколько лет этот вопрос не перейдёт в практическую плоскость. Главное не забывать использовать резиновое изделие номер два. Кстати, по поводу этих самых изделий. Данных о том, что они производятся в Харькове, у меня не было, а советские аналоги я видел исключительно на картинках в Интернете на всяческих сайтах, посвящённых ностальгии по СССР. Доностальгировались блин. Хотя, скорее всего, этот ностальгирующий народ не по сороковому году тосковал, а по временам развитого социализма.
Хорошо говорить о том, как классно жилось при развитом социализме, находясь в обжитых и уютных двухтысячных годах. А когда тебя с головой окунают в сороковой год, выясняется, что жизнь не так уж прекрасна. Когда же многие бытовые мелочи, к которым ты привык настолько, что не представляешь свою жизнь без них, начинают исчезать, то уже начинаешь ностальгировать по 2008 году, хотя и живёшь в прошлом всего пару месяцев.
Это ещё хорошо, что нас всего в 1940 год забросило, а если бы в 1918, или там в 1840, это ж вообще кошмар был бы. Это только в книжках хорошо читать про попаданцев всяких, которые живут в походных условиях, добывают себе еду охотой и вообще являются брутальными спецназовцами, десантниками, или, на худой конец омоновцами. А обычный человек XXI века существо изнеженное, ему комфорт подавай. У моих переместившихся земляков есть и вода, и свет, и газ, и в сортир они ходят не на улицу, а в личный теплый туалет в квартире. Так что нам несказанно повезло, что перенёсся не только город, но и область с инфраструктурой. А недовольных всё равно хватает. Нет, конечно, после того, как товарищ Червоненко пристрелил возмущающегося либераста на площади во время митинга протеста против произвола Хунты, рты все позакрывали. Но недовольство всё равно никуда не делось. Как бы не вышло чего. И хоть Хунту нашу Хунтой не называет никто, и у руля городской власти формально стоят чиновники из госадминистрации, военные поняли, что без сотрудничества с администрацией, досконально знающей все проблемы Харькова, что-то толковое сделать очень сложно. Я имею ввиду не разместить блокпост или назначить комендантский час, с этим как раз у военных всё хорошо было – здесь вояки были в своей стихии, а вот начать подготовку к отопительному периоду, заботиться о подаче электроэнергии в жилые дома и так далее по списку, здесь нужен опытный хозяйственник, который будет координировать работу муниципальных служб. Вот и началось плодотворное сотрудничество между силовиками и чиновниками. По слухам, чуть ли не бывшего губернатора подключили к этому всему. Хотя здесь я не уверен – всё же участвовал в попытке угона самолёта. С другой стороны, дальнейшая судьба находившихся в Аэробусе горе-угонщиков простым людям неизвестна. Так что, ничего не могу утверждать со стопроцентной уверенностью.
А всё-таки, Пилипко хитрый жук! Как он умудрился поймать момент, и пока администрация щёлкала клювом, сумел совершить военный переворот в миниатюре. Да ещё и с нашей милицией на конфликт не пошёл, на удивление с Червоненко они работали без разногласий. Наверное, договорились о разделе сфер влияния. Иначе мне это трудно объяснить.
В общем, пока размышлял о нашем житье-бытье, не заметил, как доехал до своего места работы. Хмурый охранник, сидящий в своей конуре на проходной, равнодушно скользнул по мне взглядом, когда я прикладывал свой пропуск к электронному турникету. И я прошёл на территорию завода. Кстати этот мой пропуск, срабатывавший в магнитном поле турникета, я несколько раз использовал вместо паспорта, когда меня тормозили ППСники. А что – моя цветная фотография на пропуске есть, а сам девайс не смогла бы подделать ни одна шпионская организация в мире – таких технологий у них просто не было.
