Текст книги "Последняя девственница королевства (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 18
Проснулась Нова в своих покоях, в гареме. Кажется, вчера она упала в обморок, не перенеся пытки, устроенной ей Короналем. Но и заветного «да» не сказала.
Девушка помнила свои крики, они все еще звенели в ее ушах, а на груди ощущала ласкающий язык Эллиана, который дразнил соски, поглаживал их до невыносимо приятного жжения, почти до экстаза, и его пальцы, осторожно мнущие податливую грудь, стискивающие округлость. Позабыв о жгучем воске, Элииан по очереди ласкал оба соска Новы, дразнил их языком, поглаживал пальцами, целовал и посасывал, и девушка заходилась в криках, пылая в руках коварного соблазнителя.
Тесно прижавшись к ее вздрагивающему телу, извивающемуся, блестящему потом, Корональ долго, бесконечно долго целовал ее губы, припухшие, накусанные, горячие и мягкие, так долго, что у Новы кружилась голова. Она выгибалась навстречу своему мучителю, растворяясь в его поцелуях, принимая его ласку жадно, как глоток чистого прохладного воздуха после душного подвала. И его руки, обнимающие ее податливое тело, уже не смущали, Нова сама ласкалась о них, как послушное животное. И, наверное, если б он не целовал ее так мучительно сладко и долго, она бы крикнула, сгорая от нетерпения и страсти «возьми меня!». Но, кажется, он решил поиграть, подразнить как следует строптивицу, и потому не спешил воспользоваться ее телом.
А потом сознание покинуло ее, когда наслаждение от горячего воска в очередной раз полыхнуло огнем под закрытыми веками и ослепило до бездонной черноты.
Корональ сам, на руках, принес обнаженную девушку в гарем, завернув в собственный шелковый темно-серый халат, ведь ее платье было разорвано и приведено в негодность. В этом халате, пропахшем морской свежестью и растаявшим воском, Нова, собственно, и проснулась, стыдливо натягивая до подбородка тонкую ткань. Ее руки, ее шея были в тонких чешуйках от побледневшего воска, на запястье была повязана синяя атласная лента, которую не спутаешь ни с какой другой – лента из волос Короналя. Прислужники подобострастно сгибались едва ли не вчетверо в поклонах, осторожно рассматривая молодую госпожу и ожидая от нее приказов. Всем было совершенно ясно, что вечером Корональ играл с нею, и в награду подарил свою ленту. Она не просто зацепилась, она была аккуратно и надежно повязана на запястье Новы, и для любой другой наложницы это означало бы, что Корональ провел с ней ночь и остался очень доволен девушкой.
Это косвенно подтверждали вой и плач Прекрасной за дверями.
Слушая, как прислужницы готовят ей ванну, как они хвалят новую госпожу за полученную ленту – и халат Короналя, в котором он бережно уложил ее в постель сам, – Прекрасная рвала в ярости волосы и царапала себе лицо. Нова, эта выскочка, выглядела испуганной и растерянной, когда ее отмывали от тонких чешуек воска и одевали в самые красивые наряды, что только отыскали в сундучках, а Прекрасная скрежетала зубами и сжимала кулаки, душа свою злость в груди.
«Ничего, – думала она. – Ничего…Вернется Пустотник с зельем, и Корональ навсегда забудет о тебе! Он обещал самое сильное приворотное зелье, что существует под луной, и уж оно-то победит это странное влечение Короналя к тебе! Он по-прежнему будет мой, будет дарить мне подарки и любить только меня!»
А Пустотник, разумеется, вовсе не собирался устраивать личную жизнь Прекрасной. Мысль о том, что Короналя можно просто отравить, а затем просто забрать беспрепятственно Нову, не давала ему покоя.
Разыскивая нечестивцев – а это было очень сложно с учетом того, что Слово ему больше не помогало, и он ориентировался лишь на подсказки Пустоты, – Пустотник долго бродил по улицам города, пока не добрел до самого тихого квартала. Домики были низкие, приземистые и очень добротные, сложенные из крепкого камня, с тяжелыми, окованными железом дверями. Окна располагались очень высоко и походили больше на узкие бойницы. Поглядывая вверх, на крепкие ставни, закрывающие эти недобрые глаза домов, Пустотник усмехался, понимая, зачем все эти предосторожности.