Добрался до своего рабочего места, включил комп. Так, посмотрим, какие новости у нас в местной сети есть. Колхозы объявили о том, что собран чуть ли не рекордный урожай пшеницы. Отлично, значит, по крайней мере, хлеб будем есть свой. Что там дальше? Село жалуется на огромные проблемы с ГСМ. А вот это уже хуже. Насколько я знаю, Шебелинка работает на полную мощность, но этого всё равно не хватает, а кроме неё брать высокооктановое горючее нам особо некуда. Разве что Грозненский бензин, но про него я знаю очень мало. Что ещё пишут? Администрация объявила, что город к зиме будет готов, и что встречать 1941 год харьковчане будут в тепле. Хм, попробовали бы они по-другому сказать. Все знают, кто является куратором Харьковской области, а Лаврентий Палыч слов на ветер не бросает. Сейчас вариант под кодовым названием "Ну не шмогла, не шмогла" не прокатит. Придётся отвечать по всей строгости. Ладно, это понятно, а вот ещё интересная новость – Харьков рапортует о готовности школ к 1 сентября. В этом году тысячи первоклассников впервые пойдут в школу. Интересно, по каким программам и учебникам школьники будут учиться. Не будут же, в самом деле, на уроках истории рассказывать о Шухевиче и Петлюре как о героях Украины, закатованих клятими москалями. Гы-гы, хотел бы я посмотреть на наших любителей кричать направо и налево "политрук лжёт!", подразумевая, что во всех бедах виновата Кровавая Гебня. Хотя лично мне уже с головой хватило общения с СБХ, нашим филиалом НКВД. Ну его нафиг, это общение. Я лучше попытаюсь винду "хомку" заставить нормально работать с доменами, больше толку будет.
Так прошёл ещё один рабочий день. Не скажу, что весь день тупо сидел на работе, как в будущем любил говорить тот класс людей, который назвали офисным планктоном. Нет, работа была и довольно много – нужно было прикрутить к базам поддержку обозначения материалов, применяемую в 1940 году. Понятно, что прикручивать к базам поддержку новых параметров не админское дело, но контора, создавшая этот САПР, и занимающаяся его технической поддержкой, осталась в будущем, поэтому и пришлось мне заняться этим неблагодарным делом. К тому же, нужно было немного поиграться с парой компов – возникли определённые проблемы с потерями пакетов при пинге сервака с этих машин. Кроме этого, стоило попытаться реанимировать старый матричный принтер фирмы EPSON, недавно найденный в одной из кладовок во время инвентаризации. В общем, работа была, и поэтому рабочий день прошёл сравнительно быстро. Конечно, если б не болела голова после вчерашнего, он прошёл бы ещё быстрее, но это уже издержки производства.
Вечером, после работы, я собирался заехать в гости к своему дяде, которой жил на Рогани, и которого я не видел с тех времён, когда Харьков ещё находился в 2008 году. Так что, я зашёл в ближайший магазин, взял кое-каких продуктов, бутылку "огненной воды", ещё кое-чего по мелочи, и пошёл на автобусную остановку, ждать своего автобуса.
С большим трудом влез в автобус, на этом маршруте раньше работали "газели", но после переноса, видимо они стали нерентабельными, поэтому их с маршрута убрали. Впрочем, такое было по всему городу – маленькие микроавтобусы и автобусы исчезли практически полностью, если не считать, конечно, грузовых версий, которые ездили вовсю. Зато в автопарках реанимировали ископаемые ЛИАЗы там, где они ещё остались и не сгнили. В отличие от современных моделей, эти динозавры были абсолютно нетребовательны к виду и качеству топлива и не требовали дорогих расходных материалов. И с запчастями к ним было проще, потому что, как известно, при некотором уровне смекалки, любую запчасть, с любого экземпляра советской техники, можно было приспособить на любой другой экземпляр этой самой техники.
Наконец я доехал до нужной остановки и, немного поработав локтями, вышел из автобуса. Мой дядя жил в частном доме, в районе, который считался чуть ли не пригородом. Дядя был женат, и него была дочь, но сейчас он находился в разводе и в доме жил сам, что не мешало ему иметь небольшое приусадебное хозяйство. Как он умудрялся его содержать, мне, честно говоря, было мало понятно.
Я подошёл к высоким воротам, окрашенным зелёной краской и позвонил в маленький дверной звонок, прикрученный рядом с дверью в воротах. Надо сказать, что мой дядя Толик, а именно так его звали, в своё время закончил Томский Государственный Университет. Специальность его связана с атомной промышленностью, и хотя, вскоре после развала СССР, он прекратил работать по специальности, Толик на всю жизнь сохранил интерес к высоким технологиям и любовь к разнообразным электронным штуковинам. За воротами послышались шаги, и со словами "Ну кого там принесло", дядя Толик открыл дверь.