«Кто-то подумает, что тут живут купцы, переживающие за сохранность своего товара, да только я знаю, что за товар они берегут», – недобро думал Пустотник.
Возле одного дома он остановился и постучал в дверь – громко, требовательно.
Хозяин, мелкий, отвратительный, похожий на бородавчатого гоблина, тотчас отворил ему, словно поджидал этого внезапного ночного визита.
– Магия шептала твое имя, Сайрус, – посмеиваясь и потирая мозолистые заскорузлые ладони, произнес он. – Заходи и потрать свое золото.
В тесной комнате и повернуться было негде из-за нагромождения плашек, чашек, сушеных веников разных трав и банок с заспиртованными змеями. Стол, на который нечестивец указал Сайрусу, да полка, на которой стояли клетки со всякими мелкими зверюшками и гадами.
Сайрус, оглядываясь по сторонам, неспешно стащил с плеч куртку, затем рубашку и молча обернулся спиной к свету. Нечестивец, поднеся к грубо зарубцевавшейся ране свечу, присвистнул, оглядывая кожу Пустотника.
– Тонко сработано! – похвалил он неизвестного обидчика Пустотника. – Словно сам Корональ постарался.
Пустотник смолчал. Он не хотел обсуждать прыщавым уродцем подробности потери Слова, и тот, разочарованно охая, тряся уродливой головой с волосатыми ушами, побрел к полке с животными.
– Ну, посмотрим, чья тень тебе подойдет, – шамкал он, разглядывая зверушек, тревожа их светом. Зверушки испуганно заметались в своих клетках, а нечестивец глядел то на них, тона Пустотника, соображая, как же должно изломать несчастного зверя, чтоб он хоть немного был похож на шрам, оставшийся после вырванного Слова.
– Это ведь непросто, – бубнил он, покачивая клетку со скорпионом, заставляя того плясать и щелкать клешнями, – нужно чтоб каждая ранка была заполнена тенью… да вот же он, скакун!
В одной из клеток неистово метался крысенок, слишком маленький и чистенький, шустрый и напуганный. Его дрожащие усы, длинный хвост, лапки – все металось и тысячи раз меняло положение, и пляшущая тень раз за разом накладывалась на рану Сайруса.
– Крысой будешь, – решительно сказал нечестивец. – Ну, ложись животом на стол! Будем пришивать!
Он подвесил клетку с крысой над Сайрусом, взял иголку потолще, и ею наколол мечущуюся тень в нос.
– Вот сюда-а-а, – пробормотал он, тыча иглой в кожу Пустотника и закрепляя нос тени крысы. Почуяв неладное, крыса принялась скакать еще яростнее, словно желая сбежать прочь, и это было нечестивцу только на руку. Он ухватывал тень. Словно покрывало, за самые краешки и иглой устраивал ее на место старой. Пустотник кривился, крыса отчаянно пищала, борясь за свою жизнь, а нечестивец радостно тыкал иглой в живое тело и бормотал заклятья.
– А что, старый грешник, – поморщившись от очередного укола, поинтересовался Пустотник, – ты варишь яды?
– Смотря для чего, – уклончиво ответил нечестивец. О том, что он клеймен, как и прочие нечестивцы, и накрепко связан клятвой и собственной жизнью с обещанием не убивать людей, нечестивец предпочел умолчать, дабы не потерять выгодного клиента.
– Для чего существуют яды, – озлился Сайрус. – Разумеется, чтоб отравить!
– Смотря как отравить, – так же уклончиво ответил нечестивец. Все же он был изрядный хитрец и умел обманывать, не говоря при этом неправды.
Сайрус поморщился.
– Я не кровожаден, – ответил он. – Мне не нужно, чтобы жертва мучилась и страдала.
– А! – протянул хитрый нечестивец. – Вы хотите подарить ей милосердный покой!
– Да, – нехотя согласился Сайрус, терпя неспешные стежки, которые выписывала на его спине иголка нечестивца. – Что-то вроде того. Мне нужен такой яд, чтоб действовал быстро, и без этих ваших изуверских штучек. Раз – и все. Я оплачу тебе самый дорогой и самый лучший, лишь бы он был надежен.
– Ты уверен, Пустотник, – с деланным сомнением в голосе произнес нечестивец, делая последние стежки, – что тебе нужен этот яд?..
– Я уверен, – прорычал Пустотник нетерпеливо. – Так ты мне назовешь цену?
– Когда вас станут пытать, – с печалью в голосе произнес нечестивец, – не забудьте сказать, что я вас отговаривал от этой покупки!
– Оставь при себе свои нравоучения! Итак, цену назови!
– Три медных гроша за крысу, один – за клетку, четыре серебряных за работу, и золотой – за яд, мой коварный господин, – скороговоркой произнес нечестивец, ладонью смахивая выступившую на спине Пустотника сукровицу. Там, где раньше был паук, теперь красовался свежепришитый рисунок беснующейся крысы. – Крысу с собой забирайте. Дня три придется потерпеть, чтоб ее тень хорошенько приросла, а потом можно будет убить ее…
– Яд давай, – грубо ответил Сайрус, натягивая рубашку.
Нечестивец долго скреб в затылке, будто не решаясь передать в руки Пустотника отраву. Затем так же долго гремел склянками в дальнем углу, и, наконец, вынес красивый бутылек, выточенный из очень прозрачного стекла, со светло-зеленой жидкостью. От плотно притертой крышки пахло тонко и очень знакомо, но нечестивец остановил Пустотника, пытавшегося принюхаться к бутыльку.
– Свежие дыни, – подсказал он, внимательно глядя в глаза Пустотнику. – Так пахнут свежие дыни, если их разрезать. Но нюхать это тоже нельзя, понимаешь? Во, в тряпицу оберни. И не порлей ненароком.
– Уж разберусь как-нибудь, – грубо ответил Пустотник, пряча яд в карман и бросая деньги на стол. – провались в ад, старый колдун!
– И тебе не хворать, Пустотник, – склабился нечестивец, когда дверь за Сайрусом закрылась. Он потирал ладошки, радуясь удачной сделке. – Ты ж хотел самое сильное и дорогое зелье? Ты его и получил, хе-хе-хе-хе…
Глава 19
Нову снова выкупали, нарядили в яркие одежды – белоснежное шелковое нижнее платье и яркое алое верхнее, расшитое цветами и птицами, – уложили ее волосы, закрепив их золотыми шпильками. Синюю ленту, подаренную Короналем, никто не посмел тронуть. На фоне алых, пылающих одежд Новы синяя лента выделялась, и было похоже, что ею девушка была помечена, выделена из всего гарема.
Однако Корональ не спешил наведаться в гарем снова, и Нова зря прождала его целый день. Говорили, что поиски нечестивцев все еще продолжались, но это отчего-то казалось Нове неправдой. На глаза ее то и дело набегали слезы, время, казалось, тянулось бесконечно, и Нова не понимала, отчего долгая разлука с Короналем делает ее такой несчастной.
«После того, что он устроил вчера, – пытаясь самой себе казаться сердитой, думала Нова, чувствуя, как сладко замирает ее сердце и как сами собой сжимаются ноги, когда в животе ее начиналась сладкая пульсация, – мне на него надо бы сердиться. Да, так; он делал ужасные вещи. Развратные и бессовестные».
Но от одного воспоминания о текущем по ее телу воске, о жадных губах, повторяющих огненные реки, разлившиеся по ее коже, у Новы ноги начинали дрожать и подламываться, как у загнанного жеребенка. И тогда девушка не могла стоять прямо; прогуливаясь по гарему, она вынуждена была спешно присаживаться на бортик фонтана с золотыми рыбками или опираться о широкие подоконники, чтоб не упасть.
Прислужницы, следующие по пятым за новой госпожой, тревожились и спрашивали, не заболела ли она часом, не знобит ли ее, н одолела ли ее слабость.
– Все хорошо, – отвечала Нова, отстраняя рукой обеспокоенную свиту. – Душно немного…
Прибежал маленький пажонок с опахалом из павлиньих перьев, но девушке лучше не стало, и она решительно направилась в розарий. Розы Нова любила, и когда-то давно, еще будучи принцессой, сама с удовольствием их высаживала и подрезала. Но сегодня и цветы не радовали ее. Она бесцельно бродила меж кустов, машинально обрывая лепестки у сорванной розы, но мысли о Коронале не шли у нее из головы.