– О, Лёха. Здоров, давно тебя не было видно.
– Здравствуйте, дядь Толь.
Я прошёл во двор. Да, со времени моего последнего визита здесь мало что изменилось. Всё также стоял гараж, в котором Толик держал разнообразные станки, всё также стояла в у углу двора конура со старым псом по кличке Ктулха – Толик хоть и жил в глухомани, но человеком был образованным, читал Лавкрафта, и назвал своего пса в честь персонажа его книг задолго до бума популярности Ктулху в Интернете. Да, судя по всему, дядя мало изменился.
– Лёха, проходи в дом, а я сейчас поднимусь за тобой.
– Хорошо, дядь Толь.
– А что это у тебя за пакет в руках? – покосился дядя на свёрток у меня в руках.
– Дык эта, не с пустыми ж руками к тебе идти, вот и устроил налёт оккупантов на ближайший магазин, – сказал я доставая из кулька пузырь.
– Ах ты ж долбанный ты нафик. Ещё одного алкаша принесло, – неожиданно взъярился Толик.
– Дядь Толь, ты чего? Какие алкаши? Я же с лучшими намерениями, – пошел я на попятный. Дядя Толик хоть и добрый мужик, но лучше его не злить – он ещё при Совке боксом занимался, и сейчас, в отличии от большинства мужчин его возраста, старался поддерживать себя в форме. По крайней мере, пивного брюха у него не было.
– Кто-кто, не Ктулха же, чтоб он долго жил. Эта сволочь в последнее ведёт себя точно так же как оригинал, – продолжал бурчать дядя.
– Что мозги пожирает?
– Нет, блин, спит всё время. Ладно, иди в дом, сам всё увидишь, а мне тут кое-что доделать надо.
Я поднялся на крыльцо типичного для наших мест одноэтажного кирпичного дома, открыл дверь и вошёл в тамбур. В тамбуре явственно чувствовался запах краски. Явно дядя ремонт затеял, вот только не вовремя. Его делать надо было до переноса, а не после. Ладно, его дом, пусть что хочет то и делает. А вот одиночество, судя по всему, на него влияет неблагоприятно. То ремонт начинает делать, когда на улице дефицит стройматериалов, то на племянника родного бросается.
Я на всякий случай потрогал стены, а то ещё начну разуваться, прислонюсь к ним, а они в краске. А потом в таком виде на завод ехать. Ну нафиг. Лучше подстраховаться. С счастью обошлось, и краска на пальцах не осталась. Я разулся и прошёл в коридор. В одной комнате, которую дядя называл залом, было слышно, как работает телевизор, и я, надев стоящие возле тумбочки тапочки, пошёл туда. Раз уж дядя сказал, что я сам всё увижу то, скорее всего, причина столь бурной реакции на принесённый мной алкоголь находится в той комнате.
И правда, как только я вошёл, то сначала ощутил резкий запах перегара, а затем увидел сидящего за дощатым столом, накрытым клеенчатой скатертью, лысоватого начинающего толстеть мужика. Он сидел за столом с опухшей мордой одетый в "костюм алкоголика" – старые дядькины треники с пузырями на коленях и майка с одной спущенной бретелькой. Прямо ходячая иллюстрация с плаката о вреде алкоголизма. Судя по всему, мужик явно испытывал симптомы "птичьей болезни" под названием "перепил" – на лице отпечатался след от подушки, лицо было покрыто щетиной, а взгляд был сосредоточен на банке с маринованными огурцами, из которой мужик пытался выловить последний, чудом сохранившийся огурец. По всему было видно, что бой с огурцом идёт не первую минуту. На стороне мужика была сила, на стороне огурца ловкость и манёвренность. Наконец, овощ понял всю бесперспективность свой борьбы, и мужик с победным криком достал его из банки и с видимым удовольствием начал есть. Хм, прямо РККА против Вермахта. Как тот ни бодался, как ни боролся, но всё равно пал перед силой наших воинов. Видимо после зверской расправы над огурцом мужику стало полегче, и он, подняв голову, спросил меня:
– Ты кто?
Вопрос был такой простой и такой банальный, что я даже растерялся.
– Алексей я.
– А, Лёха, – мужик видимо удовлетворился этим ответом, – Пижон рассказывал про тебя
– Кто рассказывал? – я не мог въехать, о чём он.
– Ну Толян, дядя твой. Мы его в универе Пижоном звали за то, что выпендриваться перед девками любил.
– Пижон, значит. Буду знать, – ухмыльнулся я. Обязательно подколю дядюшку. А то ишь, моду взял, скрывает от любимого племянника самые интересные страницы своей биографии.
– А что это у тебя в пакете такое звякающее? – поинтересовался у меня дядин одногруппник.
Я намёк понял, и без лишних слов достал из сумки 0,7, с треском свернул крышку с новомодным дозатором и налил несколько глотков в большую алюминиевую кружку, которая стояла рядом с банкой из-под огурцов.
– Молодец. Толковый парень, – сказал мужик, одним глотком опустошив кружку, смачно крякнув и закусив остатками огурца.
– Меня Дмитрий зовут. Я как ты, наверное, уже понял с Пиж.., то есть я хотел сказать, с твоим дядей в одном институте учился.
– Секундочку, универ это Томск. Сибирь. Белые медведи с балалайками пьющие водку на улицах заснеженных городов и всё такое. В смысле, я хочу сказать, это ж хрен знает как далеко от Харькова. Как вы тут оказались?
– Для начала, белых медведей в Томске нет. Спились все, – обиделся Дмитрий, – А потом, я не из Томска, а из Москвы приехал. А всему виной эти "одноклассники", что б им пусто было. Нашёл меня твой дядя через них и пригласил к себе в гости. А я, дурень, взял да и согласился. Думал, старого друга повидаю, от жены с детьми отдохну. А тут на тебе, с вами в прошлом торчу. И главное что, взял бы я этот чёртов билет на неделю позже, так был бы сейчас у себя дома и проблем бы не знал. Теперь вот сижу у Пижона дома, и горькую пью.
– Ты мне тут не учи ребёнка плохому, – сказал незаметно подошедший дядя, – а то расскажу как тебя называли, Зелёный Змий.
– Да ладно тебе, Толик, не бурчи., лучше давай на стол накроем, раз уж гость пришёл.
– Ох, Димон, договоришься ты когда-нибудь, – пробурчал дядя, но тем не менее, стал доставать принесённые мной продукты из пакета.
Я сходил на кухню и принёс новую банку огурцов и здоровенный кусок копченого сала. А дядя тем временем поставил на стол чистые рюмки и налил по 50 грамм.
Вздрогнули. Зелёный Змий, ну и кличка у него, пил аккуратно. Явно свое прозвище носил не зря. Заметив, что я смотрю на него улыбнулся и сказал – "Курчатовская школа". На мой немой вопрос он рассказал, что работал в Курчатовском институте и заодно поведал байку о замурованном в стене спиртопроводе с краником и старом китайце.
– Так это с вами было?– удивился я, – а я то я читал эту байку в Интернете, но там не было конкретных привязок к институту.
– Со мной, со мной, – улыбнулся Дмитрий.
Налили ещё по одной. Выпили. И вот тут-то Зелёного Змия повело. Он начал вспоминать оставшуюся в Москве семью. До пьяных слез все же не дошло – после третьей он встал, извинился и, пошатываясь, удалился в комнату.
– Жалко Димку, – дядька был задумчив, – пока еще нас тут не дернуло, он все про сына с дочкой рассказывал, какие они у него клевые. Первые три дня, с понедельника, пил беспробудно. Потом оклемался, побежал в физтех. И меня звал. Говорит, айтишников здесь и сейчас хоть задницей жуй, а физиков, да еще и по нашей специальности... Сидит теперь в библиотеке, восстанавливает квалификацию. Пропуск себе у Волкова пробил, паек. В Мерефу съездить успел, поговорить насчет стекловолокна. Меня тоже зовет. Но он-то хоть успел по теме поработать, аж до девяносто седьмого держался, а я почти сразу в электронщики подался.
– По какой теме? Стекловолокно? Композиты для авиации, что ли?
Дядька посмотрел на меня с некоторым сомнением. Потом, видимо, решился.