Он смутил ее покой, сумел заставить ее думать о нем еще и еще, переживать снова и снова каждую минуту их встречи, и Нова просто таяла от воспоминаний. В своем воображении она расписала Короналя самыми яркими красками, в подробностях вспомнила едва ли не каждую ресницу над синими глубокими глазами, и, совсем сомлев, опустилась прямо на землю, тяжело дыша.
– Боги, – чуть не плача прошептала девушка, – если это любовь, то избавьте меня от нее! За что же такие мучения?!
Но вместе с этими мольбами с ее губ срывались томные вздохи, девушка вся пылала, изнемогая от неведомого ей ранее томления. Если бы ей было к кому обратиться за советом, ей бы объяснили, что это всего лишь просыпается в ее невинном сердце страсть и желание, но Нова этого не знала. И невозможность сию секунду увидеть предмет ее воздыхания, прикоснуться к нему и снова увидеть, нет – почувствовать страсть и желание молодого Короналя лишали девушку сил. Вся дрожа, словно в ознобе, Нова, страдая, едва ли не прилегла под розовый куст, готовая принять еще порцию сладких мук, как вдруг из листьев послышался осторожный шепот.
– Пс-с-ст, крошка! – тихим писклявым голосом звал ее кто-то, прячущийся в сочной зелени. – Ты не могла бы помочь мне? Только держи себя в руках, не ори, пожалуйста.
Нова от изумления уселась на земле, позабыв о только что посетивших ее муках любви. Осторожно, чтоб не наколоть нежные руки, она полезла в куст, выискивая своего невидимого собеседника, но, сколько б она не отодвигала зеленые ветви, никого за розами видно не было.
– Да куда же ты смотришь, дылда, – выругался недовольный собеседник. – Отрастят огромные головы, от которых проку нет! Вниз смотри, дурында!
Нова опустила взгляд вниз – и оглушительно заверещала. Прямо перед ней, на толстеньких окороках сидел маленький крысенок, мигая черными бусинками глазок и почесывая свой длинный голый хвост.
– Чего ты орешь? – неодобрительно пропищал он, когда Нова в ужасе смолкла, сбившись в комочек и задрав ноги. – И ноги зачем задрала? Ты задницей на земле сидишь, и если я захочу забраться в твою одежду – я в нее заберусь. Тоже мне, попросил помощи… – с нескрываемой досадой продолжал крысенок, пользуясь тем, что Нова от изумления и говорить не могла. – Лучше б сразу голову в мышеловку сунул, и дело с концом…
– Ты кто?! – выдохнула изумленная девушка.
– Крыса, епт! – ругнулся зверек, разводя лапы и позволяя себя рассмотреть как следует. – А что, есть какие-то сомнения?
– Но ты говоришь, – машинально произнесла Нова.
– А ты ползаешь по земле, – парировал крысенок. – Но я же не сомневаюсь в том, что ты человек?
– Ну… да, – согласилась Нова нерешительно. – А что… как я могу помочь тебе?
– Слушай меня внимательно, крошка, – интимно запищал крысенок. – Я чувствую, от твоей одежды пахнет сладкими орехами, запечёнными в молочной глазури, и белым хлебом с сыром и маслом. Значит, ты богатая и важная госпожа, тебя обыскивать не станут. Позволь мне спрятаться в рукаве твоего платья, а? Не бойся, я не укушу. И блох в моей шерсти нет. Ни единой! Так что о чуме можешь не беспокоиться…
– Тебя ищут?
– Ну да, – тоскливо взвизгнула крыса. – Сегодня меня ухватил этот бородавочник и сшил с каким-то лохматым пугалом…
– Порождение нечистой магии! Вот почему ты умеешь говорить! – воскликнула Нова, отпрянув, и крысенок тоскливо ударил себя лапками в грудь.
– Да я-то чем виноват?! – прокричал он в отчаянии. – Я ничего плохого не делал. Жил себе спокойно, сосал мамкину титьку, таскал хлебные корки. А тут меня изловили и сшили… ты понимаешь, что это значит? Он же шлепнет меня через три дня, когда его раны заживут! И Корональ нечистую магию не любит; он ее за версту чует, так что мне с любой стороны вилы! Спаси, а?..
Крыса пищала так горестно, что сердце Новы оттаяло. К тому же, вместе с этой крысой в ее руки попадал ключ к разгадке тайны о том, кто же нечестивец.
– Ну, хорошо, – насмелившись, произнесла Нова, протягивая крысе руку, и та, не спросив разрешения, ловко прыгнула в рукав Новы и горячим шустрым комком, цепляясь коготками за ткань, мгновенно пробралась до самого локтя девушки, и там затихла.
Нова опять чуть не завопила от страха. Сердце ее так и прыгало. Ощущать маленькое горячее тельце на своей коже было непривычно и жутко, но она пересилила себя – осторожно обняла ладонью локоть, сжив руки на груди и поднялась с земли.
– Ну, чего встала, – пищала крыса глухо, чуть слышно, – вали отсюда, да поскорее! Сейчас явится нечестивец; он же ищет меня!
– А как… – запнулась Нова, осторожно двигаясь к выходу из оранжереи. – Как ты оказался здесь?
– Да удрал, ясное дело, – пробубнил крысенок. – Выгрыз дыру в полу клетки и удрал.
– А как твой нечестивец выглядит? – спросила Нова. – Ну тот, к которому тебя пришили?
Она очень надеялась, что по описанию крысенка узнает негодяя, но, видимо, маленький зверек обладал недюжинной фантазией, или же у его страха были глаза велики.
– О-о-о, – загадочно и жутко провыл он. – Это страшное чучело! У него огромная голова, как голый череп! А на нем намотана пакля, много, хоть гнездо вей! Глаза горят, а из ноздрей валит дым! И зубы, зубы длинные, как у лошади, и он ими все время клацает, клацает, клацает!
– Что-то сомнительно, – заметила Нова, – чтоб человека с такой внешностью во дворце держали.
– А он и не дворцовый, – парировал крысенок. – От дворцовых пахнет розами, вкусной едой, соленой водой, а от него – горьким вином и страшной пустотой.
– Это как? – удивилась Нова.
– Ты когда-нибудь смотрела в остывшую печную трубу брошенного дома? – вместо ответа спросил крысенок. – Вот так же. Темно, ничего не видно, пахнет гарью, опасностью и смертью. Ведь там, в глубокой темноте, может притаиться что угодно…
Глава 20
Опасаясь нечестивца, которым мог оказаться кто угодно, Нова поспешила вернуться в гарем. На душе ее было неспокойно. Значит, нечестивец все же был, а это означало, что и нападение было самым настоящим, нешуточным…
«Ему угрожает опасность! – с тревогой подумала Нова. – Наверняка это покушение на Короналя, ну не на меня же, на рабыню и наложницу, каких у него в гареме тысяча, а то и две… Как бы отыскать этого негодяя и осторожно его обезвредить? А что, если он трется прямо рядом с Эллианом? Что, если он в его окружении? Ни о какой охране Короналя и речи не идет, Эллиан очень тщеславен и считает себя самым сильным, но это так неосторожно! Ах, вот если б как-то защитить его…»
– А ты сможешь учуять нечестивца, – спросила Нова у крысенка, – издалека? Ну, скажем, сидя у меня в рукаве?
Крысенок насмешливо фыркнул и завозился, устаиваясь удобнее.
– Конечно, смогу, – уверенно ответил он. – От него разит пожарищем на все королевство!
– Странно… такой запах должны были бы учуять… да и сам нечестивец – что это за глупость такая? Можно же надушиться духами…
– А он выливает их на себя бутылками, – ответил словоохотливый крысеныш. – Розовую воду льет в свое сорочье гнездо на голове! Да только запах гари этим не зальешь. Но только вы, люди, этого не чуете. Поотрастили огромные носы с большими дырками, а толку нет… Зачем нос, если он не чует ничего?
– Я тоже пахну гарью? – ужаснулась Нова.
– Ты нет. Ты пахнешь расплавленным металлом, – ответил крысенок, повертев мокрым носом у самой кожи Новы. – Как у кузнеца в горниле. Чистый и горячий запах.
– А как пахнет Корональ?
– Морем, конечно. Водой, солью, тонко и остро. Весь замок пропах им, как будто в комнатах разводят рыб.