– Для центрифуг. На которых уран разделяют. Понимаешь, что это значит сейчас? Вот то-то. Ща он проспится – и завтра с утра опять в библиотеку. Бизнес-план кропать, для Лаврентия Палыча. Они через волковскую контору на него вышли. Так что недолго Димке квасить осталось. Вот и отрывается напоследок. Ты бы, кстати, тоже завязывал. Времена, понимаешь, не шибко подходящие. С какой точки зрения не посмотри. Ладно, пойдём покурим.
Я не курил, но за компанию с дядей вышел во двор.
– Глянь Лёха, какое небо, – сказал Толик.
Я честно посмотрел на небо, но ничего необычного не заметил. Разве что не было облаков, и время от времени сверкали сгорающие метеоры – всё-таки конец августа, в это время их очень много. Кажется, земля проходит через какой-то там пояс, вот они и попадают в атмосферу.
– Дядь Толь что-то я ничего необычного не вижу.
– Эх ты Лёха. Двойка тебе за невнимательность... Посмотри, нет не спутников, ни самолётов. Красота же. Наслаждайся пока есть такая возможность. Лет через 10-15 опять всё небо загадят.
Харьков. 28 августа 1940 года
Проснулся с большим трудом под звуки «Танкового Марша СССР», установленного в мобильнике на сигнал будильника. «Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведёт» орал телефон на всю комнату. Нет, мелодию явно надо менять, хватит с меня Сталин-панка. И так куда не посмотри, из всех углов этот самый Сталин-панк торчит.
– О, Лёха, уже проснулся? – поприветствовал меня вошедший в комнату Дмитрий.
Сегодня он выглядел необычно бодрым – лицо было гладко выбрито, и под глазами не было отёков, которые обычно появляются после хорошей пьянки. Правда одет он был во всё те же треники и майку. В руках Димон, вчера разрешивший себя так называть, держал старые дядькины гантели, что делало его похожим на знакомый ещё из старых советских фильмов образ спортсмена-любителя.
– Вставай, на работу опоздаешь.
– Да, сейчас. Уже встаю.
– Ну ты и спишь. От твоего марша даже Ктулха Толика проснулась, а ты всё дрыхнешь. Давай. Умывайся, одевайся и завтракать. Толик уже яичницу жарит, – с этими словами Дмитрий, не прекращая делать упражнения с гантелями, вышел из комнаты.
И правда, из кухни, через открытую дверь, дверь доносились аппетитные запахи самого готовящегося стандартного холостяцкого завтрака – яичницы на сале. Я быстренько встал, заправил постель, оделся, сходил в туалет и ванную и направился на кухню.
Здесь меня уже ждала тарелка с яичницей, салат из помидоров и стакан крепкого чая.
– Лёха, попробуй помидоры. Свои, сам выращивал на огороде, – стал рекламировать салат дядя.
– Толик, честное слово, ты как был пижоном, так им и остался. Только раньше перед девками своим хм... интеллектом хвастался, а теперь перед племянником помидорами. Не мешай человеку завтракать, – это уже Дмитрий.
– Ты что, да я тебе сейчас. – толи в шутку, толи всерьёз стал возмущаться дядя.
– Ладно, не кипятись, шутю я так, – сказал Дмитрий и хлебнул чая из стакана, – ты бы скажи, куда все твои кружки делись, раз гостям чай в стаканы наливаешь.
– Тяжёлое наследие брачных уз, – витиевато ответил дядя.
– Ну-ну, Гименей ты наш. Небось, жена во время ссор кружками в тебя по навесной траектории кидалась, – продолжал изводить дядю Дмитрий.
– Слушай, Димон. Вот я не посмотрю что тебе сороковник, а возьму и съезжу тебе по уху, ребёнка не постесняюсь.
– Ишь, ты грозный какой. И где ты ребёнка нашёл? Этот ребёнок водку хлещет не меньше нас с тобой, – Дмитрий подмигнул мне, – Леха, ты не обращай внимания. Твой дядя не будет меня бить. Это он так шутит. Правда, Пижон, ты же шутишь так?
– Ох, договоришься ты когда-нибудь, Змей. Я не посмотрю, что мы с тобой с первого курса дружили, и дам тебе по уху.
Дмитрий от этих слов только ухмыльнулся.
– Он всегда такой, Лёх. А тебе дядя не рассказывал, как мы познакомились?