– Он один смог наполнить весь замок своим запахом? – это показалось Нове забавным.
– А он не один такой, – возразил крысенок. – Их двое, кто пахнет морем.
– Двое? – удивилась Нова. – Но как же… Корональ – последний маг Воды. Именно поэтому он стал Короналем! Больше некому было.
– Сами с этим разбирайтесь, – сварливо ответил крысенок. – А только я ничего не знаю! Двое их. Я это точно чую. Корональ пахнет южным теплым морем, нагретой на солнце водой и красивыми разноцветными рыбками. А второй пахнет морем северным, холодным, полным ледяного крошева, и жирными моржами. Вот здесь он недавно шлялся, а вон там, на скамейке, сидел. Фу, смердит как! Будто прожорливый тюлень целое ведро селедки тут сожрал!
– Быть этого не может! – Нове вдруг сделалось страшно-страшно. Еще один маг Воды, разгуливающий по замку, притом таящий свою стихию ото всех, так искусно, что никто и не подозревает о его принадлежности к Водному дому? А не он ли хочет зла Короналю?! Ведь если Корональ погибнет, тот, второй, останется последним Водным магом, и тогда… Милый мышонок, – прошептала Нова в страхе, – мы должны найти нечестивца!
– Я крыса! – прорычал крысенок возмущенно, но Нова его не слышала.
– Мы должны его найти раньше, чем он причинит зло Короналю! Я должна спасти его!
Крысенок разразился зловещим крысиным хохотом.
– Кого ты там спасать собралась? – верещал он, высунув голову с веселыми глазками из рукава Новы и глядя на девушку, как ей показалось, с изумлением. – Кто?! Ты?! Короналя?! От нечестивца?! Да уж, спасительница нашлась! Корональ чуть не уничтожил этого нечестивца одним щелчком, уж я не знаю, что ему помешало разделаться с ним окончательно.
«Я, висящая у него на плече, – подумала Нова. – Я ему помешала. Не то он догнал бы его и убил».
– Знахарь, что нас сшивал, видел откровения и видения. Он давно ждал этого, потерявшего Слово. Во сне метался и бормотал, просил, чтоб тот не приходил, когда Корональ его искалечит. Корональ вырвал ему всё-ё-о-о Слово, – голосом профессионального рассказчика страшилок зловеще пищал крысенок. – Он терзал нечестивца клыками и рвал его спину ножами, он почти добрался до его души! И Слово уничтожил всё-ё-ё-о-о-о, – еще более зловеще провыл он, – до последнего волоска, до самого мелкого усика. Мне пришлось головой до своей задницы достать и усами пощекотать пятки, чтобы моя тень налезла на его шрамы, которые остались от Слова! А ты говоришь…
Внезапно крысенок осекся, тревожно повел носом и перепуганно пискнул.
– Нечестивец! – заверещал он, ныряя в рукав Новы и карабкаясь ей по руке выше и выше, до самой подмышки, так, что девушка сама еле удержалась от вопля, когда маленькое горячее тельце протиснулось в ее платье и нырнуло между грудей. – Спаси меня, спаси!
Нова в панике запахнула потуже красное верхнее платье, опустила лицо, чтоб догоняющий ее человек не заметил ее смятения и ужаса. Сердце ее трепыхалось так сильно, что девушка почти не могла дышать. Она ускорила шаг, стараясь оторваться от преследователя, но это ей не удалось. Нечестивец был быстрее; он явно догонял именно ее, и его рука, ухватившая девушку за локоть, заставила Нову вскрикнуть.
– Постой, красивая госпожа, – раздался сладенький, чуть шепелявый голос. – Я хочу поговорить с тобой! Не спеши убегать!
Нова, сама не своя от страха, обернулась.
Она не знала, кого ожидала увидеть, но уж точно не прислужника высшего ранга. Из числа аристократии, невысокий – даже низкий, – с тонкими кривыми ножками, с круглым пузком, натягивающим одежду. У него было плоское невыразительное лицо, длинные, как дохлые ужи, уныло висящие усы, плешивая, ярко блестящая голова и странные светлые, словно мертвые, глаза. Едва Нова посмотрела на него, как нечестивец быстро прикрыл свое лицо традиционной маской, какую обычно носила вся прислуга, угождающая Короналю. На тонком, ярко раскрашенном картоне была нарисована радостная улыбка, но Нове эта маска вкупе с мертвыми светлыми глазами показалась очень страшной. Желание спрятать лицо после того, как Нова уже увидела его, показалось девушке странным, но она смолчала, сделав вид, что приняла такую поспешность за дань дворцовому этикету. Для Короналя все слуги должны быть на одно лицо, и нечестивец вполне мог сказать, что так уважает Нову, что ставит ее вровень с Короналем.
«Как будто он не хочет мне причинить вреда, – размышляла Нова. – Значит, нужно бы его не вспугнуть и разузнать, что он задумал».
– Что вам нужно, Одноликий, – чуточку высокомерно произнесла Нова, и мужчина, отчасти злобно потянув ее за руку, осуждающе покачал головой.
– А вот быть такой высокомерной не надо, не надо, – зашипел он странным змеиным голосом. Нова готова была поклясться, что этот голос где-то слышала раньше, но никак не могла вспомнить, где. – Это не к лицу такой высокородной и хорошо воспитанной девушке, как вы, красивая госпожа! Я всего лишь хотел поговорить и выразить свое восхищение вами…
– Восхищение? – машинально удивилась Нова, позволяя увлечь себя дальше, прочь из розария. – Чем же я восхитила вас?
– Своей стойкостью и благочестием, конечно, – гадким голоском ответил нечестивец. – Я слышал, Корональ проявляет к вам поистине небывалый интерес, а вы стойко его отвергаете, храня невинность свою для того, кого назовете мужем…
Голос у нечестивца был препоганый. Нове показалось, что ее этим голосом пытают, растянули, закинули голову и льют в рот сладкую патоку, густую, липкую, приторную аж до невыносимой горечи. И сквозь нее не вздохнуть, не крикнуть, не вытолкнуть ее языком изо рта.
– Так это? – меж тем поинтересовался нечестивец льстиво, и Нова вспыхнула гневным румянцем.
– Не ваше это дело! – выпалила она, и нечестивец качнул удовлетворенно головой.
– Так, – страшно и хищно произнес он. – Можете не отвечать. Какая прелестная стыдливость…
– Вы смеете, – дрожа от гнева, произнесла Нова, – спрашивать о таких вещах у наложницы Его Величества?!
– Вы не наложница, если еще ни разу ему не принадлежали, – коварно ответил нечестивец. – Вы пока что свободная женщина, коли власти его над собой не признали. И я вас уважаю за это. Очень уважаю. Но скажите мне откровенно – разве хочется вам стать его игрушкой? Одной из сотен? Корональ игрив и непостоянен, как море…
«Как теплое море с яркими рыбками», – почему-то подумала с тоской Нова.
– Он не способен любить, – меж тем разглагольствовал нечестивец. – А я… я живой человек, – внезапно с сильным чувством произнес мужчина, так сильно, так откровенно и прекрасно, что Нова с изумлением глянула на него. Нечестивец словно осознал это только что, сию минуту, и забылся от радости, захлебнулся счастьем от осознания собственного существования. – Я хочу любить… я хочу жить полноценной жизнью… я готов многое дать вам, прекрасная госпожа, – он снова тронул руку Новы, но теперь прикосновение его было осторожными трепетным. – Словом, я предлагаю вам выйти замуж за меня и избежать позора и унижения.
– Нет! – выкрикнула Нова, отшатнувшись от нечестивца, но тот снова поймал девушку за локоть, насильно привлек к себе, прижил ее к своему круглому пузку.
– Не нужно поспешных решений, – произнес он зло, насильно удерживая Нову рядом. – Не нужно говорить «нет» сейчас. Я даю вам время поразмыслить над своим решением… пару дней. А потом вы скажете мне ваш окончательный ответ.
– Я скажу вам его уже сейчас! – выкрикнула Нова, с омерзением отталкивая нечестивца от себя. – Нет, нет и нет!