– Как сказать, – дядя мне что-то рассказывал про учёбу в универе, но в памяти у меня ничего не отложилось. Поэтому я старался придумать наиболее обтекаемый ответ, – что-то такое слышал, но точно сейчас не помню.
– Понятно. Значит, я сам сейчас расскажу. Мы с ним хоть учились в одной группе, но сначала не дружили. А дружба наша началась с того, что понравилась нам одна и та же девчонка на дискотеке.
– И как вы её делили?
– Да как, вышли на улицу, по-мужски поговорить. Вот тогда то твой дядя и заехал мне по уху, – Дмитрий потёр левое ухо.
– А вы ему куда заехали? – поинтересовался я у Дмитрия.
– В глаз он мне дал, – сказал дядя.
– Ага, так всё и было, – довольно щурясь, продолжил Дмитрий, – в общем, подрались мы и решили, что кого девчонка выберет, то пусть с тем и будет.
– И что, кого из вас она выбрала?
– А никого. Пока мы выясняли отношения на улице, её подцепил староста параллельной группы. А мы, видя такие расклады, сначала надавали этому товарищу по лицу, а потом напились вместе. С тех пор и началась наша дружба, – закончил свой рассказ Дмитрий.
– Ну вы блин даёте, – только и смог сказать я, – хорошая у вас юность была. Бурная.
– Юноша, песок из нас пока не начал сыпаться, – менторским тоном сказал Дмитрий.
– Да ладно вам. Вы прекрасно поняли, что я имею ввиду.
– Товарищи, заканчивайте чаепитие, – поторопил нас Толик, – Лехё на завод ехать надо, а Дима, ты же в библиотеку Короленко собирался. Сами знаете, как сейчас транспорт ходит. Поэтому советую поторопиться.
Быстро закончили завтрак и, помыв за собой посуду, с этим у дяди было строго, мы с Дмитрием собрались и пошли на автобусную остановку.
– Знаешь, Леха, что меня в Харькове удивляет? – спросил меня Дмитрий, когда мы вышли со двора дяди.
– Что же?
– Смотри, с момента переноса третий месяц уже пошёл, а люди живут как ни в чём ни бывало. Как будто всем пофик.
– Почему пофик. Не пофик. Тот же самый завод, где я работаю, круглые сутки пашет без праздников и выходных. В цехах людей полно. Молодёжи новой из ВУЗовских выпускников приняли много. Если бы не перенос, то на завод дай бог, что половина из них пошла бы, – возмутился я.
– Не это я имею ввиду, Лёха. У вас люди апатичные все какие-то. Не интересует их ничего. Даже к будущей войне, а ведь они будет, ты и сам это понимаешь, относятся пофигистично. Что называется "моя хата скраю".
– Вот в вас сразу видно неместного.
– Это почему же? – удивился Дмитрий, – я пока у Толика жил уже тюкать и шокать научился. Не говоря уже о тремпеле со стулкой.
– Не в этом дело. Вот у вас в России по сути одна партия только, и оппозиции как таковой нет. А у нас что ни год, то понос, то золотуха. Шутка ли, каждый год на выборы ходить. Народ просто устал от всего. А конкретно Харьков всегда отличался малой политической активностью. У нас даже в 2004 году митингующих-то и не было почти. Как с одной стороны, так и с другой. На митинги ходили в основном для того, чтобы денег заработать. Вот и сейчас, люди больше интересуются, как на кусок хлеба заработать. Сами знаете, какие цены после этой денежной реформы стали. Чтоб ей пусто было. Хотя, с другой стороны, рабочие руки сейчас очень нужны. Но, положа руку на сердце, скажу, что если бы мою должность сократили, то я бы не горел желанием идти за станок. Или ехать в Казахстан, целину поднимать. Вот и бывшие менеджеры с клерками не в восторге от дальнейших перспектив.
– Интересный у вас город, Лёха.
– Ну дык, конечно интересный. Самое главное, что это наш город.
– К сожалению, о себе я так сказать не могу, – ответил Дмитрий и замолчал.
"Блин, вот же язык мой дурной. Городом я горжусь. Патриот хренов... У Дмитрия же вся семья в Москве осталась". Чёрт, надо срочно тему менять.