– Отчего же нет, – шипел нечестивец совершенно по-змеиному, поблескивая ледяными неживыми глазами. – Я вам неприятен? Противен? Вы хотели бы в мужья кого-то другого, помоложе, покрасивее? Ну же, не надо ломаться…
– Отстаньте от меня! – верещала Нова, отбиваясь от нечестивца. Его прикосновения теперь стали ей совершенно знакомы, словно снова тысяча пауков пробежала по ее коже. Она ударила его по лицу, едва не сбив маску, и нечестивец ухватился за нее, словно боялся, что Нова увидит его черты вновь. Его минутное замешательство позволило Нове вывернуться из его рук и бежать прочь из розария, бежать со всех ног.
Только почувствовав себя в безопасности, Нова перевела дух и оглянулась назад. Разумеется, нечестивец не посмел ее преследовать. Поразмыслив, Нова поняла, что, в сущности, ему не было никакого резона гнаться за ней. То, что он нечестивец, доказать вряд ли было можно. Новое Слово у него было, унюхать как крыса его гарь люди не могли, да и не сделал он ничего такого, что навело бы на него подозрения. Сделал предложение королевской наложнице? Что ж, его можно понять. Красивая родовитая девушка, он бы просто сказал, что соблазнился ее молодостью и невинностью…
– Зачотные сиськи, детка, – раздался разнузданный писк из ее декольте, и Нова схватилась за грудь. Голова крысенка торчала прямо в ложбинке меж ее грудей, розовые лапки упирались в округлые полушария, и крыса выглядела очень довольной. – Тепло, мягко… Я поживу тут немного, лады? Слышал, что ты никому не даешь, значит, меня тут найти не должны…
– Ты уверен, что это был нечестивец? – воскликнула Нова, игнорируя развязные речи бессовестного крысенка. – Голос его мне знаком, но где видела, не припомню… Да и не похож он на того, с кем тебя сшивали. Ты сказал – он был длинноволос, а этот почти лысый…
Крысенок насмешливо фыркнул.
– Он же маг, крошка, – снисходительно произнес зверек. – Нацепил чужое лицо. Ты разве не заметила, что он сутулится, чтоб казаться ниже, ходит, расставляя колени, чтобы ноги колесом были, и под одеждой у него подушка, чтоб казалось, что он толстый?
– Как ты все это замечаешь? – удивилась Нова.
– Элементарно, детка, – крысенок снисходительно похлопал Нову по груди, и девушка покраснела. – Какая хорошая… вещь!
– Ты что-то странно ведешь себя, – произнесла она. – Словно сам нацепил чужую личину. Может, нечестивец – это ты, а мне ты голову морочишь? Ты же крыса; какое тебе дело до красоты моей груди?
– Я самец, – грубым голосом пропищал крысенок. – Дикий, неприрученный и опасный!
– Только попробуй меня укусить, опасный самец, – язвительно ответила Нова, – и я отнесу тебя Короналю.
– Не надо, – взвигнул крысенок и снова нырнул вниз, поглубже в платье Новы.
Однако, девушке было не до него.
– Значит, замуж, – задумчиво произнесла она. – Позвал замуж… зачем бы это?
– Затем, – глухо пропищал крысенок из ее платья, – что ты ему нужна, а не Корональ. Себя спасай, дурында! Это ж элементарно…
– Цыц, самец! – прикрикнула на него Нова. – Без тебя знаю, что делать!
Но она лукавила. Она понятия не имела, как ей в этой ситуации поступить…
**
Сайрус едва успел убежать, скрыться за розовыми кустами, когда последние капли магии испарились, и его настоящее лицо проступило сквозь чужие черты. Исчезли угольно-черные длинные усы, лицо стало острым, длинноносым, на голове мгновенно отросли длинные золотистые волосы.
Сайрус тяжко дышал, словно от изнурительной болезни или после быстрого бега, хотя никто за ним не гнался. Магия, которую он пил, медленно возвращала его к жизни; кроме честолюбивых планов он вдруг ощутил потребность нравиться, быть привлекательным – давно позабытую, оставленную в далекой беззаботной юности. Ему вдруг до головокружения захотелось, чтоб эта девушка смотрела на него с восхищением, и он перебирал в разуме тысячи вариантов, как объяснить ей чужое старое лицо, вислые усы – и свои, настоящие, золотые локоны, свою стать и утонченную красоту. Он тысячу раз пожалел, что не подошел к ней сам, пожалел, что превратился в одного из послушных болванчиков Короналя, и теперь терзался оттого, что девушка в ужасе от него сбежала.
